Текст книги "Джон Стейнбек. Путешествуя по Америке. Маленькие рассказы о большом успехе"

60. Развод

В конце 1941 года в личной жизни четы Стейнбеков разразилась катастрофа. Неожиданно для всех верная спутница Джона, сопровождавшая его во всех странствиях по миру и ни разу не отказавшая ему в поддержке, как бы тяжко им не приходилось, объявила мужу о том, что она… уходит…

Что случилось? И как такое могло, вообще, произойти? Чёткого ответа нет – Стейнбек в свою личную жизни не пускал никого. Однако, одна причина лежала на поверхности. Ещё с первых неудач, совсем молодым человеком Джон пристрастился к выпивке. Он не был запойным, как Фицджеральд, не страдал от неотвязной привязанности к бутылке. Но выпив, становился агрессивным. Он не мог с собой совладать и однажды, это вполне могло случиться, обидел Кэрол.

Второй причиной могли стать неприятности, преследующие Джона после выхода каждой новой книги. Талантливый писатель, он вполне мог бы переключиться на лирическую прозу или детективы. Мог, вообще, ничего больше не писать – его книги приносили весьма ощутимый доход… Кэрол просто устала. Устала от угроз физической расправы, от подозрительных взглядов соседей, от постоянного унизительного любопытства полиции.

Она выдержала испытание безвестностью и бедностью. Но испытания известностью не осилила.

И Джон Стейнбек остался один. Разрыв с Кэрол он переживал, как трагедию. В начале 1942 года на нём не было лица. Он замкнулся и ушёл в себя.

61. Враждебный элемент

И вдруг он почувствовал, что смертельно устал. От всего – от каторжной работы, от подозрений в коммунистических убеждениях, от травли в прессе, от Салинаса.

Маленький фермерский городок разросся, но всё равно здесь Стейнбека знала каждая собака. Когда он гулял, отдыхая от работы над очередной книгой, половина жителей Салинаса с ним здоровалась, половина презрительно отворачивалась. А он ни к кому не лез в душу. Жил, как частный человек, как труженик. Хотя давно уже мог махнуть на эту глушь рукой и переехать в Сан-Франциско. Или в Нью-Йорк.

В Нью-Йорк он в конце концов и переехал. Распродал всё, что осталось после крушения семьи в его собственности. Сел на поезд. И отправился на восток.

Он снял в Нью-Йорке удобную квартиру неподалеку от дома, где жил Ковичи – с тем, чтобы встречаться с другом, когда захочется. Купил старинный дубовый стол размером с бильярдный. Оборудовал роскошный кабинет. И сел за работу.

Но работа не пошла. У Стейнбека впервые за многие годы не было в голове ни одной идеи. Наконец, он понял – надо ехать на фронт.

Стейнбек зашёл в редакцию «Нью-Йорк геральд-трибьюн». Разговорился с редактором. И, сообщив, что намерен устроиться в какую-нибудь газету военным корреспондентом, тут же получил предложение стать спецкором этого почтенного издания.

Дело оставалось за малым – получить аккредитацию в вооружённых силах. И всё застопорилось. Как выяснилось позже, Стейнбека посчитали «враждебным элементом».

62. Гвиндолин Конгер

Много позже, после войны, Стейнбек увидел дела, заведённые на него ФБР и ЦРУ. Две стандартные папки, а в них – 71 лист с донесениями информаторов.

Он чувствовал слежку. Беспокоился, как беспокоился бы любой человек, не чувствовавший за собой никакой вины и заметивший, что за ним следят. Чтобы эта тревога не превратилась в паранойю, Стейнбек совершил самый простой и в то же время необычный в его ситуации поступок – он написал письмо министру юстиции США. «Как вы полагаете, мистер Бидл, можно попросить ребят Гувера не наступать мне на пятки? Они считают меня враждебным элементом. Порой это становится утомительным».

Весь 1942 год он просидел в Нью-Йорке. Но всё было не столь беспросветно – за него сражалась газета, засыпая официальные инстанции запросами.

Однажды, в Нью-Йорк приехала музыкальная группа из Лос-Анджелеса. А в её составе певица Гвиндолин Конгер – ослепительная красавица с равнодушным взглядом и манерами королевы. Стейнбек попросил представить его заезжей диве. И… был ею очарован. Не умея долго ухаживать за женщинами, он задал главный вопрос – станете ли вы моей женой – на пятый день знакомства. И неожиданно получил согласие.

Они стали мужем и женой весной 1943 года. Этот брак тоже не принёс Стейнбеку счастья. С Гвиндолин он прожил всего четыре года. Но голливудская певица сделала ему роскошный подарок – родила двух сыновей.

63. Военный корреспондент

В июне 1943 года из гавани Нью-Йорка в сторону Англии в море вышел караван транспортных судов, сопровождаемых конвоем эсминцев. Это было пополнение, американские солдаты, военные самолеты и танки, направляющиеся на военную базу у побережья Ла-Манша. На борту одно из кораблей был и военный корреспондент «Нью-Йорк геральд-трибьюн» писатель Джон Стейнбек.

Пробыв несколько недель в Англии, Стейнбек по приказу командования отправился в Алжир, на территории которого собиралась мощная группировка англичан и американцев для высадки в Италии.

Он успел объездить все военные базы – в Марокко, Алжире, Тунисе. Писал короткие, острые, как нож, репортажи и отправлял их по военным каналам связи в Нью-Йорк.

Бесконечные интервью, выступления перед американскими солдатами – всё же он был известным, маститым писателем. В эти дни Стейнбек испытал душевное потрясение. Во время этих встреч, которых сам Стейнбек очень стеснялся, он узнал, что безусые мальчики, надевшие военную форму и отправившиеся погибать в Европу, читают и любят его книги. Он встретился именно с теми, о ком больше всего писал – с детьми бедняков, сезонных рабочих, переселенцев. Сейчас они защищали страну, которая относилась к ним, как к пасынкам. Стейнбек был искренне поражён и растроган…

В начале сентября 1943 года поступил секретный приказ – готовиться к десанту в Италию.

64. Битва в Салерно

14 сентября 1943 года в южной Италии, в провинции Салерно, шли ожесточённые бои между немцами, защищавшими этот участок побережья, и англо-американским десантом, прибывшим на землю Италии с острова Сардиния. В числе десантников – военный журналист в форме майора американских войск, Джон Стейнбек. В его руках «Лейка», которой он фотографирует направо и налево.

В тот солнечный тёплый день американские войска отражали контрнаступление итало-немецких войск. Бои были настолько ожесточёнными, что вся земля была охвачена огнём, а трупы лежали один над другим. Стейнбек угодил в самое пекло. Вместе с морскими пехотинцами Джон перебегал от одной воронки к другой. Одна пуля сбила с его головы каску, вторая разорвала рукав гимнастёрки. То, что он уцелел и даже не был ранен, Стейнбек воспринимал, как настоящее чудо.

За один день он накопил такой военный опыт, которого хватило бы, по признанию самого писателя, на всю оставшуюся жизнь.

Пятнадцать лет спустя, готовя военные записки к изданию отдельной книгой, Стейнбек с удивлением заметил, что в них много такого, чего он и не подозревал. В них полно ненависти к войне как таковой. А он полагал, что восхваляет войну…

Эта жизнь среди простых солдат, запах пороха, человеческой крови перевернули душу Стейнбека. Он собственными глазами увидел высшую степень человеческих страданий.

65. Две войны

Вернувшись в Америку в декабре 1943 года, Стейнбек взялся за работу. В июле 1944 года в журнале «Тайм» он написал: «В действительности есть две войны, и одна из них никак не похожа на другую. Есть война карт и организации тыла, кампаний и баллистических расчетов, армий, дивизий и полков – это война генерала Маршалла. И есть война истосковавшихся по дому, усталых, смертных, агрессивных простых людей, которые стирают свои носки в своих касках, жалуются на еду, свистят вслед арабским девушкам, впрочем, вслед любым девушкам, и продираются через такое грязное дело, какое только видывал этот мир, и делают это с юмором, достоинством и мужеством – это война Эрни Пайла».

Репортажами Эрнста Пайла с дальневосточного театра военных действий зачитывалась вся Америка. Когда Пайл погиб во время атаки японцев на остров, на котором располагалась база американского флота, Стейнбек отправил в телеграфное агентство Скриппс-Говард, от имени которого работал Пайл, некролог. Но агентство отказалось публиковать статью. И Стейнбек отреагировал статьёй в «Нью-Йорк геральд-трибьюн». Он написал: «Прошло всего десять дней после его гибели, и он уже никак не интересует агентство Скриппс-Говард, которое делало хороший бизнес на его репортажах…». Возразить писателю работодатели погибшего репортёра не посмели.

66. Осень в Монтерее

Джон был до мозга костей провинциалом и ничуть этого не стеснялся. Вернувшись с фронта, он снова остался один. Гвиндолин приехала на неделю и снова умчалась на свои гастроли по американским городам. А Джон бродил среди небоскрёбов Нью-Йорка и тосковал по родным местам.

Работа над новой книгой шла споро, но всё же Стейнбеку очень не хватало тишины и умиротворённости маленького городка. Осенью 1944 года он покинул «Большое Яблоко» и двинулся на запад – в родные места.

В Салинас он возвращаться не хотел и остановился в любимом Монтерее – снова у Эда Риккетса. Он бы с удовольствием снял небольшой домик – средства это вполне позволяли. Но вдруг оказалось, что никто в маленьком Монтерее не хочет сдать Стейнбеку не то что дом, даже комнату под рабочий кабинет. О какой поездке в Салинас могла идти речь, когда там его попросту ненавидели?

Но Эд старый и верный товарищ, один из тех, что любит Джона Стейнбека всем сердцем. В доме Эда Стейнбеку давно выделена специальная гостевая комнатка, прямо над научной лабораторией, в которой работал Риккетс. В этой комнатке, превращённой в кабинет, у раскрытой двери балкона Джон за несколько месяцев закончил работу над книгой «Консервный ряд».

Ковичи, соскучившийся по книгам друга, принял рукопись с большим воодушевлением и заказал типографии 78 тысяч экземпляров начального тиража. Книга разошлась в несколько дней.

67. «Консервный ряд»

Критики обвиняли Стейнбека, что «Консервный ряд» – не что иное, как слегка изменённая повесть «Квартал Тортилья-Флэт». Но это было не так. Иная по форме, новая повесть была иной и по содержанию. Не называя вещи своими именами прямо, Стейнбек поставил под вопрос сами устои американского образа жизни. Один из самых благополучных героев повести Док говорит: «Качества, которыми мы так восторгаемся в людях – доброта и великодушие, прямота, честность, понимание и отзывчивость – в условиях нашей системы неизменно являются причинами неудач. А те черты, к которым мы относимся с отвращением – грубость, жадность, стяжательство, скупость, эгоизм и самовлюбленность – они всегда приводят к успеху. И люди, восхищаясь положительными качествами, все же предпочитают блага, достигнутые благодаря именно отрицательным чертам».

Любопытно, что Док – это друг Стейнбека Эд Риккетс. А слова, которые произносит Док, прямая цитата самого Риккетса. Этой повестью Стейнбек увековечил имя друга.

После успеха книги в Монтерей хлынул поток туристов. Всем хотелось увидеть улицу Консервный ряд своими глазами. Увидеть завод, который производил тысячи тонн консервов и рыбьего жира, людей, что трудились в его цехах. Богатые горожане сдержанно помалкивали. Они не знали, как относиться к книге – радоваться или возмущаться. Они ждали оценки со стороны.

В 1953 году власти Монтерея устроили пышные празднества в честь Стейнбека. И переименовали Приморское авеню в Консервную улицу.

68. Победа

В начале мая 1945 года Стейнбек жил в родном Салинасе. Дом сильно обветшал и требовал ремонта. Но это не сильно занимало писателя – вместе со всеми американцами он ждал известий о победе…

Два года – 1945 и 1946 стали для Стейнбека поистине счастливыми. Закончила свои хлопотливые гастрольные туры Гвиндолин. Она приехала в Салинас в конце 1944 года по вполне очевидному и радостному поводу – женщина ждала ребёнка. В декабре 1944 года она родила старшего сына Стейнбеков, который получил имя Томас Майлз или просто Том, как мальчика называли в семье.

Пройдёт ещё два года, и в конце 1946 года на свет появился младший сын, получивший наследное имя Джон Стейнбек Четвёртый.

Семейная жизнь явно налаживалась. Гвиндолин, привыкшая к блеску Голливуда и мишуре больших городов, в Салиносе немного скучала. Тоскливо было и Стейнбеку. От детской поры, когда Стейнбек был счастлив и беззаботен, мало что осталось. А напряжённое враждебное молчание соседей общительного и жизнерадостного Джона попросту выводило из себя.

Но они не унывали. И радостную весть о победе над фашистской Германией отпраздновали вместе со всем американским народом, устроив во дворе дома фейерверк и пригласив всех на барбекю всех – и друзей, и недругов…

У него была жена. Была любимая работа. И были большие планы. Стоило ли печалиться? Жизнь продолжалась.

69. Лето в Мексике

Летом 1946 года Джон Стейнбек зашёл на кухню, взял хлопочущую у плиты супругу за руку и сказал:

– Гвин, а не съездить ли нам в Мексику?

– В Мексику? Зачем? Ты задумал новую книгу?

Джон кивнул.

– Почему бы и нет? – сказала Гвиндолин. – В Мексику, так в Мексику. Я там никогда не была.

Они собрали вещи, погрузили их в видавший виды «Шевроле», закрыли дом и отправились в путешествие по Мексике.

Страстный путешественник и отъявленный домосед, большой любитель моря и скромных фруктовых плантаций – каким же разносторонним он был человеком. В те годы Стейнбек мог позволить себе самый роскошный отель и самый роскошный ресторан. Но останавливался в недорогих гостиницах для средних американцев и посещал дешёвые ресторанчики для рабочего люда. Он никогда не чувствовал себя богачом, даже когда зарабатывал десятки и сотни тысяч долларов. По сути, он всегда оставался сезонным рабочим…

В Мексике он взялся за работу над повестью «Жемчужина» и параллельно над сценарием для фильма по мотивам этой повести. Выдающейся эту нравоучительную историю молодого индейца, который нашёл редкую жемчужину, назвать невозможно. В творчестве Стейнбека она стала проходной вещью, которые время от времени писатель себе позволял.

Какого-либо серьёзного резонанса эта повесть не вызвала. Но зато Стейнбеки приняли решение не возвращаться в заштатный Салинас, продать дом и поселиться в Нью-Йорке. На этот раз – без каких бы то ни было компромиссов.

70. «Заблудившийся автобус»

В Салинас они даже не заехали. Оставили машину в Мексике, погрузились на самолёт и вылетели прямо в Нью-Йорк. Здесь Стейнбек скупиться не стал. Несмотря на жуткую дороговизну, он купил особняк на Манхеттене, в самом центре Нью-Йорка. С одной стороны, он жил в том самом шумном и беспокойном Нью-Йорке, от которого несколько лет назад очень устал. С другой – в собственном доме, где Джону никто не мешал работать…

В эти месяцы Стейнбек работал над большим романом, который он назвал «Заблудившийся автобус». Работа получилась непростая. В романе снова было очень мало действия и очень много описаний и диалогов. По сути, это был роман-аллегория. В романе всего два центральных и ничем не примечательных события. Из-за поломки пассажирский автобус вынужден задержаться в глухом местечке под названием «Мятежный угол» на сутки. На следующий день пошёл дождь и автобус снова остался на месте из-за распутицы.

Пассажиры автобуса – маленькая Америка, собравшаяся в этом провинциальном городке. Здесь и рабочие, и президент коммерческой компании, домохозяйка, торговец. По сути, исследование современного общества, облечённое в романную форму. Но впечатление эта компания оставляла отталкивающее…

Работа над книгой шла очень тяжело. Стейнбек переписывал целые главы. Но Ковичи настаивал на скорейшем выпуске книги. И в феврале 1947 года книга была выпущена в свет. Начальный тираж – 160 тысяч. И ещё 600 тысяч были проданы через книжный клуб.

71. Снова в Европе

Вымотанный работой над романом, в начале 1947 года Стейнбек, несмотря на настойчивые уговоры Ковичи закончить книгу, взял тайм-аут. Чтобы отдохнуть, отвлечься от работы и хоть как-то умерить приступы мигрени, не позволявшие ему не только писать, но и просто мыслить, Стейнбек отправился по знакомому маршруту – в Швецию и Данию.

Эта поездка, в которой Джона сопровождала супруга Гвиндолин, стала для Стейнбека откровением. На родине он постепенно привык к собственной популярности, хотя какой-либо истерики, сопровождавшей звёзд Голливуда, конечно, не было. К Стейнбеку пробивались читатели, просившие дать автограф, молодые писатели, ждавшие от мастера совета, журналисты. Но не более того. В Европе, куда бы Стейнбеки ни приезжали, их ждала огромная ревущая толпа поклонников. Позже писатель, посмеиваясь, рассказывал американским журналистам: «Нас приветствовала такая толпа, какая собралась бы в Нью-Йорке, если бы знаменитая молодая киноактриса вдруг объявила, что она появится на крупнейшей городской железнодорожной станции „Гранд-Сентрал“ нагишом».

Вернувшись из путешествия, Стейнбек намеревался подвергнуть роман «Заблудившийся автобус» глубокой переделке. Ему казалось, что он, наконец, понял, какие следует внести изменения в текст. Но Ковичи насел так энергично, что Джон сдался и передал рукопись в издательство.

72. Назад в СССР

Весной 1947 года в нью-йоркском доме Стейнбеков раздался телефонный звонок. Это был редактор «Нью-Йорк геральд-трибьюн», которого Джон со времён войны считал хорошим приятелем.

– Джон, мы посылаем в Россию Роберта Каппу. Знаешь такого фотографа? Ну и отлично… Не хочешь присоединиться?

Хочет ли Стейнбек снова поехать в СССР? Что за вопрос – разумеется!

И он снова отправился в Европу. Вместе с Каппой Стейнбек поднялся на борт пассажирского парохода и доплыл на нём до Стокгольма. И уже из Стокгольма самолётом добрался до Москвы.

Поскольку Стейнбек за годы, прошедшие после его первого путешествия в Россию, не позволил себе ни одного критического высказывания в адрес СССР, его причислили к сообществу друзей Советского Союза. Оказалось, что инициатива пригласить писателя в Россию исходила от советского руководства, а вовсе не от редактора нью-йоркской ежедневной газеты.

На этот раз Стейнбек объездил половину страны. Кроме Москвы, он побывал в Киеве, Сталинграде и в Тбилиси. Ему показывали заводы, колхозы, театры, институты, музеи. Он побывал везде, где пожелал. И привёз с собой целую книгу заметок, многие из которых были опубликованы в виде газетных репортажей, а другие вошли в сборник «Русский дневник», вышедший в свет в 1948 году. Правда, книга получилась не полной – Стейнбеку пришлось многое из неё убрать. В мире задули ледяные ветры холодной войны…

73. «Долина Салинас»

Стейнбек давно подумывал написать большой роман-сагу, посвящённый родной Калифорнии. Этот край он знал, как свои пять пальцев. Объездил и обошёл пешком весь штат вдоль и поперёк, лично знал сотни интереснейших людей.

Он направил запрос редактору газеты «Салинас-Калифорниен» с просьбой предоставить ему возможность поработать с газетным архивом. Получив положительный ответ, Стейнбек в январе 1948 года выехал на родину. Три месяца он работал в отцовском доме и в Монтерее, у старого друга Эда. Все перипетии сюжета они обсуждали за кружкой пива. Ковичи Стейнбек писал, что чувствует себя необыкновенно счастливым, а работа спорится так, как никогда до этой поры.

Стейнбек, буквально, перепахивает сотни номеров старых газет. Делает многочисленные выписки, работает с архивами, записывает рассказы старожилов. Его задумка – написать историю нескольких поколений двух семей Салинаса, изменив фамилии и имена, но не меняя самой фактуры. Огромная, напряжённая работа…

В марте 1948 года Джон вернулся в Нью-Йорк, чтобы разобрать материалы, собрать воедино конструкцию романа и, наконец, написать эту грандиозную книгу.

Увы, этим планам не суждено было сбыться. Проработав полтора месяца без выходных и пауз, Стейнбек был уверен в успехе. Но в мае 1948 года в его доме зазвонил телефон. И он услышал рыдающий и до боли знакомый женский голос:

Джон, приезжай… Умер Эд…

74. Смерть друга

Он немедленно вылетел в Сан-Франциско. Оттуда на такси домчался до Монтерея. Вошёл в дом. И едва ни упал от охватившей его слабости. В большой гостиной, где они два месяца назад болтали с Эдом, обсуждая будущий роман, на обеденном столе стоял гроб с телом друга…

Это произошло случайно. 8 мая Эд Риккетс отправился на своей машине за покупками. О чём-то задумался и на переезде угодил под локомотив железнодорожного экспресса. От машины Эда осталась лишь груда искорёженного металла. 11 мая 1948 года Эд Риккетс скончался.

Они познакомились в Стэнфорде – молодой биолог и несостоявшийся психолог. Эд сделал научную карьеру сразу в нескольких областях. Он стал выдающимся учёным-ихтиологом, философом, биологом. Основал научную лабораторию – она продолжила работу и после его внезапной смерти.

Эд был старше Стейнбека на пять лет. Но он был первым, кто поверил в талант друга, хотя поначалу для этого не было видимых оснований. В самые трудные минуты Риккетс был рядом… Но теперь его тело медленно опускалось в могилу. А рядом стояли близкие Эда, его друзья и Джон Стейнбек.

Джон чувствовал себя осиротевшим и опустошённым. Не скрывая слёз, он шептал одну и ту же фразу:

– Что ты наделал, друг? Что же ты наделал?

О продолжении работы над романом не могло быть и речи. Проект умер вместе с гибелью друга.