Текст книги "Четки памяти. Станислав Мисаковский и его тайна. XX век в историях родственников поэта"

Украинские предки и князь Трубецкой

Дед Ксении – Феофан Онисимович Демьянок – был старшим сыном в семье Онисима. Окончил школу «кантонистов», что-то вроде нашего суворовского училища. Право преимущественного помещения в учебные заведения военных кантонистов принадлежало дворянам, чиновникам и духовенству, однако подавляющее число учащихся были детьми солдат.

По закону после окончания учебы Феофан Онисимович должен был отправиться на военную службу, но она его не привлекала, так что Феофан вышел в отставку и стал работать чиновником в судебной системе Херсона. Женился на дочери управляющего Заградовкой и переехал с женой в поселок Большая Александровка, где стал служить волостным писарем. Там в 1876 году и родился отец Ксении и мой прадед Феофан Феофанович Демьянок.

В 1880 году семья Феофана Онисимовича переехала в село Костромка. Через год на село обрушилось страшное наводнение, уничтожившее хозяйство. Пришлось возвращаться в родовое поместье в село Шестерня. Хозяйство было большое, но интересы семьи не ограничивались домом, при поддержке отца в центре села была построена большая школа.

В 1890 году семья Феофана Онисимовича перебралась в новое село – Нововознесенское, где благодаря их усилиям появился хор, музыкальный и театральный коллективы. В Нововознесенском Феофан Феофанович и похоронил своих родителей.

Во время революции 1917 года кто-то разбил каменный крест на их могиле, быть может, тот, кто благодаря им получил в деревне образование. Впрочем, с людской неблагодарностью Феофан Феофанович столкнулся еще раньше, во время революционных событий 1905 года. Сначала все приходили к нему, поддерживавшему аграрную реформу, за разъяснениями, высказывали поддержку. Но когда наступила реакция, ополчились против самого грамотного человека села. «Распни его!» – кричала толпа Пилату, когда он посадил Христа. «Повесить его (Феофана Феофановича), а вместе с ним его друзей, учителей местной школы! – кричали односельчане. До трагической расправы дело не дошло, но боль осталась», – писал Феофан Феофанович в своем дневнике.

Кроме старшего сына Феофана, в семье Феофана Онисимовича были еще сыновья Александр, Тихон и Георгий и две дочери – Евдокия и Елена. Когда семья осиротела, бремя воспитания детей легло на старшего сына. Феофан Феофанович был вынужден следить за работами в поле, заниматься хозяйством. Пришлось прервать учебу. Впрочем, тяга к знаниям осталась – юноша занимался самообразованием, находя время для чтения, решения математических задач, изучения истории, искусства и литературы. Не пренебрегал такими науками, как медицина, ветеринария, фармакология. Развивал свои музыкальные способности, играя на скрипке.

Упрямство и стойкость помогли в преодолении трудностей, укрепивших характер будущего мужчины. Феофан Феофанович стал человеком жестким, грубым, требовательным к себе и другим, при этом честным и справедливым.

Подняв братьев и сестер, Феофан решил вернуться к обучению. Хотел стать священником, подал заявление в духовную семинарию, хорошо сдал экзамены, но все равно не приняли. Это было несправедливо, но он не отрекся от веры. Читал Библию, в большие праздники бывал в церкви. При этом считал, что наука для человека может сделать больше, чем слепая вера, проповедуемая духовенством.

Феофан Феофанович женился поздно – в 32 года. Его жена и моя прабабушка Анастасия Васильевна Новак, молдаванка по происхождению, принадлежала к богатой семье. Она появилась на свет в 1884 году в городе Аккерман (ныне Белгород-Днестровский). Ее родители имели тринадцать детей, пятеро из которых умерли при родах или в детском возрасте. Среди оставшихся было четверо сыновей: Сергей, Игнат, Виктор и Иван – и четыре дочери: Евфросия, Фаня, Катя и сама Анастасия.

Отец семейства Василий Константинович Новак был управляющим у князя Трубецкого. Много работал, купил землю и вместе со своим тестем Островским поселился на хуторе «Глубокий колодец», который стал его собственностью. Семье принадлежали лучшие земли в окрестностях деревень Качаровка и Дудчина Херсонской губернии.

Дела шли хорошо, к 1917 году Василий Константинович имел уже около восьмисот десятин земли, несколько сотен коров, лошадей, овец, не считая мелкий домашний скот и птицу. Он принадлежал к людям жизнерадостным, никогда не отказывался помогать нуждающимся. Несмотря на использование наемной силы, сам работал от рассвета до ночи. Жил скромно, любимым блюдом, постоянно бывшим на столе, были мамалыга и топленое сало со шкварками.

В казацком имении князя П. Н. Трубецкого был большой конный завод и многочисленные виноградники, урожай с которых служил сырьем для великолепных вин, изготавливаемых по рецептам князя. Виноградники были заложены в 1896 году по совету князя Льва Сергеевича Голицына, а уже через несколько лет вина получили ряд отечественных и международных призов. Шато князя Трубецкого – единственное из сохранившихся исторических винодельческих поместий Украины, место проведения популярных дегустационных туров. По воспоминаниям моей матери, виноградники были и на хуторе управляющего поместьем князя, ее прадеда Василия Константиновича.

Глава семейства Василий Константинович умер в возрасте шестидесяти лет в результате ошибочно проведенной операции. Его жена Александра Николаевна Новак (урожденная Островская), родившаяся в Кишиневе, была женщиной рослой, здоровой и мудрой. После смерти мужа сама справлялась с огромным хозяйством. Несмотря на высокую загруженность, находила время для шумных приемов. Любила гостей, была общительной, веселой, внешне беззаботной.

Сын Иван стал врачом, работал в Крыму в Ялте. Виктор окончил Военно-медицинскую школу, получив специальность фельдшера. В армию не пошел, остался штатским. Другие сыновья после школы жили при родителях, работая на хозяйстве.

После революции землю национализировали, имущество вместе со зданиями и скот конфисковали. Александре Николаевне чудом удалось избежать репрессий: она уехала с Украины на Кавказ в город Кропоткин, где остановилась у дочери Екатерины, работавшей там учительницей.

… На Украине активно обсуждается закон о реституции, возврате потомкам прежних владельцев незаконно национализированной земли и собственности. Во всяком случае, его принятие нужно для интеграции с ЕС. Интересно, распространится ли он когда-нибудь на времена революции и граждан России.

Первая мировая и гражданская войны

Моей бабушке Ксении Феофановне Демьянок было четыре года, когда началась Первая мировая война, похоронившая четыре империи и полностью перевернувшая мировую историю. Война породила катаклизмы, докатившиеся до маленького села Нововознесенское в Херсонской губернии, где жила семья ее отца Феофана Феофановича Демьянока и его жены Анастасии.

24 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Российской империи и, переправившись через Вислу, вторглась на российскую территорию. В сражении под Гнилой Липой русские войска разгромили австрийцев, а 21 августа взяли Львов. Победа вызвала ликование в России.

Удачно развивались действия и на германском фронте. Успехи русских в Восточной Пруссии заставили германское командование перебросить на Восточный фронт подкрепления с Западного. Немцам удалось разгромить армию Самсонова и отбросить русские войска на исходные позиции. Но, как считают многие историки, как раз этих частей не хватило немцам, чтобы в ходе успешного наступления взять Париж и быстро закончить войну. Французы ударили в ослабленный фланг немецких войск, нанесли им первое серьезное поражение («Чудо на Марне»), стабилизировали фронт и перевели войну в затяжную стадию.

После стабилизации Западного фронта Германия решила бросить основные силы на восток с целью принудить Россию к сепаратному миру. Наступление немецких и австрийских армий в 1915 году привело к возвращению Галиции под контроль Центральных держав. За 5 месяцев Великого отступления потери убитыми, пленными и ранеными русской армии составили более миллиона человек.

В результате крупнейшего по потерям сражения войны и успешного наступления с мая по ноябрь 1916 года, получившего название «Брусиловский прорыв», русские войска опять заняли Волынь, Буковину и часть Галиции. Потери австрийцев и немцев только пленными составили более полумиллиона человек.

Среди пленных австрийцев мог быть солдат, впоследствии спасший жизнь младшему брату Ксении Володе. Маленький мальчик лизнул мелкую медную монету, и она неожиданно застряла у него в горле. Ребенок начал задыхаться. Отца не было дома, у матери ничего не получалось. В деревне в это время находились австрийские солдаты. Один из них спас умирающего ребенка. Откуда он взялся и как вытащил из горла монету, неизвестно. Но будущий поэт Станислав Мисаковский в первый, но далеко не последний раз оказался на грани смерти.

Возможно, спаситель был не из пленных, а из оккупационных войск.

В начале 1917 года в России произошла Февральская революция, положившая начало процессам дезинтеграции и распада. В октябре 1917 к власти пришли большевики, вместе с Центральной Радой подписавшие в 1918 году с Германией сепаратный мирный договор. Но немцы трактовали его по-своему. Уже 13 марта 1918 года, через 10 дней после Брестского мира, была оккупирована Одесса, 8 – 10 апреля Харьков, Белгород и Херсон, 25 апреля – 1 мая Севастополь и Симферополь. Продотряды немцев и австрийцев начали вывозить с Украины зерно и скот для своих испытывающих проблемы с продовольствием армий на Западном фронте. Так что, возможно, это был солдат из австрийского продотряда.

Украина же погружалась в пучину гражданской войны. В декабре 1917 в Харькове появилось первое правительство Советской Украины, объявившее об отстранении от власти Центральной Рады. На протяжении Гражданской войны власть в Херсонской губернии постоянно менялась. На смену Центральной раде пришли большевики, потом с согласия Центральной рады местность оккупировали австро-германские войска. Им на смену пришла власть гетмана Скоропадского, потом – возглавившего Директорию Симона Петлюры. Власть брали белогвардейцы и махновцы, и, в конце концов, в 1921 году все завершилась победой большевиков.

Все воевали со всеми, причем одни и те же люди могли в одно время выступать на стороне красных, в другое – белых, в третье – становиться обычными безыдейными бандитами. А вчерашние бандиты легко превращались в представителей очередной власти. И всем нужны были от крестьян хлеб, мясо и фураж для лошадей.

В нелегкое время безвластья крестьяне создавали свои отряды самообороны, способные в отсутствие защиты от государства обеспечивать минимальную безопасность от разбойников. К организаторам отрядов самообороны села Нововознесенское относился и мой прадед Феофан Феофанович. В 1928 году это ему припомнили орудовавшие тогда в тех местах члены банды «Черный ворон», благополучно вписавшиеся в новые структуры власти.

Детство Ксении Демьянок

Моя бабушка Ксения Феофановна Демьянок родилась в селе Нововознесенское Херсонской губернии в 1910 году. У Ксении, которую в семье звали Ася, была старшая сестра Евгения, через год появилась младшая – Нина, в 1913 году – брат Анатолий, в 1914 – Борис, а в 1917 – самый младший – Владимир, известный сейчас как польский поэт Станислав Мисаковский.

Усадьба, в которой Ксения родилась, располагалась на главной улице села, идущей с севера на юг. От улицы ее отделял забор с широкими въездными воротами и калиткой. В трех-четырех метрах от забора стоял дом, состоящий из четырех комнат, кухни, сеней и кладовой. Самая большая комната называлась зал. Она по форме напоминала букву «Г», два окна выходили на улицу, два – во двор. Зал использовался для семейных праздников. В нем царила идеальная чистота, располагались лучшая мебель, проигрыватель и музыкальные инструменты.

В доме также были спальня, детская комната, сени и большая кухня, которая ежедневно использовалась и как столовая. Вдоль жилой части тянулись хозяйственные постройки: зернохранилище, конюшня, коровник, хлев для овец, свинарник и подсобные помещения, в которых хранилась сельскохозяйственная техника и была обустроена ремонтная мастерская. Почти все помещения соединялись внутренним проходом, ведущим от кухни до свинарника. Зимой, чтобы покормить скот, не нужно было выходить во двор, так как запасы соломы и сена хранились на чердаках хозяйственных построек. Двор сзади закрывал сарай для зерна. За ним сад с фруктовыми деревьями и огород. Справа от двора возле въездных ворот находился глубокий колодец.

Феофан Феофанович Демьянок

В середине двора перед сараем был ток – круглая площадь с утоптанной землей, на которой проходила молотьба – отделение зерна из колосьев. Детские воспоминания о молотьбе Станислав Мисаковский использовал в стихотворении «Конный привод»:

 
Кольцом прикованный к земле, он вращает вокруг себя мир. Сестра погоняет Гнедка, тот бредет неведомо куда.
 
 
Мама и папа, впрягшись в машину, мечтают о хлебе насущном. Я подаю из сусека снопы. Дед увязывает нашу работу в мешки.
 
 
Так вращается привод – день заднем, год за годом. У всех голова идет кругом, но конца не видно.
 

Прямо у колодца стояло длинное деревянное корыто – поилка для коров и лошадей. Слева от колодца в глубине двора был глубоко вырытый в земле погреб. Там хранились картошка, квашеная капуста, повидло и другие заготовки на зиму, в летнюю жару – молоко, сливки, масло. Там же отец закапывал бутылку вина для каждого новорожденного ребенка. Оно предназначалось для свадьбы.

Рядом с подвалом находилась летняя кухня, это был отдельный домик, в котором летом не только готовили еду, но и ели. В правом углу кухни стояла гигантская хлебная печь, в центре – большой деревянный стол и скамейки. Летом здесь завтракали, обедали и ужинали. Здесь же в домике готовили корм для свиней, телят, кур, уток, собак и кошек. Между летней кухней и сараем располагался курятник. Вся усадьба была своеобразным государством, управляемым «царем», то есть главой семьи, Феофаном Феофановичем.

Когда в поле не было работы, отец чинил сельскохозяйственный инвентарь, ремонтировал упряжь, присматривал за домашним скотом, готовил зерно для посева. Ранней весной он вытаскивал плуги, бороны, сеялки, запрягал лошадей и ехал в поле. Под окнами кухни отец грузил на телегу мешки с пшеницей, свинью или теленка, вез на базар в город. На вырученные деньги покупал нужные вещи для дома.

 
Отец поддерживал с городом тесные контакты
по пятницам запрягал Гнедка
грузил на воз пузатые мешки
поросят
и нас
с мамой
 
 
на базаре он зазывал народ
нахваливал свой товар
самый отборный
самый ядреный
 
 
мать подтыкала юбку
покупатели пялились на упругие икры
верещали поросята
мешки уезжали на мужицких плечах
по кругу шла бутыль самогона
 
 
возвращались домой
отец хлопал Гнедка по холке
шлепал маму по заду
хохотал: неплохо мы нынче подзаработали, а?
цыкал на меня:
чего вылупился
а ну пошел вон!
и тащил маму в овин
 

Станислав Мисаковский. «Контакты моего отца»

У каждого из детей были обязанности по хозяйству. Девочки отвечали за птицу, должны были кормить, поить, собирать яйца, ухаживать за цыплятами и следить, чтобы подопечные не причинили вреда саду и огороду. Евгения курировала кур, Нина – индюков, а Ксения – уток, причем ей досталась самая трудная работа.

Кроме Аси, утки никого не признавали. Они так привязались к девочке, что не хотели отпускать ни на минуту. А девочке хотелось повеселиться и поиграть. Однажды, когда утки улеглись в тени и, казалось что они спят, Ася бесшумно вышла на улицу. Но не успела закрыть калитку, как вся стая сорвалась и понеслась за ней. Утки догоняли девочку, хватали широкими клювами за икры, дергали платье и перекрывали дорогу.

Девочка зарыдала, попыталась убежать, но утки взмыли вверх, стали преследовать и кружить вокруг. Ксения побежала к маме и умоляла помочь. Но мать была строга:

– Утки твои, ты с ними и справляйся сама, а я сыта по горло своей работой.

Ася вернулась, дала корм, утки успокоились, спрятались в тени, засунули клювы под крылья и заснули. Но не все, остался дозорный, следящий за Асей.

Родители были строгими. Однажды одна из девочек на чердаке нашла старую книгу про принца с двумя женами. Книга так понравилась, что девочки поссорились – каждая хотела читать первой. Тогда решили разорвать книгу на три части, чтобы читать одновременно.

Читали тайно, больше всего боялись отца. Чтобы он их не застукал, на одного из мальчишек возложили обязанности часового. Когда папа возвращался домой, мальчик поднимал тревогу, девочки прятали листки и бежали исполнять свои домашние обязанности. В конце концов, мама отобрала у них обрывки книги и у всех на глазах бросила в огонь. Ее не тронули плач и причитания:

– Сами виноваты. Я должна была это сделать, чтобы вы не пренебрегали порученной работой. Кушать каждый из вас хочет, думаете, что куры, утки, индюки не хотят? Нужно время так распределять, чтобы его хватило и на выполнение своих обязанностей, и на чтение книги.

Впрочем, на том дело не закончилось – девочки пересказали друг другу прочитанные отрывки книги.

Работы на дому всегда было предостаточно. Девочки по очереди убирали комнаты, носили из колодца воду, поливали, стирали, штопали, шили, готовили корм для свиней, помогали родителям в поле. Самым жарким периодом было лето, особенно сезон сбора урожая. Тогда все вставали рано, и до восхода солнца каждый заранее знал, что делать, куда идти, что принести. Когда работа затягивалась, оставались в поле, спали чаще всего на телеге.

В чистом поле телега – постель, а мир дом. Выглядываю из-под толстой попоны: небо так близко, что кажется – рукой подать до звезд. Звезды жалуются на свою тяжелую долю в изгнании. Холодно нам, – говорят, – замучили снега, морозы, ветры.

Я вспоминаю рассказы деда – когда-то его тоже донимали снега да морозы, однажды он чуть не замерз, хоть и вовсе не в небе. Если и он теперь там, среди звезд, – думаю я, опять небось мерзнет. Мне его жалко, я хочу позвать: «Дедушка, иди сюда, я тебя согрею», – но дед не возвращается, и я засыпаю, как суслик в норе.

На рассвете отец расталкивает меня:

– А ну-ка приведи коней!

Холодная роса ползет по ногам, дрожью хватает за горло. Гнедок убегает, Вороной за ним. В глазах стекляшки льда, меня так и подмывает вернуться, но возле телеги отец держит наготове шлею и кнут. Гнедок, видно, тоже озяб: останавливается, дает себя оседлать. Вместе мы мчимся навстречу горячему дню.

Станислав Мисаковский. «Ночлег в чистом поле»

Долгие зимние вечера проводились в кругу семьи. Феофан Феофанович обладал отличным музыкальным слухом, знал ноты, играл на разных музыкальных инструментах, организовал в селе коллектив художественной самодеятельности. Дети выступали в сельском хоре и домашнем театре. Все, как в настоящем, о котором дети не имели понятия: каждому давали роль и заставляли учить наизусть текст.

Представления проходили в большой комнате, где устраивалась импровизированная сцена с занавесом. Режиссером был папа, актерами – дети, зрителями – мама, иногда бабушка и тетя. Основная нагрузка приходилась на девочек – они были старше и уже ходили в школу. Им доверяли и мужские роли, девочки отрабатывали движения и голос. Ставили драмы, комедии, оперы известных русских и украинских авторов (Островский, Гоголь, Крылов, Пушкин). Играли и зарубежную классику: Шекспира, Мольера, Гете, Верди. Когда выступал хор, дети вставали в две шеренги по росту.

Любимыми праздниками были Пасха и Рождество, в которое проводили колядки. Группы колядников готовили наряды, натягивали диковинные шапки, а потом ходили по домам, пели рождественские песни и собирали угощения – пирожки и конфеты. Пасхальные яйца использовались для предсказаний. Били друг о друга яйца и загадывали, кто из родственников умрет раньше. Победитель забирал разбитое яйцо соперника и шел соревноваться со следующим.

Отец много работал и стал самым богатым человеком в селе. Брал в аренду все новые земли, в том числе у самого богатого человека херсонской губернии Фридриха Эдуардовича Фальц-Фейна, основателя заповедника Аскания-Нова. Это ему аукнулось в годы коллективизации. Но Ксения в тот момент уже выпорхнула из родительского гнезда и по примеру старшей сестры Евгении поступила в медицинское училище.

Феофан Демьянок: после НЭПа

В январе 1927 года китайские войска при поддержке советских советников, среди которых был Блюхер, заняли территории английских концессий в Китае, а в марте – Шанхай. 23 февраля британский министр иностранных дел Джозеф Чемберлен выдвинул требование прекратить антибританскую пропаганду и поддержку партии Гоминьдан в Китае. СССР ответил отказом. В мае Великобритания разорвала дипломатические отношения с СССР, страна оказалась на пороге большой войны.

Население стало запасаться товарами первой необходимости, крестьяне – придерживать хлеб. В ответ правительство отменило в хлебозаготовках продналог и свободную торговлю. Вместо них была введена кооперативная торговля, в скором времени сменившаяся колхозным строем, исключившим любую самостоятельность крестьян при сдаче хлеба.

На фоне срыва хлебозаготовок и введения вновь карточной системы выдачи хлеба в десятую годовщину революции левая оппозиция провела демонстрацию под лозунгами борьбы с нэпманами. Выдвигались требования скорейшей индустриализации промышленности и коллективизации сельского хозяйства.

Для индустриализации нужны были деньги, которые решили взять у крестьян. XV съезд ВКП(б) резко изменил курс партии в отношении деревни. В декабре по региональным организациям были разосланы секретные директивы ЦК с требованием во что бы то ни стало увеличить объём хлебозаготовок. В директиве от 14 января 1928 года говорилось о решении ЦК «нажать зверски на наши парторганизации» и требовалось арестовывать «спекулянтов, кулачков и прочих дезорганизаторов рынка и политики цен». В качестве теоретического обоснования проводимых мер Сталин выдвинул тезис об обострении в стране классовой борьбы.

Сворачивание НЭПа сопровождалось массовой заменой местных властей. Функции старост, председателей советов, полномочных представителей районов, председателей различных комиссий теперь часто доверяли проходимцам и пьяницам, которым нечего было терять, и даже когда-то осужденным за грабежи и бандитские налеты.

Если маргиналам не удавалось отнять у крестьян что-то силой, то на них доносили властям, обвиняя, что те прячут зерно и агитируют против коммунизма. Крестьянин был беззащитен, не знал, к кому обращаться за помощью в защите имущества и прав на безопасную жизнь. Крестьянин стал врагом народа, буржуем, а они представителями пролетариата и большевистской революции.

Новая политика сильно ударила по семье прадеда Феофана Феофановича, который был фермером-середняком и вполне зажиточным по меркам украинского села Нововознесенское крестьянином.

Моей бабушке Ксении тогда исполнилось 17 лет, и она уехала учиться в медучилище, которое уже закончила старшая сестра Евгения, работавшая в больнице в Акимовке в окрестностях Мелитополя. Редко бывали дома и остальные дети – в школе села Нововознесенское учили только до четвертого класса, так что Нина, Борис и Анатолий учились в Нововоронцовке. С родителями – Феофаном Феофановочем и его женой Анастасией постоянно оставался только младший ребенок – десятилетний Володя, который, уже став известным польским поэтом Станиславом Мисаковским, описал переломные события в жизни отца в книге «ВФД. Человек, который не знает, кто он».

Посреди двора стояли повозки, незнакомые люди выносили из сарая мешки с зерном. На грязном полу было полно рассыпанной пшеницы, лежали какие-то тряпки и бумажки. Отец умолял не забирать все – оставить для посева и хлеб для детей.

– Советской власти нужен хлеб. Враждебные силы империалистов могут в любой момент напасть на Советский Союз, а наша армия голодает. Я велю забрать даже пирожки и крупы из банок в буфете! – ответил военный с пистолетом. Мама плакала, а отец скулил как собака, пытаясь объяснить, что если заберут все зерно, весной нечего будет сеять.

До этого Феофан Феофанович получал различные письменные предписания с требованием поставить столько-то зерна на пункт закупки или внести столько-то рублей в государственную казну. Жаловался, но платил, полагая, что власть опомнится, думая, что в Харькове и Москве не знают, что происходит в селе. Он читал газеты, выделял отрывки, в которых четко говорилось, что налоговые и выкупные облигации являются добровольными и что категорически запрещено брать у крестьян посевное зерно. Потом садился за стол и до поздней ночи писал заявления, жалобы, просьбы.

На следующий день ехал в Высокополе, чтобы на почте лично переслать их заказным письмом в районные и центральные органы. Он был уверен, что власти после прочтения отреагируют и примут соответствующие решения. Ведь речь идет не только о нем, но об интересах государства: если крестьяне не посеют, то не будет урожая, что приведет к голоду и снижению обороноспособности страны. Он ждал положительных новостей и делал все, чтобы выполнять поставки. Брал на помощь детей, нес мешки, взвешивал, грузил на телегу, запрягал лошадей и вез в Высокополе. Не только зерно, но и свиней и овец. Но реакции на письма не было, а с каждым днем приходили новые предписания.

Сельскую школу закрыли, учительницу перевели на другую работу. Осень 1927 года была холодной и трудной. Феофана Феофановича постоянно вызывали на какие-то беседы и задерживали в кутузке. Долги росли, продавать было нечего, зерно реквизировали, на имущество наложили арест. В доме царила атмосфера страха, неуверенности и уныния. Денег не хватало не только на налоги, но и на оплату пребывания детей в школе.

В январе 1928 года появился государственный заем, который был официально добровольным, но на практике Феофана Феофановича принуждали выкупить облигации на сумму триста рублей. Огромные по тем временам деньги – лошадь стоила пятьдесят.

В сельсовете начал действовать уполномоченный, постоянный представитель района, который завел мини-тюрьму – «кутузку» для тех, кто не выполнял новые требования властей. По вечерам Феофана Феофановича стали вызывать на беседы, по каким причинам он не выполняет заданий власти, причем часто беседы затягивались на всю ночь. Феофан объяснял, что все, что надо было отдать государству, он уже отдал. Ему предлагали подумать, а через несколько дней вызывали снова.

Однажды утром он не вернулся. За отказ подписаться на добровольный заем его посадили в кутузку. Жена Анастасия пошла к уполномоченному и встала перед ним на колени с детьми, как перед алтарем, умоляя отпустить кормильца.

В 1928 году, незадолго до Пасхи в дом Феофана Феофановича ворвались очередные революционеры в сопровождении представителей власти. Ему объявили, что он арестован и что ему не разрешается удаляться до окончания обыска и конфискации имущества.

Во дворе стояли повозки. В сарае, коровнике и курятнике суетились люди, переворачивали, ломали, хватали все, что попадалось под руку. У некоторых были длинные стальные прутья, которыми протыкали солому. Из коровника вывели коров, из конюшен лошадей, визжали свиньи, кудахтали куры, лаяли собаки. Выносили мебель, перины, одежду, кухонную утварь.

Осенью 1928 года Анастасия смогла добиться свидания с мужем в тюрьме в Херсоне и поехала на него с сыном. Володя с трудом узнал в Феофане Феофановиче папу: он был небритый, изможденный, сутулый как старик, одетый в серую куртку, сидящую на нем как на вешалке. Адвокат пояснил, что, несмотря на отсутствие доказательств вины, ситуация из-за политической обстановки сложная.

Феофан Феофанович и сам боролся за свои права, посылал письма властям – прокурорам, судьям, в милицию и ГПУ, надеясь, что во всем разберутся и его освободят. В каждом письме подробно обосновывал свою позицию, приводил номера документов, указывал имена людей, которые были непосредственными виновниками или свидетелями.

Он когда-то был волостным писарем, имел красивый, разборчивый почерк, умел логически рассуждать. Каждое заявление делал в нескольких экземплярах. Например, такое он написал в апреле 1928 года в высший тогда орган власти Украинской Советской Социалистической Республики.

Председателю Всеукраинского Центрального Исполнительного

Комитета

г. Харьков

от жителя села Нововознесенское Качкаровского района

Херсонской области

Феофана Феофановича Демьянока

Заявление

Я, постоянный житель села Нововознеское, возраст пятьдесят три года, принадлежу к крестьянам среднякам. Моя семья состоит из восьми человек: жены Анастасии, возраста сорока трех лет;

дочерей: Евгении, возраста двадцати лет, окончившей медицинское училище в г. Запорожье, работающей в настоящее время в качестве помощника врача в городе Акимовка Мелитопольского округа; Ксении, восемнадцати лет, учащейся Запорожского медучилища; Антонины, шестнадцати лет, ученицы сельской школы в Нововоронцовке;

сыновей: Анатолия, четырнадцати лет, и Бориса, двенадцати лет, учеников пятого класса Костромской семилетней школы; а также Владимира, десяти лет, ученика третьего класса местной четырехлетней школы, живущего с родителями.

У меня 24 десятины пахотной земли, 4 лошади, 2 жеребенка, 3 коровы – одна дойная, 2 телки, 3 теленка и необходимый для работы инвентарь, кроме молотилки.

В 1927 году я выполнил сборы: заплатил сельскохозяйственный налог, установленный по доходу в 596 рублей – 107 рублей 67 копеек, купил облигации на 22 рубля 50 копеек, заплатил налог на самозанятых – 115 рублей 34 копейки, купил страховку за 17 рублей 67 копеек, итого 267 рублей 51 копейка. Для обучения и найма жилья для детей в текущем году истратил 120 рублей. Никаких льгот и скидок у меня нет. Детей учу за счет самоограничений и жертв. Хозяйство вел самостоятельно, без наемной силы, только в 1927 году из-за болезни жены на летний период нанял девушку.

В январе текущего года уполномоченный по вопросам налогообложения и распределения государственных займов товарищ Павленко вызвал меня и других в сельсовет на так называемые разговоры. Сначала мягко предлагал, потом требовал, чтобы я купил облигации на сумму 300 рублей. Я не могу себе этого позволить, потому что все сбережения идут на обучение детей, у меня даже нет денег на ремонт дома, но он слушать не хотел. Павленко звал меня в основном по вечерам и, задерживая до поздней ночи, говорил, что советская власть пока требует от меня только денег, а если я откажусь, он отнимет у меня жизнь, а детей выгонит из школ. Ругался, угрожал, в конце концов, заявил, что если до седьмого февраля не выкуплю облигации, то сломает мне ребра.