Текст книги "Псаломщик"

Это был страшный для жителей города месяц. Их, оглоушенных, атаковали зло и беспощадно. В газетах писали, что чартерными рейсами в Китаевск прибывают два батальона столичных политразбойников, которые намерены творить нашему земляку, нашему коренному Шулепову всякие гадости. Они будут вбрасывать подложные бюллетени, облыжные обвинения, устраивать голосование по двум, а то и по пяти паспортам. Они успели переиначить его фамилию на «Шулеров». Тут же они, эти пиарщики, превращались в три сотни переодетых в штатское военных без документов, которые якобы уже рассасывались по территории города. Они выдают себя за представителей ЦИК. Листовки в поддержку Димки печатали стотысячными тиражами, по всему городку были расставлены огромные рекламные щиты: Шулепов – с незаконнорожденными детьми, Шулепов – со студентами, Шулепов – с мудрым, но слегка обиженным лицом.

Выражение этого лица говорило обывателю: «Вот они – мы, товарищи! Отечества отцы, которых вы должны принять за образцы!», с рекламных щитов, глядючи вам в частные глаза своими честными очами, нагло попрошайничал Димка.

Вы начинаете вглядываться, а он уже бьет на жалость: «Устал я от отеческих хлопот. Делаешь для вас, делаешь! Себе во всем отказываешь, а вы, вахлаки, вы, неблагодарные черти, снова толкаете меня на борьбу с моим ничтожным конкурентом Аристархом Бедриным! А чем он лучше?»

Ископаемый наш обыватель пожалеет пожилого мошенника. Много еще нас, русских идиотов. И много еще загадок кроется в истории происхождения двуногих на Земле! Но многие же, глядя на его личину, видя перед собой беса, еще больше укрепляются в православной нашей вере.

Телефонный шнур тянулся на кухню, откуда доносится приглушенный говор. Я навострил слух и выделил голос Юры:

– Ду-ду-ду-ду-ду… В экономике нужна именно христианская нравственность… ду-ду-ду… когда на первый план выходят такие христианские добродетели, как жертвенная любовь к ближнему, терпение, смирение… ду-ду-ду… Да, с этой точки зрения наш реальный советский социализм был противоречив. Мы, профессиональные нищие Сибири, попытаемся обосновать иную точку зрения. Ее суть в том, что экономические законы – это никакие не законы природы, как нас уверяли, а порождения нравственности… ду-ду-ду… стоимость есть функция нравственности… ду-ду…

Потом неразборчиво заболботал чужой чей-то голос. И снова Юра:

– … А вот этот ваш постулат – низкого качества… Это из моральных норм общества «гомо-экономикус», людей, для которых главное – грести к себе… бу-бу-бу…

Я вышел на кухню. Оказалось, Юра перед зеркалом отрабатывает будущее интервью и отражает нападки мнимых оппонентов. Алеши не было видно.

– Где Алеша?

– Алехан ушел в город по делам. Так было мне сказано!

– Он звонил кому-то?..

– Да, кому-то звонил…

«Все матушку свою ищет…» – чувствуя в сердце сладко, опасно сосущую боль, подумал я. – Вот и оставь на тебя ребенка, жулик…

– А не царское это дело, керя, с детьми нянькаться! Вот свет вот нам отключили, а мне нужен компьютер…

«А, может быть, Алеша звонил Анне…» В каком-то тревожном наитии я двинулся к письменному столу, где стоял компьютер и где в папках лежали мои рабочие бумаги и черновики писем. Но тут постучали в дверь:

– Соседи! Свечечки лишней не отыщется? Гляжу со двора – огоньки у вас…

– В Кремль иди! Иди в Кремль, дедушка-соседушка! – ответил Медынцев. – Там, в Музее революции, этих наших личных свечечек – воз и маленькая тележка!

– Ну, дак, что же… Извините! Смотрю: огоньки! Думаю, может, воры!

– Воры там же, в Кремле же! Здесь – лохи! Туда иди! С Богом, родной! Флаг тебе в руки!

– Что вы такое говорите! Демократы, мать вашу тетю Пашу… – Было слышно, как сосед удалялся в своих шлепанцах. – Нелюди…

Потом крик:

– Хрена вам в сумку, чтоб сухари не мялись, козлы буржуазные! – и шлеп-шлеп-шлеп! – вниз по маршу.

– О! Правильно! – похвалил мой керя и похвастал: – Мой будущий кадр – протестный электорат!..

– Подавись этим неологизмом, вождь косноязычных! – ответил я. – Нет такого слова: «электорат»..

– Слова нет, а человек есть! – школа дяди Саши Шуйцына.

– Надоел ты мне со своими шуточками, – сказал я. Сказанное было истинной правдой. – Не напрасно мой отец говорил: проходя мимо революционера – бросьте в него камень! Шут ты гороховый.

– Вот как! А чего ж ты в девяносто третьем полез на баррикады?

– В девяносто третьем, Ваше Величество, мы, контрреволюционеры, пытались не допустить очередной революции… И еще запомни, керя: я не игрок – я боец. Возможно, бывший боец.

– И на съезд к нам, боец, не пойдешь? Иди к нам, у нас интересней: у вас – черные клобуки, а у нас – голые попки!

После деревенской тишины и спокойных раздумий мне было тяжело фехтовать с собственной тенью. Я знал Юру и понимал, что в этом словесном недержании – огромная усталость и пьянящее перевозбуждение. Я сказал:

– Недосуг мне по вашим шабашкам околачиваться. Дал бы ты мне сказать там пару слов о революциях. Ни одна революция не принесла в клювике никаких благ населению, она их этим клювиком – по темечку.

– Ты, керя, фарисей, – зевнул Юра. – Ты опасный гражданин. Ты не получишь слова, контра.

Еще недавно казалось мне, что я на всю отпущенную мне жизнь отвык от ироничности, как отвыкают хиппи от своих рямков. Она считалась признаком живости ума и отражением светского лоска. Я знал цену этой ловушки для вертлявых обезьян. И чувствовал, что меня прибило к узкому, как ущелье, сочному, как оазис, одиночеству. Возможно, что и не навсегда. Но только в компании старых товарищей я понимал, что – увы! – очень разными путями идем мы к своему зеро. Так случилось, что жизнь моя состояла из правильных и неправильных поступков, а жизнь Юры Медынцева – из ролей положительных и отрицательных героев. В одной моей пьесе он жадно сыграл сразу три роли. И все – достоверно. Может быть, он сделал единственно верный поступок – выбрал театр. Что же выбрал я? Мне казалось, что мое одиночество становилось как черное сгущенное молоко от черной коровы, потерявшейся в черной беззвездной степи. Возможно, я преувеличиваю, но, повторяю, мнимое мы переживаем острее, нежели настоящее…

Однажды в Сербии я читал Евангелие вместо псалтири над убитым священником. Некому было. И в какой-то момент мне показалось, что все происходящее уже было со мной, Словно расщепленное молнией дерево, корнями я жил в родимой земле, а обожженный ствол уже не принадлежал прежней жизни. Я не знал, где я: здесь или там, во мнимом. Я, помню, тряс головой как оглохший, как контуженый, я пытался стряхнуть с себя этот провал в сознании, как хищную рысь, что вскочила мне на спину. Он втянул меня, как омут. Потом перекрестился, прочел Иисусову молитву – наваждение прошло. Я вновь открыл Евангелие на «Отче наш», по девятой песне Канона и продолжил чтение. Но вопрос, где я был в помрачении ума, остался.

Когда начинает тянуть туда, я молюсь снова и снова…

Во времена оны было заведено «христианам, живущим во граде или веси, о тогда проставляющемся больном, яко да молятся Богу о нем». И когда больной совсем отходил, то, если он жил близ церкви, ударяли в колокол. Сейчас звонят по телефону.

Это я к тому, что прилично зарабатывал, когда на домашней молитве по благословению духовного отца совершал поминовение тех, кого нельзя поминать на церковном богослужении. В церковной молитве – един путь, по которому ради несмущения друг друга должны идти и все молящиеся. В домашней молитве большая широта пути, но направление остается то же, что и в церковной молитве. Православные – не только монахи, но и миряне – всегда остаются послушниками Святой Церкви. Они избегают молитвенного самоволия. Молился об умерших язычниках преподобный Макарий Египетский. Синаксар субботы Мясопустной извещает о том, что и святитель Григорий Двоеслов молился о языческом императоре Траяне. Он даже получил весть, что молитва его угодна Господу. Преподобный Феодор Студит не допускал открытого поминовения на литургии усопших иконоборцев, но говорил так: «…разве только каждый в душе своей молится за таких и творит за них милостыню». Сколько их, несчастных нехристей, уходило в вечность сейчас! На герб либерала я бы поместил козла в цилиндре, держащего в копытцах косу смерти. И – надпись по кругу:

«Либерализм – это глупость, переходящая в государственную измену, и предательство, граничащее с глупостью».

Почему? Да потому, что сказано: думай о смерти, дурень. Я бы добавил: думай про осину, иуда. Ибо сказано: три достойные вещи есть у человека: достойно жить, достойно стариться и достойно умереть.

Приходилось мне келейно молиться и за множество самоубийц. Не у каждого из ближних было желание потрудиться ради любимых собратий, усердие к молитве, смирение и послушание Святой Церкви. Люди давали мне деньги и говорили нечто вроде: «Молись, брат… Он был хорошим человеком, но сломала его жизнь…»

Я честно молился.

«Взыщи, Господи, погибшую душу раба Твоего: аще возможно есть, помилуй. Неизследимы судьбы Твои. Не постави мне в грех молитвы моей, но да будет святая воля Твоя,.. – говорил я. – … Ныне он совершенно в воле Твоей, Который может и душу и тело ввергнуть в пещь огненную, Который и смиряет и высит, мертвит и живит, низводит во ад и возводит. При этом Ты столь милосерд, всемогущ и любвеобилен, что благие качества всех земнородных пред Твоею высочайшею благостью – ничто…»

Я знал, что преподобный Федор Студит советует творить милостыню и за еретиков, а Оптинские старцы заповедуют то же делать и за самоубийц. Подумать, так все люди – самоубийцы. Не был ли и я, например, подвержен суициду, когда ходил на свои войны? Как сказать? Пожалуй, все же не был. Я считал, что иду защищать Отечество – это мой долг. Но Вася Фимин? Он надел трофейную полковничью папаху. Мы же говорили ему: «Вася, сними ты эту папаху! Снайпер выберет тебя!» Вася смеялся: пуля – дура. Убила дура Васю. Хоть в школьный букварь вместо «мама мыла раму» пиши: убила дура Васю.

И тут по самой теме позвонил батюшка Глеб. Говорит:

– Господи, помилуй! Господи, благослови! Здравствуй, Петр Николаевич! В районе одиннадцати я к тебе заеду. Едем, Петр Николаевич, на улицу Маркса, в «кузбассовский» буржуйский дом отпевать мальчишку… От «ляпки»2525
  На сленге наркодельцов, «ляпка» – взвесь талька, крахмала, димедрола, муки. Такие взвеси способны превратить любой наркотик в быстродействующий яд. Они закупоривают сосуды головного мозга, что приводит к мгновенной смерти. Это преднамеренное убийство.


[Закрыть] опять парень… того… Боюсь, не последний. Вот и думай: убийство это или самоубийство?

– Думайте, батюшка. А мое дело – телячье. Мы герои соструда…

– Дак, вот! – сказал батюшка без внимания к моей болтовне. – Я думаю, что иначе как убийством это не назовешь!

– Ну, так, стало быть, едем…

– А с другой-то стороны, вроде как сам он. Ему ж иглу-то не дядя Филя с мыловарни вставлял. А, Петря?

– На Ваше усмотрение, батюшка. Вам видней.

– А-а!.. – сказал неопределенно батюшка, и в моей трубке прозвучали сигналы отбоя.

Он сказал «а». Мне оставалось сказать «бэ»: собраться, настроиться и ждать. Так я и поступил. Уезжая, Юра сказал:

– Садись за доклад, никаких тяпок-ляпок, керя!

– Сидеть за доклад будешь ты, керя! – отшутился я, но, затворив за ним дверь, сел все же за компьютер, когда вдруг вспомнил, что электричества все еще нет. А ведь пошутил я не в бровь, а в глаз. Стал искать в дорогу транзистор, но поймал себя на мысли, что ищу в ящиках стола транзистор, а думаю про то, где искать Алешу.

А через полчаса позвонил батюшка Глеб:

– Звонил я, грешный, благочинному: не благословляет. Ну и, соответственно…

– Простите, батюшка: свету нету, а в дверь стучат! Но я понял вас!

Подошел к двери.

– Кто? – как тугодум, спросил я.

– Отойдите, а то пальнет! – послышался голос Натальи. – Он контуженный на голову. На ум тоже шалый…

И коррозированный табачищем женский бас в скрипичном ключе:

– Открывай, свои!

За дверьми захихикали статисты. Я отпер засовы.

Это явилась Наталья с огромным пластиковым пакетом, который она прижимала к груди так, будто не в свой бывший дом входила, а выходила из роддома. Лицо ее светилось счастьем и довольством, почти таким же, как лицо мэра Димки Шулепова на ее пакете. Мэр Димка Шулепов средненько учился с нами в одной школе. Потом ушел в Высшую партийную, где уже тогда учили на жуликов, и сыграл свою личную партию на слабой теоретической, но мощной материальной базе.

Под его торсом – рекламный слоган: «На страже интересов края».

«Лучше бы ты ушел со стражи под стражу…» – тоскливо подумал я. За спиной Наталии в полутьме виднелся мужчина с непокрытой головой, помоложе меня на добрый десяток лет.

– За каждой великой женщиной стоит великий мужчина – так гласит древняя мудрость! – как искусный конферансье, возгласила румяная Наталья. – Угадай с трех раз: кто он?

– Это журналист Шалоумов – звезда китаевского радиоэфира! – сказал я и угадал.

Едва Шалоумов вошел в прихожую, как вспыхнул свет.

– Ура! – воскликнула Наталья, закрывая глаза ладонями. – Это – знак.

Однако мужчина, в отличие от нее, всматривался в меня так, что будь у него в глазнице монокль, то непременно выпал бы и повис на шнурке – так широко распахнулись его блестящие глаза.

– Петя?! – не то спросил, не то нетвердо решил он и, бросив пальто на пол, широко распахнул руки. – Шацких! Петя! Керя!

– Ха-а-а! Коська?! – мы обнялись, постояли так, помотали буйными некогда головами. – Я думал: ты не вышел с Рочдельской…2626
  Улица Рочдельская расположена вблизи метро «Баррикадная» в Москве. Она примыкает к территории здания бывшего Верховного Совета СССР.


[Закрыть]

– Я же сказала: свои! – делала вид, что не удивилась, Наталья.

– Вышел я, вышел, вывернулся! – продолжал потрясенный нечаянной встречей Коська. – Мы с Мишкой-казаком ушли еще из мэрии в три ночи. Военные уходили – и мы за ними. Все было ясно – по Ленинскому двигались танки…

– Похоже, мы пришли на маскарад! – утомленно иронизировала Наталья. – Но маски, на всякий случай, оставили в раздевалке.

– Помолчи, Натаха! Остановись, а? – сказал я. – Ты, Натаха, почему без звонка?

– Таков приказ командования! – ответила она, уже со значением. – Царь приказал. Это он. Анпиратор, – указала она пальцем в потолок, – прислал нас к тебе, чтобы ты дал вместо него, Анпиратора, интервью. А доклада, велит, не нада! Предваряю твои недоуменные вопросы царским аргументом: по радио не видно того, кто говорит. Он, благодетель наш, назначил тебя своим секретарем по идеологии. И документик вот прислал, видишь? А чего это ты, князь, боишься? Интервью – не пункция! Это совсем не больно!

– Выбрось этот липовый документ и этот пакет с этой мэрской Димкиной рожей вон в тот мусоропровод!

– Еще чего. Там продукты.

– Продукты оставь.

Наташа послушно прошмыгнула на кухню.

– Какой-то змей подписался моим ником в двадцать один час с копейками! – через мгновение говорила она кому-то по телефону. – А я вышла с форума тремя часами раньше. Ты не заметил сдвоенного копыта?..

А мы с Коськой Евдокимовым стояли, соприкасаясь лбами.

– А ты чего это Шалоумовым стал, а, керя? И как тебя к нам, керя, занесло? – приглушенно спрашивал я.

– Так точно, керя. Я теперь, керя, не Евдокимов, а Псевдокимов, а точнее – Шалоумов… – тихо же отвечал он. – Взял звучный псевдоним, так спокойней… А вот тебя по твоей «кере» я бы и вслепую узнал!..

– До слепоты мы еще, Коська, не дожили. Объясни: ты ведь сознательно идешь на подлог, как журналист?

– Ты имеешь в виду интервью с Псевдомедынцевым? Так я состою в членах Лиги! Царский приказ, брат ты мой, не обсуждается! Царь сказал – народ исполнил!

Я засмеялся: редко приходится услышать необычную поговорку дважды за одно предзимнее долгое утро. И мы занялись изготовлением журналистской «ляпки». Народ ждет царя-батюшку? Но надо помочь кере.

Интервью, в котором я, обложившись шпаргалками, дублировал Медынцева, в эфире прозвучало так:

Шалоумов (после позывных): – Сегодня в ДК «Котельщики» прошло первое заседание недавно созданной Сибирской лиги нищих и юродивых. На заседании обсуждались вопросы структурирования и управления Лиги, программные тезисы, а также идеология Сибирского царства нищих и юродивых. Перед собравшимися выступили эксперты-академики ПАНИ, помощник министра иностранных дел республики Папапуа-а-Лихсото Мгнамгнатьфу Мгномгно Мнгнамгнамгну-мгну-тьфу младший, далее – руководитель Центра этнополитических проблем при краевом Союзе журналистов Мигель Хуанович Корепанов-Суховской, послы и представители корпораций нищих из бывших республик СССР. Представители США, Великобритании, Франции, Германии, Китая, Японии и других – не приехали. До мэрских выборов – неделя. Но уже завтра в некоем параллельном мире, в тридевятом царстве, предстоит избрать Царя-Самодержца Сибирского царства нищих. Блестяще звучит, на мой взгляд, простите, на мой слух! И сегодня мы даем в эфире беседу вашего покорного слуги Владислава ШАЛОУМОВА с основным и единственным претендентом на высочайшее звание Юрием МЕДЫНЦЕВЫМ. Пока он – координатор Всесибирской лиги нищих и юродивых, членов которой пока еще не развешивают на фонарных столбах и бесплодных деревьях, как делали это в средневековой старой доброй Англии. Сегодня мы нарушаем нашу традицию прямого эфира и даем беседу в записи. Итак, мой первый вопрос к Юрию Медынцеву. Скажите нам, Юрий Сергеевич, в чем суть создания столь необычной, я сказал бы даже, экзотической общественной организации?

Я-Медынцев: – Я призываю российские народы ко всенародному юродствованию. Я объявляю всех нищих своими подданными. И мы победим без всяких кропопускательных революций. Теперь вам понятна суть создания Лиги нищих и юродивых, которая впоследствии станет партией?

Шалоумов: — Не совсем. Вы говорите в стиле Леви-Жиринского. Ну, положим, призываете… Мне вот лично все эти призывы глубоко… э-э… чужды. Особо остановимся на теме «коллективного юродства». Я не понимаю: а о чем, собственно, речь? Юродивый в старой Руси олицетворял собой как бы подлинную общественность и народную идентичность. Юродство не сводилось к одному из чинов святости, но являлось важным для христианства архетипом, восходящим непосредственно ко Христу. Что, все ваши подданные – православные христиане?

Я-Медынцев: – Они станут ими, как только осознают себя и страну нищими, христарадниками. Пора пришла. «Глас юрода – глас Божий», – так говорилось в старину. Обращаю внимание всех, имеющих уши, что юродство – это обостренный опытом «блаженных» всенародный окольный путь! Это «печалование о мире».

Шалоумов: — Итак, давайте по порядку, Юрий. Вы создаете некую социальную систему? Партию? Государство в государстве? Каковы предпосылки к созданию Лиги? Что это такое? Вместо гражданского общества – нище-паразитарный неосоциум? Я прошу, объясните.

Я-Медынцев: – Леви-Жиринский – сын юриста. А я – сын Родины, как бы патетически это ни звучало в наши дни. Теперь о предпосылках. Откройте глаза, сходите на улицу, поговорите с людьми – они вам сообщат все предпосылки. Только имейте терпение. Но я начну с общеизвестного: право и нравственность являются двумя краеугольными камнями любого общества. На двух этих краеугольных, повторяю, камнях и зиждется устойчивость любой социальной системы. Наш режим отмел эти понятия, как подсолнечную лузгу от деревенской завалинки. И девяносто процентов населения оказались ни-щи-ми де-факто. С моей точки зрения, либералы, которые терзают все эти годы Россию, являются ее палачами в буквальном смысле слова…

Шалоумов: – Э… м-м… э-э! Оставим в покое политику, Юрий Сергеевич. У нас не политический клуб, имейте это в виду. Хорошо? Вы же не хотите, чтобы нашу передачу закрыли, как и глаза на все происходящее в городе?

Я-Медынцев: – Да нет вопросов! Мы, нищий народ, являемся, по-вашему, экзотикой. Вот и понятие «бомж» стало определять тип веселого, чудного неудачника. Скоро всех русских будут называть не россиянами, а бомжами! Во всем мире! Национальность? Бомж! Так кто же сделал человека, которому эта земля принадлежит по праву первородства, лицом без определенного места жительства? А в нынешней России только официально признанных нищими аборигенов – шестнадцать миллионов. Как вам эта цифирь? И эти люди, повторяю: лю-ди! – уже никогда не социализируются. Плюс бомжи, бездомные дети, проститутки. Есть сегодня где-либо новая партия, члены которой насчитывали бы шестнадцать миллионов? Нет.

Шалоумов: — Простите, простите! А дети – они что: тоже могут быть членами вашей… э-э… корпорации?

Я-Медынцев: — Дети – члены нашего народа. Сегодня утром один маленький нищий принц из неведомого, сказочного, может быть, мифического государства Казахстан предложил нам девиз: «Крылатые нищие – светлое будущее России!» Как он точен, этот бродячий футуролог! В стране, увязшей в непролазном нищенстве: займы у ростовщиков, обслуживание внешнего долга, стабфонд, больше напоминающий воровской «общак», и итак далее – в такой стране быть нищим – значит быть как все. Мы, образованные люди, первыми честно признали себя условно нищими и оформили это юридически в движение. Скулить от жалости к себе и жевать общечеловеческие… э-э-э… сопли нам недосуг. В ближнем будущем – мы самая массовая, поистине народная партия России. Только общенародная партия может вывести традиционное общество из тупика. Это маневр. Вы меня понимаете? И другие поймут. Второе «если»: если вертикаль власти не будет мощным хребтом государства, а ждать этого наивно, то фрагментация ускорится, и вслед за развалом государства начнется распад жизненных установок каждого человека. Что будет происходить в этом случае, даже трудно представить. При дальнейшем распаде начнется формирование групп людей, которые будут пробовать жить самостоятельно, без финансовой подпитки извне, без регламентированных условий труда и отдыха, без оглядки на конституционные нормы и так далее.

Шалоумов: — Вы мало отличаетесь от тех самоуверенных персон, которые уверенно декларируют, а народ, уверенно деградируя, слушает. Насколько реальны ваши политические прогнозы, если по-пионерски честно?

Я-Медынцев: — По-пионерски честно – это вполне возможный вариант развития событий, и о нем надо думать уже сейчас. Русские люди всегда были свободными людьми, а не рабами. А выход из рабства один – большая и азартная народная игра! Да, нас в нее втянули. Да, полтора десятилетия мы имеем дело с «наперсточниками» от власти. Но мы уходим из-под ее контроля в область социального юродства. Занятие, я вам скажу, очень и очень продуктивное. Более того, оно веселое! Только мы, коллективно юродствующие, видим в мировой «пустоте» некую духовную цель всеобщей жизни.

Шалоумов: — Ой-ёй-ёй! Круто! То есть вы предлагаете всем прикинуться дурнями и дурашками?! В том числе и властям предержащим?!

Я-Медынцев: — Православный человек избегает называть дураком кого бы то ни было. Я – человек верующий, я верю, что есть земная юдоль, а есть небесная, есть Небесный Судия, Он справедлив и неподкупен. Юродивый и дурак – понятия далеко не родственные, господин Недоумов… простите, Шалопаев… простите, Шало… путин, да?

Шалоумов: — Шалоумов, господин Бездымцев… простите, Бездомцев? Простите, Безумцев!

Я-Медынцев: – Я – Медынцев. Вот видите? Мы с вами оба мгновенно прикинулись дураками. Юродивым тоже можно прикинуться, как большинство русского населения! Это вид саботажа, это акт массового гражданского неповиновения! Это весело, в конце-то концов! Прикинулись же некоторые коммунисты либеральными демократами – прошло! Так сыграем с ними в подкидного дурака: кто кого? А для начала пусть ответят народу на один-единственный вопрос: кому должны все до одного государства мира? А мы уж с этим кредитором поговорим.

Шалоумов: — Хорошо, адресуем этот вопрос всем, кто слушает нашу программу. Надеюсь, что мы немного развлекли наших радиослушателей. Итак, просмотрев программные документы Лиги, я понял, что с финансами в Лиге всё в ажуре. Ваша общая казна, так называемый «общак», – два миллиарда долларов. Еще я понял, что в перспективе вы отмените внутри Лига хождение государственных денег и перейдете на внутрисистемные деньги. Помните ли вы, что случилось в Камбодже, когда полпотовцы решили отменить деньги, отменить товарно-денежные отношения?

Я-Медынцев: – Камбодже – камбоджино. Как живут они – лях или турок, сакс или гот, негроид или японец – мне плевать на них с простреленного дирижабля времен Антанты! Мы – всего-навсего общественное движение и к властям предержащим не имеем никакого отношения. Не в нашей власти отмена денег или их реформа. Но садится же рубль на одном гектаре с долларом! Им не тесно. Найдется место и для наших денежных знаков. Давным-давно Сильвио Гезель сформулировал идею «естественного экономического порядка». Этот порядок обеспечивал такое обращение денег, при котором они становятся государственной услугой. За пользование этой услугой люди отчисляют государству плату. И никаких процентов тем, у кого больше денег, чем им нужно! Иначе говоря, для того чтобы вернуть деньги в оборот, люди должны были бы платить небольшую сумму за изъятие денег из циркуляции. Эта плата идет на пользу не отдельным индивидуумам, а всем членам общества. Для того чтобы сделать эту мысль более понятной, можно сравнить деньги с железнодорожным вагоном, который, как и деньги, всего лишь облегчает товарообмен.

Шалоумов: — Какое-то виртуальное государство получается!

Я-Медынцев: — Получается, вы считаете?

Шалоумов: – Я имел в виду труды Торо. Он говорил: «Если человек свободен в своих мыслях, привязанностях и воображении, и то, чего нет, никогда надолго не предстает ему как то, что есть, ему не страшны неразумные правители и реформаторы. Правительство имеет лишь те права на меня, какие я за ним признаю».

Я-Медынцев: – Вы с Торо близки к истине. Еще в советские годы я изобрел для себя такую идеологию: я – суверенное государство из одного человека. Прочему бы нам это государство не расширить? Объявляю свободный вход. Нам, нищим, чтобы взять власть, не требуется осуществлять классический кризис-менеджмент. Он создан богачами. А в понимании кризис-менеджера, которым в данном случае являюсь я, кризисом нужно только умело управлять.

Шалоумов: — То есть как описано у Марио Пьюзо: крестный отец выручал людей из неприятностей, созданных его же действиями?

Я-Медынцев: — Верно, хотя и правильно. А еще проще, создание управляемого кризиса дано в фильме Чарли, надеюсь, Чаплина-Джоплина «Малыш». Там сынишка бьет чужие окна, а папа ходит следом и вставляет. И неплохо зарабатывает! Корпорация! И вам, господин Шалоумов, я предлагаю, пока не поздно, вступить в нее. Повеселимся! Нам нужны умные люди.

Шалоумов: – Одна-а-ако! Но я не нищ!

Я-Медынцев: — И каков же ваш счет в банке, позвольте уж вас спросить?

Шалоумов: — Какой уж там счет!

Я-Медынцев: – Значит, вы – наш, вы – условно нищий без «уе»!

Шалоумов: — У меня все есть, мне всего хватает, благодарю. Наше время в эфире, к сожалению, истекает праведной кровью. Завтра слушайте мой репортаж с этого фантастического съезда нищих, который, судя по интернетовским форумам, вызвал огромный интерес общественности всей страны к происходящему в нашем славном Китаевске. Коллективно вступить в Лигу изъявляют свою добрую волю многочисленные общественные организации страны.

Я-Медынцев: – Это еще цветочки, компот из ягод – впереди!

Шалоумов: – Ну, что ж! Мне остается поблагодарить нашего гостя – будущего, надеемся, Его Высочество Государя Всех Нищих… Юрия Первого. Ну, что же! Еще в 1930 году Святитель Феофан Полтавский предрекал: «В России будет восстановлена монархия, самодержавная власть. Господь предызбрал будущего царя. Это будет человек пламенной веры, гениального ума и железной воли. Он, прежде всего, наведет порядок в Церкви Православной, удалив всех неистинных, еретичествующих и теплохладных архиереев. И многие, очень многие, за малыми исключениями почти все, будут устранены, а новые, истинные, непоколебимые архиереи станут на их место… Произойдет то, чего никто не ожидает. Россия воскреснет из мертвых, и весь мир удивится. Православие в ней возродится и восторжествует. Но того Православия, что прежде было, уже не будет. Самим Богом будет поставлен сильный царь на престоле». Скажу еще, что всем, кто желает ознакомиться со структурой Лиги глубже, я рекомендую звонить по телефону сорок-сорок семь-девять. Завершая беседу, хочется сказать, что инстинкт жизни, умноженный на пока достаточную образованность людей и коллективную врожденную солидарность, может породить совершенно неожиданные формы существования. Если предположить, что точка «невозврата» уже пройдена и процесс распада естественно ускоряется, то социологам, психологам, политологам и многим другим пролетариям гуманитарного спецназа надо уже сейчас чесать репу и прорабатывать версии, инверсии и, следовательно, контрверсии такого ожидаемого будущего. Да здравствует дарованная нам либерастами свобода слова! Ее не расклевать соглашателям, конформистам, дуракам, голосами которых полнится священный эфир. И почему-то мне вспомнились сегодня красивые слова умного дяди Ницше. Он сказал так: «Я отдал бы все счастье Запада за манер русских быть печальными»…. До новых встреч на эфирной свалке, господа!»

Вот так мы с Коськой поработали. Он сказал мне восхищенно:

– Ну, ты силен, керя! Тебя надо беречь, как девичью честь! Вот артист так артист! Ты что, готовился?! Это ж моя лучшая передача! Хит сезона!

Я рассказал ему, что пьесы для Медынцева пишу с младых ногтей.