Текст книги "Развитие науки финансового права в России"

Конец XIX – начало XX в. связаны с таким сложным процессом, как становление российской партийной системы и зарождение отечественного парламентаризма. В этих неоднозначных и незавершенных в дореволюционный период процессах самое активное участие приняли некоторые отечественные ученые-финансисты. Их можно увидеть в числе лидеров политических партий, депутатами Государственной Думы и членами Государственного Совета. При этом их участие не ограничивалось законотворческой работой и участием в дискуссиях по проблемам налогов и бюджета. Среди них были блестящие ораторы, настоящие «властители дум», имена которых были известны не только в высшем свете, но и практически всей России. По своим взглядам они представляли широкий политический спектр, от левых кадетов до последовательных монархистов и консерваторов.

Как уже указывалось, в период, когда во главе Министерства финансов стоял С. Ю. Витте, выделился целый ряд чиновников, отметившихся полноценными научными исследованиями. Это, в частности, Петр Христианович Шванебах (1848–1908). Его нельзя считать ни выдвиженцем С. Ю. Витте, ни его единомышленником. В Министерство финансов он пришел раньше С. Ю. Витте, в некоторых случаях его кандидатура считалась альтернативной на пост министра, а по своим научным и политическим взглядам он выступал чаще как оппонент С. Ю. Витте.

П. Ф. Шванебах – выходец из австрийских дворян, внук полковника русской армии, родился 21 января 1848 г. в Петербурге. Он окончил курс в Училище правоведения (1867), после чего два года слушал лекции в Лейпцигском и Парижском университетах, специализировался на финансовом праве и политэкономии. Свою службу в Министерстве финансов он начал с 1869 г. и последовательно занимал должности вице-директора Особой канцелярии по кредитной части (с 1883), товарища управляющего Государственным банком (с 1891), состоял с 1893 г. членом Совета министра финансов, участвовал в составлении новых кредитных уставов, тайный советник (1896). Впоследствии он был товарищем (заместителем) и главноуправляющим землеустройства и земледелия (министр земледелия) (1903–1905), а в 1906–1907 гг. занимал должность государственного контролера, затем стал членом Государственного Совета. С 1904 г. он входил в Комитет финансов. В придворных кругах рассматривался как возможная замена С. Ю. Витте на посту министра финансов. Награжден российскими орденами высшей степени (Св. Станислава и Св. Анны), а также орденами Белого Орла и Александра Невского.

Наиболее известные его работы были посвящены налоговой системе и денежному обращению[443]443
  См.: Шванебах П. Х.: 1) Денежное преобразование и народное хозяйство. СПб., 1901; 2) Наше податное дело. СПб., 1903.


[Закрыть], немало статей по финансовой проблематике помещено им в журнал «Вестник Европы». Ученый ставил вопрос о необходимости реформирования российской финансовой системы с учетом западного опыта, прежде всего Англии, Франции и Германии. Он полагал, что развитие фискального дела определяется не столько национальными особенностями, сколько общими тенденциями для экономически развитых государств. В работе «Наше податное дело» (СПб., 1903) он рассмотрел податную политику и податное законодательство в 1880–1901 гг. Работа сопровождается авторскими расчетами, цифрами и сводными таблицами, характеризующими прямое и косвенное налогообложении в России, приводятся выдержки из всеподданнейших докладов по росписи с авторскими комментариями. Автор отмечал, что преобладающее значение в нашем бюджете составляют косвенные налоги. При этом он не соглашался с суждениями, содержащимися во Всеподданейших докладах о росписи на 1896, 1897, 1899 гг., о том, что эти косвенные налоги по своей сути не носят принудительного характера и не распространяются на предметы первой необходимости (хлеб и соль). В связи с этим автор спрашивает: «Применимы ли эти соображения к нашим русским условиям, и в частности, к крестьянским плательщикам? Добровольна ли выплата налогов на водку, сахар, керосин, чай и хлопок?» Отвечая на этот вопрос отрицательно, он отмечает, что «для косвенного обложения есть граница, которую преступать безнаказанно нельзя, но найти эту границу не так легко, как в прямом обложении»[444]444
  Шванебах П. X. Наше податное дело. С. 46–47.


[Закрыть].

Направлениями податной реформы он считал понижение норм косвенных налогов на предметы потребления, так как в России уже фактически достигнут предел косвенного обложения. Он отмечал закономерность, которая проявилась на Западе: с расширением косвенного налогообложения происходило освобождение от прямых налогов низших классов и уменьшение податных окладов малоимущих плательщиков. В связи с этим он предлагал освободить низшие, неимущие классы от прямых налогов, а более значительную часть средств направлять на нужды местного самоуправления, что соответствовало современным ему тенденциям в странах Запада. Автор призывал следовать примеру Пруссии, где ежегодно принимался закон об отпуске из государственной казны 10 млн марок в помощь провинциям и общинам на расходы по дорожной части и по общественному призрению. Как писал П. Х. Шванебах, «финансовая статистика показывает, что степень культурности страны определяется количеством не общегосударственных, а местных расходов»[445]445
  Там же. С. 201.


[Закрыть]. По вопросу о местных налогах ученый предлагал передать земствам, по примеру Пруссии, государственный поземельный налог и пониженные наполовину выкупные платежи.

Установление винной монополии П. Х. Шванебах оценил положительно, отмечая ее фискальные выгоды. Кроме того, автор указывал и на ее благотворное влияние на народное здравие. Он писал: «Алкоголя русский народ потребляет, правда, столько же, сколько и раньше, но опасность отравления вредными и ядовитыми примесями, при казенной продаже питей, сведена, можно сказать, до минимума»[446]446
  Там же. С. 81.


[Закрыть]. В то же время он указывал и на опасность реформы, ставящей бюджет в зависимость от питейных доходов. Бюджет тогда признается удачно построенным, по его мнению, когда казенный резервуар наполняется несколькими доходными каналами так, что при случайном оскудении одного из них, убыль может быть пополнена другими[447]447
  См.: Там же. С. 85 и др.


[Закрыть].

Нельзя не отметить, что рассматриваемый труд у современников вызывал неоднозначные оценки. Так, П. П. Гензель, на наш взгляд необъективно, охарактеризовал исследование П. Х. Шванебаха как «довольно слабую работу о нашей системе обложения, отличающуюся к тому же большим оптимизмом и крайней умеренностью критики… П. Х. Шванебах разбирает в отдельности все податные источники нашего государственного бюджета, но это сделано… в назидательном, а не в научном тоне»[448]448
  См.: Гензель П. П. Библиография финансовой науки // Юридическая библиография. Ярославль, 1907. № 4. С. 26.


[Закрыть].

При этом государственный деятель зачастую придерживался весьма правых, консервативных политических убеждений, причем это было скорее следствием личного выбора и не всегда совпадало с настроением верхов. Это делало его мишенью для критики последовательных либералов. Так, П. Б. Струве, судя по контексту его высказываний о П. Х. Шванебахе, использовал его в качестве нарицательного обозначения неконструктивной государственной политики и беспредметной критики либерального лагеря[449]449
  См.: Струве П. Б. Patriotica. Политика, культура, религия, социализм. М., 1997. С. 111, 210.


[Закрыть].

С. Ю. Витте откликнулся на назначение П. Х. Шванебаха государственным контролером утверждением, что это «ничем оправдаться не могло, так как Шванебах точно так же мог быть назначен и митрополитом, как он был назначен государственным контролером. Вся его заслуга заключалась в том, что он угодил черногорским принцессам»[450]450
  Витте С. Ю. Указ. соч. С. 609.


[Закрыть]. В 1906 г. в личном письме П. А. Столыпину Сергей Юльевич раскритиковал государственного контролера и даже написал про «длинные уши Шванебаха»[451]451
  См.: Богданович А. В. Указ. соч. С. 405.


[Закрыть]. Кстати, когда речь шла о Государственном контроле, то вспоминали об «исторической» пометке П. Х. Шванебаха на бумагах этого ведомства: «спрятать и не показывать»[452]452
  См.: Известия Общества финансовых реформ. 1911. № 3. С. 43.


[Закрыть].

П. А. Столыпина Петр Христианович уважал, отзывался о нем, как о «рыцаре», как о «человеке безукоризненном и мужественном». Впрочем, наш герой не сработался и с П. А. Столыпиным, разойдясь с ним во взглядах на внутреннюю политику. По мнению П. Х. Шванебаха, русская Конституция – это «соната, написанная для скрипки Страдивариуса, положенная на балалайку»[453]453
  Цит. по: Суворин А. С. Дневник. М., 1992. С. 426–427.


[Закрыть]. Вообще, современники отмечали у нашего героя шутливую манеру общения как своеобразную защитную реакцию, развитое чувство юмора, впрочем, с переходом в сарказм.

Критиковали П. Х. Шванебаха и публицисты правого направления, в частности, С. Ф. Шарапов в своей скандальной брошюре «Иванов XVI», где заявил, что он никуда не годится и что пора ему уйти. По слухам, царь ознакомился с этой брошюрой, а рядом с пассажем о государственном контролере написал: «И я того же мнения»[454]454
  Там же. С. 448.


[Закрыть]. Правый издатель и журналист А. С. Суворин, хорошо знавший управленческую элиту России, так писал о нем: «Умный немец, но не особенно находчивый. Может быть, и интриган, как о нем говорят, но интриган не сильный, если он не может ужиться. Он держится за Горемыкина»[455]455
  Там же. С. 419.


[Закрыть]. Он же передает его объяснения отставки в 1907 г.: «Я вышел в отставку потому, что государь и Столыпин не только октябристы, но и кадеты». На шутку в том смысле, что П. Н. Милюков может вскоре заменить П. А. Столыпина, П. Х. Шванебах парировал: «Кто знает? Мы живем в темном царстве»[456]456
  Там же. С. 422.


[Закрыть]. Большой скепсис у него вызывал «уровень понимания средней массы народного представительства», который оценивался им как крайне низкий.

Вероятно, Россия для него так и не стала родной. Может быть, это и случайно, но символично: умер П. Х. Шванебах 15 сентября 1908 г. в Магдебурге, где и был похоронен.

Своеобразную малоросскую колонию в столичных государственных органах в начале XX в. возглавил Михаил Мартынович Алексеенко (1847 (1848)-1917). Речь о нем как об одном из основателей харьковской школы финансового права пойдет в соответствующем параграфе. Здесь же остановимся на периоде его государственной деятельности. В 1899–1901 гг. М. М. Алексеенко был попечителем Казанского, затем, в 1901–1906 гг., Харьковского учебных округов, стал тайным советником (1899). После отставки его жизнь круто повернул зарождающийся российский парламентаризм. Он выставляет свою кандидатуру на выборы в 1 и 2-ю Государственную Думу и в 1906 г. – в Госсовет, однако неудачно. Наконец, он избирается депутатом 3 и 4-й Госдумы от Екатеринославской губернии.

В Думе его талант и знания специалиста по финансовому праву оказались востребованными. Там он пользовался большим авторитетом ученого-финансиста, возглавил бюджетную комиссию, имел репутацию крупнейшего думского специалиста в области бюджета и финансовой стороны аграрного вопроса[457]457
  См.: Алексеенко М. М.: 1) Аграрный вопрос. Екатеринослав, 1907; 2) Финансовые вопросы и государственный бюджет. СПб., 1910; 3) Пятилетие бюджета в III Государственной Думе. СПб., 1912 и др.


[Закрыть].

Ученый горячо защищал расширение бюджетных прав Думы. М. М. Алексеенко последовательно выступал против сверхсметных и условных кредитов, зато поддерживал увеличение ассигнований производственному сектору и на образование, выступал за продолжение политики выкупа частных железных дорог казной. Он был сторонником сохранения имеющихся государственных монополий, хотя и выступал против введения новых, поддерживал ограничение эмиссионных прав Госбанка. Проблемы налогообложения он ставил в тесную связь с проблемами материального положения того или иного сословия. В связи с этим обложение крестьян в силу их низкого жизненного уровня ученый не считал нужным ставить в центр внимания. Напротив, он предлагал совершенствовать систему прямых налогов, так как отсутствовало единое основание налогообложения различных слоев населения, а прямые налоги с торговли и промышленности выступали в форме издержек производства и неизбежно восстанавливались в ценах произведенных товаров и оказанных услуг. Для совершенствования прямого обложения им обосновывалось перераспределение обложения торговли и промыслов, расширение предметов обложения за счет капитала, профессии и службы и увеличение обложения крупной промышленности. Кроме того, ученый полагал необходимым включить в число плательщиков налогов неподатные сословия.

М. М. Алексеенко считается основоположником так называемого «делового парламентаризма», целью которого была не эскалация политической борьбы и конфронтации с царской администрацией, а конструктивное участие в решении важных государственных вопросов. Его стараниями Бюджетная комиссия стала одной из самых авторитетных в 3-й Госдуме. В 4-й Госдуме он входил в ту же комиссию, представляя ее в Комитете финансов в 1914–1917 гг.

В Докладе III Всероссийскому съезду «Союза 17 октября» он поставил и рассмотрел вопрос о правилах государственной росписи от 8 марта 1906 г. и 1862 г., которые ограничивают деятельность Государственной Думы в деле бюджета. Он буквально по статьям дал развернутый комментарий названных правил, а также правил о финансовом контроле, отмечая довольно широкую роль административного усмотрения в расходовании средств государства, отсутствие самостоятельного контрольного учреждения (бюджетного контроля), неполной ответственности Государственной Думы за результаты рассмотрения бюджета. Он делает совершенно справедливый вывод: «Правильный строй государственного хозяйства составляет одну из основ политического могущества государства»[458]458
  Алексеенко М. М. Русское бюджетное законодательство. М., 1909. С. 23.


[Закрыть].

Бюджетная речь, произнесенная им на заседании Государственной Думы 12 февраля 1910 г., построена на обширном фактическом материале, который освещал финансовое положение России в тот период. В этом докладе председатель Бюджетной комиссии с «цифрами на руках» объяснял, по каким основаниям предстоит сократить расходы в проекте государственной росписи и повысить доходные ассигнования. Он настаивал на необходимости «оставить свободную наличность в надежном хранении Министра финансов», которая будет расходоваться по постановлениям законодательных учреждений и обусловливаться непредвиденными обстоятельствами. Эта образовавшаяся дополнительная наличность – результат временного хозяйственного благополучия и вызвана хорошим урожаем и высокими ценами. Следует помнить, как замечает М. М. Алексеенко, что этот подъем временный. Иными словами, речь шла о создании некого резервного (стабилизационного) фонда. М. М. Алексеенко завершил свою речь следующими пожеланиями: «Бюджетная комиссия уже не раз повторяла, что требуется строгая отчетность и порядок в ассигновании и расходовании государственных ресурсов и самостоятельный, независимый разветвленный и приспособленный контроль за расходованием всех средств, которые берутся с населения»[459]459
  Алексеенко М. М. Русский бюджет в 1910 г. // Мигулин П. П. Возрождение России. Харьков, 1910. С. 498–499.


[Закрыть].

Со слов П. П. Мигулина, один из высокопоставленных чиновников заявил, что Государственная Дума – это М. М. Алексеенко, многолетний председатель Бюджетной комиссии, пользовавшийся среди депутатов «непререкаемым авторитетом»[460]460
  См.: Мигулин П. П. Большой человек (Памяти М. М. Алексеенко) // Новый экономист. 1917. № 8, 9. С. 6.


[Закрыть]. Депутат-октябрист А. В. Еропкин впоследствии писал, что «профессор Алексеенко был идеальным председателем Бюджетной комиссии и вынес… колоссальную работу на своих плечах», и даже утверждал, что «без профессора Алексеенко Государственная Дума ни в коем случае не справилась бы с бюджетом». Он выступал редко, обычно раз в год при обсуждении бюджета, и произносил речь, продолжавшуюся несколько часов. «Дума при этом всегда была переполнена и слушала оратора с величайшим вниманием… встречала и провожала профессора Алексеенко громом аплодисментов»[461]461
  ГАРФ. Ф. 5881. Он. 2. Д. 335. Л. 56, 58–60.


[Закрыть]. По воспоминаниям современников, Бюджетная комиссия, в сущности, держала в своих руках все нити думской работы, ибо почти все законопроекты передавались на заключение Бюджетной комиссии по вопросу об ассигновании средств из казны. Министры не позволяли себе игнорировать работу этого учреждения. В. Н. Коковцов, будучи министром финансов и председателем Совета министров, почти всегда лично давал объяснения в Бюджетной комиссии, нередко весь день присутствовал на ее заседаниях.

Между Коковцовым и Алексеенко установились прочные деловые отношения, основанные на общности подходов и даже сходстве характеров. «В психике обоих было нечто общее – большая осторожность, расчетливость, любовь к законности, – вспоминал Н. В. Савич, – Мне казалось, что они недолюбливали друг друга, но очень ценили корректность установившихся между ними отношений. Министр финансов находил в председателе Бюджетной комиссии деятельного сотрудника в проведении той линии финансовой политики, которую он считал единственно правильной»[462]462
  Савич Н. В. Воспоминания. СПб.; Дюссельдорф, 1993. С. 36.


[Закрыть]. Сам В. Н. Коковцов отмечал: «… председатель Бюджетной комиссии Алексеенко, считавший себя большим знатоком бюджета и финансовой науки, – всегда был утонченно вежлив со мной. Мы расходились после наших совместных заседаний в самом благодушном настроении, и почти никогда не оставалось между нами несогласованных противоречий… Я не припомню ни одного заседания, которое не кончилось бы тем или иным выражением М. М. Алексеенко его благодарности мне и моему ведомству за оказанную помощь Думе в ее работе»[463]463
  Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Кн. 1. М., 1992. С. 275, 302.


[Закрыть].

Многие министры являлись на заседание Бюджетной комиссии как на экзамен или суд. «Надо было видеть и полюбоваться, как искусно и с каким достоинством профессор Алексеенко вел заседания с приглашенными министрами: он был в высшей степени корректен и любезен. Но стоило какому-либо министру… поверхностно отнестись к делу или к задаче Государственной Думы, как он моментально его осаживал». Так он «осадил министра торговли Шилова, который думал отвертеться на пустяках или с кондачка: профессор Алексеенко произвел ему… экзамен, и министр отвечал так неудовлетворительно, что всем стало неловко»[464]464
  ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 335. Л. 57.


[Закрыть].

Он активно сотрудничал с рядом периодических изданий, особенно «Экономист России»[465]465
  См., напр.: Алексеенко М. М.: 1) Государственная Дума и бюджет // Экономист России. 1909. № 1. С. 2–4;2) 6-я статья Осн. зак. и ее бюджетное значение // Там же. 1910. № 19. С. 1–4; 3) Бюджет 1912 г. //Там же. 1911. № 10. С. 1–8; № 11. С. 1–7 и др. – Большинство его статей в этом журнале представляли собой выдержки из выступлений на заседаниях Госдумы и были посвящены государственной росписи, иным проблемам бюджета, сметным и сверхсметным расходам и др.


[Закрыть]. Так, на страницах этого журнала за 1910 г. сообщалось, что 4 апреля в Александровском зале городской Думы под председательством члена Госсовета М. М. Ковалевского состоялось открытие Общества финансовых реформ. М. М. Алексеенко был сделан доклад о задачах общества в связи с русским бюджетом. Присутствовали министр финансов России, государственный контролер и много высших чинов ведомств. По предложению М. М. Ковалевского, «собрание громкими аплодисментами выразило благодарность докладчику за талантливое разъяснение и обоснование задач Общества финансовых реформ»[466]466
  Экономист России. 1910. № 14. С. 9–10.


[Закрыть].

В 1913 г. Михаил Мартынович выступил одним из инициаторов создания журнала «Новый экономист». Неоднократно он был автором его передовых статей[467]467
  См., например: Алексеенко М. М.: 1) Государственная роспись доходов и расходов на 1913 г. // Новый экономист. 1913. № 8. С. 3; 2) Государственная роспись на 1915 г. //Там же. 1914. № 51–52. С. 2 и др. – В основном это опять-таки были тексты выступлений в Думе, объяснительные записки, официальные материалы и др.


[Закрыть]. По своим политическим взглядам М. М. Алексеенко примыкал к партии октябристов, хотя сохранял известную политическую независимость[468]468
  См.: Мигулин П. П. Большой человек (Памяти М. М. Алексеенко) // Новый экономист. 1917. № 8, 9. С. 6–9; Памяти М. М. Алексеенко // Финансовая газета. 1917. 20 февраля.


[Закрыть]. Не с лучшей стороны характеризует его открытое протежирование своему зятю П. П. Мигулину, о чем будет сказано ниже. Умер ученый 18 февраля 1917 г. от болезни сердца. Характерно, что при обсуждение кандидатур на должность министра финансов Временного правительства одним из первых был упомянут М. М. Алексеенко. Его похороны состоялись как раз в разгар февральской революции, и В. В. Шульгин по этому поводу сам себе задал вопрос: «Жалеть или завидовать?»[469]469
  Шульгин В. В. Годы. Дни. 1920. М., 1990. С. 438, 487.


[Закрыть].

Петр Петрович Мигулин (1870–1948) не довольствовался вторыми ролями и непосредственно принимал участие в выработке основных направлений финансовой политики. При всей неоднозначности оценки его личности и научного наследия стоит подчеркнуть, что он более десятка лет входил в число видных государственных деятелей, имеющих отношение к сфере финансов. Интерес к этой противоречивой фигуре наметился только в последнее десятилетие, а его работы начали переиздаваться[470]470
  См.: Юридический факультет Харьковского университета за первые 100 лет его существования. Харьков, 1908. С. 217–218; Мигулин П. П. Реформа денежного обращения и промышленный кризис в России (1893–1902). М., 2006 (на с. 5–13 дан его краткий биографический очерк); Балахонова Е. В. Экономические взгляды П. П. Мигулина. Дис… канд. экон. наук. СПб., 2001; Дмитриев А. Л. Петр Петрович Мигулин // Очерки по истории финансовой науки: Санкт-Петербургский университет. М., 2009. С. 287–297 и др.


[Закрыть].

П. П. Мигулин родился 8 августа (по другим данным, 12 августа) 1870 г. в Харькове в семье священника. Выпускник юридического факультета Харьковского университета с дипломом 1-й степени (1893), ученик, а затем и зять М. М. Алексеенко, о котором говорилось выше. В 1893–1894 гг. он посетил Францию, Великобританию, Швейцарию и Австро-Венгрию. После недлительного пребывания присяжным поверенным был принят в 1895 г. стипендиатом на кафедру финансового права Харьковского университета для подготовки к профессорскому званию, в 1895–1896 гг. в зарубежной научной командировке изучал финансовую политику европейских стран, работал в архивах и национальных банках Турции, Болгарии, Сербии, Италии, Испании, Португалии и Нидерландов. В 1895 г. молодой ученый входил в состав российской делегации на Парижской и Амстердамской промышленных выставках. Его первая крупная работа, как и ряд последующих, были посвящены денежному обращению и банковской системе[471]471
  См.: Мигулин П. П.: 1) Регулирование бумажной валюты в России. Харьков, 1896; 2) Реформа денежного обращения в России и промышленный кризис (1893–1902). Харьков, 1902; 3) Наша банковая политика (1729–1903). Харьков, 1904 и др.


[Закрыть]. В 1897 г. в качестве приват-доцента П. П. Мигулин начинает вести занятия по торговому, а с 1899 г. – по финансовому праву (сменил на кафедре финансового права своего учителя М. М. Алексеенко).

В 1898 г. он получил доступ к личному архиву Н. Х. Бунге, хранящемуся в Киевском университете, а в 1900 г. и к архивам Особой канцелярии по кредитной части Министерства финансов (причем с некоторых секретных документов он смог снять копии). Это было бы невозможно без поддержки его тестя М. М. Алексеенко и согласия С. Ю. Витте. В основном на базе архивных материалов молодой ученый опубликовал исследование «Русский государственный кредит (1769–1886). Опыт историко-критического обзора» (т. 1, Харьков. 1899), которое было защищено им в качестве магистерской диссертации по финансовому праву в Казанском университете в 1900 г. (оппоненты – П. А. Никольский и В. Ф. Залеский). Продолжение этих исследований увенчалось изданием монографии «Русский государственный кредит (1887–1892). Министерство финансов И. А. Вышнеградского» (т. 2, Харьков, 1900) и защитой докторской диссертации по финансовому праву в Киевском университете в 1901 г. (оппоненты – Н. П. Яснопольский и Н. М. Цытович). Защита двух диссертаций в течение двух лет подряд – непревзойденный и по сей день «рекорд» отечественной науки финансового права. Затем был издан третий том «Русский государственный кредит (1893–1899). Министерство С. Ю. Витте и задачи будущего», включающий 5 тематических выпусков (Харьков, 1901–1907). Этот объемный и фундаментальный труд получил весьма лестную оценку у современников, за ним признавали «серьезное и выдающееся значение», отмечали, что это «наиполнейшее в русской литературе исследование о русском государственном кредите», содержащее в себе «богатейший и интересный материал, собранный с глубоким знанием дела… открывающий широкое поле для размышлений»[472]472
  Гензель П. П. Библиография финансовой науки. С. 80–81.


[Закрыть].

В своем исследовании автор придерживается строго хронологического порядка изложения вопроса, которое сопровождается обширным фактическим и цифровым материалом. В первом томе особое место отводится государственному железнодорожному кредиту, выкупной операции и государственному ипотечному кредиту. П. П. Гензель отмечал, что научный анализ проведен автором в отрыве от окружающих общественных и экономических условий. При этом П. П. Мигулин «глубоко верит во всемогущество министров финансов, подробно исследует даже психологию министров (например, особенно Е. Ф. Канкрина)… Чрезвычайно интересные описания политики железнодорожного кредита, в связи с прекрасными иллюстрациями многочисленных хищений и злоупотреблений в этой области, теряют подчас в цене, благодаря отсутствию попытки углубить свой анализ и выяснить корень и причины всей этой нецелесообразной железнодорожной политики. То же приходится сказать и о полных интереса подробностях выкупной операции и Государственного кредита»[473]473
  Там же. С. 80.


[Закрыть]. Вместе с тем в рассматриваемом сочинении П. П. Мигулина читатель встретит многочисленные отступления, не относящиеся к делу или, как пишет П. П. Гензель, в фельетонном духе. Например, это рассуждения автора о превосходстве кофе в русских ресторанах сравнительно с немецкими или о необходимости ограничить «ненормальные явления – как завещание И. С. Тургеневым своего крупного состояния П. Виардо».

Второй том сочинения П. П. Мигулина посвящен анализу финансовой политики министерства А. И. Вышнеградского. «В политике Вышнеградского, – писал П. П. Мигулин, – мы не встречаем решительно ничего оригинального, во всем мы видим рабское следование политике Н. Х. Бунге»[474]474
  Мигулин П. П. Русский государственный кредит. Т. 2: Министерство И. А. Вышнеградского. Харьков, 1900. С. 568.


[Закрыть]. Это авторское утверждение сопровождается анализом законодательных актов, принятых в тот период, цифровыми вычислениями (с точки зрения фиска) тех многочисленных займов и конверсий, движения русского государственного долга, которые были произведены в названное министерство. Подробно также изложены все детали сооружения на казенные средства и выкупа отдельных железных дорог. При этом П. П. Мигулин отмечал ни на чем не основанную «предупредительность», которую оказывало русское правительство строителям железных дорог, на каждом шагу беззастенчиво и открыто действовавших в ущерб казне и русскому обществу. П. П. Мигулин подчеркивал и необоснованный контраст в деле организации ипотечного кредита для крестьян и для дворян, последним устанавливалась более низкая процентная ставка займа в Дворянском банке.

Автор указал на те «недостатки» русской финансовой политики, которые предстояло исправить преемнику И. А. Вышнеградского. По его мнению, следует передать местным самоуправлениям государственный поземельный и подомовой налоги, ввести общеподоходный налог, произвести ряд реформ в косвенном налогообложении, усилить налоги на предметы роскоши, выкупить защитные леса, захватить в руки Госбанка «огромное большинство всех коммерческих операций в стране» и др.[475]475
  См.: Там же. С. 570 и сл.


[Закрыть]

Напомним, что именно этот второй том и был представлен в виде докторской диссертации. Профессор Киевского университета Н. П. Яснопольский в отзыве о сочинении П. П. Мигулина «Русский кредит (1799–1899). Т. 2. Министерство Вышнеградского» назвал его «очень ценным вкладом в русскую финансовую науку и по живому интересу для современности его темы, и по огромному количеству затраченного автором труда, и по научности его приемов, и по самостоятельности». Автор подвергает критике, по словам рецензента, мероприятия в области русского государственного кредита с точки зрения вполне определенных теоретических воззрений. П. П. Мигулин посвящает много усилий для выяснения причин успешности или неуспешности, выгодности или же убыточности рассмотренных им кредитных операций. Он «не только сравнивает состояние русского государственного кредита с аналогичными явлениями в главнейших государствах Западной Европы и Северо-Американских Соединенных штатах, но счел для себя возможным высказаться по чисто практическому вопросу в области финансовой политики: как следовало бы поступить в тех или иных условиях… произвел множество вычислений». По мнению Н. П. Яснопольского, автор дал «объективную и научно беспристрастную оценку финансовой деятельности И. А. Вышнеградского»[476]476
  Отзыв о сочинении П. П. Мигулина «Русский государственный кредит (1799–1899). Т. 2: Министерство И. А. Вышнеградского», представленный в юридический факультет Киевского университета св. Владимира для приобретения степени доктора финансовых наук (подготовлен Н. Яснопольским 1901 г., 20 ноября). Киев, 1902. С. 45–46.


[Закрыть].

В третьем томе монографии ученый вначале дал краткий обзор политики С. Ю. Витте и основное внимание уделил рассмотрению особенностей конверсионных операций 1893–1901 гг., а также проблемам банковской политики, денежного обращения, ипотечного кредита, железнодорожных займов, железнодорожной политики. В целом третий том охватывает период с 1893 по 1902 г., т. е. период министерства финансов С. Ю. Витте, а исследование отдельных проблем доведено до 1906 г. Интереснейшей частью обширного исследования П. П. Мигулина его современники называли разработку огромного материала по денежному обращению и денежной реформе. Автор подробно рассмотрел проекты и материалы обсуждения денежной реформы в законодательных сферах, в ученых обществах и прессе. Он знакомил читателей с содержанием многочисленных работ о нашей денежной системе М. П. Кашкарова, П. Х. Шванебаха, П. И. Георгиевского, П. А. Никольского и др. П. П. Мигулин дает общую оценку реформы, отмечая ее достоинства и недостатки. К достоинствам денежной реформы автор относил: переход к золотому монометаллизму, удачный курс фиксации и техники девальвации, удачный выбор момента и осторожность проведения реформы. Недостатки реформы: чрезмерный выпуск серебряной монеты, дороговизна реформы, чрезмерное расточение золотого фонда, необеспеченность нашего расчетного баланса.

П. П. Мигулин также изложил историю старых кредитных установлений и их ликвидации, «банковую политику в пореформенную эпоху, до С. Ю. Витте», где немало места отведено деятельности государственных Крестьянского и Дворянского земельных банков. Автор ратовал в пользу объединения деятельности этих банков и создания одного государственного бессословного ипотечного банка, берущего в свои руки земельный кредит всей страны. Дана обстоятельная характеристика деятельности государственного банка в эпоху министерства С. Ю. Витте в связи с вопросом о денежной реформе и эмиссионной операции. Эта проблема и ранее виделась ему принципиально важной, так как «ни наше денежное обращение, ни сами финансы страны, ни государственный кредит не могут считаться упроченными, доколе центральный государственный эмиссионный банк находится в состоянии разложения»[477]477
  Мигулин П. П. Наша банковая политика. Харьков, 1904. С. 283.


[Закрыть].

Не меньший интерес в исследовании П. П. Мигулина представляют вопросы железнодорожной политики. Он проанализировал практику министерства С. Ю. Витте по поощрению частного железнодорожного строительства, порой, как считал автор, в ущерб казенным интересам. Положительно оценена политика выкупа частных железных дорог в казну. Эту операцию П. П. Мигулин считал «одной из наиболее блестящих страниц в истории наших финансов». Однако, по его расчетам, правительство вследствие различных, часто безусловно неосновательных, поблажек переплатило за выкуп до 49 млн руб.[478]478
  Мигулин П. П. Наша новейшая железнодорожная политика и железнодорожные займы (1893–1902). Харьков, 1903. С. 275–278.


[Закрыть]

Исследуя казенное железнодорожное хозяйство в 1893–1902 гг., П. П. Мигулин с помощью цифровых выкладок доказал, что дохода от казенной сети дорог казначейство никакого не получает. Все доходы идут на покрытие расходов эксплуатации, оплату железнодорожных наймов и др. В заключение автор рассмотрел реформу железнодорожных тарифов и сделал попытку исчислить доходность железных дорог. П. П. Мигулин считал, что железнодорожное хозяйство настоятельно нуждается в серьезных улучшениях. Известный нам рецензент П. П. Гензель признал данное исследование профессора Мигулина в области российского железнодорожного дела «одним из интереснейших по современности избранной темы и способу разработки»[479]479
  Гензель П. П. Юридическая библиография, издаваемая Демидовским юридическим лицеем. С. 36


[Закрыть].

В 1900–1903 гг. Петр Петрович во время зарубежных научных командировок изучал изменения финансовой политики стран Европы, а в 1910 и 1911 гг. командировался в Лондон с научными целями. Одновременно с 1901 г. он стал и. д. экстраординарного профессора, а с 1902 по 1911 г. являлся ординарным профессором кафедры финансового права Харьковского университета. В 1903 г. он получил чин действительного статского советника, за педагогическую и научную деятельность награжден орденами Св. Анны 2-й степени и Св. Владимира 4-й степени. Примечательно, что несколько лет подряд он не только читал основной курс финансового права, но и вел занятия по торговому праву и даже гражданскому процессу. Характерно, что учебника по финансовому праву или своего курса лекций он так и не опубликовал. Тогдашний попечитель Харьковского учебного округа М. М. Алексеенко даже не стал ждать окончания традиционного годичного срока пребывания своего зятя в должности и. д. экстраординарного профессора и сразу перевел его на новую должность – ординарного профессора. Однако при выборах профессорского суда в университете наш герой был полностью забаллотирован. Подчеркнем, что щепетильная к родственным связям профессура с предубеждением встретила случай столь явного протежирования.