Текст книги "Актуальные проблемы политической экономии"

В середине XIX в. в Германии возникла альтернативная классической политической экономии так называемая историческая школа[144]144
  «Историческая школа в политической экономии знаменовала собой бунт против классической политической экономии» (Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли. М., 1968. С. 23).


[Закрыть]. На ее формирование оказала значительное влияние борьба двух противоположных школ права: исторической школы права и гегелевской школы. Борьба между ними имела не только специфически теоретический характер. Это была перенесенная в область права политическая борьба между либерально-демократическими тенденциями, рожденными под влиянием Французской революции, и тенденциями контрреволюционными, направленными на сохранение консервативных устоев общества.

Основоположник исторической школы права Г. Гуго отстаивал и активно защищал идею незыблемости крепостничества, сословного строя и прусской феодальной монархии. Обосновывая свою позицию, он отверг концепцию революционного права. В противоположность этой концепции Г. Гуго выдвинул положение о том, что задача законодателя – не создавать некий априорный кодекс, основанный на всеобщих принципах разума и справедливости, а брать из самой жизни присущие ей институты, обычаи и традиции, конституирующие в своей совокупности фундаментальные элементы права, которое он называл «позитивным», в противовес абстрактно-теоретическому праву[145]145
  Подвергая резкой критике правовые взгляды Г. Гуго, К. Маркс писал, что если «философию Канта можно по справедливости считать немецкой теорией французской революции, то естественное право Гуго нужно считать немецкой теорией французского ancien regime» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 88).


[Закрыть].

Идеи, выдвинутые Г. Гуго, получили развитие в работах К. Ф. Савиньи, ставшего фактическим руководителем исторической школы права. Стремясь оправдать и поддержать существующие институты, он отверг характерное для рационалистической философии XVII–XVIII вв. понятие естественного права, противопоставив ему концепцию исторического права. По мнению К. Ф. Савиньи, право следует рассматривать как продукт, творение и выражение души и жизни народа; оно не является произвольным творением законодателя, его субъективных устремлений, а рождается, развивается, изменяется и умирает вместе с идеями народа, его верованиями, нравами, традициями и обычаями[146]146
  По мнению К. Ф. Савиньи, «право растет с народом, развивается вместе с ним и, наконец, отмирает, когда народ теряет свое своеобразие». «Всякое право возникает тем способом, который господствующее словоупотребление называет обычным правом, то есть создается прежде всего народными нравами и верованиями и уже затем юриспруденцией, следовательно, всегда внутренними, незаметно действующими силами, а не произволом законодателя» (Цит. по: Корню О. Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность. С. 147).


[Закрыть].

Вслед за Г. Гуго К. Ф. Савиньи полагал, что задача законодателя состоит в том, чтобы выявить в реальной действительности жизненные элементы права, руководствоваться «позитивным» правом, а не изменять его во имя абстрактных принципов, пригодных для всех времен и народов. Для этого нужно изучать, как возникло и развивалось это право, с помощью исторического метода. «Он (исторический метод. – Н.С.) стремится к тому, чтобы каждый вопрос проследить до его корней и таким образом обнаружить органический принцип и само собой отделить то, что еще жизненно, от того, что уже умерло и принадлежит только истории», – писал К. Ф. Савиньи[147]147
  Цит. по: Корню О. Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Жизнь и деятельность. С. 148.
  «Историческая точка зрения… хочет прежде всего найти и установить в общем состоянии нашего права то, что имеет римское происхождение… затем она стремится удалить из круга этих римских элементов нашего правового сознания то, что в действительности отмерло… чтобы было выиграно больше свободного пространства для развития и благотворного воздействия еще живой части этих римских элементов» (Там же).


[Закрыть].

Подчеркивая исключительную важность исторического метода для исследования отличительных особенностей каждой эпохи, он стремился показать, что «позитивное» право существовало и развивалось вместе с развитием общества, практического опыта людей[148]148
  «Исследуя эволюцию юриспруденции, Савиньи подчеркнул, что развитие как правовых норм, так и языка и обычаев проистекает из опыта людей. Он стремился доказать, что право – часть всей культуры, и в том случае, когда в него не вмешиваются произвольным образом, оно развивается “естественным путем”, те судебные органы и юристы, которые на предшествующих исторических этапах способствовали этому “естественному” развитию права, действовали, по мнению Савиньи, как выразители народного духа. Это развитие представляло собой органический процесс, который следовало внимательно изучать» (Селигмен Б. Указ. соч. С. 24).


[Закрыть]. Подобную трактовку К. Ф. Савиньи противопоставлял абстрактному пониманию права, столь характерному для спекулятивной философии. Вместе с тем его концепция была реакционной, поскольку она оправдывала и поддерживала существующее положение вещей. В то время, когда вопрос о конституции был одним из самых живо трепещущих на авансцене общественной жизни, К. Ф. Савиньи выдвинул лозунг: «Конституцию не делают, она делается сама», ставший опорой всех реакционеров, выступавших против принятия конституции.

Историческая школа права подверглась резкой критике Г. Гегелем и последователями его учения, прежде всего Э. Гансом – руководителем гегелевской школы права. Будучи либеральным учеником Г. Гегеля, он выступил как убежденный сторонник концепции непрерывной рациональной эволюции, обусловленной диалектическим развитием абсолютной идеи, мирового разума. Вместе с тем Э. Ганс отвергал консервативные политические идеи Г. Гегеля и приспосабливал его учение к либерально-демократическим тенденциям своего времени, справедливо полагая, что абсолютная идея, как первоначало всего существующего, весьма далека от того, чтобы найти свою окончательную и совершенную форму воплощения в прусской сословной монархии. Напротив, эта идея должна постоянно развиваться, чтобы прийти к более полной реализации своей сущности, к более совершенному самопознанию путем отчуждения новых форм.

Опираясь на гегелевскую диалектическую концепцию непрерывного рационалистического развития человеческой истории, он подверг критике исходные эмпирические постулаты исторической школы права[149]149
  «Все, что создано в определенную эпоху определенным народом, – писал Э. Ганс, – создано благодаря его пониманию и его силе. Получился бы, вероятно, плохой суррогат, если бы он захотел обменять это понимание и эту силу на хроники минувших времен или на кодексы исторической школы. Если эти кодексы говорят, что настоящее, которое их создало, творит в неразрывной связи со всем прошлым, то они гораздо больше представляют собой право настоящего времени и имеют значение для него, а прошлое, на которое они опираются, безвозвратно умерло; оно уже перестало быть действительным, действительно только настоящее. Поэтому происходящее, свободное, не стесненное никаким прошлым движением не является делом неразумного произвола. Разум совершает свое дело в каждую эпоху и в каждом народе, пользуясь его пониманием и силой в качестве органов этого свершения. Всякое прошлое для настоящего просто-напросто мертво, но мертво не то, что составляет субстанцию как в настоящем, так и в прошлом, то есть не божественный разум».
  «История права, поскольку она не хочет иметь своим содержанием одни голые абстракции, по необходимости заключает в себе полноту развития правовых понятий во времени, поэтому она является точно также всеобщей историей; она не признает ни за каким народом и ни за какой эпохой исключительного значения, но каждый народ принимается во внимание лишь постольку, поскольку он имеет отношение к развитию, вытекающему из понятия. Но так как право со своей стороны не является абсолютным и взятое в качестве такового снова приведет нас к чрезвычайно абстрактным толкованиям, так как оно скорее представляет собой только момент в народном целом, то история права должна хранить и вскрывать постоянную живую связь права с историческим принципом народа» (Цит. по: Корню О. Указ. соч. С. 150–151).


[Закрыть]. В этой связи О. Корню писал: «Ганс упрекал Савиньи и историческую школу права в недооценке творческой активности духа, что приводило их к замене рациональной необходимости слепой необходимостью эмпирических причин, к тому, чтобы приписывать этим причинам первостепенную важность и абсолютную ценность, идеализируя их в традиционной форме, отражающей душу и жизнь народа, и подчинять, таким образом, настоящее прошлому, делая из прошлого идеал, который следовало возродить. Пытаясь показать, по примеру Гегеля, развитие и рациональную связь больших исторических эпох и проследить историческое развитие духа, он связывал изучение права с изучением истории, взятой в ее рациональном развитии»[150]150
  Корню О. Указ. соч. С. 150.


[Закрыть].

Либерально-демократические идеи гегелевской школы права, опиравшейся не только на философско-правовые воззрения, но и на политические убеждения о необходимости коренных реформ в интересах народа, оказались неприемлемыми для исторической школы политической экономии. Последняя позаимствовала у исторической школы права эмпирическую методологию в ее консервативном виде, отрицание рациональных принципов самоорганизации общественной жизни, постоянное апеллирование к историческим традициям, обычаям и нравам прошлого.

В соответствии с подобной методологией представителями исторической школы было предложено понимание политической экономии как науки о народном, или национальном, хозяйстве. При этом они исходили из двух ключевых положений: 1) хозяйственные явления находятся в тесной, органической связи и взаимодействии с другими явлениями общественной жизни, а потому могут быть объяснены только в данной связи и только на основе данного взаимодействия; 2) хозяйственные явления и, соответственно, экономические теории, их объясняющие, не остаются неизменными, напротив, они непрерывно изменяются, а потому могут быть поняты лишь путем исследования связи этих явлений и этих теорий с историческим прошлым, со всей совокупностью условий культурной жизни определенного народа. При таком подходе к трактовке предмета политической экономии «историческая школа относилась отрицательно к абстрактному методу классической школы. Вопреки этой школе она доказывала, что изучение хозяйственных явлений в изолированном виде, отдельно от правовой, религиозной и политической жизни народа, не может привести к каким-либо реальным результатам. Со своей стороны она настаивала на необходимости историко-статистического или, как она его называет, реалистического метода и не допускала возможности иначе, как этим методом достигнуть изучения современной экономической действительности»[151]151
  Левитский В. Ф. История политической экономии в связи с историей хозяйственного быта. С. 464.


[Закрыть].

Одним из предшественников исторической школы является Ф. Лист. В своей работе «Национальная система политической экономии» (1841) он выделил следующие существенные недостатки классической политической экономии: во-первых, беспочвенный космополитизм, не признающий национальных особенностей хозяйственного развития; во-вторых, бездушный материализм, акцентирующий внимание только на значимости меновой ценности и не учитывающий нравственных и политических интересов настоящего и будущего, а также особенностей производительных сил нации; в-третьих, доминирование разрушительного партикуляризма и индивидуализма, базирующихся на непонимании природы социального труда и социального действия производительных сил и форм их проявления[152]152
  См. Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб., 1891. С. 223.


[Закрыть]. В результате классики «рассматривают в сущности лишь частную промышленность в том виде, в каком она развивалась как бы при свободе отношений в обществе, т. е. во всем человечестве, если бы оно не было расчленено на отдельные нации»[153]153
  См. Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб., 1891. С. 223.


[Закрыть].

Игнорируя достижения классиков в трактовке предмета и метода политической экономии, в разработке трудовой теории стоимости, в исследовании экономических законов капитализма, Ф. Лист поставил задачу создания национальной политической экономии. Поэтому в качестве отправного пункта его экономического учения выступает понятие нации. Последняя, по мнению Ф. Листа, связывает отдельного человека и человечество. Нация есть самостоятельный организм, соединенный в единое целое тысячами материальных и духовных связей. Она характеризуется единством языка, литературы, происхождения, истории, нравов, привычек, законов и учреждений, т. е. всем тем, что отличает одну нацию от другой. Благосостояние и счастье отдельных индивидуумов зависит от благосостояния и счастья нации в целом. Для этого необходимо прежде всего равномерное развитие промышленности и торговли. Будучи ревностным защитником политики протекционизма, Ф. Лист отмечал, что «задача политической (национальной) экономии заключается в экономическом воспитании наций и в подготовлении их к вступлению во всемирное общество будущего»[154]154
  См. Лист Ф. Национальная система политической экономии. СПб., 1891. С. 224.


[Закрыть].

В отличие от классиков Ф. Лист по существу отождествлял политическую экономию с экономической политикой, которой должны следовать отдельные нации, чтобы достигнуть прогресса в своем экономическом развитии. Поясняя свою мысль, он писал: «Народная экономия становится национальной экономией в том случае, когда государство или федерация обнимают целую нацию, которая по количеству населения, территории, политическим учреждениям, цивилизации, богатству и могуществу призвана к самостоятельности и представляет нацию, способную приобресть устойчивость и политическое значение»[155]155
  См. Лист Ф. Указ. соч. С. 243–244.


[Закрыть].

Экономические взгляды Ф. Листа оказали существенное влияние на формирование исторической школы, которая в процессе своей эволюции прошла ряд этапов. Для нашего исследования наибольший интерес представляют сформировавшиеся в 40–60-х гг. XIX в. «старая» историческая школа и в 60–90-х гг. XIX в. «новая» историческая школа. Значение этих школ заключается, прежде всего, в том, что их представители внесли наиболее весомый вклад в развитие социально-исторического и социально-этического направлений экономической мысли.

Основателем «старой» исторической школы считается В. Рошер. В 1843 году он выпустил в свет свою книгу «Краткие основы курса политической экономии с точки зрения исторического метода». Суть этого метода сводится к следующему: 1) политическая экономия должна отобразить ряд важных народно-хозяйственных моментов, а именно: что думали различные народы о своем хозяйственном развитии, что они чувствовали при этом, к чему стремились, чего достигли и чему обязаны своим успехом; 2) народное хозяйство не ограничивается современным состоянием, напротив, оно постоянно и непрерывно развивается в соответствии с конкретными условиями и возможностями общества; 3) в ходе исследования хозяйственных явлений порой очень трудно отличить существенное от несущественного, поэтому нужно сравнивать между собой данные явления с точки зрения их исторического развития с целью выведения общих законов; 4) сущность исторического метода заключается в рассмотрении хозяйственных явлений, учреждений как относительных, преходящих и в выяснении причин их превращения из общественно полезных в общественно вредные, приносящие зло при определенных исторических условиях.

Это было, по сути дела, программное заявление о путях дальнейшего развития политической экономии как науки, реализованное В. Рошером (и другими сторонниками данной школы) в ходе его научных исследований. Так, определяя предмет этой науки, он писал: «Под политической экономией, под наукой о народном хозяйстве разумеем мы учение о законах развития хозяйства, хозяйственной жизни народа (философия истории народного хозяйства по Мангольдту). Она, как и все другие науки о жизни народа, с одной стороны, находится в тесной связи с исследованием отдельного человека, с другой стороны, она распространяет свое исследование на целое человечество»[156]156
  Рошер В. Начала народного хозяйства. М., 1860. С. 33.


[Закрыть].

Итак, отвергая теоретический анализ, В. Рошер видит в политической экономии науку о народном хозяйстве, о хозяйственной жизни народа. При этом само народное хозяйство рассматривается как нечто данное, вневременное явление, лишенное какой бы то ни было социальной специфики. Саркастически высмеивая подобное определение политэкономии, Р. Люксембург отмечала: «Ясно ли… что такое политическая экономия? Это, видите ли, наука о народном хозяйстве… Что такое роговые очки? Очки в роговой оправе. Что такое вьючный осел? Осел, на которого навьючивают тяжести. Поистине весьма простой способ разъяснения… смысла сложных слов. Плохо только то, что тот, кто до того не понимал смысла этих слов, не поумнеет от передачи этих слов в другой расстановке»[157]157
  Люксембург Р. Введение в политическую экономию. М., 1960. С. 28.


[Закрыть].

Указывая на значимость исторического метода в политико-экономическом исследовании, В. Рошер фактически сводил его к хозяйственно-отраслевому подходу, посредством которого давалось описание внешних форм четырех хозяйственных периодов в развитии общества: охотничье-рыболовного, пастушеского, земледельческого, земледельческо-промышленного[158]158
  См. Рошер В. Наука о народном хозяйстве в отношении к земледелию и другим отраслям первоначальной промышленности. М., 1869. С. 16–71.
  Заметим, Ф. Лист различал пять стадий хозяйственного развития общества: первоначальная дикость, пастушеская, земледельческая, земледельческо-мануфактурная, земледельческо-мануфактурно-коммерческая (См. Лист Ф. Указ. соч. С. 48).


[Закрыть]. Особое внимание он уделял проблеме взаимоотношения между земледелием и промышленностью. Однако его взгляды по данной проблеме противоречивы. С одной стороны, В. Рошер отмечал, что земледелие играет особую роль в хозяйственной жизни. «Продукты земледелия в общем итоге гораздо необходимее, чем произведения промышленности, так что относительно сбыта их нечего опасаться моды, тем более что он надолго определяется самим предложением. Потому выходить за пределы этого основного положения промышленность может только в таких государствах, которые вмещают в себе лишь часть своего народа, а иначе такое чрезмерное развитие промышленности будет источником не только скоропреходящего блеска, но и постоянной внешней и внутренней опасности»[159]159
  Рошер В. Наука о народном хозяйстве. С. 63.


[Закрыть].

С другой стороны, рассматривая политическую экономию как составную часть общей науки о культуре, В. Рошер подчеркивал, что на высших ступенях цивилизации решающую роль в хозяйственной жизни начинает играть промышленность. В этой связи он писал: «Но на высших ступенях культуры промышленность гораздо сильнее влияет на земледелие, чем наоборот. Потому уже близкое соседство состоятельных потребителей гораздо важнее для земледельца, чем для промышленника; и потому также, что разбогатевшие фабриканты гораздо чаще (из прихоти!) делаются землевладельцами, чем, наоборот, разбогатевшие (как медленно!) землевладельцы – фабрикантами; так как в городах и в промышленном деле вообще всего быстрее образуются капиталы и развивается техника. На высшей ступени культуры это влияние становится столь могущественным, что лишает земледелие большей части его прежних особенностей»[160]160
  Рошер В. Наука о народном хозяйстве. С. 66.
  Характеризуя суть многочисленных исследований В. Рошера по вопросам народного хозяйства, К. Маркс писал: «Рошер безусловно обладает большим – часто совершенно бесполезным – знанием литературы… Если бы этакий Вагнер был, по крайней мере, честен и совестлив, то он мог бы быть полезен своим ученикам. Лишь бы он не прибегал ни к каким лживым уловкам и сказал напрямик: здесь противоречие; одни говорят так, другие – этак; у меня же по существу вопроса нет никакого мнения; посмотрите, не сможете ли Вы разобраться сами! …Его существенной особенностью является то, что он не понимает самих вопросов, и потому его эклектизм сводится, в сущности, лишь к натаскиванию отовсюду уже готовых ответов; но здесь он не честен, а всегда считается с предрассудками и интересами тех, кто ему платит! По сравнению с такой канальей даже последний бродяга – почтенный человек» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 30. С. 516–517).


[Закрыть]. Подобные воззрения В. Рошера отражали противоречивый процесс становления капиталистических отношений в феодально-крепостнической Германии того времени.

Заметим, однако, что, провозглашая программу пересмотра предмета политической экономии с точки зрения исторического метода, В. Рошер еще не противопоставлял его абстрактно-дедуктивному методу классической школы. Более того, к сторонникам исторического метода он причислял и А. Смита. Совершенно иную позицию по этому вопросу заняли другие приверженцы «старой» исторической школы: Б. Гильденбранд и К. Книс. Они подвергли энергичной критике классическую школу, прежде всего учение А. Смита, за антиисторический подход к исследованию хозяйственных явлений, за игнорирование взаимосвязи этих явлений с другими сторонами общественной жизни, касающихся национальных, географических, политических, религиозных и иных особенностей каждого народа.

Весьма характерна в этом отношении позиция Б. Гильдебранда. В своей основной работе «Политическая экономия настоящего и будущего» (1848) он отмечал, что классики стремились построить такую политико-экономическую теорию, законы которой применялись бы ко всем хозяйственным ступеням развития общества, ко всем временам и народам. «Они (классики. – Н.С.) отправляются от того положения, что все законы народного хозяйства, основанные на отношении человека к вещественным ценностям, стоят вне условий времени и пространства и что они несокрушимы при всей переменчивости явлений; но при этом они совершенно забывают, что человек, как существо общественное, есть прежде всего продукт цивилизации и истории и что его потребности, его образование и его отношение к вещественным ценностям, равно как и к людям, никогда не остаются одни и те же, а географически и исторически беспрерывно изменяются и развиваются вместе со всею образованностью человечества»[161]161
  Гильдебранд Б. Политическая экономия настоящего и будущего. СПб., 1860. С. 19.


[Закрыть].

По мнению Б. Гильдебранда, учение А. Смита, как и теория государственного права, базируется на атомистических воззрениях на человеческое общество, а потому единственной целью этого общества провозглашает благо отдельных лиц[162]162
  «Политическому рационализму государство представлялось как юридическое учреждение для обеспечения свободы всех отдельных лиц, а экономическому рационализму экономическое общество представлялось только союзом, или системою отдельных хозяйств, для легчайшего и удобнейшего удовлетворения частных потребностей. Первый основывал общество на юридическом, а последний на торговом договоре отдельных лиц, и частная выгода служила в обоих случаях причиною и связью общественного союза. Вследствие этого и те и другие считали подати ценою, платимою отдельными лицами государству за оказанные им услуги, и вывели из этого необходимость разделения податей по величине доходов, которыми каждый гражданин пользуется под покровительством государства» (Гильдебранд Б. Политическая экономия настоящего и будущего. СПб., 1860. С. 20–21).


[Закрыть]. Возводя частную выгоду в основной принцип экономической науки, данное учение порывает всякую связь с нравственными задачами общества и в силу этого заслуженно порицается в материализме, движущим стимулом которого является всеобщий личный эгоизм. «Экономическая наука была для всей Смитовой школы только естественным учением мены, в котором человек признается только эгоистическою силою, действующею, как и всякая другая сила природы, всегда в одном и том же направлении и ведущею, при одинаковых условиях, всегда к одним и тем же последствиям. Поэтому в Германии и Англии называли законы и правила этой школы естественными экономическими законами и считали их, как и все другие законы природы, вечными, неизменными»[163]163
  Гильдебранд Б. Политическая экономия настоящего и будущего. СПб., 1860. С. 21–22.


[Закрыть].

Как видим, критикуя классиков за их антиисторизм, Б. Гильдебранд стремился подменить стихийный материализм классиков идеалистическим пониманием историко-хозяйственного процесса, основу которого образует развитие «духовности», сознания, «образованности» человечества, и тем самым снять вопрос об объективных экономических законах, управляющих этим процессом, исторически неизбежной смене различных экономических систем[164]164
  Отметим, что Б. Гильдебранд выделял три ступени экономического развития общества: натуральное, денежное и кредитное хозяйство (См. Гильдебранд Б. Указ. соч. С. 228–231).


[Закрыть]. В противоположность историческому подходу он рассматривал частную собственность вне времени и пространства, как явление, присущее любой эпохе, любой стране, а потому не понимал исторической трансформации ее форм, их ключевой роли в экономическом развитии общества. В целом концепция Б. Гильдебранда оказалась противоречивой. С одной стороны, он упрекал политико-экономическую теорию классиков в чрезмерном индивидуализме и всеобщем личном эгоизме как неотъемлемых атрибутах материализма, с другой – с идеалистических позиций отстаивал тот же самый пресловутый индивидуализм как отправной пункт развития человеческой цивилизации. «Вся цивилизация человечества, – писал Б. Гильдебранд, – вытекает из индивидуальностей. Они представляют невидимые мастерские духовного производства, источники, образующие своими водами общий поток цивилизации. Без них для отдельного человека, как и для всего человеческого рода, осталось бы одно бессознательное прозябание без развития и образования…

Далее, каждая личность, – пояснял он, – требует для своего собственного развития какого-нибудь внешнего толчка; она требует, как и тело, в котором совершается ее развитие, известной духовной пищи, доставляемой ей извне. Прежде всего каждая личность есть продукт взаимодействия между духовным я каждого человека и внешними условиями, в которые поставила ее история»[165]165
  Гильдебранд Б. Указ. соч. С. 224–225.
  «Чем теснее и однообразнее среда, в которой развивается человек, чем проще и мелочнее отношения, из которых берет он свои представления и понятия, тем ограниченнее круг его зрения и образования. Разнообразие жизненных условий, личных деятельностей, стремлений и столкновений есть школа для воспитания отдельных личностей, в которой пробуждаются и упрощаются их духовные силы» (Там же. С. 225).


[Закрыть]. Нетрудно видеть, что в концептуальном плане данный методологический подход воспроизводит основополагающую идею субъективно-идеалистического учения видного немецкого философа И. Г. Фихте.

Взгляд на политическую экономию как науку о народном хозяйстве активно развивали и представители «новой» исторической школы, стремившиеся показать тесную взаимосвязь между хозяйственными явлениями и правом, моралью, нравами и обычаями данного общества. Г. Шмолер – один из руководителей этой школы – в своих работах доказывал, что отдельные единичные хозяйства связывает в единое целое не государство, а более глубокие причины, а именно, общность языка, истории, обычаев, нравов, воспоминаний, идей, общих чувств, психологических устремлений. Из этих основ вырастает общий порядок жизни, т. е. то, что греки называли «этосом». Он охватывает все естественные действия человека, связанные с удовлетворением его многообразных потребностей. Через «этос» человек создает в природе новый мир – мир культуры, к которому принадлежит также и народное хозяйство.

Согласно Г. Шмолеру, хозяйство как таковое представляет собой совокупность или замкнутый круг действий и отношений, связанных с трудом, с воздействием на внешний материальный мир и с меновыми связями одного лица или нескольких совместно живущих лиц. Цель всех этих действий и отношений – поддержание условий существования данных лиц. «Всякое отдельное хозяйство предполагает другие, существующие с ним рядом, отделенные от него правовыми гранями, не связанные с ним единством рода, общины, государства и международного права и в силу общих работ или обмена благ и услуг с ним соприкасающиеся, одни – более близко, другие – более отдаленно»[166]166
  Шмолер Г. Наука о народном хозяйстве. Ее предмет и метод. М., 1897. С. 2.


[Закрыть].

По мнению Г. Шмолера, хозяйство в своем развитии прошло ряд этапов. В этой связи он различал домашнее хозяйство, замкнутое в самом себе, работающее не для рынка, а исключительно для собственного потребления; крестьянское хозяйство и хозяйство городских торговцев и ремесленников, связанные с рынком, рыночным обменом; соседствующие хозяйства Средних веков типа марки, деревни, города, округа и т. п.; народное хозяйство, сложившееся в период утверждения национальных государств. Оно включает в свой состав всю совокупность хозяйственных явлений, характеризующую не техническую и домашнехозяйственную, а общественную сторону этих явлений[167]167
  Шмолер Г. Наука о народном хозяйстве. Ее предмет и метод. М., 1897. С. 2–4.


[Закрыть].

По Г. Шмолеру, народ, как субъект хозяйственной деятельности, представляет собой совокупность лиц, объединенных языком, происхождением, правом, нравами, церковью, историей, государственным устройством, т. е. всем тем, что характеризует «этос». Связи между этими лицами гораздо более прочные и глубокие, чем с другими народами, охватывающие психические, нравственные, волевые, хозяйственные, организационные и другие формы общения. Поэтому «народное хозяйство мы можем определить как составляющую одно целое совокупность существующих в государстве, стоящих частью рядом, частью одно над другим и взаимно зависимых индивидуальных и корпоративных хозяйств, включая и финансовое хозяйство государства. Мы видим в этой совокупности одну цельную систему хозяйственно-социальных порядков и установлений народа; мы рассматриваем эту систему, несмотря на самостоятельность ее частей, как единое реальное целое, потому что всеми частями ее управляют общие психические и материальные причины, потому что части эти все находятся в самом тесном взаимодействии между собою, центральные органы системы воздействуют на все ее части, потому что общий облик каждого народного хозяйства, как и всякого другого индивидуального бытия, несмотря на постоянные перемены в частях, в главном остается в нашем представлении неизменным, все же изменения в данном народном хозяйстве мы представляем себе как процесс его развития»[168]168
  Шмолер Г. Указ. соч. С. 7.


[Закрыть].

Если перевести эту длинную тираду словесной эквилибристики на простой, нормальный человеческий язык, то получим следующее определение: народное хозяйство есть совокупность взаимодействующих различного рода индивидуальных хозяйств в рамках данного государства. Это взаимодействие характеризует экономическую систему, составные части которой предполагают и обусловливают друг друга. Однако данная система управляется отнюдь не психическими причинами, а объективными экономическими законами, действие которых предопределяет ее исторически конкретную природу, а также способ существования и развития.

Согласно Г. Шмолеру, вместе с появлением народного хозяйства возникает и наука о народном хозяйстве, т. е. политическая экономия. Проанализировав различные определения последней, он дал свое, более развернутое ее толкование: «Это – наука, которая ставит себе задачей описывать народно-хозяйственные явления, определять их, отыскивать их причины, а также объяснять, каким образом они в совокупности своей представляют одно связанное целое, причем, конечно, предполагается, что само народное хозяйство уже правильно определено. В центре науки стоят повторяющиеся у современных культурных народов типические явления разделения и организации труда, обмена, распределения доходов, общественного хозяйства; опираясь на определенные формы частного и публичного права, управляемые одинаковыми или сходными психическими силами, явления эти вызывают к жизни сходные или одинаковые установления и движения, а общее описание их дает статику современного хозяйственного культурного мира, как бы род среднего его устройства. Отправляясь отсюда, наука стремилась затем констатировать различия отдельных народных хозяйств между собою, различные формы той или другой организации; она поставила вопрос, в какой комбинации и последовательности различные формы встречаются, и таким образом пришла к представлению о причинном развитии форм одной из другой и об исторической преемственности видов хозяйственного быта; к статическому рассмотрению она, таким образом, присоединила динамическое. И как с первых же шагов своих она, через посредство нравственно-исторических оценок, начала выставлять идеалы, так эту практическую функцию она до известной степени удержала за собою и до сих пор. Рядом с теорией она постоянно предполагала и практические учения для жизни»[169]169
  Шмолер Г. Указ. соч. С. 11–12.


[Закрыть].

Мы сознательно привели целиком эту длиннющую цитату, чтобы читатель имел возможность убедиться в том, кем восхищались, кому угодливо поклонялись почитатели одного из апостолов «новой» исторической школы в конце XIX – начале XX в. (а некоторые западные авторы делают это до сих пор). Говоря словами Р. Люксембург, нет никакой нужды комментировать вышеприведенную галиматью, поскольку «обыкновенный смертный от всего этого, наверное, будет так оглушен, словно у него в голове вертелось мельничье колесо»[170]170
  Люксембург Р. Указ. соч. С. 29.


[Закрыть]. По меньшей мере ясно одно: у Г. Шмолера имелось весьма туманное, поверхностное представление о политической экономии, то бишь науке о народном хозяйстве[171]171
  Приведем еще одно «мудрое» толкование Г. Шмолера о природе данной науки. «Наука о народном хозяйстве, – писал он, – стоит в середине между прикладными естественными науками, – технологией, учением о машинах, науками о сельском и лесном хозяйстве, – а также антропологией, этнографией, климатологией, общей и специальной географией растений и животных, с одной стороны, и важнейшими гуманитарными науками – психологией, этикой, науками о государстве, о праве и обществе – с другой. Народное хозяйство одновременно представляет собою и одну из форм природы – через человека, и одну из форм культуры – через чувствующее, думающее, действующее, организованное общество» (Шмолер Г. Указ. соч. С. 12).


[Закрыть].

Аналогичные взгляды на данную науку развивал и другой наиболее яркий представитель «новой» исторической школы К. Бюхер. Опираясь на ее методологию, он подверг резкой критике «смитовское направление» политической экономии. По его мнению, этому направлению присущи следующие недостатки: во-первых, абсолютизация крайнего индивидуализма, противопоставление общественным интересам интересов отдельных лиц как явления более высокого порядка; во-вторых, признание за экономическими законами характера естественных законов, игнорирование законов социально-правовых, действие которых видоизменяется под влиянием законодательства; в-третьих, исследование посредством дедукции лишь одного типа экономического состояния общества – менового хозяйства, основанного на разделении труда и обмене произведенными благами; в-четвертых, признание в качестве методологической предпосылки политики экономического либерализма как всеобъемлющего условия предпринимательской деятельности во всех отраслях народного хозяйства[172]172
  См. Бюхер К. Происхождение народного хозяйства и образование общественных классов (две публичные лекции). СПб., 1897. С. 2–3.


[Закрыть].

По К. Бюхеру, народное хозяйство есть «совокупность учреждений, институтов и действий, направленных на удовлетворение потребностей целого народа… Народное хозяйство распадается, в свою очередь, на многочисленные отдельные хозяйства, находящиеся друг с другом в определенных сношениях и многообразной зависимости, вследствие того что каждое из них берет на себя известного рода обязанности по отношению ко всем другим и возлагает на других обязанности по отношению к себе»[173]173
  Бюхер К. Возникновение народного хозяйства. Публичные лекции и очерки. Петроград, 1923. С. 47.


[Закрыть]. Отсюда видно, что данное определение страдает «букетом болезней», присущих исторической школе вообще: асоциальностью, алогизмом, вульгарным эмпиризмом, описательным схематизмом. Поэтому неясно, о каких учреждениях, институтах и действиях идет речь. Что представляют собой многочисленные отдельные хозяйства, на которые распадается народное хозяйство? В чем заключается специфика сношений между ними? Какие известного рода обязанности и почему они берут на себя и возлагают на других? Автор ограничивается лишь поверхностным утверждением о том, что «народное хозяйство является продуктом всего лежащего позади нас культурного развития»[174]174
  Аргументированная критика этого определения была дана Р. Люксембург (См. Люксембург Р. Указ. соч. С. 33–39).


[Закрыть].

В этой связи К. Бюхер утверждал, что хозяйство культурных народов исторически претерпевало существенные изменения. Исходя из характера связи между производством и потреблением, он выделял три ступени экономического развития общества: 1) замкнутое домашнее хозяйство, при котором продукты создаются для собственного потребления, обмена здесь не существует; 2) городское хозяйство, при котором имеет место производство на заказ или непосредственный обмен, когда продукты переходят из непосредственно производящего хозяйства в хозяйство потребляющее; 3) народное хозяйство, при котором развито товарное производство и товарное обращение, продукты здесь проходят через ряд хозяйств, прежде чем они поступят в потребление[175]175
  Люксембург Р. Указ. соч. С. 50; см. также. Бюхер К. Происхождение народного хозяйства и образование общественных классов. С. 8–9.


[Закрыть]. В ходе этого развития более низший тип хозяйства переходит в высший, знаменуя собой очередную ступень экономического прогресса.

Подведем краткие итоги. Представители и «старой» и «новой» исторических школ стремились подменить политическую экономию национальной экономией. Отрицая объективный характер экономических законов и на этой основе теоретическую экономию как науку, они пытались объяснить эволюцию хозяйственных явлений посредством эмпирического описания исторических фактов, их взаимосвязи с этикой, правом и другими неэкономическими факторами. Подобный подход к трактовке предмета политической экономии был подвергнут сокрушительной критике К. Марксом. Подводя итоги развитию вульгарной политической экономии, он отмечал, что последняя «…на более ранних ступенях своего развития находит материал еще не вполне обработанным и потому сама еще более или менее участвует в разрешении экономических проблем с точки зрения политической экономии…»[176]176
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 527.


[Закрыть]

В качестве примера К. Маркс ссылался на экономические воззрения Ж.-Б. Сэя. Последнему К. Маркс противопоставлял Ф. Бастиа, которому «…остается лишь заниматься плагиатом и стараться устранить своими рассуждениями неприятную сторону классической политической экономии». «Но Бастиа, – подчеркивал К. Маркс, – не представляет еще последней ступени… У него апологетика еще отличается страстностью и составляет то, что, собственно, является его работой, так как содержание политической экономии он берет у других в том виде, в каком оно ему наиболее подходит»[177]177
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 527.


[Закрыть]. Переходя к характеристике исторической школы политической экономии, он писал: «Самой последней формой является профессорская форма (представители данной школы были профессорами ведущих вузов Германии. – Н.С.), которая берется за дело «исторически» и с мудрой умеренностью отыскивает везде «наилучшее», причем для нее не важно, если в результате получаются противоречия, а важна только полнота отобранного. Это – выхолащивание всех систем, у которых повсюду обламывают их острые углы и которые мирно уживаются друг с другом в общей тетради для выписок. Пыл апологетики умеряется здесь ученостью, которая благосклонно взирает сверху вниз на преувеличения экономических мыслителей и лишь в качестве курьезов включает их в свою убогую размазню. Так как подобного рода труды появляются лишь тогда, когда политическая экономия как наука уже завершила свой путь, то они являются вместе с тем могилой этой науки»[178]178
  Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 26. Ч. III. С. 528.


[Закрыть].