Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

Глава IV
Италия

О, как шагает этот юный Бонапарт!

Он герой, он чудо-богатырь, он колдун!

Генералиссимус А. В. Суворов о Наполеоне в 1796 г.

1. «Когорта Бонапарта»

Итак, на третий день после свадьбы Наполеон уже мчался на войну, к Итальянской армии – вершить дела, которые в этот раз принесут ему мировую славу. Уже тогда он верил в свою звезду. Но в те мартовские дни 1796 г. никто не мог и предположить, что итальянский поход генерала Бонапарта украсит собой всемирную историю войн и повлияет на судьбы всей Европы.

Мы помним, что термидорианская Директория покончила с «красным» террором якобинцев, но сохранила Республику, хотя и действовала, опираясь на крупных собственников, т. е. во благо «верхам» в ущерб «низам». В то же время она фактически продолжала якобинскую внешнюю политику – не только защищала границы Франции, но и стремилась расширить их. Поэтому для феодальных монархий Европы термидорианская, а затем наполеоновская Франция являла собой такое же исчадие революции, как и якобинская. Эти монархии вместе с Англией сколотили против Франции одну за другой семь коалиций. Если главной целью Англии было сокрушить в лице Франции своего экономического конкурента, то другие коалиционеры еще и стремились вернуть Францию к ее дореволюционному, феодальному status quo.

Первая коалиция сложилась в 1793 г. Ее составили Англия, Австрия, Пруссия, Испания, Голландия, Сардинское и Неаполитанское королевства. В 1795 г. к ним присоединилась Россия, которая, однако, в войну пока не вступала, хотя Екатерина II отреагировала на казнь Людовика XVI более чем воинственно: «Надо непременно искоренить самое имя французов!»[423]423
  Цит. по: Черкасов П. П. Екатерина II и Людовик XVI. Русско-французские отношения 1774–1792. М., 2001. С. 497.


[Закрыть] К 1796 г. для Франции особенную опасность представляли две державы: Англия (она щедро субсидировала, или, говоря современным языком, спонсировала все семь коалиций) и Австрия как главная военная сила первой коалиции, поставлявшая для нее «пушечное мясо».

Австрийская империя династии Габсбургов в то время была, пожалуй, самой авторитетной из европейских монархий. «Венчая свою главу короною Карла Великого с титулом императора Священной Римской империи, повелитель Австрии казался властителем Германии[424]424
  В конце XVIII в. Германия оставалась разделенной на более чем 350 (как правило, карликовых) государств – королевств, княжеств, герцогств, курфюршеств и т. п.


[Закрыть] и первым среди других монархов Европы», – писал об этом российский историк, современник и близкий знакомый А. С. Пушкина Н. А. Полевой[425]425
  Полевой Н. А. История Наполеона. СПб., 1844. Т. 1. С. 2.


[Закрыть]. Вассально зависимой от Австрии была вся Северная Италия, представлявшая собой в то время, подобно Германии, конгломерат королевств, герцогств, графств, Папского государства и даже республик феодального типа вроде Генуэзской и Венецианской. Здесь стояла в ожидании приказа «к бою!» резервная австрийская армия фельдмаршала Ж.-П. Больё (57 тыс. человек и 148 орудий)[426]426
  Клаузевиц К. Итальянский поход Наполеона Бонапарта. 1796 год. М., 2003. С. 9.


[Закрыть].

Жан-Пьер Больё (1725–1819), бельгиец по национальности, заявил о себе еще в Семилетней войне против Фридриха Великого, за 10 лет до рождения Наполеона, и был старше его почти на полвека. А. З. Манфред остроумно подметил, что «возраст обоих командующих определялся одними цифрами, но в разном сочетании: Больё было 72 года, Бонапарту – 27 лет»[427]427
  Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. 4-е изд. М., 1986. С. 120.


[Закрыть]. К. Клаузевиц считал Больё «незаурядным человеком», поскольку он «не только отличился на войне в Нидерландах (1794 г. – Н. Т.). благодаря чему и удостоился назначения на этот командный пост, но у него не было недостатка и в энергии, да и вообще он выдавался над уровнем заурядного службиста»[428]428
  Клаузевиц К. Цит. соч. С. 13.


[Закрыть]. Но, как заметил Д. Чандлер, его «крупнейшим недостатком было полное отсутствие инициативы, настолько жестко все его действия контролировались гофкригсратом» (придворным военным советом)[429]429
  Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя. М., 2000. С. 58.


[Закрыть]. Впрочем, этот недостаток был присущ всем австрийским военачальникам того времени, исключая лишь эрцгерцога Карла, который по своему положению как сын императора Леопольда II и родной брат императора Франца I (он же последний император «Священной Римской империи» под именем Франца II) мог позволить себе свободу действий, не считаясь с диктатом гофкригсрата.

Австрийскую армию фельдмаршала Больё поддерживала 25-тысячная армия Пьемонта, т. е. Сардинского королевства (в состав которого, кроме Пьемонта, входил еще крупнейший на Средиземном море остров Сардиния) во главе с королем Виктором Амедеем III тестем двух будущих королей Франции – Людовика XVIII и Карла X, женатых на его дочерях. Сардинцы имели 60 орудий. Главные же силы Австрии численностью более 180 тыс. штыков и сабель были сосредоточены на Рейне у границ Франции. Ими командовал фельдмаршал (будущий генералиссимус) и эрцгерцог Карл (полное имя: Карл Людвиг Иоганн Габсбург) (1771–1847) – безусловно, лучший австрийский и один из лучших в мире полководцев конца XVIII – начала XIX в., великий стратег, тактик и военный администратор.

Директория тоже планировала кампанию 1796 г., считая Рейн главным театром войны. Сюда были стянуты две лучшие армии республики общей численностью до 155 тыс. человек, которыми командовали лучшие военачальники – Ж. Б. Журдан (будущий маршал Франции) и Ж. В. Моро. Они должны были нанести Австрии главный удар и открыть французам путь на Вену. Что же касается Итальянской армии Бонапарта, ей Директория отводила лишь вспомогательную роль «диверсии», дабы отвлечь на себя внимание и часть сил противника с Рейна. Соответственно, для своих войск на Рейне Директория не жалела средств (ни оружия, ни боеприпасов, ни снаряжения, ни денег), тогда как Итальянская армия была заброшена до такой степени, что, по выражению Е. В. Тарле, «походила скорее на скопище оборванцев»[430]430
  Тарле Е. В. Наполеон. М., 1992. С. 40.


[Закрыть].

Действительно, когда Наполеон увидел доверенную ему армию, он поразился: армия нуждалась буквально во всем – от боеприпасов до хлеба. «У этих солдат, находившихся на гребне Альп, где восемь месяцев в году лежит глубокий снег, – вспоминал о них Стендаль, не было ни обуви, ни теплой одежды»[431]431
  Стендаль. Собр. соч. М.; Л., 1950. Т. 14. С. 231.


[Закрыть]. Солдаты ходили в лохмотьях.

Двое поручиков носили по очереди одну пару штанов[432]432
  Там же. С. 104.


[Закрыть]. «Нищая рвань», – так назвал эту армию современник Наполеона итальянский поэт Витторио Альфьери[433]433
  Цит. по: Lacour-Gayet G. Napoléon: sa vie, son oeuvre, son temps. Р., 1921. Р. 31.


[Закрыть]. Немудрено, что в таких условиях солдаты занялись грабежом и мародерством. Дисциплина в армии разлагалась, моральные устои рушились, армия дичала. В первом же своем докладе для Директории на имя Л. Карно Наполеон заявил: «Когда солдат без хлеба, он творит такие дела, что стыдишься быть человеком. Я покажу ужасные примеры и восстановлю порядок или перестану командовать этой разбойничьей бандой»[434]434
  Цит. по: Мережковский Д. С. Наполеон. М., 1993. С. 143.


[Закрыть].

В довершение всех бед Итальянской армии ее «нищая рвань» и численно уступала противнику более чем в 2,5 раза, а по числу орудий – в семь раз. По подсчетам автора специальной монографии об итальянской кампании 1796–1797 гг. Ф. Бувье, которые А. З. Манфред признал «наиболее точными», под ружьем в Итальянской армии к весне 1796 г., когда Наполеон принял командование, числилось 38 тыс. человек, но 8 тыс. из них составляли прибрежные гарнизоны. «В поход могли выступить не больше 30 тыс. французов» с 30 орудиями[435]435
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 120. 703. К. Клаузевиц приводит иные цифры, исходя из данных на 1795 г.


[Закрыть], тогда как им противостояли 82 тыс. австрийцев и сардинцев с артиллерией из 208 орудий.

При этом армии фельдмаршала Ж.-П. Больё и короля Виктора Амедея III были обеспечены всем необходимым, сохраняли высокую боеспособность и страдали, пожалуй, только излишней самонадеянностью от недооценки той «нищей рвани», с которой им предстояло сразиться.

27 марта 1796 г. Наполеон прибыл в Ниццу, где размещался штаб Итальянской армии, и с первого же дня, а точнее с первых часов по прибытии принялся наводить в войсках порядок и дисциплину. Начал он с командного состава, немедленно вызвав к себе четырех дивизионных генералов – равных ему по чину, но теперь его подчиненных. Каждого из них он уже знал – лично или по рекомендациям. То были три будущих маршала Франции (Андре Массена, Пьер Франсуа Шарль Ожеро, Жан Матье Фелибер Серрюрье) и не успевший стать маршалом только потому, что рано погиб, Амедей-Франсуа Лагарп. Все они, кроме Лагарпа, оставили воспоминания об этом приеме у генерала Бонапарта, ибо запомнили его на всю жизнь.

Поскольку все четверо, как на подбор, были высоченного роста, первое, что бросилось им в глаза, – малый рост, да и юность нового главнокомандующего (самый младший из них, Ожеро, был старше его на 12 лет, а предшественник Бонапарта в должности главкома Б. Шерер – на 22 года). Войдя в кабинет к Наполеону, четыре генерала снисходительно, не без усмешки, разглядывали его невзрачную комплекцию, не снимая шляп, украшенных трехцветными перьями. Наполеон был тоже в шляпе – без перьев. Он предложил им сесть и начал с ними беседу. При этом снял шляпу. Генералы последовали его примеру. Но Наполеон тут же вновь водрузил свою шляпу на голову и так посмотрел в лицо каждому из них (а взгляд у него был пронзителен и, по воспоминаниям будущего консула Франции Ж. Ж. Камбасереса, «позволял ему видеть любого человека насквозь»[436]436
  Кастело А. Бонапарт. М., 2004. С. 152.


[Закрыть]), что никто из четверых генералов не посмел даже потянуться к своей шляпе. Более того, им показалось в тот момент, как вспоминал Массена, что Бонапарт «сразу вырос на пару футов»[437]437
  Цит. по: Чандлер Д. Указ. соч. С. 55.


[Закрыть]. Дальше – больше. То ли факт, то ли легенда: в конце беседы, когда все встали, Наполеон, глядя снизу вверх на самого долговязого из них, Ожеро, заявил: «Генерал, вы как раз на голову длиннее меня, но если вы будете мне грубить, то лишитесь этого преимущества»[438]438
  Тарле Е. В. Цит. соч. С. 40.


[Закрыть]. Во всяком случае, сам Ожеро потом признался: «Этот маленький генерал, сукин сын, навел на меня страх. Я и сам не могу объяснить чувства, какими сразу, при первом взгляде на него, я был раздавлен»[439]439
  Segur P. P. Histoire et mémoires. Р., 1873. Т. 1. Р. 194.


[Закрыть]. «Ну и ну, – вторил Ожеро Массена, – нагнал же на меня страху этот малый!»[440]440
  Цит. по: Манфред А. З. Цит. соч. С. 125.


[Закрыть]

А ведь все четверо, в особенности как раз Массена и Ожеро, были такими «санкюлотами[441]441
  Санкюлотами (sans culottes – без штанов) называли в революционной Франции простолюдинов, не носивших кюлотов – коротких штанов из дорогой ткани, модных среди дворян.


[Закрыть]-головорезами», что не боялись ни Бога, ни черта, ни самого ада. Наиболее талантливый и авторитетный из них, Андре Массена (1756–1817)[442]442
  Лучшие из биографий А. Массена: Thierri A. Massena, ľenfant gâté de la victoire. P., 1947; Valentin R. Le Maréchal Massena (1758–1817). Р., 1960.


[Закрыть], сын торговца мылом из Ниццы, рано потерял отца, в 13 лет бежал из родительского дома и поступил юнгой на торговое судно. Прослужив на нем почти пять лет, в 1775 г. он махнул в солдаты и за четырнадцать лет, к началу революции, дослужился лишь до сержанта. За это время военная служба ему надоела, он вышел в отставку, женился, открыл в Антибе бакалейную лавку и занялся… контрабандой. Но революция манила его. Массена записался добровольцем в Национальную гвардию и быстро пошел вверх по служебной лестнице: в 1792 г. он уже подполковник, в 1793 (за отличие в боях с австро-сардинскими войсками) – бригадный генерал, а в 1794 (за участие в освобождении Тулона) – дивизионный генерал, в то время как Наполеон стал только бригадным генералом. Уже под Тулоном Массена произвел сильное впечатление на будущего маршала Франции (тогда – наполеоновского адъютанта) О. Ф. Л. Мармона: «В его железном теле была скрыта огненная душа <…>. Никто и никогда не был храбрее его»[443]443
  Mémoires du duc de Raguse de 1792 à 1832. Р., 1857. Т. 1. Р. 147.


[Закрыть].

По своим человеческим качествам Массена, в оценке Стендаля, «истинное дитя природы. Он ничего не знал, даже орфографии», зато «имел злосчастную склонность к воровству», причем «воровал инстинктивно, как сорока». Другой его страстью, наряду с воровством, было женолюбие. «Он всегда возил с собой какую-нибудь любовницу; обычно это бывала самая красивая женщина той местности, где он командовал войсками. Стоило кому-нибудь из его адъютантов приглянуться ей, как он уже старался послать его на верную смерть». Все это, заключает Стендаль, «его отвага, женолюбие, полное отсутствие надменности, грубоватая фамильярность в обращении с солдатами – все нравилось воинам, ему подчиненным»[444]444
  Стендаль. Собр. соч. Т. 6. С. 247; Т. 14. С. 295.


[Закрыть].

Еще более колоритной, сверх всякой меры склонной к авантюризму личностью и, кстати, таким же, как Массена, «неустрашимым расхитителем» (по мнению Наполеона)[445]445
  Las Cases E. Esprit du Memorial de Sainte-Hélène. Р., 1823. Т. 2. Р. 41.


[Закрыть] был Пьер Франсуа Шарль Ожеро (1757–1816)[446]446
  Подробно о нем см.: Couturaud L. Augereau. Р., 1990.


[Закрыть]. Сын лакея из парижского предместья Сен-Марсо, он в 17 лет начал было служить в королевской кавалерии, но там вскоре убил офицера, посмевшего его оскорбить, и бежал в Швейцарию. С тех пор в жизни Ожеро началась и растянулась на полтора десятилетия феерически закрученная интрига: он служил попеременно в русских (при Екатерине Великой), прусских (при Фридрихе Великом), испанских, португальских, неаполитанских войсках, дезертируя всякий раз, когда служба ему надоедала; между прочим, в русской армии он получил чин сержанта за отличие в войне с Турцией 1787–1791 гг.! Вообще, мыкаясь по всей Европе от России до Португалии, он чем только ни занимался именно между прочим: «уроками танцев и фехтования, дуэлями, похищениями чужих жен»[447]447
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 124.


[Закрыть]. И тем не менее главной для него была солдатская доля. С началом революции он вернулся на родину, вступил, как и Массена, в национальную гвардию и сделал столь же стремительную воинскую карьеру: сражался в Вандее, за отличие в войне с Испанией в 1793 г. стал бригадным, а в 1795 г. – дивизионным генералом.

Как военачальник, стратег и тактик Ожеро значительно уступал Массена. По воспоминаниям Наполеона, он не только «совсем не имел образования» (не блистал образованностью и Массена), но к тому же был лишен «сколько-нибудь заметного ума». Зато он умело «поддерживал порядок и дисциплину» и, главное, «дрался с неустрашимостью»[448]448
  Наполеон. Избр. произведения. М., 1941. Т. 1. С. 70.


[Закрыть]. Солдаты его любили и прощали ему многое, видя, что он «имел зоркий глаз и на слабое место противника, и на заманчивую добычу»[449]449
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 54.


[Закрыть].

Третий из дивизионных генералов Итальянской армии – Амедей-Франсуа Лагарп (1754–1796), швейцарец из кантона Во, кузен одного из воспитателей российского императора Александра I Фредерика Сезара Лагарпа, – запомнился современникам яркой жизнью и трагической смертью. «Это был офицер выдающейся храбрости. Гренадер ростом и духом, – вспоминал о нем Наполеон. – В армии он пользовался большой популярностью»[450]450
  Наполеон. Избр. произведения. С. 60.


[Закрыть]. Но еще в начале итальянской кампании, 8 мая 1796 г., Лагарп, проводивший рекогносцировку после боя с австрийцами у Фомбио, был случайно убит собственными солдатами. Расследовать случившееся по приказу Наполеона немедленно прибыл в дивизию Лагарпа начальник штаба армии Л. А. Бертье. «Он застал войска в состоянии отчаянья»[451]451
  Там же.


[Закрыть].

Самым хладнокровным из четырех генералов-«головорезов» был старейший из них, Жан Матье Филибер Серрюрье (1742–1819)[452]452
  Подробно о нем см.: Tuetcy L. Sérurier. Р., 1899.


[Закрыть] сын придворного служителя, отвечавшего за ловлю котов в конюшнях Людовика XV. Он начал военную службу еще в 1759 г., участвовал в Семилетней войне и за тридцать лет к началу революции дослужился всего лишь до майора. Но с началом революции быстро пошел в гору: в 1792 г. – полковник, в 1793 – бригадный, а в 1794 г. – дивизионный генерал. Наполеон отзывался о нем очень уважительно: «Он был отважен, лично неустрашим <…>. У него было меньше порывистости, чем у предыдущих (Массена и Ожеро. – Н. Т.), но он их превосходил своими нравственными качествами, уравновешенностью своих политических убеждений и честностью в отношениях»[453]453
  Наполеон. Избр. произведения. С. 72.


[Закрыть].

Мы еще увидим, как Наполеон будет ценить Серрюрье в ходе итальянской кампании (именно ему доверит честь принять капитуляцию знаменитого австрийского фельдмаршала Д. С. Вурмзера!), а став императором, пожалует ему почетнейшее звание маршала Франции. Поэтому трудно понять, на каком основании российский дипломат граф Г. О. Штакельберг летом 1797 г. уведомлял Павла I о том, что Серрюрье «ненавидит Бонапарта»[454]454
  Цит. по: Манфред А. З. Цит. соч. С. 125.


[Закрыть].

С весны 1796 г. начал служить Наполеону и Луи Александр Бертье (1753–1815)[455]455
  Подробно о нем см.: Маркс К. Бертье // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 14; Чиняков М. К. Луи Александр Бертье // Вопросы истории. 2002. № 10. С. 32–52; Derrécagaix V. B. Le Maréchal Berthier, prinse de Wagram et de Neufchâtel. Р., 1904–1905. Т. 1–2.


[Закрыть] – его отныне неизменный во всех походах, признанный специалистами «одним из самых знаменитых в истории» и даже «идеальным» начальником штаба[456]456
  См: Маркс К. Указ. соч. С. 96; Чандлер Д. Цит. соч. С. 55; Военский К. А. Наполеон и его маршалы в 1812 г. М., 1912. С. 14; Делдерфилд Р. Ф. Маршалы Наполеона. Исторические портреты. М., 2001. С. 25.


[Закрыть]. Сам Наполеон склонялся к такому же мнению: «Лучшего начальника генерального штаба в мире не было»[457]457
  Наполеон. Избр. произведения. С. 68.


[Закрыть]. Сын ученого-географа, с малых лет привыкший работать с картой, к тому же обладавший феноменальной памятью, математически выверенной расчетливостью и уникальной способностью работать по двадцать часов в сутки, Бертье словно судьбой был предназначен к штабной работе. Он и служил смолоду в штабах графа Ж. Б. Рошамбо в Америке, а затем маркиза М. Ж. Лафайета и барона Н. Люкнера в Европе еще до того, как приметил и приблизил его к себе Наполеон. Можно согласиться с А. К. Дживелеговым в том, что «более точного исполнителя, более пунктуального и методичного военного чиновника, более предусмотрительного помощника Наполеон не имел никогда»[458]458
  Дживелегов А. К. Александр I и Наполеон. М., 1915. С. 189.


[Закрыть].

Почти идеальный начальник штаба, Бертье в остальном был личностью заурядной. Он не имел ни должной силы характера, ни уверенности в себе, «что портило множество хороших качеств, которыми наделила его природа как добрая мать»[459]459
  Д’Абрантес Л. Записки герцогини Абрантес или исторические воспоминания… М., 1837. Т. 3. С. 305.


[Закрыть]. Не вызывал он к себе симпатий ни внешностью, ни манерами: «невысок ростом и дурно сложен, хотя и не уродлив <…>. Беспрестанно грыз ногти»[460]460
  Д’Абрантес Л. Цит. соч. С. 304.


[Закрыть].

Рядом с Бертье выигрышно смотрелись тогда абсолютно невежественные в штабном ремесле, но разносторонне талантливые, яркие, молодые соратники Наполеона, связавшие с ним свою ратную судьбу еще под Тулоном, – Ж. Б. Мюирон, А. Ж. Жюно, Ж. К. М. Дюрок, Л. Г. Сюше, О. Ф. Л. Мармон, брат Людовик, а также герой 13 вандемьера И. Мюрат. Из тех (молодых) соратников, которых Наполеон впервые узнал только теперь, в Италии, особенно выделялись двое его сверстников: бригадный генерал Бартелеми Катрин Жубер и полковник Жан Ланн – сын конюха и будущий герцог Монтебелло, лучший из 26 наполеоновских маршалов, о котором после гибели его в битве под Асперном Наполеон будет грустить: «Я нашел его пигмеем, а потерял гигантом»[461]461
  Las Cases E. Op. cit. Т. 1. Р. 240.


[Закрыть].

Впервые раскрылись как незаурядные личности и некоторые адъютанты Наполеона. Это, в первую очередь, Анри Гатье Бертран (1773–1844) – будущий генерал, граф и гофмаршал, герой Аустерлица, Фридланда, Лейпцига, безотлучно находившийся при Наполеоне и на Эльбе, и на Святой Елене. Это и Юзеф Сулковский (1770–1798)[462]462
  См. о нем: Брандыс М. Адъютант Бонапарта // Брандыс М. Исторические повести. М., 1975.


[Закрыть] – «польский Сен-Жюст», как его называли за республиканскую страстность, молодость и «безграничное очарование», аристократ (кстати, бывший паж королевы Марии-Антуанетты), свободно владевший всеми европейскими языками, герой двух театральных пьес, одной оперы и многих романов, о трагической гибели которого в Египте речь еще впереди. Наконец, это Антуан Мари Лавалетт (1769–1830) – тоже будущий граф и министр почт, женатый на Эмилии Богарне, племяннице Жозефины, герой нашумевшей в 1815 г. на всю Европу истории его спасения (благодаря самопожертвованию жены) от смертной казни. Вот как изложил эту историю А. З. Манфред:

«В последние часы перед казнью к нему была допущена на свидание жена. Она пробыла в камере смертника недолго; вышла от него с низко опущенной головой, закрыв лицо, сгибаясь под тяжестью безутешного горя; шатающейся походкой прошла мимо часовых… Когда утром стражники пришли, чтобы увести приговоренного к месту казни, Лавалетта в камере не было. Там находилась его жена. Накануне, поменявшись с женой одеждой, Лавалетт в ее платье ушел из тюрьмы»[463]463
  Манфред А. З. Цит. соч. С. 139.


[Закрыть].

Такова была «когорта Бонапарта», как сразу же назвали современники молодых соратников столь же молодого главнокомандующего. Все они, преданно сплотившись вокруг Наполеона, загорались его полководческим энтузиазмом и, в свою очередь, старались так же зажечь, революционно и республикански воодушевить менее подвижнических, нежели они сами (по их мнению) «стариков», каковыми считали Лагарпа, Серрюрье, Массена, Ожеро и Бертье.

Остается сказать об еще одном звене командного состава Итальянской армии к тому моменту, когда Наполеон возглавил ее. Это два комиссара Директории – старый знакомец и переменчивый друг Наполеона Кристоф Саличетти и бывший, малоавторитетный член Конвента Пьер-Ансельм Гарро, а также дивизионный генерал Анри Жак Гийом Кларк – будущий военный министр при Наполеоне и затем при Людовике XVIII, маршал посленаполеоновской Франции. Комиссары занимались больше размещением и хозяйственными нуждами армии; по крайней мере, они главнокомандующему не мешали, а скорее помогали. Саличетти даже подчеркивал свое расположение к Наполеону (возможно, от угрызений совести за свое предательство в 1794 г.) и в походах нередко шагал или скакал на коне впереди войск рядом с ним. Но генерал Кларк имел от Директории щекотливое поручение тайно следить за поведением Наполеона и осведомлять о нем директоров. Наполеону не составило большого труда выявить подспудный смысл миссии Кларка и так обаять и привязать его к себе, что он стал осведомителем Наполеона о происках Директории[464]464
  См.: Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 285.


[Закрыть]. За это Директория осенью 1797 г. отправила Кларка в отставку.

Разобравшись с командным составом армии, Наполеон занялся ее экстренным переоснащением, стараясь изыскать для нее все необходимое – от хлеба до пороха. Эмиль Людвиг подсчитал, что за первые двадцать дней командования он обнародовал «123 приказа только по питанию войск, разоблачая растраты, недовес, плохое качество»[465]465
  Людвиг Э. Наполеон. М., 1998. С. 57.


[Закрыть]. При этом – невероятно, но, по мнению Андре Кастело, факт! – всего за 48 часов Наполеон «сумел достать для армии шестидневный запас хлеба, мяса и водки и в придачу 12 тысяч пар башмаков»[466]466
  Кастело А. Цит. соч. С. 139.


[Закрыть].

Здесь важно отметить, что, по воспоминаниям Стендаля, Наполеон питал «безотчетную ненависть» к поставщикам – не только потому, что они обворовывали армию, но еще и потому, что шокировали его самого и солдат своей трусостью. Так, «во время отступления, которое предшествовало битве при Кастильоне (5 августа 1796 г. – Н. Т.), один из этих людей бежал без оглядки, промчался пятьдесят лье в почтовой карете и по приезде в Геную умер от последствий испуга»[467]467
  Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 298.


[Закрыть].

Обеспечивая свою «нищую рвань» продовольствием, снаряжением, боеприпасами, Наполеон в то же время восстанавливал дисциплину. При этом он не останавливался перед самыми жестокими мерами как «отец-командир», равно заботливый и безжалостный. Стоило, к примеру, одному из батальонов отказаться от выхода на боевые позиции (из-за недоплаты жалованья), как тут же был расформирован, а солдаты батальона рассредоточены по другим частям. Более того, в одном из донесений Директории Наполеон без лишних эмоций и без подробностей констатировал: «Приходится часто расстреливать»[468]468
  Цит. по: Тарле Е. В. Цит. соч. С. 40–41.


[Закрыть].

Все заботы Наполеона о снабжении армии и дисциплине осложнялись крайней необходимостью спешить: каждый день до начала боевых действий был на счету, ибо Наполеон считал обязательным для успеха кампании фактор внезапности. Тем не менее он успел проверить и скорректировать боеготовность своих солдат на общеармейских маневрах. 5 апреля 1796 г. Итальянская армия, подготовленная не вполне и наспех, выступила в поход. Многое из начатого пришлось довершать уже на ходу, в промежутках между боями. Например, тысячу солдат из дивизии Ожеро вооружили только после первого боя у Монтенотте захваченными у австрийцев ружьями – в наступление они пошли безоружными[469]469
  См.: Чандлер Д. Цит. соч. С. 60.


[Закрыть].

Перед выступлением в поход генерал Бонапарт как главнокомандующий провел на площади Республики в Ницце парад своих войск, описанный в разнообразных источниках[470]470
  См.: Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. Избр. произведения. М., 2003. С. 67; Клаузевиц К. Цит. соч. С. 13; Кастело А. Цит. соч. С. 139; Тарле Е. В. Цит. соч. С. 41–42.


[Закрыть]. Сначала главнокомандующий обошел ряды своих солдат, запросто, дружески беседуя с ними, ободряя и заверяя, что скоро они будут с гордостью говорить: «Я служил в Итальянской армии!» Затем, уже верхом на коне, он выступил перед войсками с зажигательной речью: «Солдаты! Вы раздеты и голодны. Правительство много вам задолжало, но дать ничего не может. Ваше терпение, ваша готовность перенести любые лишения, ваша отвага восхищают всю Францию. Она не спускает с вас материнских глаз и сострадает вам. А я поведу вас в самые плодородные земли света. Богатые области и города будут в вашей власти. Вы там найдете все – богатство, почести, славу. Солдаты Итальянской армии! Вы хотите этого – значит, можете! Вперед!»

К. Клаузевиц почему-то считал, что Наполеон «за всю свою жизнь ничего лучшего не написал и ничего лучшего не сделал, чем этот призыв»[471]471
  Клаузевиц К. Цит. соч. С. 13.


[Закрыть]. Думается, гораздо более мотивированна трактовка Е. В. Тарле. Дело не в таких понятиях, как «лучше» или «хуже». Евгений Викторович справедливо подчеркнул, что Наполеон «объяснялся со всей армией ТАК только на этот раз <…>. Личного обаяния и безоговорочной власти над солдатами он тогда еще не имел. Вот и решил подействовать на своих полуголодных и полураздетых солдат лишь прямым, реальным, трезвым указанием на материальные блага, ожидающие их в Италии»[472]472
  Тарле Е. В. Цит. соч. С. 41–42.


[Закрыть]. В дальнейшем, как мы еще не раз увидим, Наполеон как генерал, консул, император умел воодушевить солдат иначе, обращаясь к их самолюбию, воинской чести, патриотизму, и делал это лучше, чем в 1796 г., когда призвал солдат обогащаться за счет грабежа чужих земель.

Итак, Наполеон начал свою итальянскую кампанию 5 апреля 1796 г. К тому моменту из Директории поступил приказ перейти в наступление. Клаузевиц не без иронии отмечал, что если бы Бонапарт такого приказа не получил, «то сам отдал бы его себе»[473]473
  Клаузевиц К. Цит. соч. С. 14.


[Закрыть].

Напомню читателю, что план кампании он разработал еще в Топографическом бюро военного отдела Конвента летом 1795 г. Главная идея плана заключалась в том, чтобы отрезать сардинскую армию от австрийской и бить противника (сначала сардинцев, а потом австрийцев) порознь. Разбив австрийцев, Наполеон предполагал далее – независимо от успехов или неудач армий Моро и Журдана на «главном», Рейнском, театре войны – идти на Вену. Д. С. Мережковский не без оснований назвал этот план «величайшим стратегическим замыслом после Александра Македонского и Цезаря»[474]474
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 137.


[Закрыть].

Поскольку австрийская и сардинская армии вместе и даже одни австрийцы значительно превосходили французов числом (и людей, и орудий), успех кампании зависел от реализации двух условий: во-первых, от того, сумеют ли французы ударить по сардинцам внезапно, и, во-вторых, смогут ли они маневрировать между сардинцами и австрийцами так искусно, чтобы не подставить себя под ответный удар превосходящих сил противника.