Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

Глава III
Генерал

Он кого угодно уймет!

П. Баррас о Наполеоне в 1795 г.

1. Безвременье

Итак, Тулон открыл перед Наполеоном путь к вершинам славы, к воплощению его самых честолюбивых и дерзновенных замыслов. Но непредвиденные капризы судьбы задержали его взлет на три года.

Став генералом, Наполеон сразу же, 26 декабря 1793 г., получил от комиссаров Конвента О. Робеспьера и К. Саличетти должность инспектора береговых укреплений и ответственное задание ревизовать южное побережье Франции от устья Роны до Ниццы. Он все сделал как нельзя лучше: не только сформировал отряды морской артиллерии, расставил в нужных местах батареи, дополнительно укрепил и вооружил береговые форты, но и учредил суды для устранения порочивших революционную армию злоупотреблений.

Так, в Марселе, где, кстати, жила тогда его семья, Наполеон увидел, что главный городской форт Святого Николая, который только и мог защитить рейд, гавань и весь город от любой угрозы со стороны моря, полуразрушен. Четвертого января 1794 г. он составил докладную записку военному министру Ж. Б. Н. Бушотту, не предполагая, что она будет иметь для него угрожающие последствия, причем не единожды. Вот что говорилось в этой записке: «Форт Св. Николая не мог бы держаться даже и четверти часа. Три вала, которые окружают его со стороны города, разрушены, и доступ к нему открыт со всех сторон. Необходимо во что бы то ни стало укрепить этот форт. С этой целью нужно восстановить хотя бы одну из трех стен. Я приказал поставить у форта орудия таким образом, чтобы они господствовали над городом»[279]279
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Наполеон I. Его жизнь и его время. М., 1997. С. 170.


[Закрыть].

Наполеон имел в виду не только угрозу нападения на Марсель, возможность нового контрреволюционного мятежа в самом городе, как это уже было летом 1793 г. Но марсельские власти усмотрели в обращении генерала к военному министру призыв к репрессиям и донесли на него в Конвент как на потенциального карателя. Конвент отреагировал на донос, вызвав в Париж для объяснений и Наполеона, и его непосредственного начальника, дивизионного генерала Ж.-Ф. Лапуапа. К счастью для Наполеона, О. Робеспьер и Саличетти посоветовали ему задержаться как береговому инспектору в Тулоне, что он и сделал, а генерал Лапуап сумел оправдаться перед Конвентом[280]280
  Подробно см.: Там же. С. 170–171; Слоон В. Новое жизнеописание Наполеона I. Историческое соч. в 2 т. М., 1997. Т. 1. С. 169–170.


[Закрыть]. Но, как мы увидим, Конвент еще припомнит Наполеону его марсельский демарш перед военными верхами.

Огюстен Робеспьер к тому времени проникся дружеской симпатией к Наполеону, который восхищал его своими талантами и деяниями. 5 апреля 1794 г. он так напоминал о нем брату: «Я уже называл тебе гражданина Буонапарте, начальника артиллерии, заслуги которого совершенно исключительны»[281]281
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 172.


[Закрыть]. Вскоре после этого Огюстен был вызван братом в Париж и «все пустил в ход, чтобы убедить Наполеона последовать за ним»[282]282
  Стендаль. Собр. соч. М.; Л., 1950. Т. 14. С. 213.


[Закрыть]. Тот, однако, по данным Стендаля, «не пожелал поступить в распоряжение адвокатов»[283]283
  Многие из самых авторитетных вождей Конвента были адвокатами: М. Робеспьер, Ж. Дантон, К. Демулен, Ж. Бийо-Варенн, П. Верньо, Б. Барер, Ж. Петион, А. Барнав, А. Тибодо и др. Половину Комитета общественного спасения составляли адвокаты (см.: Булуазо В. Комитет общественного спасения. 10 июля 1793–27 июля 1794 // Французский ежегодник (1966). М., 1967. С. 28).


[Закрыть], а впоследствии так комментировал свой отказ: «Не откажись я бесповоротно, кто знает, к чему привел бы меня этот первый шаг и какая участь была бы мне уготовлена»[284]284
  Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 213.


[Закрыть]. «Быть может, – добавляет к этому Стендаль от себя, – он помешал бы совершиться 9-му термидора; он умел сражаться на улицах Парижа, а в борьбе Тальена с Робеспьером несколько часов остались неиспользованными»[285]285
  Там же. Жан Ламбер Тальен (1767–1820) – один из главных руководителей, наряду с П. Ф. Баррасом, государственного переворота 9 термидора 1794 г.


[Закрыть].

Уже после отъезда О. Робеспьера в Париж его коллега, комиссар Конвента Жак-Франсуа Рикор, «вероятно, в согласии с Робеспьером»[286]286
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 175.


[Закрыть], доверил Наполеону важную дипломатическую миссию в Геную, которая тогда представляла собой республику на французский лад, но была склонна поддаться английскому влиянию. Наполеон имел поручение настроить Геную против дипломатического давления на нее со стороны Англии. Он провел в Генуе всего одну неделю – с 14 по 21 июля 1794 г. – и за этот короткий срок добился как дипломат максимума возможного. Корректно по форме, но, в сущности, ультимативно он потребовал, чтобы Генуэзская республика обязалась сохранять строжайший нейтралитет, не дозволяя каким-либо иностранным войскам проходить через ее территорию. В противном случае Наполеон обещал генуэзцам жесткие санкции, припугнув тем самым правительство Генуи. Его глава генуэзский дож письменно обязался удовлетворить требования Франции[287]287
  Подробно см.: Там же. С. 175–176; Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 175.


[Закрыть].

27 июля Наполеон вернулся из Генуи в Ниццу, где размещалась его штаб-квартира и куда к тому времени переселились из Марселя его мать и сестры. «Можно представить себе, – писал о нем В. Слоон, – что, возвращаясь по живописной дороге, пролегающей по “Карнизу” между горами и морем, юный генерал и дипломат предавался самым розовым мечтам, чувствуя у себя на плечах эполеты главнокомандующего. На самом деле его ожидала опала, которая могла, чего доброго, окончиться приговором к смертной казни»[288]288
  Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 175.


[Закрыть].

Да, в тот самый день, когда Наполеон вернулся к себе в Ниццу, 27 июля (по календарю Французской революции 9 термидора), в Париже свершился государственный переворот. Левореспубликанское якобинское правительство во главе с М. Робеспьером было свергнуто. Власть захватили правые республиканцы, т. н. термидорианцы, которых возглавляли П. Баррас, Ж. Л. Тальен, Ж. Фуше, опиравшиеся, в отличие от якобинцев, не на средние слои населения, а на крупную буржуазию. Робеспьер вместе с братом Огюстеном и ближайшими соратниками (блистательным Л. А. Сен-Жюстом, Ж.-О. Кутоном, Ф. Ф. Ж. Леба), а также еще 15 «ристов» были арестованы и на следующий день без суда гильотинированы. Смертные казни продолжались и в последующие дни: 11 термидора сложили головы на гильотине 71 человек и 12-го – еще 12[289]289
  Подробно об этом см.: Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. М., 1983. Т. 6. С. 439–446.


[Закрыть].

В Ницце о перевороте 9 термидора узнали через неделю – 5 августа по «нормальному» календарю. На следующий день Наполеон был арестован и заключен в тюрьму Форт Карре близ города Антиб на южном побережье Франции. Приказ об аресте подписал его земляк и друг комиссар Конвента Кристоф Саличетти, а исполнил жандармский офицер Жозеф Арена – другой земляк и давний (в годы отрочества и юности) друг, который, как мы увидим, будет дважды покушаться на жизнь генерала и консула Бонапарта.

Какими мотивами движим был в этом случае комиссар Саличетти? Ведь он близко знал Наполеона, симпатизировал ему и так тесно сотрудничал с ним в критических ситуациях на Корсике и под Тулоном. А теперь? Теперь он доложил (точнее донес) в Конвент, что Наполеон якобы был причастен к заговору братьев Робеспьеров против Республики, восстанавливал разрушенные укрепления Марселя как гнездо контрреволюции и чуть ли не изменнически вел себя в Генуе («Что делать этому генералу за границей? Все наши подозрения падают на него!»)[290]290
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 176–177; Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 178–179; Мережковский Д. С. Наполеон. М., 1993. С. 136.


[Закрыть].

Есть разные версии такого «кувыркания» Саличетти, который всегда был смел, откровенен, проницателен, хотя и по-корсикански лукав как личность. Ф. Кирхейзен прямо заявил: чем все это объяснить, «мы в точности не знаем»[291]291
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 177.


[Закрыть]. Д. С. Мережковский усмотрел у Саличетти один мотив: «чтобы спасти свою голову»[292]292
  Мережковский Д. С. Указ. соч. С. 136.


[Закрыть]. Более обстоятельна и, по-моему, убедительна версия В. Слоона. По его мнению, Саличетти, бывший гораздо ближе к О. Робеспьеру, чем Наполеон, «выказал себя замечательно ловким негодяем», подставив вместо себя Наполеона, но, хотя и «не колебался жертвовать другом ради своей личной безопасности, все-таки не желал без крайней необходимости губить его окончательно». Поэтому он сделал все, чтобы Наполеона, «к счастью его, заключили в Форт Карре, вместо того чтобы отправить в Париж»[293]293
  Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 179. Такова же точка зрения Э. Людвига (см. его кн. «Наполеон». М., 1998. С. 38). Попытка А. Кастело доказать, что Наполеон вообще не сидел ни в какой тюрьме, а пребывал тогда всего лишь под домашним арестом в квартире, которую он снимал у своего знакомого, богатого негоцианта Жозефа Лауренти, неубедительна, поскольку основывается только на воспоминаниях этого негоцианта (см.: Кастело А. Бонапарт. М., 2004. С. 101). Ж. Тюлар в кн. «Наполеон, или миф о «Спасителе» (М., 1996. С. 59) склоняется к такому же мнению, хотя и не настаивает на нем.


[Закрыть].

Да, в Париже Наполеон как якобинец и друг младшего Робеспьера не избежал бы гильотины. Но справедливости ради надо признать, что угроза смертной казни висела над ним и в тюрьме Форта Карре. В записках генерала-медика Рене-Николя Деженетта, на которые ссылался Стендаль, сообщается удивительный факт: два адъютанта Наполеона – О. Ф. Себастиани (будущий маршал Франции) и А. Ж. Жюно – «задумали зарубить саблями обоих жандармов, стороживших их начальника, похитить его силой и увезти в Геную, где он сел бы на корабль»[294]294
  Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 212.


[Закрыть]. «Уже в то время, – читаем об этом у Ф. хейзена, – Наполеон оказывал на своих подчиненных такое исключительное влияние, что те отказывались от отечества, семьи и надежд на повышение, лишь бы следовать за своим генералом»[295]295
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 177.


[Закрыть].

Наполеон категорически отказался от предложения своих адъютантов, резонно полагая, что побег из-под ареста даже в случае удачи мог бы только еще больше скомпрометировать его в глазах новых властей. Даже в тюрьме, под угрозой гильотины он сохранял обычное для него присутствие духа (отчасти потому, что воспринял 9 термидора как продолжение революции, ее новый виток, но отнюдь не контрреволюцию) и обратился в Конвент с состоявшим главным образом из вопросов письмом на имя К. Саличетти и А.-Л. Альбита: «Разве я не был с самого начала революции неизменно предан ее основам? <…>. Я отказался от пребывания на своей родине и бросил свое имущество, я всем пожертвовал ради Республики <…>. Неужели патриоты должны безрассудно пожертвовать полководцем, который не был бы бесполезен для Республики? Неужели народные представители должны поставить правительство в необходимость быть несправедливым и неосмотрительным? <…>. Верните мне уважение патриотов! Если же человеконенавистникам понадобится моя жизнь – я так мало дорожу ею! Ведь я так часто ею пренебрегал! Да, одна только мысль, что она еще может быть полезна отечеству, заставляет меня нести ее бремя»[296]296
  Полный текст этого письма см.: Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 209–210. Комиссар Антуан-Луи Альбит после 18 брюмера 1799 г. служил Наполеону – консулу и императору. Погиб в походе 1812 г. на Россию.


[Закрыть].

Дэвид Чандлер не без удивления отметил, что Наполеон воспользовался своим тюремным «досугом» «для изучения записок маршала Майбура о кампании в Пьемонте 1745 г. Учитывая, что его жизнь была в самой настоящей опасности, отмечал Чандлер, это показывает незаурядное хладнокровие и самообладание; или у него была юношеская уверенность в своем бессмертии, или, что более вероятно, он относился к тем, кто продолжает «учиться и на смертном одре»[297]297
  Чандлер Д. Военные кампании Наполеона. Триумф и трагедия завоевателя. М., 2000. С. 42.


[Закрыть].

Тем временем Саличетти и Альбит выяснили, что в Геную Наполеон был командирован Конвентом, а главное, ознакомились с его бумагами, среди которых обнаружилась и записка, адресованная французскому представителю в Генуе Ж.-Л. Тилли: «Я немного (?! – Н. Т.) опечален катастрофой, постигшей младшего Робеспьера, которого я любил и считал человеком чистой души. Но будь он даже моим братом, я сам заколол бы его кинжалом, если бы знал, что он стремится к тирании»[298]298
  Цит. по: Манфред А. З. Наполеон Бонапарт. 4-е изд. М., 1986. С. 88.


[Закрыть].

20 августа 1794 г. Наполеона выпустили из тюрьмы. Приказ об его освобождении подписал тот же Кристоф Саличетти, который, по выражению Д. Чандлера, сначала «решил “поохотиться с гончими”, а там – чья бы голова ни скатилась с плеч», но теперь, взвесив все pro и contra, «с завидной гибкостью надумал “бежать с зайцем”»[299]299
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 42–43.


[Закрыть].

Выйдя на свободу, Наполеон, однако, не был сразу восстановлен в армии, поскольку его должность инспектора береговых укреплений была уже занята другим генералом. Некоторое время он оставался не у дел, очень переживая свою неустроенность. Осенью 1794 – весной 1795 г. не ладились дела и у его братьев. Жозеф потерял доходное место в интендантской службе Марселя, Людовик был разжалован из поручиков в кадеты и отправлен доучиваться в Шалонскую военную школу, а Люсьен, явно перестаравшийся в якобинских затеях, оказался в тюрьме города Экс, где ему грозила участь его друзей-якобинцев, которых тогда казнили везде и всяко – и по доказанным обвинениям, и по ложным доносам.

В такое время Наполеон узнал о том, что его родная Корсика оккупирована англичанами. Последние две ее крепости, Бастия и Кальви, сдались в мае и августе 1794 г., причем в бою при Кальви Горацио Нельсон потерял правый глаз. В сентябре Комитет общественного спасения Франции по докладу К. Саличетти принял решение снарядить экспедицию для освобождения Корсики, но подготовка экспедиции затянулась до марта 1795 г. К участию в ней был привлечен и Наполеон, который в те месяцы загорелся страстным желанием «освободить Корсику от рабства англичан»[300]300
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 183.


[Закрыть].

В начале марта французская военная эскадра взяла курс из Тулона на Корсику. Командовал ею вице-адмирал Пьер Мартен, а начальником артиллерии вновь был назначен Наполеон. Комиссары Конвента К. Саличетти и Л. Сен-Мишель тоже приняли участие в экспедиции[301]301
  Подробно см.: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 184–185.


[Закрыть]. Сам Наполеон и его верные друзья-помощники Ж.-Б. Мюирон, А. Ж. Жюно и О. Ф. Мармон были полны радужных надежд на успех. С тем большей горечью пришлось им пережить неудачу. 13 марта на подходе к итальянскому порту Ливорно эскадра Мартена столкнулась с английским флотом, количественно и качественно превосходившим ее, и в двухдневном бою уступила противнику, потеряв два своих лучших корабля. Это поражение вынудило французскую эскадру вернуться назад, а Корсика осталась еще на целый год под английским протекторатом.

Наполеон вернулся в Марсель, куда вновь переехали из Ниццы его мать и сестры. Здесь он ненадолго занялся инспектированием побережья, а 8 апреля 1795 г. получил приказ о своем назначении в Западную армию для руководства карательными экспедициями против мятежников-роялистов в Вандее. Такое назначение претило душе Наполеона именно своим карательным духом, но едва ли потому, как предполагал Ф. Кирхейзен, что «он должен был стать в Вандейской армии под начало Л. Гоша, равного ему (? – Н. Т.) по силе гения и энергии»[302]302
  Там же. С. 185.


[Закрыть]. Так или иначе он долго откладывал свой отъезд из Марселя, воспользовавшись благовидным предлогом: вплоть до начала мая ему не присылали инспектора-сменщика. За это время Наполеон едва не устроил свою личную жизнь.

В январе 1795 г. будущий император Франции познакомился с 17-летней дочерью богатого марсельского купца – будущей королевой Швеции. Ее полное имя Дезире Бернардин Эжени, но звали ее либо просто Дезире, либо так же просто Эжени. Родители ее по фамилии Клари были дружны с семьей Буонапарте, все члены которой часто гостили и даже подолгу жили в богатом доме Клари. Дезире родилась 9 ноября 1777 г. и ко времени знакомства с Наполеоном расцвела в прелестное создание с огромными карими глазами, восхитительной улыбкой и трогательно наивными манерами. Наполеон, может быть, не сразу влюбился в нее, но проникся к ней особой, почти родственной симпатией, поскольку ее родная сестра Жюли с августа 1794 г. была женой его родного брата Жозефа. А Дезире, конечно, с первой же встречи не могла не влюбиться в 25-летнего генерала, прославленного героя Тулона, о котором она уже была наслышана от сестры, зятя да и от кого угодно: весь Марсель тогда восторгался Наполеоном.

В одном из первых писем Дезире к Наполеону есть такие строки: «О, мой друг! Заботься о своем здоровье и своей жизни, чтобы сохранить ее для твоей Эжени, которая не сможет жить без тебя. Держи свою клятву любить меня вечно так же крепко, как я держу свою». Комментируя это письмо, Гертруда Кирхейзен (жена Фридриха Кирхейзена, авторитетная исследовательница личной жизни Наполеона) заключила: «Этот ребенок умел уже находить слова, которые может отыскать только любящая женщина. Наполеон знал, что с ней ему обеспечено счастливое существование, что она, так любящая и готовая на самопожертвование, сумеет скрасить ему всю его жизнь. Поэтому он так и торопится со свадьбой»[303]303
  Кирхейзен Г. Женщины вокруг Наполеона. М., 1997. С. 38.


[Закрыть].

Наполеон вспоминал о своем романе с Дезире Клари в подробностях даже на Святой Елене. Он тогда признался генералу А.-Г. Бертрану, что «лишил ее девственности» и тут же «рассказал об этом ее матери»[304]304
  Bertrand H.-G. Cahiers de Sainte-Hélène. Journal 1816–1817. Р., 1959. Т. 2. Р. 170.


[Закрыть]. Может быть, вслед за этим он и попросил руки Дезире у ее отца, но тот будто бы заявил, что «с него достаточно в семье одного Бонапарта» (впрочем, по другой версии, он умер 20 января 1794 г., т. е. еще до знакомства Наполеона с Дезире)[305]305
  Массон Ф. Наполеон и женщины. М., 1912. С. 19.


[Закрыть].

Как бы то ни было, 1 апреля 1795 г. Наполеон официально обручился с Дезире. При этом он, конечно, учитывал материальную сторону женитьбы на купеческой дочке. Ведь у нее было солидное приданое: «как говорили, 150 тысяч франков – целое состояние для такого бедняка-генерала, как Наполеон»[306]306
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 37.


[Закрыть]. Но важнее для них обоих была любовь, настоящая, страстная, взаимная. Когда, 8 мая, он отъезжал из Марселя в Париж, Дезире провожала его вся в слезах. Она вручила ему медальон с прядью своих волос (который он будет носить в Париже под сердцем) и в тот же день, вслед ему, отправила письмо с такими словами: «Ты всегда в моем сердце <…>. Вот уже час, как тебя нет, для меня это не час – столетие. Только одно поможет мне вынести разлуку – твои письма и твои заверения, что ты меня крепко любишь»[307]307
  Цит. по: Кастело А. Бонапарт. С. 106–107.


[Закрыть]. Наполеон еще по пути в Париж из Авиньона, не успев получить это письмо, написал Дезире свое, столь же любовное: «Хотелось бы получить весточку от тебя сразу же по приезде в Париж. Прощай, моя ласковая, нежная подружка! Теплые воспоминания и горячая любовь от того, для кого жизнь – это прежде всего ты!»[308]308
  Там же. С. 107.


[Закрыть]

Мало того, Наполеон, уже будучи в Париже, написал рассказ «Клиссон и Эжени», в котором главную героиню назвал ЕЕ именем, а под именем Клиссона изобразил себя самого и буквально воспел их взаимную любовь. Этот рассказ (французы называют его романом, хотя в нем – всего 15,5 страниц текста) впервые издан на русском языке с приложением французского оригинала, а также вариантов, комментариев, библиографии, московским издательством «Гелеос» в 2008 г.

Из писем Наполеона к Дезире не сохранилось почти ничего. Ее письма к нему (в копиях) сохранились, хоть и не все. Когда она, бывшая невеста императора, ставшая королевой Швеции, 17 декабря 1860 г. на 84-м году жизни скончалась, «среди ее бумаг были найдены пожелтевшие листочки, свидетельства ее любви, которые она берегла, как священные реликвии, до самой своей кончины»[309]309
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 41.


[Закрыть].

К несчастью (а может быть, и к счастью) для Дезире, Наполеон встретит в Париже главную женщину своей жизни – Жозефину Богарне – и так же стремительно, как он выигрывал сражения и покорял страны, 9 марта 1796 г. женится на ней. С присущей ему тогда прямотой он даст знать Дезире об этом. Потрясенная Дезире напишет ему письмо, о котором академик Ф. Массон скажет: «Это скорбная жалоба, тихая, нежная, она звучит, как разбитая арфа». Вот текст этого письма в публикации Ф. Массона:

«Вы сделали меня несчастной на всю жизнь, а я еще имею слабость все прощать вам. Вы, значит, женаты! И отныне бедной Евгении не будет позволено любить вас, думать о вас… Единственное, что остается мне в утешение, это знать, что вы уверены в моем постоянстве. Помимо этого я не желаю ничего, кроме смерти. Жизнь – чудовищная мука для меня с тех пор, как я лишена возможности посвятить ее вам… Вы – женаты! Я не могу свыкнуться с этой мыслью, она убивает меня, я не могу ее пережить. Я покажу вам, что более верна клятвам, и, несмотря на то что вы порвали соединявшие нас узы, я никогда не дам слово другому, никогда не вступлю в брак… Я желаю вам всякого благополучия, всякого счастья в вашей женитьбе; желаю, чтобы женщина, которую вы избрали, сделала вас таким же счастливым, каким предполагала сделать я и каким вы заслуживаете быть. Но, будучи счастливы, не забывайте все-таки бедную Евгению и пожалейте ее в горькой ее судьбе»[310]310
  Массон Ф. Цит. соч. С. 22–23; Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 39–40.


[Закрыть].

Наполеон не забыл Дезире. Испытывая угрызения совести, он тогда же, в марте 1796 г., через две недели после женитьбы на Жозефине, по пути на войну в Италию завернул в Марсель и там «лично испросил прощения у покинутой»[311]311
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 40.


[Закрыть]. Более того, с тех пор он долго и неутомимо искал для нее «хорошую партию», чтобы утешить ее и меньше винить себя. Сначала (осенью 1797 г.) он попытался сосватать ей 26-летнего генерала Леонарда Дюфо, но тот в декабре того же года трагически погиб, защищая Жозефа Бонапарта перед зданием французского посольства в Риме от взбунтовавшейся голытьбы. Впрочем, Дезире, по одной из версий, категорически заявляла, что «никогда не вышла бы замуж за Дюфо»[312]312
  Там же.


[Закрыть]. После этой неудачи Наполеон сватал ей одного за другим двух своих друзей – будущего генерала А. Ж. Жюно и будущего маршала О. Ф. Мармона, но «оба они были отвергнуты»[313]313
  Там же.


[Закрыть]. А потом, спустя два года после разрыва с Наполеоном, Дезире приняла настойчивое предложение очередного жениха. Им оказался 35-летний генерал Жан Батист Жюль Бернадот – бывший посланник Директории в Вене и ее будущий военный министр, а впоследствии маршал Франции, князь Понтекорво и король Швеции. 17 августа 1798 г. в Париже состоялось бракосочетание Дезире с Бернадотом, на котором присутствовал Жозеф Бонапарт со своей супругой Жюли (родной сестрой Дезире).

Наполеон узнает о замужестве Дезире в Египте и напишет об этом Жозефу: «Я от души желаю, чтобы Дезире была счастлива с Бернадотом. Она, безусловно, того заслуживает»[314]314
  Цит. по: Сьюард Д. Семья Наполеона. Смоленск, 1995. С. 85.


[Закрыть]. В то время Наполеон еще не знал Бернадота близко, хотя, конечно же, имел о нем ясное представление по совместному участию в Итальянской кампании 1796–1797 гг. и по рассказам Жозефа. Уже тогда Бернадот как личность вполне проявил себя[315]315
  Подробно о нем см.: Маркс К. Бернадот // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М., 1959. Т. 14; Егоров А. А. Маршалы Наполеона. Ростов н/Дону, 1998. Гл. I; Palmer A. Bernadotte. Napoleon’s Marchal, Sweden’s King. L., 1990.


[Закрыть]. Очень точно сказал о нем Десмонд Сьюард: «Он был одарен, энергичен, безжалостен и в придачу огромный лжец, пусть даже весьма очаровательный, – словом, искушенный в политике боец»[316]316
  Сьюард Д. Указ. соч. С. 85.


[Закрыть].

Хотя нам еще предстоит встретиться с Дезире (и в особенности с Бернадотом), здесь уместно проследить, как сложилась ее судьба и влиял ли на нее Наполеон в дальнейшем. К концу первого же года супружества с Бернадотом Дезире родила сына и по возвращении Наполеона из Египта обратилась к нему с просьбой быть крестным отцом ее первенца. «Это был как бы ее реванш, – комментирует Гертруда Кирхейзен такой шаг Дезире. – В ее взгляде светилась скрытая торжествующая гордость, когда она показала ему своего сына. Сын! Наполеону так и не суждено было иметь его от Жозефины. Не закралось ли теперь ему в душу сожаление о том, что он не женился на молоденькой Дезире? Он дал своему крестнику героическое имя Оскар, словно предугадал, что он будет впоследствии шведским принцем»[317]317
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 41.


[Закрыть].

В те дни, разумеется, Наполеон никак не мог предугадать, что Дезире станет королевой, а ее муж и сын – королями Швеции, родоначальниками доныне правящей там династии Бернадотов.

Став консулом, а затем императором, Наполеон будет постоянно заботиться о Дезире и об Оскаре (ее сыне и своем крестнике), тешить ее такими драгоценными подарками, среди которых были севрские вазы, лучшие в мире парижские гобелены, одна из трех роскошных шуб, преподнесенных ему императором Александром I в Эрфурте. Но, главное, ради нее он обеспечит карьерный взлет и материальное изобилие Бернадоту как ее мужу, хотя (мы это еще увидим) Бернадот на всю жизнь останется его сначала тайным, а потом и явным врагом. Наполеон прямо говорил: «Если Бернадот стал французским маршалом, князем Понтекорво и королем, то причина этому – его брак. Все его ошибки за время Империи были прощены ему благодаря этому браку»[318]318
  Цит. по: Массон Ф. Цит. соч. С. 24.


[Закрыть].

Да, все это верно. «Ради нее он будет с тем же постоянством возвышать Бернадота, с каким тот – его предавать», – справедливо заметил Э. Людвиг. Только ради Дезире Наполеон дал согласие на избрание Бернадота наследником шведского престола, а ведь «одно лишь слово Наполеона – и шведская корона не коснулась бы головы Бернадота»[319]319
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 41.


[Закрыть]. Но кроме титулов и званий опять-таки ради Дезире он купил Бернадоту отель Моро за 400 тыс. франков и назначил ренту в 300 тыс. франков, пожаловал ему 1 млн франков наградными, прощал не только военные (иной раз подсудные) промахи Бернадота, но даже его причастность к заговору Ж. Фуше и Ш. М. Талейрана против Наполеона[320]320
  См.: Массон Ф. Цит. соч. С. 25–27; Егоров А. А. Указ. соч. С. 58.


[Закрыть].

Итак, 8 мая 1795 г. бригадный генерал Наполеон Буонапарте после трогательного прощания с возлюбленной Дезире Клари выехал из Марселя в Париж, чтобы отказаться от карательной службы в Вандее и добиться какого-либо иного назначения. Обстановка в Париже тем летом была напряженной. Государственный переворот 9 термидора (27 июля) 1794 г. изменил лицо Французской республики. А. З. Манфред оценивал эти изменения, несколько сгущая краски, но, в принципе, справедливо: «Республика, как только с нее сняли якобинские покровы, предстала в своей отталкивающей буржуазной наготе <…>. Республика свободы, равенства, братства раскрыла свою буржуазную суть. Она оказалась жестоким миром низменных страстей, волчьей грызни из-за дележа добычи, республикой чистогана, спекуляции, хищнического эгоизма, создающего богатство на крови и поте других <…>. Почетно только богатство. Шапку долой перед золотом!»[321]321
  Манфред А. З. Указ. соч. С. 81–82.


[Закрыть]

Продолжалась расправа с участниками якобинских реформ, а тем более репрессий, а также с теми, кто был только заподозрен в «робеспьеризме». 7 мая, за три дня до приезда Наполеона в Париж, были казнены прокурор якобинского Конвента А. К. Фукье-Тенвиль и еще 15 членов его трибунала. А через две недели, 21 мая, теперь уже термидорианский Конвент подавил в Париже народное восстание против «толстосумов», причем жертвой карателей едва не стал друг Наполеона и Огюстена Робеспьера Кристоф Саличетти. Он избежал ареста и гильотины только благодаря мадам Л. М. Пермон[322]322
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 188.


[Закрыть]. Она приняла его, переодела слугой и держала у себя, пока не выяснилось, что он, как, впрочем, и Наполеон, служил не Робеспьеру, а Республике.

В такой обстановке Наполеон по прибытии в Париж доложил о себе начальнику военного отдела Комитета общественного спасения. Этот пост с апреля 1795 г. занимал депутат Конвента Франсуа Обри (1750–1802) – по чину тоже бригадный генерал, как и Наполеон, по возрасту почти вдвое старше, но еще ни разу не понюхавший пороха, а кроме того, злобный антиякобинец. Поэтому молодой генерал с якобинским прошлым сразу вызвал у него неприятие, которое только возросло, когда Наполеон в ответ на иронический упрек («Слишком молод!») отрезал: «На поле сражения быстро стареешь!»[323]323
  Там же. С. 187.


[Закрыть] От назначения командовать армией карателей в Вандее Наполеон сразу отказался, заявив, что «эта должность подходит только жандармскому генералу»[324]324
  О’Мира Б. Голос с острова Святой Елены. Мемуары. М., 2004. С. 160.


[Закрыть]. Тогда Обри мстительно стал отклонять любые просьбы и требования «слишком молодого генерала». Общий знакомый Обри и Наполеона комиссар Конвента Л. М. Фрерон вспоминал: «Бонапарт употребил на покорение Италии меньше времени, чем на те шаги, которые он делал, чтобы добиться справедливости у Комитета. Ему было легче столковаться с королем Сардинским, герцогом Моденским, инфантом Пармским, великим герцогом Тосканским, королем Неаполитанским и даже с папой, чем с Обри»[325]325
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 187.


[Закрыть].

Вновь в жизни Наполеона началась черная полоса безделья и безденежья. Он страдал от гнетущей праздности, тосковал по Дезире и голодал (ел всего лишь один раз в день, довольствуясь самым дешевым обедом в 25 су), хотя и умудрялся при этом посылать какие-то крохи матери. «Я был в то время тощим, как пергамент», – вспоминал он о своей генеральской нищете.

К счастью для него, черная полоса продлилась недолго. В июле 1795 г. Обри на его посту главы военного отдела Комитета общественного спасения сменил генерал Луи-Гюстав де Понтекулан (1764–1853) – будущий пэр Франции во времена империи Наполеона, Реставрации Бурбонов и Июльской монархии, умный и предусмотрительный политик. Он принял генерала Буонапарте, о котором уже был наслышан, очень доброжелательно и зачислил его в Топографическое бюро военного отдела (т. е. своего рода Генеральный штаб) с таким заданием, о котором Наполеон тогда мог только мечтать, – заняться разработкой оперативных планов для Итальянской армии. Наполеон сразу же начал строить головокружительные, истинно наполеоновские планы военной кампании против Австрии на территории подконтрольной ей в то время Италии. Эти планы он сам, когда пробьет его час, и реализует. Вот их суть. Наполеон учел, что вассал Австрийской империи король Сардинии, «прозванный по своему географическому и военному положению привратником Альп»[326]326
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. Избр. произведения. М., 2003. С. 64.


[Закрыть], владеет крепостями на всех перевалах из Франции в Италию. Поэтому Наполеон задумал обойти альпийские высоты и вступить в Италию там, где обрывалась цепь высоких гор и начинались низкогорные Апеннины, хотя именно тот путь сардинцы охраняли особо. Взяв на этом пути порт и крепость Савону, он мог отрезать сардинскую армию от австрийской и бить их по частям[327]327
  Там же. С. 64–65.


[Закрыть].

Такие планы сработают год спустя. А пока предложения генерала Буонапарте, хотя и были одобрены Комитетом общественного спасения, вызвали негативную реакцию у главнокомандующего Итальянской армией генерала Б. Шерера. Тот объявил гениальные расчеты Наполеона «безумной химерой, родившейся из больного мозга»[328]328
  Levy A. Napoléon intime. Р., 1897. Р. 457.


[Закрыть]. По данным Ф. Кирхейзена, так успел отреагировать на работу наполеоновской мысли предшественник Шерера на посту главкома Итальянской армией генерал Франсуа Этьен Кристоф Келлерман (1735–1820) – герой исторической битвы войск революционной Франции с войсками феодальной Европы при Вальми 20 сентября 1792 г. и будущий маршал Наполеона[329]329
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 191.


[Закрыть].

Тем временем в августе 1795 г. Понтекулан был уволен, а новое руководство Топографического бюро и военного отдела потеряло интерес к планам Наполеона. Он вновь оказался не у дел, правда и теперь ненадолго. Однажды ему, генералу Французской республики, едва не привелось стать жертвой республиканского экстремизма. Наполеон и двое его друзей-адъютантов, капитаны А. Ж. Жюно и О. Ф. Мармон, встретили на одной из улиц Парижа толпу крайне возбужденных горожан, которые требовали хлеба. Ими предводительствовала очень тучная женщина.

– Вся эта свора в эполетах, – кричала она, – жирует за наш счет, а мы голодаем! Бей их!

– Мамаша! – обратился к ней Наполеон. – Взгляни на меня хорошенько! Кто из нас двоих жирнее?

Толпа, разглядев худого, как щепка, генерала, с хохотом расступилась перед ним и его спутниками[330]330
  Las Cases E. Le memorial de Sainte-Hélène. Р., 1894. Т. 1. Р. 130.


[Закрыть].

Терзаясь муками обидной и даже оскорбительной для него после Тулона невостребованности, Наполеон пошел на отчаянный шаг: решил пристроиться, хотя бы на временную службу… к турецкому султану. 30 августа он подал ходатайство в Комитет общественного спасения направить его в Константинополь на правах военного советника[331]331
  См.: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 193.


[Закрыть]. «Тут, – писал об этом Вальтер Скотт, – вполне можно представить его достигшим титула паши, если не выше, так как по природе своей и талантам он нигде не смог бы остаться посредственностью»[332]332
  Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. М., 1995. Т. 1. С. 26.


[Закрыть]. Но пока Наполеон ждал, к чему приведет его турецкая затея (возможно, он вспомнил тогда, сколь неудачной оказалась его попытка перейти на службу в Россию), грянул Вандемьер, а с ним кончились все – на 20 лет вперед! – антракты в наполеоновской карьере.