Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

3. Тулон

Тулон к концу XVIII в. был одним из богатейших городов Франции и к тому же одной из сильнейших крепостей в мире. «Арсенал Франции», – так определил его значимость Вальтер Скотт[236]236
  Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. М., 1995. Т. 1. С. 17.


[Закрыть]. Другой из ряда самых авторитетных англичан – биографов Наполеона – Дэвид Чандлер развивал мысль Скотта: «Тулон был не только важнейшим военно-морским арсеналом Франции, но и ключом к французскому господству в Средиземном море <…>. В Париже понимали, что если не вернуть Тулон, то неизвестно, куда дальше может расползтись пламя мятежа, уже ярко полыхавшее в Вандее. Другими словами, Тулон был теми весами, на чаше которых лежала жизнь Республики»[237]237
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 34.


[Закрыть].

Понятно поэтому, насколько страшным ударом для Французской республики оказалась потеря Тулона. В ночь с 27 на 28 августа 1793 г. местные власти, где задавали тон жирондисты и даже роялисты, предали Республику, устроив бунт всех недовольных политикой Национального Конвента – от голытьбы до аристократов. «Изменили не одни только аристократы, – читаем об этом в фундаментальном труде Жана Жореса. – Рабочие Арсенала, которым надоело получать заработную плату обесцененными ассигнатами, сдались ради оплаты в золоте. Так враг сначала доводил людей до нищеты, а затем на эту нищету прививал измену»[238]238
  Жорес Ж. Цит. соч. Т. 6. С. 258.


[Закрыть]. «Эскадру, порт, арсенал, город, форты все они сдали врагам Франции», – вспоминал Наполеон много лет спустя[239]239
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. Избр. произведения. М., 2003. С. 11.


[Закрыть].

За поддержкой устроители бунта обратились к английскому и испанскому флотам, эскадры которых курсировали вблизи французского побережья. «Враги Франции» охотно откликнулись на такое обращение и высадили в Тулон многочисленный десант из английских, испанских, а также сардинских и неаполитанских моряков. На Тулонском арсенале был поднят флаг, но даже не с лилиями Людовика XVI, а с крестом адмирала С. Худа – командующего английской эскадрой[240]240
  См.: Карлейль Т. Французская революция. История. М., 1991. С. 471.


[Закрыть]. Кстати, 64-пушечным линейным кораблем «Агамемнон» в составе этой эскадры командовал тогда еще не успевший прославиться Горацио Нельсон.

Комендантом Тулона стал английский лорд В. Мюльграв. Под его руководством англичане начали воздвигать под городом новые укрепления, чтобы плотнее закрыть вход в гавань и, «очевидно, намереваясь, – как предположил Т. Карлейль, – сделать из Тулона новый Гибралтар»[241]241
  Там же. С. 472.


[Закрыть]. Главный из фортов, который контролировал вход в гавань и выход из нее, был назван именем Мюльграва, а сам Мюльграв называл его Малым Гибралтаром. Кстати, из настоящего Гибралтара вскоре прибыл в Тулон с подкреплениями генерал-лейтенант Чарльз О^’Хара, который принял командование над всем гарнизоном крепости. Среди его помощников выделялся способностями и энергией Уильям Сидней-Смит – будущий адмирал и фанатичный враг Наполеона, а пока старший офицер английского флота.

К тому времени, когда капитан Буонапарте прибыл в распоряжение генерала Ж. Ф. Карто – главнокомандующего республиканской армией, которая осаждала мятежный Тулон, – соотношение сил было таково. Генерал Карто имел 12 тыс. солдат. Ему были приданы еще 5 тыс., выделенных из Итальянской армии, под командованием генерала Ж.-Ф. Лапуапа (кстати, главного долгожителя из всех французских военачальников XVII–XIX вв.: он проживет без малого 93 года). Численность тулонского гарнизона не превышала 15 тыс. человек[242]242
  См.: Чандлер Д. Цит. соч. С. 34.


[Закрыть].

Поскольку осада Тулона затягивалась, что мало радовало республику, Национальный Конвент, теряя терпение, начал менять главнокомандующих. Жан Франсуа Карто (1751–1813) – «художник» (как его называли), в прошлом жандарм, а потом то ли живописец, то ли маляр, был в качестве военачальника совершенным невеждой. «Он ничего не понимал ни в крепостях, ни в осадном деле», – вспоминал о нем Наполеон на острове Святой Елены[243]243
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 14.


[Закрыть]. Зато о себе Карто был преувеличенно высокого мнения, что и демонстрировал всем своим видом: «Весь с головы до ног раззолоченный, надутый революционною спесью, он расхаживал в кругу офицеров и комиссаров, как петух в курятнике»[244]244
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 132.


[Закрыть]. К юному капитану-артиллеристу Буонапарте «раззолоченный» генерал относился не без симпатии (шутливо называл его «капитан Пушка»), но едва ли тогда знал ему цену.

«Революционную спесь» Карто и его невежество в том, что касалось военного искусства, Наполеон смог ощутить в полной мере, когда излагал на совете у генерала свой план освобождения Тулона. «Вещее ясновидение, которое составляло существо его военного гения»[245]245
  Там же.


[Закрыть], подсказало ему верный ход мысли и дела: единственный ключ к Тулону – форт Эгийет, который господствовал над входом в гавань. «Надо взять Эгийет, и не пройдет недели, как мы будем в Тулоне», – говорил Наполеон генералу Карто еще до совета, а на совете взял карту, показал генералу, где форт Эгийет, и воскликнул: «Вот где Тулон!» Карто снисходительно улыбнулся, подтолкнул локтем сидевшего рядом с ним комиссара и шепнул ему: «Малый, похоже, не силен в географии»[246]246
  Chuquet A. Op. cit. Т. 3. Р. 193.


[Закрыть].

23 октября Карто был уволен с поста главнокомандующего под Тулоном. Вместо него Конвент прислал генерала Франсуа Амедэ Доппе (1753–1800). То был, подобно Карто, не столько военный, сколько художник своего рода: медик по образованию и беллетрист, сочинитель романов. «Такой же невежда в области военного искусства», – вспоминал о нем Наполеон, сравнивая его с Карто, а к тому же еще «враг всех людей, у которых замечался какой-либо талант»[247]247
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 20.


[Закрыть].

К счастью для Наполеона и его солдат, Доппе продержался в должности главнокомандующего меньше трех недель. С 16 ноября его заменил Жак Кокиль Дюгомье (1738–1794), настоящий генерал, воин с 40-летним опытом, герой войны североамериканских колоний Англии за независимость 1775–1783 гг., «ученик Вашингтона»[248]248
  Карлейль Т. Цит. соч. С. 489.


[Закрыть].

Наполеон, считавший его (при разнице в возрасте в 31 год) своим «личным другом», так вспоминал о нем: «Он обладал всеми качествами старого воина. Сам чрезвычайно храбрый, любил храбрецов и был любим ими. Он был добр, хотя горяч, очень энергичен, справедлив. Имел верный военный глаз, был хладнокровен и упорен в бою»[249]249
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 22; О’Мира Б. Голос с острова Святой Елены. Мемуары. М., 2004. С. 161.


[Закрыть].

С назначением Дюгомье не только Наполеон, но и вообще все, кто всерьез разбирался в военном деле, увидели, что теперь командовать армией будет настоящий воин. Отныне наполеоновские канониры больше не ворчали, как ранее: «Хватит с нас разных маляров и медиков!»

Именно Дюгомье внимательно воспринял и всецело одобрил план освобождения Тулона, который Наполеон безуспешно пытался втолковать еще генералу Карто. Теперь «капитана Пушку» поддерживали комиссары Конвента – не только Кристоф Саличетти и редкий среди комиссаров военный специалист Тома-Огюстен Гаспарен, но и еще более влиятельные Поль Баррас (будущий глава Директории) и в особенности Огюстен Робеспьер – младший брат самого могущественного тогда во Франции человека. Саличетти уже хорошо знал Наполеона по Корсике, остальные комиссары присмотрелись к новичку за время осады Тулона и разглядели в нем уникальный талант военачальника.

В самом деле, менее чем за три месяца своего тулонского бытия Наполеон сумел добиться почти невозможного. «Чтобы оценить, как следует, что он сделал при осаде Тулона, – справедливо заметил Д. С. Мережковский, – надо понять, какие трудности пришлось ему преодолевать»[250]250
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 131.


[Закрыть]. Начал он с того, что ревизовал, обновил и пополнил артиллерийский парк. Бракованные орудия (а таких оказалось немало) он снял с вооружения и затребовал, еще в большем числе, новые. «Реквизиции делались им повсюду, – пишет о нем Д. Чандлер. – Пушки спешно перебрасывались под Тулон из Марселя, Авиньона, из Итальянской армии»[251]251
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 36.


[Закрыть]. Наряду с пушками изыскивались необходимые запасы боеприпасов, снаряжения, продовольствия, ибо, как это сразу увидел Наполеон, недоставало всего. «Нечеловеческими усилиями, – читаем о нем у того же Д. Чандлера, – в конце концов ему удалось набрать почти сотню пушек и достаточное количество 24-фунтовых и дальнобойных мортир (орудий с короткими стволами для навесной стрельбы. – Н. Т.). Обеспечение надлежащего воинского состава тоже стало проблемой, но Буонапарте не растерялся. По его просьбе комиссары Конвента объявили принудительную мобилизацию местных отставных артиллерийских офицеров, а пехотные офицеры были направлены на ускоренное обучение артиллерийской стрельбе под орлиным оком главного канонира», т. е. Наполеона[252]252
  Там же.


[Закрыть].

Все это Наполеон буквально пробивал сквозь косность и откровенное противодействие генералов Карто и Доппе, которых этот «юный всезнайка», да к тому же еще «пришелец» с Корсики озадачивал. Но не убеждал. Потеряв терпение, Наполеон пошел на рискованный шаг, грозивший в случае неудачи крахом его карьеры. 25 октября, когда Конвент уже решил снять Карто с поста главкома, но под Тулоном об этом еще не знали, Наполеон обратился с призывом о помощи в Комитет общественного спасения. Так назывался орган, который был учрежден 6 апреля 1793 г., избирался Конвентом, но к осени этого года стал фактически высшим органом власти в стране. Возглавлял его Максимилиан Робеспьер.

В обращении Наполеона к членам Комитета общественного спасения говорилось: «Первая мера, которую я вам предлагаю, – чтобы вы послали сюда командовать артиллерией какого-нибудь артиллерийского генерала, который сможет, – хотя бы только в силу своего ранга, – потребовать уважения к себе и справиться с кучей невежд в штабе, с которыми приходится без конца спорить, предъявлять им уставы и заставлять их принимать меры, теоретически и практически аксиомные для любого артиллерийского офицера»[253]253
  Correspondance de Napoléon I. Р., 1858. Т. 1. № 1. Р. 2.


[Закрыть].

Это обращение энергично поддержал комиссар Гаспарен, а возможно и другие комиссары Конвента, среди которых был и Огюстен Робеспьер. Так или иначе, Комитет общественного спасения откликнулся на просьбу капитана Буонапарте и прислал к Тулону генерала Жана дю Тейля. В тот момент Наполеон не мог бы пожелать для себя лично ничего лучшего. Дю Тейль одобрил все его распоряжения и, номинально исполняя обязанности начальника всей артиллерии, предоставил Наполеону безраздельную свободу действий. Разумеется, Наполеон воспользовался такой свободой в полной мере.

Собрав достаточное количество орудий, он математически продуманно расставил их по своему «вещему ясновидению» в самых выигрышных для него позициях. Правда, одна из батарей, прямо против форта Мюльграв, оказалась в зоне английского артобстрела, и французские канониры не решались дежурить на ней. Тогда Наполеон «велел поставить на батарее столб с надписью: “Батарея бесстрашных”. И к ней стали стекаться самые храбрые, так как каждому из них было лестно обслуживать эту батарею»[254]254
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 163.


[Закрыть]. Две другие батареи Наполеон выставил на вершине холма против выхода из гавани и прицельным огнем оттуда вынудил адмирала С. Худа переместить свои суда ближе к Тулону, где он окажется, как это предусмотрел Наполеон, в ловушке.

Сам «юный всезнайка» удивлял тогда и подчиненных, и начальников личным примером настоящего героизма. Д. С. Мережковский писал об этом с восхищением, которое можно понять: «Всех зажигал своим огнем, заражал своей отвагой и всепожирающей деятельностью; был всем для всех: то пехотинец, то всадник, то сапер, то канонир. Не жалел себя: скомандовав, как генерал, шел в огонь, как рядовой <…>. Невозмутимый под летящими ядрами, не двигаясь с места, не изменяясь в лице, он только покрикивал “берегись – бомба!”, как будто играл в снежки на Бриеннском школьном дворе. Бомба однажды пролетела так близко от него, что ветром сшибла его с ног и оконтузила, но он остался в огне»[255]255
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 133.


[Закрыть].

Почти все в армии Карто, кроме самого главнокомандующего, понимали, что «капитан Пушка» как военачальник на голову выше генерала. Даже супруга Карто простодушно внушала мужу: «Дай этому молодому человеку делать, что он хочет. Ведь он больше твоего смыслит, ничего у тебя не просит и во всем дает тебе отчет. В случае успеха слава будет твоя, а за неудачу ответит он сам»[256]256
  Las Cases E. Op. cit. Т. 1. Р. 115.


[Закрыть].

Солдаты и офицеры, а вместе с ними и комиссары интуитивно угадывали в юном капитане Вождя. Если какой-нибудь неожиданный ход противника (к примеру, обстрел или вылазка) заставал их врасплох, «все командиры постов в один голос кричали: “Бегите к Буонапарте, он знает, что делать!”»[257]257
  Ibidem. Р. 117–118.


[Закрыть]. И он всегда все знал. Может быть, не сразу, но очень скоро проявилось тогда под Тулоном то, что так красочно обрисовал Д. С. Мережковский: «Когда этот двадцатичетырехлетний артиллерийский капитан, худенький, тоненький, длинноволосый, похожий на шестнадцатилетнюю девочку, но с важной осанкой и спокойно-повелительным взором, появился в лагере, все вдруг почувствовали, что власть принадлежит ему»[258]258
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 131.


[Закрыть].

Уже тогда, в тулонском лагере, Наполеон проявлял свой уникальный дар распознавать в самых разных, даже на первый взгляд неприметных людях заложенные в них военные способности. Таких людей он возвышал и приближал к себе. Именно тогда рядом с ним, под его командованием начали свою блистательную карьеру младшими офицерами будущие маршалы Франции Л. Г. Сюше, К. П. Виктор и О. Ф. Л. Мармон, будущий гофмаршал Ж. К. М. Дюрок, будущие генералы Л. Ш. А. Дезе, А. Ф. Лагарп, Ш. В. Э. Леклерк, Ж. Б. Мюирон, А. Ж. Жюно. Каждый из них обращал на себя внимание прежде всего отвагой, бесстрашием, силой духа, а Наполеон людей с такими качествами очень ценил, даже если им недоставало, как например, Андошу Жюно, полководческих дарований. «Как-то раз, – рассказывал император на острове Святой Елены Э. Лас Казу, – когда одна из батарей занимала позицию, я попросил подойти какого-нибудь грамотного сержанта или капрала. Некто вышел из строя и прямо на бруствере стал писать под мою диктовку. Едва он закончил, как ядро, упавшее близко от нас, запорошило письмо землей. “Спасибо! – сказал писарь. – Песка не надо”. Сама шутка, а также невозмутимость, с какой она была сказана, привлекли мое внимание и обеспечили будущность этому сержанту. То был Жюно»[259]259
  Las Cases E. Op. cit. Т. 1. Р. 116.


[Закрыть].

Отличилась тогда под Тулоном и 19-летняя «кавалерист-девица» (французская Надежда Дурова) Мария-Тереза Фигёр, которая прослужила в 15-м драгунском полку с 1793 по 1815 г., участвовала во многих боях и походах, была дважды ранена, пережила два плена и оставила интересные мемуары. Наполеон лично знал и ценил ее[260]260
  См.: Фигёр Тереза. Воспоминания кавалерист-девицы армии Наполеона. М., 2007.


[Закрыть].

Итак, вступивший с 16 ноября в должность главнокомандующего генерал Ж. К. Дюгомье одобрил наполеоновский план освобождения Тулона. Главная идея плана заключалась в том, чтобы блокировать Тулон с моря и принудить англо-испанскую эскадру выйти из гавани, оставляя тем самым гарнизон без ее поддержки. Для этого требовалось взять форт Эгийет, т. е. командную высоту над гаванью, откуда можно было обстреливать все подходы и выходы для кораблей к городу и обратно. Лишенный поддержки флота Тулон не смог бы продержаться и считаных дней[261]261
  См.: Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 16–17.


[Закрыть].

Три дня войска Дюгомье, а точнее сказать, канониры Наполеона с «Батареи бесстрашных» и всех других батарей вели артиллерийскую подготовку, обрушив на Эгийет смерч огня и железа. А 17 декабря, после полуночи, во тьме и в грозу, под проливным дождем, республиканские войска тремя колоннами пошли на штурм Эгийета[262]262
  Подробно см.: Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 25–27; Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 167–168; Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 134135; Манфред А. З. Указ. соч. С. 81.


[Закрыть]. Первую колонну повел сам Дюгомье, 55-летний главнокомандующий. Эта атака была отбита. Дюгомье в отчаянии бросился к резервной колонне. Ее уже вел в атаку Наполеон. Рядом с ним во главе первого батальона шел 19-летний капитан Жан-Батист Мюирон, который как никто знал здесь все перепады местности. Дюгомье пошел вперед вместе с ними. К трем часам утра бойцы колонны Наполеона ворвались в форт через артиллерийские амбразуры: первым – Мюирон, за ним – Дюгомье и Наполеон. Английские канониры в полуразрушенном форту сопротивлялись отчаянно, но были все перебиты. Оказавшийся с ними генерал О’Хара, раненый, сдался в плен. Его саблю принял Наполеон (на острове Святой Елены он прямо скажет об этом своему врачу Барри О’Мира: «Взял в плен О’Хара»[263]263
  О’Мира Б. Указ. соч. С. 161.


[Закрыть]).

В тот день еще до начала штурма под Наполеоном была убита артиллерийским ядром его лошадь, а его самого ударная волна сбила с ног («Смерть осенила его своим крылом», – пишет об этом Ж. Тюлар). Когда же будущий император повел своих солдат на штурм Эгийета, в рукопашной схватке с защитниками форта он получил штыковую рану в ногу. Ранены были также Дюгомье и Мюирон.

В 5 часов утра 18 декабря 1793 г. Форт Эгийет и соседние с ним форты – Малый Гибралтар и Балагье – были взяты республиканцами, после чего на Эгийет взошли комиссары Конвента, «уверенной, молодецкой поступью, с обнаженными саблями, – взошли и поблагодарили солдат»[264]264
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 26.


[Закрыть]. «Завтра или, самое позднее, послезавтра мы будем ужинать в Тулоне», – обещал им Наполеон.

Тем временем на англо-испанских судах и в городе началась паника. Моряки союзной эскадры, оказавшиеся в огневой ловушке после того, как батареи Наполеона заставили их отступить вглубь гавани, ближе к городу, теперь торопились уйти в море под убийственным шквалом заградительного огня. В то же время роялисты-тулонцы бросились к гавани и стали хватать первые же попавшиеся на глаза лодки, чтобы добраться до эскадры своих незадачливых покровителей. Сидней Смит второпях не успел выполнить приказа адмирала Худа и поджечь все французские суда в гавани и арсенале. Наполеон по этому поводу съязвит, что «Французская республика должна быть ему признательна» за такую оплошность[265]265
  Там же. С. 30.


[Закрыть]. Впрочем, как ни торопился Смит бежать из Тулона, он был взят в плен и заточен в парижскую тюрьму Тампль, где мы с ним еще встретимся.

19 декабря весь город Тулон был полностью очищен от интервентов и доморощенных роялистов. Однако комиссары Конвента – по законам того времени – учредили революционный трибунал для расправы с «предателями». Так как предатели большей частью успели скрыться, жертвами революционной мести стали, кроме восьми – десяти человек, действительно изменивших республике, сотни невинных людей. Наполеон так вспоминал об этом на острове Святой Елены: «Прибегли к ужасному средству, характеризующему дух той эпохи: было объявлено, что всем, кто при англичанах работал в арсенале, надлежит собраться на Марсово поле для записи фамилий. Дали понять, что это делается с целью принять их вновь на службу. Почти 200 старших рабочих, конторщиков и других мелких служащих поверили этому и явились. Их фамилии были записаны, и тем было удостоверено, что они сохраняли свои места при англичанах. Тотчас же на том самом поле революционный трибунал присудил их всех к смерти. Батальон санкюлотов и марсельцев, вызванный туда, расстрелял их. Подобный поступок не нуждается в комментариях»[266]266
  Там же. С. 31.


[Закрыть].

Наполеон определяет здесь число расстрелянных примерно: «почти 200». На самом деле их было больше, причем авторитетный (для данного случая) источник называет точную цифру. В те дни вершить «правосудие» над тулонскими мятежниками прибыл из Лиона депутат Конвента Жозеф Фуше – личность уже тогда зловещая и одиозная. Он только что «прославился» казнями таких же мятежников в Лионе и теперь, 23 декабря 1793 г., ликует в письме к своему соратнику Ж. М. Колло д,Эрбуа из Тулона: «Мы можем отпраздновать победу только одним способом. Сегодня вечером 213 бунтовщиков перешли в лучший мир <…>. Прощай, мой друг, слезы радости застилают мне глаза – они наводняют всю мою душу»[267]267
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 168. О том же: Кастело А. Цит. соч. С. 93.


[Закрыть].

В свое время Сидней Смит попытался запустить в научный обиход и в общественное сознание версию, будто Наполеон лично участвовал в расправе над «несчастными» тулонцами. Вот фрагмент из его воспоминаний: «Роялисты и освобожденные узники были загнаны на большую площадь Тулона одной огромной массой. Буонапарте, который тогда командовал артиллерией, приказал стрелять из пушек по людям, кося их как траву. Те, кто уцелел, бросились на землю, надеясь избежать страшной участи, когда будущий император Франции, воспользовавшись первым моментом гробовой тишины после грохота пушек, громко объявил: “Мщение Французской республики свершилось – встаньте и идите по домам!” Несчастные едва успели подняться на этот призыв, как второй убийственный залп картечи из пушек швырнул их всех в небытие»[268]268
  Lord Russell of Liverpool. Knight of the Sword. L., 1964. Р. 40.


[Закрыть]. Дэвид Чандлер, хотя и с оговорками, допускает, что этому можно верить: «Если это описание событий верно (воспоминания сэра Сиднея не всегда безупречны относительно фактов, ибо впоследствии он осуществлял какую-то личную вендетту против репутации Наполеона), то оно свидетельствует о раннем проявлении особой жестокости в натуре Буонапарте»[269]269
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 39.


[Закрыть].

Но ведь даже Вальтер Скотт, при всей его антинаполеоновской предвзятости, воспринимал версию Смита с большим сомнением («Говорят, что будто бы… Если Наполеон и впрямь… Сам он от подобного обвинения решительно отрекался…)[270]270
  Скотт В. Цит. соч. Т. 1. С. 23.


[Закрыть]. Американец В. Слоон, немец Э. Людвиг, швейцарец Ф. Кирхейзен вообще не рассматривали эту версию. Не считают ее правдоподобной ни французские, ни российские историки. Сам же Наполеон сказал о своем отношении к расстрелу тулонских обывателей без лишних эмоций: «Неверно, что кого бы то ни было расстреливали картечью. Начальник артиллерии и канониры регулярной армии не стали бы в этом участвовать»[271]271
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 31.


[Закрыть].

Весть о том, что Французская республика вернула себе Тулон, произвела огромное впечатление не только в самой Франции, но и в Европе. 25 декабря 1793 г. Конвент объявил в стране национальный праздник и чествовал героев Тулона. Первым из них, по общему признанию, был Наполеон. Генерал Ж. К. Дюгомье так докладывал о нем Конвенту: «Большие научные сведения, такой же ум, а храбрость даже чрезмерная – вот слабый очерк достоинств этого редкостного офицера <…>. Повысьте его, иначе он сам возвысится!»[272]272
  Chuquet A. Op. cit. Т. 3. Р. 230.


[Закрыть] Еще авторитетнее для Конвента было мнение его комиссаров – О. Робеспьера и К. Саличетти, которые под Тулоном стали друзьями «капитана Пушки». Вот, что написал Огюстен Робеспьер своему всемогущему брату Максимилиану: «Этот человек одарен сверхъестественными достоинствами (ďun mérite transcendant)»[273]273
  Цит. по: Трачевский А. С. Цит. соч. С. 59.


[Закрыть]. Именно О. Робеспьер и Саличетти своей властью комиссаров Конвента 22 декабря 1793 г. присвоили 24-летнему капитану Буонапарте звание бригадного генерала, а 14 января 1794 г. Конвент утвердил их решение[274]274
  См.: Тарле Е. В. Наполеон. С. 33.


[Закрыть]. Так революция наградила своего «редкостного офицера», открыв перед ним путь, на котором он смог реализовать свои «сверхъестественные достоинства». В этом смысле Наполеон был истинным «сыном революции», как называли его Ф. Стендаль и Г. Гейне, Н. М. Карамзин и А. И. Герцен, Ф. И. Тютчев и Д. С. Мережковский, вел. кн. Николай Михайлович и Ф. Р. Шатобриан.

Сам Наполеон всегда вспоминал о Тулоне как о «первом поцелуе славы». Все, что было связано с Тулоном, он берег в памяти до конца своих дней. В предсмертном завещании оставил семьям генерала Ж. К. Дюгомье и комиссара Т.-О. Гаспарена по 100 тыс. франков[275]275
  Завещание императора Наполеона. С. 144–145.


[Закрыть]. Не обошел он своим вниманием даже генерала Ж. Ф. Карто: став императором, «предоставил ему доходное место, а после смерти генерала вспомнил и о вдове его – 20 декабря 1813 г., за несколько месяцев до крушения империи, назначил ей пенсию в 3 тыс. франков»[276]276
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 164.


[Закрыть].

С 1793 г. само слово Тулон стало нарицательным для обозначения раннего подвига и взлета[277]277
  Не зря мечтал о своем «Тулоне», который «выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет первый путь к славе», юный князь Андрей Болконский в романе Л. Н. Толстого «Война и мир».


[Закрыть]. Д. С. Мережковский тонко подметил, что именно в Тулоне взошла и засияла «заря нового века: в мир входил Наполеон»[278]278
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 135.


[Закрыть].