Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

Наполеон и все члены его Патриотического клуба приняли активное участие в выборах. Победили на них, естественно, паолисты. Сам Паоли был избран директором Заморского департамента, т. е. главой всей Корсики, и командующим Национальной гвардией, а Жозеф Буонапарте – председателем директории (так назывался местный орган самоуправления) в Аяччо. Вся семья Наполеона жалела только об одном: столицей Корсики была объявлена Бастия. Но тут в налаженный процесс демократизации Корсики как отдельного департамента Франции вмешался Маттео Буттафоко.

29 октября 1790 г. с трибуны Национального собрания в Париже этот депутат-аристократ заявил, что паолисты «хитростью и лживым лозунгом свободы ведут народ Корсики к рабству <…>. Они заперли граждан и поставили свою волю выше законов. Они оказали давление на выборы»[189]189
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 107.


[Закрыть]. Первым против Буттафоко, в защиту тех, кого называли паолистами, резко выступил Наполеон. Он составил «Письмо к Буттафоко», которое по решению Патриотического клуба в Аяччо было обнародовано. «Это письмо – первая публикация Наполеона», – подчеркивает Ж. Тюлар, хотя и ценит его невысоко[190]190
  Тюлар Ж. Цит. соч. С. 45.


[Закрыть], в отличие от Стендаля, который оставил о «Письме» такой отзыв: «Это сатирический памфлет, совершенно в духе Плутарха. Основная мысль остроумна и вместе с тем убедительна»[191]191
  Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 196.


[Закрыть]. Основную мысль «Письма» Стендаль, вероятно, усмотрел в обращении Наполеона к вождям великой революции М. Робеспьеру, О. Мирабо, П. Лафайету с такими словами о Буттафоко: «Этот человек осмеливается сидеть рядом с вами! Обагренный кровью братьев, запятнанный бесчисленными преступлениями, он осмеливается называть себя представителем нации, он, предавший ее!»[192]192
  Цит. по: Тюлар Ж. Цит. соч. С. 46.


[Закрыть]

Все содержание и самый тон наполеоновского «Письма к Буттафоко» отвечали настроению большинства корсиканцев, которые в те дни жгли на улицах Аяччо чучело Буттафоко. Делегаты от Корсики довели до сведения Национального собрания Франции свой отвод графу как представителю от народа, и собрание, руководимое самым популярным в то время из французских политиков Оноре Габриэлем Мирабо, выразило недоверие Буттафоко и аннулировало его депутатский мандат.

В январе 1791 г., когда дело Буттафоко разрешилось в пользу листов во многом благодаря Наполеону, сам Наполеон (должно быть, в хорошем настроении) возвратился к себе в полк по окончании отпуска. На этот раз он взял с собой и поселил у себя в скромной квартире 12-летнего брата Людовика, чтобы облегчить и материальное, и воспитательное бремя мамы Летиции. Теперь Наполеон, которому шел 22-й год, отечески содержал и воспитывал брата, чтобы подготовить его к военной школе: учил его истории, географии, французскому языку и катехизису, водил в церковь на обедни, хотя сам уже ни во что религиозное не верил. Вот его запись, сохранившаяся с того времени в публикации Ф. Массона: «Теология есть клоака всех предрассудков и всех заблуждений»[193]193
  Napoléon. Manuscrits… Р. 562.


[Закрыть]. Впрочем, младшего брата в тот год Наполеон учил главным образом математике. Вот колоритный эпизод из исторической хроники Александра Дюма-отца «Наполеон»: «У Наполеона была спальня, а над ним в мансарде жил малыш Луи. Каждое утро Наполеон будил малыша ударами палки по потолку, после чего давал ему урок математики. Однажды Луи, с трудом привыкавший к этому режиму, спустился с бóльшим, чем всегда, опозданием.

– Кажется, мы ленимся? – упрекнул его Наполеон.

– О, брат! – воскликнул Луи. – Мне снился такой чудесный сон!

– И что же тебе снилось?

– Мне приснилось, что я король!

– А кто же тогда я? – усмехнулся Наполеон, пожимая плечами. – Император? Ну ладно, за дело!

И будущий король получил, как обычно, ежедневный урок от будущего императора»[194]194
  Дюма А. Наполеон. М., 1992. С. 169.


[Закрыть].

Тем временем юный Наполеон присматривался и прислушивался к тому, как воспринимали революцию французы – мужчины и женщины, старики и молодежь, «верхи» и «низы». Вот что он писал своему дяде, будущему кардиналу Жозефу Фешу 8 ноября 1791 г. из Севра – местечка близ Валанса: «Я нахожусь сейчас в хижине бедняка и пишу тебе после длинного разговора с добрыми людьми. Повсюду, особенно в Дофине (провинция во Франции с городом Валанс. – Н. Т.), я нашел крестьян в самом добром настроении; они решились умереть, лишь бы защитить конституцию. В Валансе я встретил мужественный народ, патриотических солдат и аристократических офицеров <…>. Женщины повсюду настроены на роялистский лад. Это не удивительно: ведь свобода гораздо более красивая женщина, чем они, – она оттеснила их на задний план!»[195]195
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 109.


[Закрыть] К тому времени, в июне 1791 г., Наполеон получил наконец повышение в звании: он стал поручиком (лейтенантом).

Между тем на Корсике началась подготовка к новым выборам депутатов в Национальное собрание Франции. Наполеон загорелся идеей добиться избрания в парламент своего брата Жозефа. Поэтому он сумел выхлопотать для себя внеочередной отпуск и к середине сентября 1791 г. вновь был на родине. Однако Жозеф, несмотря на поддержку брата, выборы проиграл. Депутатами от Корсики стали трое: племянник Паоли по имени Леонетти (известный только как племянник), Карло Андреа Поццо ди Борго и Бартоломео Арена родной брат еще одного друга юности Наполеона, а потом его лютого врага Жозефа Арена, который будет казнен в 1801 г. за участие в покушении на жизнь первого консула Франции.

Наполеон был очень расстроен поражением своего брата на парламентских выборах и теперь занялся собой. Он решил сам принять участие в необычных, но ему лично близких выборах – командующего добровольческим батальоном Национальной гвардии Аяччо[196]196
  Подробно об этом см.: Там же. С. 120–130; Кастело А. Цит. соч. С. 6872; Тюлар Ж. Цит. соч. С. 47–48.


[Закрыть]. Выбирали себе такого начальника солдаты. 1 апреля 1792 г. Наполеон выиграл эти выборы, но не один, а разделив 1–2 места с комиссаром местной директории Квенца. Поскольку тот не имел военной подготовки, он уступил первенство Наполеону, оставив себе должность второго командующего.

Роялисты, недовольные избранием Квенца и особенно Наполеона командирами Национальной гвардии, спровоцировали в Аяччо беспорядки. Городская «чернь», обманутая демагогией роялистов, взбунтовалась. Гвардейцы Наполеона вынуждены были применить оружие. Бунтовщики разбежались, порядок в городе был восстановлен. Но роялистски настроенные агенты Поццо ди Борго донесли в Париж, что Наполеон приказал стрелять в народ и вообще узурпировал командование батальоном Национальной гвардии.

Момент был для Наполеона критический. Жозеф посоветовал ему срочно ехать в Париж, чтобы там объясняться с военным министерством. Наполеон так и сделал. Оправдывался он тем, что защищал свободу и «мог бы ответить, как Цицерон и Мирабо, на требование клятвы, что он не преступил закона: “Клянусь, что я спас Республику!”»[197]197
  Chuquet A. La jeunesse de Napoléon. Т. 2. Р. 290–291.


[Закрыть]. Тем не менее Наполеон был исключен из списков своего полка, правда, тотчас начал хлопотать о восстановлении. Пока он хлопотал, оставаясь без должности, ему довелось стать свидетелем (именно так: не участником, а свидетелем) двух исторических событий: 20 июня и 10 августа 1792 г.

20 июня, по воспоминаниям Л.-А. Бурьенна, который в тот день был вместе с Наполеоном, они увидели толпу в 5–6 тысяч человек, вооруженных топорами, пиками, вертелами, саблями и даже ружьями, которые под гул набата шли на приступ королевского дворца в Тюильри. «Пойдем за этой сволочью!» – будто бы сказал Бурьенну Наполеон. Они пошли вслед за толпой и стали свидетелями потрясающей сцены: толпа смела швейцарских гвардейцев-охранников короля и заставила Людовика XVI кланяться из дворцовых окон народу. «Когда король показался в одном из окон в красном фригийском колпаке, который напялил на него кто-то из черни, – рассказывал Бурьенн, – тогда Наполеон уже не мог больше сдерживать своего негодования. Он завопил: “Черт возьми! Как можно было впустить эту сволочь! Повалить бы человек четыреста или пятьсот из них пушками, так они убрались бы со всех ног!”»[198]198
  Бурьенн [Л. А.]. Записки о Наполеоне, Директории, Консульстве, Империи и восстановлении Бурбонов. СПб., 1834. Т. 1. Ч. 1. С. 46–47. Красные фригийские колпаки (по названию Фригии – древней страны в Малой Азии) как символ свободы носили во время Французской революции XVIII в. радикальные революционеры.


[Закрыть].

Е. В. Тарле считал этот рассказ Бурьенна «точными данными» об «истинных чувствах» Наполеона «в смысле их полнейшей ясности и недвусмысленности»[199]199
  Тарле Е. В. Наполеон. С. 18.


[Закрыть]. В. Слоон, напротив, считал, что «рассказ этот, подобно всем сообщениям Бурьенна», похож на «выдуманный впоследствии анекдот»[200]200
  Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 127.


[Закрыть]. Да, Тарле почему-то не учитывал давно закрепившееся в наполеоновской историографии убеждение в крайней предвзятости «злоречивых» мемуаров Бурьенна, которым «нельзя верить», хотя и «нужно читать, чтобы, читая их с осторожностью, искать и находить в них иногда кое-что нужное»[201]201
  Dictionnaire Napoléon / Sous la direction de Jean Tulard. Р., 1999. Т. 1. Р. 306; Тюлар Ж. Мюрат, или Пробуждение нации. М., 1993. С. 374.


[Закрыть]. Главное же, все, что сказано здесь Бурьенном о политических взглядах Наполеона и его настроении в 1792 г., явно противоречит другим источникам, согласно которым Наполеон (как мы уже видели и еще увидим) и до, и после 1792 г. был убежденным антироялистом, республиканцем и даже якобинцем.

10 августа Наполеон стал свидетелем еще более важного исторического события, приведшего к падению почти тысячелетней французской монархии[202]202
  Подробно об этом событии см.: Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. М., 1978. Т. 2. С. 593–601; Кропоткин П. А. Великая Французская революция. 1789–1793. М., 1979. С. 215–217; Mathiez A. Le dix août. Р., 1931.


[Закрыть]. В тот день, как и 20 июня, он услышал гул набата и помчался на площадь Карусель, откуда мог видеть, как вооруженные толпы народа штурмуют королевский дворец Тюильри. Король Людовик XVI и члены его семьи к тому моменту уже перешли из дворца в здание Ассамблеи под опеку Национального собрания. Дворец защищала швейцарская стража. Восставшие парижане перебили ее и обыскали весь дворец снизу доверху, требуя голову короля. В такой обстановке Национальное собрание обратилось к народу с призывом к спокойствию, объявив, что король отрешен от власти, арестован и вместе с королевой Марией-Антуанеттой заключен в тюрьму Тампль. Далее было объявлено, что в ближайшее время от имени народа будет созван Национальный Конвент, т. е. высший законодательный орган, который решит, «какие меры надлежит принять для обеспечения верховной власти народа и царства свободы и равенства»[203]203
  Цит. по: Жорес Ж. Указ. соч. Т. 2. С. 600.


[Закрыть].

Разгром Тюильрийского дворца происходил на глазах Наполеона. Он видел, как победители с торжеством выбрасывали из дворцовых окон тела убитых швейцарцев. По его словам, он «мог спокойно наблюдать за всеми событиями дня», но цена этой победы таких, как он, республиканцев, потрясла его, и он с дрожью вспоминал о ней всю жизнь. «После того как дворец был захвачен, – рассказывал он своему окружению на острове Святой Елены, – я рискнул проникнуть в дворцовый сад. Ни одно поле битвы не являло мне впоследствии такой горы трупов, какой предстали передо мной тела швейцарцев, потому ли, что на фоне ограниченного пространства они казались особенно многочисленными, потому ли, что это зрелище было первым моим впечатлением такого рода. Я увидел хорошо одетых женщин, которые предавались отвратительным непристойностям на трупах швейцарцев»[204]204
  Masson F. Napoléon dans sa jeunesse. 1769–1793. Р., 1911. Р. 313–314.


[Закрыть].

Здесь уместно сказать о любопытной версии французского историка Ги Бретона. Ссылаясь на целый ряд английских (надо признать, безызвестных) историков и журналистов, он утверждает, что примерно с 22 июня по 7 августа 1792 г. Наполеон находился в Лондоне, где, по косвенным данным, пытался ходатайствовать перед правительством Англии о разрешении поступить на службу в британскую армию[205]205
  Бретон Г. Лукавые истории из жизни знаменитых людей. М., 1992. С. 101–102.


[Закрыть]. Однако самые авторитетные специалисты-историки, включая англичан В. Скотта, Х. Беллока, В. Кронина, Д. Чандлера, не принимают эту версию всерьез и даже не упоминают о ней.

За время, пока Франция сотрясалась на крутом подъеме от монархии к республике, Наполеон тоже карьерно поднялся после недолгой задержки вверх. 10 июля 1792 г. он был восстановлен в списках своего полка, а 30 августа получил из военного министерства уведомление о том, что ему присвоено воинское звание капитана, причем с таким старшинством (от 6 февраля), как если бы он не исключался со службы. «Вдумаемся, – пишет об этом Жан Тюлар. Ведь это была одна из последних резолюций Людовика XVI!»[206]206
  Тюлар Ж. Цит. соч. С. 48.


[Закрыть]

Должно быть, Наполеон был очень рад своему повышению в чине. Но первый же его шаг в новом качестве (капитана артиллерии!) шокировал начальство: он попросился во внеочередной отпуск на родину. Во-первых, нужно было срочно взять сестру Элизу из монастырской школы для благородных девиц в местечке Сен-Сир близ Версаля (куда устроил ее «папа Карло»), ибо теперь повсюду начались гонения на всех «благородных», даже не особо знатных. Главное же, Наполеон сам стремился на Корсику по двум причинам: с одной стороны, он спешил повидаться с родными, которые Христом Богом молили его утешить их своим присутствием в столь страшное время нарастания революции, а с другой стороны, ему самому хотелось присмотреться к положению на Корсике и повлиять на него в духе de la France[207]207
  См.: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 132–133; Кастело А. Цит. соч. С. 76–77; Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 131–132 и др.


[Закрыть].

9 октября 1792 г., получив и на этот раз отпуск, Наполеон вместе с 15-летней сестрой Элизой отправился в путь, к родным берегам. В Марселе случился инцидент, который мог бы иметь для них тяжкие последствия, если бы не хладнокровие и находчивость Наполеона. Их остановила толпа возбужденных, а частью и вооруженных республиканцев. На голове у Элизы была шляпа с пером. Указывая на нее, какие-то ультра из толпы стали кричать: «Долой аристократов!» Наполеон сохранял самообладание. «Мы не больше аристократы, чем вы!» – заявил он и, сняв шляпу с головы Элизы, отшвырнул ее прочь, ублажив тем самым толпу.

Положение на Корсике к осени 1792 г. стало угрожающе нестабильным. Местные роялисты все больше ориентировались на Англию, республиканцы – на Францию. Паскуале Паоли колебался. Хотя он принял новоиспеченного капитана Буонапарте внешне любезно, проницательный капитан почувствовал в настроении «корсиканского Вашингтона» антифранцузский нюанс. Заподозрив недоброе, Наполеон вновь принял на себя командование батальоном Национальной гвардии в Аяччо и возглавил местных монтаньяров, т. е. фактически якобинцев, наиболее последовательных революционеров[208]208
  Монтаньяры (от франц. montagne, гора) – крайне революционно настроенные депутаты Национального собрания Франции, занимавшие в зале заседаний верхние скамьи. Почти все они принадлежали к политическому клубу якобинцев.


[Закрыть]. Он провел даже подчеркнуто демонстративный осмотр корсиканских укреплений (не на случай ли агрессии со стороны Англии?) и многозначаще, письменно уведомил дирекцию департамента: «Я здесь. Все теперь пойдет хорошо»[209]209
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 133.


[Закрыть].

На деле почти все пошло очень плохо для корсиканских монтаньяров и лично для Наполеона. Депутаты Национального Конвента Франции, среди которых был корсиканец К. Саличетти, выступили с идеей завоевать соседний с Корсикой остров – Сардинию. Такая идея сулила приток во Францию столь необходимых ей в то время лошадей, мачтового леса и хлеба. Был снаряжен флот из пяти боевых судов под командованием контр-адмирала Лорана Трюге[210]210
  Подробно о Сардинской экспедиции см.: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 134–139; Кастело А. Цит. соч. С. 78–80; Слоон В. Указ. соч. Т. 1. С. 136139.


[Закрыть]. В Аяччо к бойцам Трюге присоединились регулярные части корсиканского воинства и знакомые нам два батальона Национальной гвардии во главе с Наполеоном и его сотоварищем Квенца. Они должны были атаковать главный из опорных пунктов у берегов Сардинии – порт под названием Маддалена, о котором сам Горацио Нельсон (лучший в Европе флотоводец) говорил, что «он имеет более важное значение, чем Мальта и Гибралтар»[211]211
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 136.


[Закрыть]. Общее руководство операцией Паоли, по договоренности с Трюге, передал своему родственнику полковнику Колонна Чезаре.

24 февраля 1793 г. батальоны Наполеона и Квенца атакой с ходу захватили островок Сан-Стефано, разместили там две свои батареи и оттуда повели артиллерийский огонь по фортам Маддалены, причем Наполеон лично наводил орудия и стрелял очень метко. Скоро два главных крепостных форта были выведены из строя. Наполеон предложил брать Маддалену штурмом. Чезаре принял его предложение.

Но тут случилось непредвиденное. Команда головного судна, корвета «Ла Фоветт»[212]212
  В переводе с фр. славка – певчая птица.


[Закрыть], взбунтовалась, заявив, что воевать больше не хочет, и потребовала немедленно вернуться домой, во Францию. Все попытки Чезаре уговорить бунтовщиков, пригрозив при этом даже взорвать их корабль, ни к чему не привели. Пришлось свернуть так удачно начатую операцию и возвращаться ни с чем, а точнее с позором.

После такого qui pro quo не только Колонна Чезаре, но и сам Паоли впали в немилость к Национальному Конвенту. Что же касается Наполеона, то он был, как никогда ранее, в бешенстве. Отныне и Чезаре, и даже Паоли потеряли в его глазах почти все. Хуже того, он сам стал терять веру в какую-либо возможность сохранить и тем более продолжить на Корсике революционные преобразования.

Тем временем революция во Франции набирала ход. 21 января 1793 г. был казнен король Людовик XVI, а 30 января Франция объявила войну Англии, которая возглавляла антифранцузскую коалицию европейских монархий. Национальный Конвент заметно радикализировался. 2 апреля Паоли был вызван в Париж для ответа на выдвинутые против него обвинения. Главными были провал экспедиции в Сардинию и связь с англичанами, т. е. фактически предательство. Такой вызов грозил корсиканскому «Отцу отечества» гильотиной.

С обвинениями Паоли в предательстве выступил не кто иной, как 18-летний Люсьен Бонапарт – в то время член Якобинского клуба в Тулоне[213]213
  См. об этом: Иванов А. Ю. Двенадцать Бонапартов. М., 2006. С. 25–27.


[Закрыть]. Сделал он это на заседании тулонского «Общества республиканцев», после чего хвастливо уведомил об этом в письме своих братьев: «Я нанес смертельный удар нашим врагам. Вы этого не ожидали?» Агенты Паоли перехватили это письмо и предъявили его своему шефу. «Ах, гаденыш!» – воскликнул тот с презрением ко всем Бонапартам, включая, разумеется, и Наполеона[214]214
  Masson F. Napoléon et sa famille. Р., 1900. Т. 1. Р. 66; Chuquet A. Op. cit. Т. 3. Р. 115.


[Закрыть].

Но Наполеон сам был эпатирован скандальной выходкой Люсьена. При всем своем разочаровании в Паоли не мог он допустить расправы с былым кумиром по доносу родного брата. Поэтому Наполеон обратился в Конвент с посланием в защиту Паоли. Оно заканчивалось такими словами: «Паоли больше семидесяти лет[215]215
  На деле едва минуло тогда 68 (П. Паоли родился 6 апреля 1725 г.).


[Закрыть]. Он больной человек, – иначе он бы давно предстал перед вами, чтобы пристыдить своих врагов. Мы обязаны ему всем. Он всегда будет пользоваться нашим уважением. Отмените же ваш декрет от 2 апреля и возвратите всему народу его гордость и славу! Услышьте наш голос, исполненный скорби!»[216]216
  Цит. по: Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 144.


[Закрыть]

Паоли знал об этом послании Наполеона, но не выразил автору никакой признательности. Сам он отправил в Конвент бумагу с объяснением, что Корсика «вследствие опасного положения, в котором она теперь находится, не может обойтись без своего вождя, а кроме того, его возраст и недуги не позволяют ему отправиться в морское путешествие»[217]217
  Там же. С. 141.


[Закрыть]. Ф. Кирхейзен так прокомментировал этот факт: «Через два года Паоли отправился в Лондон и, несмотря на почтенный возраст, так хорошо перенес трудное морское путешествие, что прожил там еще свыше двадцати лет[218]218
  Ошибка Ф. Кирхейзена: в Лондоне Паоли прожил 13 последних лет своей жизни (умер 6 февраля 1807 г.). Кстати, в 1889 г. его останки были возвращены на Корсику, в его родную деревню (см.: Dictionnaire Napoléon. Т. 2. Р. 465).


[Закрыть]. Он просто вполне справедливо боялся предстать перед революционным трибуналом и быть осужденным на гильотину»[219]219
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 147.


[Закрыть].

Как бы то ни было, корсиканский люд горой встал тогда на защиту «своего вождя». В благодарность за это Паоли провозгласил себя генералиссимусом, диктатором Корсики, и созвал Консульту, т. е. общекорсиканское Народное собрание. Консульта, желая угодить генералиссимусу, объявила братьев Буонапарте «врагами отечества» и предала их «вечному проклятию и позору». Паоли тут же приказал арестовать старших братьев Буонапарте (Жозефа и Наполеона), которые в тот момент еще оставались на Корсике.

Дальнейший ход событий выглядел для семьи Наполеона как исторический детектив[220]220
  Подробно см.: Там же. С. 148–150; Кастело А. Цит. соч. С. 80–82; он В. Указ. соч. Т. 1. С. 142–147; Мережковский Д. С. Указ. соч. С. 129–130.


[Закрыть]. Наполеон предупредил маму Летицию («Срочно готовьтесь к отъезду! Эта страна – не для нас!») и отбыл из Аяччо в Бастию, к Жозефу. По дороге, в харчевне Боконьяно, он был схвачен роялистами, бежал с невероятными приключениями из-под стражи и все-таки пробрался (верхом, на лодке, пешком) через горы и долы в Бастию. Там он встретился с двумя комиссарами Конвента – своим добрым знакомым Кристофом Саличетти и Лакомбом Сен-Мишелем, которых ознакомил с последними распоряжениями Паоли. Оба комиссара, а также Наполеон и Жозеф с отрядом в 400 человек на двух судах 31 мая 1793 г. прибыли в бухту Аяччо, но гарнизон родного города Наполеона открыл по ним артиллерийский огонь. То был роковой знак: Паоли предал революционную Францию (он тогда уже вел переговоры с англичанами). Комиссары Конвента отвели свои корабли из зоны обстрела, и Наполеон первым увидел на одной из прибрежных высот группу людей, которые подавали кораблям отчаянные сигналы бедствия. То была Летиция Буонапарте с младшими детьми.

Оказалось, что мама Летиция накануне ночью бежала с детьми из дома в горы, за считаные часы до того, как пришли жандармы Паоли, чтобы ее арестовать. К утру, поднявшись на ближайший пригорок, беглецы увидели, как горит их дом, разграбленный и подожженный паолистами. «Пусть горит, еще лучше построим!» – будто бы сказала при этом жизнелюбивая мать Наполеона[221]221
  Мережковский Д. С. Указ. соч. С. 130.


[Закрыть]. Действительно, со временем построят гораздо лучше прежнего.

Наполеон посадил мать, трех сестер и двоих младших братьев (Луи и Жерома) на корабль Саличетти и доставил их в порт Кальви на севере Корсики. Оттуда на французском военном судне Наполеон отплыл вместе с ними, плюс еще Жозеф, к берегам Франции. 13 июня 1793 г. восемь членов семьи Буонапарте прибыли в Тулон, где их встретил девятый – Люсьен. Поскольку жить в Тулоне было бы и слишком дорого, и небезопасно, Наполеон устроил все семейство на время в соседней деревушке Ла Валет. Там его родные жили очень бедно – лишь на пособия для корсиканских беженцев да на половину скромного жалованья Наполеона. Его сестры – две будущие принцессы (Элиза и Полина) и будущая королева Каролина – сами стирали белье в деревенском пруду. Но через месяц всех домочадцев будущего императора приняли к себе их друзья – марсельские купцы Клари, у которых в Марселе был просторный дом. Сам же Наполеон отправился к месту службы своего полка в Ниццу.

Тем временем 17 июля Национальный Конвент Французской республики по докладу К. Саличетти постановил: считать Паскуале Паоли и Карло Андреа Поццо ди Борго врагами Франции и приговорить их к изгнанию. Узнав об этом, оба поспешно бежали с Корсики под защиту английских кораблей, которые доставили их с почетом в Англию. Поццо ди Борго позднее перебрался в Австрию, а с 1803 г. до смерти в 1842 г. жил и служил в России. Паоли умер в Лондоне 6 февраля 1807 г. Наполеон, став первым консулом, а затем императором Франции, отзывался о нем с уважением и даже, по данным Ф. Кирхейзена, имел намерение вызвать его из Лондона и предоставить высокий пост[222]222
  Кирхейзен Ф. Цит. соч. С. 149.


[Закрыть].

Итак, корсиканская эпопея закончилась для Наполеона без лавров, но с болезненными терниями. Всю ее он посчитал своей роковой ошибкой и досадовал, что лучшая пора юности, четыре года Великой революции потеряны зря, в стороне от главных событий, на задворках истории. «Если бы он не зарылся в эту горячую, сухую корсиканскую землю, если бы не сузил кругозор до темных окон старых корсиканских домов, – так обобщал его впечатления А. З. Манфред, перед ним открылись бы необозримые просторы»[223]223
  Манфред А. З. Указ. соч. С. 73.


[Закрыть].

Но революция продолжалась, а вместе с ней перед гением Наполеона оставались открытыми и «необозримые просторы» для карьеры во Франции – карьеры, стократ бόльших масштабов и темпов, чем на Корсике. 1793 год принес ему желанную точку отсчета великих, истинно наполеоновских свершений. Да, именно тот год, кульминационный в развитии французской революции, – год, увековеченный в знаменитом, потрясающе выразительном романе Виктора Гюго «Девяносто третий год» (лучшем из художественных произведений мировой литературы о том времени), – стал началом феноменального, небывалого в истории человечества, взлета и падения Наполеона как исторической личности.

В 1793 г. Наполеон был убежденным якобинцем, поклонником самых радикально настроенных вождей революции Максимилиана Робеспьера и Жана Поля Марата. Он тогда прямо говорил: «Марат и Робеспьер – вот для меня истинные святые»[224]224
  Сьюард Д. Семья Наполеона. Родственники Наполеона. Смоленск, 1995. С. 34. Подробно см.: Луговкин А. А. О социально-политических взглядах молодого Наполеона Бонапарта // Вестник ЛГУ. 1976. № 2. История. Язык. Литература. Вып. 1. С. 57–62.


[Закрыть]. Сверхуважительное отношение к Робеспьеру Наполеон сохранил на всю жизнь. «Робеспьер погиб потому, что хотел остановить последствия революции, а не как тиран, – рассуждал он незадолго до смерти на острове Святой Елены. – Если бы он не пал, он показал бы себя как самый выдающийся человек из всех живших»[225]225
  Bertrand H.-G. Cahiers de Sainte-Hélène. Р. 175. О том же: Mémoirs du duc de Raguse, de 1792 à 1832. Р., 1857. Т. 1. Р. 56.


[Закрыть]. Сестра Робеспьера Шарлотта много лет спустя вспоминала о Наполеоне: «Он восхищался его (М. Робеспьера. – Н. Т.) талантами, его энергией, бескорыстием его патриотизма и стремлений. В это время (в 1793 г. – Н. Т.) Бонапарт был искренним республиканцем»[226]226
  Робеспьер Ш. Воспоминания. Л., 1925. С. 55.


[Закрыть]. О дружеских отношениях Наполеона с младшим братом Максимилиана Робеспьера Огюстеном и о том, как тяжело пережил Наполеон трагическую гибель обоих братьев, речь впереди. Здесь же отмечу, что Наполеон, став первым консулом Франции, принял Шарлотту Робеспьер и назначил ей пожизненную пенсию в 3600 франков[227]227
  См. там же.


[Закрыть]. Шарлота доживет до 1834 г.

Вернемся теперь в Ниццу, где Наполеон летом 1793 г., после восьмимесячного отсутствия, присоединился к своему полку. Там стала для него приятным сюрпризом встреча с генералом Жаном дю Тейлем – родным братом его покровителя в Оксонне барона генерал-лейтенанта Жан-Пьера дю Тейля. Жан-Пьер не принял республику и вскоре (27 февраля 1794 г.) сложит голову на гильотине, а вот его брат стал служить республике, как ранее служил королю, и получил от нее генеральский чин. О Наполеоне он был наслышан от брата, уже тогда проникся к нему симпатией и теперь встретил его очень доверительно, как талантливого и надежного специалиста.

Генерал Ж. дю Тейль сразу же стал доверять капитану Буонапарте ответственные поручения: назначил его командовать береговыми батареями в Ницце, а потом отправил в Авиньон, чтобы там принять орудия и амуницию для воинских гарнизонов всего юга Франции. Поскольку в Авиньоне Наполеону пришлось задержаться дольше, чем предполагалось, он использовал эту задержку для сочинения первого из своих значимых литературных трудов – брошюры «Ужин в Бокере»[228]228
  Полный текст ее в рус. пер. см.: «Ужин в Бокере» Наполеона Бонапарта (пер и комм. Е. И. Лебедевой) // Французский ежегодник. 1986. М., 1988. С. 234–246.


[Закрыть].

Бокер – местечко близ Авиньона. Там за ужином в местной харчевне Наполеон вступил в политическую дискуссию с двумя негоциантами из Марселя, жителем г. Ним и фабрикантом из Монпелье. Эту дискуссию (политически заостренную и литературно обработанную) он и воспроизвел 29 июля 1793 г. как памфлет с целью революционной пропаганды.

В Марселе тогда восстали против Конвента т. н. федералисты республиканцы, но не левого, якобинского, а правого, жирондистского, толка[229]229
  Жирондисты (от названия департамента Жиронда) – умеренные республиканцы, бывшие в оппозиции к якобинцам.


[Закрыть]. Оба негоцианта, фабрикант и житель Нима, выражают их интересы. С ними резко и веско спорит «Военный», офицер, т. е. сам Наполеон. Марсельцы стараются доказать ему, что они, в отличие от вандейских инсургентов, не роялисты: «Вандея хочет короля, хочет явной контрреволюции. Война в Вандее – это война фанатизма, деспотизма. Наша война – это война истинных республиканцев, друзей закона, порядка, врагов анархии и злодейства. Разве у нас не трехцветное знамя?» Наполеон видит разницу между вандейцами и марсельцами, но смотрит дальше и глубже, на примере Корсики: «Вы говорите, у вас трехцветное знамя? Такое же знамя поднял на Корсике Паоли, чтобы обмануть народ и превратить соотечественников в сообщников своих честолюбивых и преступных замыслов. Он поднял трехцветное знамя и приказал стрелять по республиканским кораблям, изгнал из крепостей наши войска, разграбил имущество наиболее состоятельных семей, верных республике <…> и при этом имел бесстыдство называть себя другом Франции и верным республиканцем».

Наполеон проницательно усмотрел в марсельцах с их надеждами «на закон и порядок» наивных людей, обманутых честолюбцами вроде Паоли. Показав, что интриги жирондистов против Конвента служат лишь интересам общего врага Республики – роялистов, австрийцев, испанцев, он воззвал к разуму своих оппонентов, играя при этом на их патриотических чувствах: «Стряхните с себя иго небольшого числа негодяев, которые ведут вас к контрреволюции. Восстановите у себя законную власть, Конституцию <…>. Вы были введены в заблуждение. Это не новость, что кучка интриганов и заговорщиков так поступает с народом. Во все времена доверчивость и невежество толпы становились причиной большинства гражданских войн».

«Ужин в Бокере» свидетельствует не только об идейной зрелости, но и о литературном профессионализме Наполеона. «На голову выше всех брошюр, изданных как лагерем оппозиции, так и якобинцами», – так оценивает его Жан Тюлар[230]230
  Тюлар Ж. Цит. соч. С. 56.


[Закрыть]. Андре Моруа судит о нем еще более лестно, имея в виду все же молодого Наполеона: «Это лучшее из его сочинений, самое удачное и возымевшее наибольшие последствия»[231]231
  Maurois A. Napoléon. Р., 1964. Р. 16.


[Закрыть].

Сам Наполеон знал цену своему памфлету. Он очень оперативно издал его в Авиньоне за собственный счет, а после того как комиссары Конвента и в первую очередь К. Саличетти познакомились с брошюрой, они обеспечили в том же 1793 г. ее издание за счет государства. Брошюра распространялась по всему югу Франции как оружие революционной пропаганды.

Из Авиньона Наполеон вернулся к своему полку в Ниццу. Здесь его вновь ждал сюрприз – на этот раз еще более приятный и, главное, перспективный. 26 сентября 1793 г. Кристоф Саличетти с боевых позиций из-под стен Тулона доложил в Комитет общественного спасения Французской республики: «Капитан Доммартен ранен[232]232
  Капитан артиллерии Кузен де Доммартен был ранен в сражении при деревне Оллиули близ Тулона 8 сентября 1793 г.


[Закрыть], и мы остались без начальника артиллерии. Но случай нам чудесно помог: мы остановили гражданина Буонапарте, очень сведущего капитана, который ехал в Итальянскую армию, и приказали ему заместить Доммартена»[233]233
  Цит. по: Masson F. Napoléon et sa famille. Т. 1. С. 356.


[Закрыть].

Итак, перед автором «Ужина в Бокере» открывается манящий путь к славе. «Если летом 1793 г. капитан Буонапарте ставит свое перо на службу якобинской республике, то осенью под Тулоном он защищает ее с оружием в руках»[234]234
  Луговкин А. А. Указ. соч. С. 61.


[Закрыть]. К концу сентября того года Наполеон был уже на боевых позициях под Тулоном. «Там возьмет его История, чтобы уже не оставлять. – гласит “Мемориал” Э. Лас Каза. – Там начинается его бессмертие»[235]235
  Las Cases E. Op. cit. Т. 1. Р. 111.


[Закрыть].