Текст книги "Наполеон Великий. Том 1. Гражданин Бонапарт"

2. Первые победы

В поход к невиданным дотоле со времен Александра Македонского и Юлия Цезаря вершинам воинской славы Наполеон повел апрельским утром 1796 г. уже не «скопище оборванцев». Да, его Итальянская армия еще не была в должной мере сытой, одетой, обутой; отдельным ее частям не хватало даже оружия. Но теперь она стала боеспособной, дисциплинированной, идейно и морально окрыленной, т. е. преобразилась до неузнаваемости. «Вот чудо Бонапарта, – удивлялся и вместе с тем восхищался Д. С. Мережковский, – в две недели “нищая рвань”, “разбойничьи шайки” санкюлотов преобразились в македонские фаланги Александра и римские легионы Цезаря – войска небывалые за две тысячи лет»[475]475
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 143.


[Закрыть].

Для вторжения в Италию Наполеон заранее выбрал самый короткий, хотя и самый опасный путь, сопряженный с громадным риском. Он повел армию по знаменитому «Карнизу» – прибрежной кромке вдоль приморской горной гряды Альп, которая вся, от начала до конца, простреливалась с моря английскими боевыми кораблями. Но появление французского воинства на такой дороге было столь неожиданным и прошло оно по «Карнизу» столь быстро, что, возможно, англичане (а сардинцы тем более) не могли и помыслить, чтобы французы отважились на такую дерзость. Как бы там ни было, армия Наполеона без потерь (если не считать нечаянной гибели его друга, армейского интенданта Феликса Шове, больно ранившей главнокомандующего) вторглась на территорию Пьемонта. Глядя на опоясанные снегами вершины окрестных гор, Наполеон воскликнул: «Ганнибал перешел Альпы, а мы их обошли!»

Теперь перед Итальянской армией довольно неожиданно оказались – вразброс, тремя группировками – и сардинские, и австрийские войска. Наполеон мгновенно сориентировался в ситуации (надо «бить по частям»!) и нанес первый удар по центральной группировке, которую составлял австрийский корпус генерала Е. Аржанто, опрометчиво разминувшийся с главными силами фельдмаршала Ж.-П. Больё.

Так, 12 апреля близ городка под названием Монтенотте («Черная гора») грянула первая в ходе итальянской кампании Наполеона битва, в которой приняли участие с обеих сторон примерно по 15 тыс. человек[476]476
  Общий ход кампании наиболее подробно и профессионально изложен в цит. соч. К. Клаузевица. См. также: Наполеон Бонапарт. Итальянская кампания 1796–1797 гг. // Наполеон Бонапарт. О военном искусстве… М., 2003; Bouvier F. Bonaparte en Italie 1796. P., 1899; Fabry G. Histoire de ľarmée ďItalie. Р., 1900–1901. Т. 1–2.


[Закрыть]. Воспользовавшись капризами погоды (дождь, холод, туман), Наполеон незаметно приблизил к позициям австрийцев дивизию Лагарпа и уже в 5 часов утра бросил ее в атаку. Пока ошеломленные внезапностью нападения австрийцы пытались остановить Лагарпа, Наполеон задействовал второй эшелон – дивизии Массена и Жубера. Их колонны стремительно развертывались и «беглым шагом» накатывались на австрийские позиции. «По ободранной одежде, – пишет о них Анри Лашук, – французские войска можно было издали принять за орды Аттилы»[477]477
  Лашук А. Наполеон. Походы и битвы 1796–1815. М., 2004. С. 38.


[Закрыть].

Изголодавшиеся (не только по хлебу и мясу, но и по воинской славе) солдаты «когорты Бонапарта» атаковали с такой яростью, что австрийцы вскоре дрогнули и обратились в беспорядочное бегство. Генерал Аржанто бежал вместе с остатками своего корпуса; за такой позор он будет уволен в отставку. К. Клаузевиц подсчитал, что австрийцы потеряли 2–3 тыс. человек. А. Лашук и А. З. Манфред определяли их общие потери, по совокупности разных данных, в 6 тыс. человек, включая 2 тысячи пленных, а также пять орудий и четыре знамени[478]478
  См.: Там же; Клаузевиц К. Цит. соч. С. 21; Манфред А. З. Цит. соч. С. 127–128.


[Закрыть]. Так была одержана первая победа в первой военной кампании Наполеона. Он сам позднее с гордостью говорил: «Мою родословную я исчисляю от Монтенотте»[479]479
  Цит. по: Кастело А. Цит. соч. С. 142.


[Закрыть].

Между тем первая победа была только первым шагом к итальянскому триумфу Наполеона. Фельдмаршал Больё, присоединив к себе остатки корпуса Аржанто, закрепился на позициях у местечка Дего, прикрывая дорогу к Милану. Сардинские же войска сосредоточились неподалеку, у Миллезимо, перекрыв дорогу к Турину (король Виктор Амедей III передал командование войсками генералу Луи Риччи Колли). Союзники выжидали, готовые помочь друг другу, и гадали, куда пойдет Бонапарт – на Милан или Турин.

После Монтенотте Наполеон не стал ждать ни одного дня. Его тогда и вообще всегда интересовали в первую очередь не географические пункты (хотя бы даже столицы), а войска, живая сила противника. Развивая первый успех и следуя своему принципу «бить по частям», он устремился – вновь с риском для себя! – в брешь между армиями Больё и Колли. Уже 13 апреля в битве при Миллезимо он разорвал на две части армию Колли: ее арьергард во главе с генералом Антонио Провера забаррикадировался в старинном замке на горе Коссария, а сам Колли с главными силами поспешно отступил, но на следующий день, одумавшись, несколько раз атаковал французов, чтобы спасти Проверу. Наполеон силами дивизий Массена, Ожеро и Лагарпа отбил все его атаки и обратил расстроенные войска Колли в бегство. В тот же день, 14 апреля, Провера капитулировал (за что, кстати, его, как и Аржанто, венский гофкригсрат сместит с командной должности).

По данным самого Наполеона (возможно, преувеличенным – такой грех у него был), сардинцы потеряли при Миллезимо 15 знамен, 30 орудий и 6 тыс. пленных, среди которых оказались два генерала и 24 старших офицера[480]480
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 70.


[Закрыть]. Преследуя сардинцев, французский авангард из дивизии Массена занял Дего, в непосредственной близости от расположения австрийских войск во главе с самим Больё. Но не успели французы отпраздновать эту победу, как на рассвете 15 апреля гренадерская дивизия австрийцев под командованием генерала Филиппа Вукасовича ворвалась в Дего, выбив оттуда малочисленный и толком еще не проспавшийся отряд Массена. «Согласно одному рассказу – вероятно, какого-то недоброжелателя, – пишет об этом Д. Чандлер, – сам Массена едва не попал в плен, успев выскочить из постели местной прелестницы чуть ли не в одной рубашке»[481]481
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 64.


[Закрыть].

Наполеон вынужден был сам с дивизией Лагарпа спешить на помощь Массена и после двухчасового боя взял Дего обратно, почти истребив при этом гренадеров Вукасовича. В этом сражении отличился батальонный командир Франсуа Ланюсс. Он повел своих солдат на решающий штурм, подняв на конце своей сабли шляпу. За этот подвиг (на глазах у главнокомандующего) он в тот же день был произведен в бригадные генералы; весной 1801 г. он сложит голову на поле боя у Александрии, в Египте[482]482
  См.: Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 71.


[Закрыть].

Здесь же, при Дего, Наполеон впервые заметит еще одного батальонного командира, которого за необыкновенную отвагу и сообразительность сразу после боя назначит командиром полка. То был Жан Ланн. Спустя полгода он во всем блеске проявит себя в сражениях при Бассано и особенно при Арколе.

Тем временем остатки сардинских войск во главе с Л. Колли сосредоточились в укрепленном лагере Чева, надеясь на поддержку со стороны австрийских войск. Наполеон понимал, что нужна – и немедленно! – еще одна решительная победа над сардинцами, чтобы покончить с ними как с боевой силой и вывести Сардинское королевство из войны. 19 апреля он атаковал Чеву с фронта, одновременно угрожая флангам сардинцев. Боясь окружения, Колли в ночь на 20 апреля бросил в Чеву всю свою артиллерию и отступил к Мондови, где за сутки успел воздвигнуть несколько редутов.

Битва при Мондови началась утром 22 апреля. Фронтальной атакой тремя колоннами дивизии Массена, Серрюрье и Ожеро взяли сардинские редуты и с боем вошли в город. Здесь отличился старейший из соратников Наполеона 54-летний генерал Ж. М. Ф. Серрюрье. О. Ф. Мармон так вспоминал о нем: «Построив солдат в три колонны, он встал во главе центральной, пустив вперед стрелков в рассыпном строю, и с саблей в руке, в десяти шагах впереди, повел беглым шагом колонну <…>. Великолепное зрелище представлял собой этот старый генерал – твердый и решительный, чья сила удвоилась при виде врага. Я сопровождал его в атаке, успех которой был полным»[483]483
  Цит. по: Чандлер Д. Цит. соч. С. 65.


[Закрыть]. Колли, до последних минут ожидавший подкреплений от Больё и так и не дождавшийся, впал в отчаяние. Его войска, ослабленные и деморализованные, в панике бежали из города, потеряв 3 тыс. человек убитыми и ранеными, 1,5 тыс. пленными (в том числе трех генералов), 10 знамен и 8 орудий[484]484
  См.: Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 73. Возможно, и здесь Наполеон преувеличил свои трофеи. С другой стороны, данные К. Клаузевица в его цит. соч. (общие потери сардинцев – 1 тыс. человек: С. 35), судя по масштабам сражения, выглядят заниженными.


[Закрыть]. О потерях французов в первых шести сражениях итальянской кампании данные, как правило, отсутствуют. Д. Чандлер считал, что Наполеон тогда потерял в общей сложности 6 тыс. человек[485]485
  Чандлер Д. Цит. соч. С. 66.


[Закрыть].

Победа Наполеона при Мондови была омрачена гибелью командующего кавалерией генерала И. Стенжеля. Преследуя разбитого противника, он был смертельно ранен. Наполеон очень ценил его: «Ловкий, толковый, проворный человек <…>. Настоящий боевой генерал»[486]486
  Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 73.


[Закрыть]. Впрочем, заменивший Стенжеля полковник (будущий генерал, маршал, великий герцог и король) И. Мюрат превзойдет своего предшественника по всем статьям. А пока расстроенный гибелью Стенжеля Наполеон посылает его сестре 6 тыс. ливров*[487]487
  * Ливр – французская монета (до введения в 1799 г. франка), равная 100 сантимам.


[Закрыть] в дорогой шкатулке с выражением соболезнования и с такой припиской: «Когда Вам понадобятся защита и покровительство, немедленно обращайтесь ко мне»[488]488
  Лашук А. Цит. соч. С. 42.


[Закрыть].

Итак, первый этап итальянской кампании Наполеона выглядел как фейерверк из шести побед – при Монтенотте, Миллезимо, Коссария, Дего, Чева, Мондови. Е. В. Тарле цитировал будто бы общее мнение «военных историков»: «шесть побед в шесть дней»[489]489
  Тарле Е. В. Цит. соч. С. 43.


[Закрыть]. Но К. Клаузевиц и Д. Чандлер «отвели» на эти шесть побед 10 дней[490]490
  Клаузевиц К. Цит. соч. С. 21, 34; Чандлер Д. Цит. соч. С. 66.


[Закрыть], а сам Наполеон – 15 (считая, по-видимому, время от вторжения Итальянской армии на территорию Пьемонта перед битвой при Монтенотте до вступления после битвы при Мондови в город Кераско, куда Наполеону направил просьбу о перемирии сардинский главнокомандующий Л. Колли). Вот что гласил приказ Наполеона по армии от 26 апреля 1796 г.: «Солдаты! В 15 дней вы одержали шесть побед, взяли 21 знамя, 55 орудий, ряд крепостей, завоевали самую богатую область Пьемонта. Вы захватили 15 тыс. пленных, вывели из строя убитыми и ранеными более 10 тыс. человек <…>. Лишенные всего, вы теперь получили все. Вы выигрывали битвы без орудий, переходили реки без мостов, совершали трудные переходы без обуви, отдыхали без вина и часто без хлеба. Только фаланги республиканцев, солдаты Свободы способны на такие подвиги!» Далее в этом приказе Наполеон посрамил тех, кто не верил в его «нищую рвань» («Развращенные люди, которые смеялись над вашей нищетой и радовались в своих мечтах успехам ваших врагов, теперь ужаснулись и трепещут»), а в заключение призвал своих солдат к новым подвигам: «Победители при Монтенотте, Миллезимо, Дего и Мондови горят желанием еще дальше распространить славу французского народа!»[491]491
  Correspondance de Napoléon. Р., 1858. Т. 1. № 234. Р. 218–219.


[Закрыть]

Город Кераско расположен всего в 10 лье (44 км) от Турина – столицы Сардинского королевства. Сюда утром 27 апреля король Виктор Амедей III прислал свое монаршее подтверждение просьбы Л. Колли о перемирии. Наполеон в ответ потребовал, прежде чем будет подписано перемирие, передать ему любые две из трех пьемонтских крепостей – Тортону, Кони или Алессандрию. Тем самым он хотел гарантировать все достигнутое на случай возобновления военных действий. По авторитетному мнению К. Клаузевица, «если принять во внимание, что в Турине тайно работала республиканская (т. е. профранцузская. – Н. Т.) партия, что настроение в самой королевской армии не было вполне надежно, и что французские войска находились всего в двух переходах от Турина, то нельзя не признать эти условия чрезвычайно умеренными»[492]492
  Клаузевиц К. Цит. соч. С. 36.


[Закрыть].

Причем надо учесть, что Наполеон в тот момент уже считал вероятным отторгнуть от Австрии всю Ломбардию с Миланом – если как можно быстрее вывести Сардинское королевство из войны и ударить по австрийцам, прежде чем Больё соберется с новыми силами. Поэтому Клаузевиц признал «такую умеренность Бонапарта весьма мудрой», особенно в сравнении с тем, как другие генералы французской революции «действовали в те времена с безудержной самонадеянностью и ни с чем не считались»[493]493
  Там же.


[Закрыть], что нередко (добавлю от себя) приводило к чувствительным поражениям Ж. В. Моро, Ж. Б. Журдана, Ш. Пишегрю, Ш. Ф. Дюмурье от эрцгерцога Карла, М. Латура, Д. С. Вурмзера, А. В. Суворова.

Король Сардинии согласился передать французам Тортону и Кони. 28 апреля в Кераско, в главной квартире Наполеона, для которой он избрал роскошный дом Сальматориса – дворецкого короля Виктора Амедея III, а впоследствии префекта дворца Наполеона, были подписаны условия перемирия. Вот главные из них. Кроме Тортоны и Кони, французы получили укрепленный замок в Чеве – с артиллерией и всякого рода складами. Далее. Военные дороги на территории Пьемонта по всем направлениям были открыты французским войскам для свободного хода во Францию и обратно. При этом было оговорено право французов «форсировать реку По у Валенцы», что означало для них беспрепятственный проход через Сардинское королевство в Ломбардию, к Милану[494]494
  Там же. С. 37; Кастело А. Цит. соч. С. 144; Наполеон Бонапарт. О военном искусстве. С. 76–77.


[Закрыть].

Кстати, инициатор перемирия сардинский главнокомандующий Луи Риччи Колли в 1798 г. перейдет на французскую службу – из генералов в полковники, а в 1802 г. Первый Консул Франции Наполеон Бонапарт вновь повысит его до генерала, уже французской армии.

Как только перемирие в Кераско было подписано, Наполеон отправил И. Мюрата с текстом договора и, конечно, с трофеями шести битв (30 неприятельских знамен) в Париж к Директории. 15 мая в Париже был подписан мирный договор между Французской республикой и Сардинским королевством на условиях, которые Наполеон продиктовал сардинцам в Кераско.

Таким образом, Наполеон вслед за первыми шестью боевыми победами одержал и первую свою дипломатическую победу, столь же значимую, как и выигранные им битвы, поскольку она увенчала их достижением поставленной цели: Сардинская монархия была поставлена на колени и вышла из войны. Теперь Наполеон мог опереться на завоеванные крепости, обрушиться всеми силами на оставшихся без союзников австрийцев и гнать их вглубь Ломбардии с последующим маршем к Вене.

Каковы причины столь триумфального успеха первой в полководческой карьере Наполеона кампании на первом же ее этапе? Во многом сказался совершенно особый для того времени моральный настрой воинов Итальянской армии. Они ощущали себя воистину «солдатами Свободы», как назвал их Наполеон, и вдохновлялись призывами революционного Конвента, который устами Анри Грегуара (кстати сказать, с 1814 г. почетного члена Казанского университета) провозгласил на весь мир: «Все правительства – наши враги! Все народы – наши союзники!»[495]495
  Цит. по: Соколов О. В. Аустерлиц. Наполеон, Россия и Европа 17991805 гг. М., 2006.


[Закрыть] Наполеон в одном из донесений Директории так писал о своих солдатах: «Если что и может сравниться с их неустрашимостью, то это веселое расположение духа, с которым они, распевая попеременно любовные и патриотические песни, совершают труднейшие походы»[496]496
  Цит. по: Скотт В. Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. М., 1995. Т. 1. С. 113.


[Закрыть]. Высочайший моральный дух резко повысил боеспособность этих «солдат Свободы». Не зря Наполеон говорил, что у солдат на войне «моральное состояние относится к физическому, как три к одному»[497]497
  Цит. по: Чандлер Д. Цит. соч. С. 112.


[Закрыть].

С такими солдатами Наполеон смог обеспечить главное условие своего триумфа – небывалый доселе в истории войн темп наступательных операций, почти запредельную (Хилэр Беллок назвал ее «сверхъестественной») быстроту и маневренность. Молниеносные ходы, обходы, атаки французов сбивали с толку противника и деморализовали его, хотя и стоили «когорте Бонапарта», казалось, сверхчеловеческих усилий. О. Ф. Мармон писал в те дни отцу, что он «26 часов не слезал с коня, затем три часа отдыхал и после этого снова 15 часов оставался в седле», причем не променял бы такой круговорот жизни «на все удовольствия Парижа»[498]498
  Цит. по: Манфред А. З. Цит. соч. С. 128–129.


[Закрыть].

Разумеется, и воодушевление солдат Итальянской армии, и физическая их выносливость, и, главное, их боеспособность оказались на такой высоте благодаря полководческому гению Наполеона. Он верил сам и заражал всю армию и целые народы своей революционной верой. «Народы Италии! – гласит одно из его воззваний 1796 г. – Французская армия пришла разбить ваши цепи. Французский народ – друг всех народов!»[499]499
  Цит. по: Трачевский А. С. Наполеон I. Первые шаги и Консульство (1769–1804). М., 1907. С. 97.


[Закрыть] Смолоду и всегда он следовал принципу: «Полководец должен обладать такой же силой характера, как и интеллекта, – основание должно равняться высоте»[500]500
  Наполеон Бонапарт. Императорские максимы. М., 2003. С. 218.


[Закрыть]. Вся сила его интеллекта и характера проявилась уже в Итальянской кампании. На острове Святой Елены он сам незадолго до смерти удивлялся себе: «Странное искусство – война; я сражался в 60 битвах и не научился ничему, чего бы не знал уже в первой»[501]501
  Там же. С. 191.


[Закрыть]. Его уникальная, как «чудо-генерала» (по выражению Д. Чандлера), способность задумать головокружительную операцию и моментально осуществить задуманное, его повсюдность изумляла и своих и чужих: «…он разил, опережая, – здесь была его военная тайна и ключ ко всем победам»[502]502
  Скотт В. Цит. соч. Т. 1. С. 42.


[Закрыть].

Уже в Итальянской кампании после первых апрельских побед 1796 г. проявилось и далее только росло гипнотическое воздействие личности Наполеона на его солдат, что, конечно же, помогало ему распоряжаться их судьбами. «В самом страшном огне сражений, читаем об этом у Д. С. Мережковского, – он уже не приказывал, а только одним взглядом, одной улыбкой позволял им идти на смерть, как женщина позволяет влюбленному безумствовать»[503]503
  Мережковский Д. С. Цит. соч. С. 143.


[Закрыть]. Блистательный лорд А. У. Веллингтон обрисовал роль Наполеона как военачальника оригинально и значимо: «Я всегда говорил о нем, что его присутствие на поле боя было равнозначно добавлению еще 40 000 людей»[504]504
  Цит. по: Чандлер Д. Цит. соч. С. 113.


[Закрыть].

Разбивая в битве за битвой войска двух монархий – Австрийской и Сардинской, «когорта Бонапарта», способствовала распространению антифеодальных и антиабсолютистских настроений в Северной Италии. Простые жители городов (например, Альба и Кунео) встречали французов иллюминацией, пением революционных песен и даже высаживали на площадях Деревья Свободы. Все это льстило самолюбию наполеоновских «солдат Свободы» и радовало их, хотя комиссар К. Саличетти ворчливо наставлял итальянских республиканцев: «Вместо того, чтобы иллюминировать церкви, было бы куда полезнее осветить пожарами замки феодалов»[505]505
  Цит. по: Манфред А. З. Цит. соч. С. 129.


[Закрыть].

Наполеон строжайше следил за дисциплиной в своих войсках, не допуская мародерства и требуя от солдат, офицеров и генералов «беречь честь армии». «Друзья! – обращается он к солдатам с таким воззванием. – Я обещал вам победу, но с одним условием, которое вы поклянетесь исполнить. Это условие – уважать народ, который вы освободите, подавлять все грабежи и безобразия, коим предаются негодяи, подкупленные нашими врагами. Без этого вы не можете быть освободителями народов, вы будете их бичами, вы опозорите французский народ, и он отвернется от вас <…>. Я не потерплю, чтобы разбойники позорили наши лавры. Грабители будут безжалостно расстреляны»[506]506
  Цит. по: Лашук А. Цит. соч. С. 42–43.


[Закрыть]. Вслед за тем Наполеон предписал генералам расстреливать любого, кто в течение 24 часов не вернет все взятое самовольно у населения.

Это не было пустой угрозой. Людям из «когорты Бонапарта» навсегда запомнилось утро 21 апреля 1796 г. близ деревни Сан-Микеле, когда монахи пожаловались на солдат, похитивших церковную утварь. Наполеон велел построить всю располагавшуюся здесь полубригаду и обыскать у солдат их ранцы. Те несколько человек, в ранцах которых нашли украденные чаши и подсвечники, были здесь же, на месте, перед строем их товарищей расстреляны[507]507
  См. там же. С. 43.


[Закрыть]. Таких случаев было немного, но они и свидетельствовали как раз о силе характера Наполеона как полководца: он не останавливался перед жестокостью наказаний, но делал это редко и по столь обоснованным мотивам, что не терял при этом в глазах солдатской массы ни авторитета, ни обаяния.

Оберегая местное население даже от собственных солдат, Наполеон в то же время должен был изыскивать возможности и для своей, армейской, и для государственной, французской, казны. В его национальной политике учитывались социальные интересы. Саличетти, безусловно, согласовал с ним свое решение наложить контрибуцию в 123 тыс. итальянских лир на богачей города Кунео. Но со временем Наполеону пришлось считаться и с постоянными запросами, а то и прямыми требованиями к нему от Директории: «Нельзя ли захватить Священный дом (в Генуе. – Н. Т.) и завладеть его сокровищами, накопленными за пятнадцать столетий по невежеству и суеверию народных масс?» или позднее: «Прежде всего не щадите Милан! Наложите на него контрибуцию в звонкой монете – и поскорее!»[508]508
  Кастело А. Цит. соч. С. 149.


[Закрыть]

Итак, за две апрельские недели 1796 г. Наполеон добился таких успехов, каких годами не добивались другие военачальники Французской революции. Был ли он сам вполне удовлетворен достигнутым? Радовался ли своим победам, как ликовали тогда все его соратники? Нет, очевидцы удивлялись в те недели его сумрачному виду и, казалось, беспричинным проявлениям недовольства. Между тем причина была – жизненно важная и трепетно волнительная для «чудо-генерала»: его неутолимая любовь к Жозефине.

Дело в том, что Жозефина устроила ему воистину невыносимое испытание. Все началось с того, что она, проводив мужа, которого и не полюбила еще всерьез, на войну, стала жить, как прежде, в свое удовольствие, а Наполеону даже письма писать ленилась – первое из них сочиняла четыре дня. Главное, она в этом письме не проявила столь желанной для него страсти и нежности и даже «выкала» ему, как в первые дни знакомства. «Ты обращаешься ко мне на “вы”! Сама ты “вы”! – взорвался Наполеон в ответном письме. – Как ты могла написать мне такое письмо, злая! Как оно холодно!..» Вероятно, письмо Жозефины, кроме всего прочего, было еще и коротко[509]509
  Письмо Наполеона цит. по: Кастело А. Жозефина. СПб., 1994. Кн. 1. С. 130–131. Письма Жозефины к Наполеону во время итальянской кампании до сих пор не найдены.


[Закрыть]. Поэтому Наполеон пеняет жене: «Целуй детей, о которых ты ничего не говоришь. А ведь это, черт возьми, наполовину удлинило бы твое письмо <…>. Женщина!!!» Три восклицательных знака «процарапали бумагу» – так комментирует это место Андре Кастело и цитирует далее как свидетельство «раскаленной любви» боевого «чудо-генерала» следующие строки:

«У меня не было дня, когда бы я не думал о тебе. Не было ночи, когда бы я не сжимал тебя в объятиях. Я ни разу не выпил чаю, не прокляв при этом славу и честолюбие, обрекающие меня на разлуку с душой моей жизни. В гуще дел, во главе войск, в лагере – всюду моя обворожительная Жозефина одна царит в моем сердце, занимает мой ум, поглощает мои мысли».

В следующие дни, недели и месяцы Наполеон буквально засыпáл Жозефину страстными любовными письмами, упрашивая ее приехать к нему в Италию. «Ты приедешь, не так ли? – вопрошал он 25 апреля. – Ты будешь скоро здесь, подле меня, лежать на моей груди, на моем сердце, и наши губы сольются <…>. Поцелуй в грудь, туда, где сердце, потом ниже, ниже и еще гораздо ниже!» Три последних слова он подчеркнул[510]510
  Кастело А. Бонапарт. С. 147.


[Закрыть]. Так как она не торопилась отвечать, он называл ее и «отчаянной молчальницей» и даже «маленьким чудовищем, натуру которого не в силах объяснить», но, судя по всему, любил он это «чудовище» с каждым днем все сильнее: «Тот день, когда ты приедешь ко мне, будет моим самым счастливым днем!»

29 апреля он отправил ей с Мюратом очередное письмо, полное любовной страсти. «Ах, а если ты не приедешь? – ахал он, боясь думать об этом. – Ах, а если вдруг не приедешь!!!» – вновь три восклицательных знака[511]511
  Letters of Napoleon to Josephine. New York, 1928. Р. 39.


[Закрыть].

Но Жозефина не спешила (либо вообще не собиралась в апреле– июне) ехать к мужу. Она влюбилась со всей страстью зрелой, 33-летней, женщины, но не в своего «чудо-генерала», а в постороннего капитана по имени Ипполит Шарль. Юный (на 9 лет моложе Жозефины), малорослый (162 см), но фигуристый, смазливый, веселый, шустрый франт и ловелас вскружил ее ветреную голову так, что ей ни за что не хотелось с ним расставаться. Да и Париж со всеми его удовольствиями цепко держал ее при себе, тем более что отблеск славы Наполеона отражался на ней как на его супруге. Парижане называли ее «Notre-Dame des Victoires» (Божья матерь побед») – это ей очень нравилось[512]512
  Кирхейзен Г. Женщины вокруг Наполеона. М., 1997. С. 73–74.


[Закрыть]. И Жозефина придумала, как ей казалось, счастливый предлог, чтобы не ехать к мужу: пока он ждал, что она вот-вот приедет к нему, она поразила его, как громом, таким известием о себе: беременна!

Наполеон поверил ей, как говорят в таких случаях, на все сто и стал писать о своей любви к ней с меньшим смятением, но с еще большей нежностью: «Неужели я буду лишен счастья видеть тебя с маленьким животиком? Он сделает тебя еще более привлекательной»[513]513
  Кастело А. Бонапарт. С. 148.


[Закрыть]. Теперь Жозефина могла успокоиться со своим Шарлем. Судя по тому, как долго и рискованно развлекалась она этим адюльтером, тогда ей не показались опасными для нее и ее любовника такие строки из письма Наполеона: «Земля прекрасна для меня только потому, что ты живешь на ней! <…> Я не перенес бы, если бы ты полюбила другого или отдалась другому. Найти его и уничтожить было бы делом одной минуты!»[514]514
  Цит. по: Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 76.


[Закрыть]

О том, как одержим был главнокомандующий Итальянской армией всепоглощающей страстью любви к своей жене, знали не только его друзья и ближайшие соратники. Знали об этом очень многие и офицеры, и солдаты. Сам Наполеон не таил в себе переполнявших его чувств. Он даже члену Директории Лазару Карно, с которым был тогда в чисто деловых отношениях, признался: «Я люблю ее (Жозефину. – Н. Т.) до сумасшествия»[515]515
  Цит. по: Манфред А. З. Цит. соч. С. 140.


[Закрыть].

Все, кто знал тогда о любовных переживаниях Наполеона, сочувствовали ему и восхищались его супружеской верностью, зная и видя, как он был равнодушен к самым обольстительным женщинам Италии. Ведь некоторые из них влюблялись в него и пытались, но безуспешно, добиться его взаимности. Так, по воспоминаниям Стендаля, «ни для кого не была тайной несчастная страсть, которую питала к нему самая знаменитая и самая обворожительная артистка того времени», звезда мировой оперы Джузеппина Грассини (17731850)[516]516
  Стендаль. Собр. соч. Т. 14. С. 266, 383.


[Закрыть], «перед красотой и талантом которой преклонялась вся Италия», включая князей, герцогов, принцев, и «только на него, на единственного, на генерала Бонапарта ее красота не производила впечатления», хотя он ценил ее как актрису и певицу[517]517
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 113–114.


[Закрыть]. Лишь спустя четыре года, уже после возвращения из Египта, когда он пережил супружескую измену Жозефины и стал позволять такие измены себе, Грассини все-таки станет его любовницей[518]518
  См. там же. С. 115–117; Массон Ф. Наполеон и женщины. М., 1912. С. 93–96. Подробно о Грассини см.: Gavoty A. La Grassini… Р., 1947.


[Закрыть].

Другая итальянская прелестница с тем же именем – Джузеппина, маркиза Висконти «напрасно пускала в ход все чары своего кокетства, чтобы завербовать генерала Бонапарта в армию своих поклонников»[519]519
  Кирхейзен Г. Цит. соч. С. 147.


[Закрыть], и вынуждена была удовольствоваться генералом Л. А. Бертье, который полюбил ее так же, «до сумасшествия», как Наполеон Жозефину.

Итак, Наполеон победоносно начал Итальянскую кампанию и, как мы увидим, с еще большей славой продолжит и завершит ее, лелея в душе пленительный образ своей Жозефины, того «маленького чудовища», которое он любил «раскаленной любовью». Хорошо сказал об этом Фридрих Кирхейзен: «С образом Жозефины призывал он молодых солдат к победам, для Жозефины выигрывал битвы, для Жозефины завоевывал города и страны – для нее, все для нее»[520]520
  Кирхейзен Фридрих. Наполеон Первый. Его жизнь и его время. М., 1997. С. 286.


[Закрыть]. Да, именно так: «Божьей матерью» его побед была Жозефина.

Мы еще встретимся по ходу Итальянской кампании Наполеона и с Жозефиной, и с капитаном Шарлем, которого она, когда решится пожаловать к мужу… привезет с собой. А пока рассмотрим, чтó и как творил «чудо-генерал» Бонапарт в битвах и походах, будораживших воображение современников с мая 1796 по апрель 1797 г.