Текст книги "Анатомия речи. Как отстроить речь у детей с особенностями развития: уникальный путеводитель"

Глава 4
Пробы и репетиции

Мы с вами подобрались к самому объемному элементу на уровне речепорождения – этапу «Как я могу это выразить?». Именно здесь происходят три глобальных процесса, определяющих состав будущего высказывания: вербальное кодирование (перевоплощение образов в слова), грамматическое и синтаксическое программирование (изменение слов и объединение их во фразы). Все эти процессы лежат в плоскости языка и подчиняются его законам.

Любой язык – это сложный код со множеством переменных и взаимосвязей. Их выделение происходит еще на стадии понимания обращенной речи. Полное же усвоение этих законов завершается ориентировочно к семи годам [42]. В этом возрасте нормотипичный ребенок способен правильно использовать все грамматические формы и быстро встраивать новые лексические единицы в оформившуюся языковую систему.

Итак, сценарий написан, и нашему фильму нужны исполнители. Те самые, которые способны передать весь спектр чувств и эмоций героев картины. Актерская игра – это тоже язык, язык звуков, мимики и жестов. Чтобы максимально точно передать зрителю глубинный смысл происходящего на экране, вызвать в нем переживания, пробудить воспоминания, крайне важно правильно подобрать актеров. Именно они станут ключами сложного кода, гарантирующими успех картины. Такими ключами в нашем языке будут слова. Для каждой языковой системы – свои ключи. Для каждого фильма – свои актеры.

Если перенестись на сотни лет назад и несколько утрировать ситуацию, то возникновение таких кодов будет выглядеть примерно следующим образом. Однажды некая группа людей условилась, что вот это существо будет отныне называться «собакой», а это – «коровой». Другая группа людей на другом конце Земли определила, что те же животные будут называться, скажем, «dog» и «cow». Присвоив определенную последовательность звуков определенным образам, человечество образовало огромное количество шифров, а затем для каждого из них выработало четкие законы и правила.

Вербальное кодирование как раз и есть тот самый процесс подбора актеров, т. е. использования ключей отдельно взятого языка, когда мы, уже понимая цель нашего высказывания, оформили ее в некую единую картину и теперь интегрируем полученный образ в плоскость лексических единиц – слов.

Перед нами в этот момент стоит непростая задача: из всего многообразия накопленных терминов-актеров подобрать самый точный и объемный для описываемой ситуации. Каждый из нас не раз испытывал трудности в вербальном кодировании – это обычно случается в тот самый момент, когда мы не можем вспомнить или подобрать слово, наиболее полно отражающее необходимый смысл.

Давайте вернемся к нашему примеру с мишкой! Вы помните, нам необходимо попросить собеседника дать нам игрушку. В нашем сознании уже есть некая картинка – модель будущего результата. Например, мы видим руку, протягивающую нам заветный предмет. Наша задача – закодировать этот образ так, чтобы собеседник смог адекватно расшифровать послание и понять его суть.

И если сам объект несложно преобразовать во вполне предсказуемое слово «мишка», то для кодирования образа действия придется выбирать из ряда схожих по значению слов, таких как «давать», «брать», «протягивать», «нести» и пр. Здесь мы вынуждены примерять каждый вариант, исключать далекие по смыслу лексические единицы и оставлять наиболее близкие. В результате по завершении операции вербального кодирования мы сформируем контур нашего сообщения: «Мишка давать».

Такая фраза очень похожа на ту, с помощью которой общаются иностранцы, не освоившие пока грамматику русского языка, но уже способные подобрать нужные слова. Такую же фразу можно слышать у детей с аутизмом. Вполне вероятно, что эти дети и вовсе не смогут когда-либо заменить подобные сообщения на более правильные, потому что они зачастую не способны перейти к следующему шагу – грамматическому программированию. Детям и даже взрослым с аутизмом трудно вычленять правила изменения, образования и согласования слов, и тем более оперативно использовать их в собственной разговорной речи.

Грамматическое программирование есть результат правильного функционирования всех механизмов еще на этапе понимания речи, где и происходит усвоение законов родного языка. Сейчас, на стадии речепорождения, ребенок лишь внедряет эти законы в собственную речевую деятельность, т. е переходит к самостоятельному применению грамматического кода.

На этом отрезке перед мозгом ставится новая задача. Чтобы верно донести собеседнику смысл своего сообщения, нам необходимо не просто знать ключи (лексика), но и понимать, как и когда изменяются эти слова (грамматика), как строятся предложения и какой смысл они несут (синтаксис). То есть мозг должен не просто подобрать актеров, но и провести ряд репетиций, чтобы четко понимать, как и когда двигаться героям, что говорить и в какой последовательности появляться в кадре.

Именно здесь контур будущего высказывания «Мишка давать» несколько видоизменяется и превращается уже в более-менее полноценное сообщение «Мишку дай». И в целом можно было бы оставить и так, потому что конечный смысл высказывания уже понятен, но… Большинство предложений в нашей разговорной речи несколько длиннее, а смысл некоторых напрямую зависит от последовательности слов внутри них.

Поэтому, чтобы облегчить собеседнику понимание всего сообщения, мы переходим к следующему виду программирования – синтаксическому – и выстраиваем слова в определенной последовательности, используя уже другие законы языка. Репетиции продолжаются, и наш мозг объединяет сцены будущего фильма в единое целое. На этом шаге мы выбираем ту последовательность слов, которая чаще всего встречается в структуре нашего языкового кода в предложениях схожей длины и конструкции.

Представляете, как много информации должен проанализировать наш мозг, как много переменных учесть, чтобы выстроить всего лишь одну фразу! И если обычному ребенку без нарушений в какой-либо части речевой пирамиды весь этот процесс дается легко, то ребенку с выпадением даже нескольких элементов приходится гораздо сложнее. У таких детей можно наблюдать неправильно выстроенные предложения, вырванные из фраз отдельные фрагменты, эхолалии и пр.

Особые трудности могут возникать в те моменты, когда высказывание представлено в виде монолога. Здесь ребенок должен отследить не только последовательность слов во фразе, но и очередность и связность предложений в тексте, что подразумевает увеличение числа переменных для обработки. Не всегда мозг способен справиться со столь сложной задачей, поэтому часть детей остается на уровне диалоговой речи, которая предполагает лишь короткие фразы в ответ на высказывания собеседника.

Итак, наше сообщение «Мишку дай» превращается на стадии синтаксического программирования в полноценное предложение, выстроенное в полном соответствии с законами русского языка. Теперь оно выглядит как «Дай мишку!» и может быть переведено в плоскость движений и электрических импульсов, понятных мышцам речевого аппарата. Эти операции совершаются уже в рамках следующего этапа – этапа «Как будет работать мое тело?». Но прежде чем мы перейдем непосредственно к нему, стоит разобраться, как в целом мозг контролирует движения нашего тела.

Глава 5
PROдвижение

Движения занимают в нашей жизни куда больше места, чем это может показаться на первый взгляд. В нашем теле около 600 разнообразных мышц [34], четвертая часть из них расположена на лице. Вы только представьте, как важно мозгу научиться адекватно управлять всем этим арсеналом!

Для того чтобы мы с вами могли совершать какие-либо движения, наш мозг должен отдавать точные сигналы мышцам и, получая ответ от рецепторов, корректировать посылаемые импульсы. Такой круговорот информации совершается по восходящим, или афферентным (от рецепторов к мозгу), и нисходящим, или эфферентным (от мозга к мышцам), нервным волокнам.

Афферентные пути собирают данные от рецепторов и несут их в соответствующие соматосенсорные зоны коры (об этом было написано выше). Здесь информация обрабатывается, а затем интегрируется с данными других модальностей. На ее основе формируется некое движение.

Рис. 25. Афферентный и эфферентный пути

Прежде чем наш внутренний компьютер направит электрический импульс к мышцам, он программирует желаемое действие в так называемой премоторной зоне. Это значит, что в мозге формируется четкая последовательность импульсов для каждого отдельно взятого движения. Благодаря многократным повторениям программ и их корректировке (рецепторы, находящиеся в мышцах, снова отправляют данные в мозг) происходит освоение сложного навыка.

Например, чтобы сделать один-единственный шаг, необходимо, чтобы в определенном порядке сократились и расслабились около 300 мышечных волокон [40]! А для того чтобы научиться ходить, необходимо множество раз повторить заданную программу, выработать точность движений, автоматизировать ее и совершенствовать с учетом всех возможных ситуаций ходьбы. Только представьте, какая сложная задача стоит перед нашим мозгом!

Рис. 26. Схема двигательного акта

Если бы нам пришлось контролировать работу каждой мышцы в отдельности, мы были бы просто-напросто не способны к любой другой деятельности. Однако благодаря тому, что наша нервная система настроена на сохранение ресурса, мозг переводит часть движений в автоматический режим. Мы не задумываемся о том, как сделать шаг или какую мышцу сократить, чтобы улыбнуться, – эти движения так давно освоены нами, что больше не требуют неусыпного контроля.

Такой механизм перевода моторных действий в автоматический режим был изучен Н. А. Бернштейном [4], который описал пять уровней организации движений, связанных непосредственно с созреванием мозговых структур. Коротко рассмотрим каждый из них.

Первый и самый низший уровень тонуса (А) отвечает непосредственно за иннервацию мышц тела. Освоив его, ребенок научается таким простым, на первый взгляд, вещам, как, например, удержание головы.

Следующий уровень действия (В) отвечает за согласованные движения конечностей и двигательные паттерны, в том числе речевые.

Уровень пространства С направлен на освоение ребенком пространства вне собственного тела и связан с манипулятивной деятельностью малыша и появлением первых слов.

Уровень D – здесь малыш не просто перекладывает предметы, а совершает уже целенаправленные действия с ними (ест ложкой, надевает одежду и пр.). В речи появляется способность называть предметы, а значит, ребенок переходит уже на ступень символических значений.

И наконец, уровень Е – высший уровень развития движений – дает возможность оперировать абстрактными понятиями и осваивать сложные многоступенчатые движения.

Нижележащие уровни контролируются стволом мозга и подкорковыми структурами, в то время как более сложные движения осуществляются под руководством коры. Это обусловливает работу механизма автоматизации.

Любая относительно сложная программа движения формируется постепенно и проходит в своем развитии все уровни организации – от низших к более сложным. Мозг учится управлять мышцами, оттачивает коррекцию и однажды переходит к автоматизации навыка. В этот момент управление сложным движением передается нижерасположенному ведущему уровню (тонуса, действия или пространства), а поскольку звенья А, В, С не подконтрольны коре, ресурс мозга высвобождается – и мы готовы к новым свершениям.

Рис. 27. Центр Брока (пример)

То же происходит и с более тонкими и точными артикуляционными движениями. Однако программа таких движений достаточно сложна и зачастую затрагивает различные участки одной и той же мышцы (например, языка), поэтому требует более тщательной дифференциации импульсов. Вероятно, именно для этой цели в нашем мозге существует абсолютно уникальная зона, отвечающая за порождение речи, – центр Брока.

По последним данным, именно эта часть лобной коры отвечает за моторное планирование речевого акта. Ученые из Беркли и Университета Джона Хопкинса доказали, что импульсы отсюда передаются в моторную кору и прекращаются, как только человек начинает говорить [49]. Этот факт удивительным образом приоткрывает нам завесу тайны о моторном программировании речевого высказывания, происходящем в центре Брока.

Глава 6
Сцена вторая. Дубль № …

Итак, в дело вступает режиссер. Он отвечает за моторную программу. На нем же лежит ответственность за взаимодействие между участниками процесса на съемочной площадке: как и где стоять, что делать, что говорить, как двигается камера, какие ракурсы нужны и т. д. Все это координирует наша премоторная кора на этапе моторного кодирования и программирования.

В случае с речью таким режиссером будет центр Брока. У этой области мозга есть свой опыт и свои источники. Все, что происходит здесь, основано на ранее воспринятых образах (слуховых, зрительных, проприоцептивных и тактильных).

Еще внутриутробно малыш начинает улавливать звуки маминого голоса, ее интонации и громкость. После рождения эти звуковые сигналы постепенно объединяются со зрительной информацией, и младенец начинает имитировать, интегрируя в образ данные от проприоцептивной и тактильной систем. Так ребенок проходит первый этап освоения сложного навыка – «напитывается» информацией и определяет ведущие уровни (по Бернштейну). Режиссер рассматривает актеров, выставляет свет, настраивает камеру.

На этом этапе все полученные от рецепторов сигналы объединяются в изолированные образы – артикулемы. А затем режиссер определяет, какие мышцы, как и в какой последовательности должны работать в каждом отдельно взятом случае. Это значит, что артикулемам присваиваются постоянные величины и последовательности электрических импульсов (паттерны).

Если мы представим, что электрические импульсы, исходящие от мозга к мышцам, – это тоже язык, то он будет похож на азбуку Морзе, только гораздо объемнее и сложнее. Так, для артикулемы звука [а] сигнал будет выглядеть как «∙ —», а для звука [о] – «– —» и т. д. Таким образом, по мере появления новых звуков в речи ребенка пополняется запас паттернов. И теперь, когда мозгу необходимо перевести наше сообщение на язык, понятный для мышц, совершается операция моторного кодирования, когда образы звуков превращаются в нервные импульсы.

Если бы работа режиссера на этом заканчивалась, мы бы с вами никогда не пришли к мелодичности речи и плавности моторной деятельности в целом. Многократно повторяя то или иное действие, раз за разом словно снимая множество дублей, мы шлифуем подаваемые мышцам сигналы, а ответная реакция от рецепторов помогает скорректировать движения и в конце концов автоматизировать их.

Развитие моторных навыков происходит от головы к ногам и от более крупных движений – к мелким.

Для того чтобы выстроить согласованную последовательность из разрозненных действий, необходимо объединить несколько паттернов и настроить их своевременную смену. С этого начинается моторное программирование. Плавность и мелодичность достигаются путем быстрого чередования сигналов и частичным накладыванием одних импульсов на другие. То есть, чтобы сказать «па», к мышцам губ и языка поступает импульс в виде «∙ – : —», где «∙ – ∙» обозначает команду для произнесения звука [П], «∙ —» – для звука [А], а «:» – место перехода одной артикулемы в другую.

Зачастую наш мозг, стремящийся всеми возможными путями сохранить свой ресурс, делает такие наложения куда более масштабными. Из слов могут выпадать целые звуки, а иногда и слоги («щас» – сейчас, «грит» – говорит и пр.). Примечательно, что реже выпадают именно согласные, с помощью которых мы различаем слова. Такие наложения говорят об автоматизации произносительного навыка и высвобождении внимания и энергии ребенка для великих свершений.

Развитие моторных навыков происходит от головы к ногам и от более крупных движений – к мелким [1]. Движения губ, языка и прочих частей артикуляционного аппарата осваиваются ребенком полностью в последнюю очередь. Это происходит еще и потому, что такие движения не контролируются зрением, и при нарушении слуха, тактильной или проприоцептивной чувствительности мозг получает меньше информации для корректировки посылаемых импульсов, что, в свою очередь, приводит к трудностям на уровне моторного программирования.

Сбой в работе мозолистого тела скажется на синхронной работе мышц, управляемых разными полушариями мозга. А вот нарушения процессов восприятия и сенсорной интеграции, повреждения в премоторной зоне или в центре Брока, несомненно, отразятся на временном согласовании движений.

Такие дети (например, малыши с ДЦП) могут быть способны даже к изолированному произнесению звуков, а вот составление моторной программы вызывает у них значительные трудности, потому что такая программа не отработана (или отработана недостаточно) на движениях, которые в норме появляются у малыша задолго до речи (переворачивание, ползание, перекладывание из одной руки в другую, манипулирование с предметами и пр.).

Создание визуальной программы, рассмотренное нами ранее, – лишь первый этап для развития моторного программирования. Более важным элементом здесь является способность к переключению, которое требует не просто попеременного действия мышц левой и правой половины туловища, а еще и точно согласованной по времени смены импульсов.

Обучение ребенка переключению всегда начинается с крупномоторных движений (сгибание/разгибание ног, поднимание/опускание рук и пр.), затем можно перейти к мелкомоторным действиям (кулак-ребро-ладонь, сжимание/разжимание мяча и т. д.) и артикуляционным движениям (высунуть/спрятать язык, улыбнуться/вытянуть губы и т. д.). Но я все-таки рекомендую вести работу не последовательно, а параллельно – так же, как проходит развитие нормотипичного ребенка.

После того как такие последовательности переключений закрепляются, у ребенка происходит так называемый перенос навыка. Моторная программа переносится в речь, и ребенок научается произносить слова, состоящие из двух одинаковых слогов (один через один звук). С усложнением моторных программ происходит усложнение речевого материала и увеличение числа переключений.

Когда малыш освоит большое количество вариаций, мозг снова прибегнет к автоматизации. Теперь определенные паттерны импульсов, уже сокращенные и модифицированные ранее, будут присвоены наиболее частотным словам. Это позволит ускорить этап моторного программирования и высвободить еще больше полезной энергии.

Когда движения отточены, а сигналы идеально скорректированы, наши актеры легко сыграют любую сцену, а мы произнесем любую фразу. Режиссеру останется лишь проконтролировать работу камер и оценить полученный результат.

Глава 7
Свет! Камера! Мотор!

И вот наконец мы добрались до самого ответственного и долгожданного момента – непосредственно говорения. Наши актеры – на съемочной площадке, они готовы отснять последний дубль. Свет! Камера! Мотор!

Невероятно, какой большой путь от восприятия образов до рождения слова проделывает наш мозг! Еще дольше эту пропасть преодолевает неговорящий ребенок. Посмотрите, как много должен уметь малыш, прежде чем звучащая речь сорвется с его губ!

Мы с вами находимся почти на вершине нашей речевой пирамиды. Обычно к этому моменту у родителей возникает вопрос, вызывающий улыбку на моем усталом лице. «А как же дыхание?», «Надо ли учить ребенка дуть?» – спрашивает мама. «Надо, – отвечаю я и тут же уточняю: – Но только тогда, когда произвольный выдох не останется на уровне изолированного навыка!» Если учить ребенка «дуть», не подготовив его мозг к порождению речи, вы не научите малыша ничему, кроме как выдыхать при виде свечки, пузырей или блокфлейты.

Рис. 28. Дыхательная система (пример)

Этот навык понадобится ребенку, когда он уже будет способен к произвольному произнесению звуков. Тогда небольшой толчок поможет ему «зазвучать». Но, как правило, отстройка нижележащих уровней речевой пирамиды неизменно приводит к появлению целенаправленного выдоха. Куда важнее пробудить в ребенке мотивацию к речи, отстроить доречевые навыки, наладить работу восприятия и автоматизировать мыслительные процессы.

Дыхание, фонация (голосообразование) и артикуляция – части этапа «Я говорю». Все они реализуются при помощи мышц (диафрагмы, грудной клетки, плечевого пояса, гортани, артикуляционного аппарата и голосовых складок) и подчиняются выработанной ранее моторной программе.

Рис. 29. Как происходит голосообразование (пример)

Управление глубиной вдоха и плавностью выдоха дает нам возможность произносить достаточно длинные фразы. Натяжение голосовых складок варьирует высоту звучания, а сила их вибрации – громкость. И наконец, изменение положения органов артикуляции позволяет охватить все многообразие звуков родного языка.

Нарушение иннервации мышц (т. е. эфферентных путей) или сенсорных связей (афферентных путей) неизбежно приводит к нарушению говорения, а иногда делает его невозможным. Степень нарушения здесь напрямую зависит от масштаба, места и характера поломки.

Спазмирование в любой части речевого аппарата может привести к заиканию. Сбои в работе дыхательной мускулатуры проявляются в виде слабости, непродолжительности либо в виде полного отсутствия произвольного речевого выдоха. При нарушении функционирования голосовых складок отмечается хриплость голоса, тихое звучание либо невозможность голосообразования. И наконец, если затронута артикуляционная мускулатура, мы будем наблюдать нарушенное звукопроизношение, а в более тяжелых случаях – отсутствие экспрессивной речи из-за невозможности управлять органами артикуляции.

Рис. 30. Артикуляционный аппарат (пример)

Так или иначе, у неговорящего ребенка трудности на данном этапе речепорождения связаны с повреждением функций более ранних ступеней речевой пирамиды и требуют соответствующей коррекции. В то время как благополучное прохождение всего пути от восприятия образов до моторного программирования станет гарантией своевременного появления и развития речи.

«Стоп!» – раздается в громкоговорителе голос режиссера. Кто-то из актеров неправильно двигается, а кто-то звучит не совсем естественно. В такой ответственный момент, как говорение, расслабляться еще рано. Да это и не в обычае нашего мозга. Он, как истинный трудоголик, никогда не отдыхает на все сто процентов и именно поэтому стремится делать как можно меньше лишней работы. Контроль – эта одна из важнейших его обязанностей, которую мозг выполняет практически ежесекундно.

Он должен удержать тело от падения даже тогда, когда мы никуда не движемся; поддерживать оптимальную температуру, частоту сердечных сокращений и дыхательных движений в любой ситуации; фильтровать входящую информацию и выбирать важную из всего многообразия стимулов; отслеживать надвигающуюся опасность и принимать решение об ответном действии.

Большинство из этих сфер автоматизированы и контролируются мозгом в фоновом режиме с минимальными затратами ресурсов. Речь, как высшая психическая функция, всегда произвольна и поэтому требует к себе большего внимания и тщательного контроля.

Игра актеров на площадке иногда нуждается в корректировке. Поэтому все исполнение строго контролируется мозгом [42]. Неточная артикуляционная поза может быть улучшена еще до того, как поток воздуха придаст ей определенное звучание. Это происходит на основе ответа от проприорецепторов речевого аппарата и моторной программы, которая все еще удерживается оперативной памятью. То есть мозг способен отследить ошибки артикуляции и исправить их здесь и сейчас, как режиссер направляет игру актеров на съемочной площадке.

Стоп! Снято! Последний дубль отыгран, осталось показать фильм зрителям и дождаться их непредвзятой оценки.

После того как фильм «вышел на экраны», такая корректировка становится невозможной, и тогда в дело вступает слуховой анализатор. Теперь, когда фраза произнесена, необходимо сверить ее со сценарием, который был создан на этапе вербального кодирования и грамматико-синтаксического программирования. То есть фактически должен состояться еще один цикл восприятия речи и ее дешифровки. В условиях ограниченного времени, усталости или другого стрессового фактора мы иногда пропускаем такие «киноляпы». И только недоумение на лице собеседника сигнализирует нам о допущенной ошибке.

Свершилось! Фильм создан, съемочная группа готова принимать заслуженную похвалу от довольных зрителей. Фраза, так долго и тщательно формировавшаяся в нашем мозгу, произнесена. Долгожданный результат получен. Можно приниматься за следующую картину.