Текст книги "Холодный ветер, строптивая вода"

Глава 9

Праздник даров начался без меня, так что мы с леди Сандрой влились в бурное веселье. После слез и горя все было слишком ярким, громким, раздражало улыбками и радостью. Я постаралась отделаться от леди Сандры. На мое счастье, рядом оказался тот самый военный, что ехал вместе с Диком. Капитан Уилкор представился нам, а потом попросил леди Сандру о танце. Она согласилась.

Капитан Уилкор был очень привлекателен: темные волосы, серые глаза, высокий рост и широкие плечи. При этом у него было юное, немного детское в верхней части лицо и очень решительный квадратный подбородок. Он выигрышно смотрелся в синем с белом камзоле – цвета альбионского флага. На мне было платье тоже синего альбионского цвета с серебристым отливом. Волосы леди Сандра красиво разложила по моим плечам. Лицо уже не было красным. Нисия и леди Сандра приложили титанические усилия, чтобы снять красноту примочками и припудрить лицо. К сожалению, моя нежная кожа бурно реагировала на слезы, солнце и холод, поэтому пришлось повозиться.

Ко мне постоянно подходили, раскланивались. Выдержав полчаса таких расшаркиваний, я наконец нашла в углу бальной залы кресло и села, борясь с желанием забраться в него с ногами. Мне очень сильно хотелось, чтобы все эти люди разом забыли о моем существовании, и, если бы у меня появился прибор как в кинофильме «Люди в черном», я бы непременно им воспользовалась прямо сейчас.

Мне все еще было не по себе. Договор с королем выглядел странным и подозрительным. Но проверить его подлинность можно было, только рискнув.

На душе после слез и разочарования было пусто, я понимала, что может пройти очень много времени, прежде чем я получу свободу и возможность вернуться. Может, пройдет даже год, а то и больше. Будет ли Миша ждать меня?

Я понимала, что вряд ли. И возможно, мне нужно готовить себя к худшему. Но даже в таком случае я была готова вернуться в тот мир. Я знала, что там у меня есть шанс быть счастливой. А здесь – нет.

Память, как назло, подбрасывала воспоминания о встречах с секретарем Миши Ангелиной – было ясно, что она страшно его ревнует. Миша сам как-то рассказал, что она пыталась два раза соблазнить его.

– Почему же отказал? – спросила я тогда.

– Потому что, хоть Ангелина красива и сексапильна, она не та, кого я ищу. И я с самого начала знал, что с ней у нас ничего не будет. Не люблю мешать работу с личной жизнью. Мне нужна другая девушка. С которой захочется засыпать и просыпаться. К кому я буду бежать с работы домой. И это ты, Лена.

Я прикрыла глаза, слушая его голос. Я помнила его голос, запах, улыбку. Буду ли я помнить их через год?

– Леди Эллен?

Я открыла глаза и еле сдержала желание вскочить и убежать. Медленно поднялась и присела перед королем.

– Ваше величество?

– Не время дремать.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит правду, но в темных глазах короля Генриха невозможно было разобраться. Как и в его лице, на котором отсутствовала мимика. И в безжизненности голоса. Не зная, что ответить, я кивнула.

– Время нашего танца.

Он протянул мне ладонь.

Коснуться его? Я запаниковала. Сама не знаю, почему мне было так страшно. Может, он холодный, безжизненный, как мертвец?

В горле пересохло, спину ломило от напряжения. И кажется, паника отразилась в моих глазах, потому что король спросил:

– Вы разучились танцевать?

Я поспешила положить руку в его ладонь и поразилась тому, что она приятная и теплая. Заиграла музыка, и я с облегчением узнала вступление к фигурному танцу: во время него максимальный контакт с партнером – это лишь касание рук. Этот танец я знала очень хорошо, его обычно разучивали первым в детстве, так что все фигуры въелись в память. Генрих двигался очень хорошо. Даже слишком.

Быстрый, ловкий, ритмичный… Ему бы улыбнуться, и тогда танец стал бы живым. Но король сохранял маску равнодушия на лице. И от этого я чувствовала себя неловкой, неуклюжей.

Нам аплодировали, после нас другие пары вступили в танец. Я видела леди Сандру с Диком, они явно наслаждались музыкой, Оливия Ардо и Микеле Вислы танцевали в разных парах, а Оливия бросала на меня убийственные взгляды до самого окончания танца.

Когда танец закончился, я присела перед королем и спросила:

– Достаточно хорошо я танцевала или ваше величество желает, чтобы я взяла уроки танцев?

Генрих смерил меня взглядом, словно подумывал, а не спустить ли с меня шкуру, потом чуть поклонился и ответил:

– Я остался доволен тем, что увидел.

И отошел от меня.

Я озадаченно посмотрела ему вслед, но тут меня отвлек Дик.

– Леди Эллен? Могу я пригласить вас на следующий танец?

И, не дожидаясь ответа, положил руку мне на талию. Начался медленный, красивый парный танец, которого я не знала, поэтому полностью доверилась Дику.

– Эллен, не отчаивайся, – шепнул мне Дик, улучив момент, – я найду другие зеркала, весь мир переверну, чтобы ты могла вернуться.

– Зачем тебе это, Дик? Тебя отправят домой после моей свадьбы.

– Мне придется вернуться и командовать войском. Не думай, что я брошу тебя здесь одну. Я разошлю людей в разные страны. Мы найдем! Оно не может быть одно-единственное на свете…

Он едва уловимо погладил мою кисть. Я подняла на него взгляд. Он так задорно и нежно улыбался мне, что не улыбнуться в ответ было невозможно.

– Крепись, Эллен, не отчаивайся.

Если бы я не любила другого, я бы влюбилась сейчас в эти синие глаза, легкую улыбку и сильную поддержку. Хотелось прижаться щекой к его плечу.

Я ничего не теряла, соглашаясь на предложение Дика. Кто знает, может, он найдет зеркало раньше, чем король сможет победить? И тогда не надо ждать победы. Мне нельзя отказываться ни от одного предложения.

– Я постараюсь, – через силу улыбнулась я.

– Так-то лучше, – подмигнул мне Дик.

После пятого танца я нашла Витторино и сказала, что хочет того король или нет, а я очень устала и иду спать. Я хотела, чтобы леди Сандра осталась, но Витторино резко возразил, что она здесь для того, чтобы составлять мне компанию.

– Но вы нас все равно запираете по комнатам, – возразила я.

– Это только до свадьбы, потом вы будете более свободны, леди Эллен, потому что переедете в покои короля.

Меня аж передернуло. То есть Генрих солгал мне по поводу интима? Или собирается как-то обманывать слуг? Но спросить об этом я, конечно, не могла. При одной мысли о том, чтобы подойти сейчас к королю с этим вопросом, меня начало мутить, а усталость стала свинцовой, такой тяжелой, что я поняла: сегодня еще одного разговора с королем мне не вынести физически.

Леди Сандра была разочарована, что с праздника пришлось уйти.

– Я бы вас оставила, но сама остаться не могу. Целый день на ногах, – оправдывалась я, пока мы шли по коридорам.

– Понимаю, леди Эллен. Витторино прав, мне лучше помочь вам, а потанцевать я успею и на вашей свадьбе.

И снова холодок пробежал по спине. Я так надеялась, что свадьбы не будет, а теперь, когда она была неизбежна, мне было горько и страшно. Леди Сандра и Нисия помогли мне раздеться, и после душистой ванны я упала спать. Перед глазами мелькали лица: новые, знакомые, из этого мира и из того. Я немного поплакала, поговорила мысленно с Катей и Мишей и заснула на мокрой от слез подушке.

Новый день – новый вызов. На этот раз мне предстояло потерять своих богов.

Сторож Анисыч утверждал, что «Бог шельму метит», что «даже у леди есть шило в попе», что «в тихом омуте черт его знает, что водится». Все это относилось ко мне. Каким-то необыкновенным и мне самой непонятным образом я впутывалась в такие истории, о которых потом было много разговоров в нашем городке, больше похожем на деревню.

Вот как-то вскоре после моего появления в детском доме мальчишки решили научить новенькую кататься на велосипеде. С их точки зрения, ничего сложного в этом процессе быть не могло: даже мелкие мальчишки раза в два младше меня умели ездить на великах. А совсем маленькие, у которых ноги еще до педалей не дотягивались, каким-то образом крутили педали из-под рамы, лишь бы ездить на взрослых велосипедах.

И вот меня, взрослую, уже совсем дылду, мальчишки посадили на велосипед, показали, как поставить ноги и держать равновесие. И отпустили. Я поехала.

Это было какое-то чудо: бездушная конструкция несла меня с горки вперед быстрее лошади. Я увлеченно крутила педалями, чтобы ветер бил сильнее в лицо. Мои рыцари бежали с радостными воплями за мной следом.

Но мальчишки забыли научить меня тормозить и поворачивать. И когда из-за поворота на нашей окольной дороге появилось стадо коров, я с диким воплем въехала в него, отчего у коров наверняка в тот вечер случился неудой.

Пастух облил меня всем запасом матерных выражений, который у него был. Я свалилась где-то в середине стада в пыль, коровы обходили меня, разглядывали и мычали.

Вскоре к бесхитростному мату пастуха присоединился отборный и сочный мат Анисыча. Он крыл так, что у коров неудой продолжался, наверно, и до следующего вечера.

Я пыталась встать, но мое платье намоталось на педаль и цепь. Было стыдно и обидно, что Анисыч меня ругает. Я даже не сразу поняла, что он меня защищал, нападая на пастуха.

– Ты, ядрена вошь с жопы генсека, смотри куда свое сучное стадо ведешь! – донеслось до меня.

И я разревелась от счастья, что за меня заступаются, а не ругают. Впервые в моей жизни взрослый мужчина защищал, а не нападал. Подойдя ко мне, Анисыч помог встать и оторвать подол от педали, поставил велосипед и отдал его мальчишкам, обругав их за то, что толком не проинструктировали.

– Что вы за орлы такие? Девку посадили и пустили на коров! Это вам не Кармен какая-нибудь. С тореалдорами. Ну, чего ты ревешь, шельма? Не против танков же пустили, переживешь.

Кто такие танки, Кармен и тореадоры, я узнала позже от директора детского дома, пока медсестра замазывала зеленкой мои ободранные коленки.

– А ядрена вошь? – спросила я, чтобы окончательно прояснить вокабуляр. Но тут медсестра и директор прыснули со смеха.

– Это ты у Анисыча спроси, – ответила медсестра.

А я так и не решилась. В моем воображении эта вошь выглядела боевой, в военной каске и все время прыгающей приключениям навстречу.

Видимо, мой талант впутываться в истории не мог не проявиться и в столь важный день, как смена вероисповедания.

Я, конечно, попыталась договориться с королем через Витторино, но ответ, который он прислал на листе бумаги с печатью, гласил: «Это необходимо».

Король определенно думал, что, поманив меня сказочкой про зеркала, может вить из меня веревки.

В ответ я написала, что не полезу в купель, пока не переговорю с ним.

Меня уже облачили в красивое серебристое платье, уже подали экипаж, чтобы отвезти меня в Храм, а я все ждала ответа короля. Наше противостояние было невидимым, но вполне ощутимым. Я твердо решила, что одержу верх. Хоть в чем-то. Как с отцом.

Наконец он вошел в мою спальню, когда я стояла перед зеркалом спиной к двери, а Нисия поправляла мне подол.

– Вон, – коротко бросил он, и девушка как ошпаренная выскочила за дверь.

Я не поворачивалась, делая вид, что оправляю платье. Сердце колотилось где-то около горла. Одно дело бросить вызов, другое – платить за последствия. Потом посмотрела на себя в зеркало и встретилась взглядом с Генрихом. Мы оба отражались на его поверхности и казались фигурами на картине. На мгновение я подумала, что застывшее лицо короля на холсте или фотографии было бы красивым: гармоничные, благородные черты, густые каштановые волосы, ровная кожа, высокая, атлетическая фигура… Только сейчас я увидела, какая я хрупкая рядом с ним. Но в жизни это застывшее лицо внушало страх.

– У нас мало времени, потому что по этикету мужчина не должен посещать спальню невесты. Даже если он король. Подойдите к окну.

Заинтригованная, я прошла вслед за ним к окну. Здесь на меня падало яркое солнце, поэтому я хотела отвернуться от света, но король остановил меня.

– Нас меньше услышат, если мы будем говорить, отвернувшись от двери.

– Нас вряд ли подслушивают, – заверила я его. – В гостиной слишком много народа.

– Я не хочу рисковать. В чем дело?

– Витторино сказал мне, что после свадьбы я перееду в королевские покои, – пошла я напролом. – Это так?

– Вас это не устраивает? – ледяным тоном спросил король.

– Вы идиот? – вдруг сорвалась я. – Вы обещали мне, что это будет брак понарошку, а теперь я должна с вами спать?

– И поэтому вы отказываетесь менять религию?

Король никак не отреагировал на мое оскорбление. А я, сорвавшись, испугалась, что мне сейчас отрубят голову.

– И поэтому тоже. Я вам совсем не верю.

Король немного опустил голову, словно решил поразглядывать свои сапоги. Потом, не повернувшись ко мне ни разу за время разговора, равнодушно сказал:

– Следуйте за мной.

И пошел вон. Я, помедлив, отправилась следом. Сейчас как прикажет меня высечь за «идиота», и тогда мне купель раем покажется…

Мы прошли мимо стражи, поднялись на этаж выше. Здесь коридор от лестницы расходился вправо и влево, в конце было по массивной двери. Напротив лестницы тоже была дверь, но двойная. Впоследствии, когда у меня появилось время разглядеть их, я поняла, что резьба на двойной двери повторяет те, что на боковых, объединяя их.

– Этот этаж и есть королевские покои, – лениво пояснил король. – Мои апартаменты, кабинет, спальня и прочие помещения находятся справа.

Он повернул налево и открыл двери. Там несколько человек развешивали картины, служанки раскладывали подушки на диванчиках и пуфах.

– Это начало ваших покоев, – быстро проходя мимо, говорил король. – Домашняя библиотека, кабинет, столовая, если захочется поужинать одной, будуар, личная спальня.

Я почти бегом следовала за ним, лишь мельком бросая взгляды на перечисляемые им комнаты.

– А здесь, – открыл он дверь в спальне и вошел в еще одну, огромную спальню, – наша общая спальня, у нее своя приемная зала и вход из обеих спален. Естественно, в нашем случае она будет использоваться только на время официальной церемонии, в которую не входит наблюдение за исполнением брачного долга супругов. Все остальное время мы будем держать ее закрытой.

– Простите меня. – Мне вдруг стало неловко перед ним. – Простите, ваше величество. Я просто напугана и не доверяю вам.

– Это естественно. А я не доверяю вам. Мы друг друга не знаем. Но от наших шагов будет зависеть судьба моего королевства, леди Эллен. Поэтому нам придется придерживаться одной и той же политики. Религия Всевидящего Ока была принята для того, чтобы объединить людей, поскольку вера имеет сильное влияние на народ. Храмовники всячески способствуют поддержанию воинственного пыла населения и подбадривают его в борьбе с захватчиками из халифата.

– То, чего священнослужители пяти богов делать бы не стали. Они далеки от политики, – поняла я.

– Да, верно. Поэтому было принято решение об изменении религии. – Король говорил холодно и бесчувственно. Не знаю почему, но меня его тон вымораживал. Я постаралась слушать только слова, не обращая внимания на интонацию. – И построены новые храмы. И все живущие на территории моего государства, мои подданные, обязаны принадлежать Храму. Если я сделаю исключение для вас, начнется недовольство. Потому что далеко не все согласны со сменой веры в стране. И продолжают тайком поклоняться своим богам. Я не буду против, если вы будете делать это одна, без свидетелей. Но прошу вас пройти через этот ритуал. Это важный вклад в вашу будущую свободу.

У меня не осталось возражений, я кивнула, и король отпустил меня.

Я впервые выезжала из королевского замка в город, поэтому мне было все любопытно. Мы проехали по широкому каменному мосту, повернули, и я посмотрела на замок. Он действительно стоял посреди озера. Вокруг зеленые холмы, одинокие лодочки на водной глади, а вода такая чистая и голубая, что манит окунуться. Эмеральд был чем-то похож на столицу Альбиона: такой же суетливый, полный приятных и не очень запахов, выстланный камнем, но, в отличие от экипажей Альбиона, пересчитывающих каждый булыжник, мой катился ровно и мягко. Слава рессорам маэстро Фермина!

Я с любопытством разглядывала своих будущих временных подданных. Кто-то из прохожих кланялся экипажу, а кто-то был занят своими делами. Мы проехали мимо звонкой кузницы, ароматной пекарни, площади с шумным рынком, какого-то здания, возле которого стоял небольшой отряд солдат в блестящих доспехах и красных плащах, по улице с очень красивыми домиками, и выехали на большую площадь, где нас встречали жители города, придворные и служители Храма Всевидящего Ока. Я вышла на красную ковровую дорожку, еле сдерживая смех, потому что это сильно напомнило кинофестивали. Не хватало только шумных фотографов и их фотовспышек. Дик, как представитель Альбиона, повел меня за руку к Храму.

Я догадывалась, что это, возможно, прежний Храм пяти богов, переделанный в Храм Всевидящего Ока. По крайней мере, так показалось снаружи: культовое здание классического типа с портиком и колоннами украшено было лишь золотой вывеской в форме глаза и исходящих от него лучей.

Мне было немного не по себе, поскольку Храм Всевидящего Ока для меня всегда был сектой, представителей которой было принято избегать. И вот теперь я сама должна была вступить в эту секту.

«Это ради победы Франкии и моей будущей свободы», – напомнила я себе, но рука все равно дернулась, и Дик почувствовал мое волнение.

– Для нас ты все равно останешься леди Эллен из Альбиона. Не переживай, это все ненадолго.

Я повернулась к нему, поймала взгляд и улыбнулась. Мы с ним походили на брата и сестру: оба светловолосые и светлоглазые. Мне безумно нравилось, когда Дик улыбался. С детства его улыбка автоматически вызывала мою. Это было как рефлекс, потому что его губы очень красиво приоткрывались, на одной щеке появлялась ямочка, глаза задорно блестели. И хотелось отразить эту радость и легкость на своем лице.

На ступенях нас ждала вся жреческая верхушка секты, хотя теперь уже не секты, а Храма Всевидящего Ока. Витторино накануне рассказал мне о них, его яркие и меткие замечания помогли теперь узнать главных священнослужителей, или Зрячих, как их еще называли. Глава Храма архиерей Ведотуттор был высоким, худым, узкоплечим мужчиной зрелого возраста, с седыми волосами, стриженными немного хаотично. Катька сказала бы – «парикмахер психанул». Стальные, немного орлиные, круглые глаза выдавали в нем человека, смотрящего на этот мир очень пристально, подмечающего малейшие детали. Этот взгляд впился в меня, едва я вышла из экипажа, и продолжал цепко всматриваться, пока я приближалась. Нос большой, немного крючковатый, но не уродующий, а наоборот, усиливающий впечатление благородной хищной птицы. И тонкие губы, которые чуть улыбнулись, когда архиерей Ведотуттор протянул мне приветственно руки.

Он был одет в золотую сутану, которая играла на солнце металлическими нитями и жемчужной вышивкой. Его руки были в перчатках, а пальцы усеяны перстнями разных цветов.

Я скрепя сердце опустилась перед ним на колени, вложив свои руки в его.

– Принимаем тебя в свое внимание, дочь моя, – сказал он, символически перекладывая мои руки в ладони главы Храма в Эмеральде, которому предстояло смыть с невесты короля прежние религии и обратить ее в новую веру.

Этот храмовник был моложе, но все равно в годах. Его темные волосы были коротко острижены. Глаза были довольно неопределенного цвета, потом я разглядела в них крапинки всех оттенков, отчего глаза его меняли цвет в зависимости от освещения и настроения. Рот очень чувственный, мягкий. Принадлежи он женщине, я бы сказала, зовущий к поцелуям. Епископ Гамас всегда держал его чуть расслабленным, имел привычку облизывать губы. Телосложения он был среднего. Витторино сказал, что именно с ним обычно считается королевский совет, потому что архиерей Ведотуттор больше занимался внешней политикой и распространением веры Храма Всевидящего Ока. Именно с епископом Гамасом предстояло иметь дело мне как королеве, поскольку он общался с королевской семьей напрямую. Епископ был одет в праздничную сутану алого цвета, расшитую золотыми глазами.

Он ласково пожал мне руки, улыбнулся, взял под руку и повел в Храм. Вот тут я и увидела, что этот Храм совершенно другой конструкции, чем наши храмы пяти богов: круглый зал, купол с круглым отверстием, через который видно небо. Он напомнил мне римский Пантеон.

Новообращенные должны были пройти через купель, где символически омывались от прежней веры, а затем переодевались в другие одежды. Я вошла в серебристом платье, выйти должна была в золотом. Обычно омовение происходило публично, но так как речь шла о будущей королеве, да еще о девице, то меня провели в закрытую купель за алтарем с изображением золотого глаза, где после того, как меня раздели до рубашки, остались только я и епископ Гамас.

– Дочь моя, – епископ приблизился и положил мне руки на плечи, – отрекаешься ли ты от старых богов?

– Отрекаюсь, – ответила я.

– Готова ли омыться в чистой воде истинного знания и веры?

– Готова.

И тут епископ Гамас потянул рубашку вниз. Широкий вырез, который и так оставлял плечи открытыми, позволил рубашке предательски соскользнуть чуть ниже.

Я схватилась за него, не давая епископу спустить ее до конца.

– Не бойся, дочь моя, для омовения ты должна быть обнажена.

Он стоял очень близко ко мне и говорил тихо.

Я помотала головой. Еще не хватало! Меня даже мой жених голой не видел. Еле удалось вымолвить:

– Я буду в рубашке.

– Перед истинным богом нужно предстать такой, какой ты пришла на этот свет, дочь моя.

Тут он сильнее потянул рубашку вниз. Послышался треск нитей, ткань сползла с моей груди. Было стыдно. А еще я ощутила абсолютное бессилие. Что я могла сделать? Закричать? И опозорить себя как будущую королеву? Рубашка упала к ногам. Я поспешила залезть в теплую воду. Купель была неглубокая, примерно по пояс. Я присела, чтобы скрыть грудь, и скрестила на ней руки. Хотелось плакать.

Епископ Гамас начал проговаривать текст отречения, далее перечислил мне правила Храма. Зачерпнул золотой чашей, похожей на ладью, воду, вылил мне на голову и начал читать молитвы. Затем вдруг достал губку в пенном мыле и велел встать поближе. Закатав рукава, он провел губкой по моему лбу, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы пена не попала в них. Затем по плечам, а потом вдруг прикоснулся к груди.

Я вздрагивала от каждого прикосновения. А когда он провел по моей груди рукой, отступила назад, зачерпнула воду и смыла с лица мыло, чтобы посмотреть на этого мерзавца. У меня было ощущение, что надо мной надругались.

Епископ Гамас уже стоял спиной к купели.

– Можешь одеваться, дочь моя, я позову твоих слуг.

Дрожащими руками я схватила валяющуюся рубашку, натянула ее на мокрое тело. Он вел себя совершенно спокойно, так что какая-то часть моего сознания даже сомневалась, насколько на самом деле епископ Гамас преступил черту. Или то был ритуал, о котором меня просто не удосужились предупредить? Так или иначе, я испытывала чувство унижения, ощущала себя замаранной, а не заново очищенной. И мне хотелось залезть в ванну и хорошенько стереть со своего тела следы мимолетных прикосновений чужого человека.

Когда меня переодели в золотое платье, я вышла в Храм. Храмовники и придворные осыпали меня лепестками роз и приветствовали, а у меня не было сил даже на улыбку. Хотелось свернуться улиткой в надежную раковину, поплакать, и чтобы никто меня не трогал. Лица кругом были размыты, постоянно двигались, улыбались, перед глазами пролетали лепестки… Посреди этой какофонии и движения только одно лицо оставалось безучастным и суровым. Лицо короля Генриха.

Я поскорее прошла через Храм, вышла на крыльцо, мужественно вынесла приветственные крики толпы, не чувствуя под собой ног, дошла до экипажа, где меня ждала леди Сандра, села в него, задернула занавески и наконец разрыдалась.

Леди Сандра вдруг подсела ко мне поближе, крепко обняла меня и прижала к себе.

– Что с вами, леди Эллен?

Но рассказать я не могла. Рассказать значило признаться, что я прошла через унизительную процедуру. А если она надо мной еще и посмеется, то мне станет совсем невыносимо. Вдруг все происходящее нормально, а я просто слишком близко все приняла к сердцу?

Но как только мы приехали во дворец, я велела Нисии сделать мне ванну и долго отмывалась от прикосновений епископа Гамаса.

Ночью мне снился Миша. Мы целовались под орешником. Я чувствовала его крепкие объятья и таяла от нежности. Я ощущала себя в безопасности, в любви и бесконечно доверяла ему. Но в какой-то момент, отстранившись, чтобы полюбоваться моим будущим мужем, я увидела слезы на его щеках.

– Почему ты плачешь? – спросила я.

– Потому что я потерял тебя, Лена. Я ищу тебя повсюду… Поднял на ноги полицию, частных детективов, даже троих экстрасенсов нанял. Милая, где же ты? – Его лицо вдруг начало таять, а крепкие руки отпустили меня.

Я пыталась обнять его, но ловила руками пустоту, Миша таял, как видение, а я, рыдая, пыталась объяснить ему, что застряла в другом мире, что обязательно вернусь, что люблю его… Но он исчез, исчез орешник, солнечный день померк, и я проснулась вся в слезах в темноте. И долго еще плакала в подушку от своего собственного бессилия. Я в ловушке. И неизвестно, когда смогу улизнуть из нее.