Текст книги "Мёртвая рука капитана Санчес. Книга 2. Достояние Англии"

– Назад, – холодно сказал доктор Легг, доставая пистолет.

К нему быстро шагнул мистер Трелони и встал рядом: в левой руке он сжимал сумку с деньгами, а в правой – свою шпагу. Доктор свободной рукой рывком двинул на себя стол и поставил его между мистером Трелони и горожанами. Мистер Трелони со своей сумкой шагнул ближе и загородился столом. Горожане попятились и заворчали.

– Позвольте мне, я врач, – вдруг громко сказал из-за их спин какой-то господин и стал пробираться вперёд.

Это был невысокий мужчина лет тридцати пяти, бритый, светловолосый, с умными печальными глазами. К нему оборачивались, тянули головы, а «счастливый обладатель» Платона спросил у него с надеждой:

– Доктор Терри, скажите, он чего?.. Вправду умер?..

Доктор Терри наклонился над Платоном, приподнял ему веко, послушал пульс на шее, – руки у него были чуткие, с длинными пальцами, – выпрямился и сказал в наступившей гробовой тишине:

– Да, он умер… Вероятно, апоплексический удар – нарушение кровообращение в повреждённых тканях мозга. Причём произойти это могло от любого удара в голову… Что-либо определённое я смог бы сказать только после вскрытия…

Мордастый лавочник почти что заплакал. Горожане угрожающе зашумели, но на их лицах, лицах всех поголовно, было написано злорадное удовлетворение. Доктор Терри опять повернулся к горожанам, вглядываясь в их лица, а потом сказал властным голосом:

– Тело надо отнести в морг госпиталя. Не оставлять же его здесь… Чьи рабы мне помогут?..

И сквайр и доктор с облегчением увидели, как окружающая их толпа стала быстро редеть. Вскоре возле них остался только мордастый лавочник, доктор Терри, и ещё некто в сером, который сказал, что он гробовщик и хочет снять мерку с покойного.

Мистер Трелони машинально кивнул гробовщику, и тот принялся за работу, ползая на коленях вокруг Платона и что-то бормоча себе под нос. Потом гробовщик поднялся и спросил, гроб какой категории господа желают приобрести для своего раба. Господа ответили, что желают гроб, разумеется, самый простой и тут же дали деньги. Гробовщик сказал, что похоронить раба можно к северу от города на специальном кладбище для черномазых, но только днём, и ушёл страшно довольный, обещая завтра же подвезти гроб к моргу.

– Я заплатил свои деньги, – тут же стал канючить мордастый лавочник. – Я выиграл приз…

– Разумеется, мы вернём вам ваши деньги, сэр, – сказал доктор Легг, грудь которого бурно вздымалась.

Он подошёл к мистеру Трелони, взял у него сумку и отсчитал причитающуюся сумму горожанину. Тот нахлобучил шляпу, схватил монеты и поспешно выскочил из зала. Доктор Легг присел возле Платона, осматривая его. И вдруг доктор Терри тихо спросил:

– А что вы дали проглотить вашему рабу?.. По виду он совсем, как мёртвый…

Мистер Трелони с испугом посмотрел на доктора Терри, потом быстро оглядел зал. По залу, приводя его в порядок, ходили только чернокожие слуги. Они с опаской посматривали на лежащего Платона, но близко не приближались.

– Платон – не раб, – ответил поднявшийся с колен доктор Легг. – Он – свободный человек и наш матрос.

– То-то я удивился, что вы покраснели, когда ему смотрели зубы, – доктор Терри скупо улыбнулся. – Тогда зачем вы затеяли всё это?..

– Чтобы заплатить залог за нашего капитана, – сказал за доктора мистер Трелони едва слышно, но твёрдо.

– Так-так… Это за того капитана, которого схватили по указу мистера Аэртона? – слово «мистера» доктор Терри выделил с особым сарказмом, резавшим слух.

– Да, – подтвердил мистер Трелони.

– Аэртон всегда так поступает со своими врагами и теми, кто ему неугоден, – сказал доктор Терри. – Вам надо быстрее уезжать отсюда…

– Мы это и собираемся сделать, как только выкупим нашего капитана, – пояснил мистер Трелони.

Доктор Терри посмотрел на доктора Легга.

– А когда и как ваш матрос придёт в себя, коллега? – спросил он с интересом. – По всем признакам он мёртв… Вы расскажете мне?.. Чисто профессиональное любопытство…

– Да, конечно, расскажу, – быстро сказал доктор Легг, в его словах слышалась мольба. – Только помогите нам, доктор Терри…

– Я уже помогаю, – сказал доктор Терри. – Я – аболиционист1515
  Аболициони́зм (англ. abolitionism, от лат. abolitio «отмена») – движение за отмену рабства и освобождение рабов.


[Закрыть] и противник рабства…

Доктор Терри обернулся, посмотрел в сторону слуг таверны и сказал громко:

– А сейчас нам нужна скатерть…

Скоро джентльмены вместе с доктором Терри и одним слугой из таверны уже несли Платона на скатерти в госпиталь. Идти было недалеко, да здесь всё было близко. Платон был тяжёлый, а улица – мрачная и почти пустая, лишь редкие прохожие им встречались по дороге. Нескончаемый шквалистый ветер разогнал праздношатающуюся и любопытствующую публику, и джентльмены с радостью отметили, что город, кажется, потерял к ним всякий интерес.

Они втащили Платона в подвал, где находился морг городского госпиталя, и осторожно положили на пол. Доктор Терри поблагодарил слугу и тот ушёл. После этого доктор Легг достал из своей сумки маленький тёмный пузырёк, и капнул несколько капель в полураскрытый рот Платона. Спустя некоторое время веки Платона затрепетали, доктор склонился над ним и стал тереть ему уши. Платон открыл глаза, увидел над собою доктора и с усилием улыбнулся.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил доктор Легг с беспокойством. – Голова не кружится?

– Кружится, – ответил Платон. – И хочется пить…

Ему дали воды и посадили на стул. Доктор Терри с интересом следил, как джентльмены заботливо растирают Платону запястья, руки, плечи и шею. Потом доктор Легг повернулся к доктору Терри и сказал:

– Мы не можем сейчас уехать. Завтра привезут гроб, увидят, что тела нет, и у вас будут неприятности, а нас бросятся разыскивать.

– Ваш матрос может до завтра побыть здесь… Завтра вы его увезёте, – успокоил джентльменов доктор Терри.

Оставив Платона в морге городского госпиталя, сквайр и доктор Легг ушли. Вернувшись в гостиницу, они сразу же вывалили деньги на стол и принялись их подсчитывать.

Монет было много, все они были разного достоинства, и хотя бумажные деньги в Англии получили широкое распространение уже при Вильгельме III (1689 – 1702), а в североамериканских колониях Англии, – Пенсильвании, Южной и Северной Каролине, Массачусетской колонии и других, – были выпущены даже раньше, чем в европейских странах, сейчас на столе у джентльменов лежали исключительно монеты. Мистер Трелони и доктор Легг долго и тщательно их считали.

Потом они молча сидели за столом напротив друг друга оглушённые и уничтоженные: денег, собранных лотереей для выкупа, им не хватало. И достать больше их было неоткуда.

Доктор Легг задумчиво потеребил свой рыжий бакенбард, протянул руку и взял с кровати один из пистолетов капитана.

– Мистер Трелони, сэр, – позвал он сквайра. – Я хочу вам задать любимый вопрос нашего капитана … Хорошо ли вы владеете пистолетом?..

Тут доктор Легг посмотрел на сквайра совершенно шальными, просто безумными глазами и добавил:

– Потому что нам с вами ничего больше не остаётся делать, как напасть на тюрьму Нью-Йорка…

****

Тут дверь в их номер неожиданно распахнулась, и в проёме появилась Норма Джин.

– Я прошу меня простить, джентльмены, за моё отсутствие, но мне пришлось срочно съездить в Филадельфию, – сказала она, входя в комнату. – И я привезла вам деньги…

Она была в запылённом мужском костюме, который удивительно шёл её хрупкой фигуре. На голове, закрывая волосы, плотно сидела треуголка. Мужчины смотрели на неё зачарованно, как на потустороннее видение, а она энергично вытащила из заплечной сумки мешок и положила его на стол рядом с уже лежащими там монетами. Мешок покосился на бок, глухо стукнув о столешницу. Джентльмены ошеломлённо посмотрели на мешок, потом перевели взгляд на Норму.

На лице девушки читалась усталость, под глазами пролегли тени, и стало вдруг заметно, что она не так уж молода – вокруг её гордого детского рта обозначились заметные ниточки горьких морщинок.

– Ну что же вы сидите? – вскричала вдруг Норма. – Нельзя терять ни минуты!.. Он и так уже слишком долго ждёт!..

– Да-да, пойдёмте, мисс Джин… Дэниэл спрашивал про вас, – в тон ей воскликнул мистер Трелони.

Он вскочил и стал торопливо сгребать со стола монеты. Доктор Легг помогал ему.

– Сколько у вас денег, мисс Джин? – не поднимая головы, деловито спросил мистер Трелони.

Он поднял голову и замер от удивления: Норма вдруг осела на стул, с которого только что встал доктор, как будто силы внезапно оставили её, а ноги отказались держать, и такая безысходность была в её поникшей маленькой фигуре, что у мистера Трелони заныло сердце.

– Я не пойду к нему, – сказала Норма глухим голосом: казалось, что она говорила сквозь зубы.

– Но почему? – удивлённо спросил мистер Трелони.

Норма судорожно стиснула маленькие кулачки, прижала их к груди и сказала:

– Как вы не понимаете?.. Я не достойна его… Я ведь бесчестная, уличная…

Последние слова она уже шептала, словно говорила их себе самой. Взгляд её остановился и помертвел. Потом она словно очнулась, вскинула на мужчин отчаянные глаза, полные слёз, которые уже готовы были сорваться с её ресниц, и с надрывом вскричала:

– Да идите же скорее!.. Не мучайте меня!..

От этого крика джентльмены отпрянули от неё и поспешно выскочили за дверь.

Они со всех ног бросились в тюрьму по улицам, моля бога, чтобы констебль оказался на месте, и их ничего бы не задержало. Редкие прохожие провожали их удивлёнными взглядами, а когда кто-то выругался им вслед, джентльмены опомнились и перешли на шаг.

Констебль оказался на месте, и он, после соблюдения каких-то формальностей, – джентльмены стояли, как на иголках, – открыл камеру капитана. Капитан вышел, сдержанный и серьёзный, и мистер Трелони поспешно, едва сдерживаясь, чтобы не начать кричать, проговорил ему:

– Нам надо, как можно быстрее, уплывать отсюда…

Потом доктор Легг почему-то добавил:

– Нам помогла выкупить вас мисс Джин…

При этих словах капитан остановился, как вкопанный, и резко сказал:

– Я должен с нею увидеться!..

Всмотревшись в испуганные, недоумевающие лица мистера Трелони и доктора, капитан повторил жёстко:

– Я должен с нею поговорить…

Они быстро пошли в гостиницу. По дороге мистер Трелони и доктор рассказывали капитану о состоянии их дел. Капитан слушал молча, не перебивая, только лоб у него от этого рассказа собрался мелкими морщинами, а вокруг рта залегла хищная складка.

В номере он опоясался своей саблей, засунул за пояс пистолеты, глянул безумным взглядом на сквайра, – тот смотрел на него обречённо, словно предчувствуя, чем всё это закончится, – и выскочил вон, крикнув на ходу:

– Собирайте вещи, я скоро вернусь!.. Потом за Платоном – и в порт!..

****

Капитан влетел в номер к Норме, уверенный, что застанет её там, и замер, наткнувшись на её неподвижный взгляд. Норма поднималась с пола, с колен, в руках её были поникшие розы, белые и красные. Прижав их к груди, словно загородившись ими, она сказала тихо:

– Прости меня… До тебя я была другой…

– Я знаю… – ответил капитан, губы его задрожали. – Я сам был другим до тебя…

– До тебя я словно бы не жила… Или это была не я, – повторила она.

Капитан подошёл к ней и обнял. Между ними были засохшие розы. Они щемяще пахли, неясно источая аромат, который совсем недавно был таким упоительным, таким пьянящим.

– Я уезжаю, – сказал он. – Мне нельзя здесь оставаться.

Она улыбнулась ему неживой, механической улыбкой, лишённой всякого чувства и тихо сказала:

– Я понимаю…

– И ты должна уехать со мной, – сказал он, нагнулся и поцеловал её.

Розы снова кружили ему голову. Он не мог оторваться от неё, но её холодные губы ему не ответили. Он вгляделся в лицо Нормы.

– Я не могу, – прошептала она чуть слышно.

– Хорошо, тогда я тоже остаюсь, – сказал он и сделал шаг назад.

– Нет!.. Он убьёт тебя!.. – она ахнула, выронив розы, бросилась к нему и прижалась всем телом.

Тут в коридоре послышались нарастающие звуки шагов. Капитан обернулся к распахнутой двери, загородил Норму спиной и выхватил пистолет. Шум становился всё громче – по коридору шли люди, и они явно спешили. Капитан взвёл курок, приготовившись стрелять, и тут он услышал из-за двери голос доктора Легга, который воскликнул:

– Капитан, не стреляйте! Это – мы…

В номер вошли взволнованный доктор, мистер Трелони, на котором лица не было, и какая-то женщина в богатом тёмном платье: грудь женщины бурно вздымалась от быстрой ходьбы, она оглядывала номер с нескрываемым презрением.

– Миссис Аэртон! – вскрикнула Норма, она задрожала и спрятала лицо за спиной капитана.

Миссис Аэртон сделала шаг вперёд.

– Я пришла вас предупредить: мой муж устроил на вас засаду в порту, – сказала она, чётко выговаривая слова и глядя прямо в зрачки капитана. – Вам нельзя идти в порт… Как только вы появитесь там – они будут стрелять. Я подслушала их разговор: они упустили… Мисс Джин, и теперь не хотят упустить вас…

В комнате повисло молчание. Все смотрели на миссис Аэртон, оцепенев, как бы не понимая её или не желая принимать её.

Норма вышла вперёд из-за спины капитана, краска заливала её лицо.

– Если Боб Стамп ещё не уехал из города, то он нам поможет, – сказала она. – Мы с ним вернулись из Филадельфии, и он ещё может сидеть напротив, в таверне … Идёмте!

Все решительно бросились вон, проходя в двери по одному.

Догнав в коридоре миссис Аэртон, Норма взяла её за руку и, останавливаясь, как бы запнувшись, прошептала моляще:

– Простите… О, простите меня! За всё!..

Миссис Аэртон тоже остановилась.

– Уезжайте! Да уезжайте же, бога ради! – с надрывом вскричала она и, окинув Норму недобрым взглядом, брезгливо выдернула руку. – Вам лучше уехать отсюда!..

Миссис Аэртон отвернулась. Лицо Нормы исказилось, и она двинулась за всеми дальше. Капитан оглянулся на девушку, задержался и протянул ей руку: её лицо с закушенными губами было белее полотна.

Так, друг за другом, они пробежали мимо хозяина гостиницы, который проводил их, а особенно миссис Аэртон, ошеломлённым взглядом. Он увидел, как выбежав на улицу, миссис Аэртон внезапно остановилась, огляделась по сторонам, подхватила шляпку, сбитую ветром, и уже степенно, придерживая юбки, двинулась по тротуару. Хозяин вышел из-за конторки и, не переставая смотреть ей вслед, движением пальцев поманил слугу. Прошептав ему что-то на ухо и сразу как-то повеселев, хозяин опять вернулся за конторку. Слуга выскользнул на улицу.

****

Боб Стамп ещё был в таверне. Это был высокий, жилистый старик с заросшим седой щетиной загорелым, обветренным лицом. Он сидел лицом к входной двери за одним из столов, которые уже успели установить в зале, и сразу увидел подходившую к нему Норму.

– Что у тебя опять стряслось, малышка? – тихо спросил он, оглядывая окружающих Норму мужчин.

Его острые глаза перебегали от одного джентльмена к другому, ощупывая лица и фигуры цепким взглядом, который, наконец-то, остановился на капитане. Потом Боб Стамп повторил уже для всех:

– Так что у вас тут стряслось?..

– Боб, мне опять нужна твоя помощь, – сказала Норма. – Нам нужно уехать из Йорка, как можно скорее… А в порту нас ждёт засада Аэртона…

Боб Стамп помолчал, что-то обдумывая или ожидая, пока все рассядутся вокруг стола, и сказал размеренным хриплым голосом:

– Слушайте меня внимательно… На пристани реки Ист-Ривер вас будет ждать индеец Белое Облако с пирогой… Ему вы покажите мой вампум – и он всё сделает…

С этими словами Боб Стамп снял с себя расшитый бисером пояс, отдал его капитану и продолжил:

– Вы поднимитесь на его пироге до условленного места, а там я вас встречу с лошадьми. Я сам провожу вас в Бостон… А сейчас идите и собирайтесь.

Боб Стамп встал, оставил на столе монету и, не глядя ни на кого, прошёл к выходу. Джентльмены проводили его потрясёнными взглядами. Потом капитан спросил у Нормы:

– Ты хочешь взять какие-нибудь вещи?..

– Нет, – просто ответила та. – Писем у меня нет – я сирота. Ценности… Всё ценное я уже продала… А платья – платья пусть остаются…

– Я куплю тебе другие, – произнёс капитан, и глаза его опять стали пьянеть.

– Мы пошли собираться, – сказал мистер Трелони, он поднялся со стула и толкнул доктора в плечо.

Доктор Легг поспешно вскочил, и они со сквайром, торопясь, вышли из таверны.

Вбежав в вестибюль гостиницы, доктор расплатился с хозяином, попросил у него бумагу и перо и стал что-то лихорадочно писать. Спустя какое-то время к нему подошёл мистер Трелони, нагруженный саквояжами. Они вышли в двери, ощущая спинами сверлящий взгляд хозяина гостиницы. Предвечернее рыжее солнце сделало их удаляющиеся силуэты совсем чёрными.

Как можно незаметнее они постарались добраться до госпиталя, хотя как можно не заметить троих мужчин и женщину в мужском платье, спешащих по улицам Нью-Йорка с саквояжами. Доктор Терри впустил их в морг – Платон лежал на одном из столов со скрещенными на груди руками, изображая мертвеца.

– Платон, вставай, хватит притворяться – мы улепётываем, – как можно беспечнее вскричал доктор Легг, хотя его бледное перекошенное лицо говорило об обратном. – И мы привели к тебе твоего капитана…

Платон открыл глаза, рывком поднялся, и все удивились, каким светом вдруг озарилось его лицо. Платон спрыгнул со стола, широко заулыбался, подскочил к капитану и выхватил у него из рук сумку, готовый тут же идти с ним, куда его поведут.

– Мистер Трелони, – сказал капитан, тоже улыбаясь. – Мне кажется, нашего Платона надо переодеть.

– Да-да, я всё придумал, – отозвался мистер Трелони. – Вот его жюстокор и мой парик.

Платон стал переодеваться: белый кудрявый парик мистера Трелони сделал его странным.

Доктор Легг подошёл к доктору Терри.

– Здесь рецепт, мистер Терри, как я и обещал, – сказал доктор Легг. – Берегите его. Этот секрет не должен попасть в плохие, бесчестные руки… Это будет страшно. Он достался мне от деда, а тому – от его деда. У нас в роду все были прекрасные лекари, и, слава богу, никто не лечил отсечённой рукой мертвеца, как некоторые теперешние шарлатаны…

И он пожал доктору Терри руку. После к доктору Терри подошли все остальные, прощаясь. Норма, стоя у двери, не спускала глаз с капитана.

****

Пирога ждала их у причала – низкого пологого берега со спуском к воде. В ней сидело четверо гребцов-индейцев. Их кожаную одежду и мокасины покрывала вышивка крашеными иглами иглошерста с бисером – симметричный узор из прямых линий и спиралей. Индейцы были живописны, но нашим героям было не до разглядывания их одежд. Они торопливо сели в пирогу, и та отчалила: высокий краснокожий кормчий, стоя прямо, словно под ногами у него была палуба большого корабля, а не утлый чёлн из древесной коры, упёрся шестом в чёрный камень и вытолкнул пирогу на середину реки.

Путешествие по реке прошло быстро и без происшествий. Белое Облако причалил в условленном месте, где их уже дожидался Боб Стамп с лошадьми. Англичане простились с индейцами, сели на коней и поспешили за проводником. Тот вывел их на почтовую дорогу…

Надо заметить в скобках, для тех, кому это интересно, что неофициальные почтовые маршруты появились в Бостоне уже в 1639 году, а в 1692 году открылось официально разрешённое королём Вильгельмом III почтовое сообщение между Нью-Йорком, Филадельфией, Бостоном и Портсмутом. Причём это была не эстафета – конные гонцы проезжали весь путь самостоятельно, а доставка письма с одним листом бумаги стоила 9 пенсов. В 1711 году законом, принятым английским парламентом, в американских колониях была учреждена Королевская почта. Вдоль почтовых дорог стали появляться таверны и постоялые дворы. В 1737 году почтмейстером Филадельфии был назначен Бенджамин Франклин…

****

Они заметили погоню не сразу: Боб Стамп придержал коня, резко обернулся назад и увидел позади густой поток пыли, который взвихривался к небу и вмиг, изгибаясь, стелился к земле чуть в стороне. Поток был широкий и быстро перемещался – обычные верховые так быстро не ездили. Боб Стамп вскрикнул и хлестнул своего коня. Место, по которому сейчас проходила их дорога, было открытое и низинное, но впереди виднелся лес, хвойный лес с густым смешанным подлеском. Он манил к себе, звал, обещая безопасность.

Отряд помчался к лесу. Капитан с беспокойством посматривал на Норму: та не отставала, держась с мужчинами наравне, только губы её вытянулись в одну напряжённую нить. Капитан понимал, что они поднимают на дороге такую же густую пыль, и что их тоже хорошо видно издали. Доскакав до опушки, они резко свернули на обочину и въехали в лес друг за другом.

– Если с Аэртоном индейцы, они нас быстро отыщут, – крикнул доктор Легг, натягивая поводья.

– Конечно с ним индейцы, а кто же ещё, – ответил капитан, спешиваясь. – Индейцы и белые охотники-следопыты…

Он хотел взять лошадь Нормы под уздцы, чтобы повести её в лесу в поводу, но девушка гордо посмотрела на капитана и решительно ударила хлыстом свою лошадь. Раздвинув ветки, она первая двинулась за Бобом Стампом. Капитан поспешил опять сесть на коня. Какое-то время они двигались друг за другом по еле заметной тропе, которая вскоре пропала. Кони пошли медленнее. Мистер Трелони сломал ветку и помахивал ею, прогоняя назойливых насекомых. Завершал кавалькаду Платон, который уже снял свой кудрявый парик.

– Боб, а мы сможем потом опять выйти на дорогу? – сказала Норма в спину проводнику.

Тот придержал коня, обернулся назад и бросил коротко:

– Я сначала потеряю зрение, малышка, а только потом заблужусь…

Солнце стало садиться, но с другой стороны неба уже появилась луна. Эти два небесных светила словно соперничали друг с другом в своей красоте, которую сейчас никто не замечал. Все просто обрадовались, что хоть что-то видно вокруг и можно продолжать двигаться дальше. Отряд долгое время медленно пробирался за Бобом Стампом по лесу, а потом тот взял в сторону, и они опять выехали на дорогу в Бостон. Здесь ехать стало гораздо светлее. Капитан всё время держался рядом с Нормой, лошадь которой явно устала и начала отставать.

И вдруг они услышали сзади протяжный крик:

– Сто-о-ой!..

Боб Стамп стегнул своего коня, и все бросились за ним вперёд. Томительные секунды они слышали только удары копыт своих лошадей, потом сзади вспышки огня пронзили наступающую темноту, и громом ударил раскатистый залп. Капитан услышал свист пуль и лихорадочно глянул на Норму.

Норма валилась набок, запрокидываясь, натягивая поводья, правая рука её цеплялась за гриву коня. Капитан едва успел подхватить её, иначе она упала бы. Мертвея от ужаса, понимая, что случилось самое страшное, он хрипло вскричал:

– Умоляю, скажи, что с тобой?.. Господи, не молчи!.. Скажи же хоть слово!..

Но Норма молчала, и только с каждой минутой всё больше наваливалась на руку капитана. Так они скакали бок о бок следом за первыми всадниками, пока те не спустились в лощину. Тут Стамп резко натянул поводья, и за ним, как по команде, остановились остальные.

Доктор спрыгнул с коня и бросился к капитану, чтобы помочь ему снять Норму с седла. Голова девушки безвольно висела у капитана на плече, как подрубленная. Капитан слышал её свистящее дыхание и чувствовал, как тёплая кровь из её рта, булькая в горле, льётся к нему на грудь. Вдвоём с доктором они положили девушку на траву. Платон подал доктору его сумку и тут же начал разводить огонь, найдя какие-то сучья. Боб Стамп быстро и молча ему помогал, бросая кругом настороженные взгляды.

Доктор рывком вывалил содержимое сумки на землю, отыскал перевязочный материал. Капитан приподнял девушку, срывая с неё жюстокор. Доктор почти ощупью нашёл рану: у Нормы была раздроблена левая лопатка и правая ключица, через которую наискось вышла пуля. Он стал перевязывать рану, пытаясь унять кровь, но бинт и корпия намокали, быстро чернея, и расползались у него в руках. Мистер Трелони снял с себя рубашку и, скомкав, протянул доктору…

****

Норма умерла на руках капитана перед рассветом, в сознание она так и не пришла.

– Она умерла, – сказал доктор, вставая с колен: всё это время он сидел рядом капитаном, который держал Норму в объятиях.

– Нет!.. Ты ничего не понимаешь!.. Посмотри! Посмотри снова!.. – крикнул капитан, поднимая к нему искажённое, страшное лицо, залитое слезами.

– Дэниэл, она умерла! – закричал доктор, кулаки его были стиснуты. – Я ничего не могу сделать… Всё кончено…

Последние слова доктор прорычал сквозь зубы. Он стал вытирать свои руки, красные и липкие от крови, об листья кустарника. Он рвал с озлоблением эти несчастные листья и тёр ими руки, потом отбрасывал в сторону, снова рвал, снова тёр и никак не мог остановиться. Мистер Трелони и Боб Стамп угрюмо молчали. Платон упал на колени и закрыл лицо руками.

Затеплился рассвет. Где-то вверху пискнула первая птица, ей другим голосом ответила вторая. И скоро птицы загомонили вовсю: им не было никакого дела до того, что случилось внизу у этих людей, сидящих на земле.

– Её надо похоронить… Здесь, – сказал сквайр.

– Я убью его, – отозвался капитан едва слышно.

– Кого? – устало спросил сквайр.

– Я убью этого Аэртона, – уже громче сказал капитан.

– Мы не знаем, кто стрелял, – ответил сквайр. – Мы даже не знаем, кто за нами гнался… А если это не он?.. И потом, не надо забывать, вас разыскивает полиция…

– Нас всех разыскивает полиция, – отозвался доктор. – И нам всем надо убираться отсюда подобру-поздорову…

Он подошёл к капитану, взял Норму из его рук и положил на землю. Капитан молчал, глядя прямо перед собой, потом, не вставая с колен, он вытянул из ножен лежащую рядом саблю и стал ею рыть могилу. Джентльмены ему помогали.

Земля была влажная и рыхлая, хорошая мягкая лесная земля, она пахла прелыми листьями и тленом. Они, торопясь, не отдыхая ни минуты и вычерпывая землю своими треуголками и шляпами, вырыли могилу глубиной по пояс, опустили туда Норму, и капитан накрыл её своим камзолом, тщательно укутав им лицо девушки. Ему почему-то было невыносимо, что к ней на лицо попадёт земля. Боб Стамп, сбиваясь и путаясь, прочитал молитву. Все вместе они засыпали могилу и тщательно примяли холмик ладонями.

Солнце уже взошло. Наступал новый день.

****

В Бостонском порту джентльмены простились с Бобом Стампом и сели в шлюпку с «Архистар». Стамп, который не взял денег, несмотря на настойчивые просьбы, проводил их тусклым собачьим взглядом и махнул на прощанье рукой. Ему надо было идти продавать лошадей – он неожиданно для себя решил налегке вернуться в Йорк, тихо собрать свои вещи, какие остались, и уйти на Святое озеро. Там строился военный форт Уильям-Генри, названный так по имени принца английского королевского дома, и туда его давно настойчиво приглашал сержант Мунро – проводником. Боб Стамп хотел начать новую жизнь… Это в который уже раз, подумал он, надевая шляпу…

Когда капитан и его спутники, оборванные и грязные, поднялись на корабль, штурман Пендайс даже не удивился: мало ли что могло произойти в наше неспокойное время. Он обстоятельно доложил капитану о состоянии дел на борту. Капитан был серьёзен, спокоен и казался смертельно усталым. Он приказал штурману немедленно заканчивать дела, собирать команду и сниматься с якоря, что было штурманом и исполнено – вскоре они вышли из Бостонской бухты. Капитан ушёл в свою каюту и больше в тот день не показывался.

А кок Пиррет, когда принёс обед в каюту доктора Легга, застал того сидящим за столом раздетым по пояс и пьяным в стельку. От неожиданности кок обомлел, чуть не выронил поднос с обедом и, совершенно не к месту, спросил доктора:

– Чего изволите приказать?..

Доктор задумался над ответом и вдруг, медленно выговаривая слова, спросил у кока:

– А вы знаете, мистер Пиррет, что человеческое существо – это мешок из тонкой кожи, наполненный костями и кровью?..

Увидев, что кок отчаянно затряс головою, доктор продолжил, страшно ухмыляясь:

– И этот мешок очень легко разорвать… Раз… зор… вать!..

Тут в каюту без стука вошёл мистер Трелони, чистый, свежий, переодетый во всё новое, и движением руки отпустил кока – тот опрометью бросился вон из каюты со своим подносом. Увидев сквайра, доктор поднял над столом бутылку рома и воскликнул пьяным голосом:

– Мистер Трелони, дружище!.. Давайте выпьем!..

– Вам уже достаточно, Джеймс, – сказал сквайр, подходя к доктору и отбирая бутылку и стакан из его рук. – Вам надо переодеться, помыться и спать.

– А я уже начал переодеваться, – пробормотал доктор Легг.

Он уронил голову на свою голую белую грудь, поросшую пушистым рыжим волосом, и рывком оглядел свои обнажённые руки – слева направо.

– Тогда – спать, – приказал мистер Трелони, поднимая доктора за локоть со стула.

Доктор приподнялся, навалившись на сквайра всей тяжестью тела, и вдруг зашептал ему горячечно, обжигая ухо пьяным дыханием, с каждым словом всё повышая и повышая голос:

– А вы знаете, что у каждого врача есть своё личное кладбище?.. Знаете?.. А знаете, какое моё уже большое?.. Очень большое… Огромное!..

– Конечно, большое, Джеймс… Ведь вы же военный доктор… И хороший доктор, поверьте… Но вы же не чародей, – ответил ему мистер Трелони.

– Верю, – согласился доктор Легг и медленно закивал головой. – Я хороший доктор… И я не чародей…

Продолжая повторять «я не чародей», он растянулся на койке. И тут по всему кораблю раздались мощные и тоскливые звуки охотничьего рожка.

– О-о!.. Это – капитан!.. – вскрикнул доктор, приподнимаясь на локте. – Ах, как божественно он играет… Вы только послушайте, Джордж!..

– Я слышу, – ответил мистер Трелони, глотая комок, подступивший к горлу – у него на глаза навернулись слёзы, он заморгал, стараясь прогнать их.

– Сейчас мы пойдём к нему, – сказал доктор Легг решительно, спуская ноги с постели и порываясь встать.

– Лежите!.. – остановил его сквайр. – С ним Платон… А я посижу с вами, пока вы не уснёте…

– Да… Посидите со мною, Джордж, – пробормотал доктор жалобно, опять опускаясь на постель и закрывая глаза. – Иногда нам, врачам, так хочется, чтобы с нами кто-нибудь посидел…

Мистер Трелони пристроился в ногах у доктора, неудобно привалившись плечом к переборке, откинул голову и закрыл глаза. Какое-то время они слушали звуки рожка, пока те не смолкли. Когда доктор уснул, мистер Трелони вышел и тихо закрыл за собой дверь.

****

Под утро капитану приснилось, что стоит он посреди большой Бедфордширской пустоши и держит в руках китайскую фарфоровую статуэтку. Черепок статуэтки отличался редкостной белизной и тонкостью, он просвечивал на солнце и был из тех фарфоров, которые принято называть «яичная скорлупа».

Статуэтка была расписана синим кобальтом. В этой росписи причудливой формы медальоны мягкой свободной манеры сочетались с гибкой, почти каллиграфической линией рисунка. Дэниэл знал, что эта роспись называется «цветы сливы на фоне ломающегося льда», и он очень дорожил этой статуэткой. Так сильно дорожил, так боялся её уронить, что стискивал в своих руках всё сильнее и сильнее. Наконец, хрупкий фарфор не выдержал и распался в его ладонях на много-много маленьких осколков, и Дэниэл зарыдал громко, навзрыд, как когда-то в детстве, немыслимо далёком детстве он плакал мальчишкой.