Текст книги "Рискованные мечты"

– Брет, этот пеньюар просто загляденье, – услышала она слова Чарлены. – Дорогой, я хочу его. Ты ведь подаришь его мне, да? – И она, воркуя, погладила Брета по руке наманикюренными пальчиками.

– Что? Конечно, – кивнул Брет, не сводя глаз с Хилари. – Если хочешь, Чарлена.

Хилари едва не открыла рот от удивления. Этот походя сделанный Бретом подарок его спутнице уязвил ее сверх всякой меры. Она несколько секунд глядела на него в упор, после чего скрылась за дверью раздевалки.

Здесь в уединении Хилари прислонилась спиной к двери, борясь с болью. Как он мог? Внутри у нее все кричало. Пеньюар был необыкновенный, он предназначался ей, он должен принадлежать ей! Хилари зажмурилась и горько всхлипнула. А ведь она только что представляла, как Брет с любовью обнимает ее в этом пеньюаре… а теперь он достанется Чарлене! И Брет будет смотреть на Чарлену потемневшими от желания глазами. Его руки станут ласкать ее тело под полупрозрачной мягчайшей тканью. На место боли пришла неистовая злость. Если Брет так этого хочет, что ж – на здоровье!

Она скинула с себя пеньюар и оделась.

Выйдя из раздевалки, Хилари обнаружила в студии одного Брета, в небрежной позе сидящего за столом Ларри. Собрав все свое достоинство, она подошла к нему и поставила перед ним большую коробку:

– Для вашей подруги. Так возьмете или прикажете постирать? – И гордо повернулась, чтобы уйти, но он успел удержать ее за руку.

– Что вас гложет, Хилари? – Он встал и теперь возвышался над ней, крепко сжимая ей руку.

– Гложет? Меня? – Она сверкнула в него глазами. – О чем вы?

– Бросьте. Вы расстроены, и я намерен узнать отчего. – В его глаза и голос проникла сталь.

– Расстроена? – Она дернула руку, но вырвать не смогла и от этого разозлилась еще больше. – Если я и расстроена, это мое дело. В контракте не записано, что я обязана отчитываться перед вами в своих чувствах. – Свободной рукой она ударила его по руке, чтобы освободиться, но он взял ее за плечи и легонько встряхнул:

– Прекратите! Что на вас нашло?

– Хорошо, я скажу! – огрызнулась она. – Вы являетесь сюда с вашей подругой и запросто отдаете ей пеньюар. Ей только стоит похлопать глазками, посюсюкать, и готово, она его получила!

– Так из-за этого весь сыр-бор? – воскликнул он раздраженно. – Вот женщины! Если вы так нуждаетесь в этой тряпке, я вам ее раздобуду.

– Мне не нужно от вас снисхождения! – закричала Хилари в ярости. – Вы вашими подачками мне хорошее настроение не купите. Приберегите ваши благодеяния для тех, кто их оценит, а меня отпустите!

– Никуда вы не пойдете, пока не успокоитесь и не объясните, в чем дело.

На глаза Хилари вдруг навернулись непрошеные слезы.

– Вы ничего не понимаете! – Она шмыгнула носом. – Вы совсем ничего не понимаете…

– Прекратите! – Брет принялся ладонью вытирать ей слезы, которые уже вовсю катились по щекам. – Я просто катастрофически не выношу слез. Перестаньте, Хилари, не надо так плакать.

– Я по-другому не умею, – горько всхлипнула она.

Он тихо чертыхнулся.

– Я и правда ничего не понимаю. Не из-за пеньюара же такие страсти? Вот, возьмите, раз вам это так важно. – Он схватил коробку и сунул ей в руки. – У Чарлены их и так навалом. – Этой последней фразой он, видимо, намеревался утешить ее, но она возымела обратный эффект.

– Не нужно мне! Я даже видеть его больше не желаю! – закричала она осипшим от слез голосом. – Наслаждайтесь им сами с вашей любовницей.

И с этими словами она наконец вырвалась от него, схватила пальто и стремительно выбежала из студии.

Оказавшись на улице, Хилари остановилась на тротуаре и топнула ногой. Господи, как глупо! Глупо так влюбляться в кусочек ткани. Но не более глупо, чем влюбиться в надменного, бесчувственного человека, которого совсем не интересуешь. Увидев такси, она шагнула вперед и замахала рукой, но тут ее взяли за плечи и повернули, и она увидела перед собой пуговицы на кожаном пальто Брета.

– С меня довольно ваших истерик, Хилари, и я не привык, чтобы меня так демонстративно покидали, – тихо и грозно произнес он, но Хилари смело встретила его взгляд.

– А мне больше нечего вам сказать!

– Как раз вы еще много чего недосказали.

– Не думаю, что вы способны понять, – сказала она терпеливым тоном взрослого, разговаривающего с медленно соображающим ребенком. – Ведь вы всего лишь мужчина!

Резко втянув в себя воздух, он шагнул к ней.

– В одном вы правы, я действительно мужчина, – прошипел он и, в следующую секунду прижав ее к себе, жадно поцеловал в губы. Исчезло все, кроме этого поцелуя, и они стояли обнявшись, не обращая внимания на прохожих, спешивших мимо по тротуару.

Когда он наконец выпустил ее, она отпрянула, часто дыша.

– Теперь, когда вы доказали свою мужественность, мне в самом деле надо идти.

– Вернитесь в студию. Мы закончим разговор там.

– Мы его уже закончили.

– Не вполне. – Он потащил ее за руку к подъезду.

«Я не могу остаться с ним наедине, – в панике подумала Хилари. – Только не сейчас, когда я едва владею собой. Он сразу все поймет».

– В самом деле, Брет, перестаньте! – Она осталась довольна своим спокойным тoном. – Я терпеть не могу публичных сцен, но если вы не оставите ваши дикарские замашки, мне придется позвать на помощь. А я умею кричать очень громко.

– Вы не станете кричать.

– Обязательно стану! – упираясь изо всех сил, заявила Хилари.

– Но, Хилари! – Он повернулся к ней, не выпуская ее руки. – Нам надо выяснить отношения.

– Они слишком накалились, – с усмешкой выговорила она, преодолевая слабость в коленях. – Мы оба погорячились, давайте пока все так и оставим. Действительно, вышла какая-то глупость.

– Там наверху вам так не казалось.

Под его натиском хрупкое самообладание Хилари быстро таяло. Она предприняла последнюю отчаянную попытку удержаться на своих позициях.

– Брет, пожалуйста, не настаивайте. У всех иногда шалят нервы.

– Ну хорошо, – проговорил он после короткой паузы. – Отложим это на потом.

Хилари тихо вздохнула. Она чувствовала, что еще немного – и она согласится на любую его просьбу. Заметив проезжавшее мимо такси, она сунула в рот пальцы и коротко свистнула, подзывая его. Губы Брета раздвинулись в невольной улыбке.

– Вы не перестаете меня удивлять.

Вместо ответа он услышал только звук захлопнувшейся дверцы такси.

Глава 5

Близилось Рождество, и город принарядился к его приходу. Хилари наблюдала из окна, как люди и машины снуют туда-сюда по ярко освещенной улице. Падал легкий снежок, создавая праздничное настроение. Белый пух словно вылетал из огромной распоротой подушки и покрывал город.

Фотосъемки завершились, и Хилари редко виделась с Бретом в последние дни. Она поняла, что отныне они будут встречаться только эпизодически, и облако уныния омрачило жизнерадостный настрой. Ее роль в проекте исчерпана, и с их ежедневным общением покончено тоже. Хилари вздохнула и покачала головой. Завтра она уезжает, чтобы провести праздники дома.

Она сказала себе, что сейчас это ей нужнее всего – сменить обстановку. Десять дней помогут исцелить изболевшееся сердце, дадут возможность пересмотреть жизненные планы, которые теперь представлялись безнадежно скучными, никчемными.

Стук в дверь заставил ее оторвать от стекла разгоряченное лицо.

– Кто там? – спросила она, берясь за ручку.

– Санта-Клаус!

– Б-брет? – заикаясь, выговорила она. – Это вы?

– А вас не проведешь! – Он чуть помедлил. – Вы меня пустите или мы будем разговаривать через дверь?

– Простите. – Она звякнула щеколдой и открыла дверь.

– Вы начали закрываться. – Он оглядел ее велюровый жемчужно-серый халат и снова поднял на нее глаза. – А в комнату войти позволите?

– Конечно. – Она посторонилась, давая ему пройти и стараясь казаться хладнокровной. – А я думала, что Санта-Клаус проникает в дом через дымоход.

– Все, но не я, – сухо ответил он, снимая пальто. – Не отказался бы от вашего знаменитого виски. На улице очень морозно.

– Теперь я совсем ничего не понимаю. Ведь Санта питается молоком и печеньем.

– Если он хоть наполовину мужчина, на что я надеюсь, в кармане у него непременно припрятана бутылка виски.

– Какой цинизм! – укоризненно покачала она головой и двинулась в кухню. На этот раз виски быстро отыскался, и Хилари отмерила ему в бокал обычную порцию.

– Вполне профессионально, – заметил стоявший в дверях Брет. – А вы не присоединитесь ко мне ради праздника?

– Ох, нет, – поморщилась Хилари. – У этого напитка вкус мыла, которым меня однажды заставили вымыть рот.

– Наверное, вы были отличницей, – сказал он, принимая из ее рук бокал. – Я, пожалуй, не стану вас спрашивать, за что вам велели вымыть рот.

– А я бы вам и не сказала, – весело ответила Хилари, которую этот шутливый разговор заставил расслабиться.

– Но все равно выпейте что-нибудь. Ненавижу пить один.

Она достала из холодильника графинчик с апельсиновым соком.

– Не хотите рисковать, – отметил он, пока Хилари наливала себе сок.

Она взяла свой бокал, и они прошли в комнату.

– Я слышал, вы завтра утром уезжаете в Канзас? – спросил он, усаживаясь на диван. Сама Хилари предусмотрительно устроилась в кресле напротив.

– Да, уезжаю. Я пробуду дома до второго января.

– Тогда желаю вам сразу веселого Рождества и счастливого Нового года. – Он поднял бокал. – Я буду думать о вас, когда часы пробьют двенадцать.

– Я уверена, что в новогоднюю полночь вы будете слишком заняты, чтобы вспомнить обо мне, – возразила Хилари и упрекнула себя мысленно за то, что сбилась с легкого, шутливого тона.

Он с улыбкой отпил виски.

– Нет, я все же выгадаю свободную минутку.

Хилари нахмурилась над своим бокалом и ничего не ответила.

– А у меня есть кое-что для вас. – Он встал и достал из кармана пальто маленькую коробочку.

Хилари молча посмотрела на нее, потом перевела взгляд на Брета.

– Ох, но… это… у меня для вас ничего нет.

– Разве? – выразительно переспросил он, и она невольно покраснела.

– Нет, Брет, в самом деле. Я не могу ее взять. Это будет неправильно.

– Представьте, что это подарок императора одной из его подданных. – Он забрал из ее руки бокал и вместо него вложил в нее коробочку.

– Какой вы злопамятный, – невольно улыбнулась она.

– Как слон. Ну, откройте же, – произнес он с нетерпением. – Вам же очень интересно.

Хилари, вздохнув, уступила:

– Никогда не могла устоять перед подарком в рождественской упаковке.

Она развернула блестящую фольгу, открыла коробочку и ахнула. На бархатной подушечке сверкали серьги с темно-синими сапфирами.

– Мне они напомнили ваши глаза – такие же синие, блестящие, очаровательные. Было бы преступлением оставить их какой-то другой женщине.

– Какие красивые, правда, очень красивые… – пробормотала Хилари, когда к ней вернулся дар речи. Подняв на него свои сапфировые глаза, она сказала: – Но вам не следовало покупать их мне. Я…

– Не следовало, – перебил он, – но вы же рады, что я их купил.

Она не могла не улыбнуться:

– Да, рада. Это очень мило с вашей стороны. Не знаю, как вас благодарить…

– Зато я знаю. – Брет поднял ее со стула, его руки скользнули по ее спине. – Вот это вполне подойдет.

Их губы встретились, и после секундного колебания она ответила на его поцелуй, сказав себе, что в самом деле просто выказывает благодарность за заботу. Но поцелуй затянулся, и о благодарности было забыто. Когда Брет оторвался от нее, Хилари, словно в тумане, хотела было высвободиться из теплого кольца его рук.

– Но ведь сережек две!

Его губы снова предъявили свои права, на этот раз более решительно, и губы Хилари раскрылись им навстречу. Ее тело таяло, руки сомкнулись на его шее, пальцы блуждали в его волосах. Она самозабвенно отдавалась ощущениям близости. Все мысли ушли, реальностью были только их губы и его такое сильное тело по сравнению с ее, податливо-мягким.

Когда губы их наконец разъединились, он заглянул ей в лицо темными от страсти глазами:

– Какая жалость, что ушка только два. – Голос его был глухим и охрипшим.

Хилари прислонилась лбом к его груди и попыталась успокоить дыхание.

– Пожалуйста, Брет, – прошептала она, и ее ладони с его шеи соскользнули на плечи. – В такие моменты я совсем не способна соображать.

– Правда? – Его губы коснулись ее волос. – Очень интересно… – Он слегка приподнял ей подбородок и вгляделся в лицо. – Это очень опасное признание, Хилари. Меня так и тянет воспользоваться своим преимуществом. – Он помолчал, не отрывая взгляда от ее нежного беззащитного лица. – Но не сейчас.

Он выпустил ее, и она едва удержалась от того, чтобы не потянуться к нему. Брет подошел к столу, осушил до дна бокал с виски, взял пальто. Уже в дверях он обернулся и с улыбкой сказал:

– Веселого Рождества, Хилари.

– Веселого Рождества, Брет, – прошептала Хилари закрывшейся за ним двери.

В бодрящем холодном воздухе неуловимо пахло свежестью и чистотой – таким знакомым запахом родных мест, небо было голубым, сияющим, безоблачным. Хилари переступила порог старого фермерского дома и отдалась детским воспоминаниям.

– Том, о чем ты только думаешь? Опять не закрыл дверь! – выбежала из кухни Сара Бакстер, вытирая руки о белый сборчатый передник. – Хилари! – замерла она как вкопанная, увидев в комнате высокую стройную девушку. – А у меня из головы вылетело, в котором часу ты приезжаешь!

Хилари, подбежав к матери, горячо обняла ее:

– Мам, до чего хорошо оказаться дома!

Если мама и почувствовала надрыв в словах дочери, она ничем не выказала этого, только обняла ее покрепче. Потом отступила на шаг и оглядела дочку опытным взглядом:

– Не мешало бы тебе поправиться на несколько фунтов.

– Кого это к нам ветер занес из самого Нью-Йорка? – Из кухонной двери появился Том Бакстер и прижал дочь к себе.

Хилари глубоко втянула в себя запах свежего сена и лошадей, который давно стал неотъемлемой составляющей отца.

– Дай-ка на тебя поглядеть. – Так же как перед тем его супруга, отец отстранил дочь, чтобы получше разглядеть ее. – Ну и загляденье. – Он улыбнулся жене. – Вот какую красавицу мы вырастили, да, Сара?

Не теряя времени, Хилари принялась помогать матери на кухне. На старой плите шипели сковороды, наполняя воздух соблазнительными запахами. Хилари слушала, как мама рассказывает о братьях и их семейных делах, загоняя поглубже внутрь переполнявшее ее томление. То и дело она дотрагивалась пальцами до синих сапфиров, сверкавших в ее ушах, и перед ней вставал образ Брета. И отворачивалась, чтобы мама не заметила набегавших на глаза слез.

В рождественское утро Хилари проснулась только с солнцем и лениво потянулась в своей старой, еще детской кровати. Накануне она поздно легла и долго не могла заснуть. Всю ночь ворочалась и смотрела в темный потолок. Брет не выходил у нее из головы, как ни старалась она изгнать его оттуда. Его образ разрушал все преграды, как камень стекло. Она отчаянно, мучительно хотела оказаться рядом с ним.

Сейчас при утреннем свете Хилари снова устремила взгляд на потолок. «Ничего не поделаешь, – безнадежно осознала она. – Я люблю его. Люблю и… ненавижу за то, что он не отвечает мне такой же любовью. Да, его влечет ко мне, он и не делает из этого секрета, но желание – это не любовь. Как же это случилось? Куда пропала моя защита? Он такой высокомерный, – принялась перебирать Хилари его недостатки в надежде найти спасительную лазейку из своей тюрьмы. – Вспыльчивый, властный, чересчур самоуверенный. Почему же все это не имеет значения? Почему я не могу перестать о нем думать даже на пять минут? Сегодня же Рождество, – напомнила она себе и покрепче зажмурилась, борясь с навязчивым вторжением. – Не дам Брету Бардофу испортить мне этот день».

Она откинула одеяло, встала, надела шерстяной халат и вышла из спальни.

В доме утренняя тишина уже уступила место праздничной суете. Все собрались у наряженной елки, и в течение часа слышались радостные восклицания, шуршание упаковочной бумаги, звуки поцелуев. Позже Хилари выскользнула из дому в старой рабочей куртке отца. Под ботинками поскрипывал тонкий ледок. В воздухе чувствовался вкус зимы, тишина покрывала все вокруг своим мягким пологом. Отец был в амбаре, и Хилари машинально принялась привычными движениями помогать ему отмерять зерно, словно делала это только вчера.

– Все-таки фермерша еще жива в тебе, – шутливо сказал отец, и при этих словах Хилари остановилась и серьезно посмотрела на него:

– Кажется, да.

– Хилари, детка, – произнес он мягко, заметив выражение ее глаз, – что случилось?

– Сама не знаю. – Она тяжело вздохнула. – Иногда Нью-Йорк кажется мне таким тесным. Возникает чувство, что ты заперта.

– Мы думали, ты там счастлива.

– Я счастлива… была… и есть, – поправилась она и улыбнулась. – Это очень оживленное, беспокойное место, где каких только людей не встретишь. – Она словно наяву увидела перед собой пронзительные серые глаза и лицо с решительными чертами… – Но иногда мне так не хватает тишины, спокойствия, искренности. Такая вот я глупая. – Она покачала головой и зачерпнула новую порцию зерна. – В последнее время я что-то часто скучала по дому. Я как раз закончила один очень интересный проект, но он отнял слишком много сил. – Не проект, а человек, подумала она.

– Хилари, если ты несчастна, если тебя что-то гнетет, я хотел бы тебе помочь.

На мгновение ей захотелось прижаться к отцовскому плечу и выплакать все свои сомнения и разочарования. Но к чему обременять отца своими заботами? Что он сможет поделать с тем, что дочка полюбила человека, который видит в ней лишь временное развлечение, изделие массового спроса, способное повысить популярность журнала? Разве возможно объяснить, что несчастна она оттого, что ее любимый без особого труда завладел ее сердцем и разбил его, даже не подозревая об этом? Все эти мысли промелькнули в ее уме, и Хилари покачала головой и снова улыбнулась:

– Все это пустяки. Наверное, я просто переутомилась. Пойду-ка покормлю цыплят.

Вскоре пришли гости, в доме зазвучали веселые голоса, детский смех. Привычные дела и любовь родных помогли заполнить мучительную внутреннюю пустоту.

Когда праздник отшумел и в комнатах осталось лишь эхо, Хилари долго сидела в гостиной одна, медля перед тем, как подняться в спальню. Она свернулась в клубочек в кресле и смотрела на мерцающие огоньки елки, невольно гадая, как провел этот день Брет. Тихо отпраздновал его вдвоем с Чарленой? Или шумно и весело в загородном клубе? Но теперь он наверняка сидит у камина, а Чарлена, переодевшись в красивый новый пеньюар, уютно устроилась у него на коленях?

Ее пронзила боль, острая, как отточенная стрела. Терзаясь от ревности и отчаяния, Хилари пыталась отогнать мучительное видение. Но оно не желало исчезать.

Праздники пролетели быстро. Это были славные дни, и Хилари с благодарностью погрузилась в умиротворяющий домашний уклад. Канзасские ветры унесли с собой добрую толику ее печали. Она подолгу гуляла по пологим холмам, любовалась на засеянные озимыми поля, кружилась, раскинув руки. Городским жителям не понять этого, размышляла она. В элегантных квартирах с видом на асфальт и бетон не испытать восторга от единения с природой. Она удивленно всматривалась в горизонт… Земля неукротима, вечна. Раньше на этих равнинах жили индейцы, переселенцы, фермеры. Приходили и уходили, жили и умирали, а земля оставалась. Уйдет и она, Хилари, придет новое поколение, а пшеница все так же будет колыхаться под ярким летним солнцем. Щедрая и изобильная земля дает все, что нужно для жизни, год от года родит акры зерна. А в ответ просит только честно трудиться.

«И я люблю ее, – думала Хилари, – люблю трогать ее руками и ощущать под босыми ногами летом. Люблю ее сытный чистый запах. Наверное, в глубине души я по-прежнему остаюсь деревенской девчонкой, несмотря на всю мою благоприобретенную утонченность…»

Она повернула в сторону дома.

«Как же быть дальше, что делать? У меня карьера, у меня свое место в Нью-Йорке. Мне двадцать четыре. Хорошо ли будет сдаться, вернуться сюда насовсем? Нет!»

Она энергично тряхнула головой, и черные волосы взметнулись водоворотом вокруг лица. Нужно вернуться и продолжать делать то, что она умеет. И Хилари решительно заглушила тихий голосок, уверявший, что это решение внушено одним из жителей Нью-Йорка.

Едва она вошла в дом, как зазвонил старый телефон, висевший на стене. Сбросив пальто, Хилари сняла трубку:

– Алло?

– Алло, Хилари?

– Брет? – Она и не представляла, что при звуках этого голоса ее боль вернется к ней так стремительно.

– Хорошее начало! – услышала она знакомый смешок и прижалась лбом к стене. – Как дела?

– Прекрасно, просто прекрасно. – Она силилась нащупать под ногами островок спокойствия. – Я не ожидала, что вы позвоните. Какие-то проблемы?

– Проблемы? – Она поняла по голосу, что он улыбается. – Неразрешимых, по крайней мере, нет. Я решил напомнить вам о Нью-Йорке. Никому не хочется, чтобы вы позабыли вернуться.

– Я не забуду. – Она набрала в легкие воздуха и придала голосу оттенок делового интереса: – Вы придумали для меня еще какую-нибудь работу?

– Придумал? Да, можно сказать, я придумал кое-что. – Он чуть помедлил. – Не терпится вернуться к работе?

– Да, очень. Не хочется простаивать.

– Ну, понятно.

«Разве ты можешь что-то видеть со своего олимпа?» – подумала она с тоской.

– Мы что-нибудь подыщем, когда вы вернетесь. Глупо не использовать ваши таланты, – проговорил он как-то рассеянно, словно в голове у него уже складывался новый проект.

– Я просто уверена, что вы найдете что-то выгодное для нас обоих, – предположила Хилари, старательно подражая его деловому тону.

– Вы вернетесь в конце недели?

– Да, второго числа.

– Я с вами свяжусь. Пока не берите на себя никаких обязательств. – Это прозвучало как приказ. – Вы снова предстанете перед объективом, если того желаете.

– Хорошо. Я… Спасибо, что позвонили.

– На здоровье. И до встречи.

– Да. Брет… – Хилари лихорадочно искала, что бы еще сказать ему, чтобы немного продлить разговор и хотя бы еще раз услышать, как он произносит ее имя.

– Что?

– Нет, ничего. – Зажмурившись, она ругала себя за ненаходчивость. – Так я буду ждать вашего звонка.

– Договорились. – Он чуть помедлил и сказал с непривычной мягкостью: – Желаю хорошо повеселиться дома, Хилари.