Текст книги "Немного страха в холодной воде"

– Нормально, – буркнула Надежда Прохоровна.

– А я почему-то подумал, что-то случилось, – нелогично расстроился Суворин, этой зимой горячо обещавший, что отплатит бабе Наде за поимку серийного убийцы любой монетой.[1]1
  С историей поимки маньяка вы можете ознакомиться, прочитав книгу «Рефлекс убийцы».


[Закрыть]

– Да вроде бы разрешилось все уже. На тормозах.

– Ну, ну, – опять воодушевился подполковник. – Может быть, расскажете, что там у вас «на тормозах» отъехало?

Надежда Прохоровна вкратце выложила теперь уже почти смешную историю с «цыганской путаницей», Суворин в нужных местах учтиво похихикал (причем Надежда Прохоровна снова почувствовала себя слегка второсортной бабкой), но в результате высказался так:

– Это дело оставлять нельзя. Отправитесь в обратную дорогу, встретите какого-нибудь из поселковых коллег… Зачем вам неприятности?

– А зачем тебе лишнее беспокойство?

Резонный вопрос.

– Никакого беспокойства, Надежда Прохоровна! – обрадованно воскликнул не любивший оставаться в должниках подполковник. – У меня в тех местах хороший знакомый на хорошей должности в областном управлении сидит – один звонок, и все недоразумения разрешатся!

Надежда Прохоровна поупиралась для приличия, подполковник деликатно понастаивал… Так и не придя к общему знаменателю, простились сердечно.

Надежда Прохоровна положила телефон в карман и, тяжко вздыхая, пожалела, что Суворин объявился так не вовремя. В момент, когда мысли шагали вразброд, когда никакого решения еще не было принято, но идея об обращении за помощью к Михалычу уже бродила на задворках.

Муровский подполковник – мужчина толковый и вдумчивый. Если попросить его вмешаться в судьбу знакомого человека, может поспособствовать.

Но нужно ли кому в Парамонове вмешательство толкового и вдумчивого мента… Может быть, оставить все как есть?.. Матрена позабудет о двустволке, детишки постепенно выйдут играть на улицу…

Ага! А как только поблизости детский, можно сказать, «спецприемник» организуется, все сызнова начнется! На Павлова и его детдомовцев всем миром с испугу накинутся!

Может быть, сходить к Аркадичу посоветоваться? Он тут во всем мужик заинтересованный…

Успеется. Надежда Прохоровна поняла: устала так, что просто не готова к серьезному разговору с кем бы то ни было! Голову и душу раздирали противоречия, и нужно время, чтобы это переждать. Успокоиться, продумать все еще раз не торопясь, на свежую голову.

Баба Надя поднялась с лавочки и медленно, оттягивая встречу с золовкой, побрела к ее дому. Авось удастся не поддаться настроению, спокойно выдержать Матренин взгляд и виду не подать, насколько все тут плохо. Ужасно. Разрушительно для тихого течения парамоновской жизни.

Устала.

Уснула Надежда Прохоровна на удивление легко. Может быть, усталость помогла, может быть, ромашковый чай с майским медом, но, войдя в комнату Матрениной дочки, собираясь, кстати сказать, еще разок на треклятые снимки поглядеть, до стола так и не дотопала. Опустилась на кровать, посидела минуточку и сама не заметила, как голова склонилась на подушки.

Проснулась ранним утром и очень удивилась, обнаружив себя укрытой одеялом на разобранной постели.

Наверное, Матрена как-то изловчилась, подумала с ласковостью. Или сама, не открывая глаз, устроилась.

Тихонько так, чтобы не скрипнули пружинки, Надежда Прохоровна встала с кровати и пошла доделывать то, на что вчера не хватило сил. Достала из выдвижного ящика стола все фотографии Карпыча; согрела себе чаю и отправилась пить его на улицу, за столиком у палисадника.

Неяркое солнце уже немного разогнало утренний туман. Ноги немножечко зябли, Надежда Прохоровна грела руки, сжимая ими большую чашку, и, еще не проснувшись как следует, рассматривала две нечеткие фотографии, на которых Федор Мухин был снят в одежде бабы Глаши. Глядела и понимала: что-то в них еще осталось неясным. Что-то спряталось в чернющей мути, скрылось за размытыми пятнами: прищурься, напрягись – увидишь.

Сыщице-любительнице бабушке Губкиной очень хотелось верить, что там, за пятнами, скрывается НАДЕЖДА. Не все еще потеряно, стоит только поднапрячься и хорошенько подумать, все можно еще исправить! «Разрулить»!

Ведь для чего-то существует поговорка «И волки сыты, и овцы целы»?!

Так почему бы не для этого случая?! Давай, давай, Надежда Губкина, проснись, включи мозги на полную катушку! Спасай деревню, избавляй от страхов!

…Мозги проснулись на пятнадцатой минуте напряженных уговоров. Включились сразу, подкорректировали зрение, и оно подарило дивное изменение ракурса на последнем фотоснимке: туманное пятно вдруг превратилось в угол сарая, подтянуло к себе некую размытую полоску на заднем плане, и общий вид улетающей наискось фигуры обрел неопределяемую доселе устремленность к конкретной цели.

И это устремление вернуло бабе Наде радость жизни. Мозги заработали в почти танцующем воодушевленном ритме, каждое па ловко вписывалось в спасительный для всех рисунок! Хотелось громко известить деревню – НАДЕЖДА ЕСТЬ!!

Бабушка Губкина стремительно вскочила с лавочки, заскочила на минуточку в дом и натянула на ноги вязаные носки Матрены. Потом, прижимая к груди обе суворовские фотографии, помчалась к его огороду.

«Только бы найти, только бы найти! – молилась на ходу. – Если я найду то, что там должно быть, поговорка про волков и овечек воплотиться в реальности!»

Возле дома Фельдмаршала сонно и лениво потявкивал бдительный Гаврош. Надежда Прохоровна буквально ползала по небольшой, усыпанной занозистыми щепками полянке рядом с горкой дров; поминутно вскакивала на ноги, подносила «заговорившую» фотографию к глазам и прикидывала на местности возможное расположение последней улики.

Нашла.

И тут же чуть не прослезилась – НАШЛА, НАШЛА, НАШЛА!!!

Пробежала до капустных грядок, щедро нарвала листьев и укрыла ими чуть ли не треть полянки за клетками.

– Надежда Прохоровна?

За спиной, недоуменно таращась, стоял хозяин огорода в полосатых трусах и шлепанцах. Погавкивание бдительного Гавроша разбудило кроликовода и повлекло на улицу, проверить – кто снова разоряет клетки?! На кого кобеля и милицию напустить?!

Как выяснилось, баба Надя разоряла. Но только не клетки, а остатки ажурной капусты. Безмерно удивленный, Фельдмаршал разглядывал украшенную капустными кружевами полянку и машинально скреб пальцами упитанную волосатую грудь:

– Надежда Прохоровна, что вы здесь делаете?

– Я здесь, Суворов, делом занимаюсь, – строго, вставая с колен, сказала московская бабушка. – А ты тут ничего не трогай.

– Почему это?

– Так надо. Видишь – я каждый листик камушком прижала. Смотри не выпускай Гавроша, понял?

– Не очень, – признался все еще сонный Фельдмаршал и с наслаждением зевнул.

– Потом поймешь, – пообещала гостья туманно и, словно все происходящее вполне укладывалось в ежеутренний порядок вещей, гордо повернулась к остолбеневшему пенсионеру спиной. – Ну, пошла я, Карпыч. До встречи.

…Дома приготовила Матрене знатный завтрак из тонких блинчиков и гречневой каши со шкварками: по кухоньке прямо-таки порхала! Во какое настроение образовалось!

Еле дождалась приличного по воскресному времени часа и собралась звонить Суворину в Москву. Взяла мобильный телефон и очень обрадовалась (и немного удивилась), обнаружив в нем безответный вызов от Алешки.

Конечно, первым делом позвонила дражайшему воспитаннику Бубенцову и удивилась еще больше, узнав, по какой причине тот до нее вчера дозванивался.

– Тут вам письмо из Парамонова, баба Надя, – пояснил Алеша. – Мы с Настей приехали с дачи поздно вечером – Настене сегодня на работу, а тетю Соню и Вадима Арнольдовича другие гости обратно с дачи захватят, – раскрыли почтовый ящик, а там – письмо.

– Из Парамонова? – уточняюще переспросила Надежда Прохоровна. – А от кого?

– На конверте только название деревни, но без имени отправителя.

– Вскрывай, – приказала баба Надя.

Алеша послушно вскрыл конверт, прочел послание…

Прослушав Алексея, Надежда Прохоровна расслабилась окончательно: все совершенно встало на места. Каждая несуразица, малейшая нелепица в расследовании сегодня утром нашла объяснение. Надежда Прохоровна даже посмеялась немного, закончив разговор с Алешкой, и уверенно – теперь уж точно никаких загадок не осталось! – набрала номер подполковника Суворина.

Покаялась немного хорошему мужику в ненужной скрытности, рассказала обо всех парамоновских делах и попросила помощи.

– А она к вам, может быть, уже и так едет, – довольно хмыкнул подполковник. – Я еще вчера созвонился со своим приятелем, рассказал ему о ваших заморочках, и тот пообещал приехать и помочь.

– В воскресенье?! Зачем же занятого человека беспокоить, можно…

– Надежда Прохоровна, – перебил ее Суворин, – Артем Давыдович вначале так и собирался – в понедельник позвонить в поселок, все утрясти… Но я, признаюсь, грешен, не удержался и рассказал Артему, при каких обстоятельствах произошло наше знакомство, и тот – «не утерплю, поеду с твоей бабушкой знакомиться прямо в воскресенье». От дачи, говорит, и комаров устал – спасу нет. Так что готовьтесь. Давыдыч – генерал.

– Ой, батюшки-святы! – переполошилась баба Надя. – Всамделишный генерал?!

– Майор, – уточнил генеральское звание подполковник. – Но теперь, как я понимаю, придется немного Давыдовича подкорректировать, попросить прихватить с собой по дороге следователя из районной прокуратуры, ведущего дело об убийстве Федора Мухина. Так будет правильно?

– Спасибо, Сережа, – искренне поблагодарила Надежда Прохоровна, попрощалась с подполковником и побежала красить губы, причесываться и приводить в порядок «вылитую Паркер-Боулз» – Матрену Пантелеевну.

Часть четвертая
О ВОЛКАХ, ОВЦАХ И СЛАВНЫХ МОСКОВСКИХ СЫЩИЦАХ

Приезд трех милицейских автомобилей наделал в Парамонове и его окрестностях большой переполох.

Вначале к Матрениной калитке важно подкатила блестящая черная иномарка с синими номерами и проблесковым маячком, за ней уважительно подъехала менее претенциозная «Волга» районной прокуратуры, следом за волжанкой тихонечко подкралось еще одно детище российского автопрома – «козел» поселковой милиции с дядей Димой и рядовым Володей за рулем.

На тихое рычание трех моторов на улицу высыпалось почти все парамоновское население. Никто не остался к параду автомобилей безучастным: старуха Стечкина даже клюку дома забыла, старая Сычиха стремительно меняла на ходу рабочий платок на парадно-выходной – боялась хоть что-то пропустить в событиях!

Надежда Прохоровна, признаем честно, от невероятно помпезно обставленного прибытия генерала немножечко струхнула.

«Наделала делов! – подумала расстроенно. – Неужто не мог Суворин объяснить, что бабушка – простая мирная пенсионерка без всяких фанаберий! Чего „парад планет“ устраивать?! Приехал бы Давыдыч потихоньку, поговорил бы с бабушкой при следователе и – восвояси на дачку, комаров докармливать. Зачем мне эта нервотрепка?! Хорошо, хоть погоны дома оставил… в рубашечке приехал…»

Торжественное прибытие вошло в завершающую фазу. К генеральской двери метнулись сразу и дядя Дима, и прокурорский следователь – худосочный остроносый мужичок, одетый по всей форме.

Генерал Давыдович – высокий представительный мужик с седыми висками – выбрался из машины быстрее, чем подоспели чинопочитатели.

На вышедшую к воротам бабу Надю поглядывал доброжелательно, с хитринкой. Надежде Прохоровне он напомнил типов, разговаривающих со старушками как с тугоухими придурками. Во взгляде высокого милицейского начальства читалось: «А ну-ка, покажите, что тут за Надежда Прохоровна такая? Что тут за чудо-юдо в юбке и в очках, при пенсионерской книжке?»…

Но если раньше, при любых других обстоятельствах, подобный взгляд заставил бы Надежду Прохоровну встретить нахального начальника довольно сурово, то тут произошла обратная реакция. «Хороший мужик, – сразу же успокоившись, подумала Надежда Губкина. – Простой, открытый – все как есть, любопытство погонами не маскирует, не важничает».

А впрочем, какой еще приятель мог быть у Сережи Суворина? Конечно, такой же ясный и понятный, как опытный московский сыщик. Михалыч мог прислать к знакомой бабушке только такого же профессионала, а не чурбана-чинодрала.

Надежда Прохоровна приветливо распахнула калитку, улыбнулась:

– Добро пожаловать, дорогие гости.

– Это они-то дорогие? – насмешливо оглянулся генерал на вытянувшихся в струнку поселковых милиционеров, одетых по случаю приезда начальства в форменные белые рубахи с короткими рукавами.

– А что? – добродушно усмехнулась баба Надя. – Хорошие ребята, нормально службу несут… По фотографии-то я – ну вылитая Роза!

Напряжение в вытянувшейся в струнку милицейской компании немного ослабло. Парни выпустили воздух из легких, расслабили животики…

Знакомство продолжалось под неуемных любопытством парамоновцев; из-за плеча примчавшегося с поля фермера Сыча, выглядывала озадаченная физиономия кроликовода.

* * *

Ничего рассказывать о гибели Федора Мухина Надежде Прохоровне не пришлось. Большую часть пути, до поселка, следователь Гаврилов Родион Евгеньевич провел в иномарке генерала и за это время успел посвятить того в суть следственных мероприятий.

Надежда Прохоровна этому обстоятельству обрадовалась чрезвычайно – лучше толкового профессионала никто обстоятельств дела не перескажет! – и просто повела приехавшую компанию к дому усопшего поселкового сторожа. (Начальное место разразившейся трагедии решила оставить на потом.)

Большая милицейская компания уважительно тянулась в арьергарде, следователь Гаврилов всячески старался присутствовать на первом плане, Надежда Прохоровна, как и главный гость, хранила молчание. Бабушка готовилась к доказательной увертюре, генерал сосредоточенности пожилой сыщицы не мешал, любовался парамоновскими красотами, на озеро благожелательно поглядывал.

Пришли. Родион Евгенич снял с входной двери казенную бумажную полоску, преграждающую доступ к месту преступления…

– Значит… – задумчиво протянул генерал, – ваш Мухин собирался похитить у соседа кролика?..

– Собирался, – подтвердила Надежда Прохоровна. – Тут сейчас немного прибрано, а раньше, как только я на кухню вошла, сразу поняла – к переработке украденного Федька загодя готовился. На столе почищенный лук лежал, морковка, лавровый лист с черным горошком. На подоконнике, сами посмотрите, стеклянные банки с жестяными крышками, закаточная машинка. В печке скороварка спрятана. У Карпыча кролики огромадные, зараз не съесть – Федька их в тушенку собирался переработать, а банки в погребе схоронить. Наверное, он так всегда поступал, за ночь все съестные запахи выветривались, шкурки-перья закапывались…

– Понятно, – кивнул Давыдович. – Его убили за кражу живности?

Доказывая, что в запертом доме Мухин находился один, что имел возможность, не вставая с дивана, выбить окно и оставить кровавый мазок, Надежда Прохоровна ни словам не обмолвилась о том, что произошло до этого. Решила прежде убедиться – воспримет ли генерал собранные пенсионеркой доказательства как должное? Имеет ли смысл продолжать?

Может быть, придется оставить все как есть?.. Пусть мертвые хоронят мертвецов…

Артем Давыдович воспринял положительно. Одобрил рассказ Надежды Прохоровны кивком седой головы и поднял брови, намекая на продолжение.

– Теперь пойдемте к клеткам с кроликами, – вздохнув и почувствовав, как гулко ударило сердце, сказала баба Надя.

Если у дома Карпыча она допустит какую-то промашку, разочарованный бездействием следователь Гаврилов этого не спустит. Прокурорский чин уже недовольно поглядывал на излишне ретивую старушку, уже ломал голову – готовился поймать пожилую сыщицу на малейшем несоответствии рассказа доказательствам. Когда Надежда Прохоровна предъявила сокрытые от следствия улики – платок и юбку со следами крови, на скулах следователя появились красные пятна и заходили желваки.

Оно, конечно, и понятно. Подвела Надежда Прохоровна мужика. Не дала блеснуть, подставила. Переживал бедняга, что никчемным болваном в глазах начальства его пенсионерка выставит.

Ну да и ладно. Авось – прорвемся. Авось все рассуждения подкрепятся куда как доказательно… Тут человеческие жизни, а не звания с чинами на кон поставлены.

Украшенная капустными кружевами полянка заставила Давыдовича удивленно хмыкнуть. Надежда Прохоровна обошла милицейскую компанию и заинтересованно поглядывающего из-за их спин Карпыча. Вышла на авансцену и остановилась возле порушенной поленницы.

Сосредоточилась на словах, на грамотном изложении обстоятельств… И немного необычно для себя начала главный разговор с извинительных экивоков:

– Я тут все улики капустными листами прикрыла, вдруг дождь пойдет… – Нагнулась над поленницей, сняла ажурные листья с дровяной кучи. – Вот, – сказала негромко, – поглядите – орудие преступления.

Мужская компания сгрудилась над порушенной поленницей. Примерно в середине высокой горки лежало толстое, расщепленное на две половины бревно с торчащими из расщепа длинными гвоздями. Присмотревшись, все почти сразу поняли, что потемнели гвозди не только от времени: под каждым гвоздем на чистое сухое дерево совсем недавно натекло немного крови.

– Федор сам упал и напоролся на гвозди, – негромко продолжала баба Надя. – Если вы внимательно посмотрите на второй снимок убегающего человека в женской юбке, то увидите, что в этот момент он явно падал. Причем спиной назад.

На лице следователя Гаврилова отразилось радостное волнение.

– Убегающий человек падал спиной назад? – прищурившись, думая, что ПОЙМАЛ (!) самонадеянную старуху на несоответствиях, вкрадчиво спросил Родион Евгеньевич.

Вот! Вот он самый тонкий момент расследования! Именно этого злокозненного, но объективного интереса так и боялась славная московская сыщица.

Убегающий человек не может сам упасть спиной назад. Если только ему кто-то не помог. Не толкнул на эти гвозди, ударив в грудь.

А толкнуть его мог только один человек: тот, кто находился в этот момент непосредственно на месте происшествия, – Суворов Сергей Карпович. Хозяин огорода устроил на вора засаду, поджидал его в ночь на прошлую субботу, он мог устроить драку со злоумышленником, он мог убить. Пусть непреднамеренно, случайно, но мог.

Иначе как стремглав улепетывающий Мухин мог упасть спиной назад? Даже споткнувшись, бегущий человек по инерции падает лицом вперед.

Вначале, увидев гвозди со следами крови, Надежда Прохоровна расстроилась до невозможности. Решила – обманул ее Карпыч. Не все сказал по правде, как было той ночью, утаил если не про драку, так про один-единственный толчок.

И еще подумала тогда – так же решит и следствие. Свидетель утаил факт драки, запутал органы – ВИНОВЕН.

А как виновен, в чем?!

В том, что сослепу толкнул кого-то в грудь?! Сам свое имущество защищал, если эти органы бездействуют?!

Очень огорчилась тогда Надежда Прохоровна. Голову сломала – как поступить? Рассказать милиции про все находки и догадки, поступить по совести или по закону?..

А что они дадут, законы эти?! Кому тут будет лучше?! Федька умер! А бедолага Карпыч жив.

Ну, предъявят Фельдмаршалу обвинение в неосторожном убийстве. Ну, скорее всего, даже не посадят или вовсе оправдают…

Но ведь статья, суд, позор! В деревне Карпыч живет. В ДЕРЕВНЕ!

Весть о том, что бывший начальник почты убил соседа, мигом облетит округу. И мало кому будет дела, что убил-то по неосторожности, непреднамеренно, не со зла! Убийцей окрестят Фельдмаршала, со стыда мужик сгорит. По всем окрестным деревням пойдет гулять рассказ, выстроенный по принципу поговорки «То ли он украл, то ли у него украли…». Затюкают Фельдмаршала. Запьет мужик или озлобится. Не вынесет позора, деревня осуждать умеет.

А ведь, по совести сказать, за что? За то, что слишком свое добро берег?

Так эдак каждый тут живет. За шелудивого барана соседу нос сломает…

Но ведь сломает, не убьет…

Все мозги высушила баба Надя, пока решала, что тут главное? Прикидывала, как отразится на Матрене расследование московской родственницы… Не проклянет ли Мотя? Не осерчает?..

Ведь нелегко жить рядом с человеком, переживающим такую драму. Матрена добрая душа. Пожалуй, изведется.

И остальные парамоновцы… Как будут проходить их тихие зимние вечера под перестук бочонков лото? Прекратятся? Запрется «опозоренный» Карпыч дома, обидится на весь белый свет… Жалко мужика. Деревню жалко – дружная была, пока не заявилась московская невестка.

Эх, жизнь! Чуть от огорчения умом не тронулась Надежда Прохоровна!

Но хорошо, что не сдалась. Заставила себя отставить все печали, задуматься еще разок.

Посмотрела внимательно-внимательно на последнюю фотографию Федора, что, по словам Суворова, тот заснимал, уже падая навзничь, и увидела: слабый сероватый отсвет фотовспышки очертил угол сарая, к которому прибиты клетки. И угол этот – почти вертикальным был.

Ошибся Карпыч! Не он падал, меняя ракурс фотоснимка, а поселковый сторож уже на спину заваливался! Угол сарая придал фотографии определенность по вертикали и горизонтали, попозже привязалась и едва заметная серебристая полоска – туманно блеснул под яркой вспышкой новехонький железный желоб для дождевой воды, что Суворов на старую баньку приделал. Он тоже ракурс подтвердил…

И вот тогда уже побежала Надежда Прохоровна разыскивать возле поленницы, на которую Федор рухнул, некий возможный округлый предмет, что под ногу ему попался на бегу.

Нашла. Короткую толстую ветку осины со следами земли на гладкой коре. Конец деревяшки глубоко прочертил землю, сантиметров двадцать протащился по траве и оставил такой говорящий след, что никаких сомнений не осталось: убегая, Федор наступил на круглую палку, нога уехала вперед, а Мухин, потеряв равновесие, со всего размаха плюхнулся в дрова.

Там его спину и поджидало расщепленное бревно бывшего дома с двумя острейшими коваными гвоздями.

Осиновую палку и отметины на земле и траве Надежда Прохоровна прикрыла капустными листьями как главное доказательство правдивости и невиновности свидетеля Карпыча и теперь, услышав вкрадчивый вопрос Гаврилова, снимала эти листья с доказательств.

– Вот, посмотрите на эту палку от осины… Видите? Кора немного содрана, испачкана землей… Вот тут остался след – палка проехала вперед, оставив глубокую борозду… Посмотрите на фотографии – Федор падает еще в чистой юбки, а позже я вам покажу бурьян, в который он уже испачканную одежду по дороге отсюда выбросил…

Генерал, нахмурившись, сравнивал фотографию с местностью (прокурорский следователь делал то же самое из-за его плеча), послушно глядел на борозду в траве…

– Ну что ж, Родион Евгеньевич, несчастный случай? – сказал в итоге. – Если, конечно, на обуви погибшего найдут частицы осиновой коры…

Надежда Прохоровна задержала дыхание, насторожилась, но все тревоги развеял довольный возглас Карпыча:

– Конечно найдут, товарищ генерал! Если Надежда Прохоровна сказала – на коряге Федька поскользнулся, так оно и было!

Самым удивительным во всех событиях этого дня было то, что Фельдмаршал ни черта не понял! Таращил на высокое начальство довольные глаза, гордился знакомством с ним и даже на секунду не представил, на каком тонюсеньком волоске висело его честное имя!

Еще полчаса назад Надежде Прохоровне, по правде говоря, хотелось Карпыча как следует по шее треснуть – наделал неугомонный кроликовод делов! Не сиделось ему спокойно.

Но, видя искреннюю радость почтальона, решила его простить.

Не за себя, конечно, а за испуг Матрены, что вызвал Фельдмаршал, когда в ее дом за старыми письмами пробрался. Едва сегодня утром Алешка прочитал бабушке по телефону письмо, Надежда Прохоровна поняла, что и последняя загадка с обыском дома золовки разрешилась: неугомонный Карпыч устал уговаривать Матрену написать письмо невестке, тайком пробрался в ее дом и разыскал в стопочке бумаг и писем какое-то послание с обратным адресом Надежды Губкиной.

Но поскольку злоумышленником Карпыч был неопытным, на торчащую из секретера тесемку внимания конечно же не обратил.

Баламут. Наворотил непоняток выше крыши! И подписался-то в «анонимке» как витиевато и туманно: «Озабоченная общественность деревни Парамоново».

Право слово – баламут озабоченный!

Генерал поглядел на радостного хозяина огорода, понятливо хмыкнул и сделал свите едва заметный знак разойтись. Подошел к Надежде Прохоровне, спросил тихонько:

– Вы что – ничего ему не сказали?

– А зачем? – пожала плечами бабушка. – Сергей Карпович человек не молодой, зачем ему нервы трепать? Ведь сразу видно – НЕ ВИНОВЕН. Так?

Артем Давыдович покрутил опущенной головой, подумал секундочку и поднял голову, уже улыбаясь:

– Ну, как не помочь почти тезке нашего дорогого Сережи Суворина. Конечно не виновен. Тем более что он так уверен в вашей непогрешимости.

Надежда Прохоровна мысленно перекрестилась и пожелала далекому московскому сыщику крепкого здоровья и побольше таких хороших друзей, как генерал Давыдович.

– Надежда Прохоровна, – хитро прищурился милицейский начальник, – а не расскажите ли вы мне, как этой зимой для Суворина серийного убийцу поймали?.. Расскажите, очень хочется из первых уст…

– А это зависит от того, согласишься ли ты на обед остаться. – Прищурилась пытливо. – Не побрезгуешь деревенским угощением, не погнушаешься, а? Матрена уже, поди, картошечки пожарила, это у нее фирменное блюдо.

– Боялся, что не пригласите! – рассмеялся генерал. – Признаюсь честно – страсть как люблю деревенские застолья! Я ведь, Надежда Прохоровна, родом практически из этих мест… – И зычно гаркнул свите: – Пойдемте, ребята, нас на обед деревня приглашает!

У калитки Матрены Пантелеевны стоял навытяжку участковый Кузнецов в парадной белой рубашке, с выпученными глазами. По его лбу и румяным щекам струился крупный пот, на лице застыло верноподданническое и в то же время недоуменное выражение: «Ну кто же знал, что эта старуха всамделишной знаменитостью окажется?!»

Надежда Прохоровна передала генерала в гостеприимные руки Матрены Пантелеевны и прочих парамоновцев, остановилась возле боявшегося лишний раз вздохнуть участкового и грозно произнесла:

– Ну, лихоимец? Когда Сычам мотоцикл думаешь возвращать?

– А я… – растерялся Кузнецов, – а они… А они не берут! Дениска сказал – тесть на место мотоцикла уже какой-то культиватор приспособил, зачем технике во дворе ржаветь, пылиться! Не берут они назад, Надежда Прохоровна, я предлагал!

– Ну смотри, Андрюшка, – строго погрозила пальцем «всамделишная знаменитость», – я проверю.

– Все честно! Не берут!

– А если еще раз услышу, что ты поборами занимаешься…

– Никогда! – истово поклялся ушлый участковый. – Не сойти мне с этого места!

– Тогда пойдем, генералу тебя представлю. Пообедаешь с нами.

Кузнецов очумело поглядел на бабу Надю, бросил взгляд за ее плечо, где городское начальство весело перемешивалось с парамоновцами…

– Счас! Минуточку!

И унесся к своему «газону».

Вытащил из машины несколько тяжеленных пакетов с «приличной» магазинной водкой и потащил к накрытым во дворе столам. Видать, боялся, что порученное его надзору население начнет спаивать начальство несанкционированным самогоном.

* * *

Застолье прошло славно. Милицейские работники выпили водки и малость распустили галстуки, генерал оказался большим любителем хорового пения…

Улучив минутку, Надежда Прохоровна представила ему Германа Аркадьевича, рассказала, что тот собирается организовать тут детский дом с военным уклоном…

– Поможем чем сможем, – солидно пообещал Давыдович и протянул учителю визитку. – Хорошее дело затеваете. Нужное.

Сергей Карпович бегал вокруг стола с фотоаппаратом, и генерал сфотографировался с каждым сельчанином.

Хорошим получился день. Застолье длилось до потемок.

А вечером Матрена Пантелеевна снесла на чердак ненужные патроны и двустволку.