Текст книги "Немного страха в холодной воде"

Куда она вписывается?

В рейдерские дела – навряд ли. Туда только убийство горлопана и задиры Мухина отлично вписывается: пристукнули, чтоб под ногами не путался. Смерть алкаша, похожая на бытовуху, обычно расследуется спустя рукава – берут первого же собутыльника, что под руку попался, или в архив списывают.

А вот Глафира Терентьевна, знаменосица-орденоносица наша славная… Ее-то чего поздней ночью на чужой огород понесло?! Чего «гордость КПСС» у чужих клеток забыла?!

Надежда Прохоровна вздохнула тяжко, оттолкнулась от березы и потопала дальше. Мысли в голове копошились одна другой страшнее и гаже!

Сыщица добрела до Синявки, спустилась по крутому бережку возле моста до самой воды и, погрузив босые ступни в прохладный поток, блаженно зажмурилась – красотища-то какая!! Водичка чистая, прозрачная, вокруг пальцев серебристые мальки снуют – щекотно!

Решив отмыться от черной крапивной грязи, Надежда Прохоровна добралась до пышных ивовых кустов, скинула платье и начала отмываться сверху вниз, от пыльных щек до поцарапанных лодыжек.

Водичка приятно освежала тело, еще теплое вечернее солнце не позволяло замерзнуть, над камышами стрекозы крыльями трещат, и мухи куда-то исчезли.

Красота! Та, за которой сюда и вернулась через столько лет!

Закончив процедуру, Надежда Прохоровна повернулась назад, протянула руку за платьем, повисшем на ивовой ветке…

Сквозь серебристую листву на бабу Надю в упор таращились глаза.

– А-а-а!!! – завопила пожилая купальщица и как была – в исподнем целомудренно розового цвета – рухнула в речку! – А-а-а!! – вопила, захлебываясь, отфыркиваясь и по-собачьи барабаня руками по воде, отчего стрекозы бросились врассыпную, а мальки ушли на глубину…

До противоположного берега проплыла в том же параолимпийском темпе. Забилась в камыши и мокрой уткой стала испуганно обшаривать глазами огромную разлапистую иву с сиротливо висящим на веточке нарядным (еще несколько часов назад) парадным платьем.

– Ей! Кто там есть?! Не балуй!! Я тут не одна! – И что было мочи завопила: – Алеша, Вася, Карпыч!! Идите сюда, я выкупалась!!

То ли хитроумное поведение помогло, то ли глаза вообще в ивовых кущах померещились, но заросли даже не колыхнулись.

Минут десять, замерзнув и клацая зубами, просидела баба Надя в камышах – платье никто не стащил и через видный отсюда мостик никто не перешел…

Понять, что испытала в тот момент Надежда Прохоровна, сможет только женщина, хотя бы раз побывавшая в подобном положении. К тому же переживая до этого еще два шоковых испытания за неполные пять часов.

Через десять минут Надежда Прохоровна осторожненько добралась до ивы… Цапнула с илистого бережка сандалии, зажала ремешки в зубах; сдернула с куста платье и намотала его тюрбаном на голову…

Ноги, к огромному бабы-Надиному облегчению, при вторичном «заплыве» не свело.

Доплыла.

Вышла сквозь камыши на берег и, не отжимая белье, прямо на мокрое тело стала натягивать парадное платье.

И разумеется, запуталась. Мокрое платье прилипло к спине, подол скрутился в жгут и стиснул подмышки, верхняя часть платья застряла над головой удушающим куполом…

Что в этот момент пережила Надежда Прохоровна… поймет вообще любая женщина.

Чуть не задохнулась! Кое-как выпуталась.

А когда выпуталась, почти заплакала – сплошное невезение, а не день! В такие дни лежат на постели и даже пульт от телевизора не трогают – сломается он сам или телик, к чертовой матери, взорвется!

Этот день в календарике на следующий год надо обвести черным кружком и приказать себе не двигаться, подумала сыщица. До туалета и в постель обратно! Все острые предметы с пути убрать!

…Оглядываясь на каждый звук, на малейший скрип дерева и шорох в траве, добралась перепуганная бабушка до заросшей кустами дороги и припустила по ней что было духу!

За каждым кустом мерещились ей глаза, чужие злобные взгляды настегивали спину жгучими хлыстами, присутствие людей в лесу ощущалось совершенно отчетливо, Надежда Прохоровна ставила очередной рекорд для возрастных спортсменов и явно побеждала в категории «за семьдесят» по бегу по пересеченной местности!

На опушку выскочила перепуганной ланью лет восьмидесяти. За пять минут на четыре года состарилась!

Отошла от леса на безопасное расстояние, резко оглянулась!..

Возле пенечка, на который присела по дороге в поселок, мелькнула согнутая мужская фигура и скрылась в густом подлеске.

Мамочки родные! Не померещились глаза в ивняке!

Надежда Прохоровна поняла, что рано успокаиваться, и собрала остатки сил для марафонской дистанции.

* * *

Патриархальную тишину Парамонова нарушало только слабое потявкивание Бурана за бабы-Глашиным забором. Надежда Прохоровна брела по пыльной улице деревни, едва перебирая ногами; Матрена, поджидавшая невестку возле калитки палисадника, удивленно округлила глаза и распахнула дверцу настежь: у Нади был такой вид, словно сама она и щеколду отодвинуть не сможет.

– Как сходила? – озабоченно спросила гостью.

Та только рукой махнула, доковыляла до сеней, зачерпнула полный ковшик воды из бидона и пила так долго, что хватило бы напиться верблюду, пересекшему аравийскую пустыню.

– Надо на чердак слазать, – полюбовавшись на невестку, пробормотала Матрена Пантелеевна загадочную фразу и пошла в дом подогревать обед.

Или ужин?

За столом Надежда Прохоровна, прежде всего, попросила налить большую рюмку самогону. Просьбу объяснила странновато – в воде промерзла, как бы воспаление легких не схватить, надо бы предохраниться…

И только заев две кряду рюмки щавелевым супом, взялась за рассказ о сегодняшних приключениях.

Мельком упомянула о парнях в лесу. Упоминать о ножике и ползании в трубе не стала. Сказала только – видела, решила сходить в участок, попросить, чтоб у тех проверили документы. Довольно детально поведала о неприятной встрече с деревенской молодежью и пропаже сумочки, уже посмеиваясь, доложила о «цыганской» путанице. Про то, как кто-то крался за ней по лесу до самой деревни, тоже умолчала. Матрена женщина немолодая, с нее довольно и почти нестрашного (в сравнении с остальными происшествиями) нападения на сыщицу в поселке. Кража сумочки, которую не скроешь, и так заставила золовку громко охать и прижимать ладони к сердцу. Когда же Надежда Прохоровна дошла до описания схватки Свирида Козлова с представителем закона, Матрена Пантелеевна укоризненно поморщилась:

– Опять Свирид в запой ушел, бедная Нина Сергеевна – столько лет с ним мается…

– Ну, теперь, надо думать, отмаялась, – глубокомысленно и опытно заявила московская гостья. – После драки с милиционером и побега ему на полную катушку отвесят.

– И не думай! – отмахнулась золовка. – Он электрик – золотые руки. Его начальство птицефабрики на вес золота ценит.

– Так пьет же…

– А кто не пьет? – произнесла сакральную фразу Матрена. – Этот хоть раз в полгода запивает, а остальное время работает, как проклятый. Ценят его в поселке, сквозь пальцы на безобразия смотрят. Он ведь пока трезвый – душа человек, но вот как выпьет… в полную противоположность превращается! Грубит, гадости каждому встречному в лицо сыпет… Как будто два человека в одном Свириде живут: один хороший, мягкий, трезвый, другой – свинья свиньей! Вот Нина Сергеевна и сдает мужика в кутузку каждый раз, как тот напиваться начинает. Продержит его Михалыч сутки до полного отрезвления и домой, жене возвращает.

– Так нынче ж он сбежал! Подрался!

– В первый раз, что ли? – фыркнула Матрена. – Позапрошлой зимой его все отделение ловило, Свирид от них босиком по снегу убегал. Насилу изловили.

Надежда Прохоровна поудивлялась деревенскому долготерпению – Алешка, пока в убойный отдел под начало Дулина из участковых не перешел, с такими вот «хорошими мужиками» круто разбирался. Поскольку знал отлично – все эти дебоширства мелкими безобразиями до поры до времени остаются.

Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом… Надежда Прохоровна допила остывшую чашку чая и сказала так:

– Давай-ка, Мотя, телефон. Буду в Москву звонить, Алешку о помощи просить.

Разобраться с кнопочками телефона получилось только после того, как Матрена одолжила невестке свои очки, взамен украденных вместе с сумочкой. Огорченная Надежда Прохоровна дозвонилась до огромной коммунальной квартиры в Москве, где соседи давно стали необычайно дружной семьей, и слушала безответные гудки, несущиеся из трубки. Когда включился автоответчик, связь баба Надя прервала.

– Не берет никто, – пробормотала задумчиво и попробовала представить, куда подевались домочадцы.

Сегодня пятница. Если часы с кукушкой не врут – половина восьмого вечера. Арнольдович уже должен с работы в университете вернуться, Софа его ужином кормит…

Или… уговорил все же жену профессор поехать к друзьям на дачу на выходные? Вроде бы был об этом разговор, да скромница Софа все упиралась: «Неудобно, неудобно»…

Алешка с Настей это – понятно. Вышли прогуляться и по пятничному времени могли на танцы куда-то заскочить, дело молодое. Вернутся только под утро, рухнут спать…

Может быть, позвонить кому-нибудь из соседок-подружек, у кого-то должен быть Сонечкин номер мобильного?

А смысл? Ну дозвонится она до Софы. Испортит той хороший вечер у приятных людей известием о краже телефона, беспокойство доставит…

Наврать, что ли, что телефон сломался?

А зачем тогда просить, чтобы Алешка по Матрениному мобильнику срочно на связь вышел?

Софа начнет расспрашивать, потом обидится, что правду ей не сказала, обманывала. Тихоновна – дама щепетильная, дворянка. У нее в голове так много напутано, чего Надежда Прохоровна, по правде сказать, и половины не понимает…

А Бог с ними! Пускай хорошие люди как следует погуляют! Поселковые милиционеры за бабушкой не нагрянули, а это значит, что либо Володька рассказал об ее просьбе созвониться с участковым Кузнецовым, а капитан после побега «Розы» так и сделал – выяснил, что пойманная «цыганка» на самом деле Надежда Прохоровна (зачем тогда в Парамоново ехать, самим позориться – бабульку удержать не смогли, и бабушку срамить?..), либо Володька не доложил об этой просьбе, и милицейские продолжают ловить мошенницу в бестолковом отдалении от парамоновских красот…

Что, впрочем, небольшая разница. Не приехали и – хвала Всевышнему.

Надежда Прохоровна снова дозвонилась до своего дома, продиктовала на автоответчик сообщение для Алешки и просьбу сразу же перезвонить ей по такому-то номеру и, отключив связь, подумала – раньше завтрашнего полдня звонка ждать нечего. Молодежь с гулянки поздно вернется, трезвонить ночью бабушке не станет, отзовутся, когда выспятся.

О том, что дело архисрочное, Надежда Прохоровна упреждать не стала, время терпит. Никто ее пока не арестовывает, а если даже попытаются – деревня во главе с Матреной отстоит, мигом докажет, кто тут есть «цыганка Роза». У бабы Нади даже мысль мелькнула: а стоит ли вообще Алешку беспокоить да занятых людей от дела отрывать? Может быть, взять завтра Матрену и Карпыча, съездить в отделение, заявление о краже сумочки написать…

Потом подумала и решила – стоит. Есть у Надежды Прохоровны что сказать поселковым милиционерам, и для этого звонок от подполковника из МУРа очень кстати придется. Не любила баба Надя попусту воздух сотрясать, через упертые лбы пробиваясь. Сталкивалась уже с милицейским недоверием к пенсионерским мозгам.

А вот для того, чтобы разговор с «дядей Димой» прошел, не цепляясь за некоторые непонятки, надо поспеть еще кое-что сделать. Надежда Прохоровна поблагодарила золовку за ужин, сказала, что хочет немного подумать на свежем воздухе, и, как была в простеньком ситцевом халате, вышла на улицу.

На этот раз калитка в высоченных воротах дома Сычей была не заперта. Московская бабушка вежливо постучала в дверь, крикнула «К вам можно?!» и, не дожидаясь отклика, перешагнула высокую железную планку-порог.

В тенистом уголке двора с книжкой на коленях сидела младшая Сычиха да за играющими в песочнице детишками приглядывала. Большие голубые глаза Маринки обеспокоенно уставились на гостью, по лицу облачком страх промелькнул…

«Андрюха отзвонился, – догадливо решила баба Надя. – Сообщил, что московская сыщица по дворам шныряет, везде длинный нос сует».

– Здравствуй, Марина, разговор есть, – останавливаясь возле лавочки и нависая над отъевшейся на центнер молодухой, сказала Надежда Прохоровна.

– Здрасте, – сипло отозвалась прапорщикова дочь.

– Дениска – дома?

– Не-а. У отца трактор в поле заглох, пошел помочь…

Голубые глаза смотрели на бабу Надю снизу вверх, широкое молодое тело подобралось, Маринка ждала опасного вопроса и отчаянно трусила.

Надежда Прохоровна хмыкнула тихонько и задала вопрос:

– Помочь мужу хочешь?

– Хочу… – кивнула Маринка и опомнилась: – А в чем?

– Мотоцикл вернуть.

– А-а-а… какой мотоцикл? – не слишком умело заюлила младшая Сычиха.

– Тот, который у вас Кузнецов как взятку затребовал.

– Чего-о-о-о?! Какая взятка, какой…

– Цыц! – прикрикнула Надежда Прохоровна. Маринка съежилась окончательно и заткнулась, испуганно поблескивая глазищами – ни за что родного мужа не сдам! Идите откуда явились!

По большому счету, к подобному отпору московская бабушка была вполне готова. Повздыхав сочувственно, Надежда Прохоровна опустилась на скамеечку рядом с молодой мамашей и повернула разговор чуть-чуть иначе:

– Ты хочешь мужа от подозрений избавить, а, Марина?

– А какие подозрения? Что старый мотоцикл родне отдали, что ли? – не сдавалась упертая прапорщикова дочь. – Дениска машину купил, на нем уже давно не ездит – чего без толку в гараже пылится? Племяннику радость, парень моло…

– Ты, Марина, прекрати юлить, – перебила ее бабушка. – Ты вот о чем подумай – если какой-то обормот один раз от дармовщинки не отказался… так потом совсем обнаглеет – на шею сядет, да? Стоит только один раз такому поддаться, откупиться, всю жизнь подачек ждать начнет. Так?

Сычиха потупила глаза, ковырнула шлепанцем землю…

Пронимает, догадалась баба Надя. Девочка не глупая.

– Ты хочешь помочь мужу? – с нажимом повторила Надежда Прохоровна, и Марина, так до конца и не отваживаясь на признание, неуверенно пожала плечами. – Детей сможешь на десять минут оставить?

– Смогу, – тихо проговорила Марина и громко крикнула: – Баб Галь, выдь на минутку за малыми присмотреть! Мне отойти надо!

Надежда Прохоровна не стала дожидаться, пока из дома выйдет прабабушка мальчишек – мало ли, начнет Маринку отговаривать, с московской сыщицей лаяться. Встала с лавочки и вышла за ворота.

Дом Феди Мухина неуклонно зарастал крапивой, сорняками-лопухами… Камень под окном спрятался за поднявшейся травой. Надежда Прохоровна встала на него, пошатываясь, отодрала фанерный лист и, обернувшись к Маринке, сказала вот что:

– Сейчас, Марина, мы будем проводить следственный эксперимент. Знаешь, что это такое?

– Угу, – очумело тараща глазищи, согласилась молодуха.

Надежда Прохоровна одобрительно кивнула, осторожно слезла с валуна и, потирая поясницу, сказала:

– Я твоего Дениску видела. Вы с ним почти одного роста?

– Да, – уже с готовностью заинтригованно мотнула головой прапорщикова дочь. – Пять сантиметров разницы.

– А телосложение почти одинаковое, – под нос себе задумчиво пробормотала баба Надя и предложила: – Лезь, Маринка, на камень, просовывай руку в дырку и пытайся открыть верхний шпингалет.

Уже нервически похихикивая, младшая из Сычих взгромоздилась на булыжник – тот под ее весом ощутимо просел, попробовал в земле немного утопиться, Маринка просунула в дырку руку до самой подмышки и минут пять старалась дотянуться до шпингалета.

Ишь, как ради мужа старается, восхитилась баба Надя. Взмокла вся!

Сычова дочь пыхтела, пропихивая в узковатую дырку пышное плечо, затем зачем-то попробовала сначала голову туда просунуть, подпрыгнула на камушке… и в результате так застряла, что еле выдралась назад уже с поцарапанной шеей.

Надежда Прохоровна даже ее зауважала маленько.

Секунд на пять.

Маринка послюнявленным пальцем потрогала царапину у ключицы, полюбовалась отсутствием на нем крови и глубокомысленно высказалась:

– Нет, баб Надь. Отсюда не попасть, надо в обход дома идти, через сарай попробовать.

– Чего попробовать? – искренне изумилась Надежда Прохоровна.

– Так в дом попасть, – бесхитростно ответила сельчанка и помассировала ободранное плечо.

– Зачем?

– На место преступления. Эксперимент производить.

Надежда Прохоровна пораженно замолкла. Голубые Маринкины глаза честнейше хлопали и выражали всецелую готовность помочь в расследовании, отмазать мужа и вернуть мототехнику обратно в пыльный угол гаража.

– А твой муж в доме был? В ту ночь… – попробовала подтолкнуть, не потеряла надежды городская сыщица.

– Не-а, – истово замотала головой заинтересованная в исходе эксперимента помощница.

Надежда Прохоровна покачала головой и в который раз подумала – неужели так бывает?! Ведь привела, можно сказать, за ухо и носом ткнула… Все намеки необходимые выложила… На камушек поставила, дальше уж сама застревай и выводы делай. Ведь все понятно!

Не тут-то было. Стоит, глазищи лазоревые преданно таращит.

«Или права Софа – есть у меня какой-то необыкновенный талант подмечать то, что другие взглядом пропускают?.. – подумала Надежда Прохоровна слегка смущенно и растерянно. – Ведь вот и Мотя удивилась, когда я молоток и запертую дверь сложила…»

Да нет! Чепуха все это! У людей просто головы заботами заняты, а у меня пустота пенсионерская одна. Вот и забавляюсь примечанием загадок.

– Не надо никуда ходить, Марина, – набираясь скромности, проговорила баба Надя. – Весь эксперимент в этой дырке был – раз ты тут застряла, значит, и твой Дениска окно на верхний шпингалет закрыть за собой не смог бы. Понятно?

– Нет. Окно же уже заперто было.

«Ты это серьезно?» – очень хотелось спросить Надежде Прохоровне.

Но ехидство многомудрым скромницам не к лицу, а Маринка так старалась вникнуть в хитросплетение мыслей пожилой сыщицы, что даже бисеринки пота пухлые губы обметали…

– В ночь на прошлую субботу дом Федора, Марина, был заперт изнутри на все засовы, – терпеливо объясняла баба Надя. – Преступник мог из него выйти только через это окно. – Для вящего вразумления Надежда Прохоровна даже пальцем на дырку бестолковой молодухе указала, и та, наконец, с понятливой готовностью закивала русой головой. – Через узкую дыру твой Дениска пролезть бы не смог. Значит, должен был перелезать через раскрытое окошко, а после уже с улицы запирать его на шпингалет.

Уф! Вроде бы дошло.

– Вона ка-а-ак, – пораженно и уважительно поглядывая то на оконце, то на умную Надежду Прохоровну, протянула Маринка. – А что же Кузнецов тогда… – сказала и закусила губу, словно проговорилась и все тайны выболтала.

– А что, Марина, Кузнецов? – прищурилась Надежда Прохоровна. – Говори, говори. Я и так уже почти все знаю.

Прапорщикова дочь почесала за ухом, поднимая брови, нагнала морщин на лоб…

– Ну, он это… сказал – сапоги выбрасывай, сиди тихо – нигде не был, ничего не видел… – И жалобно добавила: – А сапоги-то новые были! Дениска их только три раза и надел, а как советовал Андрюха, в мусорку возле магазина у бетонки запихнул!

Ай да Андрюша, ай да ухарь! Вместо того чтобы дать перетрушенным родственникам толковый совет – настаивайте на следственном эксперименте и в случае чего берите хорошего адвоката, заставил тех от новых резиновых сапог избавиться и мотоцикл оттяпал!

Ай да ухарь! Потрепать его за шкирку…

Под эту дырку только следователя привести надо было, и никакой адвокат уже не понадобился бы!

Надежда Прохоровна огорченно покрутила головой, пожалела бесхитростных сельчан и предложила:

– Давай-ка, Маринка, веди сюда своего Дениску. Для пущей убедительности сами вначале посмотрим, как он в эту дырку лезть будет…

– Дениска папке помогает! – жалобно перебила младшая Сычиха. – Они пока мотор не заведут, назад не возвернутся!

– Хорошо, – не стала упорствовать Надежда Прохоровна. – Тогда сама рассказывай, как дело было. Пойдем на лавочку за домом.

– Дениска пошел к Федьке утром, они с вечера на рыбалку сговаривались, – подогнув под себя ногу и сидя к бабе Наде лицом, доверчиво докладывала Маринка. – Дениска, как только из дома вышел, сразу что-то неладное почувствовал. – Голубые глазищи от жутких воспоминаний превратились в пылающие факелы, голос перешел на шепот. – Гаврош у Карпыча поскуливал.

– Не лаял? – уточнила баба Надя.

– Не-а. Тихонько так, жалобно поскуливал. Окошко-то это на пустырь выходит… Дениска Полкану крикнул «Цыц! Детей разбудишь!», тот и замолк. Вот. – Маринка облизала пухлые губы, наморщила лоб. – Дениска во двор вошел, за дверь подергал – заперто, и пошел в обход, чтоб через сарай пройти. Идет, – глаза Маринки превратились в два агромадных фонаря, – окно разбито! Он вначале стекла-то, то есть плексигласа, и не заметил. Тот незаметненько на травке целиком лежал. Дениска, когда на камень вскарабкиваться стал, на него мыском сапога наступил… Заглянул в окно – матерь божья! Федька мертвый лежит! – Маринка смежила ресницы, скривила лицо. – Прибежал домой, давай меня будить. Ну, я проснулась, поревела маленько… А папка говорит – никуда не звони, никому не сообщай, сам же и виноватым останешься!

Мудрое решение, фыркнула про себя Надежда Прохоровна. А вслух спросила:

– А чего Денис перепугался и согласился?

Если он ни в чем не виноват…

Прапорщикова дочь стрельнула глазами за озеро, неловко пожала плечами…

– Так разве тут докажешь… Когда здоровых мужиков на деревне раз-два и обчелся, а…

Надежда Прохоровна прервала невразумительный рассказ:

– Ты правду говори, Маринка. Не путай, я ж на вашей стороне, помочь хочу.

Та подумала немного, видать, внутренне согласилась – пока действительно от бабушки больше пользы, чем вреда, и неловко пробормотала:

– Так это… папка начал его спрашивать – чего это Федька вместо работы в деревне отирался? Он же по пятницам должен магазин в поселке караулить. Дениска и того… признался.

Еще бы не признаться, подумала Надежда Прохоровна. Раз на рыбалку еще с вечера сговаривались, значит – знал. Тут дело серьезное: либо признаешься, что не просто так к якобы пустому соседскому дому на заре явился, либо оправдай свой умысел иначе. По-другому никак нельзя.

– Золотниковы Федьку того… подвинули. У них соседский парень весной из армии вернулся, собирается на вечернее отделение в зоотехникум поступать, так родители Золотниковых и попросили – возьмите парнишку на пару месяцев подработать, чтоб, значит, меньше шлялся. Те и согласились. Оставили Федьке два рабочих дня… то есть ночи. А остальное время тот парень магазин караулит.

– А раньше Мухин один продмаг караулил, без выходных? – удивилась такой работоспособности пьянчужки Надежда Прохоровна.

– А чего ему дома-то делать? – повела могучим плечом Маринка. – Сидит тут один как перст, а в поселке все же – общество. Его редко-редко сам хозяин иногда подменял.

– Так общество же у него – сплошь бездельники и пропойцы! Разве хозяева не боялись на такого сторожа магазин оставлять?!

– И-и-и, не скажите, Надежда Прохоровна, – лукаво прищурилась младшая Сычиха. – В соседних поселках магазины регулярно обносят! А Федькин – ни разу. Он со своими договорился – мое не трогать.

Надежда Прохоровна обмозговала информацию и нашла ее вполне удобоваримой, припомнив Алешкины слова о том, что из бывших взломщиков лучшие мастера по установке сигнализаций получаются. Вернулась к прежней теме:

– Значит, Денис твой знал, что Федор перестал каждую ночь на работу в поселок бегать. А почему, кроме него, никто об этом в деревне не знал?

– Ну это… – вновь принялась вилять Маринка. – Он того…

– Говори!

– Федька, как в первый день, то есть ночь, узнал, что его на работе подвинули, напился с горя и – кролика у Фельдмаршала стащил!.. А как проспался… Понял, что Карпыч не простит. Ну и стал всем врать, что работает теперь не каждый день, как прежде, а с выходными.

– А выходные эти никак не совпадали с днями кражи живности, – подытожила Надежда Прохоровна.

– Типа того, – вздохнула Маринка.

– А почему твой Дениска об этом знал?

– Рыбалка, – одним словом объяснила селянка. – Раньше они по субботам у моста через Синявку встречались – Федька от поселка шел, Дениска с удочками из деревни…

– Ага, – кивнула баба Надя. – А в последнее время начали вместе из Парамонова ходить.

– А что, Дениска ему нанимался удочки один таскать? – смущенно фыркнула младшая Сычиха.

– А в глаза Карпычу и бабе Глаше ему не стыдно смотреть было? Ведь вора покрывал!

Маринка тоскливо посмотрела на озеро, наморщила лицо…

Стыдно стало, поняла Надежда Прохоровна. И Дениске стало не по себе, когда понял, что придется милиционерам докладывать о том, почему утром к соседскому дому отправился. Укрывательством, можно сказать, занимался. Ничем не помог односельчанам, когда у тех живность исчезать начала…

– Папка Дениске так врезал… – пожаловалась Маринка. – До сих пор спина болит. А сам сказал – сиди тихо, мы подтвердим, что никуда не выходил.

– Мало врезал, – проворчала Надежда Прохоровна. – Надо было на пятнадцать суток в кутузку посадить, чтоб мозги на место встали: одно дело – мужицкая солидарность, другое – преступлениям потворствовать.

– Он больше не будет.

Детский сад, честное слово! Сапоги выбрасывать у них взрослого ума хватает, а как в грехах перед деревней покаяться – тут они дети малые!

Удобная позиция. Но и понять ее можно. Неизвестно, какой следователь из районной прокуратуры сюда приезжал: может, ленивый и насквозь усталый – сцапал бы Дениску для галочки, тот и замаялся бы невиновность свою доказывать. Пропарился бы в СИЗО месяц, а на улице страда. У тестя трактор в поле то и дело глохнет…

И вот если понять рассуждения отставного прапорщика еще возможно, то чем думал участковый Кузнецов, когда предлагал невиновному парню новые сапоги в мусорку выбрасывать, – уму непостижимо!

Ведь по всему выходит, понял Андрюха, чей след от большого сапога на плексигласе отпечатался, раз сразу к родственникам побежал! И догадался – не мог не догадаться! – что широкоплечий низкорослый парень в узкую дыру не пролезет! Но предпочел намекнуть на взятку родственникам, а следствию на поселковых собутыльников убиенного сторожа указать.

Прохвост!

– Надежда Прохоровна, баба Надя, – скулила тем временем Маринка, – а вы поможете нам доказать, что Дениска ни в чем не виноват?! Мы ж в самом деле… Он же никого… Правда, правда! А я боюсь! Каждую ночь думаю – вдруг приедут?! Вдруг схватят ни за что?!

– Не схватят, – серьезно пообещала Надежда Прохоровна, жалея обворованную и напуганную ушлым участковым селянку. Прохвоста Кузнецова надо к ответу призвать, такими методами работы он, поди, не только с Сычами пробавляется. – Только вначале, для убедительности, надо Дениску попросить в окошко слазать, пусть докажет, что тоже не смог бы до шпингалета дотянуться. Мало ли… Вдруг перед следователем опростоволосимся…

Тогда уж лучше без мотоцикла, но на свободе. В непричастность к убийству Сычова зятя Надежда Прохоровна поверила, как только увидела, как его жена ответственно через окошко ломится. По всему выходит – в невиновности мужа истово уверена, на любой эксперимент согласна, не будет тут ни в чем промашки.

Обрадованная Маринка вскочила с лавочки и затараторила:

– А плечи у Дениски еще шире моих! И руки короткие! Мне все его рубашки в рукавах короткие – вот такие! Я его сейчас позову…

– Остынь, балаболка, – недовольно поморщилась баба Надя и тоже встала с лавочки. – Пусть мужики спокойно делом занимаются, вернется Денис с поля, тогда и проверим.

– Так он может до ночи с трактором провозиться!

– Значит, утром проверим. Сегодня же пятница, завтра ему не на работу.

– Ой, спасибо, Надежда Прохоровна! Ой, спасибо!

Увернуться от жарких объятий прапорщиковой дочери у бабы Нади не получилось. Слегка помятая и обцелованная, она потопала к Матрене.

* * *

В доме у Матрены пахло чем-то ностальгически приятным. Надежде Прохоровне сразу вспомнился родной завод, веселые ремонтники и слесари, пропахшие солидолом и прочей смазкой, первые свидания с Василием неподалеку от остывающих в обеденный перерыв станков… Щека, испачканная чем-то черным, когда Василий неумело ткнулся губами с первым поцелуем…

Заводом и горячим железом пахло в деревенском доме. Надежда Прохоровна автоматически отметила эту небольшую несуразность, но усталый мозг отказался искать причину невероятного смешения, как говорили раньше, «смычки города и села». Пройдя мимо непонятно отчего засмущавшейся золовки, баба Надя пробормотала:

– Устала я, Матрена, нынче. Спать пойду. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Наденька, – суетливо пожелала Матрена и быстро задвинула ногой под стол ведро, в котором валялся комок промасленной ветоши.

Надежда Прохоровна постаралась ни о чем не думать – завтра будет время расспросить, завтра! А в три часа ночи ее разбудил оглушительно ударивший под ухом выстрел.