Текст книги "Синестет"

Глава 3
Университет

На первой лекции, состоявшейся 3 сентября, Кристиан прослушал тему «Профессиональное становление юриста», изложенную седовласым деканом юридического факультета Ингваром Улафсоном. Импозантный джентльмен, почётный профессор, доктор философии, он половину жизни проработал в министерстве юстиции Швеции. Защитив диссертацию, перешёл преподавать в Копенгагенский университет, в рамках научного обмена.

На взгляд студентов, Улафсон преподавал пресно, применяя казённые обороты профессионального языка. Плюсом была передача немалого опыта в сфере муниципального права и отраслевых особенностей деятельности государственных ведомств.

Походив на занятия около месяца, Кристиан убедился, что профессия юриста не его стезя, и решил пока учиться ровно, не скатываясь на низкие баллы, в основном чтобы избегать критики со стороны родственников.

В список преподаваемых дисциплин входили конституционное право, римское право, социальная антропология, латынь, статистика и основы экономики. Право вёл сухопарый датчанин небольшого роста, в отличие от большинства однокурсников и однокурсниц (рослых шведов, элегантных земляков, рыжего немца, гиганта-исландца и нескольких блёклых шведок). Две арабки в тёмной одежде, учившиеся в группе, были незаметны.

Интерес, особенно мужской половины группы, вызвала молодая аспирантка-гречанка, любившая светлые платья и алые ленты, перехватывающие роскошные чёрные как смоль волосы, проводившая занятия по латыни и социальной антропологии. Внимание к ней угасло после того, как размечтавшиеся о покорении хрупкой и женственной преподавательницы увидели её мужа – двухметрового норвежца с мускулатурой, которая бы восхитила Арнольда Шварценеггера.

Статистика не запомнилась, в отличие от экономики, рассказываемой в научно-популярном стиле. Низенький и лысоватый американец лет тридцати пяти увлечённо говорил об инновациях, маркетинге и виртуальной торговле. Лекцию о самопиаре и маркетинге в сфере искусств Крис тщательно записал, не без основания считая, что в будущем эти знания пригодятся для раскрутки его проектов (в том, что они будут, он не сомневался). Молодости свойственны самоуверенность и оптимизм во всём… Хорошо, если жизнь не перечеркнёт эти планы, обескровив оптимистический взгляд на профессию и самореализацию.

Девушки, сначала оказывающие Кристиану знаки внимания и предлагавшие совместно заниматься, вскоре оставили его в покое, увидев незаинтересованность ни женском полом, ни учёбой. Образ замкнутого одиночки рождал представление гордого сноба, высокомерно относящегося ко всему. За отстранённым взглядом на самом деле прятались мягкость и доброта, Крис не без основания считал, что эти качества нельзя показывать всем.

Чаще других «сноб» общался с рослым исландцем Хаканом Петрусдоттиром, оправдывающим собственное имя. Молчаливый и добродушный, сын Исландии играл на аккордеоне. Крис научил его немножко играть на фортепиано, и Хакан наигрывал народные мелодии, нравившиеся приятелю. Они гуляли, часто молча, погружённые в думы. Однокурсницы, попробовавшие подколоть приятелей, намекая на однополую любовь, получили жёсткий словесный отпор, а парни из группы – тяжёлые недвусмысленные взгляды.

Новые встречи

Та осень подарила Кристиану дружбу удивительной пары – хрупкой Ю и полноватого Ойлиня, это были брат с сестрой. Эмигранты из Китая, они, как и родители, жили в непрестижном районе Вестербро, соседствуя с бедными азиатами и арабами-маргиналами, промышлявшими нелегальным бизнесом.

Ю

Знакомство произошло на публичной лекции, организованной на историческом факультете китаистом Петром Воинофф (Воинов), русским специалистом, переехавшим в Копенгаген из далёкого Санкт-Петербурга. Лекция была на английском языке, и Ю, сидевшая рядом с Кристианом, заметила мучительные попытки быстро перевести порой туманные фразы. Она, застенчиво улыбнувшись прекрасному юноше (так она назвала его про себя), предложила услугу «переводчика», на что тот, конечно, согласился. С Ойлинем они обменялись быстрым рукопожатием.

Ойлинь

Лекция называлась «Искусство Китая и Японии: взаимопроникновение и единство различного». В общем-то, Кристиан случайно забрёл на факультет искусств, в надежде отвлечься от грустных мыслей о Луизе и поразмыслить об идеях музыкального творчества. Летом он практически ничего не написал, ведь трудно назвать произведениями листы аккордов. Нужен был творческий стимул, порождённый новым знанием. Живопись, архитектура, элементы бытовой культуры могли подсказать оригинальные идеи.

Текст сопровождался показом слайдов с картинами китайских и японских художников, видами Токио и китайских провинций, гор и рек.

Кристиан вслушивался в певучую речь лектора:

– Искусство Китая даёт представление о традициях и ментальности великой страны, Поднебесной империи, как называли её жители. Живопись правдива и обманчива. Парадокс? Нет, поскольку на полотнах отражается реальность… Но эта реальность, сформированная в сознании художника, не имеет отношения к реальным объектам природы, техники, людям. Картины китайских мастеров стилизованы, отвечая нормативам культуры. Между нормативами и свободой воображения лежит путь художника.

Мы подошли к одной из главных идей китайского и японского искусства, – продолжал лектор. – Создателей пейзажей, портретов, бытовых сценок интересует, кто и как изображает, а не где. Тайна китайской живописи – в единении явленного и сокрытого, реальности и иллюзий. И в этом её отличие от европейской, американской, русской живописи, ориентированной на достоверное отражение материальных объектов, передачу эмоций, движений тела, экспрессии. Китайские художники скрывали эмоции как бы внутри картины. Изображение несёт переменчивость, сменяемость всего: дня и ночи, детства и старости, инь и ян, времён года.

Исходя из теории живописи и её практического воплощения – трактатов известных китайских художников, можно выделить следующие принципы живописи Китая:

• условность искусства;

• «вэнь», то есть культура в человеке, индивидуальность сущего;

• выражение отношения к предмету и объектам живописи, а не передача достоверности;

• связь живописи с каллиграфией и философскими учениями, особенно даосизмом.

По мнению теоретика живописи Вэнь Юя, настоящий художник должен быть чист душой, его картины выражают целомудрие и покой духа. Событие (co-бытие) отражает типичные ситуации, противостоящие потоку перемен, хаосу. Это важная особенность китайского и в целом восточного искусства – оно выражало страх перед переменами, новым, перед другими культурами. Неслучайно Китай, как и Япония, был несколько столетий полностью закрыт для европейцев (не считая торговых контактов с Россией и азиатскими странами).

– Кстати, почему китайское правительство не боялось проникновения русских в Поднебесную? – задал вопрос лектор.

На удивление Кристиана, сидящая рядом Ю подняла руку и ответила:

– Вероятно, потому что Россия по ментальности очень близка восточной модели управления, восточной культуре. Китайцы не видели угрозы в русской цивилизации.

– Верно. Только не цивилизации, а общества, поскольку русское государство не было особенной цивилизацией, как европейская или китайская, – кивнув, произнёс Пётр Воинофф.

На широкоформатном экране появился слайд полотна Гун Сяня «Тысяча пиков, десять тысяч ущелий», вновь зазвучал голос лектора:

– Мы видим типичный пейзаж Китая, воплощённый несколькими красками. Горы и ущелья переплетены, они исчезают в дымке, как поколения людей, события.

Здесь Природа явлена как средоточие духовного и материального, в виде микрокосма, универсума «в себе». Что мы видим и ощущаем – состояние покоя или движения, порядка или хаоса? Для китайца эти процессы, явления взаимно проникновенны, они почти неуловимо переходят друг в друга.

Сосредоточенность на постижении внутренних состояний, процессов характерна для средневековой китайской живописи. Этот длительный период стал завершаться в середине XIX века, когда Китай открылся внешнему миру, познакомившись с европейской культурой, промышленностью, наукой и искусством. В свою очередь, европейские художники, декораторы, архитекторы заинтересовались изящным, вычурным китайским (и японским) искусством. Пример тому – увлечение японскими гравюрами Эдгара Дега, Эдуара Мане, Поля Гогена и многих других выдающихся художников. Так, у Ван Гога была коллекция японских гравюр, и в некоторых картинах видно подражание технике японских и китайских живописцев.

Конечно, художники Китая и Японии не ограничивались только пейзажами. Начиная с XVI века они пишут бытовые сценки, портреты знатных людей, самураев и даймё – японских князей.

На экране сменяются картины Чу Чжэня из серии «Уличные сценки в Сучжоу» (XVII век), Тан Иня «Танцовщицы во дворце царства Шу» и другие.

– Обращаю ваше внимание на эту картину: Чжан Будун «Портрет поэтессы Гу Мэй». Это редкий сюжет, потому что в дореформенном Китае (как и в Японии) женщин изображали нечасто. Характерная деталь восточной культуры, в которой женщина играет незначительную роль. Она воспринимается как существо, стоящее гораздо ниже мужчин.

На этой фразе Кристиан немного отвлёкся, стараясь незаметно разглядеть хрупкую и изящную, как фарфоровая статуэтка, Ю. Та уловила взгляд юноши и, повернув голову, посмотрела спокойными и ясными глазами на смутившегося соседа. В её взгляде светилась вечная молодость жизни.

Улыбнувшись в ответ, Крис отвёл взгляд и задумался над устремлённостью китайской культуры в глубину вещей и слов, над обереганием традиций, принижением человека перед природой. С последним он не был согласен, ведь человечество так много достигло, пусть и огромным трудом.

«Китайская философия показывает связь литературы и музыки, этики и хозяйствования, – думал он, – равно как и мой дар открыл новые грани, отразив связь цвета и звуков. Нужно почитать про конфуцианство и даосизм, буддизм. Может, это даст обоснование, литературное содержание моей музыки». Таким мыслям предавался задумчивый высокий юноша, мало реагирующий на заинтересованные взгляды девушек.

– …Итак, завершая рассказ о живописи удивительных, загадочных для других цивилизаций стран, надо подчеркнуть отличия японской живописи от китайской:

• в японской живописи есть асимметричность, в китайской – некое подобие хаоса;

• японские художники использовали нежные краски и плавные переходы;

• китайские живописцы стремились подробно выписать каждую деталь, в отличие от коллег с соседних островов, уделявших внимание одному объекту.

В этих подчас трудно уловимых различиях скрываются концептуальные расхождения двух культур. Тем они интереснее для нас, воспитанных на другой философии и этике…

Благодарю за внимание. В следующей лекции я расскажу об искусстве формирования сада в Китае.

Слова импозантного востоковеда потонули в шуме голосов, живо обменивающихся впечатлениями о лекции, что называется, с пылу с жару.

Ойлинь предложил новому знакомому продолжить общение в летнем кафе, расположенном неподалёку от университета.

– Ю тоже будет рада пообщаться. Я прав? – полуинтимным голосом сообщил брат, намекая на симпатию сестры к их спутнику.

– Да, – мелодичным и нежным голоском ответила улыбающаяся девушка.

– Я только за! Хочется побольше узнать о китайской философии и этике. В школе нам весьма поверхностно рассказывали о вашей стране, – немного смущаясь, сказал Кристиан.

– Отлично! Выпьем немного вина, и Ю расскажет тебе о загадочности китайской души, – пошутил полноватый китаец.

Их путь лежал к популярному недорогому кафе «Брауни», внутренне оформленному как жильё сказочных персонажей – тщательно выписанные композиции танцующих фей и эльфов, крадущихся гоблинов, одиноких и угрюмых брауни (холостяки часто задумчивы!), важничающих гномов и других существ чудесных миров.

Кристиан угостил новых знакомых безалкогольными коктейлями, фруктовым салатом и кофе с пирожными. Ойлинь внимал речам сестры, увлечённо рассказывающей про китайское искусство, философию Поднебесной, их быт и традиции.

– Наверное, ты будешь удивлён, но музыка занимала третье место после литературы и живописи в китайском обществе, – с таинственным видом сообщила Ю, посмотрев на прилежно слушающего датчанина.

– Вероятно, поэтому китайцы не были знакомы с теорией музыки, равно как и не имели представления о клавишных инструментах, – проронил собеседник.

– Отчасти это верно, однако не забывай, что наша страна была изолирована от остального мира триста лет. Как много лет назад, сейчас китайцы смотрят с видом превосходства на материалистическую Европу и США. Для нас философия была и остаётся выше всех наук, видов искусства. В ней выражен путь, Дао каждого жителя Поднебесной. Однако мне мало океана китайской живописи, поэтому изучаю постимпрессионизм и пуантилизм. История цвета, его борьба с формой – интереснейший роман-история европейской живописи.

– Мне тоже нравятся Ван Гог, Сёра, Синьяк, Гоген, некоторые работы Матисса. Ты изучаешь передачу цвета, игру световоздушных масс, а во мне цвет рождает музыку. Иногда получается воплотить эти мелодии в реальность, отразив в нотах или аккордах, – смущаясь, ответил Кристиан.

– Невероятно! Я слышала про таких людей… сини… сине… как там дальше? Красивое слово.

– Синестезия. У меня – синопсия, способность слышать музыку, осязая цвет предметов, – подсказал юноша.

– Думаю, продолжим эту тему на днях… Ю, нас ждут дома. Будут гости! – напомнил брат, последние полчаса посматривающий на часы.

– Помню, – сестра недовольно сморщила носик, жалея о скоротечности времени, проведённого с новым знакомым. – Кристиан, интересно общаться с тобой. Вот наш домашний номер и адрес.

Ю написала изящным почерком цифры и несколько слов на листике блокнота и протянула ему.

– У меня предложение: приходите в субботу вечером ко мне в гости. Поиграю свои произведения, расскажу своё видение теории цветомузыки, – пригласил Крис.

Кристиан пожал руку Ойлиню, секунду поколебавшись, как проститься с Ю. Она разрешила этот вопрос, поцеловав юношу в щёку. Запах фиалки и нежность шёлка соединились в лёгком касании губ Ю. Чарующее мгновение заволокло сознание Криса, слышавшего весёлые слова брата и сестры: «До скорого свидания!».

Эта знаменательная встреча, одна из немногих, повлиявших на будущего композитора, произошла в среду. Через день, в пятницу, судьба столкнула Криса с Маттиасом. Тот энергично шагал по холлу университета, сосредоточенно глядя перед собой.

– Маттиас, вот так нежданная встреча! Какой случай привёл тебя в великий и ужасный универ? – он шутливо хлопнул друга по плечу.

– Крис! – обняв бывшего одноклассника, Маттиас сообщил о переводе с факультета информационных технологий на естественно-научный факультет, отделение экономической географии.

– Ты ведь знаешь, мне всегда нравилась география. Новые страны, народы, океаны, горы… Экономика тоже интересна. Вот и решил стать географом. Может, пойду преподавать в школу.

– Интересная специальность! Преподавание… Это призвание и большой труд.

– Понимаю. Рассказывай, как ты? Нравится будущая профессия? Или грезишь, как раньше, пойти по стезе композитора-электронщика?

– Учусь. Как все. Честно, вынашиваю идею уехать в Германию, в Берлин. Там Клаус Шульце, другие гуру электронной музыки… К тому же нужно изучить философию и социологию музыки, чтобы понять духовные основы, этику искусства. Ты знаешь о моём даре… Моя миссия – создать уникальную музыку. Музыку новой эры, которая вдохновит других композиторов и музыкантов на поиск иных форм, альтернативных классическим. Недавно я прочитал интервью одного философа и музыканта, что современная музыка исчерпала весь арсенал приёмов. Композиторы превратились в звукорежиссёров и саунд-дизайнеров, в придаток к аппаратуре, синтезаторам. Поэтому будет новое… Я хочу сделать вклад в него! Единственное, к чему у меня способности, – это музыка. Остальное неинтересно…

– Вероятно, ты прав. Мы не знаем, чем будем заниматься лет через десять… Дар может иссякнуть.

– Поэтому нельзя терять время! Я брошу университет, уеду в Германию и начну заниматься своим делом. Но только не говори никому про мой план. Родители не одобрят смену профессии. Для них, особенно отца, искусство – зыбкое ремесло, ненадёжное. Возьму в долг у деда, да и бабушка не откажет. Они лучше понимают меня, чем многие, – задумался Кристиан.

– Уверен, что всё образуется в лучшем виде. Ты талантлив, упорен, эрудирован. Только нужен Учитель, который вооружит знаниями и навыками, – помолчав, он добавил: – В любом случае не теряй связи со мной. Надо будет – вышлю деньги. Немного, но на первое время хватит. А как с Луизой? Расстался?

– Не совсем. Мы остались друзьями. Нам хорошо вместе, в том числе в постели. Она уехала с немецким политиком в Мюнхен. Тоже обещала помочь. Так или иначе, но мне нужно идти дальше. У неё свой путь, – грустно улыбнувшись, Кристиан посмотрел на собеседника.

– Ладно… Побегу на лекцию. Созвонимся?

– Конечно! Приходи в субботу, к вечеру, если сможешь… Познакомлю с интересной парой, китайцами, братом и сестрой. Они искусствоведы.

– Договорились, приду!

Стиснув ладонь Криса, друг поспешил в другой корпус, а наш музыкант привычной дорогой отправился домой.

Дома ждали дела: подготовка к семинарам, шлифовка этюда «Зимняя сказка»; на журнальном столике лежала книга Кена Кизи «Пролетая нал гнездом кукушки». Этот роман американского автора Кристиан проглотил с интеллектуальным голодом библиофила. Снова и снова жизнь подкидывала пищу для размышлений о месте талантливых людей в обществе, одиночестве гениев, опередивших время, или неформалов, отторгающих общепринятые ценности и нормы.

Незаметно наступила суббота. С утра в доме Серенсеннов кипела подготовка к приходу друзей – Маттиаса, Ойлиня и Ю, состоящая в уборке, сервировке стола в гостиной и заказе пиццы, салатов, десертов. «Кофе сварю в турке. Ю с братом предпочтут чай», – подумал он о китайских друзьях.

В магнитофон заранее была вставлена кассета популярной европейской музыки: солянка из композиций Queen, Secret Service, Scorpions и других исполнителей. Кроме того, бабушка передала ему кассету с записями китайских музыкантов.

Вечером, в семь, пришёл Маттиас, чуть позже – Ойлинь и Ю. Крис успел до их прихода обсудить с Маттиасом вопрос переезда, поиска квартиры и трудоустройства музыкантом в клуб либо для сессионной записи альбома рок-группы.

Ю помогла организаторам маленького застолья расставить предметы сервировки – изящные китайские фарфоровые чашки, блюдца, тарелки, серебряные ложки и вилки, а также принести салаты и большую грибную пиццу. Утолив юношеский голод, компания расположилась на уютном сдвоенном диване гостиной.

Кристиан, представляя Маттиаса, сказал, что он – будущий географ и просто замечательный человек, его друг со школьного времени. Ойлинь назвал себя, сестру, добавив, что оба осваивают специальность искусствоведов: он избрал в качестве специализации японскую живопись Нового времени, а сестра – постимпрессионизм и пуантилизм.

Направление общего разговора задал Кристиан, попросив Ойлиня рассказать про японскую живопись. Иногда его дополняла Ю, высказывая мнение о том или ином аспекте бытовой культуры Японии.

– Думаю, не секрет, что японская культура – производная от китайской. В Китае свысока, порой неприязненно смотрят на японцев, их жизнь. Это объяснимо: некоторое время наша страна была под управлением Империи восходящего солнца, попросту говоря, китайцы были рабами. Сознание нации этого не забыло. Плюс многие видят высокомерие и гордость японцев, считающих себя уникальными и лучшими. Конечно, так думают далеко не все жители этой страны – так Ойлинь вкратце обрисовал отношения двух стран.

– Я, как и Маттиас, имею представление о конфуцианстве, даосизме и китайских традициях – чайной церемонии, медитации, любви к садам, знаю оригинальную музыку, живопись… Каковы отличия японского искусства от китайского? – с интересом спросил Крис.

Маттиас кивнул, поддержав вопрос друга.

– Отличий весьма много. Расскажу немножко о японской живописи, поскольку в ней разбираюсь, в отличие от других японских искусств. В этом отношении мои знания поверхностны, если не наивны. Средневековье (не будем углубляться в более раннее время, поскольку тема живописи уведёт к вопросу скульптуры) объединяло Китай и Японию в стилях и других элементах живописи. Раскол произошёл в XVI веке, когда пейзажная живопись уступила монополию зарисовкам бытовых сценок. Императоры обеих стран уже не так строго следили за канонами в искусстве, сами предаваясь развлечениям – музыке, театру, танцам. К тому же постепенно начала проникать западноевропейская культура, с которыми наши нации, столь схожие и разные, знакомили голландцы и французы, а с XVII века – англичане, в итоге развившие экономические отношения с Китаем и Японией больше остальных.

Японские живописцы, в отличие от китайских коллег, используют мягкие цвета. Они уделяют внимание одной детали, в то время как китайцы – нескольким. Живопись в Стране восходящего солнца обращена более на внешние стороны жизни, радуя направленностью на позитивные мысли и показывая развлекательную часть культуры. Возможно, поэтому она оказала гораздо большее влияние на европейских художников, прежде всего импрессионистов и последующие направления, чем китайская живопись.

– Извини, что перебиваю… Знакомство французских импрессионистов, а позже – Ван Гога, Поля Гогена, Матисса – произошло в 1850-е года, когда Домье и Добиньи использовали японские мотивы в полотнах. Японская живопись восхищала Клода Моне, Камиля Писсарро, Винсента Ван Гога, который, к слову, собрал коллекцию японских гравюр. На картинах Поля Гогена видны японские мотивы. Эти темы использованы фабрикой Гобелен при изготовлении ширм, мода на которые охватила не только Европу, но и другие страны, например Россию, – мягким жестом Ю остановила рассказ брата.

– Абсолютно точно, – кивнул Ойлинь. – Есть и сходство: в философии конфуцианства и даосизма, синтоизма, чайной церемонии. Японцы, как и китайцы, любят сады…

Очень важна структура сада, его наполненность чистотой и тишиной… – Ойлинь углубился в рассуждения об особенностях садов.

Последние минуты рассказа о японской культуре Кристиан часто посматривал на Ю, чей мечтательный взор был обращён на красивую фарфоровую чашку с пейзажем Фудзи. Ощутив желание музыканта пообщаться, она подняла голову и посмотрела лучистыми глазами на восхищённо смотревшего Криса.

– Ю, хочу показать тебя святая святых – мою комнату и одновременно музыкальную студию. Сыграю пару собственных произведений.

– Пойдём… Это очень интересно, – Ю легко вспорхнула, как соловей, и заскользила невесомым шагом позади стремительно шедшего юноши. Похоже, Ойлинь и Маттиас не заметили ухода друзей, увлечённые беседой.

В комнате Кристиан включил синтезатор и поставил на пюпитр тетрадку со своими нотами, больше для подстраховки, ведь произведения были небольшими и относительно лёгкими в исполнении.

Сыгранные аккорды и намерение музыканта исполнить минорные мелодии были прерваны мелодичным голоском Ю:

– Кристиан, если не возражаешь, прочту стихи, посвящённые осени и любви. Это поможет настроиться душой…

Посмотрев нежным взглядом на Ю, он кивнул, не в силах справиться с охватившим волнением. Ему хотелось обнять и целовать, целовать снова и снова удивительно красивую и женственную девушку, в глазах которой он тонул.

– Осень. Эта осень не только для меня, но её печаль чувствую первой. Грустные мысли об увядании всего живого заставляют страдать мою душу. Слепы и несчастны те, кто не видит прекрасного и столь печального очарования осени.

Помолчав, Ю продолжила:

– Любовь… Как плод созревает в чреве матери, как цветок распускает лепестки утром, потянувшись к лучам солнца, так и я душой и сердцем устремляюсь к тому, кто пробудил чувство и негу. В тишине аллеи отдаюсь любви, незаметно охватившей меня, как ночь окутывает землю, скрывая день. Так и люди порой прячут чувство, стесняясь или не веря во взаимность. Любовь и грусть всегда идут рука об руку, подобно мыслям, хорошим и плохим, перетекающим друг в друга. Чувства никогда не умирают, они лишь меняют предмет, словно луч, скользящий по новым и новым вещам.

Кристиан закрыл глаза и начал музицировать, легко касаясь клавиш. Звуки фортепиано, перемежаемые клавесином и тембром колокольчика, наполнили комнату. В мелодию, рождающуюся под пальцами, вплетались ветер и журчание воды, голоса Вселенной и гул звёзд, не сравнимый с земными звуками. Наконец, он взял последний аккорд, и звуки стихают, оставляя послевкусие музыки первоэлементов Земли.

Обернувшись, Кристиан увидел Ю, расслабленно откинувшую голову на спинку дивана, с закрытыми глазами. Он тихонько позвал её. Не получив отклика, решился прикоснуться к ладони девушки.

Вздрогнув, она приоткрыла веки и произнесла:

– Внутреннюю красоту этой мелодии постигаешь не сразу… Изящество аккордов уступает место настроению. Холодное очарование, напоминающее зимнюю поляну и осыпающуюся снежную пыль, вскружённую ветерком. И все звуки уходят, оставляя звенящую тишину.

Кристиан, повинуясь взгляду, сел рядом. Несколько минут царила тишина; их думы были обращены к Музыке, самому таинственному виду Искусства. Почему она рождает созвучия, трогающие что-то в глубине человека? Верующие скажут – душу, а биологи и физики – нейронные сети. Что бы это ни было, музыка объединяет чаще, нежели разделяет.

Ю взяла ладонь юноши в свои руки и приблизила лицо к нему, заглядывая в мерцающие напряжённой работой мысли глаза.

– Расслабься… отдайся волне чистых эмоций. Порой ты много анализируешь, это мешает чувствам, – хрустальный, почти детский голосок девушки вернул Кристиана из мира грёз.

– Это правда! Я слишком много думаю, такова особенность характера. Мама говорит, что характер – судьба. Как считаешь, музыка… – он оборвал фразу, почувствовав манящую притягательность глубоких чёрных глаз Ю, мерцающих, словно далёкие звёзды. Их губы встретились, робко касаясь друг друга. Ю прильнула к чуть дрожащему юноше, свернувшись калачиком на его коленях. Кристиан целовал её, наслаждаясь ароматом весенних запахов, исходивших от Ю.

Прошедшие минуты казались секундами, ведь для влюблённых и всех, кому приятно общаться друг с другом, время более скоротечно, чем для стариков.

В негу упивающихся нежностью и лаской Ю и Кристиана грубо, как им показалось, вторгся голос Маттиаса, призывавший вернуться к столу.

Они встречались почти два месяца. Спокойная, улыбчивая и внешне кроткая Ю, порой выказывающая твёрдость характера (Ойлинь сравнил её с персиком – мягкий, но твёрдая косточка), и креативный, импульсивный, весёлый Кристиан, восхищавшийся Красотой, Музыкой, Живописью, впитывающий с ненасытностью творческой молодёжи краски жизни, пытающийся уловить оттенки и переливы предметов, событий.

Ю поступила благоразумно, рационально, как сказали бы экономисты и инженеры, объяснив спутнику сходства и различия характеров, целей.

– Мы любим Искусство, в разных проявлениях… И эта любовь в сочетании с честолюбием и, возможно, долей тщеславия требует жертву – принесение всей жизни, без остатка, на алтарь. В твоём случае – музыке, в моём – искусствоведению. Поэтому творческие личности, за редким исключением, не могут создать семью и даже сколь-нибудь долгосрочные отношения с одним партнёром.

– Не нравится это слово – «партнёр»… Уместное в сделке, – поморщился юноша.

– Вполне подходящий термин. Ты романтик, но не лишённый прагматизма. Тебе нужна добрая и практичная подруга, умеющая остановить тебя, а в определённых моментах – подтолкнуть. Многие из нас нуждаются в таком толчке, стимулах. Твоя будущая партнёрша будет из творческой среды и предпочтёт гостевой брак. Или брак без официальных обязательств. Поверь, это лучший вариант для тебя, – убеждённо говорила хрупкая китаянка, поглаживая ладонь погрустневшего друга.

Этот разговор – знаменательный и отчасти судьбоносный, как впоследствии понял Кристиан, – происходил через месяц после знакомства с друзьями из Поднебесной.

Думая о любви и отношениях, Крис вспомнил романы Драйзера. Ведь в его книгах мужчины не могли долго жить с одной женщиной… Творчество поглощало их, не оставляя времени на быт, детей. «Творческий эгоцентризм. Неужели Ю права, и мне не суждено иметь обычную семью? Я не откажусь от музыки, а любовь эгоистична и требует жертв. Многие знаменитые люди жили одни. Семейные писатели, музыканты, учёные большую часть времени тратили на свою деятельность, их жёны брали весь быт и воспитание детей на себя. Впрочем, попробую… Мне ведь не 30 и даже не 40», – размышлял будущий композитор, задумчиво перебирая клавиши синтезатора. Вечный оптимизм молодости, очаровательная самоуверенность юности, переливающаяся радостными цветами! Вспоминается детская игрушка – калейдоскоп, завораживающий мельканием ярких красок и бликов.

«Вступая в годы молодые, подвластно всё, что мы решим!» – крутилась в его голове чья-то грамматически неловкая, но очень точная мысль. Кристиан не заглядывал далеко в будущее, он просто знал: его талант реализуется, его миссия – нести добро, свет, новую Музыку людям. Не замечая, он начал путь к синтезу нового направления музыки, объединяющей звуки, слова, образы. Этот синтез будет понят, быть может, через сто лет, века… Время – лучший судья, и именно оно определит правоту или ошибку.

Отношения Криса и Ю перешли в разряд интимных. Им было хорошо друг с другом. Нежность и ласки девушки встречали внимательность и страстность её друга. Посещение аттракционов, парков, театра, картинных галерей, долгие беседы в съёмной квартире друзей, споры о преимуществах европейской живописи и музыки перед японским искусством с Ойлинем, доходившие до шутливых потасовок, из которых Ю тянула понарошку отбивающегося Кристиана, кричавшего «Запад одолеет Восток, несмотря на Мао Цзэдуна». Ойлинь возражал: они смешаются, и родятся новые народы.

В эти замечательные, наполненные романтикой дни Кристиан услышал описание собственного характера, сделанное деликатной китаянкой. Посматривая загадочно мерцающими глазами на умиротворённого спутника, Ю произнесла:

– В тебе много притягивающих черт: доброта, честность, упорство, аккуратность… Я бы присоединила открытость, но она часто мешает человеку. Откроешь душу – в неё кинут бумажку, – юноша рассмеялся. – Зачастую ты прост и открыт, что даёт оружие недоброжелателям. Сейчас их практически нет, поскольку ты небогат, неизвестен… Однако я предвижу их появление, ведь талант рано или поздно пробьёт дорогу. В тебе есть честолюбие, – продолжила размышлять девушка, – и отсутствует тщеславие. Это как будто салат без соли. Капельку стремления к славе желательно иметь, – уверенно сказала Ю.