Текст книги "Шарик в кубике"

– Через вход, он же выход, как же еще? – удивился Клаус. – Да, извини, я совсем забыл, что тебя только вчера доставили с фабрики. Тогда все за мной.

Он решительно открыл дверь, ведущую в больницу, как будто был уверен в том, что внутри никого не встретит. И действительно, в полутемном коридоре не было ни души, но слева, по всей видимости, от выхода, доносился чей-то заразительный смех.

– Все санитары принимают витамины вместе с пациентами, – пояснил Клаус. – За исключением дежурного, разумеется – ведь надо же кому-то оформлять груз от поставщика. Понятно, что санитары, отбывая наряд, страшно при этом злятся, но нарушить запрет на витамины никто не смеет – у Мастера повсюду глаза и уши.

Он проскользнул в первую же дверь, на которой не было никакого номера, и вскоре вернулся, облаченный в комплект полосатой одежды точно такого же фасона, что и красовавшаяся на Бубле – короткая куртка плюс мятые штаны.

– Смело вперед! – возгласил он и направился по коридору, туда, где находился выход из здания клиники.

Похоже, он хорошо знал нравы этого заведения, поскольку три человека, находившиеся в холле, ничуть не удивились, когда троица беглецов возникла из-за поворота. Очевидно, они приняли изрядную дозу «витаминов» и не были в состоянии не только воспрепятствовать бегству, но и просто поинтересоваться, что происходит. Две личности мужского пола вяло флуктуировали возле регистратуры, обмениваясь бессмысленными репликами и с ошалелым видом ощупывая попадающиеся им на пути предметы. Женщина, находившаяся за стеклянной перегородкой, сидела на вращающемся стуле и быстро крутилась вокруг своей оси, время от времени взвизгивая и хохоча.

– Давай, заставь ее отключить запирающий механизм, – кивнул на медсестру Клаус.

Пайк обошел преграду и остановил вращение кресла, затем наклонился над девицей и строго посмотрел ей прямо в безумные глаза, не представляя, что с ней нужно делать. И как только он ее увидел, сразу понял, что это самая красивая девушка, какую он только встречал в своей жизни, даже несмотря на полное отсутствие какой-либо мысли на ее прекрасном лице. Пораженный, странник медленно рассмотрел каждую деталь ослепительно тупой физиономии, пытаясь понять, чем она так задела его, и остолбенел, словно парализованный. Из-под ее белого халата, в разрезе, он увидел краешек оранжевой вечной майки. Его руки сами протянулись к ее одежде, одним резким движением Пайк оторвал на ней все пуговицы – они колесиками раскатились под столом – и его глазам предстала незабвенная, завалившаяся на бок восьмерка, точно окантовавшая до боли знакомую, но так и не увиденную им грудь Ирины.

– Ах, – выдохнула регистраторша, обхватывая странника за шею, чем вызвала болезненный отклик в его не вполне заживших ранах.

– Эй, Спиро! – возмутился Клаус. – Скоро рассветет, придет утренняя смена, а ты развлекаться задумал!

Ничего не слыша, Пайк целиком обнажил девицу и с ужасом убедился в том, что все в ней, за исключением головы, раньше принадлежало его славной боевой подруге, с которой он прожил в согласии не одну неделю.

– Где ты это взяла?! – завопил Пайк, тряся сестру за плечи.

Подскочившие сзади Берта и Клаус, порядком напуганные нелепой сценой, попытались оттащить странника от несчастной, и после короткой борьбы, когда Пайк осознал свое бессилие, им это удалось.

– Ты настоящий псих, – сказал лысый и приложил руку девицы к сенсорному датчику на столе. В то же время Берта залезла в карман ее халата и присвоила себе документ, почти такой же сальный и потрепанный, как и у почившего брата Блоха. – Нужно замести следы. – Клаус раскрыл валявшийся тут же журнал на последней странице и, бегло просмотрев последние записи, нашел строчку с именем «Спиро» и кратким описанием пациента и диагноза. – Разумеется, соматоагнозия, – удовлетворенно заметил он и что вписал.

Видимо, он обучался письму по методу врожденной грамотности.

Входная дверь отъехала в сторону, и совместными усилиями Клаус и Берта вывели вяло упирающегося Пайка из клиники.

3

Пока Пайк был занят побегом, небо из черного стало предрассветным, но не таким, как на Земле, а с отчетливым розовым оттенком, к тому же без выраженного направления на светило. Во мраке проступили очертания высоких облупившихся строений, темные глазницы окон и узкие карнизы. Никаких излишеств вроде балконов, колонн, барельефов и тому подобного видно не было. Тротуары полностью отсутствовали, а вместо асфальта дорогу покрывала брусчатка, очень неровно уложенная и местами просто избитая.

Глотнув свежего, прохладного воздуха, странник пришел в себя и твердо решил вернуть Ирине ее тело, если, конечно, она еще жива. Но для начала следовало уйти подальше от клиники. Взглянув на то место, где минуту назад находился Клаус, Пайк никого не увидел, но Берта все еще стояла рядом с ним, потягиваясь и рассматривая свое новое тело.

– Что такое Кольцо Олигофренов? – спросил у нее Пайк.

Она извлекла из кармана полосатой робы картонку и кивнула, в чем-то убедившись.

– Все санитары и врачи живут на этой улице, и мы тоже теперь там жить будем. Только я в сорок шестом доме, а ты, кажется, в сорок девятом.

– Это обязательно?

– В общем-то нет, но если ты хочешь протянуть подольше, нужно следовать предписанию на такой бумажке. Кстати, она называется коркой. У тебя разве есть предложение получше? Слишком уж ты смелый для того, кто вчера вышел из фабрики.

– Веди же меня скорей на это Кольцо.

Улицы странного города были совершенно пусты, и лишь два раза Пайк краем глаза успел заметить смутные тени, мелькнувшие между домами. Однообразные пятиэтажные здания, вероятно, предназначенные для того, чтобы в них кто-нибудь жил, тянулись на многие сотни метров вдоль пересекающихся под прямым углом улиц. Все они настолько обветшали, что казалось, легкого землетрясения достаточно для превращения города в руины. Быстро светало, и это не способствовало улучшению внешнего вида домов – стали видны разбитые окна, арматура, местами торчавшая из стен, какие-то бетонные балки и битый кирпич. Особенно странным Пайку показалось то, что нигде не было видно ни единого огонька, хотя он точно знал, что электрическое освещение здесь имеется. На зданиях иногда попадались ржавые таблички, одну из них путешественнику удалось прочитать, и эта надпись – «Квартал Эсхатологов» – почему-то показалась ему более приличной, чем та, что значилась на его «визитке».

Путники, несмотря на полное отсутствие движения по улице, шли почти вплотную к стене, по правой стороне.

– Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? – вдруг сказала Берта, когда они прошли уже три квартала, никуда не сворачивая. – Если я правильно поняла, ты только вчера родился и совсем ничего не знаешь.

– Точно, малышка, – признался путешественник.

Берта удивленно уставилась на него и неожиданно обхватила его бок гибкой рукой, приобретя самодовольный вид.

– Я теперь с тобой гулять буду, – сказала она мечтательно, – ты мало говоришь, зато так красноречиво! И ты смелый и сильный, не то что один мой прежний приятель Жугж – тот еще был тюфяк, недаром он долго не протянул. К тому же ты очень красивый, – Берта вдруг потянула Пайка за руку по направлению к ближайшей двери в доме. – Зайдем на пять минут?

– А это не опасно? – засомневался странник.

– Наоборот, – усмехнулась она, – это по улице ночью идти опасно, в одночасье подстрелить могут. Сейчас, правда, скоро утро, можно почти не бояться, а так запросто в катафалк угодить можно.

– С тобой это и случилось?

Берта на секунду омрачилась, но тут же завертелась на месте, демонстрируя симпатичные детали собственного организма:

– Где бы я еще достала такие штучки? – лукаво поинтересовалась она.

Ее визгливый хохот заметался между домами, заставив Пайка сжаться и бросить быстрый взгляд вдоль улицы, в одну и другую стороны, но сквозь темноту он ничего не смог разглядеть. Небо незаметно наливалось цветом, очерчивая расплывчатые тени угловатых, запущенных строений, но темные окна по-прежнему зияли провалами на фоне блеклых стен. Посмотрев на внезапно замолчавшую девушку, странник отчетливо увидел торчащую из ее шеи маленькую оперенную иглу, и в следующую секунду подхватил ее оседающее тело и нырнул в ближайшую полуоткрытую дверь, висевшую на одной петле. Глаза Берты были открыты, но, судя по их выражению, вряд ли она находилась в состоянии на что-либо реагировать. С той стороны, куда направлялись беглецы, раздался слабый, постепенно нарастающий гул.

Пайк двумя пальцами, словно слизняка, ухватил пластиковое перышко и выдернул иглу из тела Берты, затем поволок его вверх по выщербленным ступеням, всей кожей чувствуя приближение неведомой опасности. Скорее всего, девушку подстрелил патруль, он же агрегат для расчленения местных жителей, и странник отнюдь не был уверен, что ему удастся от него скрыться. Он успел подняться на два этажа, обессилел и сел на пыльный каменный пол, сложив голову Берты себе на колени, когда услышал грохот сорванной с петли двери и неясный скрежет, словно кто-то царапал мостовую. Пайк бесшумно уложил Берту и выглянул в окно, не рискнув раскрыть раму с сохранившимся в целости стеклом. Слабое сияние розового неба осветило заднюю часть внушительного механизма, напоминавшего трактор на мелких колесах, оснащенный гипертрофированным контейнером для сбора частей человеческих тел. Добычи в этом дьявольском корыте было почти столько же, сколько и в том, где успел побывать Пайк. К небольшой и, по-видимому, пустой кабине этого механизма крепились три длинных и гибких трехпалых манипулятора, в данный момент занятых обшариванием доступного им внутреннего пространства дома. Судя по всему, ночной охотник был автоматическим, поэтому никто не поднимался по ступеням, чтобы схватить их. Путешественник позволил себе расслабиться и заняться Бертой.

Она уже начала приходить в себя: шевельнулись пальцы на руках, веки сомкнулись, избавив Пайка от навязчивого ощущения, будто он имеет дело с покойницей. Он принялся растирать ее ладонями, не представляя себе, как долго может продолжаться оцепенение и поможет ли ей массаж. Потолкавшись возле двери и не сумев проникнуть в здание через узкий проем, «патруль» через несколько минут отбыл дальше по улице, в чем странник смог убедиться, выглянув в окно. Вскоре вокруг вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь дыханием беглецов.

– Я осмотрюсь, – сказал Пайк безмолвной Берте и поднялся еще на один лестничный пролет. В обе стороны от площадки ответвлялись два коридора, концы которых тонули во мраке, заваленных строительным мусором – битыми кирпичами, штукатуркой и попросту пылью. Пайк толкнул первую дверь оказался в большой комнате, в которой повсюду валялись обломки мебели. Подойдя к единственному окну, – его рама ощетинилась неровными осколками – он выглянул наружу. Посреди вымощенного двора торчал голый остов качелей или что-то, очень его напоминавшее.

Картины запустения действовали страннику на нервы, и вообще этот мир с самого начала ему не понравился. Оставалась, конечно, еще надежда на то, что удастся вернуть свою руку, в противном случае ему так и придется жить с чужой. Внезапно неясный шум, постепенно разрастаясь, донесся до него со стороны соседней комнаты, ничем не отличавшейся от той, где в печали стоял путешественник. Он прошел туда и увидел на стене плоский квадрат размером метр на метр, показавший ему вид на неизвестную часть города. Там медленно кружились карусели, поскрипывали вагончики, накручивавшие бессмысленные километры вокруг странных каменных изваяний. По извилистым дорожкам, проложенным по столбам различной высоты, неторопливо ездили округлые тележки. На дальнем плане виднелись дома, с удручающим однообразием повторявшие безыскусную архитектуру спасшего беглецов строения.

Внезапно в поле зрения возник одетый в полосатую пижаму человек, нетерпеливо вскочивший в подвешенное на цепочке сиденье карусели. Механизм тотчас оживился и закрутил посетителя все быстрее и быстрее, пока тот не замахал в страхе руками. Скорость вращения стабилизировалась, и человек умиротворенно откинулся на спинку и замер.

Со смешанными чувствами Пайк покинул квартиру и вернулся к Берте, за время его отсутствия восстановившей способность двигаться. Она пыталась встать, ухватившись рукой за подоконник, и странник поспешил ей на помощь.

– Спасибо, Спиро, – слегка невнятно, глотая окончания слов, через силу сказала девушка, обхватив Пайка, – ты уже второй раз спасаешь меня. Теперь уж я точно от тебя никуда не уйду, Мастер свидетель!

Они стали спускаться вниз, и Берта, с трудом державшаяся на ногах, едва не висела на путнике. Он, впрочем, не был до конца уверен в том, что пострадавшая не лукавит.

– Вы постоянно упоминаете какого-то вездесущего Мастера, – пыхтя, проговорил, когда они вышли из дома и продолжили путь в сторону Кольца Олигофренов. – Кто это, объясни мне, пожалуйста.

– Это твой отец, глупый, – рассмеялась она, – ведь тебя кто-то должен был собрать, не так ли?

Пайк не стал объяснять, что прекрасно знает, как и каким образом он появился на свет, будучи уверен, что его речь может укрепить Берту в подозрении, будто он настоящий психопат. Вместо этого он попросил ее рассказать ему о самых главных правилах, которых следует придерживаться среди людей, чтобы сойти за нормального.

– Но ведь каждому ясно, что с тобой все в порядке, – опять удивилась девушка. – Нет, Спиро, ты все-таки не совсем правильный пациент. Может быть, Мастер не до конца прочистил тебе мозги, перед тем как собрать? Хотя я где-то слышала, что такие, как ты, в разноцветных майках, не настоящие дети Мастера, а… натуральные, что ли. Вам всегда поначалу больно, когда вам отрывают руки или ноги, потом, конечно, все проходит проще, когда лишние нервы отмирают.

Пайк замер и развернул ее к себе лицом. Впервые после прыжка в сингулярность ему стало страшно.

– Что ты сказала? – закричал он. – Как может человек жить без нервов?! Разве они бывают лишними?

– Бывают! – воскликнула Берта, вырываясь. Она сердито надула губы, но через секунду улыбнулась и вновь обняла странника за пояс, прижимаясь к нему всем телом. – Мы уже близко, сейчас придем и сразу займемся делом – надо же мне испытать, на что я теперь способна.

Пайк не ответил, пытаясь осмыслить информацию. Ее было слишком много, и она так не вязалась с его представлениями о нормальной человеческой жизни, что он и правда в какой-то момент пожалел, что ему не прочистили мозги, когда он возник в этом мире. Впрочем, на самом деле странник, конечно, не хотел этого, иначе как бы он, к примеру, опознал оранжевую майку Ирины на сестре Миранде? Пайк серьезно опасался, что Ирина уже могла пройти один или два цикла возрождения, а следовательно, настолько далека от прошлой жизни, что наверняка не узнает странника, когда-то вырвавшего ее из лап дракона.

Путники свернули влево, и прямо перед ними оказалась невообразимо высокая стена, от мостовой и метров на пятнадцать выше вся заполненная окнами, частью разбитыми. Выше она была сплошной и монотонно коричневой.

– Кольцо Олигофренов, – сказала Берта. Пайку почудилось в ее голосе непонятное напряжение, он повернулся к ней и заметил, как на ее лице появились маленькие красноватые пятнышки.

Она беспокойно озиралась вокруг, рассматривая невесть откуда взявшихся людей, суетившихся на улице. Среди них наблюдалось не меньше половины инвалидов, лишенных кто одно, а кто и двух или даже трех конечностей. Откуда-то из-за угла донеслась бодрая и зазывная музыка, и весь народ поголовно пришел в движение, бросившись на звук. Берта вырвала у спутника свою руку и присоединилась к толпе, разом превратившейся в визжащий клубок тел, облепивший странный движущийся агрегат, выехавший на улицу со стороны центра «города». Из него хаотично, в разные стороны примерно один раз в секунду выскакивали маленькие разноцветные пакетики, на которые и велась охота. Стоило кому-нибудь овладеть добычей, он спешил отойти от машины и торопливо вскрывал упаковку, бережно вытаскивал из нее что-то маленькое, незаметное и кидал себе в рот. Почти все после этого покидали улицу, вероятно, поднимаясь в свои жилища, но некоторые продолжали стоять на улице, не делая, впрочем, попыток завладеть еще одной упаковкой. Потрясенный, Пайк наблюдал, как в зависимости от ее цвета одни начинали пританцовывать на месте, кружиться с бессмысленной улыбкой на лице, ошалело бродить кругами, натыкаясь на стены или совершать другие, не менее нелепые действия.

– Держи, дорогой! – крикнула ему на ухо Берта, суя ему в ладонь круглую желтую таблетку. – Мои любимые витамины, тебе тоже понравятся, вот увидишь! В другой раз не зевай, когда Филиал проезжает.

Тем временем живой копошащийся сгусток удалялся все дальше по Кольцу Олигофренов, и вскоре он исчез из поля зрения странника. Все то время, пока Пайк с отвисшей челюстью наблюдал за этой дикой сценой, девушка дергала его за руку и тянула по направлению к одному из подъездов в гигантском доме, судя по всему, окольцевавшем весь город.

– Ну скорей же попробуй витаминку, – твердила она и наконец не выдержала, сунула ему в рот сладкий шарик, и Пайк от неожиданности поперхнулся и проглотил его.

– Какого черта! – закричал он и вырвал свою собственную, правую руку из горячей ладони Берты. Она прекратила смеяться, но все равно не отстала и в ответ на это повисла у него на шее.

– Если ты хочешь прямо здесь, то я согласна, – жарко прошептала она.

– Чего я хочу? – задумался странник. – Ты чудо, Берта. Я уже несколько часов мечтаю об этом, правда.

На всем, окружавшем его, постепенно и быстро возник вначале слабый, затем яркий, насыщенный налет притягательности. Симпатичная женщина, льнувшая к нему, обрела неотразимую силу, и восторг от того, что она зовет его за собой, дрожью пронзил его тело. В мускулах вызрела неодолимая сила, заставившая его до хруста сжать хрюкнувшую от истомы Берту и поднять ее на руки. Он внес ее в первую же дверь, открыв ее ударом ноги, и успел удивиться, что та не рассыпалась в пыль от его нечеловеческой мощи.

4

Пайк смутно помнил свои дальнейшие поступки. Но когда спустя несколько часов он пришел в себя, то оказалось, что он находится в довольно уютной квартире на третьем этаже Кольца, при этом вальяжно развалившись на единственном диване. Рядом, на потертом коврике спиной к нему сидели две женщины – одна из них явно Берта – и неотрывно смотрели на противоположную стену, где располагался экран такой же конструкции, что и виденный странником в заброшенном доме.

Берта услышала, как Пайк пошевелился, и сказала, не оборачиваясь:

– Я совсем не подумала, что ты ни разу не пробовал витамины. А ты, оказывается, крепкий, после целой таблетки еще долго держался.

– Да уж, – со смешком произнесла сидевшая с ней рядом девица и встала на колени, повернувшись голым телом к Пайку. На вид ей было лет двадцать пять – тридцать, как и всем в этом мире, и ее обыкновенное бледное лицо отличалось только узковатыми, восточного вида глазами. Она равнодушно, но внимательно взглянула на путника и поинтересовалась:

– А ты и в самом деле теперь Блох? Я прожила с ним целый месяц и хорошо запомнила его физиономию.

– Я сказала Кларе, что прежний Блох украл мешок витаминов, и его отдали на переделку, – вступила Берта, – а она мне не верит. Если это не так, поправь меня, пожалуйста.

– Все возможно, – пробормотал путешественник. – Меня выписали и сунули эту корку, а что случилось с твоим прежним другом, я точно не знаю.

– Ладно, – добродушно промолвила Клара, – живи. Но если он появится, тебе не поздоровится, у него есть лицензия на реконструкцию.

– Как у Мастера? – осторожно спросил Пайк.

Хозяйка квартиры нахмурилась и развернулась к экрану, показывавшему одну из улиц города, по которой в этот момент проезжал тарантас, плевавшийся пакетиками. Девушки жадно уставились на сцену, виденную Пайком утром. Но камера недолго находилась на месте, изображение резко переместилось на другую улицу, в настоящее время почти безлюдную, и они разочарованно отвернулись от стены.

– Ты к себе собираешься? – спросила Клара.

– Что-то неохота, – вяло молвила Берта. – Можно, я пока у тебя поживу? На смену мне только завтра, так что Блоха можешь себе оставить.

– А не ревнуешь?

– Глупости.

В этот момент картинка в «телевизоре» вновь изменилась, на этот раз зафиксировав знакомый страннику парк с аттракционами. В это время дня он был набит народом, нещадно эксплуатировавшим механизмы, безостановочно крутившиеся к вящему восторгу публики. Под ними то и дело разгорались небольшие сражения за место на какой-нибудь карусели, страждущие висли на цепях, вскакивали на проносящиеся мимо вагонетки, падали под колеса и срывались со столбов, нанося себе жуткие увечья. Но что любопытно, Пайк не увидел никаких кровавых потеков и расплющенных тел – судя по всему, причинить себе вред можно было, лишь оторвав конечность или голову. Камера наехала на особо жестокую схватку у потертой лошадки, качавшейся с гигантской амплитудой на огромной, метра три высотой, пружине, по которой вверх карабкалось несколько человек, и среди них несколько женщин. Они поминутно рисковали лишиться кистей рук и ступней, поскольку пружина сгибалась и наклонялась, направляемая наездником совершенно хаотично.

Берта и Клара негромко взвизгивали, вцепившись пальцами в колени и сопереживая претендентам.

Черные волосы одной из женщин, находившейся вполоборота к зрителям, взметнул поток встречного воздуха, и Пайк с ужасом понял, что это Ирина. Он узнал бы этот профиль среди сотен подобных. Но тело ее, облаченное в полосатую пижаму, выглядело совсем не так, как то, что принадлежало ей раньше, а значительно хуже. Девушке не повезло – если взобраться на вершину этого безумного агрегата здесь считалось успехом – пружина сомкнулась у нее на руках, когда она находилась в метре от сомнительной цели, и она сорвалась вниз, в гудящую толпу.

– Ирина! – не сдержавшись, дико вскричал путешественник и скатился с дивана.

Сцена в парке развлечений подействовала на него очень угнетающе, наложившись на общее дрянное самочувствие. Разумеется, он не смог бы поклясться, что видел именно свою подругу по странствию в замкнутых мирах, но тот факт, что он недавно трогал ее тело с чужой головой, насаженной на него, добавляло ему уверенности в этом. Девушки, с недоумением на лицах обернувшиеся к Пайку, напротив, кажется, получали удовольствие, наблюдая крушение все новых и новых пружинолазов.

– Берта, проводи меня в это место, – хрипло сказал странник, наклоняясь к «сестре».

К счастью, изображение на экране вновь изменилось, и та с готовностью вскочила, а вот Клара со скучающим видом переползла на освободившийся диван.

– Скоро стемнеет, – вяло сказала она, – опасно.

– Я сестра, мне можно, – бодро заявила Берта.

– Мы ненадолго, – ответил Пайк и подтолкнул ее к выходу.

Пайк чуть не бежал, поминутно подгоняя ее и внимательно рассматривая встречных. Их было не так много, причем увечных попадалось не меньше половины. Никто из них не обращал внимания на спешащих мимо путников, и лишь два-три человека с относительно ясными глазами, не затуманенными «витаминами», проводили обряженного не по моде Пайка взглядом. Действительно, путешественник до сих пор не встретил никого, кто носил бы такую же одежду, как он.

– Полегче, – возмутилась Берта, – если еще раз дернешь меня за руку, она отвалится.

Они быстро миновали отрезки Гебефренной улицы, бульвара Ганзера, авеню Пуэрилистов и проезда Деонтологов, и наконец за четвертым поворотом глазам Пайка открылось зрелище, уже дважды виденное им, но на этот разе целиком. Людей здесь было, кажется, даже больше, чем могло показаться по «телевизору», и странник в отчаянии остановился, пытаясь определить, где находится пружина с конем. В сравнении с некоторыми поистине монументальными аттракционами этот был скорее карликом, и если бы Берта не взяла на себя функции проводника, Пайк бродил бы по этому муравейнику до темноты.

Она повела его через гомонящую толпу уродов, занятых в основном попытками оседлать движущиеся вагонетки или сиденья, спихнув при этом уже имевшихся седоков. Громкие слова, раздававшиеся вокруг, носили в основном вспомогательный характер и предназначались вовсе не для общения, а для выражения самых низменных или, наоборот, гипертрофированно восторженных чувств, отчаяния или ненависти, боли или экстаза. «Неужели я тоже стану таким, как они?» – подумал вдруг с ужасом путешественник, отпихиваясь от падающих ему под ноги неудачников. Он посмотрел на Берту и понял, что она дрожит всем телом, едва сдерживаясь, чтобы не вступить в схватку за место на карусели. Он обнял ее за талию и крепко прижал к себе, и она успокоилась.

Продравшись сквозь толпу, путники наконец приблизились к огромной пружине, по-прежнему служившей объектом атаки десятков страждущих. Всадник, похоже, за то время, пока Пайк шел сюда, успел не один раз смениться, да и не удивительно – конский бок был очень скользким, и ручка на гриве мало помогала. Буквально на его глазах наездник вылетел из седла и с воплями промчался над толпой, скрывшись где-то за каруселью. Путешественник схватил за плечо первого попавшегося зрителя, увлеченно наблюдавшего эту сцену. Им оказался одноногий мужичонка со слюнявой бородой, злобно замахнувшийся на Пайка костылем.

– Не мешай смотреть! – зарычал он. – Это мое любимое зрелище.

– Сначала ответь мне на вопрос, урод, – в свою очередь, оскалился странник. – А если обманешь, вторую ногу оторву, я имею право.

Инвалид бессильно заскулил:

– Я ничего не знаю, со мной никто не дружит! Все грозятся оторвать мне вторую ногу, а как я без нее ходить буду?

– Полчаса назад на пружину лезла толстая женщина с длинными черными волосами, – не слушая причитаний бородача, сказал Пайк. – Ей прижало обе кисти, и она упала вниз, кажется, потеряв пальцы.

Одноногий шмыгнул носом и напрягся, припоминая.

– Помню! – вдруг вскричал он. – Она минут десять здесь ползала, собирала в пыли свои пальчики, ну да разве все найдешь? Вот ежели она сюда ночью придет, или рано утром, когда никого нет, глядишь, и найдутся ее хваталки. А две штуки внутри пружины лежат, их пока не достать – если полезешь, вообще без руки станешься.

Пайк всмотрелся в круг пыльной земли под аттракционом и, действительно, тотчас заметил две толстых розовых сардельки, длинную и покороче, бывших утраченными пальцами Ирины.

– Где она сейчас, отвечай! – почему-то разозлился странник, хватая собеседника за ворот пижамы и тряся его так, что костыль вывалился у того из руки.

– Откуда мне знать? – огрызнулся тот, упав на колени. – Я случайно видел, как она пошла в сторону воздушной дороги. Может, ей там уже голову оторвали, а не только пальцы.

– Хорошо бы, – пробормотал Пайк и оставил инвалида, повернувшись к Берте, но ее рядом не оказалось.

Крепко выругавшись, он продрался через скопление визжащей плоти и очутился под рельсами железной дороги, проложенной по столбам. На них лезли самые смелые любители быстрой езды в вагонетках. Хоть те и быстро двигались по замысловатой траектории, все же промежутки между пластиковыми коробками были достаточно велики для того, чтобы успеть выскочить на шпалы и попытаться запрыгнуть внутрь, рискуя при этом быть сбитым несущимся вагончиком. Кроме того, имелась еще заманчивая возможность забраться повыше на столб и спрыгнуть с него во чрево вагонетки. Пайк обратил внимание, что те, кому удается сделать это, наталкиваются на жесткое противодействие ездоков и зачастую вылетают обратно, оглашая и без того шумное сборище горькими воплями. Берты здесь не было, а вот Ирина могла скрываться в одной из тележек, за высоким бортом.

Пайк подпрыгнул и ухватился за шпалу, раскачался и мощным усилием забросил свое тело на дорогу, сметя при этом какого-то незадачливо претендента. Затем он влез на скользкий столб и, кое-как держась на нем, стал заглядывать в проезжающие под ним вагонетки. Ему показалось, что в одной из них, с остатками желтой краски на боках, находится Ирина с развевающимися на ветру волосами. Возможно, она смогла удержаться внутри именно благодаря своей теперешней массе, но Пайк не представлял себе, каким образом ей удалось вскарабкаться на рельсы. Возможно, она воспользовалась чьей-нибудь помощью. Он с трудом дождался, когда ее транспорт поравняется с его насестом, затем из последних сил оттолкнулся и упал на человеческую массу. На него посыпались удары сидящих внутри, кто-то рьяно вцепился ему в шевелюру, но он свирепо зарычал и придавил шевелящуюся плоть к ходящему ходуном полу.

– Всех повыкидываю! – взревел он. Разгорелась жестокая потасовка, но Пайк не позволил никому оторвать себе конечности, лично выбросил двоих и тем добился передышки.

Схватив запястье руки, больно дергавшей его за волосы, он столкнулся с безумным взглядом Ирины.

– Это же я, детка, – внезапно охрипшим голосам сказал он, осторожно отдирая ее лишенную двух пальцев руку от своей головы. – Это я, Пайк.

Оставшиеся ездоки, обиженно ругаясь, быстро повеселели и продолжали отражать атаки гостей, почти всегда успешно, а путешественник усадил молчавшую Ирину на пол и встал перед нею на колени, краешком сознания сомневаясь, та ли эта женщина, которую он знал. Все посторонние звуки внезапно исчезли, и он слышал только ее возбужденное дыхание и видел расплывчатый взгляд, с усилием пытавшийся сфокусироваться на Пайке. Он прижал ее голову к своему знаку на груди и погладил по растрепанным волосам, по-прежнему удивительно мягким, но пахнувшим чем-то кислым.

– Пайк… – вдруг прошептала она.

– Да, да, это мое имя, а тебя зовут Ирина.

– Ирина? Нет, я Мойра, – убежденно промямлила она и внимательно посмотрела на него. – Ты мне знаком. Где я могла тебя видеть?

Слабая мысль затрепыхалась в ее зрачках, с усилием пробиваясь через наслоения, созданные сумасшедшим бытом и «витаминами».

Вокруг толкались и кричали кособокие уроды, кто-то наступил ему на пятку, потом просто упал на странника, но он не замечал ничего, отведя прядь волос с ее лица и с ужасом, смешанным с надеждой, заметив знакомую родинку на ее подбородке, с левой стороны.

5

В этот момент вагон стал останавливаться, скрипя всеми колесами, и этот резкий звук заставил девушку сморщиться.

– Патруль! – визгливо завопил кто-то у Пайка под ухом.

Синее небо быстро розовело, приобретя в течение нескольких минут некий промежуточный оттенок. Ирина в испуге вскочила и перелезла через борт вагонетки, остальные посетители парка развлечений стремительно разбегались по домам. Из-за угла показалась машина для разделки плоти, но ее манипуляторы пока сохраняли неподвижность, и особенной паники среди населения не было. Возможно, дьявольский агрегат ждал, когда достаточно стемнеет, чтобы начать охоту за людьми.