Текст книги "Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей"

Делегатская улица
Улица для избранных

Недалеко от того места, где Краснопролетарская – по имени типографии – улица пересекает стык Садовой-Каретной и Садовой-Самотечной, в Садовое кольцо впадает улица под советским названием Делегатская. Какие такие делегаты дали имя бывшему Божедомскому переулку, получившему, как и близлежащие улицы Старая и Новая Божедомки, свое имя от «божьего дома» – то есть, простите за чернуху, морга, куда свозили со всей Москвы безродных умерших? Что эти делегаты в коротеньком Божедомском переулке делали: жили, заседали, проводили субботники, гуляли в бывшем саду Остермана или занимались другими какими, нам неведомыми, делами? Лезем в книжки – выяснять.

Предпринятое расследование показало: выборных представителей, сиречь делегатов, губернии, а потом области, края и республики направляли на съезды Советов, считавшиеся (сначала волюнтаристским порядком, а потом по конституциям 1918 и 1924 годов) высшим органом государственной власти в СССР. Никаких съездов близ Садового кольца не проходило, представительные собрания дислоцировались в Большом театре, а позже в перестроенном Большом Кремлевском дворце. На нынешней Делегатской, в доме под номером 3, делегаты квартировали. Дом, а точнее дворец, стоит пары написанных о нем строк: в мохнатые годы здесь стояла усадьба бояр Стрешневых, при Екатерине Великой построился граф Остерман, тот самый, чей сад уцелел вокруг, а потом, в середине XIX века, памятник классицизма продали в казну и устроили в нем Духовную семинарию, реквизированную в 1918 году под Дом Советов.

Пышное название не было, однако, уникальным: 1-й Дом Советов занял гостиницу «Националь», 2-й Дом Советов разместился в «Метрополе», а третий – как раз в бывшей барской усадьбе. Да не напугает вас громкое имя: это была, попросту говоря, общага для госпартдеятелей. Конституция 1936 года сменила делегатов съездов Советов на депутатов одного, но Верховного, Совета, им в свою очередь определили другие места временного московского жительства, а во дворце на Делегатской с удобствами разместились Совет министров РСФСР и Президиум Верховного Совета РСФСР. Но улицу в Министерскую не переименовали. Не стала она и Музейной – после того как в опустевшем (после отъезда высших органов республиканской власти в только что отстроенный Белый дом) здании устроили Всесоюзный музей декоративно-прикладного и народного искусства.

Дом московских генерал-губернаторов
Частный дом на службе государству

Редкое здание в Москве люди опознают по адресу. Это – узнают. Скажешь «Тверская, 13», и все понятливо кивают головой. Правда, называют иногда по привычке Моссоветом. Но тут же поправляются: мэрия Москвы. Читавшие Б. Акунина уже знают, что это бывший дом московских генерал-губернаторов. Вынуждены разочаровать эрастоманов: Фандорин не посещал нынешнего пятисполовинойэтажного красного дома с колоннадой на верхних этажах. В те поры, когда главный акунинский герой наносил визиты генерал-губернатору Москвы, его резиденция имела совсем иной облик. Дом был вполовину ниже, не кричал на всю Тверскую насыщенным пурпурным цветом и не был, естественно, украшен на фронтоне гербом Москвы и мемориальной доской на фасаде в память выступавшего тут Ленина.

Наш любимец Кондратьев уверяет, что дом несколько раз переделывали – разумеется, к лучшему. Можно понять уважаемого Ивана Кузьмича, книга которого – «Седая старина Москвы» – издана в 1893 году. В тот момент он был, наверное, прав: здание на месте нынешнего возвел по заказу З. Чернышева в 1782 году знаменитый Матвей Казаков, он же перестраивал его после того, как собственный дом московского главнокомандующего стал официальной резиденцией генерал-губернаторов. Повторяем еще раз, медленнее, чтобы было понятно: взявший Берлин в Семилетнюю войну полководец Захар Григорьевич Чернышев заказал Казакову дом, будучи в Москве частным лицом – генерал-фельдмаршал служил в ту пору наместником Могилевской и Полоцкой губерний. К моменту, когда дом (Кондратьев пишет, что сложенный из камня разобранной стены Белого города) был готов, как раз подоспело и новое назначение – московским главнокомандующим.

Выходит, что Чернышев руководил Москвою из своего собственного дома. Всего пару лет: в 1784 году он скончался. А чиновный и прочий другой люд к месту привык, вот и купили его в казну, чтобы и остальные главнокомандующие, которых позже назовут генерал-губернаторами, тут же трудились. Дом потребовалось приспособить к конторским нуждам, для чего позвали все того же Казакова, который был жив-здоров и активно возводил в Первопрестольной шедевр за шедевром.

Впрочем, сказавши про дом на месте нынешнего, мы слегка погорячились. Двести с лишком лет назад ширина Тверской улицы составляла не более 19 метров, а дом стоял по ее красной линии. Улице Горького в рамках XVIII века стало тесно – в 1939 году ее взялись расширять до 50-60 метров. Генерал-губернаторский дом, таким образом, оказывался посредине проезжей части. Кроме того, Тверскую уже начали застраивать тяжеловесными зданиями сталинского ампира. Губернаторский дворец рисковали среди них потерять, как потеряли Дом союзов работы все того же Казакова на фоне топорной монументальности здания Совета Труда и Обороны, будущего Госплана. От таких проблем могла поехать крыша, но поехал, наоборот, дом – на 13,65 метра вглубь со скоростью 20 метров в час. Через 40 минут он уже стоял на том месте, где любой желающий может увидеть его и сегодня.

А в 1944 году, когда стало понятно, что войне вот-вот конец и пора приниматься за мирные дела, Д. Чечулин, ставший в процессе работ главным архитектором Москвы, в соавторстве с М. Посохиным и А. Мндоянцем перестроил здание в духе господствующей архитектуры. Многие книжки, изданные в СССР, с трогательным простодушием отмечают, что при реконструкции бережно сохранили балкон, на который ступала нога Ильича.

Зодчество, прямо скажем, – штука очень тонкая, а вкус у всякого свой, так что боимся, что споем не в унисон: нам не кажется, что Чечулин улучшил казаковское творение. Верхние надстроенные этажи с портиком стоят на нижнем объеме, как детские кубики, не радуя глаз гармонией целого. Насколько нам известно, это редкий случай соавторства, позже Чечулин и сменивший его на посту главного архитектора Москвы Посохин безобразили Москву по отдельности. И пусть бросит в нас камень тот, кому нравилась гостиница «Россия», выстроенная Чечулиным, или Дворец съездов в Кремле работы Посохина и Мндоянца.

И последнее. Авторы бывали в мэрии французского города Тура, в ландтаге Баварии, в королевских дворцах Мадрида и Стокгольма, в президентском дворце Хельсинки. На Тверской, 13 мы не бывали никогда. А хочется: там, пишут, сохранилось оформление парадной лестницы, отделка Красного и Белого залов, убранство парадной анфилады. Нескольких счастливцев – ветеранов или школьников – пускают по неведомому выбору и дважды в году: в Международный день охраны памятников и Международный день музеев.

Денис Давыдов
Эполеты для поэта

Вряд ли кому в стране не известно имя Дениса Давыдова. Рассказывать о военных подвигах или поэтических талантах здесь не будем. Только отметим – если бы не гений Пушкина, многие поэты, и Давыдов, несомненно, в их числе, выглядели бы гораздо значительнее. Кто желает – посмотрите «Эскадрон гусар летучих», насладитесь и тем и другим. Здесь же стоит рассказать о его житье в Москве. Дом, в котором Денис Васильевич родился, располагался под номером 13 по улице Пречистенке (увы, он не сохранился). Отсюда в 17 лет он ушел на воинскую службу. В Москву и вернулся, выйдя в отставку. Поменял множество адресов, пока не приобрел дом по соседству с домом детства, по Пречистенке, 17. Вот этот дом сохранился, на нем даже мемориальная доска есть, веселенькая такая, сообщает, что Денис Давыдов был «поэт-партизан», то есть вроде как подпольно писал стихи. (В скобках – в XVIII веке этот дом принадлежал Николаю Петровичу Архарову, тоже персонажу «Книги Москвы»; в советские времена там уютно располагался Ленинский райком КПСС.) Так что есть где почитать вслух: «За тебя на черта рад, наша матушка Россия!» или «Не повторяй мне имя той, которой память – мука жизни».

Дербеневские названия
Дебри или дерби?

Новоспасский мост, соединяющий лежащие по разные стороны реки Москвы Кожевническую улицу и 3-й Крутицкий переулок, одновременно разделяет – Шлюзовую набережную и Дербеневскую. Со Шлюзовой все более-менее ясно: что, кроме шлюза на Водоотводном канале, могло дать ей название? Иное дело Дербеневская – слово, которое попало в ее название, давным-давно исчезло из нашего лексикона. А это обидно: ладно бы одна набережная, а тут целый куст Дербеневских названий – еще улица и три переулка.

Рука сама собой вывела правильное слово – «куст». Ибо если и есть разногласия в вопросе о том, что означают слова «дербá», «дербинá» в древнерусском языке, то в существовании тут в стародавние времена заросшего лесом места абсолютно никто не сомневается. Склонные к простым решениям так прямо и говорят, что «дерби» – это те же дебри, только на языке, которым говаривал Дмитрий Донской. Любители копать поглубже выкопали старинное слово «дерба», которое означает – цитируем по словарю Даля – «залежь, сильно задернившая, с моховиной и кочкарником, который надо сдирать; залежь, вновь поросшая лесом; новина или целина, некогда паханная; запущенная росчисть, подсека, чащоба, починок». Переводя живой великорусский, времен Даля, язык на понятный нашему современнику, «дерба» – это тот же лес, но на пересеченной местности, который уже когда-то корчевали, однако до пашни дело не довели. Так загадочное доселе московское название не только становится ясным само, но и открывает нам глубину корней российского разгильдяйства.

Досфлот
Достойное содействие

В бывшем подмосковном Тушине несколько улиц с «корабельными» названиями: Парусная, Лодочная, Штурвальная, наконец. Плавали, знаем: рядом канал, водохранилище, так что все путем, то есть по теме – фарватером. Легкое недоумение у несовершеннолетнего населения вызывает только имя ближайшей к берегу Химкинского водохранилища улицы: проезд Досфлота. Нет, флот-то как раз не озадачивает, но почему он не «Реч», не, в крайнем случае, «Мор», а какой-то маловразумительный «Дос»: «Достойный»? «Доступный»?

Трудно изучать историю, которую все время переписывают. Разъясняем нашему юношеству то, что, возможно, упустила средняя школа. В далеком от него 1927 году в моду вошло содействие. Общества содействия плодились, как кролики: «Автодор» – Добровольное общество содействия развитию автомобилизма и улучшению дорог («Ударим по бездорожью всеми силами организованной общественности»), «Осоавиахим» – Общество содействия обороне, авиации и химическому строительству». «Автодор» в 1935 году скончался (видимо, за полной невозможностью выполнить в СССР поставленные цели), а «Осоавиахим» просуществовал до 1948 года, а потом раскололся на три части. Неведомо кто решил, что содействовать лучше в отдельности, так сказать, по интересам: отдельно армии – ДОСАРМ, отдельно авиации – ДОСАВ, отдельно флоту – вот тут и получился ДОСФЛОТ.

Развелись и разъехались ненадолго: через три года опять объединились, но феникс возник с новым названием ДОСААФ – Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту разом. Но скоротечное существование не помешало ДОСФЛОТу уцелеть в виде названия улицы. Немудрено, что эта улица оказалась в Тушине, – как раз на ней тогда размещалось правление этого общества. Странно другое: почему в том же Тушине нет проезда Досава? Вот ему-то тут самое место: еще в 1929 году здесь открыли летную школу Осоавиахима и знаменитый Тушинский аэродром.

Домовладельцы на букву «Д»
На «Д» начинается, в Москве размещается

На Покровском бульваре, 11 стоит замечательное творение эпохи зрелого классицизма, переданное сейчас Высшей школе экономики. Прежде памятник архитектуры принадлежал богатому семейству Дурасовых, ничем более, судя по доступной литературе, себя в Москве не проявивших. Похоже, одному из членов этого семейства, Н.А. Дурасову, прозванному почему-то «евангельским богачом», принадлежало поместье Люблино, но это, сами понимаете, заслуга небольшая.

На Большой Ордынке, 21/16 ищущий достопримечательностей экскурсант обнаружит чудесный классический ансамбль усадьбы XVIII века. В путеводителях и справочниках она обозначена как усадьба, сначала принадлежавшая купцу А.И. Долгову, а позднее неизвестного происхождения И.П. Жемочкину. Купец Афанасий Иванович Долгов отыскался у Кондратьева – он, оказывается, перестраивал на свои деньги трапезную и строил колокольню церкви «Всех Скорбящих Радости», что стоит аккурат напротив его усадьбы. Что ж, поступок весьма в духе времени и морали: знать, нагрешил купчина в богонеугодных делах, раз не скупился грехи замаливать.

В Кропоткинском переулке, 13 из-за восхитительной кованой ограды выглядывает яркий образец модерна в исполнении талантливейшего Федора Шехтеля. В монографиях, посвященных его творчеству, дом фигурирует как особняк Дерожинской, причем без имени и даже без инициалов. Но в сотне минувших лет потерялись не все сведения об этой даме: копаясь в биографиях купеческого клана Рябушинских, мы отыскали там первую жену Павла Павловича Александру Ивановну Бутикову, в следующем (после развода с Рябушинским) браке Дерожинскую. И без этих подробностей внимательному взгляду ясно, что тетенька была небедная, раз смогла заплатить за немаленький домик небезызвестному архитектору.

На Садовой-Черногрязской, 6 за глухой каменной оградой надежно прячется настоящее итальянское палаццо эпохи Ренессанса. Да не введет оно вас в заблуждение: конец позапрошлого, XIX-го, века, не стесняясь, одалживал архитектурные идеи в прошедших эпохах и заморских странах. Особняк, больше похожий на дворец, построили для Сергея Павловича фон Дервиза, сына того самого Павла Григорьевича фон Дервиза, благодаря которому мы можем почувствовать себя англичанами – правда, на коротком отрезке железнодорожного пути от Москвы до Рязани. Председатель правления Московско-Рязанской железной дороги Дервиз заказал ее проект в Великобритании, оттого и движение на этом участке левостороннее. О папе и сыне Дервизе и их благих деяниях в Москве мы уже писали в главе «Владимирская больница». Глухую каменную (справедливости ради, тоже замечательную по архитектуре) стену, которая теперь украшает город вместо особняка, воздвиг его следующий владелец – богатющий нефтепромышленник Зубалов. Ему было что прятать – так же, вероятно, как и организации, которая прописана по этому адресу сегодня. Так что замечательным палаццо Дервиза могут, как ни досадно, любоваться только работники НИИ электромеханики «с заводом», как написано у них на вывеске. Да еще и служащие МПС, здание которого расположено напротив, и то если их кабинеты находятся на верхних этажах.

К чему мы все это? Пожалуй, и сами не знаем, морали к сей басне у нас нет, да и не наше дело – читать морали. Так, прошлись по городу, заглядываясь на архитектурные шедевры. И, как охотники по следам давно пробежавших зверей, поугадывали, кто есть кто.

«Динамо»
Класс и сила

Вы, случайно, не растерялись, пытаясь определить предмет наших изысканий? О чем мы вам будем рассказывать? О заводе? О стадионе? О станции метро, наконец?

Давайте разбираться. Сначала завод. «Динамис» – это с греческого «сила» (помните про динамометр?). А еще динамо или даже динамо-машиной раньше называли генератор постоянного тока. Так вот, Бельгийское акционерное центральное электрическое общество в Москве с 1897 года и выпускало такие генераторы и электродвигатели. Поэтому, когда в 1913 году новые хозяева меняли название, завод стал называться «Русское электрическое общество “Динамо”». Вошел завод «Динамо» (ныне уже не существующий) в российскую историю двигателями к первым отечественным электровозу и метропоезду. Так что сила, по крайней мере в названии, здесь присутствует, класс тоже был продемонстрирован. Но, тем не менее, заголовок все же не про завод.

Не будем дальше вам морочить голову – это относится к спортобществу «Динамо», точнее, к его футбольным командам. Учредительное собрание Московского пролетарского общества «Динамо» состоялось 18 апреля 1923 года в Москве, на Большой Лубянке, 13 (а где же еще, если помнить о причастности лубянских боссов к его созданию?). Это было первое советское спортивное общество. Вскоре после учреждения в московском ранге общество стало Всесоюзным.

Большой друг защитников правопорядка и перевоспитателей Максим Горький подарил обществу поэтическое определение – «Сила в движении». Так что кроме силы (греческой) в названии у «Динамо» есть и сила в девизе. И класс, несомненно, есть – по крайней мере, так утверждала незатейливая песенка про победы динамовских футболистов. В 1945-м, например, «Динамо» московское отправилось в Великобританию и не проиграло ни одного матча родоначальникам футбола, закончив турне с общим счетом 19:9 (по случаю этого праздника энергичный Никита Богословский даже оперетту «Одиннадцать неизвестных» написал). В 1975-м «Динамо», на сей раз уже киевское, завоевало Кубок обладателей кубков и Суперкубок Европы.

Но вернемся в Москву. Для крупнейшего спортобщества и стадион должен быть самым крупным, решили компетентные товарищи, и в 1928 году такой стадион был построен. До появления Лужников в конце пятидесятых «Динамо» был самым крупным (затея с колоссальным стадионом имени Сталина в Измайлове не удалась) и самым лучшим. И, естественно, самым популярным. А попробуй-ка вывези больше 50 тысяч болельщиков после окончания матча! Хорошо, что в составе второй очереди метро была ветка «Площадь Свердлова» – «Сокол». Так в Москве появилась единственная станция метро, названная именем стадиона.

А завод здесь ни при чем. И рынок, так долго обитавший на стадионных площадях, естественно, тоже ни при чем. Хорошо хоть торговые склады потом переместили на Складочную улицу, а то еще пару лет рекламы, и неболельщицкий народ стал бы знаменитую голубую прописную «Д» на футболках за логотип рынка-спонсора принимать. На всякий случай напоминаем: название рынка скорее следует ассоциировать с жаргонным словом «динамить» (а что оно означает, вам и самим известно), нежели с «классом и силой» советского футбола.

Чтобы закончить московско-динамовскую тему, проинформируем, что кроме всего перечисленного есть в Москве еще и Дом общества «Динамо». И это вовсе не административное здание клуба, а тот самый дом, в котором некогда располагался 40-й гастроном (он там и сейчас есть, только название сменил). Вспомнили, где он? На Большой Лубянке, по соседству.

Ну вот вроде и все. Отдыхайте. В том числе и на стадионе «Динамо». И будет у вас сила и, возможно, класс.

Донской монастырь
«Дамы пиковые спят с Германнами вместе…»

Да не смутит вас заголовок – в нем нет и намека на фривольность. Он недаром заключен в кавычки: это строчка из песни Александра Городницкого «Донской монастырь». «Спит в Донском монастыре русское дворянство… камергеры-старики, кавалеры, моряки и поэт Языков». Дополним Александра Моисеевича: философ Чаадаев, архитектор Бове, «отец русской авиации» Жуковский, спаситель храма Василия Блаженного Барановский, декабристы (а поэта Языкова там как раз нет, это заметил уже сам Городницкий)…

Можно часами бродить по некрополю монастыря, все время обнаруживая на обветренных камнях знакомые из русской истории имена. Жаль только, почти никто не бродит: «усопший век баллад, век гусарской чести» что-то мало интересует москвичей и гостей столицы. Они всё больше на Ваганьковском – там звезды, там имена, что еще на слуху. А тут подойдешь к камню с крестом, на нем написано: «Александра Осиповна Смирнова». И откуда знать нашему малоначитанному современнику, что это та самая «черноокая Россети», что «в самовластной красоте» сразила сердца и автора этих строк Пушкина, и Лермонтова («Что делать? – речью безыскусной Ваш ум занять мне не дано… Всё это было бы смешно, когда бы не было так грустно» – это как раз ей посвящено), и Гоголя. Кстати, пушкинские родственники по отцу тоже здесь лежат, в Донском: и бабушка Ольга Васильевна, и дядя Василий Львович. И уж вовсе только фанаты архитектуры и краеведения знают, что в Донском можно поклониться еще и праху взорванного в 1931 году храма Христа Спасителя. К мощной монастырской стене притулились два горельефа работы Андрея Логановского, что Бог уберег от рук шариковых-сталиных. Не беремся судить о художественных достоинствах украшений нынешнего храма, но те, прежние, из русского мрамора, способны пролить благодать и на душу атеиста.

Сам Донской мужской монастырь был основан в конце XVI века царем Федором Иоанновичем в память, как пишут источники, «чудесного избавления» Москвы от нашествия хана Казы-Гирея. Источники, впрочем, очень путаются: один утверждает, что монастырь основали на месте, где располагался лагерь русских воинов, другой – что на месте стана татар. За давностью лет, конечно, уже и не разобрать, кто где стоял и кто кому подарил образ Донской Богоматери, который, по преданию, и обратил крымского хана в бегство без попытки штурмовать Москву. Вроде как икону подарили Дмитрию Донскому донские же казаки, но за это не поручимся. Бесспорным является только тот факт, что монастырь стал последним звеном в цепи крепостей, призванных спасти столицу от напастей с юга. Но это были уже кулаки после драки: юг теперь никакими опасностями не грозил, а укреплять следовало как раз запад, с которого и шла на Москву в следующие века вся иноземная рать.

Еще в 1825 году вокруг Донского монастыря расстилалось чисто поле. В начале 1870-х годов прямо за монастырскими стенами начали строить корпуса механического завода братьев Бромлей. Завод все советское время соседствовал с монастырем, только имя поменял. Красные пролетарии отобрали его у владельцев и присвоили свое имя – «Красный пролетарий». Но это теперь – история: не дымят в нынешнем веке в центре мировых столиц заводы. А памятники архитектуры – стоят.

Недалеко метро «Шаболовская», в двух кварталах – Ленинский проспект, а в Донском – монастырская тишь.

 
…За стеной, как близнецы,
Встали новостройки.
Снятся графам их дворцы,
А графиням – бубенцы
Забубенной тройки.
 

А что снится генералам Александру Деникину и Владимиру Каппелю и философу Ивану Ильину, не так давно перезахороненным в Донском монастыре? Россия без большевиков и Советов? А что Солженицыну, нашедшему там свое последнее пристанище? Бог знает.