Текст книги "Княгини, царицы, императрицы и другие знаменитые женщины России"

«В ГОРЕ И РАДОСТИ»

Декабристки

14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь Петербурга члены тайных обществ вывели войска. Это было первое в России вооруженное политическое выступление, участники которого, названные впоследствии декабристами, надеялись воспользоваться обстоятельствами междуцарствия[27]27
  В ноябре 1824 года скончался император Александр I, а следующий по старшинству сын императора Павла I великий князь Константин отказался от престола в пользу младшего брата Николая, который ждал, чтобы тот приехал из Варшавы и совершил отречение.


[Закрыть] и, свергнув самодержавие, создать государство с конституционной формой правления.

Выстрелы четырех пушек рассеяли восставших, и началось следствие, в результате которого причастными к дознанию оказались несколько тысяч человек. Дворянские семьи, связанные с декабристами родством или дружбой, были ввергнуты в уныние от потери близких, в их домах царили растерянность и страх, и общество изменилось. «Не аресты и не ссылки оказались страшны. Моральное разрушение человека происходило в петербургских дворцах, где вчерашние друзья декабристов спешили засвидетельствовать лояльность власти нового императора, пока в снегах Сибири несли свой крест их недавние приятели и близкие родственники. (У редкого из тех, кто принимал участие в петербургских парадах или балах в Зимнем дворце, не было брата, родственника, друга-однополчанина в сибирских казематах!). Сосланные жили в Сибири в ужасных условиях, но им не надо было бояться: самое страшное уже свершилось. А те, в Петербурге, которые вчера еще вели с сегодняшними ссыльными свободолюбивые разговоры и которые теперь знали, что только случайность их защищает, что в минуту все может измениться и тот, кто сидит в своем петербургском кабинете, может оказаться в кандалах на каторге, – вот те испугались. Десять лет испуга – и общество деградирует: мужчины начнут бояться, появится совершенно другой человек – «зажатый» человек николаевской эпохи». (Ю. Лотман.)

«Ломаются» храбрые военные, не раз доказывавшие свое мужество в боях, но проявляют удивительную смелость и поистине железную стойкость женщины – жены и родственницы осужденных. Арест мужей и родных для них полная и страшная неожиданность, почти никто из них не знал о деятельности тайных обществ, и, вероятно, многие не разделяли революционных взглядов, но это не имеет никакого значения. Женщины оценили бескорыстие действий своих близких, придерживаясь мнения, высказанного женой князя Волконского Марией: «Действительно, если даже смотреть на убеждения декабристов как на безумие и политический бред, все же справедливость требует признать, что тот, кто жертвует жизнью за свои убеждения, не может не заслуживать уважения соотечественников. Кто кладет голову свою на плаху за свои убеждения, тот истинно любит отечество, хотя, может быть, и преждевременно затеял дело свое». Жены готовы и хотят разделить со своими мужьями все несчастья, ибо так воспитаны – в духе романтизма, идей просвещения и патриархальной российской женской жертвенности, которую очень просто выразила та же Волконская в письме к свекрови: «…Чем несчастнее мой муж, тем более он может рассчитывать на мою привязанность и стойкость».

Женщины открыто выражают сочувствие и сразу же начинают активно действовать, пуская в ход деньги, связи и бомбардируя императора прошениями на «высочайше имя». Они проникают в Петропавловскую крепость, переодевшись горничными, и даже пытаются с помощью подкупа обеспечить побег из нее. Николай I взбешен, он ненавидит декабристов, которым никогда не простит не столько попытку свержения самодержавия, сколько свой безумный, испытанный во время восстания страх. Дворянство укрощено, а жены этих государственных преступников не отступают, они даже выражают желание следовать за мужьями на каторгу, в Сибирь, и император бессилен помешать. По закону, жены осужденных имеют на это право, и, кроме того, все они благородного происхождения – дамы, с которыми Николай всегда придерживался правил утонченной вежливости и учтивости. Этот куртуазный тон издавна принят в русском светском обществе, и выйти из рыцарского образа было нежелательно и невозможно. Потом, много лет спустя, император признает, что декабристки (именно так будут называть жен, последовавших в Сибирь за своими мужьями) «проявили преданность, достойную уважения, тем более что столь часто являлись примеры поведения противоположного», но пока за эту преданность Николай мстит, старается сделать невыносимыми условия для ее проявления и своей жестокостью поднимает поступок женщин до подвига.

Имена декабристок войдут в историю, которой они дадут, по словам Петра Вяземского, «несколько прекрасных строк», но женщины, которые могли бы составить славу героической самоотверженностью и преданностью своим гонимым мужьям, были всегда. Они следовали за ними в Сибирь, не упрекая и не жалуясь на трудности, как в царствование Алексея Михайловича шла за неистовым протопопом Аввакумом его жена. Измученная долгим странствием и мытарствами, она лишь задала один вопрос: «Доколе, отче?» – и, получив ответ: «До самой смерти» – успокоилась: «Ну, коли до самой смерти, тогда добредем». Впрочем, в России добровольное следование за мужьями в ссылку не считалось чем-то исключительным. Это была традиционная норма поведения, сложившаяся веками и присущая не только простонародью, но и благородному сословию – жены следовали и за сосланными крестьянами, и за опальными боярами.

Предтечей же декабристок считалась Наталья Шереметева – юная жена Ивана Долгорукова, дочь знаменитого маршала петровской эпохи Бориса Шереметева (того самого, у которого Александр Меншиков отберет будущую императрицу Екатерину I). Она родилась в 1714 году, рано осиротела и считалась одной из самых красивых, знатных и богатых невест своего времени. Женихов у Натальи было множество, но полюбила она Ивана Долгорукого – беспечного, легкомысленного и несколько простоватого фаворита юного императора Петра II. При жизни этого императора он обладал огромным влиянием и властью, которыми пользовался в основном для развлечений, и мог быть надменен и жесток. Но когда однажды Петру принесли для подписания указ о казни, Долгорукий неожиданно укусил императора за ухо, а потом объяснил изумленному государю, что отрубание головы значительно болезненнее, чем укус, и посоветовал, прежде чем подписывать указ, подумать над этим. По беспечности, не думая о последствиях, Иван подделал подпись Петра II на поддельном же завещании в пользу своей сестры – невесты императора, за что потом поплатился жизнью. Счастьем со своим неразумным женихом Наталья могла насладиться недолго – всего двадцать шесть дней, потом, после смерти Петра II, Долгоруких постигла опала (см. главу «Ледяная императрица»), и родственники девушки стали отговаривать ее отказать Ивану. Но она выполнила клятву, данную в день обручения; состоялась очень скромная свадьба, на которую никто из боязни новых властей не явился, а затем вместе с семьей мужа она отправилась в ссылку. Шестнадцатилетняя графиня Шереметева была превосходно воспитана, знала иностранные языки, обладала прекрасными манерами и прекрасно танцевала, но к жизни в Сибири была не подготовлена. Родня от нее отвернулась, а рядом не было никого, кто бы мог дать совет. Долгорукие захватили с собой в Сибирь в большом количестве деньги и драгоценности, а юная и неопытная Наталья, надеясь, что их скоро возвратят назад, не взяла с собой почти ничего. В поездке она сможет одолжить лишь немного денег у своей воспитательницы-немки, которая последует за ней в Сибирь и перед расставанием отдаст воспитаннице все, что у нее имелось. Воспитательница уедет, и в тяжелейшем путешествии по реке беременная Наталья окажется одна, без чьей-либо заботы. Она еще совсем молода, почти ребенок и на пристани на последние копейки покупает осетра. Привязывает его на веревочку, и пока они плывут дальше, осетр, товарищ по несчастью, следует за ней.

В трудных условиях ссылки Долгорукие ведут себя недостойно – они ссорятся, вздыхают по прежней жизни и изводят свою кроткую невестку. Известия об их поведении доходят даже до столицы. Императрица Анна Ивановна повелит им оттуда «жить смирно», что будет особенно сложно для бывшей невесты царя – заносчивой и завистливой Екатерины Долгорукой, (возвращенная из ссылки, она перед смертью повелит сжечь все свои платья, чтобы они никому не достались). Наталья Долгорукова, напротив, терпелива и самоотверженна, старается сделать все, чтобы было легче жить ее мужу. Она пишет в своих воспоминаниях, трогательных и искренних «Своеручных записках», что с князем Иваном ей жизнь в темной избе была милее, чем во дворце, называет его «моим сострадальцем» и счастлива в жестоких условиях ссылки, потому что «велика ее любовь!» Наталья живет с двумя родившимися в Сибири сыновьями, младший из которых очень болезнен, в холодном сарае с земляным полом, а князь, в котором его жена видит своим любящим взором святого, по-прежнему легкомыслен, беспечен и не собирается отказываться от своих привычек. Он устраивает попойки с самыми разными людьми и болтает много лишнего, что приводит к доносу в столицу. Оттуда в Сибирь инкогнито является племянник страшного начальника Тайной канцелярии капитан Ушаков, входит в доверие к Долгоруким, собирает «материал» на доверившегося ему князя Ивана и мчится в Петербург. По приказу, мгновенно пришедшему из столицы, князя отделят от семьи и поместят в похожую на могилу землянку, куда Наталья, разжалобившая часовых, будет по ночам передавать мужу пищу через узенькое оконце. Потом Долгорукого отправят в Тобольск и подвергнут жесточайшим пыткам, которые тот не выдержит, решив своими признаниями судьбу клана. А затем его казнят с бесчеловечной жестокостью. Во время четвертования легкомысленный Иван Долгорукий неожиданно предстанет в ином обличье. Он проявит редкостное мужество и стойко перенесет мучения. Возможно, что любовь Натальи была оправданна и она видела в своем муже то, что не удалось разглядеть современникам, возможно, что его облагородила жизнь рядом с этой удивительной женщиной.

Власти не дали себе труда сообщить Долгорукой о казни мужа, она послала письмо императрице с просьбой дать дозволение разделить его судьбу, какова бы она ни была, но ответа не последовало, и только после смерти Анны Ивановны вдова получила разрешение покинуть Сибирь. В 1758 году, когда подрос старший сын, княгиня Долгорукая постриглась в монахини под именем Нектарии.

Император Николай, может быть, и хотел, но не мог себе позволить карать с изуверской жестокостью предыдущих царствований. Пятеро восставших были казнены «без пролития крови» – повешены; к различным мерам наказания приговорили еще 121 человека, только 23 из которых были женаты (что объясняется молодостью членов тайных обществ). Власти, опасаясь общественного резонанса, которое вызовет отъезд жен ссыльных, и справедливо расценив его как вызов, делают все, чтобы он стал невозможным. Большинство из женатых декабристов принадлежало к высшему офицерству, некоторые из них были близки ко двору, носили княжеские и прочие титулы, все имели состояние (хотя и различное по размеру) и занимали прочное положение в обществе. Оставшиеся в России жены сохраняли все, а уехавшие за мужьями переходили на положение «жен ссыльно-каторжных». Они теряли дворянский титул, имущественные и наследственные права, право возвращаться в Европейскую Россию, а дети их, рожденные в Сибири, лишенные фамилии отца и дворянства, должны были быть записаны в казенные крестьяне. Перед отъездом женщин пугали также беззащитностью перед каторжниками-уголовниками, но самым страшным и жестоким было другое: добровольное расставание с родными и детьми. Николай I разрешал ехать только женам, издав специальное постановление «О недозволении отправляться к ним в Сибирь детям их благородного звания, родственникам и другим лицам». Расчет императора на то, что матери не решатся сделать это, не оправдался. Выбор был сделан в пользу того, кто находился в неволе и, как считали декабристки, более нуждался в них.

Детей не было лишь у Трубецкой и Нарышкиной. Александра Давыдова устроила шесть своих детей в семьи богатых родственников. Александра Муравьева оставила двух маленьких дочек (старшей было три года) и двухлетнего сына у бабушки, так же поступила и будущая жена Анненкова Полина Гебль (у нее была дочь). Наталья Фонвизина поручила своих сыновей (двух и четырех лет) заботам старых родителей, а Мария Волконская уехала в Сибирь, когда ее сыну не было и года. Надежд на то, что удастся увидеться в будущем, практически не было. «Невинная жена» государственного преступника, последовавшая за мужем в Сибирь, должна была оставаться там до его (а может быть, и до собственной) смерти, ибо правительство не гарантировало обязательного возвращения вдовам. Навещать ссыльных также запрещали. И все же, оставив детей и родных, декабристки едут к мужьям.

Первой отправилась в путь княгиня Екатерина Трубецкая. Она была дочерью графа Лаваля, приехавшего в Россию в начале Французской революции, и Козицкой, происходившей из богатого купеческого рода. Детство и юность Каташи (так называли в семье Екатерину) протекали счастливо и беззаботно. Дворец ее отца находился в самом фешенебельном месте Петербурга на Английской набережной, был очень красив, богат и обставлен с изысканным вкусом.

В нем давались великолепные балы, которые посещал император Александр I, а на литературных и музыкальных вечерах собиралась интеллектуальная элита.

С князем Сергем Трубецким, героем войны 1812 года, Екатерина познакомилась в Париже. Изящная милая девушка с ясными синими глазами очаровала его веселостью, оригинальным умом, благородной простотой, и в мае 1821 года они обвенчались. Екатерина Трубецкая страстно любила Сергея и была одной из немногих жен декабристов, которая знала об участии мужа в тайном обществе. Она бывала при дворе, имела там успех, и когда Трубецкого доставили во дворец на допрос к Николаю I, тот вскричал: «Ваша участь будет ужасна! Какая милая жена, вы погубили вашу жену!» Трубецкой был приговорен к смертной казни, замененной пожизненной каторгой, и «ужасную участь» мужа Екатерина Трубецкая решает разделить сразу же. Она пишет письмо Николаю с просьбой разрешить сделать это, получает дозволение императора, и на следующий же день после отправки Трубецкого на каторгу в июле 1826 года семья Лавалей прощается с Екатериной. Расставание трагично. Родители понимают, что никогда не увидят более свою дочь, не знают, что ожидает ее, но даже не пытаются остановить. Единственное, что они могут сделать, – это получше снарядить ее в тяжелейшую дорогу и дать ей надежного провожатого, секретаря графа Лаваля – Карла Воше, которого после возвращения из Сибири вынудят оставить Россию.

Вместе с Воше Екатерина проделывает долгий путь. Они минуют границу Европы с Азией через Уральские горы, но в Красноярске сломается их экипаж, заболевает Воше, и дальше Трубецкая следует уже по Сибири в неудобном тарантасе и одна. В сентябре 1826 года она добирается до Иркутска, где генерал-губернатор города Цейдлер надолго задержит ее и, выполняя полученную из Петербурга инструкцию, сделает все, чтобы убедить бывшую княгиню вернуться обратно. Он потребует еще раз письменно отречься от всех своих прав (Трубецкая беспрекословно подпишет), будет запугивать ужасами жизни на каторге и наконец объявит, что путь свой она продолжит вместе с уголовными преступниками. Трубецкую остановить невозможно, она согласна ехать даже в кандалах, и Цейдлер вынужден отступить. Долгий путь Екатерины Трубецкой подходит к концу. Она подъезжает к тюрьме, пытается сквозь щель в заборе разглядеть в толпе арестантов своего мужа, и вид некогда блестящего аристократа-князя, закованного в кандалы, обросшего бородой, в грязном, рваном тулупчике потрясает молодую женщину – она падает в обморок.

Вслед за Трубецкой в Сибирь на Благодатский рудник приезжает вторая декабристка Мария Волконская – урожденная Раевская, дочь прославленного генерала Николая Раевского и Софьи Алексеевны Константиновой, внучки великого русского ученого М. В. Ломоносова.

Н. А. Бестужев. Портрет И. А. Анненкова. 1836 г.

Н. А. Бестужев. Портрет П. Е. Анненковой. 1836 г.

Н. А. Бестужев. Портрет Марии Волконской. 1828 г.

Н. А. Бестужев. Портрет Екатерины Трубецкой. 1828 г.

П. Соловьев. Портрет Александры Муравьевой. 1825 г.

Марии было всего девятнадцать, когда в начале 1825 года ее выдали замуж за князя Сергея Волконского. Богатый, знатный и влиятельный Волконский был на 17 лет старше Марии и занимал прекрасное положение в обществе. Черноглазая дочь Раевского покорила бригадного генерала сразу, и брак свершился по воле отца Марии и без любви со стороны невесты. Перед свадьбой, состоявшейся 11 января 1825 года, ее терзали печальные предчувствия: «Мои родители думали, что обеспечили мне блестящую, по светским воззрениям, будущность. Мне было грустно с ними расставиться: словно сквозь подвенечный вуаль, мне смутно виделась ожидавшая нас судьба. Вскоре после свадьбы я заболела, и меня отправили … в Одессу на морские купания. Сергей не мог нас сопровождать… До свадьбы я его почти совсем не знала».

Со своим мужем за год совместной жизни Волконская провела всего три месяца и действительно очень мало его знала. За несколько дней до ареста он заезжает на сутки к молодой жене, ожидающей ребенка; ночью сжигает в печи какие-то бумаги, и Мария, ничего не понимая, помогает бросать их в огонь. Только два месяца спустя генерал Раевский расскажет дочери об аресте мужа, и, едва оправившись после тяжелых родов, она едет в Петербург с младенцем на руках.

Мария, не любившая Волконского (она признавалась во время замужества родным, «что муж бывает ей несносен»), оценила жертвенность его действий и оставить страдать одного не могла. Ее отец в сражении с Наполеоном пошел под обстрел вместе со своими мальчиками-сыновьями, и для его дочери вопрос долга и чести был решен без колебаний. Но Волконской пришлось сложнее, чем другим: вся семья восстала против ее отъезда. Самую жесткую позицию занял суровый генерал Раевский, который знал, что выбор мужа был сделан им, вероятно, испытывал чувство вины и не простил Волконскому нарушения обещания. Князь перед свадьбой уверил его, что выйдет из тайного общества. Раевский подозревал, что «волконские бабы» – мать и сестра князя – побуждают Марию к вынужденному геройству и она, юная и внушаемая (Волконской едва исполнилось 20 лет), едет, поддавшись их влиянию и экзальтации. Генерал говорит, что не стал бы противиться ее отъезду, если бы был уверен, «что сердце жены влечет ее к мужу». Родные знают свою Машу хуже остальных, которые уже видят в ней «могучую женщину» и надеются на скорое возвращение. Сестра Волконской Екатерина Орлова, невестка будущего шефа жандармов и противница ее отъезда, пишет отцу, что подорожная Марии выдана на имя княгини Волконской до Иркутска, а другой жене декабриста – Муравьевой, заявившей, что она уезжает, чтобы соединиться навсегда со своим мужем и жить с ним в остроге, на имя жены ссыльной Муравьевой – до Нерчинска. Надеясь на скорый приезд Марии обратно, отец говорит ей при расставании, что проклянет, если она не вернется через год, но та знает, что никогда не сделает этого и, обнимая своего крошечного сына, играющего большой печатью, висящей на царском письме, разрешающем ей отъезд, понимает, что делает это в последний раз.

Поведение Марии в Сибири заставит отца смириться, и через несколько лет перед смертью генерал Раевский скажет, указывая на ее портрет: «Это самая удивительная женщина, которую я знал».

Волконские принадлежат к древнему аристократическому роду, имеют влияние при дворе, и арест князя Сергея никак не скажется на их положении. И все же, когда сестра князя просит Николая I, чтобы он разрешил дать в сопровождение по Сибири ее невестке почтальона, тот решительно отказывает, написав в резолюции: «Я поручил Волконской предостеречь молодую женщину от такого ужасного путешествия, но, во всяком случае, не могу согласиться на сопровождение почтальона, так как это означало бы действовать не в духе моих советов, а как раз наоборот». Николая мало беспокоила безопасность уезжающих в Сибирь женщин, но огласка, которую вызвал их отъезд, определенно не нравилась. Известие о решении жен ехать вслед за мужьями в Сибирь мгновенно распространялось среди широкого круга их родственников, друзей и знакомых и шло далее по России, вызывая в одних случаях горячее сочувствие, в других – простое праздное любопытство. Орлова пишет отцу: «Все петербургские кумушки, мужчины и женщины, ловят каждое слово этих женщин. Их обсуждают, преувеличивают, разрывают, превозносят до небес. На них ходят смотреть, как на диковинных животных. Г-жа Нессельроде заглянула даже под вуаль, которую Мария опустила, чтобы не быть замеченной. Все эти хитрости, соединенные с тысячами нескромных речей, должны очень досаждать правительству, которое хотело бы, как мне кажется, предать все это забвению или, по крайней мере, проделать все в молчании…»

Портрет В. П. Ивашева. 1834 г.

Н. А. Бестужев. Портрет К. П. Ивашевой. 1831 г.

В Москве, традиционно фрондирующей с официальным Петербургом, Волконской устраивают проводы, несущие элемент общественной демонстрации. Княгиня Зинаида Волконская – одна из первых красавиц России, бывшая возлюбленная императора Александра I и родственница Марии – устраивает в своем доме вечер, на который, зная о ее любви к музыке, приглашает всех итальянских певцов и певиц, которые были тогда в Москве. И Марии, слушающей прекрасное итальянское пение в последний раз, оно кажется особенно прекрасным, заставляя просить: «Еще! Еще! Подумайте, ведь я никогда больше не услышу музыки…» Пришел проводить Марию и Пушкин. Когда-то он путешествовал с семьей генерала Раевского по Крыму, был сильно увлечен его младшей дочерью, посвятил Марии стихи, и, по одной из версий, именно она была его большой тайной любовью.

В декабре 1826 года Волконская выезжает из Москвы, в феврале добирается до Благодатского рудника, где находится на каторжных работах ее муж. В страшные морозы, в пургу и метель она едет по тяжелой дороге со всей быстротой, на которую способна, и, однако, преодолев за рекордно короткий срок шесть тысяч верст, вынуждена оправдываться перед родственницами мужа, которые продолжают танцевать на придворных балах и ни в чем не изменили своего образа жизни: «…И вы обвиняете меня в том, что я не спешила. Теперь, зная, что весь путь от Москвы до Иркутска я сделала в три недели, только с двумя ночевками… Милая, дорогая сестра, когда же вы вполне поверите в мою привязанность к Сергею».

Волконский, увидевший жену, бежит к ней, гремя кандалами. «Вид его кандалов, – вспоминала через много лет Мария, – так взволновал и растрогал меня, что я бросилась перед ним на колени и поцеловала сначала его, а потом его кандалы». Кандалы узники проносят долгих три года, а когда снимут, жены попросят сделать из них кольца, которые будут носить с особой гордостью.

Наутро после первого свидания с мужем Мария спешит спуститься к нему в рудник. Офицер останавливает ее, и тогда она гасит факел и бежит в полной темноте, ориентируясь на светящиеся точки. Через много лет Волконская будет вспоминать: «Это были наши узники, работающие на небольшом возвышении; они спустили мне лестницу, я влезла по ней, затем ее втащили обратно, и таким образом я увидела товарищей мужа, передала им известия из России, привезенные письма». Волконская, сошедшая в темную шахту рудника, вероятно, показалась каторжникам ангелом, спустившимся в бездну. Она была очень хороша собой: «Молодая, стройная, более высокого, чем среднего роста, брюнетка с горящими глазами, с полусмуглым лицом, с гордой походкой…» (декабрист Розен.)

Трубецкая и Волконская живут в тесной и темной крестьянской избе, в дымящейся печи которой готовят обеды узникам. С деньгами у двух аристократок очень плохо. Их обед теперь ограничивается кашей и хлебом, а иногда они вынуждены удовольствоваться только черным хлебом и квасом, мучает и жестокий сибирский мороз, и Екатерина Трубецкая, отморозив себе в изношенных башмаках ноги, сильно простужается. Из своих теплых башмаков она сшила шапочку товарищу мужа Оболенскому, чтобы уберечь его голову от падающей руды. Женщины стараются помочь не только «своим», но и всем, кто нуждается в помощи. Они покупают ткань, сами шьют рубашки и раздают их оборванным и страдающим от мороза полуголым каторжникам. На возмущенные возражения начальника каторги Бурнашева, который не хочет, чтобы они одевали тех, о ком «заботится государство», Волконская, которая, по словам Розена, «…никогда не выказывала грусти, была любезна с товарищами мужа, но горда и взыскательна с комендантом и начальником острога», отвечает с поистине княжеским высокомерием: «Потрудитесь их одеть сами, милостивый государь, я не привыкла видеть полуголых людей, разгуливающих по улице!»

Вслед за Трубецкой и Волконской на каторгу приезжают Александра Муравьева, Елизавета Нарышкина, Александра Ентальцева, Наталья Фонвизина, Александра Давыдова, невеста Анненкова Полина Гебль, Анна Розен, Мария Юшневская, а в 1831 году приезжает Камилла ле Дантю, которая выходит замуж за декабриста Василия Ивашева.

Н. А. Бестужев. Петровский завод. Общий вид с тюрьмой. Фрагмент. 1834 г.

Александра Муравьева примчалась в Сибирь третьей. Она происходила из знатной и чрезвычайно богатой семьи графов Чернышевых, которые владели огромными поместьями и тысячами крепостных. В роскошной главной летней резиденции Чернышевых Тагино Орловской губернии семью и гостей обслуживала многочисленная дворня (на конюшне содержалось иногда до 500 лошадей для приезжих), имелся собственный недурной крепостной оркестр, целый штат учителей, домашний врач и свой художник. Утонченно красивая, женственная Александра росла в дружной многочисленной семье, где шесть сестер и единственный брат Захар были связаны самыми нежными чувствами. Александра была эмоциональна, восторженна и чувствительна, а сумасбродство и чудаковатость были присущи всем членам этой семьи. Не без странностей был отец Александры – веселый, остроумный и эксцентричный вельможа в духе 18-го столетия, и они усилятся после случившихся в его семье несчастий. После ареста сына, родственников, зятя, смерти жены, скончавшейся всего через год после отъезда Александры, граф Чернышев впадет в мистицизм и станет спать в гробу.

Мужа своего Никиту из старинной просвещенной дворянской семьи Муравьевых Александра любит беззаветно и настолько сильно, что на шутливый вопрос декабристов, кого она любит больше – мужа или бога, отвечает искренне и совершенно серьезно, что сам Бог не взыщет, что Никитушку она любит более.

Сразу же после ареста Никиты она едет в Петербург и в ответ на письмо мужа, полное просьб о прощении за причиненное горе, пишет:

«Мой добрый друг, мой ангел, я уже здесь следом за тобой… Когда я писала тебе в первый раз, твоя мать не передала мне еще твое письмо, оно было для меня ударом грома! Ты преступник! Ты виновный! Это не умещается в моей бедной голове… Ты просишь у меня прощения. Не говори со мной так, ты разрываешь мне сердце. Мне нечего тебе прощать. В течение почти трех лет, что я замужем, я не жила в этом мире – я была в раю. Счастье не может быть вечным. Не поддавайся отчаянию, я все вынесла. Ты казнишь себя за то, что сделал меня кем-то вроде соучастницы такого преступника, как ты… Я самая счастливая из женщин».

Муравьева добивается личных свиданий и задолго до вынесения приговора просит о разрешении разделить участь мужа. Ее сестры также молят царя отпустить их в Сибирь, и при отъезде туда жены декабриста Розена со слезами упрашивают ее взять их с собою под видом служанок. Старшая из сестер Софья берет на воспитание двух детей своего дальнего родственника – декабриста Василия Давыдова. Его жена Александра Давыдова приезжает в Сибирь позже других, так как нужно было как-то устроить их шестерых детей. Выбор между детьми и мужем мучителен, но, как и остальные декабристки, Александра Давыдова жертвует материнскими чувствами ради того, кто находится в неволе. Она пишет генералу Раевскому (брату Давыдова по матери): «Вы меня и бедного брата Вашего не забыли, извещали о детях наших, как отец и истинный брат… Муж мой много и часто горюет о детях наших, но надеется на Бога и на Вас, так же как и я. Я уже посвятила всю себя бедному мужу моему, и сколько ни сожалею о разлуке с детьми моими, но утешаюсь тем, что выполняю святейшую обязанность мою». Петр Ильич Чайковский, сестра которого вышла замуж за сына Давыдова, познакомится с Давыдовой, после того как она возвратится в Европейскую Россию, и в письмах к Надежде фон Мекк будет часто с необычайным уважением упоминать об этой женщине, называя старушку Давыдову «редким проявлением человеческого совершенства».

Через семь месяцев после приезда Трубецкой и Волконской узников-декабристов соединяют в читинском остроге, где они вместо работы в рудниках чистят конюшни и мелют зерно на ручных жерновах, а их жены образуют небольшую колонию. Живут они в простых деревенских домах неподалеку от тюрьмы, а так как отказ от семейной жизни был дан сразу же по прибытии в Сибирь и с мужьями можно видеться только два раза в неделю в присутствии офицера, то находят еще один способ общения. В лютый мороз часами сидят они на большом камне напротив тюрьмы, чтобы только иметь возможность крикнуть им через забор несколько слов.

Воспитанным «в шелке и бархате» дворянкам приходится сталкиваться с неожиданными житейскими трудностями. Они сами колют дрова, носят из колодца воду и завидуют Полине Гебль – гражданской жене Анненкова, которая была намного лучше их подготовлена к тяжелой жизни, так как с семнадцати лет сама зарабатывала себе на хлеб. Полина вспоминала: «Дамы наши часто приходили посмотреть, как я приготовляю обед, и просили научить их то сварить суп, то состряпать пирог», а когда надо было чистить курицу, «со слезами сознавались, что завидуют моему умению все сделать, и горько жаловались на самих себя за то, что не умели ни за что взяться, но в этом была не их вина, конечно. Воспитанием они не были приготовлены к такой жизни…»

Необыкновенную историю Полины Анненковой описал в своем романе «Учитель фехтования» Александр Дюма. История любви француженки-модистки и аристократа-красавца Ивана Анненкова сперва развивалась вполне банально, но потом, после поражения восстания, все меняется. Полина рожает от Анненкова дочь, когда тот находится в Петропавловской крепости, из которой она почти сумела организовать ему побег. Когда же это не удается, она пробирается на военные маневры и бросается под копыта лошади императора Николая I, чтобы передать ему прошение с просьбой «об особой милости» разделить судьбу своего гражданского мужа. Она жертвует ради него абсолютно всем (что не мешает аристократке матери Анненкова считать брак с ее сыном-каторжанином большой честью для бедной модистки) и отправляется в тяжелый путь по Сибири, почти не говоря по-русски. Ее свадьба, как потом вспоминали декабристы, «была самая любопытная и может быть единственная свадьба в мире. На время венчания с Анненкова сняли кандалы и сейчас по окончания обряда опять надели и увели обратно в тюрьму». Живая и изящная Полина не только внесла веселье в жизнь ссыльных, но и помогла улучшить ее условия, заведя собственный огород и значительно обогатив рацион питания. Жизнерадостность очень понадобится ей в дальнейшем. Сложный, деспотичный характер Анненкова с годами портился, из ее восемнадцати родов только семь были благополучны, Анненковы нуждались, но Полина не унывала и не давала унывать другим.