Текст книги "Маски Пиковой дамы"
Автор книги: Ольга Елисеева
Жанр: Языкознание, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Траур по Марии Каролине оказался скомканным из-за приближения Венского конгресса – события, которое действительно должно было изменить мир. С Марией Каролиной уходила в прошлое целая эпоха – старый порядок, – которым больше никто не интересовался.
О Марии Каролине Пушкин слышал не только от «Россети черноокой», но и от австрийской «посланницы» Долли Фикельмон, проведшей несколько лет с мужем в Неаполе[193]193
Раевский Н. А. Графиня Дарья Фикельмон: Призрак Пиковой дамы. Ростов н/Д.; М.: Феникс; Алгоритм-Книга, 2009. С. 35–40.
[Закрыть], еще полном пересудов о несчастной королеве[194]194
Фикельмон Д. Ф. Дневник: 1829–1837: Весь пушкинский Петербург / Публ. и коммент. С. Мрочковской-Балашовой. М.: Минувшее, 2009 (Пушкинская библиотека). С. 569.
[Закрыть].
Обе отсылки – и к Марии Антуанетте, и к Марии Каролине – позволяют увидеть в графине из «Пиковой дамы» воплощение старого порядка, сметенного революционной бурей. Этот же порядок персонифицировала в себе и Голицына, которая, по словам Вигеля, «схватила священный огонь, угасающий во Франции, и возжгла его у нас на севере». Фиксируя ее как один из прототипов Старухи, Пушкин адресовал читателя не просто к прошлому – временам бабушек и дедушек – а к тому прошлому, которое было выкорчевано и окровавлено «при громах новой славы». К дореволюционному режиму как таковому.
Глава шестая
«Запертые двери»
Обычно не замечают, насколько поведение Голицыной с сыном напоминало поступок Екатерины II с цесаревичем Павлом Петровичем. Отказавшись передать «Митеньке» достояние отца, Наталья Петровна действовала в имущественном вопросе так же, как императрица в политическом. Обе они оставляли за собой право делиться или не делать этого. Обе вроде бы нарушали закон, забрав не принадлежавшее им. И обе счастливо пользовались присвоенным до кончины.
Эпоха знала множество властных дам сходной судьбы. Екатерина Романовна Дашкова, именовавшая ученых мужей, собственных детей и холопов одинаково – «мои подданные». Агафоклея Александровна Полторацкая, которую считали чуть ли не второй Салтычихой, но которая отважилась перед смертью на публичное покаяние. Графиня Мария Алексеевна Толстая, мнение которой становилось приговором для всей Москвы, это о ней у Грибоедова: «Что будет говорить княгиня Марья Алексевна?» Александра Васильевна Браницкая, любимая племянница Григория Потемкина, сделавшая для прирастания бывших польских земель к России едва ли не больше, чем целая армия. И многие другие.
Вторая половина XVIII – начало XIX века – время сильных, домовитых и знавших себе цену женщин. В 2008 году в Москве прошла выставка полотен Боровиковского, которого принято считать певцом юных Цирцей, вроде Марии Ивановны Лопухиной и Елены Александровны Нарышкиной – дев в первом цвете красоты. Но вдруг оказалось, что Василий Лукич – певец как раз пожилой натуры. Мусина-Пушкина, Безобразова, Васильева, Архарова, Дубовицкая… Властные мамаши, в том возрасте, когда «пустоголовая молодость» уже миновала, а старческий эгоизм еще не пришел. Среди них есть и Голицына. Еще не окончательно увядшая. С прямой спиной, но без усов – они портрету не положены.
«Ленты огненного цвета»
В общем кругу повидавших виды оригиналок не затерялась бы графиня Наталья Кирилловна Загряжская, дочь последнего гетмана Малороссии Кирилла Григорьевича Разумовского. В молодости не красивая, но умная, в старости – взбалмошная, но памятливая. Она столько порассказала Пушкину о временах блаженной памяти императрицы, которую боготворила, что странно, как ее отношение не передалось поэту. А поэт и старуха числились родней через мать Натальи Николаевны, урожденную Загряжскую, и быстро подружились.
«Нащокин заметил Пушкину, – записал Бартенев, – что графиня не похожа на Голицыну, но что в ней больше сходства с Натальей Кирилловной Загряжскою, другой старухой. Пушкин согласился с этим замечанием и отвечал, что ему легче было изобразить Загряжскую, чем Голицыну, у которой характер и привычки были сложнее»[195]195
Нашокины П. В. и В. А. Указ. соч. С. 630.
[Закрыть].
Не сложнее, а менее известны поэту. С Загряжской он был короток. «Мусташини» оставалась недосягаемой. Если внешние приметы жизни Старухи позаимствованы от «Усачки», то домашний обиход героини, ее мелкие грешки, вроде любви рассказывать «анекдоты» о временах молодости – примета Загряжской.
В июле 1830 года Пушкин писал невесте о посещении ее тетушки: «Приезжаю, обо мне докладывают. Она принимает меня за своим туалетом, как очень хорошенькая женщина прошлого столетия»[196]196
Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 9. С. 343.
[Закрыть]. Этому пойманному мимоходом впечатлению поэт обязан началом второй главы «Пиковой дамы»: «Старая графиня*** сидела в своей уборной перед зеркалом. Три девушки окружали ее. Одна держала банку румян, другая коробку со шпильками, третья высокий чепец с лентами огненного цвета. Графиня не имела ни малейшего притязания на красоту, давно увядшую, но сохранила все привычки своей молодости, строго следовала модам семидесятых годов и одевалась так же долго и так же старательно, как и шестьдесят лет тому назад».
Попутно отметим, что «три девушки» – не просто отсылка к картежной тройке, но и три грации, пока юны. Их сменят три пожилые служанки в сцене раздевания графини – то есть на пороге насильственной смерти. Эти три старухи равносильны трем паркам в римской мифологии, мойрам в греческой, которые ткут и обрезают нить человеческой жизни.
Чепец с «огненными лентами» – очень любопытная деталь. На описанном портрете Марии Антуанетты кисти Виже-Лебрён королева облачена именно в такой чепец. Спадающие с него полосатые ленты по цветовой гамме совпадают с черно-оранжевыми, георгиевскими лентами. В статуте ордена Святого Великомученика и Победоносца Георгия пояснено, что такой цвет отражает огонь и дым сражений. Орден был учрежден в 1770 году, его первым кавалером за победу в Чесменском сражении стал Алексей Григорьевич Орлов, один из главных устроителей переворота в пользу Екатерины II и, как считалось, убийца Петра III.
То есть цвет лент вновь, как и многие другие детали, отсылал к императрице. Она появлялась в «Капитанской дочке» у пруда, где стоял памятник «недавним победам графа Румянцева», но вот портрет кисти Боровиковского, который детально – вплоть до собачки – воспроизводит Пушкин, показывал Екатерину II на прогулке напротив Чесменской колонны, напоминавшей Кагульский обелиск.
Однако цвет лент поведет и к другой интересной параллели, показывающей, что Пушкин замыкал, казалось бы, прямые противоположности в едином образе. «Огненными» взорами обладал Пугачев – исторический антипод Екатерины II. В «Капитанской дочке» дана сцена, где дядька Савельич перечисляет вождю крестьянской войны погибшее имущество господина. «Это что еще! – вскричал Пугачев, сверкнув огненными глазами». Но слуга только крякнул: «Это, батюшка, изволишь видеть, реестр барскому добру, раскраденному злодеями». Слово «красть» встречалось и в заметке «О русской истории XVIII века». «От канцлера до протоколиста все крало…», чему виной оказывались заговорщики, возведшие императрицу на престол, щедро награжденные ею «на счет народа» и потащившие наверх свои ненасытные фамилии: «…Самые отдаленные родственники временщика с жадностью пользовались» представившимся случаем.
«Что за вранье? <…> Какое мне дело до погребцов и до штанов с манжетами?» – этот вопрос Пугачева могла бы повторить и Екатерина II. Знак равенства у Пушкина пролег по словам Савельича о «добре, раскраденном злодеями». И официальная власть, захваченная путем переворота, и бунтовщик из казаков ведут к разорению накопленного. В этом смысле они сливаются воедино и для таких простонародных трудяг, как Савельич, и для честных дворян-служивых, вроде Петра Гринева.
«Огненное воображение» имелось и у Германна. В другом месте героя характеризовал «беспорядок необузданного воображения». Таким образом, «огненный» и «беспорядок необузданный» значат одно и то же, уводя нас к красному петуху из «Дубровского», которого пускают в барские усадьбы, к бунту «бессмысленному и беспощадному». Имея «огненное» воображение, Германн по одной линии наследник Пугачева, а по другой «огненных лент графини», пламени и дыма побед Екатерины Великой: «Все Романовы революционеры и уравнители».
Вот какие мысли можно вынести из посещения тихого утреннего туалета старой графини или, если угодно, «очень хорошенькой женщины прошлого столетия» Загряжской.
«Как вы мне надоели!»
В юности капризная и избалованная, Наталья Кирилловна с годами становилась все своенравнее. Вышла замуж по своему выбору за кроткого князя Николая Александровича Загряжского, служившего в Измайловском полку, и признавалась, что человек менее покладистый разъехался бы с ней уже после медового месяца. Не имея своих детей, увезла у сестры племянницу Машу, которую сделала наследницей своего громадного состояния, выдала замуж за одного из сподвижников молодого Александра I, впоследствии государственного канцлера – Виктора Павловича Кочубея. На старости лет поселилась у них в особняке, занимая всего шесть комнат, но заставляя весь дом жить по своей указке.
Слуги ее «трепетали». Вяземский вспоминал странную особенность княгини, перешедшую в «Пиковую даму», – она очень боялась простуды: «В прогулках ее пешком по городу старый лакей нес за нею несколько мантилий, шалей, шейных платочков, смотря по температуре улицы, по переходу с солнечной стороны на тенистую и по ощущениям холода или тепла, она надевала и складывала то одно, то другое… Однажды, когда она в очередной раз переменила шаль, а лакей замешкался, барыня прикрикнула: “Да подавай же скорее! Как надоел ты мне!” Старик, невозмутимо продолжая перебирать ее одеяния, проворчал: “А если бы знали вы, матушка, как вы мне надоели!”».
Так и хочется вспомнить чеховского «Хамелеона»: «Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто». Но дело в другом. Мужчинам вольно смеяться. А женщина тотчас скажет, что пожилая Загряжская страдала, сообразно возрасту, «приливами» – изменением температуры тела: ее бросало то в жар, то в холод, а лекарств от этого медицина XIX века еще не знала.
Нечто подобное происходило и со старой графиней, но и Вяземский, и Пушкин, точно отметив симптом, видели в происходящем одну придурь: «А какова погода? – кажется ветер… Вы всегда говорите наобум! Отворите форточку. Так и есть: ветер и прехолодный! Отложить карету!» Между тем само наличие «приливов» говорит о том, что в глубине 87-летней старухи еще жива женщина, пусть угасающая. О чем скажет и ее поведение в спальне при виде «незнакомого мужчины» – Германна: «Губы перестали шевелиться, глаза оживились…» Если на портрете молодой графини роза была воткнута в ее напудренные волосы, то у Старухи тот же символ вечной юности украшает чепец, в котором она явилась с бала.
Племянница Маша, много пережившая от своенравия тетушки, напоминала воспитанницу графини Лизу, которой, в конце концов, через брак с сыном управляющего Старухи, досталась часть имущества прежней покровительницы: ведь слуги, как уже говорилось, «наперерыв обкрадывали» госпожу. История молодого Кочубея параллельна истории Германна, но вовсе с ней не совпадает. Виктор Павлович был вызван императором Павлом I, который хотел выдать за него замуж свою фаворитку Анну Лопухину. Молодой человек соврал, что уже посватался к племяннице Загряжской и получил согласие. После чего кинулся к ногам грозной Натальи Кирилловны, все ей рассказал и просил помощи – здесь его поступок похож на случай с Чаплицким, которому графиня открыла тайну трех карт. Еще одно подтверждение того, что игра в повести связана с любовью, властью и понятием «случа`й», то есть фавора.
Поскольку племянница Маша и Кочубей давно симпатизировали друг другу, тетка согласилась: «Бабушка, которая всегда была строга к шалостям молодых людей, как-то сжалилась над Чаплицким». Совсем иначе развивается интрига с Германном, которому призрак графини говорит: «Прощаю тебе мою смерть, с тем чтобы ты женился на моей воспитаннице…» Достояние графини, ее тайна, ее три верные карты перешли к герою, как богатство Загряжской к Кочубеям. Нужно было лишь официально закрепить наследование – жениться. Этого-то Германн и не сделал.
«Угорелая и впопыхах»
Еще одна примета старой графини, почерпнутая у Натальи Кирилловны, – это запрещение упоминать при ней о смертях ее сверстников. И равнодушие графини-бабушки при промахе внука князя Павла Томского. Кстати, обратим внимание на титулы. Сама старуха – графиня***, а ее внук, сын одного из сыновей – князь и, видимо, носит другую фамилию. Эта ситуация составляет одну из загадок повести, но, если иметь в виду сходство с Загряжской, реальную, а не литературную коллизию, то Кочубей был пожалован титулом князя в 1831 году[197]197
Знаменитые россияне XVIII–XIX веков. С. 455.
[Закрыть], следовательно, его сын Михаил Викторович стал князем уже по наследству.
Наталья Кирилловна Загряжская. 1820-е гг.
Вдовствующая императрица Мария Федоровна. Дж. Доу. 1827 г.
Смерть Виктора Павловича в 1834 году не стала ударом для старухи Загряжской. Пушкин сообщал в письмах жене: «Она утешается тем, что умер он, а не Маша». Через пару месяцев: «Наталья Кирилловна сердится на всех, особенно на князя Кочубея, зачем он умер и тем огорчил ее Машу. На княгиню также дуется и говорит: “Господи, да мы все потеряли наших мужей и однако же утешились!”»[198]198
Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. С. 211.
[Закрыть]. Отсылка к кавалеру на потайной лестнице в доме графини.
Загряжская приняла участие в распре по поводу майората Чернышевых, отказала от дома военному министру Александру Чернышеву, заявив, что знает только одного графа Чернышева, «того, который в Сибири»[199]199
Вересаев В. В. Спутницы Пушкина: По книге В. Вересаева «Спутники Пушкина» / Вступ. ст. В. Коровина. М.: Профиздат, 2001. С. 227.
[Закрыть]. То есть поддерживала фронду знатных мамаш. Этот поступок и следует связать с разговором о загробной жизни:
«Однажды она сказала великому князю Михаилу Павловичу:
– Не хочу умереть скоропостижно. Придешь на небо, как угорелая и впопыхах, а мне нужно сделать Господу Богу три вопроса: кто были Лжедмитрии, кто Железная Маска и кто шевалье д’Еон – мужчина или женщина?
Великий князь спросил:
– А вы уверены, что будете на небе?
Старуха обиделась и с резкостью отвечала:
– А вы думаете, что я родилась, чтобы торчать в прихожей чистилища?»[200]200
Русский литературный анекдот конца XVIII – начала XIX века / Сост. и примеч. Е. Курганова, Н. Охотина; вступ. ст. Е. Курганова. М.: Художественная литература, 1990. С. 193.
[Закрыть]
Старая графиня в повести умерла именно «скоропостижно», без покаяния и причастия. Возможно, она их, по мысли Пушкина, не заслужила. Из текста не следует, что героиня была особенно религиозна. Старуха Загряжская уверена, что, явившись на небо, она станет «делать вопросы Господу Богу», а не сама отвечать Ему. Перечисление волновавших ее тем знаменательно: бунты времен Смуты, фронда во Франции, перемена полов. То, о чем мы говорили в предшествующих главах.
Указание на Михаила Павловича не случайно. Именно с ним Пушкин беседовал об угрозе дворянских мятежей. Но еще примечательнее обмолвка Загряжской о «чистилище». Православная традиция не знает такого загробного места: либо рай, либо ад. Именно на последний намекал великий князь, подтрунивая над уверенностью княгини, будто она непременно попадет на небо.
Чистилище существует в католицизме как место предварительного заключения, где человек очищается от грехов. Загряжская – не тайная католичка. Но ей недосуг разбираться в тонкостях различия вер – «угорелая и впопыхах» – касательно духовной жизни. Не зря у Пушкина в дневнике сразу после истории, рассказанной Натальей Кирилловной «с большой живостью» о том, как княгиня Екатерина Дашкова прошла через алтарь придворной церкви, помещены слова: «Как вам не стыдно, – отвечала Екатерина, – вы русская – и не знаете своего закона»[201]201
Пушкин А. С. Дневник // Поэт, Россия и цари. С. 22.
[Закрыть]. Эти же слова можно применить и к самой Загряжской.
Как и она, старая графиня – дитя своего времени, вольтерьянка, в лучшем случае деистка. А, возможно, и хуже. Павлищев записал историю об одном из своих родственников: «Алексей Михайлович Пушкин был свитским офицером и профессором математики в Москве. Религиозный родственник его Василий Львович (дядя поэта. – О. Е.) посещал его часто, желая обратить его на путь христианского учения, однако встречал всякий раз… не только сильную оппозицию, но и постоянное кощунство, доходившее в вольтерьянце-хозяине до какого-то исступления». Мало этого: вольнодумец барин развратил лакея – очень символичная для русской истории ситуация. Тот старался «перещеголять в выходках» хозяина, «лишь бы получить лишний пятак на очищенную [водку]».
Вдруг барин смертельно занемог, никого к себе не пускал, и слуга-философ услышал через дверь два «спорящих голоса», хотя знал, что никого, кроме хозяина, в спальне нет. Слуга распахнул дверь и «увидел своего патрона и учителя среди комнаты, размахивавшего руками, испуганного и поистине страшного в испуге. Алексей Михайлович, устремив глаза на какой-то невидимый лакею предмет и ругаясь с каким-то таинственным гостем… кричит, что есть мочи:
– Пошел, пошел прочь! Не мешай нам; мы тебя не спрашиваем»[202]202
Павлищев Л. Н. Указ. соч. С. 242.
[Закрыть].
Две недели, до самой кончины барина из-за его двери была слышна «загадочная перебранка». Василий Львович, днем посещавший больного, «рассказал множество других странных подробностей», но внучатый племянник счел «излишним о них распространяться». От Ольги Сергеевны ее впечатлительный брат знал о них и представлял, чем грозит кощуннику-вольтерьянцу посещение «таинственного гостя». Если он делал графиню вольтерьянкой, значит, предполагал трудный уход из жизни, по крайней мере «внезапный», без причастия.
Разговор родственника-вольтерьянца с неведомым посетителем чем-то напоминает последнюю беседу графини с Германном, если вспомнить единство имени героя с Сен-Жерменом и наделить самого бедного инженера инфернальными свойствами. Например, в польском фольклоре, знакомом Пушкину через друзей-поляков, черти по национальности то русские, то немцы. «Хромой или рогатый, шваб или москаль – один черт», гласит польская пословица[203]203
Хорев В. А. Польша и поляки глазами русских литераторов: Имагологические очерки. М.: Индрик, 2005. С. 22.
[Закрыть]. Что соответствует указанию повести: «Отец Германна был обрусевший немец». Герой начинает пованивать серой.
Другое его свойство – проходить сквозь запертые двери – давно ставит исследователей в тупик и трактуется как намеренная ошибка Пушкина, допущенная для параллелизма с появлением привидения Старухи в спальне у Германна. «Карета тяжело покатилась по рыхлому снегу. Швейцар запер двери. Окна померкли. Германн стал ходить около опустевшего дома. <…> Ровно в половине двенадцатого Германн ступил на графинино крыльцо и взошел в ярко освещенные сени. Швейцара не было». – Тень старухи «скрылась, шаркая туфлями. Германн слышал, как хлопнула дверь в сенях… Он вышел в другую комнату. Денщик его спал на полу… Дверь в сени была заперта».
«Намеренная ошибка» Пушкина перестанет быть ошибкой, если допустить, что действие разворачивается не в реальном Петербурге, а в том месте, где Германн может приходить мучить Старуху, так же как она приходит мучить его самого, и при этом не обращать внимания на замки. При виде пистолета графиня «оказала сильное чувство. Она закивала головою и подняла руку, как бы заслоняясь от выстрела… Потом покатилась навзничь… и осталась недвижима». Но, когда Германн, покидая дом, вновь вошел в спальню, мертвая хозяйка «сидела окаменев; лицо ее выражало глубокое спокойствие». Сцена готова к повторению.
Давно подмечено, что действующие лица повести ведут себя не как живые люди, а как на время оживающие автоматы. Быть может, не автоматы?
Германн в спальне графини. А. Н. Бенуа. 1911 г.
Германн у подъезда дома графини. А. Н. Бенуа. 1911 г.
«Драгоценные частички»
Сообразно распределению ролей между прототипами прикрытия – Голицыной и Загряжской – разделено и прошлое. Вот нарумяненная и затянутая в платье графиня сидит на балу – это обветшалый фасад. Вот она беседует с внуком, бранит Лизу, остается одна в комнате среди «дамских игрушек» – это внутренняя жизнь.
Именно об этой внутренней жизни двора Екатерины II и знала Загряжская. В силу происхождения и покровительства свыше она была вхожа туда, куда Голицыну при всем богатстве и знатности не приглашали, – во внутренние комнаты. Благодаря Загряжской Пушкин получал знания о том, о чем до гробовой доски молчала Марья Перекусихина.
Вяземский писал: «Пушкин заслушивался рассказов Натальи Кирилловны Загряжской: он ловил при ней отголоски поколений и общества, которые уже сошли с лица земли; он в беседе с нею находил необыкновенную прелесть историческую и поэтическую… Некоторые драгоценные частички этих бесед им сохранены: но самое сокровище осталось почти непочатым»[204]204
Вяземский П. А. Записки // Пушкин в воспоминаниях современников. М., 2005. С. 67.
[Закрыть].
Проницательные слова. Что же осталось «почти непочатым»? Для ответа на этот вопрос, посмотрим, какие «драгоценные частички» рассказов Загряжской поэт сохранил, вняв просьбе Жуковского. Судя по записям, Пушкина особенно занимали истории, связанные с переворотом 1762 года и его участниками. Старушка много говорила об императрице, своем любимом покровителе князе Григории Потемкине, который дружил с ее отцом, а в ней самой «души не чаял». Наконец, об Алексее Орлове. То есть о сильных людях, способных устроить «кири-ку-ку» на все царство. И о государе Петре III, который «не был похож на императора» и который в день переворота 28 июня 1762 года прикрылся дамами, отправившись на галере из Петергофа в Кронштадт. Среди пленниц оказалась и юная Наталья Разумовская, рассказавшая поэту об этом случае.
Дважды, судя по записям, она заводила речь об Алексее Орлове. Говорила об отсутствии у него светского лоска, о простонародной речи, например: «По одежке дери ножки». Княгиня нашла это выражение «пошлым и неприличным». Впрочем, тут же извинила графа: «Он был человек неглупый и впоследствии, я думаю, приобрел манеры». Но сам по себе, изначально «плохо воспитан и дурного тона». Как если бы цареубийство можно было объяснить отсутствием должного воспитания.
А не об этом ли речь в записке Пушкина «О народном воспитании» 1826 года, где надежной преградой от будущих потрясений названо просвещение? Где «буйным товарищам» противопоставлен Николай Тургенев с его гетингенским умом и принципами – поэту казалось, что тот был «умереннее» даже в буйстве. Император Николай I, которому предназначалась записка, знал, что это не так – Тургенев выступал подстрекателем и шел куда дальше своих «буйных», но недалеких последователей. «Он рожден был, чтобы властвовать над слабыми умами, – писал Филипп Вигель. – Сколько раз случалось мне самому видеть военных и гражданских юношей, как Додонский лес[205]205
Додонский лес – лес вблизи города Додоны в Греции, росший вокруг святилища Зевса и Дионы, где три жрицы занимались прорицаниями.
[Закрыть], посещавших его кабинет и с подобострастным вниманием принимавшим… слова, которые, как оракулы, падали из уст новой Сивиллы»[206]206
Вигель Ф. Ф. Указ. соч. Т. 2. С. 821.
[Закрыть]. Эти-то юноши и сделались «буйными», когда самого Николая Тургенева уже не было в России.
Опять к «Андрею Шенье» с его «буйными невеждами» – революционерами. По мысли Пушкина, если бы «невежды» были просвещены, они бы воздержались от буйства. Орлов с его простонародной дремучестью как будто служил подтверждением этого взгляда.
Заметно, что образ Balafre или Человека со шрамом, как называли Алексея Григорьевича иностранные дипломаты, беспокоил обоих собеседников. Если Потемкин, которому Загряжская, а вместе с ней Пушкин уделили немало внимания, выглядел щедрым и чудаковатым (поэт еще в юности, до встречи с Натальей Кирилловной, выделял «имя странного Потемкина» из общего списка фаворитов Екатерины II), то Орлов – фигура зловещая. Именно в силу простоты, с которой граф относился к цареубийству.
Загряжская подтверждала худшие опасения поэта: «Орлов был в душе цареубийцей, это было у него как бы дурной привычкой». У всего русского дворянства той эпохи перевороты с убийством монарха вошли в дурную привычку. Во времена Павла I граф с семьей уехал за границу. «Я встретилась с ним в Дрездене, в загородном саду, – вспоминала княгиня. – Он сел подле меня на лавочке. Мы разговорились о Павле I. “Что за урод? Как его терпят?” – “Ах, батюшка, да что же ты прикажешь делать? ведь не задушить же его?” – “А почему же нет, матушка?” …Вот каков был человек!»[207]207
Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 7. С. 229–230.
[Закрыть]
Цареубийство – соблазнительное желание подданного посягнуть на государя – остро интересовало Пушкина именно в 1834 году, когда в его дневнике появляется череда записей о Якове Федоровиче Скарятине, который затянул шарф на шее Павла I. В истории про Орлова тоже важна преемственность – убийца Петра III не просто одобряет, а считает необходимым убить его сына: «Не только согласился бы, а был бы очень тому рад». Слово «урод» звучит в адрес Павла, так же как звучало когда-то в адрес его отца: «Урод наш занемог» – в ропшинских письмах Алексея Григорьевича Орлова.
Самая безнаказанность убийц – форма их поощрения. «На бале явился цареубийца Скарятин», – сказано 28 февраля. 8 марта – «Жуковский поймал недавно на бале у Фикельмон… цареубийцу Скарятина и заставил его рассказывать 11 марта. Они сели. В эту минуту входит государь с гр. Бенкендорфом и застает наставника своего сына дружелюбно беседующим с убийцей его отца! Скарятин снял с себя шарф, прекративший жизнь Павла 1-го».
В тот же день записано в развитие темы: «На похоронах [Ф. П.] Уварова покойный государь (Александр I. – О. Е.) следовал за гробом. [А. А.] Аракчеев сказал громко (кажется А. [Ф.] Орлову): “Один царь его здесь провожает, как-то другой его там встретит?” (Уваров один из цареубийц 11 марта)». Обратим внимание, что грозный Аракчеев говорил с Алексеем Федоровичем Орловым – племянником Человека со шрамом – согласно общему убеждению, убийцы Петра III.
Сам Алексей Федорович, по свидетельству Николая Ивановича Тургенева, говорил брату-декабристу Михаилу: «Конспирируйте, конспирируйте… но когда понадобится моя помощь, то можете рассчитывать на меня». При этом он «протягивал свою руку Геркулеса и сжимал кулак». Тургенев прибавлял: «Принимая во внимание фамилию человека, который произнес эти слова, нельзя отрицать, что они могли навести на размышления»[208]208
Тургенев Н. И. Россия и русские // Русские мемуары: Избранные страницы: 1800–1825 гг. / Сост., вступ. ст. и примеч. И. И. Подольской; биогр. очерки В. В. Кунина, И. И. Подольской. М.: Правда, 1989. С. 285.
[Закрыть]. Слова словами, но в роковой день 14 декабря Орлов остался верен – не разговор ли с Аракчеевым на него подействовал? Во время следствия над декабристами он вымолил жизнь брата Михаила, обещая отслужить за двоих.
Но значение для Пушкина имели вовсе не рядовые участники, даже замешанные в убийстве монарха. А те, кто их вел. Кто принимал на душу общий грех или имел право судить за него. 17 марта в дневник занесено философское рассуждение в беседе с австрийским послом Шарлем Луи Фикельмоном: «…разговорились об 11-м марте. Недавно на бале у него был цареубийца Скарятин; Фикельмон не знал за ним этого греха. Он удивляется странностям нашего общества. Но покойный государь (Александр I. – О. Е.) окружен был убийцами его отца. Вот причина почему при жизни его не было бы суда над молодыми заговорщиками, погибшими 14-го декабря. Он услышал бы слишком жестокие истины. NB. Государь, ныне царствующий, первый у нас имел право и возможность казнить цареубийц или помышления о цареубийстве; его предшественники принуждены были терпеть и прощать»[209]209
Пушкин А. С. Дневник // Поэт, Россия и цари. С. 25–27.
[Закрыть].
Здесь следует пояснить, что, согласно традиционным представлениям, цареубийство – форма бунта против миропорядка, установленного Богом, который вручает своим помазанникам народы и земли. Бунт против Бога оборачивается адом после смерти, куда попадают все мятежники, тем более цареубийцы.
А где окажутся те, кто, будучи виновен в смерти монарха, сами стали царями, приняли помазание? В европеизированном «чистилище» Загряжской? В потустороннем Петербурге, где ходят друг к другу через запертые двери и пугают до смерти… все снова и снова?
«Платок в воду»
Вот теперь, зная «драгоценные частички», которые приковывали внимание Пушкина в разговорах с Загряжской, можно задаться вопросом: что за пласт воспоминаний остался «почти непочатым»?
Судя по разговору Натальи Кирилловны с великим князем Михаилом Павловичем, ее занимали «тайны гроба роковые». То она упоминала о «передней чистилища», то по поводу умершего Кочубея с симпатией приводила слова старушки Натальи Алексеевны Новосильцевой: «Посмотрим, каково-то будет ему в день Второго Пришествия. Он еще будет карабкаться через свою решетку, а другие давно уж будут на небесах»[210]210
Пушкин А. С. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 7. С. 216.
[Закрыть]. То вспоминала, как приехавший к ней прощаться в 1791 году Потемкин предчувствовал свою скорую смерть[211]211
Там же. С. 229.
[Закрыть].
В дневнике 1834 года за 7 января есть запись: «Некто Норман или Мэрман, сын кормилицы Екатерины II, умершей 96 лет, некогда рассказал Вигелю следующее. – Мать его жила в белорусской деревне, пожалованной ей государыней. Однажды сказала она своему сыну: “Запиши сегодняшнее число: я видела странный сон. Мне снилось, будто держу я на коленях маленькую мою Екатерину в белом платьице, как помню ее 60 лет тому назад”. Сын исполнил ее приказание. Несколько времени спустя дошло до него известие о смерти Екатерины. Он бросился к своей записи, – на ней стояло 6 ноября 1796 года. Старая мать его, узнав о кончине государыни, не оказала никакого знака горести, но замолчала – и уже не сказала ни слова до самой своей смерти, случившейся пять лет после»[212]212
Пушкин А. С. Дневник // Поэт, Россия и цари. С. 24.
[Закрыть].
Вот откуда взялась кормилица из видения Германна: «Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье. Германн принял ее за свою старую кормилицу и удивился, что могло привести ее в такую пору». Платье в обоих случаях белое, хотя в анекдоте оно на ребенке, какой и запомнила Екатерину нянька, а в повести – на мертвой Старухе. Сын, как и герой «Пиковой дамы», с немецкой аккуратностью записывает странное происшествие. «Германн возвратился в свою комнату, засветил свечку и записал свое видение».
Само имя Норман – северный человек – по звучанию близко к имени героя. По указанию на германо-скандинавский корень – еще ближе.
Екатерине было 64 года, когда она умерла, но уточнение «как помню ее 60 лет тому назад» совпадает с замечанием Томского: «бабушка моя лет шестьдесят тому назад».
И все бы хорошо, только повесть уже была написана. Пушкин ждал ее из печати. А чтобы так глубоко повлиять на замысел автора, нужно время. Однако дневниковый текст не дает точного указания, когда именно Вигель сообщил свой анекдот: он лишь зашел к Пушкину похвастаться орденом. «Вигель получил звезду и очень ею доволен, – отмечает поэт. – <…> Я люблю его разговор…» Но где и при каких обстоятельствах Филипп Филиппович впервые рассказал Пушкину историю кормилицы Екатерины II? Ведь оба были знакомы еще с юности, в Одессе дружили. Допустимо предположить, что Пушкин, взбудораженный визитом старого приятеля, вспомнил его анекдот и, как Германн, записал услышанное.
Во всяком случае, давний рассказ тревожил его в те же месяцы, что и пометы о цареубийцах. 8 марта Пушкин, со слов Смирновой – Россет, внес в дневник историю, которую она и сама позднее поместила в свои мемуары[213]213
Смирнова-Россет А. О. Указ. соч. С. 348.
[Закрыть]. «Россети черноокую» поэт представлял как «ц. н.» – царскую наложницу. Речь шла о платке, который в день казни декабристов, 13 июля 1826 года, Николай I, находясь в Царском Селе, якобы бросал собаке в пруд. На самом деле император не выходил из своих покоев, был мрачен, бледен, ни с кем не разговаривал: он молился[214]214
Олейников Д. И. Николай I. М.: Молодая гвардия, 2012 (ЖЗЛ). С. 116.
[Закрыть], отобрать жизнь у пятерых, даже очень виновных людей – тяжелый груз. Самое меньшее – Смирнова-Россет перепутала. Умная, начитанная дама, приятельница Вяземского и Жуковского, влюбленная в императора, была не прочь показать собеседникам свою близость к августейшей семье[215]215
Боханов А. Н. Император Николай I. М.: Вече, 2008 (Императорская Россия в лицах). С. 79.
[Закрыть]. Это прибавляло ей веса в глазах друзей. Например, Пушкин верил рассказам фрейлины. Известное кокетство государя принималось за доказательство правдивости Александры Осиповны, даты купания собаки сдвигались…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?