Текст книги "День полнолуния"

Впереди круто уходил вниз глубокий овраг. Андрей начал спускаться, цепляясь за торчавшие из-под снега ветки кустарника, чтобы не упасть.

– Эй, брателло, ты что ли? – окликнул вдруг откуда-то со дна оврага хриплый голос.

Андрей дернулся от неожиданности, выпустил из пальцев опору, поскользнулся, потерял равновесие и съехал вниз на пятой точке. Поднялся на ноги, матерясь и отряхиваясь. Брюки на заднице безнадежно вымокли. «Да что ж это за злой рок такой – целый день таскаться в мокрых портках?»

Навстречу ему, черт его знает, откуда, вышел крепкий коренастый мужик лет тридцати. Вид у незнакомца был комичный – он будто выпрыгнул прямиком из анекдота о новых русских начала девяностых. Круглая голова острижена почти под ноль, мощную шею охватывала толстая золотая цепь, из-под распахнутого длинного, подметавшего краем землю кашемирового пальто, виднелся малиновый пиджак.

«Да, я смотрю, отстали тут местные авторитеты от моды. Лет этак на пятнадцать. Откуда он взялся такой? Может, из ближайшего областного центра?», – усмехнулся про себя Андрей.

Самым странным было то, что, при всей своей солидности и явной дороговизне, одежда встречного была на удивление грязной и затасканной. Пальто – все в пятнах и прилипших сухих листьях, засаленный ворот рубашки в каких-то красных брызгах, даже на бритой голове незнакомца виднелись полосы присохшей грязи.

Мужик вперился в Андрея тяжелым недобрым взглядом и процедил сквозь зубы:

– Тебя кто послал, шестерка? Что-то я у Вована твоей рожи не видел. Или, может, ты от Артурки прилетел?

– Эээ… – замешкался с ответом Андрей. – Я вас, если честно, тоже впервые вижу. И ни Вована, ни Артурку знать не знаю.

– Мда? – с сомнением пожевал толстыми губами незнакомец. – А что ты тогда тут ошиваешься?

– Заблудился я, – охотно объяснил Андрей. – Вернее, мы в аварию попали с друзьями. Мобилы сдохли, связи никакой. Целый день тут бродим, пытаемся на людей выйти. Вы случайно не знаете, где тут деревня ближайшая? Или Вы из города? Как туда добраться, не подскажете? Какой здесь самый ближайший город, мы совсем запутались, если честно.

Мужик потоптался на месте, помедлил, потом вытер забрызганную грязью руку о лацкан пальто и протянул ее Андрею.

– Ну, раз так, извиняй, братан, попутал. Будем знакомы. Толян меня зовут, Муромский, слыхал про такого?

Андрей неопределенно повел подбородком – кто его знает, этого бритоголового, может еще оскорбится, узнав, что Андрей о нем впервые слышит. Но Толян, не дожидаясь ответа, продолжал:

– А насчет деревни не подскажу, брат! У самого та же байда – заблудился. Я так думаю, и города-то тут никакого нет поблизости… Мы вообще с корешем моим, Вованом сюда приехали, у него тут стрелка забита была с Артуркой – конкурентом нашим по шарикоподшипникам. Так, побазарить надо было, обсудить кое-что.

– Странное вы место выбрали для деловых переговоров, – усмехнулся Андрей, окидывая взглядом сырой, чавкающий подтаявший снегом овраг. – Неуютное.

Толян захлопал себя по карманам, извлек на свет мятую сигаретную пачку.

– Закурим, братан? – он протянул пачку Андрею.

Тот вытянул сигарету, закурил. Толян опустился на торчавший из земли пенек и заговорил, вальяжно жестикулируя.

– Это ведь как сказать – уютное – не уютное. Ты – я так вижу – не при делах, честный фраер, а? Ну ладно, без обид только, я ж в хорошем смысле. А в нашем деле, сам понимаешь, лишние глаза и уши на стрелке никому не сдались. А что, если не договоримся, не сойдемся, так сказать, интересами? Дойдет еще до стволов, мочканут кого-нибудь – тьфу-тьфу-тьфу, не про нас будет сказано – так на хера ж свидетели?

Андрей настороженно покосился на собеседника:

– Так вы сюда приехали этого… Артурку… валить что ли?

– А это уж, как пойдет. – оскалил в усмешке желтоватые зубы Толян. – Вован с ним, может, и договорился бы, а я на смерть встал – не стану с этим черным дела вести. Только видишь, какая херня вышла? От Вована-то я отстал, мотаюсь здесь, как гавно в проруби, выбраться не могу!

– А как так получилось? – удивился Андрей. – Не сквозь землю же ваш товарищ провалился?

– Слышь, не поверишь, сам не понимаю, – доверительно наклонился к нему Толян.

Малиновый пиджак от движения обвис вперед, и Андрей увидел буро-красные пятна на рубашке бандита. «Это что – кровь? – начал быстро соображать он. – Откуда? Может, замочил он-таки кого-нибудь и прикопал тут где-нибудь неподалеку, а мне теперь лапшу на уши вешает?»

– Подъехали мы на место, Артурки не было еще. Пошли вдвоем с Вованом, в овраг спустились, я поссать отвернулся и тут… – он вытаращил глаза так, что сверху и снизу над радужкой мелькнули покрасневшие от напряжения белки. – Веришь, нет, сам не знаю, что случилось. Грохот какой-то, и меня как будто в спину что-то толкнуло. Я вырубился, конечно. Прочухался – смотрю, нет никого, а я, значит, так в овраге, в грязи и валяюсь… Че за хрень? Может, Артурка, падла, какую-то подставу замутил? Только Вован-то куда делся? Замочил он его? Так где тело тогда? А если Вован живой, он меня ни за что бы тут не бросил. Мы с ним кореша знаешь какие, еще с армии…

В продолжение этого неторопливого монолога Андрей незаметно отодвигался все дальше и дальше от разговорчивого Толяна. Вся изложенная им история показалась ему не убедительной. «Ну, фантазия. Прям «Тысяча и одна ночь», – думал он, оглядываясь и соображая, как побыстрее удрать от мутного нового знакомца. – Замочил, значит, своего старого кореша Вована, а на этого злополучного Артурку свалить решил. Да вот незадача – заблудился. Теперь на доверие работает, хочет, чтоб я ему поверил и из леса вывел. Только не на того напал, я все же не совсем дебил, чтоб поверить в эту околесицу!»

Толян, наконец, поднял голову и заметил, что Андрей успел отойти в сторону, шагов на десять.

– Эй, ты че? Ты куда собрался, а? – в глазах его снова закипело подозрение.

Он поднялся с пенька и двинулся в направлении Андрея.

– У Вас рубашка в крови… – сказал Андрей, продолжая пятиться.

– Че? – Толян остановился, оттянул пиджак и вперил тяжелый взгляд в собственный живот. – И че?

– Да так, ничего, – добродушно отозвался Андрей и лихо отскочил сразу шагов на пять. – Просто интересно, где Вы успели так выпачкаться?

– Ты на что намекаешь, падла? – грозно зарычал Толян.

– На что же тут намекать? – отозвался Андрей, карабкаясь вверх по оползающему под ногами склону обрыва. – Если вас в лесу было двое, вы и Вован, а теперь остались только Вы один, да еще весь в крови.

– Ах ты тварюга! Ты что же, хочешь сказать, что это Вовка меня кинул? – заорал Толян, выхватывая откуда-то из-под пальто Макаров.

Увидев оружие, Андрей, уже не скрываясь бросился наутек, петляя между стволов деревьев.

– Вован, кореш мой, брат мой, меня подставил? – ревел за спиной, тяжело топая, бритоголовый. – Да как твой мерзкий язык, гнида, повернулся сказать такое? Да я ж тебя замочу, падлу! Да чтоб Вовка… да никогда, слышь ты, червяк? Никогда бы кореш мой меня не кинул! Да он бы за меня сам под пулю полез!

Андрей не стал на бегу объяснять преследователю, что имел в виду вовсе не то. Пожалуй, предположение, что это не Вован кинул Толяна, а наоборот, Толян закопал Вована в ближайших кустах, могло еще сильнее вывести малиновый пиджак из себя.

За спиной грохнул выстрел. Андрей вжал голову в плечи и ринулся вперед уже на какой-то космической скорости. Петляя то вправо, то влево, лихо перемахивая через кочки и корни деревьев, Андрей, в конце концов, смог оторваться от преследователя. Убедившись, что воплей оскорбленного Толяна больше не слышно, Андрей на всякий случай засел за стволом огромного, старого дуба, решив переждать некоторое время и убедиться, что бандит действительно отстал.

В лесу было тихо. Меж деревьев все так же клочками висели мутные грязно-белые сумерки, теперь уже не понятно – утренние или вечерние. Снег под ногами таял, превращаясь в желто-бурую кашу. Где-то в вышине захлопала крыльями и хрипло закричала ворона. Все происходящее своей абсурдностью напоминало Андрею какой-то бредовый сон, от которого он никак не мог пробудиться. «Может, это все и правда мне снится? – размышлял он. На всякий случай даже несколько раз ущипнул себя за замерзшую руку – но ни лес, ни снег, ни темно-белесое небо над головой никуда не делись.

«Однако, как распалился этот олигарх Мценского уезда! – думал Андрей, переводя дыхание. – «Как ты посмел, подлец, допустить мысль о предательстве моего верного друга?» Допустим, предположил-то я вовсе не то, однако, и в его варианте событий нет ничего такого уж невероятного. Предательство друга… Что он там орал? «Мой кореш никогда бы меня не кинул!» Эх, Толян, последний романтик! Никогда бы не кинул, никогда бы не подставил, скорее сам бы под пулю пошел… Вот же он, я, живое доказательство. Я, я предал своего лучшего друга, своего единственного друга. И до сих пор жив…»

Опустившись на выпирающие из земли массивные корни старого дуба, он сжал руками лоб.

* * *

Это так легко и заманчиво – совершить однажды благородный поступок. Так поднимает самооценку, позволяет полюбоваться собой. В этот сладкий момент собственного бескорыстия и мысли не возникает о том, что потом многие годы придется разгребать последствия собственного красивого жеста.

Если бы он знал, к чему приведет это его глупое самопожертвование тогда, на «картошке», к какой лавине гадости, подлости и лжи, разве бы он поступил так? Разве оттолкнул бы Софью и чуть ли не собственными руками привел бы ее в постель к Кириллу? Разве бродил бы потом полночи, мучаясь от ревности, но все же внутренне болезненно наслаждаясь своей ролью преданного друга? Разве не честнее, не проще для всех было бы пойти тогда до конца, заявить свои права на девушку, которую действительно полюбил, пусть это и стало бы ударом для лучшего друга?

Вся беда была в том, что он – первый парень в школе, звезда школьной рок-группы и любимец девочек – был слишком эгоистичен, слишком склонен к самолюбованию. Он и представить себе не мог, что его чувство к Софье – что-то более серьезное, чем обычная симпатия к красивой девчонке. Ему казалось тогда, что уступить девушку лучшему другу, который от нее без ума, не будет с его стороны слишком уж большой жертвой. Зато этот поступок мгновенно вознесет его самого на пьедестал рыцаря без страха и упрека и в собственных глазах, и в глазах однокурсников!

Однако уже на следующее утро, когда Софья и Кирилл появились на утреннем сборе, держась за руки, с одинаковыми бессонными тенями вокруг сиявших глаз, с травинками, застрявшими в волосах, стало ясно, что чувства, испытываемые им, заметно сильнее, чем легкая ревность и досада. Ему было больно, почти физически больно смотреть на них, и любование собственным благородством уже не спасало.

Буквально через несколько дней, уже в Москве, друг объявил ему, что они с Софьей решили пожениться. Его тогда прямо-таки скрутило от душевной боли.

– Ты че, совсем дурак? – напал на него Андрей. – Тебе 18 лет, у тебя таких телок еще знаешь, сколько будет? Ну ты ваще, как можно променять свою свободу на какую-то смазливую девчонку?

– Заткнись! – гаркнул Кирилл, бросился на него и прижал к стене. – Она тебе не какая-то… И не смей говорить про нее гадости, это моя женщина, я люблю ее, и тебе не позволю…

– Ну все, все, утихомирься, я понял, – буркнул Андрей, отталкивая его.

Кажется, только тогда он начал понимать, что наделал. «Моя женщина, я не позволю» – сказал Кирилл. Он имел на это право, а Андрей – не имел, потому что сам, добровольно от него отказался. И поделать уже ничего было нельзя.

Через два месяца, на свадьбе Кирилла и Софьи он напился, как свинья. Шатаясь, вывалился из банкетного зала на ступеньки кафе и окунул лицо в пушистый снег на перилах.

– Что с тобой? – услышал вдруг над ухом, поднял голову и увидел Софью.

В пышном белом платье она казалась еще тоньше, еще невесомее, чем в своей обычной, спортивно-веселой одежде. Ему мучительно хотелось схватить ее, стащить это нелепое кукольное платье, целовать каждую веснушку на ее плечах…

– Ничего. – помотал осоловевшей головой он. – Все отлично, праздник в разгаре! Я поздравляю тебя, Сонька, ты будешь моему другу отличной женой.

Она покачала головой и горько прикусила губу.

– Я буду плохой женой, а ты – плохим другом. Но ничего уже не вернешь. Пойдем, Андрей, в зал, здесь холодно.

Ему очень хотелось доказать ей, да и самому себе, что она ошибается, что он сможет продолжать быть хорошим другом, преданным товарищем, не смотря ни на что. И он, едва протрезвев после свадьбы, принялся доказывать.

Он старательно разыгрывал роль преданного друга семьи, неизменно являлся на все праздники – сначала в их комнату, потом уже в новую отдельную квартиру. Он приводил к ним в дом всех своих подруг, от более-менее серьезных, до случайных, демонстрируя Софье, что его личная жизнь бьет ключом, и он и не думает о ней тосковать. Разыгрывал показательное веселье – пил, орал под гитару, сыпал шутками. Никто не должен был заподозрить, что на душе у него паршиво. Пускай она разочаруется в нем окончательно, пускай поверит, что он безмозглый, циничный гуляка, пьяница и бабник. Пусть счастью его лучшего друга ничего не угрожает. Ведь он, Кирилл, лучше Андрея – добрее, честнее, преданнее – кто и заслуживает в жизни счастья, если не он?

Он очень старался выдержать свою роль. Для Софьи и Кирилла он был сначала бесшабашный студент, затем – начинающий успешный бизнесмен, хозяин собственной небольшой фирмы по продаже компьютеров, человек без проблем и рефлексий, неутомимый прожигатель жизни. На самом же деле все эти годы Андрей жил в своем собственном аду, не имея представления, каким образом он может вырваться из него. Ему казалось, что его больная, вымученная любовь намертво приковала его к этой женщине. Кирилла же Андрей с годами научился просто жалеть. Теперь он и сам не мог ответить на вопрос, друг ли ему Кирилл, или злейший враг, самым коварным способом похитивший его счастье.

Кирилл никогда не обсуждал с ним свои взаимоотношения с женой, для этого он был слишком сдержанным, слишком порядочным. Но по отдельным недомолвкам, взглядам, шероховатостям в разговоре, Андрей понимал, что с Софьей у них не все гладко. Он не мог в душе не радоваться этому, и презирал себя за эту подлую радость.

Однажды, два года назад, в мае, Андрей заехал к друзьям после работы – обещал подогнать Кириллу новый монитор для компьютера, по себестоимости, без магазинных накруток. Дверь открыла Софья.

– А Кирилла нет. – сказала она коротко, не глядя на Андрей. – Ему пришлось в срочную командировку улететь, он почему-то не смог до тебя дозвониться, предупредить.

– А я мобильник сегодня дома забыл, – объяснил Андрей.

Они несколько секунд молча постояли на пороге. Напряжение будто звенело в плотном жарком майском воздухе.

– Слушай, я коробку занесу, не тащить же ее обратно, – сказал Андрей.

– Да, конечно. – кивнула Софья.

Он все еще был уверен в себе, в том, что сможет справиться с собой, не переступить черту, не предать лучшего друга. Не снимая куртки – как бы подчеркивая, что заходит лишь на минуту – он прошел в квартиру, неся коробку на вытянутых руках, оставил ее в комнате.

– Может быть, чаю? – предложила Софья.

Ему тяжело было смотреть на нее – такую близкую, домашнюю, в легком летнем платье, под которым угадывалось все ее стройное, подтянутое, сильное тело. На ее лихорадочно блестящие глаза, чувственные яркие губы, на волосы, свободной блестящей лавиной обтекавшие плечи. Вдыхать ее запах – запах дурманящих голову, пряных южных цветов.

– Нет, – сказал он, отворачиваясь. – Нет, спасибо. Знаешь, мне лучше уйти.

– Да, – подтвердила она. – Я тоже так думаю. Тебе лучше уйти.

Он пошел к двери, начал обуваться. А потом внутри что-то оборвалось, он рванулся к ней, в одном ботинке, прохромал через тесную прихожую и, не в силах больше сдерживаться, обнял, притиснул к стене, ощутил всю ее под платьем. Она горячо дышала ему в лицо, смотрела расширенными темными глазами.

– Мы не должны… – простонала она.

– Не должны, – кивнул он, проникая руками под легкие подол платья. – Выгони меня!

– Я тебя выгоняю! Уходи! – задыхаясь, шептала она и покрывала поцелуями его плечи, руки, шею.

Он подхватил ее на руки, не отрываясь от нее, вслепую дошел до спальни, рухнул на кровать. Ее темные волосы хлынули вниз, прохладным мерцающим пологом отгородили их от внешнего мира. Женщина, чудная, нежная, словно для него созданная, угадывавшая каждое его желание. Их тела как будто всю жизнь ждали этого момента, двигались ровно и слаженно, в такт друг другу. Ни с одной своей подругой он не знал такого полного, такого сильного и острого наслаждения.

Когда все закончилось, она прошептала, уткнувшись в его грудь.

– Это все. Только один раз. Этого больше не повторится.

– Конечно, – подтвердил он. – Конечно. Прости меня! Я не знаю, что на меня нашло. Ты жена моего друга и…

В ту же ночь это повторилось еще трижды.

Это было безумием – сладким, тайным, отвратительным, подлым, долгожданным безумием. Их влекло друг к другу все сильнее, неостановимо. Снова встречаться в их квартире Софья отказывалась. К себе Андрей привести ее тоже не мог – последняя пассия, с которой они уже месяц, как расстались, все никак не могла от него съехать. Это время запомнилось ему постоянным ежеминутным желанием, лихорадочной гонкой куда-то, где можно будет хоть на минуту уединиться и снова любить друг друга. Дешевые мотели, где комнаты сдавались на часы, чьи-то чужие дачи, квартиры, комнаты – они использовали любую возможность. Однажды Софье удалось что-то наврать Кириллу и на неделю улететь с Андреем в Египет.

Но мука, свалившаяся на него одновременно с этим подлым ворованным счастьем, была во много раз сильнее. Каждую минуту жить с мыслью, что ты предал своего лучшего друга, человека, который тебя уважал, доверял тебе безгранично. Постоянно осознавать, что ты – гад, самый последний, самый жалкий в мире человечишка, вор и предатель.

Каждый раз они клялись друг другу, что это их последняя встреча, что они найдут в себе силы порвать отношения.

– Я не могу уйти от него, не могу, – твердила Софья. – Он доверяет мне безгранично. Как я скажу ему? Это все равно, что ударить собственного отца….

– И я не могу ему сказать. – вторил Андрей. – Он – мой друг, мы с первого класса вместе. Мне и без того тошно от того, что я сделал, что мы сделали…

– А что мы сделали? – вскидывалась Софья. – Мы столько лет были хорошими, примерными. Разве мы не заслужили хоть немного счастья, хоть чуть-чуть, самую малость?

– А если он узнает? – спрашивал Андрей. – Ты представляешь, что с ним будет? Ведь мы двое – самые дорогие для него люди, что ты, что я.

Она сжимала ладонями его лицо, гипнотизировала своими черными, вязкими, словно растопленная солнцем смола, глазами:

– Он не узнает, мы будем очень осторожными. Никто не пострадает. Встретимся еще один раз, последний. И все!

Рядом с ней он не мог думать ни о чем другом, но стоило им попрощаться, и чувство вины начинало разъедать его изнутри. Каждую минуту он жил с ощущением, что сделал самое плохое, что только мог сделать в своей жизни. Отвратительно, подло, бесчестно, как в паршивом пошлом анекдоте…

Кирилл однажды позвонил ему. В тот день они с Софьей собирались поехать на дачу, принадлежавшую знакомым Кирилла, которые, уезжая на время работать за границу, оставили ему ключи, попросив присмотреть за их «родовым гнездом». Софья накануне сообщила, что ключи ей удалось незаметно вытащить из ящика стола, и теперь в их распоряжении прекрасный загородный дом, где они смогут провести несколько часов, не боясь быть застигнутыми врасплох.

Андрей уже садился в машину, когда зазвонил мобильник.

– Ты чего это нас забыл совсем? Не звонишь? Не заходишь? – спросила трубка голосом Кирилла.

– Так как-то, – неопределенно отозвался он. – Замотался…

– А я уж думал, ты за что-то обиделся, всю башку сломал, что не так, – весело отозвался его старый друг.

Андрею до того стало противно, стыдно за себя, что он едва сдержался, чтобы не швырнуть мобильник из окна машины.

– Да брось, все нормально, – бесцветным голосом возразил он. – Как вы там вообще? как… Соня?

– Знаешь, – доверительно сообщил Кирилл. – Я беспокоился за нее в последнее время. Какая-то она была подавленная, мрачная все время. Я даже думал, может, депрессия у нее, спрашивал про психоаналитика по знакомым. И вдруг все изменилось – смеется, глаза горят. Ты не представляешь, как я рад, что все наладилось.

Обманывать человека, который верит каждому твоему слову, было мучительно, невыносимо. Андрей распрощался, пообещав в ближайшие дни заскочить в гости, и перезвонил Софье.

– Я не приеду, – быстро выпалил он, боясь передумать.

– Что? Почему? – изумилась она.

– Я не хочу больше, Соня. Это омерзительно – то, что мы делаем. Мне Кирилл звонил, и…

– Аа, понятно, – протянула она, и в голосе ее звякнула злость. – Ты решил снова проявить благородство, остаться чистеньким, да? Все для своего драгоценного друга, а на меня, как обычно, плевать…

Он медленно отодвинул трубку от уха и отключил телефон. Ему нечего было возразить, он снова сбежал, позорно, трусливо сбежал. И все же надеялся, что это будет наилучшим вариантом развития событий.

Через несколько дней Андрей, как и обещал, заявился к Кириллу, прихватив с собой новенькую секретаршу из офиса. Ему казалось, что его появление с очередной подругой развеет подозрения Кирилла, если они все-таки у него появились, и заодно даст понять Софье, что порвать с ней он решил твердо. Ему не легко дался этот полупьяный дружеский вечер. От наивного дружелюбия Кирилла хотелось орать. Софья смотрела на Андрея с откровенной животной ненавистью. Да еще эта Ленка, кукла тупая, висла на нем, решив, видимо, что удачно заарканила молодого и перспективного босса. Через пару часов, притворившись, что уже на ногах не стоит, он сбежал, еле отбившись от настойчивых предложений Кирилла остаться у них ночевать.

Он хотел, искренне хотел покончить со всей этой постыдной историей. Но не смог. Жить без Софьи, просыпаться каждый день, зная, что никогда больше тебе не будет позволено прикоснуться к ней, погрузить руки в переливающуюся гладкую тяжесть ее волос, ощутить дурманящий голову запах экзотических цветов, – было слишком тяжело.

Он продержался две недели. А потом, издерганный, бледный, с покрасневшими от бессонницы глазами, караулил ее у дверей фитнесс-клуба, где она работала. Софья появилась на ступеньках – стройная, подтянутая, качнула головой, взметнув темными волосами. Он бросился к ней, каялся, просил прощения, клялся. Она смотрела на него устало, как будто за эти две недели постарела на несколько лет.

– Андрей, я не хочу ничего больше, – шептала она, отворачиваясь. – Я не могу… Давай закончим все сейчас, раз уж решились. Потом у тебя снова взыграет совесть, или я пойму, что больше не выдержу… Не нужно рубить хвост по частям!

Но он, зарывшись лицом в ее волосы, обезумев от ее близости, твердил одно:

– Я не могу без тебя! Не могу! Не могу!

Конечно, ему удалось сломить ее сопротивление, и уже в тот же день они поехали все-таки на ту дачу, и любили друг друга в чужом пустынном доме, яростно и страстно, будто мстя самим себе за испытанные муки. Потом он задремал, а проснувшись, увидел, что Софья исчезла. Он нашел ее на крыльце дома, она сидела на ступеньках, скорчившись, уронив голову на скрещенные руки.

– Ну что с тобой? – он опустился рядом, обнял ее, прижал ее голову к своему плечу. – Не мучайся так, мы придумаем что-нибудь. Я придумаю… Обещаю тебе.

Она безмолвно покачала головой и заплакала. Обоим ясно было, что ничего он не придумает, что весь этот их мучительный, лживый, подлый роман продлится еще долго, очень долго, и никто не знает, как им удастся выпутаться из этой паутины.

* * *

Андрей осторожно высунулся из-за могучего ствола дуба, огляделся по сторонам и прислушался. Было тихо. Звонкая хрустальная тишина висела над запорошенным мертвым лесом. Небо почернело, и белые ветки деревьев будто пропарывали его насквозь.

Кажется, его преследователь отстал. Нужно было возвращаться к своим заклятым друзьям – к Софье, к Кириллу, возвращаться ни с чем. «Черт его знает, может, судьба нарочно забросила нас в этот заколдованный лес, из которого, кажется, нет выхода, чтобы мы, наконец, договорились здесь о чем-то! Но о чем?» – думал Андрей, выбираясь из своего укрытия.

Снег заскрипел под ногами, гулкое эхо отозвалось неожиданно громко. Заухала над головой какая-то лесная птица, заплескались в воздухе крылья. Что-то махнуло по лицу, как будто сама чернота задела его своими ощетинившимися перьями.

Андрей, на мгновение испугался, но затем, помотав головой, отогнал страх. «Если это действительно сон. – подумал он. – То ничего серьезного мне не угрожает. Помаюсь еще немного и проснусь в собственной постели».

Как ни странно, он довольно быстро отыскал темный, пустынный с виду домик, и рванулся к нему с радостью, как будто нашел долгожданную помощь. Избушка щурилась на него темными слепыми окнами. Он приблизился, почему-то замедлив шаг. Вдруг стало страшно, показалось, что внутри он никого не найдет, что друзья исчезли куда-то, канули в мерзлую мглу этого беспощадного леса.

Андрей приоткрыл дверь, вдохнул затхлый запах сырости и плесени. Внутри было чуть теплее, чем на улице. Он прошел в дом и облегченно перевел дыхание – друзья были на месте. Кирилл спал, сидя за верстаком, уронив голову на деревянную столешницу. От скрипа двери он слегка дернулся, поднял голову и, уставившись на Андрей белыми бессмысленными глазами, забормотал:

– Дорога, дорога… Не потерять скорость… Там река… Не помню, ничего не помню…

Андрей легонько толкнул его в плечо:

– Спи! Все хорошо. Я здесь.

И Кирилл, вновь уронив голову на стол, кажется, уснул.

Софья лежала неподвижно, скорчившись на заваленной тряпьем тахте. В сторожке больше не раздавалось ни звука.

Андрей вздрогнул – показалось, что его любимая давно мертва, что он слишком долго бродил по лесу, и она замерзла здесь насмерть, погибла от холода и страха. Судорожно сжав кулаки, он склонился над Софьей. И женщина, словно ощутив его присутствие, заворочалась во сне и тихонько жалобно застонала.

Кровь бросилась ему в лицо. «Господи, мерещится же такое!» Он торопливо сорвал телогрейку и бережно укрыл любимую. Стараясь ступать беззвучно, отошел в другой угол помещения, скорчился на полу, сунув под голову какой-то мешок, и провалился в тревожный лихорадочный сон.

Утро пришло серое, сырое и промозглое. Снег за ночь растаял, и крупные капли падали с веток, как холодные слезы. Солнце то ли еще не вставало, то ли снова не смогло пробиться через плотную серую завесу тумана. Где-то в вышине отрывисто тоскливо отсчитывала чьи-то года кукушка.

Кирилл, проснувшись, тяжело поднялся из-за стола Удивительно, но сон не принес облегчения. Он чувствовал себя разбитым, измученным. В первые минуты, оглядываясь по сторонам, он не мог понять, где находится, не помнил даже, кто он. Чувствовал лишь отчаянный сосущий под ложечкой тоскливый страх и ноющую животную тоску. Хотелось бежать куда-то, не разбирая дороги, не оглядываясь. Он испуганно покосился на двух незнакомых людей, деливших с ним ночлег, и поспешно выбрался из сторожки. За спиной захлопнулась дверь, с крыши на голову ему обрушился ледяной душ, и туман в голове как будто слегка прояснился. Кирилл жадно облизнул пересохшие губы и тупо пошел вперед.

Дверь за спиной снова хлопнула. Он воровато оглянулся.

Женщина, осунувшаяся, иссиня-бледная появилась на крыльце, огляделась и немедленно начала плакать тихо и горестно. Он смутно вспомнил ее имя – Софья, жена… Постепенно, глядя на нее, восстановил в памяти все, что было с ней связано, и все больше мрачнел, ощущал, как тяжестью наливаются кулаки.

Софья жалобно плакала – как будто надеялась, что за ночь произошло чудо и очнется она дома, в Москве.

– Перестань! – раздраженно бросил Кирилл. – Держи себя в руках. Не могу слышать твое нытье!

– У меня нет больше сил, – плакала она. – Мне страшно, страшно. Мы погибнем здесь, мы заблудились… Тебе легко, ты сильный, а я…

– Я? – рот его болезненно дернулся, запавшие глаза нехорошо блеснули. – Да что ты знаешь обо мне! Думаешь, я ничего не чувствую? Мне не бывает больно, не бывает страшно? По-твоему, если человек не впадает в истерику, значит, он живет в мире розовых пони?

– Ну ладно, хорошо, тебе тоже тяжело, но мне-то от этого не легче, – всхлипнула она. – Я не могу так больше, не могу. Сколько мы еще будем мучиться? Почему это должно было случиться именно с нами, со мной?

– Добро пожаловать в реальный мир, – мстительно усмехнулся Кирилл. – Ты с настоящей жизнью и не сталкивалась до сих пор, красивая, любимая, успешная девочка! Тебе все давалось по щелчку пальцев, все вокруг тебя обожали и носили на руках. Да ты вообще не знаешь, что такое – мучиться! Тебе впервые в жизни пришлось столкнуться с неудобствами, и ты уже жалуешься и просишь пощады. А как живут другие? Ты никогда об этом не думала? Как живется тем, кому повезло не так, как тебе? Как справляются те, кого обманывают, предают? Те, кто не внушает на каждом шагу любви и восхищения? Те, кому приходится корчиться от боли, но молчать, терпеть?

– Я не понимаю, о чем ты, не понимаю! За что ты так со мной? – Софья попыталась приблизиться к нему, но Кирилл отмахнулся от нее, отступил назад.

– Не понимаешь? В самом деле не понимаешь?

– Слушай, отстань от нее! – на пороге сторожки появился Андрей. – Что с тобой, а? Вчера бред какой-то нес, сегодня агрессия из тебя поперла…Тебя в этой дыре бешенные блохи покусали?

– Аа, ну вот, наш шутник пробудился. – осклабился Кирилл. – Сейчас всех нас развеселит, рассмешит, и все станет, как прежде. Что со мной? – он вскинул голову. – А надоело! Сколько можно притворяться? Это в городе мы все интеллигентные люди, а тут – закон джунглей. Могу я хоть раз в жизни перестать строить из себя доброго, бесхитростного, всех понимающего тюфяка, а?

– Так тебе досаду не на ком сорвать, да? Устал с дороги? – бледный от ярости выдавил Андрей. – Ну, будь мужиком, на меня поори, а ее не трогай! Ей хуже, чем нам!

– Узнаю нашего благородного дона, – издевательски ухмыльнулся Кирилл. – Ну давай, давай поучи меня обращению с женщинами. Ты же знаешь в этом толк, а? Ни одна устоять не может! Научи меня, как сделать так, чтобы меня тоже любили. Чтобы ради меня готовы были на все пойти. Предать самое дорогое, а?

Андрей замялся на месте, опустил голову, процедил, взглянув исподлобья.