Текст книги "Танец стихий"

Расслабившись и закрыв глаза, я сосредоточилась на внутренних ощущениях. Попыталась вспомнить пещеру, своды, темные провалы ответвлений до самой последней мелочи. И внезапно, словно кто-то переключил канал телевизора, пещера предстала передо мной в натуральном виде. Все осталось в том же состоянии, как и в мой первый визит. Я торопливо огляделась. Темного мага нигде не было видно, Хранителя с цваками пока тоже. Я подбежала к камню и облегченно вздохнула: Роже был все еще жив. Он спал, окруженный коконом света.

– Роже… – тихонько позвала я.

Маг тут же проснулся и, подняв голову, нежно улыбнулся:

– Мел.

– Роже, я не знаю, сколько у нас времени, поэтому буду кратка. Я знаю, что твой народ заточен в этом камне, а ты – замок. Я сейчас попробую подобрать к тебе отмычку, так что будь готов ко всему.

– Но существует опасность, что странный маг почувствует твое присутствие, – предупредил анах.

– Обязательно почувствует! На то и расчет. Не волнуйся, на этот случай у меня имеется отвлекающий дракон, и, судя по моим ощущениям, он как раз приближается, – весело сообщила я магу: раз Хранитель так нагло пользуется мной, отчаянно привирая всем вокруг, значит, я тоже имею право воспользоваться милашкой.

Роже растерянно моргнул и хотел было спросить о чем-то, но я прижала палец к тонким синим губам:

– Скоро роковая дракониха прилетит и пусть сама разбирается со своим старым поклонником, а мы тем временем посмотрим, сколько сил закачали в меня эти Хранители.

Потом немного отошла и воззвала к силе стихий, покоящейся внутри меня: скрученная вокруг ауры гипотетическая змея отозвалась практически мгновенно, мне даже показалось, что она очень обрадовалась новому делу. Сразу же мои глаза настроились на энергетическое видение. И яркий кокон вокруг Роже поблек на фоне скалы, к которой он был прикован. Гора, как оказалось, состояла из крошечных светящихся точек в миллионном количестве.

Я воззвала к силе любви и жизни и легким движением направила ее по спирали вокруг горы. Я скользнула, словно по льду на эту спираль, разворачивая в пространстве движение маятника. Вокруг зазвучала музыка жизни. Я выпустила на волю силу огня, и она саламандрой пробежала по спирали, поднимая меня все выше. Сила воздуха развеяла ментальное тело в пространстве. Я сама стала этим воздухом. В структуру ментального поля мягко вплелась сила воды, образовав новые завихрения невероятной силы. Воззвав к силе земли, я сумела проникнуть сквозь скалу, а сила смерти дала мудрость веков всех миров: теперь я прекрасно знала, как вытащить отсюда всех пленников. Я закрутилась в середине валуна, распрямляя пространство изнутри, раскрывая каждую клеточку камня. Словно со стороны услышала резкие щелчки и падение тела. Это скала отпустила Роже.

Теперь будет немного посложнее: я чувствовала, что истощена. Но тут вдруг перед внутренним взором возник образ серьезной Хен: Хранитель передала мне мощный поток серебристой энергии. Силы загудели шмелями, переплетаясь друг с другом, беспрестанно смешиваясь, но оставаясь отдельными потоками. Я охватила всю внутреннюю сторону камня и вывернула ее наизнанку. Это потребовало максимальной концентрации. В стремлении удержать шаткое равновесие, я немедленно, пока оставался хоть минимальный резерв, освободила анахов из пещеры на поверхность и плавно полетела навстречу тьме, не в силах более совладать с бушующими стихиями.

Теперь резерв магии, вложенный Хранителем, полностью исчерпался. Я постепенно растворялась в силе и тут почувствовала рядом чье-то присутствие, но не понимала, кто это, хотя ощущала чужой полный резерв, открытый для моего пользования. Одним «глотком» втянула в себя почти все, что было у существа.

Усмирив стихии, я ощутила, что на меня надвигается темный маг. Как вовремя пришла помощь: еще мгновение и от Мастера стихий осталось бы только воспоминание, да хладный трупик на огромной кровати в тронном зале анахов. Ментальное тело испытателя не совпадало с физическим, представив собой рваный каплеобразный силуэт. Я мгновенно распространилась вокруг него, создавая непробиваемую сферу. Тело задергалось, а я позволила силе смерти объединиться с силой огня. И субстанцией ярко-черного света пробила мага насквозь.

Астрально снизившись на уровень, позволяющий мне видеть своим обычным физическим зрением, оглядела поле боя. Да-с, картинка. На широком плато, прижавшись, друг к другу, стояли изможденные анахи. Ривиэль беспокойно склонился над бесчувственной Хен и отмахивался от Ллера, словно от мухи. Тот, невзирая на сопротивление товарища, перевязывал ему серьезную рану на плече. Хотя у самого вся одежда была в крови, будто в ней искупался. Опустившись на камень, я подбежала к окровавленному цваку и уже протянула руки, чтобы его исцелить, когда натолкнулась на его упреждающий взгляд. Он едва заметно покачал головой: кровь чужая, сам Ллер был здоровехонек.

– Почему ты так выглядишь? – удивилась я.

Похоже, тот в очередной раз лишился дара речи и только развел руками. Хен застонала и слабо зашевелилась. Ривиэль вздохнул с облегчением и обернулся ко мне:

– Ну и спектакль ты тут устроила, сестренка! Мы вполне честно сражались трое на одного. Этот хмырь успел меня вывести из строя и рванул к этой беззащитной девушке…

«Беззащитная девушка» хищно улыбнулась, но ничего не сказала против, нежно посмотрев на цвака.

– Не знаю, какое жуткое заклинание он применил, но Хен упала, как подкошенная! – продолжал Ривиэль, трепетно прижимая к груди изящное тело Хранителя: та благосклонно прильнула к мужчине, уткнувшись бледным личиком. – Отовсюду стали валиться тощие анахи, выглядевшие так, словно их только что выкопали из уютных могилок. Маг отвлекся от Хен и попытался уничтожить несчастных. Тут Ллер бросился наперерез, плетя новое заклинание, как вдруг злодей остановился как вкопанный, волчком покрутился на месте и, удивленно вскрикнув, разлетелся на молекулы. Ллера и всех, кто стоял внизу, окатило душем из свеженькой кровушки. И тут на месте чудовищного взрыва появляешься ты! Такой эффектный финал навеки запомнят все анахи, я тебя уверяю, еще и сотню легенд сложат!

Ривиэль даже восторженно подпрыгивал, рассказывая мне о битве. Хен, которой, видимо, надоела тряска, отвлекла цвака старинным женским способом. Целуя Хен, наглый цвак хитро скосил на меня глаза: может, надеялся увидеть признаки ревности? Я пожала плечами: что же, весьма сладкая парочка получилась, стоят друг друга. Тут мне пришло в голову, что заниматься чужой личной жизнью как минимум нелепо, когда своя есть.

– А кто-нибудь видел Роже? – встревоженно спросила я: Ривиэль удивленно моргнул и поднял голову, Хен обиженно укусила цвака за ухо.

– А я давно уже здесь, – раздался за спиной хриплый голос. – Вот стою, жду, когда и до меня очередь дойдет.

Я с воплем радости бросилась анаху на шею… и со всего размаху проскочила мимо. Непонимающе уставилась на свое прозрачное тело и провалилась в темноту.

* * *

– Ты меня выжала, как лимон, – терпеливо вторил мрачный анах на мои обвиняющие вопли. – У меня больше ни на что сил не осталось. Я отдал тебе весь резерв, ну как я смог бы без магии переместить к нам твое тело?!

– А ты не оправдывайся. Еле живая героиня после славных подвигов хочет только одного поцелуя, но и это у нее отбирают! – не могла успокоиться я, метаясь по опустевшей без кровати комнате. – А мне еще пришлось ждать, когда вы изволите доползти до города, не зная, в какой стороне вас искать! Я было рванула…

И тут меня попросили заткнуться, впрочем, самым приятным образом.

– Как же я тебя люблю! – произнесли мы вместе и счастливо рассмеялись такому единодушию.

– Ну, все? – спросил Роже. – Больше не будешь пытаться мне глаза выцарапать? Хорошо же ты встречаешь усталого пленника.

– Сам виноват, – пряча улыбку, буркнула я. – Все вас накорми, напои, да спать уложи…

– Вообще-то, – мечтательно закатил свои прекрасные глаза анах. – Можно ограничиться последним пунктом плана!

И повалил меня на мягкий ковер. Игриво борясь, мы катались по черному ворсу, срывая друг с друга остатки одежды. Вдруг Роже замер, восхищенно уставившись на результат своих действий:

– Что? – смущенно спросила я, переворачиваясь на живот.

– Ты такая необычная, – нежно проворковал анах и припал теплыми губами к моей шее.

– Кто бы говорил, – пробормотала я и, развернувшись к синекожему мужчине, поймала жадными губами его поцелуй.

Несмотря на мои опасения, с физиологией иномирцев оказалось все, как надо.

Позже, я, прижавшись к Роже, лежала на темном ковре и смотрела на фиолетовую луну в сером небе. Утомленная настолько, что не могла заснуть, но бесконечно счастливая, я нежно проводила рукой по длинным темным волосам любимого и слушала его сонное дыхание. Чтобы ни было за спиной, чтобы ни случилось впредь, мне казалось, это уже не имеет значения: большего счастья в моей жизни не будет, ибо человек просто не способен ощутить более сильные эмоции. Мне хотелось петь, летать, совершать акробатические трюки… и все равно, что я не умею. Поскольку казалось, что сейчас все смогу.

В дверь тихонько постучали. Я недоуменно оглянулась: после таких событий не представляла, кто бы это мог быть: анахи банально отлеживались, цваки тоже после битвы были никакие, Хен… наверняка занялась остатками сил Ривиэля.

Стук раздался снова. Вздохнув, я осторожно, чтобы не разбудить, выскользнула из объятий Роже и, завернувшись в остатки некогда тяжелого черного плаща, пошлепала к двери.

В коридорчике стояла бесстрастная Хен.

– Ты чего по ночам шастаешь, исполняешь обязанности заезжего привидения? – удивилась я, тщательно прикрывая за собой дверь: вдруг ей вид прекрасного обнаженного мужчины навеет мысли, что Ривиэль не так уж и хорош.

– Мне жаль, – качнула головой Хранитель. – Но тебе пора.

– В смысле – пора? – опешила я.

– Миссия твоя завершена, – печально продолжила Хен. – Силы должны вернуться к Хранителям, а ты уйти в свой мир…

– Но почему? – сердечко мое сжалось от страха все потерять.

– Потому что так надо, – уверенно произнесла девушка.

– А если я не соглашусь? – уточнила я. – Я нашла свое счастье здесь и никуда не собираюсь возвращаться.

– Тогда ты становишься врагом этого мира, – просто, без малейшей угрозы в голосе, ответила Хен. – И Хранители призовут другое существо, чтобы уничтожить тебя…

– И так они тащат в этот мир всяких проходимцев одного за другим, – невесело усмехнулась я. – Предыдущий тоже не хотел, видимо, покидать этот мир. Я слышала ваш разговор в гостинице. Что, надоел поклонник? Надо было срочно избавиться от старой пассии? Даже не пожалела мне все свои силы отдать для его уничтожения.

Хранитель вздрогнула и уставилась на меня с подозрением: ну хоть какие-то настоящие эмоции на милом личике.

– А что случится, если я выиграю у следующего спасителя мира? – как бы невзначай уточнила я.

– Ничего, – нахмурилась Хен, отводя глаза. – Мир не рухнет…

Я хищно усмехнулась: счастье свое так легко не отдам! И бороться буду до последнего.

– Но, – Хранитель подошла ко мне вплотную. – Ты не умеешь управлять данными тебе силами. И очень скоро стихии завладеют тобой, подчинят твою волю, вырвутся на свободу, и тогда… ты ничего не сможешь исправить. Никто не сможет выдержать прикосновения к чистой силе какой-либо стихии.

Я побледнела: все, что говорила Хен, красочной картиной встало перед глазами. Я знаю, что такое стихия, я ощущала в себе бурю. И если верить Хранителям, то вполне возможно, что стихии, не терпящие контроля, правда завладеют моим телом. Та змея, что ласково свернулась вокруг и пока спит, в один прекрасный момент может запросто позавтракать своей хозяйкой, если решит, что голодна. И первыми жертвами станут самые близкие… Роже. При всей силе верховного мага я чувствовала, что анах бессилен против стихий.

Хен удовлетворенно кивнула, поняв, что я смирилась:

– Прощай, Мастер, – иронично усмехнулась она и, сложив ладони, подняла их над моей головой.

– Подожди, – торопливо крикнула я, увидев, как нарастает вокруг меня светлый кокон.

Свет померк, и я продолжила, глядя на себя уже в открытое зеркало шифоньера:

– Дай хотя бы попрощаться…

Глава 10

Вязкий скользкий туман обволакивал все вокруг. Я пыталась вырваться, я бежала, сломя голову, но не могла убежать отсюда. Этот туман держал крепко, и для этого ему абсолютно не требовались ни руки, ни оковы. Просто он проглотил мою душу, спрятал мое сердце, а пустое тело никуда не денется и так.

Иногда в тумане звучали до боли знакомые голоса, пару раз я даже пыталась рассмотреть смутные овалы лиц, но все это было где-то там. А здесь только одиночество, боль, страх. Страх так никогда и не вырваться из этого склизкого тумана.

Проснувшись утром, я привычно поежилась: этот сон сопровождал меня все долгие тяжелые пять лет. И каждое утро я практически на автопилоте встаю, иду в ванну, где под еле теплым, так как с утра на воду большой спрос, душем смываю липкие остатки кошмаров. Потом варю кофе и шагаю в студию: занятия, тренировки, снова занятия, выступления – все смешалось в разноцветный хоровод фальшивых сцен. А потом тоскливый одинокий вечер и опять туман вместо увлекательных сновидений.

Нет, конечно, так было не всегда. Сначала я надеялась: каждый день возвращалась той же дорогой, как в мой первый визит, даже выверяла точное время, специально задерживаясь на тренировках, я молила звезды и глухое небо о новых опасностях. Которые могли бы грозить миру, чтобы Хранители снова призвали меня. Но день проходил за днем, а ничего не происходило.

Я возненавидела это небо, так отличающееся от того, я возненавидела единственное солнце, которое звало по утрам в еще один пустой день. По мне лучше было навеки остаться в том склизком тумане, это и так очень близко походило на мою теперешнюю жизнь, но было не так больно. Может, потому, что в тумане и не ждешь ничего хорошего.

Теперь каждая тренировка для меня за благо; и чем изнурительней, тем лучше. И бралась я теперь за все, лишь бы не думать, лишь бы убить лишнюю минутку, отобрать ее у одинокого вечера, когда в моей душе поднималась неконтролируемая волна безысходности. Плакать я давно уже разучилась – слезы не приносили утешения и почему-то лишь усиливали боль, словно иссушали тело, и от этого перегорали какие-то загадочные предохранители в душе.

Я взяла несколько групп новичков для тренировки. Но даже это не выматывало меня так, как я хотела: чтобы прийти и просто рухнуть от усталости, забывшись тяжелым сном. Тогда стала расширять свой круг: напросилась к друзьям на занятия, металась от стиля к стилю. Вскоре мой день состоял из многочисленных разъездов по городу: я хваталась за любую возможность узнать что-то новое, освоить еще несколько неизвестных движений. Ибо в танце находила если не утешение, то хоть какой-то смысл существования: вдруг тому миру потребуется помощь, я должна быть во всеоружии. И если стихии подчиняются танцу, то именно свой стиль я должна отточить до совершенства.

Теперь, через пять лет, меня не узнавали старые знакомые, даже если нас сталкивало лицом к лицу: конечно, я очень сильно изменилась. Одежду пришлось отнести в красный крест уже через год – я стала носить почти детский размер, ибо аппетит уже не навещал, а танцами я занималась иногда круглыми сутками. Я продала все восточные костюмы: все равно они с меня падали, а стриптизом никогда не хотелось зарабатывать на жизнь.

Еще я перестала улыбаться. Да, раньше улыбка составляла часть танца, но это были другие постановки. Постановки радости. Любви, счастья. Какая у меня могла сейчас быть радость? Так что восток я оставила за спиной, предпочитая искать свой стиль, ставить новые, часто на грани экстрима, танцы. Все стили смешать, но не взбалтывать – теперь я жила по этому принципу.

Но от востока все равно далеко не уйдешь, поскольку наша студия на нем, собственно, и основывается. Приходится и преподавать, и делать постановки соло и для групп. Девочки давно уже смирились, что я теперь не в группе, но часто припоминали мне бегство. Ну не могла я больше идти по старой дорожке: воспоминания буквально скручивали, стоило только глянуть на групповой танец в фиолетовых костюмах. Ведь именно в таком я впервые предстала перед Роже.

Горячий ароматный кофе обжег небо: задумавшись, я сделала излишне большой глоток. Откашлявшись, решительно возвратила чашку на мраморную столешницу: вечером допью. Подхватив рюкзачок, я выскользнула на улицу в прохладу зарождающегося утра. Прохожих пока никого – еще слишком рано. Это хорошо, я всегда чувствовала себя комфортнее в одиночестве, а теперь это стало моим стилем жизни. «Гордое одиночество», так теперь меня называют за глаза, да и в глаза тоже – некоторые невезучие парни, выбравшие для любовных страданий именно мою персону, словно вокруг нет девчонок посимпатичнее, поулыбчивее… да со свободным сердцем.

Сперва я хотела поменять квартиру, чтобы окончательно избавиться от воспоминаний, но потом, немного успокоившись, отказалась: сейчас лишь воспоминания составляли лучшую сторону моей жизни. Я смотрела на реальность вокруг, на людей, слушала подруг и поняла, что не имею права жаловаться: мое сердце тронула настоящая любовь. Та, которую ждут большинство людей на планете, возможно, всю свою жизнь. А некоторые, так и не дождавшись, уходят из этого мира ни с чем. Мне же улыбнулось великое счастье, и пусть лишь одну ночь – она стала путеводной звездой всей жизни.

Да, со звездами у меня особые отношения. Усмехнувшись, я вспомнила, как пробегала по этой дорожке как-то ночью, так же раскинув руки, как в памятный вечер, уперев глаза в звездное небо, да как с размаху налетела на фонарный столб. Вот тогда звезды окружали меня со всех сторон. А потом окружали кресты… нет, хвала небу, я оказалась не на кладбище. Но, к моему сожалению, и не в том мире. Просто загремела в больницу с сотрясением мозга. Передвигаться по стеночкам и отбрыкиваться от добрых врачей, наперебой предлагающих сделать пункцию мозга, мне не понравилось, поэтому я прекратила эксперименты и теперь всегда смотрю под ноги.

Поймав пустую маршрутку, я поехала на окраину: все равно еще очень рано. В одиночестве танцевать сегодня не хочется, а вот там мне было чем заняться. Поблагодарив говорливого водителя, который развлекал меня всю дорогу и не требовал какой-либо реакции, я выскользнула около рощицы: там, на небольшой вытоптанной полянке по ночам происходило почти волшебство. Когда я впервые увидела, как парни танцуют с горящими паями, то была совершенно очарована. Напросившись к ним в компанию, я начала заниматься со всей страстью. И освоив свою первую восьмерку, уже думала, как поставить клубный танец с такими вот штуками.

Конечно, танцевать с огнем в тесном помещении очень опасно, поэтому я решила ставить танец со специальными светящимися палочками. В темноте танцпола они смотрятся ничуть не хуже огня, зато не дымят, не чадят и не поджигают зрителей. Так что теперь мои тренировки дикой смеси беллиденса и хип-хопа с элементами нижнего брейк-данса, да еще с паями наперевес всегда вызывали аншлаг в тренировочном зале: люди специально оставались после занятий, чтобы поглазеть на весь этот ужас. А с учетом того, что я теперь принципиально не брала для танцев легкую музыку, предпочитая рок, металл, классику и прочие сложные для постановок композиции, каждый танец признавали «высокоинтеллектуальным». Так что, по прошествии этих тяжелых, но продуктивных пяти лет я стала личностью узнаваемой и востребованной в плане моего нестандартного творчества.

Выйдя на полянку, я скинула рюкзачок и легкую хлопчатобумажную курточку на отшлифованное многими сотнями задниц до зеркального блеска бревно. Натянув на голову тоненькую шапочку, спрятала под нее волосы. Не то, чтобы это сейчас необходимо – просто хорошая привычка, когда имеешь дело с огнем, ведь волосы вспыхивают мгновенно, а шевелюра мне еще нужна, так как волосами можно танцевать так же лихо, как и телом. Я даже поспорила однажды и составила небольшую композицию, движения в которой выполнялись исключительно свободно спадающими волосами. Получилось забавно: я выиграла спор, да еще заработала хорошие деньги, продав свое произведение рекламщикам какого-то шампуня. Правда, сама отказалась участвовать в съемках: мне до сих пор Леля это припоминает.

Подруге все не терпится вывести на новый уровень нашу школу. Хотя лично я не понимаю такого активного рвения: у нас и так все очень стабильно идет в гору. Еще пять лет назад существовал единственный и, честно говоря, довольно посредственный ансамбль из шестерых девчонок да несколько групп стареющих матрон, желающих приобщиться к прекрасному, пока песок еще не сыплется. Сегодня у нас официально зарегистрированная школа, которая проводит обучение и взрослых, и детей, а также ведет группы для начинающих. Есть несколько групп танцоров, работающих в различных направлениях. Ежегодные отчетные концерты, всегда проходящие с аншлагом, постоянный поток заказов танцоров на различные мероприятия, чего еще можно желать? Но нет, Леля никогда не останавливается на достигнутом и всегда твердит, что она так же упорна, как и я: только в бизнесе. И подруга права – в этом она как рыба в воде, мне же никогда не нравилась вся эта тягомотина с организацией, бухгалтерией и прочей лабудой.

Так что наш дружеский союз плавно перерос в коммерческий. Но хорошие отношения остались: Леля всегда прислушивалась ко мне, старалась найти компромисс между моими запросами и реальностью, тщательно взвешивала каждую каплю моего фонтанирующего творчества: что будет покупаться, что народ просто не поймет. У Лели на это всегда был нюх. Да и для Лели я оставалась единственной подругой, поскольку многие отношения сломались, когда стала бизнес-леди. Просто не выдержали лелькиного жесткого напора.

В глаза Леле лебезили, за спиной шушукались: какая дружба выдержит такое двуличие? Я лично не понимаю такого отношения, поскольку не ищу выгоды для себя. Выгода сама меня найдет, поскольку, гоняясь за синей птицей, рискуешь порвать последние штиблеты. А если делаешь свое дело упорно, с удовольствием, синяя птица сама сядет тебе на плечо. Чисто из любопытства: чем это ты так увлечен, что не замечаешь такое диво, как она?

Естественно, мы с подругой иногда ругались, поскольку не скрывали правды-матки и рубили сгоряча, высказывая претензии в лицо. Зато никогда друг на друга не обижались: смысл обижаться на правду? Просто поостыв, искали пути решения проблем.

Все это крутилось у меня в голове в унисон с полетом теннисных мячиков, засунутых в старые носки. Треники всегда валялись здесь под кустами в большом количестве: мало ли кому вдруг приспичит потренироваться? Обычно здесь круглые сутки народ, так как увлекаются кручением паев самые разнообразные люди. И порой в мешковатой одежде и не поймешь: кто здесь крутой бизнесмен, кто – домохозяйка, а кто и чеканутая танцовщица…

Я резко остановилась: упущенный треник больно ударился в затылок. Почесав тыковку, я попыталась поймать за хвостик ускользающую мысль. Ой, правда, я словно сегодня подвожу итог за все эти прошедшие пять лет. Судорожно сглотнув, припомнила, какое сейчас число. Точно: ровно пять лет назад Хранители выплюнули меня из своего мира. Второй раз в том мире я провела гораздо больше времени и была уверена, что меня потеряли. Тем больше удивилась, когда, позвонив Леле, узнала, что отсутствовала три дня! Лелька, конечно, забеспокоилась, но в милицию еще не ходила.

Живу я одна, родителей нет. Скажем так, мне абсолютно нечего терять здесь. Только Леля, но я была уверена, что без меня подруга не пропадет. Да, и я, и она будем скучать, но это не трагедия всей жизни. Но в тот день подруга махом примчалась ко мне домой и устроила мне, зареванной, допрос с пристрастием. Пристрастием служила бутылка коньяка, подаренная Леле поклонником пару лет назад. Так как мы с ней обычно совсем не употребляем алкоголь, бутылка долго ждала своего звездного часа. И дождалась.

После стакана, опрокинутого натощак, слезы высохли, и даже наступило некоторое облегчение душевной боли. Конечно, я осознавала, что завтра мне будет еще хуже, но была благодарна за некоторую передышку в страданиях. Бедной Леле пришлось выслушать все. Подруга, буравя меня пьяным взглядом, иногда испуганно ахала, порой просто не верила, но изо всех сил старалась понять.

– Ой, Мелка, – вздохнула она под утро, когда пустая бутылка валялась под столом, а мы сонными глазами мрачно встречали преувеличенно-бодрое утреннее солнышко, – как я тебе завидую…

– Завидуешь? – удивилась я. – Чему, интересно? Разлуке с любимым? Или тоске в душе?

– Глупая ты, – оборвала меня подруга. – Любви завидую, чувствам, словно в романе. Приключениям завидую. Ты хоть понимаешь, что была там, где никто не был? Видела другой мир, о чем люди только мечтают, пытаются хоть во сне прикоснуться к чему-то не столь обыденному?

– Не понимаю, – хмыкнула я. – Точнее, мозгами все понимаю, а вот сердце завидует как раз тебе. Что ты спокойно живешь, знать не зная об этих самых гипотетических других мирах, о любви ненормальной к существу, похожему на тебя лишь отдаленно. Хорошо, хоть в валла не угораздило влюбиться, тьфу, страсти какие!

– Ну, давай друг другу завидовать, – расхохоталась Леля. – С обоюдного разрешения.

На том и порешили, и с тех пор все делали вместе, Лелька даже хотела перебраться ко мне из общежития, да подвернулась квартирка недорогая рядом со строящимся зданием, которое в будущем и стало нашей школой танцев. Контора, строящая его, развалилась – партнеры не поделили что-то между собой, а Леля, как всегда, оказалась в нужное время в нужном месте, не побоялась за строительство взяться, хоть и не знала на тот момент об этом ничего. Но риск оправдался, здание окупилось через четыре года и в этом мы даже вышли на хорошую прибыль. Леля честно поделила деньги пополам. Я было отбрыкивалась: с тех пор, как меня лихим желанием Хранителя занесло в Кеприю, деньги перестали для меня что-то значить. Есть чего носить, есть чего поесть, а танцевать меня теперь везде бесплатно пускают, поскольку все уже свои. Но Леля была непреклонна, почему-то считая, что именно я помогла сбыться ее амбициозным планам.

Вздохнув: что-то тренировки не получается, мысли уводят в прошлое, я закинула треники обратно в куст, стянула шапочку и засобиралась в школу. Солнышко тем временем поднялось уже довольно высоко, и летняя удушливая жара набирала силу, так что курточка отправилась в рюкзак. Я достала кепку и резинку: сделала хвост, чтобы не было жарко от распущенных волос, закинула яркий розовый рюкзачок за спину и, надвинув кепку пониже на лоб, отправилась по дороге пешком, поскольку маршруток здесь немного, ждать, возможно, придется долго, а пройтись всегда веселее.

Позади отчаянно засигналила машина. Оглянувшись, я увидела знакомых, которые тоже иногда приезжали сюда паи покрутить. Оказывается, они ехали в город, но решили завернуть на полянку. Узнав, что я тоже возвращаюсь, друзья решили отложить тренировку и подвезли меня прямо до школы.

Пришлось самой отпирать дверь, больше похожую на металлический сейф: все еще было очень рано, даже Лелька не пришла. Справившись с упрямой дверью, я направилась к себе в кабинет. Зачем мне кабинет, я и сама не знала, но Леля уверенным тоном заявила, что положено. Куда положено, не сказала, зато провела меня в махонькую комнатушку, где невозможно танцевать или крутить паи. И сказала, чтобы я иногда занималась чем-нибудь еще просто так, для разнообразия. Я долго пыталась приспособить кабинет под склад многочисленных сценических костюмов, ибо терпеть не могла копаться среди чужих вещей в поисках своего, помятого многими копающимися до меня. И это если не брать в расчет запах, стоящий там: тошнотворная смесь пота, ведь выступление только со стороны смотрится легким, да табака, поскольку выступать часто приходилось и на корпоративах. Пока Леля не взбесилась и не выделила еще одну комнату под мой личный гардероб, где я тщательно проветривала каждый костюм, прежде чем повесить его к остальным.

И вот тогда, долгими обеденными перерывами, когда зал был занят, а больше делать нечего, я вдруг неожиданно для себя стала рисовать. Это после того, как зареклась навечно брать в руки карандаш, с трудом окончив художественную школу. С трудом, поскольку мне было абсолютно неинтересно рисовать скучные мятые самовары и восковые потрескавшиеся яблоки. А мои рисунки на вольные темы чопорный старичок, учивший нас, всерьез не воспринимал.

И вот теперь, когда я на столе обнаружила пачку бумаги и канцелярские принадлежности, руки от скуки сами вывели первую загогулину. Я вошла в свою обитель: теперь я могла сказать, что это моя комната. Стены сплошь увешаны рисунками, большинство из которых представляли собой загадочные пейзажи Кеприи. Некоторые давали представление о народах, населяющих этот веселый мир.

Я опустилась в мягкое вращающееся кресло, поприветствовавшее меня жалостливым скрипом, и карандаш словно сам собой скользнул в ладонь. Синий, конечно же. Я никогда не вывешивала на стены его. И вообще, тщательно прятала каждый портрет, хотя именно их рисовала чаще всего.

Длинное узкое лицо с почти квадратным подбородком, четко очерченные скулы и озорные ямочки на щеках. Как у ребенка. Тонкий длинный нос с маленькими ноздрями, какие рисуют в иллюстрациях про Древнюю Грецию. Высокий гладкий лоб, копна длинных черных волос. Глаза я всегда оставляла напоследок: миндалевидные, опушенные густыми черными ресницами. Интересно, мне даже не с чем сравнить эти прекрасные и удивительные глаза. Может, только с янтарем. Той редкой его разновидностью, внутри которой сияет множество искорок, скрывая собой прозрачность красновато-оранжевого камня.

Интересно даже, каким он видит мир через эту природную призму. Схожи ли наши версии? Может, он ощущает цвета, как совершенно иные? Или различает больше оттенков. Видит ли он далеко или может видеть сквозь преграду? Я так мало знаю о жителях Кеприи. Мое путешествие больше похоже на стремительную сказку… нет, скорее, на китайский фильм. Это у них любимый конец: «и все они умерли».

– Ну и урод, – фыркнула невесть откуда появившаяся Леля, заглядывая через плечо. – Это тот злодей, что соблазнил Хранителя и хотел бросить бедняжку?

– Ты все перепутала, – чуть улыбнулась я. – Но соблазнитель еще тот…

– А, – хлопнула себя по лбу подруга. – Это твой квака!

– Это не цвак, – покачала я головой, делая ударение на правильности названии расы. – И вообще, тебя поставили подслушивать, а ты подглядываешь! Кстати, поздравляю, – весело добавила я, шутливо щелкая Лелю в нос. – Сегодня ровно пять лет, как ты меня напоила коньяком до поросячьего визга.