Текст книги "Танец стихий"

– Пять лет? – ужаснулась девушка и виновато покачала головой. – Непорядок, надо исправляться, а то на старости лет решу, что жизнь прожита зря – напоила Мелку всего только один раз! Короче, надо это дело отметить, благо есть на что. Так что сегодня никакой работы…

– Не получится, – хмыкнула я. – Ты же сама вчера до потери пульса визжала, что приезжает мэр и нужно нечто интеллектуальное, как раз в моем стиле.

– Ах да, – поморщилась Леля. – Эх, в кои веки решишь расслабиться… так собственно и расслабимся! Прямо там и отметим это дело. Все равно государев человек сбежит с вечеринки быстро, как всегда. А мы к оставшимся присоединимся.

– На халяву, – поддакнула я, подмигнув. – Нужда прошла, а привычки остались.

– Заметь, – приосанилась стройная женщина в брендовом костюмчике. – Полезные привычки: опять-таки, экономия! Ну что, согласна?

– Ладно, – безразлично пожала я плечами. – Пить, так пить…

– Сказал котенок, когда понесли его топить, – рассмеялась Леля, сдернув с меня кепку.

Ох, я даже забыла головной убор снять, хотя подругу это не удивило: Леля привыкла еще не к таким чудачествам. Она медленно стянула резинку, распуская пепельный шелк волос:

– Поверить не могу, как они выросли за это время, – восхищенно произнесла Леля. – Уже Жозефину Павловну переросли! Красота! Зачем ты такую роскошь постоянно в хвост прячешь?

– А ты попробуй походить в парике подобной длины пару летних дней – узнаешь, – буркнула я, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза: всегда любила, когда мне причесывают мою гриву. – Вот цваки, название которых ты до сих пор запомнить не можешь, решают этот вопрос радикально. И, оцени, пришлось от принца прекрасного отказаться ради сохранения шевелюры!

– Ценю, – рассмеялась Леля и взяла в руки костяную расческу.

Ту самую, которую я случайно стырила в свой первый визит, вместе с шелковым платьем. Второй прошел менее продуктивно: мне достался лишь рваный плащ Роже. Хранитель не дала времени даже исподнее одеть. Хорошо, хоть в дом закинули, а то хороша бы я была в таком виде, допустим, посреди леса: бедные грибники бы за сексуальную маньячку приняли.

– Эх, пропал в тебе художник, – тяжело вздохнула Леля, проводя гребнем по волосам.

– Так это ты его сейчас ищешь? – усмехнулась я. – Теперь понятно, кто там все это время шебуршился… не дергайся – шучу я. Никто во мне не пропал, художник из меня так себе. Это просто от безысходности я вновь взялась за карандаши. Подожди, пройдет еще годик, за масляные краски возьмусь – все отсюда сбежите. Запашок там… мечта токсикомана! Сколько натикало унов?

– Через полчаса занятие, – посмотрела Леля на маленькие изящные часы, не проявляя удивления: она привыкла, что я произношу много незнакомых слов, и просто угадывала значение.

– Тогда возвращай мне хвост, пойду им покручу, – потянулась я. – Разогреюсь перед занятием да подумаю, чего бы такого высокоинтеллектуального выдать вечером.

Махнув рукой Леле, задумчиво разглядывающей рисунки, я быстро сбежала по ступенькам и ворвалась в прохладный зал. Жалюзи поднимать не стала – солнце слишком быстро нагреет воздух, а так кондиционер попозже включим. Мы еще не привыкли, что можно теперь не экономить, права Леля. Включив свет, проскользнула в тренерскую, переодеться.

Натянув эластичный топ и любимые штаны-мотню, вышла в зал. Включив медитативную музыку погромче, позволила телу совершать движения, какие оно само захочет, полностью освободив разум от мыслей. Динамическая медитация, продолжающаяся примерно минут пятнадцать, прекрасно подготавливала тело и мозги к серьезным нагрузкам и позволяла отвлечься от всех проблем. Завершила разминку несколькими любимыми асанами. Начал потихоньку подтягиваться народ, а йога любит тишину, поэтому я закруглилась и включила музыку поритмичнее. Проверено: слыша попсу, девочки и переодеваются быстрее, и в более веселом настроении приступают к работе. День обещал быть весьма суматошным.

В семь я почувствовала, что немного притомилась, а вечером предстояло выступление. Домой отдохнуть вырваться не удалось, поэтому придется восстанавливать силы так, без любимого дивана. Махнув на прощание девочкам из танцкласса, я поплелась в свой кабинет. Коврик для йоги умещался где угодно, так что за полчаса при закрытых дверях и берушах в ушах я становилась практически новым человеком, способным танцевать всю ночь без передышки.

Так что примерно за четверть до восьми часов я была уже в форме. Вынув беруши, услышала, что в дверь отчаянно ломятся, и, видимо, давно. Я спокойно поднялась, стараясь не расплескать равновесие, и открыла дверь. В комнату влетела Леля с вытаращенными глазами. От эмоций, бушующих в маленькой женщине, со стен повалились белые листы.

– И незачем так орать, – сказала я подруге. – Успеем, как всегда.

– Да ты что! Выход в девять, а надо еще одеться, накраситься, распорядиться с музыкой, сама знаешь, как нелегко объяснить ди-джею то, что от него требуется… – Леля металась по комнате в панике. – А еще надо девочек настроить, они сегодня новый танец показывают, волнуются…

– А еще надо доехать, – намекая на время, поддакнула я. – Да не переживай ты так, все будет в лучшем виде, как всегда. Я за костюмом, а ты девочек обзвони. Кто нас сегодня повезет? Мы же собирались отметить, так что ты за руль, надеюсь, не полезешь?

– О! – схватилась за голову Леля. – Точно! Надо еще и с машиной договариваться…

Оставив подругу улаживать организаторские вопросы, я торопливо спустилась в костюмерную, поскольку за весь день так и не подумала, какой бы танец показать сегодня. Я вошла в длинное узкое помещение. Не представляю, в каких целях можно было бы использовать еще эту комнату, но под костюмерную она подходила идеально: оставалось только протянуть между двух стен штангу, на которую нанизались вешалки с костюмами. Внизу стояла обувь. На широком подоконнике я расположила сценическую косметику, накладные ресницы, парики, большую вазу с бижутерией и увеличительное зеркало на ножке.

Пока Леля сейчас договаривается со всеми, я сразу надену костюм и приведу себя в надлежащий вид, чтобы быть готовой выступить, поскольку всегда есть какие-то проблемы, задержки. А оставаться незаметной до выступления мне поможет залатанный черный плащ Роже. Я осторожно прикоснулась к чуть мерцающей ткани: на ощупь она была прохладной, хотя грела даже в тридцатиградусный мороз – проверено на практике.

Теперь я знала, что буду танцевать. Этот номер родился из моего измученного сердца. Всю боль потери, всю невостребованную страсть я вложила в этот танец. Я стянула с вешалки комбинезон из биэластичной ткани и, спешно скинув тренировочные шаровары, натянула костюм. Большое, почти во всю стену костюмерной, зеркало отразило худощавую девушку с грустными голубыми глазами, чье тело было охвачено бушующим пламенем.

Мою задумку портниха очень успешно претворила в жизнь: на комбинезоне из ткани телесного цвета кроваво-красными пайетками и стразами вышиты языки яростного огня. В танце при определенном освещении иллюзия была такой правдоподобной, что иногда меня пытались тушить чуть подвыпившие граждане. Паника в их глазах читалась совсем не в шутку, как они потом пытались доказать, сорвав выступление.

Волосы оставлю распущенными, но перед самым выходом. Макияж можно сильный не делать: костюм предполагал узорчатую бархатную маску, тоже изображающую языки пламени. Накладные ресницы и багровая помада оттенят лицо, придав еще больше трагизма. Бижутерия здесь просто потеряется, так что я никогда и не пыталась цеплять даже сережки. Бежевые босоножки, пойдет семерочка, чтобы быть хорошо устойчивой, а то в танце много кружений. И последнее: я прикрепила на шею сверкающий стразами ошейник, от которого до самого пола струилась алая парча гофрированных крыльев.

Внимательно осмотрела себя, стараясь оценить общее впечатление. В этом танце тоже не нужно улыбаться, поскольку он выражает муки страсти. Спалившие нежное сердце дотла, а вот пара хищных гримас только помогут произвести большее впечатление. Криво ухмыльнувшись своему отражению, я накинула плащ анаха, схватила с вешалки дежурное вечернее платье и выскочила в просторный холл.

Как я и думала, Леля все еще где-то бегала, с кем-то договаривалась. Девочки, которые собирались показать новый танец, немного тряслись от волнения.

– Привет, котята, – дружески кивнула я двум Катям. – Что показываем?

– Фраки, – нервно икнула одна, зябко кутаясь в старенький халатик, из-под которого показался кусочек серебристо-черного костюма.

Девочки, зная заранее, что Леля сегодня не за рулем, тоже переоделись прямо в школе. Тут с лестницы почти скатилась бизнес-леди, в узкой дизайнерской юбке умудряющаяся перепрыгивать практически по три ступеньки.

– Хорошо, хоть из окна не решилась выпрыгнуть, – усмехнулась я, следуя за пронесшейся к дверям Лелей.

Котята подхватили пожитки, сваленные в углу, и подорвались следом.

Мрачный мужик за рулем джипа несся так, что котята повизгивали от ужаса на заднем сидении. Леля там же, на чем свет стоит, костерила кого-то по телефону. Я же, запихнутая подругой на переднее сидение, пыталась улыбаться в ответ на очень уж недвусмысленные взгляды водителя.

Так что все с облегчением вздохнули, когда оказались на месте: котята, что остались живы, я – что мужик наступил на горло песне и не увез нас куда-нибудь на хату, а Леля – что не опоздали. Водитель же грустно окинул нас взглядом, пробурчал что-то неразборчивое и, смущенно сунув мне в руки визитку, умчался в ночь.

Вздохнув, я перевсучила бумажку Леле и, накинув чехол с платьем на плечо, направилась к черному входу дорогого ресторана. Подруга аккуратно сложила визитку в специальный альбомчик: она каким-то образом умудрялась брать в оборот моих поклонников, не вмешивая меня саму в это дело. Оно и к лучшему, а то я бы эти визитки компостировала прямо зубами самих назойливых поклонников.

Конечно же, можно было и не торопиться: выход задерживали, и мы уже полчаса плевали в и так уже грязный потолок коридорчика, ведущего к кухне. Оттуда доносились дразнящие ароматы, девочки-официантки уже не раз пытались запихать в нас какую-нибудь вредную вкусность, но мы мужественно терпели: плясать с набитым животом все равно, что прыгать с парашютом, прихватив пару гирь. Мало того, что опасно. Так еще и неудобно: руки заняты, кольцо-то чем дергать?

Наконец в дверь влетела как всегда взъерошенная Леля:

– Ну, все. Котята, наизготовку! – скороговоркой выпалила она и унеслась обратно: надо проконтролировать, чтобы ди-джей, явно не отказывающий добрым официанткам, поставил именно ту музыку, которая требовалась.

Кати одновременно затряслись: дуэт у девочек был такой слаженный, они даже боялись одинаково! Скинув серые халатики, девчонки показались мне в костюмах. Я присвистнула:

– Эротичненько!

– И готичненько, – мрачно подтвердили Кати хором.

Черные сетчатые колготки обтягивали стройные ножки. Самое сокровенное прикрывали тонюсенькие серебристые стринги. Черные фраки с серебристыми манишками делали котят неуловимо похожими на пингвинчиков, тощеньких таких пингвинчиков. Черные цилиндры на головах и серебристые трости завершали наряд. Раздались первые звуки песни под ритмы твиста:

– Пошли, – как всегда слаженно кивнули котята и, широко заулыбавшись, выскочили на сцену.

Не имея возможности насладиться выступлением подружек, я приплясывала в черном плаще в коридорчике, провоцируя молоденьких поварят, которые с любопытством выглядывали из кухни. Музыка закончилась, и в дверь ворвались разгоряченные Кати под гром оваций.

– Ура, – вскрикнула первая, кружа меня в танце. – Не налажали!

– Ура, – порадовалась я за девочек. – А теперь отпусти, сейчас мне выступать.

Я скинула плащ – пацаны, выглядывающие из-за угла, восхищенно присвистнули – и передала Кате. Танец мой начинался с темноты и тишины, так что, услышав, что в зале стихло, вышла на сцену. Раздались первые, уже раздирающие сердечко, звуки до боли знакомой музыки. Я подняла руки, воспроизводя ими первую вспышку огня.

Медленное вступление: движения лились в такт печали, диктуемой песней. Пламя все больше разгорается, и вот затишье, лишь обозначающее место взрыва. Бамбуковые палочки нырнули в мои ладони: припев. Я взметнула вверх руки, раскрывая кроваво-красные парчовые крылья: привычное «ах!» раздалось из зала. Я все быстрее раскручивалась, меняя положение крыльев, выписывая ими замысловатые фигуры, зная, насколько эффектно все это смотрится со стороны.

Проигрыш: бросаю крылья. Здесь несколько готик-движений, сопровождаемых соответствующими ужимками. Это всегда на «ура», особенно у мужской части зрителей. Хотя и женщины часто описывали свои ощущения, как «мурашки по телу». Вновь раскрываю крылья, срывая аплодисменты. Ухожу в партер: несколько движений нижнего брейк-данса, фиксирую сложную позицию. Пламя затухает, оно сожрало все живое, что питало его, танец закончен, музыка стихает. Зрители аплодируют, свистят, а у меня по лицу текут слезы: это я, мое сердце в очередной раз проглотило пламя невозможной любви. Жду: вот ди-джей выключил свет… Наконец, можно уйти. Это мой любимый танец, но он приносит столько боли, лишь растравливая чуть затянувшуюся рану.

Как-то уж очень темно, видимо, включили слишком яркие лампы, и я так ослепла, танцуя, что теперь мне вообще ничего не удается разглядеть. Куда хоть идти? А зрители почему-то молчат: видимо, думают, что это часть представления, и ждут – что дальше. О небо, не угадаешь, где тут край, как бы вообще не свалиться – вот смеху-то будет. Я стала осторожно, на ощупь, пробираться вперед. Запнувшись за что-то невидимое под ногами, замахала руками, пытаясь сохранить равновесие. И вдруг почувствовав сильный тычок в спину, кубарем полетела вниз.

Глава 11

– Ты не ушиблась? – спросил молодой женский голос: вот позор, мой полет увидели зрители.

Теперь точно от Лельки достанется на орехи – неделю пилить будет.

– Не ушиблась, – раздраженно буркнула я. – Зато того, кто меня со сцены столкнул, точно пришибу!

Кто же мог так подсуропить? Котята на такую подлость не способны физически, Лелька не стала бы этого делать в принципе… а больше там никого и не было. Если бы с нами поехала Ольга, я бы поняла – девушка который год предпочитает сохнуть от черной зависти, хотя не пойму, чему вообще у меня можно так сильно завидовать.

– Берегись, – воскликнула девушка и оттащила меня в сторону.

В том месте, где я только что лежала, распластавшись, звучно шлепнулось что-то еще. Или кто-то: я злорадно подумала, что злодей навернулся вслед за мной совершенно самостоятельно, не дожидаясь моей сладкой мести.

Но увидеть это более чем приятное зрелище мне было не суждено: глаза, привыкшие к темноте, отказывались напрочь воспринимать мир в ярком свете. Так что оставался пока только один способ удовлетворить свое любопытство: сощурившись, я попыталась хоть что-то разглядеть в ярких пятнах.

– Кто там?

– Другие рабы, – спокойно ответила девушка. – Что-то много на этом рынке скупили, видимо, оптом.

– Какие рабы? – я немного привыкла к свету и с удивлением воззрилась на собеседницу: молодую девушку весьма миловидной внешности.

Странное грубое платье в фольклорном стиле, распущенные волосы и ни грамма косметики: сейчас в ресторан модно приходить, одеваясь в стиле хиппи? Впрочем, какая мне разница, я никогда особо за модой не следила… только за модой на костюмы. Да и тут, скорее, создавала эту моду, порой ввергая окружающих в шок.

– Камы, – девушка, сощурив глаза, пыталась рассмотреть что-то за моей спиной, – в основном. Вроде, валл молодой еще есть, если не ошибаюсь. Дорогой будет лот на аукционе, если так… Валят всех в кучу, без разбора, бедняги даже не пытаются уклониться от других.

Сердце мое замерло: только Леля знала про камов и валлов, а она точно не могла проболтаться… да и сама не особо верила в мое незадачливое путешествие, хотя изо всех сил пыталась этого не показать. Сглотнув, я осторожно повернула голову, осматриваясь: мы находились в просторном помещении, сколоченном из грубо отесанных досок, Неожиданно ощутив покачивание, я поняла, что это скорее всего нечто передвигающееся. Из большого люка в потолке вниз падали тела серых существ. На полу уже барахталась и болтала многочисленными конечностями живая серая куча. Кто-то поумнее да пошустрее умудрялся скатываться с импровизированной горы и забиваться подальше по углам. Мы с девушкой сидели в одном из них, к нам никто даже не пытался подходить.

Из кучи вылез мрачный, как туча, валл в зеленых ободранных штанах и суровым взглядом обведя помещение, решительно направился к нам:

– Если не возражаете, – буркнул он, плюхаясь на задницу. – Не с голытьбой же сидеть…

– Вы знаете наш язык?! – лицо девушки вытянулось так, что я усмехнулась: а что такого, они тут все нормальным языком разговаривают.

Хотя, откуда ж ей знать, бедняжка, должно быть, впервые сюда попала. Тут я замерла: так я правда в Кеприи! Видимо, нужен Мастер стихий… Но, почему тогда я не одна попала сюда из моего мира? Эта девушка, зачем она мне, в помощницы? Раньше я одна справлялась…

– Знаю, девочка, – вдруг мягко усмехнулся валл. – Я целую соту укрывал у себя одну из вас… вот и поплатился, – он снова помрачнел.

В голове зазвенело: целую соту укрывал одну из нас? Если у меня все в порядке со слухом, то ситуация еще интереснее.

– А ты знаешь Дика? – я решила сразу взять быка за рога, надо же было выпутываться из этой не очень приятной ситуации, а то продадут в какой-нибудь гарем и поминай, как звали. – Того, что в Валраде держит гостиницу?

– В Валраде? – смешно поморщился валл, став неуловимо похожим на обиженную собаку. – Это тот древний город из запретной легенды про Ману? Так он ведь разрушен много-много сот назад…

– Разрушен? – потрясенно прошептала я. – Но ведь это невозможно… Как?! Много сот? А насколько много?

Валл пожал плечами:

– Не знаю, – раздраженно ответил он: валлы терпеть не могут ситуации, когда выглядят глупо. – Много… может, тысячу!

Я сглотнула: тысячу?! Перед глазами поплыли серые пятна: девушка в холщовом платье озабоченно поддержала меня:

– Мне кажется, у тебя сотрясение мозга, – тоном доктора продекламировала она. – Тебе надо прилечь.

– Лучше бы сотрясение, – я помотала головой. – Чем такие новости. А что за запретная сказка про Маху?

– Легенда про Ману, – упрямо качнул мохнатой головой валл. – Все просто: одна стерва похитила сердца у анаха и цвака, но сбежала на небо с цваком, бросив анаха. А тот маг верховный был, завладел властью да приказал всех цваков в отместку извести. Цвакам пришлось уйти из своих лесов, прятаться. И с тех пор они отыгрываются на белках, уничтожая всех, кто под руку попадется.

– Белки-то тут причем? – ошарашенно пробормотала я, донельзя удивленная: так эта Мана – производное от Мелайны? Это как же получается: я бросила Роже и сбежала с Ривиэлем?! Что вообще происходит?

– Ну как при чем, – хмыкнул валл. – Мана белочкой была, вот вам и не повезло: я одну прятал от цваков, Настькой звали. Убили ее, Настьку-то, злобные цваки. Хорошая девушка была, добрая. А меня продали камам…

– Фарс какой-то, – я сдавленно хихикнула. – Кошмар наяву.

Тем временем камы валиться в дыру перестали, люк с шумом захлопнулся, и пленники расселись на полу. Камы не сводили серых глаз с нашей маленькой компании: девушка поежилась от пристального внимания.

– Никак не могу привыкнуть к их красным зрачкам, – затравленно шепнула она мне. – Как в фильме ужасов. Меня, кстати, Верой зовут. А тебя?

– Мел, – отозвалась я, все еще пытаясь прийти в себя от новостей.

– А ты чего так странно одета? – допытывала Вера. – Ты давно здесь? Как попала? Я вот попала в аварию: вот на нас грузовик едет, удар – я зажмурилась. А глаза открыла – на площади какой-то сижу, ночью. А утром оказалось, что это типа базарной площади. Тут меня камы сразу взяли. Я же ничего не понимала, сказать ничего не могла, они и порадовались – легкая добыча. Продали меня одному старику. Кавай оказался камом добрым, купил не в гарем, а жена очень просила. Женщина научила меня языку, объяснила, где я… Да что я все про себя! Ты-то как?

– Как обычно, – хмыкнула я. – Поскользнулся – упал, очнулся – гипс.

Вера расхохоталась, а валл озадаченно моргнул.

Вера оказалась легким, веселым человечком, очень разговорчивым. Последнее мне было очень на руку: я не была готова делиться с кем бы то ни было своими тайнами. К тому же они, эти самые тайны, стали ой как опасны. И еще неизвестно, что мне могло принести будущее.

Вера несколько сот помогала супруге кавайя по хозяйству, поскольку кавай оказался оригиналом – женился только на одной и всю жизнь с ней прожил. А хозяйство большое – рабов камов пятьдесят, поля, леса хороший участок, дом. В доме, конечно, рабыни убирались, но не могла же жена кавайя сделать помощницей камку. А вот Вера на эту должность хорошо подошла: и рабыня, и не камка.

Вот только опасно держать таких рабов: пронюхают злобные цваки, плохо будет. Вот и хозяевам Веры не повезло: спалили ночью все село дотла, погибли все, кто был в доме, никто не спасся, словно напоили всех, даже детей. Конечно, подозрение пало на цваков, но что камы могли сделать? Цваки владеют магией, они опасны и сильны. Сильнее только анахи, но тем нет дела до серых камов.

Вере же невероятно повезло: именно в этот день хозяйка отправила девушку проверить, как рабы провели посев. И охранника могучего выделила: полувалла, мощного кама, чуть более волосатого, чем обычно. Вроде наших кавказцев. Только серого, конечно. Вернувшись, они обнаружили лишь кострище. Родственники кавайя недолго думали: село продали, от рабов тоже побыстрее избавились. Рабов-то торговцы продали быстро, а вот с Верой с тех пор так и возятся. Точнее, возят. Мало кто решится купить такую рабыню.

Пока девушка рассказывала про свою нелегкую судьбу, огромная повозка тронулась и медленно поплыла вперед. Камы привычно прикорнули кто где, дабы подремать в дороге. Валл, которому надоело слушать словоохотливую Веру, а возможно просто убаюканный бесконечной речью, растекся по деревянному полу, грубо оттолкнув ближайших рабов.

Вскоре девушка и сама замолчала, устремив печальный взгляд в сторону. Я не нарушала установившегося молчания: надо было подумать, а это удобнее всего делать в тишине. Я так привыкла к одиночеству, что не могла долго переносить чье-либо общество, даже очень приятное.

Прошло много времени, возможно, что все, кого я знала, давно мертвы. И к тому же, за белочками, я горько усмехнулась, ведется настоящая охота. Фиолетовыми ирокезоносителями. Правда, за последними тоже идет жестокая охота, синие методично отстреливают своих врагов. То есть, все мои усилия, приложенные в прошлые визиты, просто пошли к коту под хвост: эти две расы упорно враждуют. Почему – никто почти не помнит, есть только старая легенда про Ману, которая явилась гвоздем раздора. То, что Мана, то есть Мелайна, никого не бросала, и не похищала, теперь не докажешь.

Но самое страшное даже не все это. Самое жуткое для меня сейчас – вспоминать о Роже. Я даже боялась подумать о том, что могло с ним произойти за это время. И спрашивать наверняка бесполезно, мне хватило информации о Дике, точнее, ее полного отсутствия. Пока я предпочитала скрывать правду от самой себя, просто чтобы сразу не умереть от горя. Для начала: я все-таки здесь! И это важно!

Было очень странно, что таких, как я теперь много. Так много, что цваки даже объявили на них охоту. Что, все они – Мастера стихий? Что же творилось в мире, наводненном настолько могучими магами?

– Вера, – позвала я задремавшую было девушку.

– А? – вздрогнула та.

– Ты ведьма? Что ты умеешь? – спросила я, а сердце глухо билось в ребра в предчувствии ответа.

– Ведьма? – удивилась Вера. – Почему ты так решила? Эх, была бы я ведьмой, разве ж сидела в этой тюряге?.. И в этом мире?

Я даже не удивилась, словно зная ответ заранее. А еще мне показалось, что я знаю, почему. Раз таких, как я, много, значит, никто из них не может нести силу, дарованную Хранителями. Просто почему-то люди из моего мира появляются здесь, и это не имеет отношения к каким-либо бедствиям. Значит, и мне не перепало сил от Хранителей. И сейчас я обычная слабая беззащитная девчонка, а никакой не Мастер стихий.

Но это можно проверить только одним способом. Правда, танцевать в передвижном деревянном бараке, который набит камами, как бочка сельдью, совсем не хотелось. Так что наберемся терпения и отложим эксперимент на более позднее время.

Мерное покачивание убаюкивало, глаза закрылись сами собой. Сейчас надо просто отдохнуть…

– Просыпайся, – трясла меня Вера. – Приехали, слышишь? Сейчас будет торговля.

Я встала, покачиваясь, не понимая, где я. Снаружи доносился гулкий шум, словно мы стояли перед водопадом.

– Что продаем? – зевнула я.

– Нас, – мрачно ответила Вера.

– Но ты говорила, таких, как мы, не покупают – боятся, – в растерянности проговорила я.

– Да, – невесело кивнула Вера. – Но это рынок Арвна, тут торгуют только рабами, причем со всего света. И покупатели, соответственно, тоже всякие, а не трусливые камы. Так что, не сомневайся – продадут. Да еще и по огромной цене. А то стали бы камы с нами возиться, и для торговцев риск великий – даже просто перевозить таких, как мы.

– Понятно, – нахмурилась я. – И как все будет происходить?

– А я знаю? – огрызнулась девушка. – Меня только один раз продавали, да просто кавайю. Я лишь слышала иногда про здешний рынок. Знаю только, что если товар спросом не пользуется, его уничтожают.

При этих словах валл стал намного пышнее: видимо, у бедолаги волосы встали дыбом от такой веселой перспективки. Да и мне она не очень улыбалась. Как, впрочем, быть проданной в гарем к какому-нибудь заезжему богачу.

Снаружи шум усилился: по деревянным стенам барака кто-то постукивал в нетерпении. Люк наверху распахнулся, и внутрь упала веревочная лестница. В дыру всунулось серое лицо торговца. Он что-то прокричал и скрылся. Я растерянно моргнула: ничего не поняла…

– Интересно, – прошептала я. – За тысячу сот так изменился язык?

– В смысле? – одновременно спросили Вера и валл.

– Я ничегошеньки не поняла, что он там пробурчал, – пожаловалась я им.

– Так он не на нашем говорит, – удивленно ответила Вера. – Ты что, думала, в другом мире на русском языке разговаривают? Я, конечно, тоже патриотка, но не настолько, – усмехнулась она.

Я лишь потрясенно покачала головой.

– А что сказал – переведу, – вздохнула девушка. – Сейчас выходят только камы, вон они как резво лезут, да на нас озираются. А мы – гвоздь программы. Валлов покупают, в основном, как телохранителей да в охранники, а нас… в гарем. Так что, подруга, готовься морально. Ты, конечно, не из робкого десятка, раз на камов вообще не среагировала. Я даже подумала, что ты давно в Кеприи… Но дальше станет хуже, стоит тебе увидеть цвака… не дай небо, это будет последнее существо, что ты видишь в этом мире. А если перед тобой встанет анах, постарайся не упасть в обморок, они единственные покупают белок не в гарем, а только чтобы насолить цвакам. А упадешь, не купит. Они и так не особо дружелюбны, а если падать перед ними ниц, вообще за живое существо не примут. Но и задаваться не следует – просто уважительно поклониться. Правда, я толком не знаю, что происходит с белочками, когда они попадают в горы к анахам, но оттуда еще не возвратилась ни одна.

– Ужас какой, – мрачно подытожила я. – Как ни крути, ничего хорошего ожидать не приходится.

– Мы рабы, – обреченно пожал плечами валл. – Чего нам ждать хорошего?

Последние камы резво лезли по веревочной лестнице, торопливо подталкивая друг друга. Снаружи уже давно шла очень активная торговля: народ шумел, торгуясь; продавец, рискуя охрипнуть навек, выкрикивал что-то так, что даже у меня здесь звенело в ушах. Видимо, набивал цену на товар.

Мы притихли: каждый думал о своем, явно невеселом. Через некоторое время толпа чуть поутихла.

– Что, – очнулась я от тяжелых дум. – Уже все? Всех распродали? Быстро…

– А чего тянуть, – пожала плечами Вера. – Камы – рабочие лошадки, стоят дешево, у других рас идут на ура из-за дешевого содержания и большой работоспособности. Правда, присмотр постоянный нужен: ленивы и чуть недосмотришь, сразу воспользуются и не сделают чего нужное. Им абсолютно плевать на результат их работы. Но из-под палки все сделают.

Люк снова распахнулся, вниз полетела уже знакомая лестница.

– Вон, – поежилась Вера. – За нами пожаловали…

– Лезть? – с безнадегой в голосе спросила я, не имея не малейшего желания выходить из барака.

– Нет, – покачала головой Вера. – За такими, как мы, они сами спускаются.

– Зачем? – насторожилась я.

– Чтобы проверить, в каком виде их лучший товар, чем можно украсить… может, еще чего, я же не специалист в вопросах работорговли в Кеприи.

Тем временем вниз проворно спустились два худых кама и высокий амбал, не поддающийся идентификации.

– Кто это? – испуганно спросила я Веру, указывая пальцем на громилу.

Знаю, что невежливо, но такого монстра я видела впервые в жизни: гориллоподобный, с длинными, волочащимися по полу руками и маленькой головкой.

– Я предупреждала, – вздохнула Вера. – Потребуется все твое мужество там, снаружи. А это морней[15]15
  Морнеи – раса с невысоким интеллектом, живут на россыпи маленьких островов в Великом океане, вегетарианцы.


[Закрыть], еще не самый страшный экземпляр этого мира. Они весьма миролюбивые изначально, но раз этот морней попал в руки торговцев, то наверняка уже обозленный. Видимо, приехал на материк в поисках лучшей судьбы.

– Откуда ты знаешь? – изумилась я, разглядывая сей экземпляр: бугры на лбу, немного рыжеватой растительности, кожа словно вымазана сажей.

Интересно, он такой цветом или просто-напросто грязный?

– Да у нас был один такой, – отмахнулась Вера. – Хозяйка купила его, чтоб ходил и посевы охранял от разбойников лесных. Да от него толку – только с виду страшный. Но дрессировке морнеи поддаются хорошо, можно воспитать и убийцу…

Маленький кам из троицы подошел к Вере и бесстыдно пощупал руки, ноги, понюхал волосы, задрал юбку. Я даже онемела от такой наглости, но Вера сносила все спокойно: лишь по чуть покрасневшему личику девушки можно было понять, как ей неприятен «досмотр». Торговец что-то сказал собрату по расе и направился ко мне: неужели этот кретин думает, что я вот так же дам безнаказанно себя полапать?!

Кам без всякого страха, даже опаски, со скучающим видом подошел ко мне и протянул руку… по которой тут же получил. Торговец опешил, потом ухмыльнулся и подозвал гориллу.

– Мел, не надо сопротивляться, – умоляюще воскликнула Вера, со страхом наблюдая, как горилла вытаскивает из-за пояса широкий нож. – Они все равно это сделают. Чем меньше будешь сопротивляться, тем быстрее и безболезненнее все пройдет.