Текст книги "Норвежская народная душа в свете германского духа (Антропософский очерк)"

Чувство истины есть в душе каждого, и оно подсказывает тому, кто еще способен прислушиваться к себе: подобная психиатрия есть позор европейской культуры. Тут речь не просто о «заблуждении» или даже «профессиональном невежестве»: в сегодняшней европейской культуре отсутствует тот духовный центр, который мог бы, исходя из духовных (а не естественнонаучных, применимых лишь в сфере неживой природы) закономерностей мира, выносить правильное решение об индивиде.

Процесс Брейвика, это не столько суд над террористом, сколько суд над индивидом, действующим исключительно из своих внутренних, а не каких-то корпоративных, насильственных побуждений. За спиной Брейвика не стоит никакая партия или организация, никаких «спонсоров» или «советников», и скрупулезный полицейский розыск только подтверждает это: один человек сделал так много… зла. В своих террористических намерениях Брейвик собирался снять с плеч по меньшей мере две головы: бывшего премьер-министра Г.Х.Брундтландт и действующего премьер-министра Й. Столтенберга. Он не сделал это лишь по причине их отсутствия на острове, так что чисто внешне зла оказалось содеяно меньше. Но уже через пару лет Й.Столтенберг бомбит в «лунный пейзаж» благоденствующую Ливию, а «матерь страны» Г.Х. Брундтландт истерично зазывает в Норвегию новые потоки беженцев. Так что зло, связанное с обезглавливанием этих высокостоящих персон неминуемо обернулось бы добром, и можно лишь догадываться о масштабах троцкистского наступления на остатки норвежской культуры, окажись семьдесят семь расстрелянных комсомольцев в живых. Очень трудно принять такую истину, но это не меняет сути дела: претворение зла в добро есть индивидуальное дело каждого, каждый решает это с самим собой. «Неудача» же Брейвика привела к тому, что Йенс Разрушитель Ливии выслужился до шефа НАТО и сегодня размещает «интернациональные» войсковые подразделения у самых границ России, попутно инструктируя «оранжевые оппозиции», в частности, в Сирии. Что же касается мультикультурной «матери страны», то самым свежим ее, в 2017 году, призывом оказывается прокисший еще в 1980-х годах лозунг: «Больше равноправия!» К примеру, женщина должна работать наравне с мужчиной, как можно скорее «сбросив» детей в детсад, в местной администрации должны сидеть мусульмане, а в Стортинге – геи и лесбиянки, и самым большим для Норвегии благом оказался бы темнокожий премьер-министр. Брейвик неоднократно высказывал сожаление по поводу своей «неудачи», заодно уточнив, что убил бы всех культур-марксистов, будь у него такая возможность.

Тот, кому сам тон и характер моего изложения «дела Брейвика» кажется шокирующим, пусть подумает о том, что действующий под крылом мировой закулисы культур-марксизм убивает целую страну, целую нацию, убивает Европу.

Судебный психиатр смотрит на «пациента Брейвика» и находит, что тот «холоден, как лед, непрошибаем, как скала», из чего и заключает, что перед ним – «больной». Но вот что думает по этому поводу представитель норвежской христианской Миссионерской организации, Э.Оттосен: «Террорист уверен, что в Норвегии идет война… что исконное население подвергается истреблению. Когда мусульмане составят в Норвегии большинство, страна станет адом шариата… На войне убийство становится необходимым. В этом случае логично подавлять свои чувства… И мы ведь не озабочены тем, что у погибших (врагов) были друзья, младшие сестры и матери, полагая, что насилие в данном случае оправдано… Несколько десятилетий назад марксистская революционная молодежь сажала своих родителей в тюрьмы».

Озабочен ли Йенс Душитель Ливии тем, что миллионы людей лишились крова, а законный правитель страны зверски растерзан наемниками? Но это же «тот, который надо» террор.

Когда неторое время назад чеченские террористы захватили московский театр с сотнями мирных зрителей, норвежские культур-марксисты митинговали в поддержку чеченцев: какие они храбрые и самоотверженные ребята, как они жаждут «свободы». Никто, разумеется, не выяснял, чьи это наемники, к тому же чеченец по своему духовному развитию не тянет даже на личность и потому «не опасен» для антииндивидуального «общества благоденствия», с его упором на «мы». Брейвик же именно опасен своей независимостью от физического окружения: Брейвик безроден.

Внутреннее чувство правды присуще в той или иной степени каждому, но это чувство двояко: есть «маленькая», ориентированная исключительно на внешний мир «правдивость», заботящаяся о нуждах «одноразового», пригодного лишь для «этой» жизни, «я»; но есть, собственно, Правда, и она-то доступна только высшему Я человека, его «надличной» части. Эта истина Я, являющаяся единственной истиной о мире, постоянно и неотступно душится повседневным «я» человека, желающим только комфорта. Идеологи общества благоденствия делают ставку исключительно на это повседневное «я», имея к высшему Я человека (а это и есть «Христос во мне») нулевой интерес. С духовнонаучной точки зрения это перманентное насилие и убийство вечной, переходящей из жизни в жизнь, сущности индивида: убийство на фоне иллюзии физического «благоденствия». В этом и состоит «предмет» той «гражданской войны», которую вынужден неотступно вести индивид в заболоченности общества благоденствия: это борьба за самого себя. Нашествие мусульман на Европу только способствует ослаблению позиции индивида, тогда как главным полководцем наступления на германский дух Я остается внешне-материалистически ориентированное сознание «элиты», политической, академической, производственной. Германский дух, он же Дух Христа, имеет отношение не к крови, но к душе, и проявляется только духовно. Именно отсюда, из германского духа Я, и проистекает «загадочная» сила Брейвика. И никакая психиатрия, имеющая дело лишь с материальными процессами, не в состоянии понять, в чем тут дело. Психиатрия без знаний о духовных закономерностях. Чтобы докопаться до «истоков болезни» Брейвика, «специалисты» перелопачивают его детство, отрочество и все семейные обстоятельства, опрашивают бывших одноклассников, сравнивают фотографии… Но нет, «загадка» не решается. Взятая тем же самым психиатром «в оборот» мать Брейвика (от расстройства – она ведь даже не подозревала, чем занимается дома ее сын – она угодила в психиатрическое отделение, шефом которого оказывается «приговорщик» ее сына), не подозревая о том, что каждое ее слово будет обращено против сына, «пожаловалась» на его «отчужденность» (он как раз делал в то время бомбу и писал «Манифест»), и это «важное свидетельство» тут же, без какого бы то ни было согласования с беспомощной пожилой женщиной, оказывется «пришитым к делу»: «явный признак шизофрении». Исходя из такого понимания дела, аналогичный диагноз следовало бы ставить каждому мало-мальски творческому человеку.

Вся «ненормальность» Брейвика состоит именно в том, что его самосознание не отчуждено от его Я. Нормально же, как это происходит со «всеми», человек уже в детстве начинает «подстраиваться» под свое окружение: вживается силами своей души в то, что не принадлежит его Я. Это – измена самому себе, «нежелание «признать Я в его собственном облике» (Р.Штейнер), вечное рабское ученичество у других. Именно такими, совершенно «нормальными» личностями, повернувшимися «спиной» к самим себе, и были те, кто оказался убитым на острове Утойя. Не случайно одна из подстреленных Брейвиком комсомолок заявила журналисту газеты «Афтенпостен»: «Когда мы возьмем власть в свои руки (а ей всего-то восемнадцать лет!), мы будем действовать жестче, чем наши родители». То есть, война с индивидом станет открытой.

На фоне материального благоденствия, когда «все потребности» удовлетворены, противостояние «мы» – индивид легко обретает характер особого рода вожделения, своеобразного «чувства справедливости», некоего «общего дела», доделать которое можно лишь сообща. «У нас все уже есть, так чего же ты еще хочешь?» Один из постоянных комментаторов «Афтенпостен» откровенно злорадствует, перечисляя те блага, которых лишил самого себя Брейвик: он никогда не увидит моря, не съездит на выходные в Париж, не выпьет с друзьями пива, располагая лишь пятнадцатью квадратными метрами «жилья» и телевизором. Тут нелишне вспомнить, как один известный немецкий писатель, проведший несколько лет в тюрьме, попросту «садился в поезд и уезжал…»: дух человека несравненно шире внешних, материальных обстоятельств.

Антииндивидуальное вожделение может, как указывает Р.Штейнер, «заражать, как эпидемия, целые массы людей, оглушающих себя тем, что схвачено внешне, поскольку человек не хочет оставаться лишь в своем Я». Наиболее гротескным примером такой массовой, многомиллионной антииндивидуальной «пандемии» явилось троцкистско-ленинско-сталинское «строительство коммунизма», отголоски которого дают о себе знать и сегодня в скрыто большевистской, троцкистской России: налицо ничем не ограниченная яростная ненависть к «одиночке», моральный закон которого пребывает в нем самом (именно из этого «русского» отношения к индивиду и проистекает нормальное непонимание русскими немецкой души).

В ходе процесса над Брейвиком было затронуто неимоверное количество фактов, подробностей и деталей, но это нисколько не приблизило следствие к понимаю сути дела.

«Мы далеки от того, – пишет в «Афтенпостен» адвокат К. Шётц, – чтобы понять, какие силы и отношения стоят за гротескными поступками Брейвика». В самом деле, понять это невозможно, оставаясь при таком взгляде на человека, согласно которому индивид есть не более, чем «набор генов». Но является ли случайностью то, что одновременно с недоуменным вопрошанием адвоката о сущности «совершенно особого случая Брейвика, целенаправленно и успешно истребившего конкретную группу людей» (Aftenposten, 19.06.2012), в прессе появляется сообщение о выходе в печать «автобиографии Брейвика», написанной никем иным, как… Христовым Вестником! Это и есть ответ на вопрос многих и многих «специалистов», полагающих себя таковыми на базе одних только знаний о внешней, чувственной действительности. Но надо отдать должное профессиональной порядочности в их тесных рядах: все чаще и чаще раздаются голоса в пользу «обычного чувства справедливости», то есть, в пользу интуиции, судящей уже не «согласно параграфу закона», но в силу своего родства с духовным миром, как миром Истины. В норвежской истории это далеко не первый случай, когда сами «законодатели» ищут опору в «народном здравом смысле». В подсознании норвежца стойко живет убежденность в том, что общественные законы и нормы получены «свыше», от духа, и поэтому могут быть поняты только духовно: «Мы получили наши законы от Света». И в каждом случае, когда какая-то общественная проблема оказывается «неразрешимой» (так было, например, при надуманном резком повышении цен на электроэнергию, при «бесплатности» гидроэлектростанций), на помощь призывается в конце концов здоровое внутреннее чувство истины, «народная смекалка». И в случае с Брейвиком адвокат осторожно спрашивает: «В какой мере можем мы опираться на прирожденное чувство правды народа?» Это великий, исторический вопрос, и он не был бы поставлен, не окажись «принесенными в жертву», по словам самого Брейвика, убитые им люди. Не потому ли Брейвик называет эту «жертву» необходимой?

Как бы это чудовищно не звучало, но необходимой была многомиллионность смертей в первой и второй мировой войнах: все эти люди родятся снова, с нерастраченной в предыдущей жизни волей, которая как раз понадобится для того, чтобы Европа выстояла и выполнила свою историческую задачу. Другое дело, переживания родных и близких погибших, их отчаяние и скорбь, нормально заслоняющие собой какие-то иные соображения. Но именно эта скорбь мира оказывается совершенно не интересной для Народного Архангела, занятого лишь ходом идей и идеальных устремленностей. Как бы парадоксально это не звучало, но Народная душа бесчувственна, как бесчувственны, к примеру, математические построения. Обычно же «народную душу» понимают как темперамент или характер, которые являются низшими, наследуемыми элементами душевности, ориентированными исключительно на «внешнее». Личностть, развивающаяся до индивида с его теперь уже надличностным Я, становится тем самым безродной, пригодной для выполнения поставленной Народным Архангелом задачи. И чем сильнее в индивиде импульс безродности, а это и есть импульс Христа, тем интимнее его отношения с Народной душой. В предельном случае Народную душу не интересует даже национальность индивида, но только сила его духовных устремлений, как раз и обеспечивающая понимание задач Народной души.

Если признать, отбросив мертвые «критерии» психиатров и других «специалистов», что в индивидуальности Брейвика со всей определенностью заявляет о себе германский дух Я, делающий индивида безродным по отношению к своему внешнему окружению, то все сразу станет на свои места. «Брейвик представляет собой тот особый случай, который ставит под сомнение как обычные модели понимания, так и психиатрические критерии», – пишет отнюдь не симпатизирующий Брейвику политический редактор «Афтенпостен» Х.Стангхелле. Вся норвежская культура оказывается поставленной перед необходимостью освоения иных критериев понимания происходящего: это и есть начало «мести за Одина», и «мстителем» оказывается антропософская духовная наука, а единственнымгарантом ее действенности становится сам индивид, будущий Христовый Вестник.

Судебный процесс над Брейвиком построен так, что говорит только одна сторона: в официальной телетрансляции даже предельно короткие реплики подсудимого остаются «неслышимыми» – ни одного слова! Уже это само по себе, равно как и запрет каким-либо образом касаться политической подоплеки массового расстрела, могли бы довести слабонервного подсудимого до коллапса. Но Брейвик терпелив и спокоен, и только особая наблюдательность и может распознать в его обостренном внимании что-то вроде «сожаления» в адрес «обвиняющего непонимания»: ничего, кроме смерти, односторонняя рассудительность в себе не несет, это и есть тот самоубийственный марксизм, но уже не в качестве «неологизма», а в своей непосредственной действительности.

На протяжение многих месяцев следствие тщетно бьется над неразрешимым вопросом: что делает Брейвика таким несгибаемо сильным? Ведь никто из судей не вынес бы и малой доли тех испытаний, на которые добровольно обрек себя «рыцарь Храма». Вот здесь бы и заметить наконец, что «не хлебом единым» жив человек, что движет им в основном-то «незримое», для определения сути которого у судей попросту отсутствуют понятия. И это «незримое» есть ничто иное, как живое существо германского духа, которое, как пишет Р.Штейнер, «ощущается так, как если бы человек в своей душе вступал в диалог с этим существом и позволял ему инспирировать себя во всех отдельных подробностях… Как только человек имеет такое переживание, ему не надо ничегоь другого, как только уверенности в том, что этот Дух стоит за ним как инспиратор, – и человек, таким образом, излагает то, что имеет свою добротную доказательную основу».

Эта истина ровным счетом ничего не значит ни для судей, ни для бесчисленных, с ученой степенью, «специалистов». А ведь многие из них читали труды великого немца Гердера, который сказал следующее: «То, чем являются внешние исторические события, имеет для человеческого рассмотрения ценность только тогда, если человек принимает во внимание духовные силы, из которых явственно происходит то, что воспринимается чувством».

Уже внешняя биография Брейвика дает достаточно фактов в пользу его «безродности», сознательного ухода от «нормы благоденствия»: будучи одним из лучших учеников в классе, Брейвик внезапно бросает школу, и все добытые им позже средства вкладывает «в бомбу», не оставив себе ни жилья, ни пропитания; предлагает на суде смертный приговор самому себе (а также пытки), не желает для себя никаких адвокатов и т. п. Совершенно ясно, что внешние обстоятельства (в том числе и его собственное «физическое тело») не являются для Брейвика определяющими: согласный на смертную казнь, он в то же время утверждает, что «через десять лет станет регентом Норвегии», и речь тут идет, конечно, о духе, который инспирирует его самого, о восходящем духе Я. Именно с позиции такой инспирации индивида и следует рассматривать «дело Брейвика»: «Человек находит свое направление, уверенность своей жизни только тогда, если он в состоянии не только оставаться лишь в своем Я, но и вносить свое Я во все страдания и счастье, успехи и неудачи» (Р.Штейнер). Это крайне необычно сегодня, отсюда «загадочность» и «нетипичность» Брейвика, равно как и «трудность постановки диагноза». Почему речь неизменно заходит о «диагнозе»? Да потому что общество благоденствия настолько уже больно, что сама эта болезнь выглядит как здоровье, а здоровье штемпелюется как безумие. Нет ничего более безумного, чем полагать индивид лишь отражением его внешнего окружения, и именно так и полагают «судьи» («а судьи – кто?»). Индивид вправе поставить вопрос: способно ли общество в лице своих «избранников» (в Норвегии правительственную «элиту» приравнивают к «прекраснейшим розам среди роз») судить о нем с позиций духа, природа которого и есть природа индивида?

Прокурору, заранее озадаченному постановкой Брейвика на «пожизненный психучет» с принудительным «лечением», вовсе незачем вдаваться в те глубокие сомнения честного психиатра (а такие все еще есть, несмотря на пройденную ими развращающую школу материализма), со всей профессиональной скромностью утверждающего: «У нас нет ни методики, ни компетенции, чтобы судить об этом… Мы не можем опытно доказать, что что-то не существует (речь идет об организации «Орден Рыцарей Храма»)» (Aftenposten.20.06.2012). Честный психиатр чувствует себя загнанным в познавательный тупик, выход из которого невозможен «обычными» средствами. Однако инерция материалистического воспитания столь велика, что никто пока не сделал ни шагу в сторону антропософской духовной науки, единственно и дающей ответ на «безответный» вопрос. «Судебная психиатрия, – пишет в своем комментарии Х.Стангхелле, – буквально становится на рога, чтобы втиснуть Брейвика в систему привычных понятий… Суждения повсеместно натыкаются на препятствия, и то же самое можно сказать о фактах… Далеко не всегда присутствует воля к поиску альтернативы психическому заболеванию» (Aftenposten, 20.06.2012). К этому проницательному замечанию следует добавить, что подобного рода «недостаток доброй воли» есть в действительности избыток злой воли, что, к примеру, находит свое примитивное выражение в высказывании «культур-дамы» И.М.Хансен: «Мерзкое чудовище из серого цемента, в галстуке, с прилизанными волосами и стриженой бородкой. Он выглядит мертвецом – и я этому только рада» (Aftenposten, 20.06.2012). Это совершенно типичное «мнение» представителя «элиты», и тут можно дать основанные на «зримых» фактах пояснения: ежедневные многочасовые допросы на протяжение нескольких месяцев сделали бы «мертвецом» любого другого; Брейвика же сломить невозможно, и именно это и вызывает такую яростную злобу и ненависть. Что же касается цвета лица Брейвика, то он, несмотря на невозможность пребывания на солнце, поразительно свеж и здоров, тут «культур-дама» просто фантазирует. Еще одна «культур-дама», и к тому же историк религий, оказалась крайне возмущенной тем, что «Брейвику позволяют ходить в костюме и менять каждый день дизайн-галстуки» (Aftenposten, 10.06.2012). Откуда такая поразительная мелочность? А именно оттуда, что Брейвик есть сила духа, с которой ничего поделать нельзя. Могла ли эта сила духа проявить себя сегодня иначе? В тот-то и дело, что нет. Процесс бездуховного благоденствия зашел в Европе слишком далеко, но этот процесс должен быть остановлен. В евангелии от Луки Христос Иисус говорит так: «Я пришел к вам не с миром, но с разделением». И разделение наступает тогда, когда индивид, а потом и целый народ, приходит к самопознанию. Для склонного к самопознанию уже сегодня не имеет ни малейшей ценности общественный статус «прекраснейшей розы в саду», самозванно присваемый себе политической «элитой». Самопознание не имеет ничего общего со «статусами», оно безродно и выпадает из любой статистической картины действительности. Самопознание есть разделение себя как «статистического индивида» с Собой как индивидуальным космическим существом: эгоистичное повседневное «я» при этом зреет, «тянется вверх» к «покинувшему» его надличностному, космическому Я, и в этом «разделяюще-соединяющем» духовном процессе вырисовываются уже сегодня черты истинного христианства, которое предстоит еще завоевать Европе.

Все «претензии» судей и психиатров к Брейвику касаются только его «статистического «я», отсюда бесконечная возня с «подробностями». Брейвик жертвует этим своим персональным «я», причем, сознательно, лучше всех остальных понимая как крайнюю «преступность», так и «спасительность» своих террористических действий. И шокированные его поступком норвежцы находят в себе душевные силы, чтобы понять, что тут речь идет не только о «преступлении»: речь идет о внутренней расчистке индивида, выявляющей степень его правдивости, и среди «мнений народа» присвутствует и такое суждение: «Разобрался с мусором» (на острове Утойя).

Одним из самых «сильных» аргументов психиатров в пользу «психоза» Брейвика является его… улыбка. «Характерно, – пишет С.Э.Гюллестад, профессор психологии университета в Осло, – что они (психиатры) считают его улыбку лишь знаком болезни, а не чем-то таким, что можно рассматривать в обычном контексте. В диалоге с прокурором Брейвику был поставлен вопрос, почему он улыбается, когда речь идет о его действиях на острове Утойя. И Брейвик ответил, что улыбается не в связи с совершенным им массовым убийствам, но потому, что понимает, куда метит своим вопросом прокурор» (Aftenposten, 21.06.2012). На фоне улыбки Брейвика сами психиатры и ряд солидарных с ними «специалистов» выглядят как настоящие безумцы, и никто из них, кстати, не улыбается. «Изначальной задачей правосудия, – пишет С.Э.Гюллестад, – является осуждение Брейвика как недееспособного» (Aftenposten, 21.06.2012). Иначе говоря, «право» делает свое дело, опираясь исключительно на «параграфы закона» и игнорируя живое содержание «осуждаемого» им явления. Так, одним из постоянно обыгрываемых психиатрами пунктов «болезни» Брейвика стало его «полноправие решать, кому жить, а кому умирать». Однако Брейвик только показывает, что сами эти политизированные подростки уже сделали для себя выбор в пользу самоистребляющего филистерства. Этого не понимает ни один из участников судебного шоу-процесса, принимающий во внимание лишь внешние факты. Но есть и другие, несравненно более важные, внутренние факты: индивиду тесно в клетке господствующего повсюду «римского права». Индивид, созревший для принятия в себя импульса высшего Я, который ведь есть импульс Христа, попросту сам дает себе свободу, не зафиксированную ни в одном «римском» законодательстве. Мораль индивида, с его судящим Я, есть мораль будущего истинного христианства, и эта мораль противоречит «мирной морали» общества благоденствия. Брейвик улыбается потому, что на его стороне Христова свобода, и никаких знаний об этом у «специалистов» нет. С этим своим невежеством они, пожалуй, осудили бы самого Христа Иисуса за его «ненормальность», с их филистерской точки зрения. Единственное, что может предложить профессор психологии университета в Осло, так это традиционный метод Фрейда, «с его анализом бессознательных динамических движущих сил, таких, как восстановление поруганной чести, как ненависть и жажда мести…» (Aftenposten, 21.06.2012). Но что, если поднятые в сознание, эти «движущие силы» высвобождают в подсознании место для куда более значительных сил Народной души? Фрейд ничего не знал о духовной основе человека, оперируя лишь низменными, на уровне инстинкта, душевными переживаниями, что само по себе уже антинаучно, но именно такой желает быть сегодняшняя наука. С точки зрения Фрейда, причиной нехорошего поведения Брейвика на острове Утойя являются, например, его школьные разборки с одноклассниками-мусульманами, в результате одной из которых ему сломали нос… а может еще и «комплекс неполноценности» в связи с пластической операцией.

Ежедневно комментирующий судебный процесс политический редактор «Афтенпостен» Х.Стангхелле наконец-то «разгадал мистерию» Брейвика: речь идет о политическом продукте некой «субкультуры», питающей ненависть к мусульманам. Иначе говоря, сам Брейвик тут не причем, его «сделала» таким «среда». В качестве достойной этого мнения карикатуры выступает «ведущий представитель» названной «среды», по кличке «Человек с фьорда»: он не может простить Брейвику, что тот украл у него, Фьордмана, «честь первенства». Фьордман вовсе не открывает Америку, считая, что мусульмане должны быть изгнаны из всех европейских стран, но каким образом, не поясняет, попросту этого не зная. А Брейвик знает: путем гражданской войны. Никакой мирный исход расово чуждых «приезжих» из Европы сегодня невозможен, и прежде всего потому, что мусульманский «родовой» дух этому категорически воспротивится: теперь Европа – их территория. Воспротивится этому и демократия в своих бесчисленных шоу-учреждениях: ее, демократию, как раз и учреждали для того, чтобы в подходящий момент перемешать белое с черным и навсегда утвердить в Европе серость. Кроме того, не надо быть «конспиратором», чтобы разглядеть в захлестнувшем Европу чужеродном цунами совершенно особый, привилегированный элемент: хазаро-курдских представителей будущего Великого Курдистана, создание которого запланировано мировой закулисой и последовательно проводится в жизнь. Исход этой войны против Европы решается сегодня каждым европейцем в отдельности: хватит ли духа подняться над своим «благоденствием»? От того, станет ли Европа на путь овладения германским духом Я, зависит характер ее отношений с остальным, в том числе и мусульманским миром.

Соблазн «мирного решения» вопроса о «приезжих» стоял и перед Брейвиком, когда он размышлял об убийстве африканского мулата в пригороде Осло: виноват ли этот полунегр в том, что его отцу предоставили в Норвегии «убежище»? Или виноваты те, кто ему это убежище предоставил? Убивать на улицах негров, как это делают некоторые террористические «экстремистские» группы, например, в Германии, все равно что лить воду в буздонную бочку: приедут новые вместе с женами, детьми и бабушками. Вопрос о расово чуждых «приезжих» решает не ненависть к ним, но понимание их полной непригодности строить нордическую культуру. Их вина не в том, что их душевно-духовное, а значит, и ментальное развитие отстает от европейского, но в том, что они поддаются соблазну получить даром нажитое европейцами потом и кровью в течение долгих веков. «Соблазнителями» же оказываются всегда те или иные глобальные «гуманитарные организации» вроде «Красного креста» или «Врачей без границ», попросту загружающие самолеты и теплоходы «черной биомассой». Свою вину перед европейцами «приезжие» успешно могут искупить, вернувшись к себе домой. Вина же политиков, манипулирующих миграционными цунами, намного серьезнее: политиков надо убирать.

Этот «страшный» вывод Брейвика официальные комментаторы стараются всячески завуалировать «обычными», бытовыми неурядицами, пережитыми Брейвиком и встречающимися сегодня на каждом шагу: будто бы он «мстит» за сломанный разозленным мусульманином велосипед и за удар бильярдным кием, будто бы все дело в слухах об изнасиловании знакомой девушки или в угрозах «разборки» в кинотеатре и т. д.) Бытовые стычки с «приезжими», равно как и прочие обстоятельства «трудного детства» Брейвика только стимулировали развитие его внутренних, душевных сил: он учился искать опору в самом себе. Многократно преодолеваемая конфронтация с самим собой, конфликт повседневного «я» и надличного Я, расширяют душу до созерцания ею духа, посредством чего, как отмечает Р.Штейнер, «душа вживается в опыт, который затем может быть выражен в качестве мысли высших духовных существ». И таким высшим духовным существом оказывается Народная норвежская душа, Архангел Один, одухотворяющий тело человека, душа которого соединена с Народным (германским) духом. Такая телесная одухотворенность Одином есть неизбежно пожертвование собой Народной душе как чему-то совершенно живому и действительному. И Брейвик неоднократно говорит о жертвенности своего поступка: он убивает не только множество людей, но и самого себя, как их «современника». При этом самым парадоксальным образом его персона становится в глазах окружающих нарциссической, как бы «любующейся собой», хотя в действительности это акт прощания с жизнью (в ходе допросов Брейвик неоднократно дает знать, что готов на любые пытки). Пресловутое «ледяное спокойствие» Брейвика, изредка осеняемое «загадочной улыбкой», просто так никому не дается: это внешнее свидетельство того, что человек уже «по ту сторону» внутренних катастроф, по ту сторону своих душевных взлетов и падений. Такой человек склонен больше жить в духе, в его инспирациях, чем следовать «зову дня». Отсюда – неприменимость к нему «нормальных» критериев, и именно только с ними и имеет дело сегодняшняя официальность.

Сегодняшнюю норвежскую (как, впрочем, и европейскую) культуру можно с полным правом назвать агасферической: погрязшая в материальном благоденствии, запутавшаяся в преходящих «ценностях», ориентированная на вечное повторение одного и того же. Такая культура заведомо вычеркивает себя из эволюции: это культура смерти. Эта культура к тому же крайне антипатична, в ней отсутствет любовь, как сила познания и восхождения к духу. И когда в лоне такой самоомертвляющейся культуры вспыхивает достаточно сильное Я, совершенно самостоятельно устанавливающее связь с Народной душой, тогда речь идет о преступлении. О Брейвике не говорили бы так много и так подробно, будь он каким-нибудь наркоманом-чеченцем, которому «все равно». Нет, о Брейвике говорят как о «враге номер один», которого непременно надо «победить». Победить самую сокровенную суть Европы: индивида. Победить дух Христа. И чья же это победа?

Культура суждений в сегодняшней Норвегии носит исключительно «послеопытный», внешне ориентированный характер, что уже само по себе противоречит Народному духу, указуюшему на внутреннюю глубину индивида. И это не просто «недоученность» университетского профессора или нахрапистая поверхностность журналиста: это вполне состоявшееся воспитание личности, опустошающее и разрушительное. Что на самом деле происходит на историческом «процессе Брейвика»? Преданная интересам мировой закулисы юридическая и психиатрическая «элита» совершенно эгоистически, в обход духовных путей к истине, перевирает представленные на обсуждение факты. В этом и состоит смысл «культуры всеобщего благоденствия»: в подмене выстраданных европейской душой ценностей броскими агасферическими иллюзиями и в конечном счете в «упрощении» самой сути человека. Победа над Европой, ради чего мировой закулисой устраивались обе чудовищные мировые войны и сегодня впрыскивается в европейские души антиличностный яд материального благоденствия, это всего лишь иллюзия, распознать суть которой невозможно без духовной антропософской науки. Фокусник, в данном случае мировая закулиса, потому и проделывает под аплодисменты свои трюки, что никто не в курсе его махинаций. Современный развитый рассудок способен на самый утонченный обман, но этот «победоносный» рассудок бессилен перед созерцающим эфирным мышлением, осененным силой Христа.