Текст книги "Под крылом судьбы"

Кому звонить? Папе нельзя, у него слабое сердце. Антон в командировке, ничем он не поможет, только все испортит, начнет звонить в МВД или еще куда, переполошит всю страну, а потом устроит мне допрос с пристрастием. Андрею? Конечно, надо звонить Андрею, у него должны быть деньги, даже если их нет, он что-нибудь придумает. Пусть быстрее приезжает!

– Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позднее, – отозвалась телефонная трубка механически вежливым голосом.

Он спит, спит! А я не знаю его домашнего телефона, только номер мобильного. Спит в то время, когда я отчаянно нуждаюсь в его помощи!

Олег, остается только он. Я его тоже боюсь, но куда меньше, чем Бублика. Олег должен, обязан меня спасти!

– Что случилось? – встревоженно отозвался Олег. – Ты где?

– Я на дороге, Олег, – чуть не расплакалась я. – Я машину чужую разбила, с меня пять штук хотят. Олег, что мне делать?

Наверное, он ничего не понял, тугодум, потому что ответил совсем не то, что я надеялась услышать:

– Ты уверена, что с тобой все в порядке, не ушиблась, может быть, вызвать врача?

– Нет, мне нужны деньги, срочно, пять тысяч. У меня есть только пять минут, слышишь. Надо заплатить за разбитую машину.

– Рима, я на переговорах, сам приехать не смогу. – Переговоры в три часа ночи? Врет, врет! Наверняка лежит в постели с какой-нибудь девицей! – Но сейчас подъедет Михалыч.

Михалыч действительно приехал через пять минут, и не один, а с водителем, что меня чрезвычайно обрадовало. Теперь нас было трое против двоих. Михалыч подошел ко мне, а его водитель встал между нами и Бубликом.

– Рима, с вами все в порядке? Ничего не болит?

Я не могла говорить – меня душили слезы, и удалось лишь помотать головой.

– Хорошо. Не беспокойтесь, я здесь и вам ничто не грозит.

Михалыч повернулся к Бублику. За широкой спиной Михалыча я почувствовала себя в безопасности. Скала. Повезло его жене.

– Какие вопросы, Бублик? Почему даму обидел? – совершенно спокойно спросил Михалыч.

Наглая сытая рожа Бублика мгновенно преобразилась. Он осклабился, на его лице появилась подобострастная улыбка; Бублик залебезил перед Михалычем:

– Михалыч, я тебя не узнал. Никаких проблем, это моя корова во всем виновата. – И неожиданно с ненавистью заорал на свою крошку: – А ну сядь в машину, дура! Сколько раз говорил, не умеешь водить – за руль не садись!

– Перед дамой надо извиниться, – так же холодно произнес Михалыч.

– Вы уж меня простите, не разобрался, виноват, – заверещал Бублик, – моя вобла во всем виновата. Вы уж…

– Три дня, – перебил Михалыч, – чтобы машина была как новенькая. Если дама простит.

Михалыч повернулся ко мне – его лицо было суровым и серьезным, но глаза улыбались. Я ничего не ответила, боясь опять разреветься, просто молча кивнула.

– Пойдемте, Рима, я отвезу вас домой. – Михалыч сел за руль машины, предварительно усадив меня рядом. Своего водителя он оставил с моей машиной. – Не беспокойтесь, все будет в порядке.

Спустя несколько минут я призналась:

– Знаете, Михалыч, в аварии виновата я. Она двигалась по главной дороге, а я по второстепенной и должна была уступить. Там знак стоял, разве вы не видели?

– Это в данном случае неважно, тем более что Бублик признал свою вину, – ответил Михалыч и даже не улыбнулся. – Не всегда надо уступать.

Я с удивлением посмотрела на него, пытаясь осмыслить сказанное.

– Вы можете и обязаны давать отпор любым домогательствам, – опять повторил он.

Мои неприятности не закончились происшествием на дороге. Та ночь была самой кошмарной в моей жизни!

Оказалось, что Антон был дома. Как в классическом анекдоте, муж преждевременно вернулся из командировки. Пришла беда – открывай ворота.

– Что случилось, почему так поздно? – спросил он меня, как только я вошла в квартиру.

Не было ни сил, ни желания оправдываться, но никуда не денешься – он имел на меня все права!

– Отмечали закрытие выставки, потом попала в ДТП, разбиралась, – вяло оправдывалась я.

– Разбиралась? – изумился Антон.

Мужчины думают, что только они могут в чем-нибудь разобраться!

– Мне помог начальник службы безопасности из холдинга. – Я искренне молила Бога, чтобы это был последний вопрос Антона.

– Почему ты не позвонила мне? – продолжал допытываться Антон.

– Откуда я знала, что ты дома? Ты уезжал в командировку! – воскликнула я.

– Это не ответ, – сквозь зубы процедил Антон и удалился кабинет.

С каким облегчением я услышала звук поворачивающегося в замке ключа! Но на следующий день Антон устроил мне допрос с пристрастием.

– Видел тебя в новостях. Кто этот тип возле тебя?

– Он владелец гал… – начала было рассказывать я, но Антон оборвал меня на полуслове:

– Я знаю! Кто он тебе?

– Никто, и не смей разговаривать со мной в таком тоне! – вспылила я.

– Смею! – злобно проговорил Антон. – Почему он стоял так близко к тебе?

– Ты понимаешь, о чем говоришь? – я была оскорблена.

– Только не говори, что он твой друг! – Антон с трудом сдерживался, чтобы не кричать. – Мне доложили, что ваши отношения более чем дружеские.

– Кто тебе доложил? Вот у него и спрашивай! – Ужас, он все знает!

– С выставки вы ушли вместе, домой ты вернулась только под утро! – орал Антон.

– Я попала в аварию! – Я ревела, как натуральная дура, попавшаяся с поличным в магазине самообслуживания.

– Я так просто это не оставлю!

Я не ответила. Саднило сердце. Насечка.

Он ушел, громко хлопнув дверью. С того дня Антон не появлялся в доме.

ОЛЕГ. Приятности

Ситуация требовала быстрых и решительных действий. Консорциум я сколотил. Управляющим утвердил Михалыча. Он сам это посоветовал.

– Олег Александрович, – Михалыч старше меня, но всегда обращался только по имени-отчеству. – Если управляющим поставить вас, то получится наглядное демонстративное противопоставление вас Максиму. Не надо обострять обстановку и подставляться.

Безупречная логика Михалыча не раз выручала меня в трудную минуту.

– Будет лучше назначить управляющим меня, – продолжил Михалыч, – все поймут, что руковожу я только номинально, об истинном лидере будут догадываться, но не будут знать в точности, формальных причин ополчиться против вас не будет.

Я согласился, и не считайте это слабостью с моей стороны. Обычный, стандартный тактический прием, я получаю определенную степень свободы, избегая прямых вопросов типа: «Ты что, против Максима пошел?» И следовательно, мог выступать с комментариями, типа: «В стране создана новая финансовая структура, способствующая развитию конкуренции, что, в свою очередь, будет благотворно влиять на оздоровление экономики». Солидно звучит? А Михалыч, топ-менеджер консорциума, – наемный работник, и ему ничего не грозит.

Вот этой свободой я и пользовался, выступая в прессе и на телевидении и давая высокие оценки правительству за своевременное и правильное решение выставить на продажу крупнейший государственный банк, что «позволит пополнить скудный государственный бюджет, улучшить прозрачность отечественного бизнеса, создать новые рабочие места». Правда, Михалыч говорил: «Если купим банк, то половину работников сократим, совершенно не эффективная структура». Но я запамятовал об этом, давая очередное интервью.

Впервые я почувствовал себя знаменитым. Приятно.

Обо мне наконец-то вспомнил и дядя Женя. Его долгое молчание тревожило. Раньше и трех дней не проходило без его звонка либо моего визита к нему. И даже получив годовой отчет, он позвонил лишь раз.

– Олег, я ознакомился с отчетом, – невозмутим и спокоен, как всегда, – прошу тебя, прими возможные в такой ситуации антикризисные меры, но постарайся не вляпаться в очередную авантюру. В свое время я с тобой свяжусь.

Вот и все. Весь из себя такой загадочный и ясновидящий. Да знаю я тебя старик, не можешь простить мне Лилю. Хотя, если честно, не твоего это ума дело. Ты бы лучше с дочкой своей разобрался, а то разводит шашни… при живом муже.

Конечно, так я рассуждал только «про себя». Нисколько не умаляю его роль. Он умен, силен, влиятелен, это не только признается, но и принимается мною как очевидность. Но размер нашего бизнеса достиг такой величины, что решать проблемы старыми, кулуарными, масонскими методами уже нельзя. Наступает новое время цивилизованного бизнеса. Хотя бы формально цивилизованного. Что я и пытаюсь делать, покупая банк на аукционе.

– Олег, нам надо встретиться и поговорить обстоятельно. – Его голос звучал напряженно и обеспокоенно. – Предупреди охрану, чтобы пропустили, приеду на такси. Так надо.

Я бы послал за ним машину, но меня остановили слова «так надо». Кому надо, тот пусть и приезжает.

Дядя Женя ласково и крепко, по-мужски, обнял меня и держал в объятиях чуть дольше, чем обычно. Мы прошли в кабинет и без предисловий приступили к разговору. Обращаю на это внимание потому, что обычно мы не сразу говорили о деле. Он всегда расспрашивал о здоровье моих родителей, интересовался мнением о политических событиях, восхищался Роналдо или, на худой конец, делился впечатлениями о погоде за окном. Недавно приходили англичане, они, как и дядя Женя, прежде чем приступить к переговорам, деликатно повосхищались нашим городом и нашими девушками. Насчет города я соглашусь, а вот последнее их замечание всего лишь комплимент. Кстати, если бы дядя Женя и сегодня поинтересовался бы моим мнением о погоде (о девушках он меня не спросит никогда), то я бы ответил, что весна в этом году необычно холодная. Промозглая такая, пронизывающая. До самого нутра. А вот девушки (он, конечно, не спросит, но тем не менее) излишне темпераментны. Особенно некоторые. Одна.

– Решение твое одобряю, почему бы нам не купить банк, – проговорил дядя Женя. Мне было приятно это слышать – ожидал упреков и старческого нытья. Получается, я опять был несправедлив к нему, беру свои слова обратно. Не все.

– До меня доходят разговоры, что президент серьезно озабочен состоянием бизнеса в стране. Борьба между предпринимателями давно перешла от конкурентной к закулисной и перерастает в криминальную, – продолжал дядя Женя.

Он удовлетворенно перевел дыхание, видя мое внимание. Ясно, что он тщательно готовился, а в таких разговорах самое трудное – начало.

– Он намерен жестко пресечь любые перекосы. Все должно быть сделано по закону. Мы можем надеяться на справедливое проведение аукциона, по новым, а точнее, по цивилизованным правилам. У нас есть реальный шанс победить. Конечно, твое решение было исключительно рискованным, но провидческим.

Дожили, теперь ясновидящим оказался я. Хотя не скрою, мне это приятно слышать. Сплошные приятности. Приторно даже.

– Рад слышать, – теперь надо успокоить старика, у него на лбу написано слово «обида», – не хотел втягивать вас в авантюру, чтобы не затрагивать ваше имя. Поэтому и принял такое решение, не посоветовавшись. Извините, я был не прав.

Дядя Женя никак не отреагировал на мои слова.

– И все-таки что-то не так, – он хлопнул ладонью по колену.

Я обратил внимание на его руки. Кожа на тыльной стороне ладоней стала дряблой, появились старческие пятна. Пальцы как будто стали длиннее и тоньше, и вообще старик заметно похудел.

– Если бы дело не касалось Максима, то все было бы логично и понятно, – спокойно и уверенно говорил Евгений Ильич. – Что-то здесь не вяжется.

– Мне трудно судить, но именно сейчас наступил подходящий момент. – Теперь наступила моя очередь глубокомысленно порассуждать, я приноровился к этому в разных интервью. – Если президент хочет очистить страну от коррупции и беспредела, то начинать надо именно с Максима. Только тогда народ поймет его правильно и, что самое главное, поверит.

– Ты сам-то веришь, что это возможно? – улыбнулся дядя Женя.

– Совершенно не важно, верю я или нет. Но только тогда мы сумеем избежать наших уродливых форм ведения бизнеса. И только тогда все предприниматели, и я в том числе, прижмем хвосты и будем работать по-настоящему, а не… – чуть не произнес слово «тырить».

Дядя Женя никогда не согласится, что наш бизнес основан на воровстве. По его мнению, мы работаем и зарабатываем. Вспомнил недавний афоризм одного нефтяника: «Чем работать и просить – лучше стырить и молчать».

– Будем надеяться, что так. В таком случае я снимаю шляпу перед президентом. – Впервые дядя Женя заговорил так образно.

Он заметил мое удивление.

– Да вот, ходил на юбилей одной поэтессы, купил сборник ее стихов, – смущаясь, сообщил он, вытаскивая из кармана книжку. Забавно, первый раз вижу его таким, – ты понимаешь, проняло. Даже не знал, что стихами можно достигнуть такой глубины.

Когда-то давно (когда же это было?) я любил читать поэтические сборники. Почему-то у Пушкина врезались в память не общепринятые строки, скажем, из Онегина, а, например, такие: «…одна, полуодета…». Это о мужской ревности, сильнейшее поэтическое чувство. Из современников запомнился тогда еще малоизвестный, а ныне маститый поэт: «Я помню то оцепененье, передо мной возникла ты…». Ну, скажите, чем хуже Пушкина? Но чтобы дядя Женя увлекался поэзией, фантастика! Хотя почему нет, библиотека у него колоссальная, правда, состоящая преимущественно из мемуаристики, истории, философии. А теперь вот и поэзия. Век живи…

– Ну, это я так, к слову, – он встал с кресла. – Хочешь почитать?

А почему нет?

– Конечно. С удовольствием.

– Для тебя и нес, – хитро улыбнувшись, ответил дядя Женя.

Наступил день подачи заявки. Озабоченный Михалыч, как всегда, старался оградить меня от неприятностей.

– Вы бы поменьше выступали в прессе, зачем нам такое внимание?

– Пойми, Михалыч, если бы мы помалкивали, нас бы потихоньку и прихлопнули. Привлекая внимание к нашим персонам, я тем самым создаю условия для твоей и моей безопасности. Заметил, аукционом заинтересовались иностранные наблюдатели?

Михалыч не стал возражать, но по его лицу было ясно, что он по-прежнему недоволен.

– Не люблю я такого, никогда не выпячивался. Ладно, вам виднее, – Михалыч развернул бумаги. – Ну так что, подаем заявку?

– Подписывай, Михалыч, мы же знали, на что идем.

– Тут надо заявить стартовую сумму, сколько писать?

Я призадумался. Минимальная цена, запрашиваемая правительством, определена в пятьдесят миллионов. Максим предложит пятьдесят пять, максимум шестьдесят. Больше не даст, удавится.

– Пиши семьдесят, Михалыч, – решил я, – на аукционе будем торговаться до ста.

– А если кто-то предложит больше? – засомневался Михалыч.

– Тогда все, кина, как говорится, не будет. А кто может дать больше? – Михалыч не на шутку напугал. – Разве есть кто-то еще?

– Это я так, просто спросил.

– Михалыч, ты не шути со мной, я сейчас с трудом понимаю юмор. Найти запросто сто миллионов баксов в нашей стране не сможет никто. Об этом стало бы известно задолго до аукциона.

– Хорошо, я подписываю и отправляю документы. – Михалыч закрыл папку и продолжал сидеть за столом.

– Что-то еще, Михалыч? – Вот человек, испортил настроение и не уходит.

Михалыч придал своему лицу мечтательное выражение. Никудышный из него артист.

– Думаю прикупить пару картин, как считаете? – Он был доволен произведенным эффектом, видя, как перекосилось от удивления мое лицо. – Выставка открылась, Рима Евгеньевна приглашала. Не идти нельзя, а пойду, так надо купить что-то.

– Слушай, Михалыч, не морочь мне голову, – пробормотал я. – Хочешь картину – иди и купи.

– Олег Александрович, нехорошо получается, она начнет спрашивать о вас, что я скажу?

Михалыч меня уже достал.

– Признавайся, что ты затеял, и оставь меня в покое вместе со своей Римой, как ее там, Евгеньевной.

– В таком случае я скажу, что покупаю картины для вас. Некрасиво получится, если вы совсем проигнорируете выставку. Весь город там будет. И соблюдем правила приличия.

– Михалыч, – пригрозил я, – с каких пор тебя стали заботить правила приличия?!

На Михалыча моя угроза не подействовала, как не подействовала бы любая другая.

– Пойду присмотрюсь, узнаю, что да как, – уклончиво ответил он. – Да и жена моя рвется на выставку.

– Так бы и сказал, Михалыч. Боишься признаться, что стал подкаблучником, – успокоился я.

Лицо Михалыча расплылось в улыбке.

– Ладно, купи что-нибудь и для меня, – разрешил я. – Уговорил.

Со следующего дня начиналась моя командировка в Китай. Официально – чтобы привлечь иностранных инвесторов, а на самом деле – чтобы спрятаться от встреч и звонков. Как только станет известна заявленная нами цена, мой телефон раскалится от напряжения. Если я останусь в городе, мне придется выслушивать угрозы типа: «Куда прешь, жить надоело?», или уговоры: «Олег, сними заявку, зачем создавать проблемы, Максим предлагает тебе дружбу», либо звонки из администрации: «Имейте, пожалуйста, в виду, что вам потребуется доказать легальность источников финансирования, в противном случае…»

А меня нет. А на нет и суда нет, как нет и прокуратуры, администрации президента, комитетчиков и других уважаемых и исключительно компетентных людей.

– Олег Александрович в командировке, – будет отвечать секретарша. – А телефон в Москве оставил, на столе забыл. Я так переживаю… Если он свяжется со мной, я немедленно сообщу ему о вас.

Мне нравится Китай. И традиции, и кипящее строительство, и памятники старины. Поток людей всюду: на проспектах и улицах, в переулках и во дворах, в магазинах и ресторанах. Они везде, их много, они похожи друг на друга. Пытаясь разглядеть лица, я не увидел злобы и ненависти, холода и равнодушия, как это нередко бывает у нас, но я не встретил также страсти, отчаяния, мечтаний и нежности. Все лица одинаково приветливы. «Их тьмы, и тьмы, и тьмы».

Обращаясь к прохожему, я испытываю приятные ощущения. Не понимая ни слова из моей речи, китайский собеседник пытается добросовестно помочь гостю. Это важно, и я благодарен ему за это.

Проблем с языком у меня, как правило, не бывает. Проблемы у тех, кто хоть что-то знает. Когда не знаешь ничего, то соответственно нет и проблем. Приехав в чужую страну, надо выучить несколько слов: здравствуйте, до свиданья, спасибо, гостиница, такси (оно во всех странах «такси»), девушка, красивая (это слово обязательно для мужчин), сколько стоит, пиво и можно еще водка (если есть такое желание). Этого достаточно. По-китайски это будет: ниха, цайдье, сесся, пингва, такси, кунья, пьяоля, до-ся, пидъё и пайдъё. Да, еще одно слово: хао – хорошо, и пухао – нехорошо. Китайцы молодцы, голову себе не морочат. Добавляете к любому слову приставку «пу» и получаете новое слово с обратным смыслом. А теперь можете положить визитную карточку гостиницы в нагрудный карман и смело отправляться в путь. Только не забудьте визитку, название отеля, если вы рискнете произнести его вслух, не поймет ни один таксист. Во-первых, вы обязательно забудете название, а во-вторых, с вашим произношением в Китае ловить нечего.

Бродить по улицам китайских городов огромное наслаждение. Меня не замечает никто, не потому что человек там как песчинка или, более того, как пыль. Нет, потому что человек как естественная среда, как лист на дереве, как столб у дороги, как колесо автомобиля. Все это есть, но никто не замечает, потому что колес, особенно велосипедных (их там не менее двух миллиардов), замечать никто не будет. Но, обратите внимание, если человек проколол колесо, то его не задавят, не обматерят за образовавшуюся пробку, не посмотрят с презрением и ненавистью. Его объедут, обойдут, как горная речка обтекает валун. Правда никто при этом не бросится помогать, поднимать упавшего, взывать о помощи. Упавший поднимется сам.

Был свидетелем, как таксист, не справившись с управлением, сбил велосипедистку. Я попытался выскочить из машины, чтобы оказать помощь. Но таксист с упреком посмотрел на меня, продолжая оставаться неподвижным и ожидая, когда женщина встанет и освободит дорогу. Но поразило не это. Женщина, с трудом поднявшись и оттащив в сторонку велосипед… даже не взглянула на водителя! Она восприняла происшедшее как обычный, житейский несчастный случай. И также отреагировал на случившееся таксист, через секунду продолживший напевать прерванную веселую песенку.

Не знаю, плохо ли это. У нас помощь пострадавшему обставляется как шоу, с кучей любопытствующих глаз, с восторженными возгласами: «Вот это он ее уделал!», иногда даже с неким чувством самоудовлетворения и гордости: «Какой я молодец, помогаю! Требую награду за бескорыстную помощь!» А если мы стали жертвами происшествия, то виновнику несдобровать. Ему еще повезет, если он отделается обычными оскорблениями в свой адрес. А бывает и похуже, ломают, как физически, так и морально. Не хочу жалости к себе. Не лезьте. И не лезу к другим.

Понравилось и то, что в парке у реки стоит очередь возле скамейки. Ждут, чтобы занять место. Нет, это мне не понравилось.

Знаете, мои поверхностные наблюдения привели к мысли, что они не просто великая и древняя нация. Их ждет большое и мощное будущее (знаю, я не первый в таких умозаключениях). У них нет ярко выраженного, эгоистического и самовлюбленного «я», что свойственно сытым государствам и активно культивируется у нас. Рикша спит у дороги, почти в пыли, но если его негромко окликнуть, то просыпается мгновенно. У них есть рынки, которые открываются в пять утра и закрываются в восемь… утра(!). Они высаживают рис в феврале, стоя по колено в воде. Они не разводят костры на природе, потому что нельзя. И мечтают служить в армии. Мужчины в огромном количестве пьют пиво, обожают играть в карты и очень боятся своих женщин. Они стройными колоннами выходят на дороги, чтобы очистить их от гололеда. Они делают многое из того, что непонятно нам. Они своего добьются.

Китайцы необычны для нас, для нашего восприятия, но исключительно интересны. Даже на деловых переговорах, ведущихся по общепринятым международным правилам, они никогда не скажут «нет». Это неэтично и может обидеть собеседника. Я разобрался в этом довольно быстро. Если партнер по переговорам вдруг неожиданно заулыбался и согласно кивает, а потом начинает что-то обсуждать со своими коллегами, значит, он не согласен.

Есть еще один прием – гастрономический. Китайцы очень гостеприимны, стол, как правило, ломится от еды и напитков, причем все отменного и необычайного вкуса. Как вам сладкие, посыпанные сахаром помидоры? Не говорю о коконе шелкопряда и лягушачьих внутренностях. Я это ел, и мне понравилось. Хочешь понять чужой народ, пойми, что им доставляет удовольствие. При этом они, кстати, совершенно не могут понять, почему мы едим сметану.

– От одной мысли тошнит, глядя, как вы едите сметану. Ложками! – делился впечатлениями китайский бизнесмен.

Так вот, этот прием они применяют частенько со своими советскими партнерами (так и говорят – «советскими»). На очередном из банкетов оказался человек, внешне интеллигентный, ранее не участвовавший в переговорах. Он налил себе и мне по полному бокалу коньяка и потребовал выпить до дна за дружбу между нашими народами и за вечное партнерство наших компаний. Не сказать, что я большой мастер по таким вещам, но уж китайцам в этом вопросе я уступить не мог. С одной лишь оговоркой.

– Коллеги, мне не составит труда выпить бокал коньяка, но беспокоит судьба этого человека, для него такая доза может оказаться неподъемной.

Китайцы стали заверять меня в обратном, а этот тщедушный интеллигентик заявил, что я его боюсь. Профессиональный провокатор. Мы осушили бокалы и проделали это еще трижды под дружные аплодисменты присутствующих. После чего интеллигент-провокатор, хрюкнув, упал лицом на стол. Проворные официанты утащили его прочь. А у меня, к счастью, хватило ума предупредить своих партнеров по переговорам:

– Можете задавать вопросы, господа. Но, пожалуйста, запомните, что если я вам сегодня что-нибудь пообещаю или даже подпишу, то завтра мы начнем все сначала.

Китайцы принялись заверять меня, что не хотели ничего дурного.

– Вы, уважаемый Олег, постоянно чем-то озабочены, нервничаете. Вот мы и подумали, что так будет лучше. А завтра продолжим переговоры, – голосом милой и обаятельной переводчицы сообщил партнер по переговорам.

Пятнадцать минут назад эта невзрачная хрупкая девочка была мне совсем не интересна. Ее переводческий опыт оставлял желать лучшего, а мой затуманенный алкоголем мозг с трудом переваривал ее вопросы.

– Скажите, господин Олег, ваша компания добывает полезные насекомые?

Ни фига себе, пронеслось у меня в голове, они хотят покупать насекомых. Какие же из них полезные?

– Есть у нас леса, – профессионально и невозмутимо ответил я, – там столько комаров!

Гостеприимные хозяева с трудом изобразили невозмутимость, услышав мой ответ из уст перепуганной переводчицы. И только на следующий день мне стало ясно, что она перепутала слово «насекомые» со словом «ископаемые». Еще она предложила химикаты для уничтожения мелких грузинов в наших зерносеющих районах (речь шла о грызунах). А позднее, в моем номере, она доверительно сообщила, что живет на Украине (как оказалось – на окраине).

Вообще, китайская кулинария – это тема для отдельного разговора. Я, например, был потрясен тем, что они подают на стол живую рыбу. В одном из ресторанов рыбу опускают в аквариум с водкой, она пьянеет и теряет сознание. Потом ее чистят, аккуратно снимают кожу со спины, не задевая внутренностей, чтобы рыба не умерла, срезают мясо, нарезают его ровными дольками, кладут все на место, прикрывают кожей и подают гостям. На тарелке рыба трезвеет и начинает биться, трепыхаться прямо на блюде!

Я, как почетный гость, должен был первым отведать лакомства. И после этого их чем-то не устраивает наша сметана!

Вечером позвонил Михалыч. Мы проиграли аукцион. В то утро объявили о третьем участнике, купившем банк за сто пять миллионов долларов.

Я метался по номеру, не зная чем себя занять, мысли не хотели приходить в порядок. Я чувствовал себя как та рыба из ресторана, оглушенная алкоголем, и бился и трепыхался. Неожиданно попалась на глаза книжка, подаренная дядей Женей. Глаза выхватили такие строчки:

 
Не дай мне шакальего, подлого вздоха,
Дай волком издохнуть!