Текст книги "Тень на камне. Исторический детектив"

Глава 10

רקם

Внезапно нежные звуки флейты сменились громом литавр. Под их бравурный перезвон и тревожную барабанную дробь из правого параскения медленно вышла процессия жрецов, одетых в белоснежные мантии. Они несли на плечах носилки, на которых под балдахином помещался большой куб из плотной черной материи, обернутый в основании золотой парчой, символизирующий бетэль Душары.

Изображение бога осторожно поставили в центре круглой орхестры, и главный жрец в наступившей тишине торжественно возгласил:

– Приветствуем тебя, о Душара, владыка мира, родившийся сегодня от Хаабу, – одетые в белое фигуры пали ниц перед верховным божеством Набатеи.

Вновь мягко запели флейты и кифары.

– Да будет Душара, покровитель этой горной страны, милостив к своим рабам…

Длившееся более двух часов священное действо подходило к концу. Иллута, стоявший у входа в левый параскений, ожидая условного знака, с облегчением вздохнул и окинул взглядом переполненный театр.

– Тысячи четыре, не меньше, – навскидку определил он количество зрителей. – Да, гостей в этом году значительно больше, чем обычно. Интересно…

– Да ниспошлет Набатейскому царству мир тот, кто отделяет ночь от дня, – напевно продолжал Цийу заключительную речь. – В двадцать пятый день месяца кислев тридцать пятого года господина нашего Раббэля, который возродил и спас свой народ…

Но Иллута уже не слышал патетических восклицаний главного жреца. Его шеф – друг царя Саллай, сидевший в первом ряду рядом с Раббэлем, обернулся в его сторону и едва заметно кивнул. Это был сигнал к действию. Иллута в ответ склонил голову и быстро юркнул внутрь параскения.

Длинная узкая комната, предназначенная для переодевания актеров и хранения декораций, была завалена брошенным как попало реквизитом, использованным во время представления, сценическими масками и костюмами. Посреди этого хаоса сидели и лежали усталые актеры, отыгравшие свои партии. Одни вполголоса делились впечатлениями, другие старательно стирали грим с лица или переодевались в повседневную одежду.

Иллута, ловко лавируя между людьми и предметами, протиснулся к задней стене, возле которой у переносного трехногого столика стоял высокий худощавый человек. Налив воды из пузатого глиняного кувшина, он поднес кружку к губам и, повернувшись, встретился взглядом с агентом Саллая.

– Пора, Сарут, – тихо сказал Иллута.

Актер кивнул и, залпом опорожнив кружку, направился к двери, ведущей в помещение скены.

В это время под оглушительные звуки труб и тамбуринов священное действо завершилось, зрители зашумели и начали покидать театральные ряды.

Царь, окруженный многочисленной свитой, широким проходом между левым параскением и боковой стеной зрительного зала вышел через арку на центральную улицу. Здесь его уже ожидала жреческая коллегия. Главный жрец Цийу, успевший сменить белую мантию на расшитый золотом парчовый наряд, почтительно передал государю изящной работы золотой жезл с изображением орла – неизменный атрибут главного бога Набатеи и символ царской власти. Сопровождающие Раббэля стратеги – высшие военные руководители и правители областей Набатейского царства гиппархи неторопливо заняли свои места в колонне, и длинная процессия торжественно тронулась к святилищу Душары, где все было готово для традиционного обряда жертвоприношения.

На площади перед храмом уже толпился народ, отделенный длинным канатом от территории возле жертвенника, предназначенной для участников церемонии. Среди собравшихся поглазеть на обряд с участием царя Иллута наметанным глазом выделил нескольких римлян, особо отметив, что один из них, недавно приехавший в город под именем Секст Фабриций Курсор, был одет как типичный набатейский ремесленник. Он нахмурился и, подозвав своего сотрудника, худенького шустрого паренька, шепотом дал ему короткое распоряжение. Тот скосил глаза на волнующуюся толпу и, отступив от шефа, мгновенно растворился среди горожан.

А Иллута продолжал наблюдение. Сама церемония, виденная им сотни раз, его мало интересовала, поэтому, когда царь в сопровождении жрецов и придворных проследовал в наос – сакральное место, где стоял бетэль Душары, он остался на площади, стараясь по своему обыкновению смешаться с любопытствующей публикой, и внимательно вслушивался в разговоры окружающих.

– Как тебе, нравится?

– Величественное зрелище, что и говорить!

– Не понимаю, почему государь так бедно одет?

– Где бедно?! Что ты мелешь?

– Ну как же! Жрецы в золотой парче, а господин наш Раббэль в такой же белой рубашке, какую носят все придворные.

– А роскошный пурпурный плащ?! Знаешь, сколько стоит такая материя?

– И заметь, пурпурную оторочку на переднике имеет право носить только царь.

– Все равно, хочется видеть государя в золоте, драгоценностях…

– Глупости, что он – женщина?

– По моему мнению, даже очень хорошо, что наш государь скромен в одежде и не подражает иноземцам. Был я в прошлом году на одном из островов Великого моря. Вы не представляете, как смешно одевается знать у тамошних обитателей! Взять хоть правителя народа кефа – ну и наряд! Юбка желтая, одна половина туники темно-фиолетовая, другая – ярко-красная, на пелерине сиреневые кружки нашиты – что твой зимородок…

– Постойте, а куда это уходит Саллай? Он, что, не будет участвовать в пиршестве?

Действительно, в проеме распахнутых настежь дверей храма, обрамленных колоннадой, показалась узнаваемая фигура друга царя в праздничном одеянии. Закинув за плечо полу тонкого алого плаща, он с озабоченным видом сбежал вниз по ступенькам и решительно зашагал в сторону мостовой, справа огибающей святилище. За ним торопливо проследовали двое слуг, к которым на выходе с площади бесшумно присоединился Иллута.

Царский советник с сопровождающими сел в поданную повозку, и экипаж направился в северную часть города. Достигнув святилища Ободы, все кроме Иллуты поднялись по длинной лестнице и вошли внутрь. Агент Саллая ожидал внизу, присев на нижнюю ступеньку и бросая вокруг внимательные взгляды.

Тем временем обряд жертвоприношения закончился, и царский кортеж, за которым на почтительном расстоянии следовали собравшиеся горожане, медленно двинулся в обратном направлении. Впрочем, идти было недалеко.

Сразу за комплексом терм на квадратной площади, обрамленной тройными колоннами, капители которых венчали искусно вырезанные слоновьи головы, располагался Большой дом – так называлось в Рекеме здание, предназначенное для заседаний народного собрания. Здесь расторопные дворцовые рабы уже все приготовили для общего пиршества, по обычаю ежегодно устраиваемого царем в заключительный день празднеств в честь рождения верховного божества Набатеи.

Столы для знати и почетных горожан были накрыты в залах верхних ярусов, куда вели две боковые лестницы, простой люд пировал в помещениях первого и нижних этажей и во дворе, где были накрыты столы. Посуда для гостей разного сорта тоже сильно отличалась: перед приближенными царя стояли дорогостоящие металлические и финикийские стеклянные сосуды для вина и сикера, от огня многочисленных светильников загорались яркие блики на гранях серебряных и золотых кубков и чаш, тускло отливали светом днища медных и бронзовых подносов. Простолюдинам же предлагалось довольствоваться грубоватой глиняной посудой.

Угощенье, впрочем, для всех предлагалось одинаковое. Столы были уставлены кувшинами с красным виноградным вином и блюдами с овечьим и козьим сыром, зеленью, овощами, смоквами, финиками, цитрусовыми и виноградом, круглые корзины доверху наполняли ячменные лепешки из пресного теста и зерновой хлеб из Египта. Рабы на огромных подносах разносили горячее мясо, уже разрезанное на порции, – жареное на вертеле и тушеное в раскаленных закрытых ямах, в специальных керамических горшках подавалась мясная похлебка. Слух царских гостей услаждали придворные музыканты, наигрывающие на флейтах и кифарах легкие задорные мелодии.

Веселье было в самом разгаре, когда Саллай, сидевший по правую руку царя, заметил у входа в зал возле колонн, украшенных рельефами с гирляндами цветущих вьюнков, знакомую коренастую фигуру в коричневом бурнусе, особенно выделяющемся на фоне светлых одеяний гостей. Вошедший с темной улицы Иллута, щурясь от огня многочисленных светильников, растерянно озирался по сторонам, с любопытством рассматривая пирующих, уже изрядно захмелевших.

Саллай бросил на него призывный взгляд, но Иллута его не заметил, заглядевшись на изумительной красоты потолок. Полюбоваться было чем: по углам высокий потолок зала был отделан замысловатой лепниной с позолотой, оштукатуренную поверхность покрывала нежных расцветок роспись, изображавшая аистов, ибисов и вальдшнепов среди изящно переплетающихся виноградных лоз.

Друг царя, извинившись перед сидящим рядом стратегом Абишу, который с восторгом старого вояки рассказывал ему какую-то маловразумительную историю из своего походного опыта, поднялся и подошел к агенту.

– Ну что? – тихо спросил он.

Иллута поднял на него глаза и, виновато вздохнув, понуро опустил голову:

– Мы не смогли его взять.

Царский советник нахмурился, бросил небрежный взгляд на суетящихся неподалеку рабов, прислуживающих за трапезой, и коротко бросил:

– Здесь слишком людно, выйдем.

Они вышли в длинный коридор, как и комнаты, поражающий отделкой. Стенная штукатурка нежной голубовато-зеленой расцветки выгодно оттеняла композиции стуковых рельефов, которые в мерцающем огне настенных светильников, казалось, двигаются, словно живые.

Убедившись, что коридор пуст, Саллай повернулся к своему агенту и строго приказал:

– Теперь рассказывай все подробно.

Иллута, волнуясь, вытер лоб полотняной салфеткой, и начал:

– Сначала все шло по плану. Как и было задумано, по вашему сигналу я провел Сарута в храм Душары, где он загримировался и переоделся в вашу одежду. Когда обряд жертвоприношения закончился, он вместо вас направился к святилищу Ободы. Уверен, никто не заметил подмены. Сопровождая вашего двойника, я заметил, что за нами неотступно следует один подозрительный тип, на которого я еще раньше обратил внимание.

– Чем он вызвал твои подозрения?

– Как вы знаете, я считаю своей обязанностью помнить в лицо всех римских граждан, появляющихся в городе. Так вот, этот человек был одет как наш ремесленник, но я-то знал, что он римлянин, недавно приехавший в Рекем.

– Имя?

– Секст Фабриций Курсор.

– Продолжай.

– Когда Сарут вошел в святилище, я остался внизу у лестницы. Переодетый римлянин тоже ждал, притаившись на южной стороне площади за колоннами. Конечно, он хорошо спрятался, но я прекрасно видел своего человека, которого отправил следить за ним. Фарван подал мне знак, что наш подопечный здесь.

– Умно, – Саллай одобрительно кивнул головой.

– Благодарю, господин мой. Затем актер спустился и, как было условлено, пошел той дорогой, какой вы всегда ходите к своей резиденции. Огибающая святилище тропинка, как вы помните, проходит мимо большой цистерны для воды. Здесь-то злодеи и устроили засаду.

– Ну-ну, рассказывай.

– К этому времени уже порядочно стемнело, и я потерял из виду Фарвана. Но, когда, следуя за актером на расстоянии семи локтей, как принято при дворе, мы с вашими слугами приблизились к повороту, вдруг услышали осторожный свист и затем крик дозорного. Честно говоря, я бы не обратил внимания, но сразу за этим раздался сигнал Фарвана – короткая трель пастушеской свирели. Так мы подаем друг другу знак тревоги в темноте, если нельзя зажигать огонь. Это означало, что кричал римлянин. Мы пустились бегом, и за поворотом возле цистерны застали потасовку: Сарут с каким-то человеком катались по земле, сцепившись в смертельной схватке. Того в темноте было не разглядеть, лишь в руке мелькало лезвие ножа. Мы кинулись на помощь: я на ходу снял плащ и накинул его на голову нападавшего. Он взвыл и завертелся, пытаясь сбросить опутавшую его материю. Я стал снимать с пояса шнур, чтобы связать пленника, а ваши слуги в это время помогали встать актеру. Вот тут-то мы и сплоховали. Пока я возился с веревкой, убийце удалось освободиться, и он, прыгнув, как кошка, сиганул за цистерну. Мы тут же бросились в погоню, но, увы… – Иллута потерянно развел руками, – поздно. Он исчез, словно растворился в темноте. Я кликнул подмогу, но, сколько мы со стражниками потом ни искали, вооружившись факелами, все без толку. Прочесали весь квартал…

Царский советник раздраженно передернул плечами:

– Это смешно и глупо – надеяться, что убийца будет дожидаться, пока вы его отыщете. Он давно смылся. Ты же сам знаешь – между скалами полно тропинок, по которым можно быстро попасть в другую часть города.

– Верно, господин мой, но, откровенно говоря, у меня была надежда, что этот человек заблудится. Думаю, он чужой здесь, а незнакомцы с трудом ориентируются в нашем скальном городе.

Саллай насмешливо фыркнул:

– Неужели ты думаешь, что его не натаскали? Он действовал не наобум, а по четкому плану, который придумал кто-то весьма умный. Но ты не сказал, что второй шпион? Вы схватили его?

– Нет.

– Проклятье! Почему?! Ведь твой человек висел у него на хвосте.

Иллута смутился:

– Видите ли, я подумал – пусть лучше он останется на свободе. Он же не знает, что за ним следят, а нам это дает возможность контролировать дальнейшие действия заговорщиков. Ведь, поскольку покушение на вас не удалось, они… э-э… я думаю, предпримут новую попытку.

– Это уж непременно, – мрачно согласился Саллай. – Ну что ж, ты прав, так будет лучше. Кстати, Сарут в порядке?

– Да, весь в ссадинах и синяках, но не ранен. У него мгновенная реакция – актерская выучка. К тому же он был начеку, так что нападение не оказалось для него неожиданным, на что, видимо, рассчитывал убийца.

Тут дверь распахнулась и в коридор стремительно выскочил невысокий подросток, на белой рубашке которого красовалась пара голубых крыльев – знак богини Ал-Кутбы, покровительницы вестников. Покрутив головой, он увидел в конце коридора беседующих и, подбежав к ним, поклонился как положено по дворцовому этикету.

– Чего тебе, Патмон? – спросил Саллай придворного посыльного.

– Государь просит друга царя Саллая к себе.

– Хорошо, иду, – царский советник обернулся к своему собеседнику. – Ты ступай тоже отдохни, присоединяйся к гостям. Да, и… Сарут здесь?

– Нет, господин мой, он остался…

– Пошли за ним. Когда народ разойдется, ждите меня в угловой комнате нижнего яруса. Решим, как действовать дальше, – Саллай кивком отпустил агента и поспешил вернуться в зал.

Подойдя к золоченому креслу, на котором, опустив голову, в задумчивости сидел царь, он негромко проговорил:

– Вы звали меня, господин мой.

Раббэль поднял глаза на своего советника и жестом указал ему на кресло. Саллай сел рядом с царем. Тот по-прежнему молчал.

– Я вижу, вы чем-то обеспокоены, – осторожно подал реплику Саллай.

Царь вздохнул:

– Да. Мой сын… ему необходимо вернуться. Ты понимаешь…

Саллай грустно покачал головой. Он был одним из немногих, посвященных в тщательно скрываемый секрет царской семьи – крайне неприязненного отношения Ободы, сына Раббэля от первого брака, к нынешней супруге государя.

Первая жена Раббэля царица Гамилат, долгие годы страдавшая болезнью сердца, умерла три года назад. Царь очень горевал о ней, но в прошлом году во время праздника урожая правитель Авдата Илкан впервые представил ко двору свою дочь, невысокую хрупкую девушку с длинными пушистыми волосами, заплетенными в замысловатую прическу. Ама сразу привлекла внимание мужской половины высшего общества, пленяя не столько даже своей редкой красотой, сколько робкой грацией движений и доверчивым взглядом бездонных черных глаз. Неожиданно для всех и для самого себя царь влюбился в эту очаровательную девушку и женился на ней.

Брак сорокапятилетнего Раббэля с юной красавицей, не принадлежащей к правящей династии, вызвал смущение и глухой ропот среди ближайшего окружения царя. Это было грубым нарушением правил. По традиции, неукоснительно соблюдавшейся на протяжении всей истории Набатеи, овдовев, царь должен был взять в жены вторую из своих сводных сестер.

Отец Раббэля Малх II от первой жены Хулду имел двух дочерей – старшую Гамилат и младшую Хагру. На Гамилат Раббэль согласно традиции женился, едва вступив в совершеннолетие и приняв от матери бразды правления государством. Вторая сестра Хагру, по обычаю также носившая титул царицы, до сих пор жила в Рекеме и была неизменной участницей всех официальных мероприятий, проходивших при дворе.

После своей вторичной женитьбы Раббэль, всегда хорошо относившийся к сестре, желая загладить нанесенную ей обиду, приказал отчеканить партию бронзовых монет, где Хагру изображена рядом с ним, и подарил ей одно из самых красивых зданий города. Расположенный в центре Рекема особняк по величине и необычайно изящному архитектурному решению вполне мог соперничать с царским дворцом. Пятиэтажный дом был высечен в скале, за исключением верхних ярусов, выложенных из камня. Фасад первого этажа состоял из чередующихся полукруглых и треугольных фронтонов, а начиная со второго – из ряда полуколонн, по мере возвышения все убыстряющих темп за счет увеличения частоты. Это был роскошный подарок, и Хагру казалась довольной, однако в ее общении с царственным братом появилась некоторая скованность.

Со стороны общины Раббэль, бросивший дерзкий вызов вековым устоям, поначалу тоже встретил неудовольствие, но постепенно недоброжелательные смешки и сплетни в народе стихли. Ама несмотря на свою молодость – ей едва минуло двадцать – повела себя весьма умно. Она держалась очень скромно, сопровождая царя во время официальных церемоний, всегда оставалась на втором плане, одевалась со вкусом, но не броско и не в пример женам придворных не злоупотребляла драгоценностями. Единственным человеком, чьего расположения юной царице так и не удалось добиться, был сын Раббэля. Обода, которому тогда исполнилось семнадцать лет, встретил мачеху откровенно враждебно.

Ама, видя, как тяжело царь переносит отчуждение сына, тактично пыталась наладить отношения, но в ответ встречала лишь холодное презрение. В конце концов Раббэль принял решение, давшееся ему нелегко, – уступил давнишней просьбе сына и отпустил его в Дамаск, где он стал учеником известного эллинско-египетского философа Афрания. Но за прошедшие полгода политическая обстановка в регионе так накалилась, что царевичу больше невозможно было оставаться на территории римской провинции.

Саллай, хорошо понимая опасения царя и сложность ситуации, сейчас сочувственно внимал запинающейся речи своего господина. Раббэль, казалось, с трудом подбирает слова.

– Обода должен вернуться немедленно, иначе никак нельзя, – медленно говорил царь, хмуря брови. – Хотя он живет в Дамаске под чужим именем, риск слишком велик. Кто-нибудь может донести, и мой сын станет заложником в руках римлян. К тому же я ожидаю удара в любой момент, а как только начнутся военные действия, дороги будут перекрыты.

– Вы совершенно правы, господин мой.

– Так вот, я поручаю тебе это ответственное дело. Завтра же ты тайно отправишься в Дамаск.

– Но…

– Без возражений!

– Слушаюсь, господин мой, – Саллай деликатно кашлянул и, чуть помолчав, мягко проговорил. – Я только хотел сказать, что мне будет очень тяжело оставить вас в такой момент, когда римские агенты готовятся к покушению на вашу жизнь. Я ведь докладывал вам…

Раббэль поднял глаза на своего советника и твердо сказал:

– Я знаю. И все-таки поручаю именно тебе привезти моего сына. Он верит тебе и уважает твое мнение. Я хочу, чтобы ты поговорил с ним, убедил его… вести себя… иначе. Со мной ничего не случится, не тревожься, охраны у меня больше чем достаточно. Это же ненадолго. До Дамаска всего четыре дня пути, столько же обратно, да в городе ты пробудешь день, максимум два. Думаю, я смогу продержаться до твоего возвращения, – царь через силу улыбнулся.

Саллай покорно склонил голову:

– Воля ваша, господин мой. Но с вашего позволения Иллута будет при вас неотлучно на все время моего отсутствия, – он вопросительно посмотрел на государя.

Тот пожал плечами:

– Делай как знаешь, я не возражаю.

– Благодарю. Полагаю, мне следует выехать на рассвете, поэтому прошу позволения покинуть вас, чтобы все подготовить.

– Иди.

Саллай поклонился и стремительно вышел в коридор. По привычке внимательно оглядевшись по сторонам, он спустился по боковой лестнице на первый ярус и заглянул в зал, откуда раздавались звуки кифар вперемешку с нестройным пением, смехом и невнятными речами хмельных гостей. Он слегка поморщился и вошел внутрь.

Воздух внушительных размеров помещения был густо напоен ароматами жареного мяса, шафрана и белой корицы, которой набатеи имели обыкновение приправлять горячие напитки. Окинув взглядом ряды столов, вокруг которых сидели пирующие, Саллай обнаружил в дальнем углу зала своего агента и сделал приглашающий знак. Иллута тут же встал и направился к шефу, на ходу слегка стукнув по плечу сидевшего за соседним столом Сарута. Тот обернулся и, поняв намек, тоже поднялся. Все трое прошли в конец длинного коридора и исчезли в маленькой угловой комнатке.

רקם