Текст книги "Нерассказанная сказка Шахерезады"

Потянуло табачным дымом. Гуля и Санти курили в саду, приоткрыв дверь. Марию они не видели.

Женщины между собой не очень ладили, но с кем еще посплетничать, как ни друг с другом?

– Как тебе новая повариха? – продолжила диалог Санти. Она не выговаривала букву «р», и последнее слово прозвучало как «повавиха». – Что о ней думаешь?

– Шлюха, – безапелляционно заявила Гуля. – Будет ко всем, кто в штанах, подкатывать.

– Мне показалось, она втюрилась в Антона.

– Такие, как она, влюбляются в принцев, а спят со всеми его придворными. Так что за своим Герасимом приглядывай.

Мария поняла, о ком они: о садовнике Ильджасе, он был немым. Когда-то он трудился на садоводческом рынке разнорабочим и грузчиком. Антона тронуло то, с какой любовью мужчина относится к растением, как чувствует их, и он взял Ильджаса на работу. Тот приходил в дом четыре раза в неделю, а жил вместе с такими же гастарбайтерами, как он, в квартире-общежитии. Им же помогал на стройке в свободное от основного занятия время. Все деньги отправлял домой, семье. Мария и не догадывалась о том, что между садовником и горничной что-то есть. При ней они почти не общались.

– Я в Ильджасе уверена, – ответила Гуле Санти.

– Зря, – бросила она и, как думалось Марии, пожала пухлыми плечиками. У нее был богатый язык тела в отличие от мимики: застывшая улыбочка и ничего больше. – Повариха москвичка с собственным жильем. С ней кувыркаться можно, когда и где угодно, а не только втихаря и по-быстрому. Вы же тут, в саду, грешите? Больше негде, у нас с тобой одна комната на двоих.

– Не твое собачье дело, где мы… – и осеклась, не желая употреблять слово «грешим». – И вообще, пошла… в задницу!

Гуля ответила смешком. Она была очень саркастичной, недоброй на язык женщиной. При этом никогда не психовала, не срывалась на крик в отличие от Санти. Жалила прицельно и хладнокровно. Тех, от кого не зависело ее благополучие, открыто. Рыжовых исподтишка. Мария считала, что таким работником не место в доме, но Гулю не увольняли, потому что она отлично справлялась со своими обязанностями. С Василием Ивановичем было непросто, особенно сейчас, когда он начал двигать рукой. Мог ударить, кинуть что-то. Но и когда лежал, проявлял дурной характер: в памперсы не ходил, терпел, но стоило их снять, давал организму волю. До болезни он таким не был. Но хворь калечит не только тело…

Мария встала с кресла и проследовала к выходу. Замерев в проеме, кашлянула. Решила сделать вид, что только зашла в сад и не слышала разговора женщин. Санти, которая видела ее тут с Антоном, наверняка думала, что домоправительница покинула его вместе с хозяином, иначе не молола бы языком. Шашни между всеми работниками Рыжова, не только прислугой, но и офисными, запрещались, а она призналась в связи с садовником.

– Ой, а вы разве не ушли? – испуганно спросила Санти, выскочив из-за самшита.

– Вернулась, чтобы напомнить о ваших обязанностях. Завтра смена белья, а оно не глаженное.

– Да, я сейчас займусь.

– Но сначала хорошенько проветрите. Дымом пахнет. – Курить в доме тоже запрещалось. А все из-за Чапая, который был вынужден бросить, от чего страдал. – Доброй ночи.

– И вам.

– И мне… бы, – тяжело выдохнула Мария, уходя.

Глава 4

Еще одна ночь позади!

Мария выключила настольную лампу, затем кондиционер. Подошла к окну, выглянула на улицу. Погода испортилась. Вчера было солнце, а сегодня небо серое, низкое. Дождя нет, но, скорее всего, будет. Это ничего, под дождем Мария любила ходить. Не под ливнем, конечно, но если покрапывало, ей нравилось. Капли успокаивающе постукивали по зонту, в мелких лужах плавали веселенькие бензиновые пятна, пахло свежо…

Она приоткрыла форточку, впуская в помещение воздух с улицы. Мария жила на втором этаже, и до нее доносился аромат цветов, росших на клумбе, разбитой во дворе пожилой соседкой с первого. Дачи у нее не было, а к земле тянуло, вот и облагораживала территорию. В зиму намеревалась высадить кустарник и голубую ель.

Зазвонил телефон. Мария взяла его с прикроватной тумбочки.

– Привет, надеюсь, не разбудил? – услышала она голос Антона. Знал бы он, как рано Мария встает, не спрашивал бы.

– Доброе утро.

– Свяжись, пожалуйста, с Русланой. Напомни, чтоб не забыла завтра взять с собой документы. Еще я скинул тебе список блюд, которые ей нужно будет приготовить. Купи продукты для них.

– Хорошо. Как Василий Иванович себя чувствует?

– На удивление хорошо. Потребовал на завтрак котлету и еще что-то, мы не поняли.

– Журнал «Танки Великой Отечественной». Он выходит в конце месяца, и наверняка уже пришел. Пошли Санти или Гулю к почтовому ящику.

– И что бы я без тебя делал!

«Что бы Я без ТЕБЯ делала? – вернула ему вопрос Мария. Естественно, мысленно. – Сошла бы с ума или наложила на себя руки…».

Работой у Антона она спасалась. Поэтому почти не брала выходных.

Устроилась Мария к нему вскоре после того, как Рыжов развелся. Сначала по-приятельски помогала. Жанна, расставшись с мужем, переехала в Италию. Доставшийся ей особняк сдала. Сына оставила с супругом.

Мария пришла навестить Антона и обалдела. В квартире творился бардак. Многочисленная прислуга только делала вид, что работает. Особенно наглели горничные. Мало того, что ужасно убирались, так еще подворовывали. Старшая, совершая закупки, подделывала чеки. Повар выпивал. А дворецкий просто ничего не делал. Взять его в штат было прихотью Жанны.

Она попросила разрешения навести порядок. Антон дал добро. И Мария уволила всех, кроме повара. Но тому пришлось закодироваться. Затем она наняла двух горничных: одну постоянную, вторую приходящую. Нашла для десятилетнего Ярика няню: Антон постоянно пропадал на работе, Василий Иванович тогда еще жил отдельно, а оставлять ребенка одного было неправильно. Сменила сантехника, обслуживающего квартиру. Проверила счета, оказалось, по ним не плачено уже полгода. Раньше домашние дела вела Жанна. Не очень хорошо, коль набрала какой-то сброд, но худо-бедно. Антону же было не до этого. Во-первых, работа, во-вторых, переживания. Он не хотел разводиться, уговаривал супругу передумать (это была ее инициатива), готов был простить измену и согласился на то, что второго ребенка будет вынашивать суррогатная мать. Но Жанна была непреклонна, и Рыжовы расторгли брак.

Второй раз Антон женился спустя полтора года. Привез супругу из Пакистана. Поехал по делам доставшегося от покойной мамы и расширенного бизнеса, а вернулся не только с новыми контрактами, но и с супругой.

Опять неподходящей!

Никак Антон не мог понять, что та, кто сделает его счастливым, находится рядом. Это Мария, женщина, которая любит его уже многие годы…

Закончив разговор с Антоном, она вернула телефон на тумбочку и отправилась в ванную. Контрастный душ, маска, макияж, прическа – на это она тратила больше часа. Безупречный внешний вид для Марии был очень важен. Каждое утро она начинала с ритуала наведения красоты. А выходные посвящала походам в салон.

Включив воду, она скинула с себя шелковую сорочку, трусики. Хотела шагнуть под душ, но замерла у зеркала. Фигура уже не та. Попа утратила рельеф, талия стала шире, грудь чуть провисла. Не удивительно, ведь Мария совсем не занимается спортом. И все же она хорошо выглядела: стройная, пропорциональная, с гладкой белой кожей. Фигура сохранилась лучше лица, это очевидно. Бессонные ночи не прошли даром, оставив на нем отпечатки. Без ухода Мария выглядела бы старше своих лет. У нее были бы нависшие веки, синие мешки под глазами, опущенные уголки губ.

Передернувшись, Мария забралась-таки под душ. Она себя не накрашенную едва терпела. Даже дорогостоящей уход не делал кожу безупречной, а глаза выразительными.

Когда через полчаса Мария приступила к макияжу, то почувствовала себя умиротворенной. Ужасы ночи забылись, пот смылся, как и слезы, лицо засияло благодаря маске и тонкому слою выравнивающей основы.

Из дома она вышла уже при полном параде: накрашенная, с красивой прической, в приталенном пиджаке и узких брюках. Мария была идеальной вешалкой, на которой смотрятся любые фасоны, но предпочитала она женственные силуэты. Но на работе переодевалась в одежду, не сковывающую движений. Тоже элегантную, модную, но не облегающую.

Дождь все еще собирался, и, чтобы успеть до него, Мария воспользовалась метро. Гулять она собиралась до того, как узнала о том, что нужно купить продукты. Основную их часть она брала в супермаркете, но за чем-то заезжала на рынок. Там дороже, но вкуснее, и уже есть свои продавцы.

Когда Мария прибыла в квартиру Рыжова, обнаружила в ней гостью. То была Жанна, бывшая супруга Антона. Она сидела в гостиной, попивая кофе. Ярослав находился рядом. Он хрустел чипсами и пялился в телефон. Как все подростки, он был от него зависим. Да и отвык он от матери, не знал, о чем с ней говорить. Пытался жить с Жанной, когда она вернулась из Италии, но через месяц сбежал к отцу.

– Доброе утро, – поприветствовала ее Мария.

– Салют, – отозвалась Жанна. Сбросив туфли, забралась на диван с ногами. В квартире она по-прежнему чувствовала себя как дома. Являлась часто и без предупреждения. Ела без спроса, будь то приготовленный поваром обед или колбаса из холодильника. – Вы, говорят, кухарку взяли? И где она?

– Повара, – поправила ее Мария. – Выйдет завтра.

– А я надеялась отведать ее стряпни. Ярик хвалит.

Парень, не отрывая взгляда от экрана смартфона, кивнул. А Мария не стала задерживаться в гостиной, отправилась в кухню, чтобы убрать продукты в холодильник.

Вчера они с Антоном обсуждали Жанну, вспоминали, какой она была. Так вот от той пухляшки с волнистыми каштановыми волосами ничего не осталось. Худая, грудастая брюнетка с точеными скулами и манящими губами была невероятно хороша собой, но похожа на многих. Фотографиями подобных тюнингованных девушек завален инстаграм. Правда, в отличие от них, Жанна сделал себе только грудь. Фигуру вылепила, занимаясь в зале. Скулы обозначились, когда она похудела на двадцать кило. Губы у нее всегда были пухлыми, их нужно было только немного подкачать, чтобы стали выразительнее. Все эти перемены шли Жанне. Марии не нравились разве что ее волосы. Чернить, наращивать, выпрямлять… Зачем? Свои были красивее. Но те, мягкие завитки, не вписывались в новый образ сексуальной стервы.

Превращаться в нее Жанна начала сразу после родов. Отлучив сына от груди в полгода, она обнаружила, что та чудовищно растянулась. Зарядка и мази не помогли. Жанна уговорила мужа подарить ей новый бюст. Тот не отказал. Думал, она подтянет кожу и все. Но Жанна вставила себе импланты четвертого размера. Результатом осталась более чем довольна. Единственное, что ее не устраивало, это то, что грудь лежала на пухлом животике. Стоишь со втянутым – еще ничего, а как сядешь – она на складочку укладывается, и не производит эффекта. Пришлось худеть.

Когда Ярику исполнилось два года, Жанна вошла в желаемую форму. Достигнув стандартов модели «Плейбоя», она вдруг поняла, что погрязла в быту, живет скучно, мало куда ходит, не блистает в обществе. Антон, что удивительно, ее понял, и не стал возражать против Жанниных выходов в свет. Пусть себе развлекается, что в этом плохого? Главное, чтоб не затянуло…

Но увы. Жанна нырнула в бурные тусовочные воды с головой. Ее болтало от модных показов до закрытых вечеринок. Она без счета тратила деньги на наряды и стилистов (без них она, как и раньше, одевалась нелепо), время – на подготовку к выходу и болтовне с подружками, нервные клетки – на переживания из-за сплетен или неудачных фото в светской хронике. Когда Антон высказывал недовольство этим, срывалась. Обвиняла мужа в том, что он хочет заточить ее в золотой клетке.

Угомонилась после того, как ее стилиста посадили за распространение наркотиков, а две приятельницы после этого легли в реабилитационные центры. Сама она была чиста, но боялась запятнать свое доброе имя и вызвать гнев мужа. Он ее как минимум устраивал, а, быть может, она его тогда еще любила. Хотя бы чуточку…

Антон обрадовался, что жена нагулялась, наигралась. Стал просить второго ребенка. Но не для того Жанна совершенствовала свое тело, чтобы снова дать ему расплыться. Да и не хотела она большую семью. Заботы с ней не оберешься!

Чтобы не заскучать, Жанна решила заняться образованием. Сначала думала восстановиться в институте, но потом плюнула на это. Зачем ей диплом менеджера? Работать она все равно не собирается. А вот знание итальянского пригодится. Жанна регулярно летала в Милан на шопинг, и с восхищением смотрела на тех дам, что объяснялись с консультантами и продавцами на их родном языке…

Так в ее жизни появился Петро.

Он был родом из крохотной Сиены. В Москве, где он работал по контракту, Петро чувствовал себя не в своей тарелке, терялся. Чтобы хоть как-то прижиться, стал искать общение с русскими. Лучшим поводом к знакомству и сближению были уроки итальянского. Петро давал их тем, кто был ему симпатичен. Оплату брал умеренную, потому что не ради денег преподавал.

Жанне он понравился не сразу. Невысокий, лысоватый, он сильно проигрывал внешне ее красавцу-мужу. И все же он чем-то ее зацепил. Стали дружить. Когда отношения преподавателя и ученицы изменились, Мария точно не знала. Догадывалась, что вскоре. Слишком плохо Жанна говорила по-итальянски для человека, занимающегося языком несколько раз в неделю.

Когда у Петро кончился контракт, он был вынужден вернуться в Италию. Жанна не смогла без него и, добившись развода, последовала за милым. Однако серьезных отношений не получилось: ни официальных, ни долгосрочных. Те, что смогли построить, продлились два с половиной года. Жанна вернулась в Россию, наверняка, думая о том, чтобы воссоединиться с брошенным супругом, но он неожиданно для всех женился во второй раз.

– Мань, у тебя есть пять минут? – донесся из гостиной голос Жанны.

– Сколько раз просить тебя не называть меня так, – проворчала Мария. Ее с детства называли полным именем, и она даже к Маше не привыкла. Соглашалась только на Мари Антона.

– Прости, прости, забыла. – Она зашла в кухню, босая, очень грациозная. У Жанны были красивые маленькие ножки, которые она переставляла, чуть вытягивая носок. В детстве занималась балетом, но мать решила, что дочь должна развиваться в другом направлении, и забрала ее из студии. – Ты в курсе, что за дела с наследством?

– Нет, – коротко ответила Мария, сосредоточенная на сортировке продуктов.

– Почему?

– Это не мое дело.

– Да, но Антон с тобой многое обсуждает. Ты же его подружка… – Мария молчала. – Ярик, по-моему, чего-то не понял. Говорит, ему оставили какие-то медные тарелки.

– Фамильную коллекцию бронзы. – Она обманула Жанну. Знала, что за дела с наследством. Антон, как дружок, рассказал.

– На черта она ему?

– Это и память о предках, и удачное вложение денег. Коллекция дорогая, но с каждым годом ее ценность увеличивается. К моменту, когда Ярославу исполнится восемнадцать, и он сможет ее получить, она вырастет в цене, как минимум, на десять процентов.

– Ты ее видела? – заинтересовалась Жанна.

– Часть ее. Мама Антона держала любимые вещи в серванте, и гости дома могли их рассматривать. Меня завораживали китайские чайнички и пиалы. Они были крохотные, изящные, будто кукольные.

– А что получил Антон?

– Спроси у него.

– Хотела, но он не стал со мной разговаривать, бросил трубку. Пришлось ехать сюда. Но Антошки не застала.

– Ты извини, мне нужно проведать Василия Ивановича.

Мария быстро ушла с кухни.

Отца Антона она застала в любимом кресле-качалке. С недавних пор Василий Иванович начал сидеть в ней. Тело его пристегивали ремнем, чтобы старик не выпал, и он с удовольствием проводил в кресле время. Мог просто в окно смотреть, слушать радио (телевизор с недавних пор презирал), а сегодня читал журнал. Тот самый, про танки. Он лежал на приставном столике, Василий Иванович листал страницы действующей рукой.

– Доброе утро, – поприветствовала его Мария.

Старик поднял глаза и улыбнулся ей ими. Молодые, яркие, они контрастировали с бледным безжизненным лицом.

– Как вы себя чувствуете?

Старик закивал. Это означало «хорошо».

– И выглядите неплохо. – Хотелось добавить: «Для человека, который вчера терял сознание». – Через полчаса придет Владимир, – так звали физиотерапевта Рыжова-старшего. Тот сморщился. Не любил заниматься. Хотел, чтоб его оставили в покое. – Надо, Василий Иванович, надо. У вас такой прогресс наметился.

Старик указал на кнопку в стене, ею он вызывал Гулю. Мария нажала ее.

Василий Иванович закрыл журнал, посмотрел в окно, за которым капал дождь. Его зеленые глаза изменили цвет на болотный. Крокодил завещал брату книги. Целых триста штук. Нераспроданный тираж своей биографии. Хотел еще раз сделать ему больно. Посмертно.

Антон получил от дяди семейные архивы: фото, дедовы записи, награды, партбилет. Еще пару картин, подлинников, с советской тематикой. На одной Ленин, на другой рабочие на митинге. И этот жест тоже должен был разозлить брата, а не племянника. Крокодил называл отца оголтелым комунякой не просто так, вот доказательства.

Что же касается имущества, то его Геннадий отписал кому-то другому. И свое, и родительское. Отдал чужим, лишь бы досадить брату. За что он так его ненавидел, Мария не знала. Но причина наверняка была, потому что на одном дурном характере так далеко в своей антипатии не уедешь.

Прибежала Гуля. От нее пахло табаком. Опять курила в зимнем саду с Санти? Кого на этот раз обсудили? Скорее всего, Жанну. Она обеим не нравилась, но горничной больше. И это объяснимо: Санти души не чаяла в нынешней супруге Антона, а в бывшей видела угрозу. Зачем она постоянно таскается в дом? Проведать сына? Да не смешите! Плевать ей на парня. А на бывшего мужа нет. Так и думает, как его обратно вернуть. Чуть что, звонит. Даже по пустякам. И все к себе загород заманивает. Якобы за помощью обращается. С канализацией проблема, Жанна Антона зовет. И он едет, потому что не может отказать матери своего сына. Тем более Ярик тоже в доме бывает, особенно часто летом, в жару.

Мария покинула комнату Василия Ивановича, переоделась в кладовой-гладильной-раздевалке, в общем, бытовом помещении. То была большая комната, переделанная из гардеробной Жанны. Антону и его супруге она не требовалась, их вещи умещались в обычных шкафах-купе.

Когда Мария вышла, услышала звонок. Причем дверной. Решила, что это Владимир, которого в подъезд впустил консьерж. Но, когда открыла, увидела не физиотерапевта, а незнакомую женщину.

– Здравствуйте, я из полиции. Капитан Утесова. – И продемонстрировала корочки.

– Доброе утро… Или не совсем, раз к нам явилась полиция?

– Могу войти?

– Да, конечно. – Мария посторонилась, впуская Утесову. На вид той было около тридцати, среднего роста, стройная. Длинные темные волосы стянуты на затылке. Глаза серые, большие. На прямом носу веснушки. Симпатичная, но очень серьезная.

– Вы супруга Антона Васильевича Рыжова?

– Нет, я домоправительница. Меня зовут Марией.

– Хозяина дома нет?

– На работе. – Она провела капитана в гостиную. В ней вяло прибиралась Санти. Увидев незнакомку, отложила тряпку и с любопытством на нее воззрилась. Мария представила ее капитану: – Наша горничная, Санти.

– Давно вы здесь работаете? – обратилась к ней Утесова.

– Почти два года. А вы кто?

– Из полиции, – и снова сверкнула корочкой. – Значит, вы хорошо знакомы с Глебом Куликом?

– Не очень. Мы почти не общались. Он считал меня не своего поля ягодой.

– А вас? – капитан обратилась к Марии.

– Ее тоже, – ответила за нее Санти. – Он донельзя высокомерный. Мнит себя гением кулинарии. Дипломы, что получил во Франции и Мальте, в кухне вешал, когда тут работал. Была у него еще полка для наградных статуэток. На равных Глеб только с хозяевами общался. А мы все для него были челядью.

– Это правда? – уточнила Утесова у Марии.

– Санти преувеличивает. Хотя про дипломы – чистая правда.

– То есть вы с ним ладили?

– Нет. Я контролировала его или, как считал Глеб, вставляла ему палки в колеса.

– Каким образом?

– Сама делала закупки продуктов, составляла меню, учитывая вкусы хозяев, а не полет фантазий повара.

– Когда он был здесь в последний раз?

– Две недели назад, кажется.

– Без одного дня, – внесла уточнение Санти. – В позапрошлое воскресенье он готовил закуски для фуршета, который Антон устроил для приятелей из своего клуба. – Он играл в сквош. В Пакистане это был очень популярный вид спорта, и Рыжов увлекся им еще в детстве. – Глеб хозяину не угодил. Пропустил мимо ушей информацию о том, что среди гостей аллергик, и нельзя использовать арахис. Антон после приема его отчитал. Сказал, что шеф стал работать из рук вон плохо. Предположил, что тот снова запил.

– И уволил его?

– Эти слова не прозвучали, – ответила ей Мария. – Но намекнул, что сделал уже три китайских предупреждения, а это предел. Больше мы Глеба не видели.

– Вас это не удивило?

– Решили, что он запил. Я оставляла ему сообщение, просила явиться, чтобы написать заявление по собственному (Антон не хотел увольнять по статье, он добрый) и получить расчёт.

– Еще забрать свои драгоценные дипломы, – снова встряла Санти. Многие люди с дефектами речи предпочитают больше помалкивать, но только не она. – Мы сняли их со стены, сложили в пакет.

– А статуэтки?

– Глеб их давно забрал. Жиром покрывались, тускнели. Теряли нарядный вид в общем, а этого он потерпеть не мог.

– Была среди них эта? – Утесова достала планшет и показала фото: земной шар на подставке в форме поварского колпака. На нем гравировка.

– Он ею особенно гордился. Дали за первое место в каком-то мировом конкурсе.

– Глеб что-то натворил? – спросила Мария.

– Он умер, – буднично ответила Утесова.

– Раз его кончиной занимается полиция, делаем вывод, что не своей смертью?

– Да, его убили. Размозжили череп.

– Какой кошмар, – ахнула Мария.

– Да. Крови было много. Но хуже другое, труп Глеба пять дней пролежал в квартире. Соседи позвонили 112, когда начали задыхаться от смрада. Дни жаркие стояли, сами понимаете.

– За что его?

– Выясняем.

– Ограбили?

– И это тоже. Никто из вас не был у Глеба в гостях?

Женщины синхронно покачали головами.

– Знаете что-то о его личной жизни? Тоже нет? Может кто-то из обитателей этой квартиры?

– Я тут не обитаю, но знаю, – послышалось из коридора. Мария уже и забыла, что Жанна здесь. – Здравствуйте, я слышала ваш разговор. – Она подошла к полицейской, представилась. – Жанна Рыжова, экс-супруга Антона. Это я брала Кулика на работу. – Интересной фамилией Глеб был обязан происхождению, он родился в Белоруссии, где до сих пор обитали все его родственники. – До этого он был шефом в одном изысканном ресторане, куда я часто ходила. Там заказывала только авторские блюда от Глеба Кулика. Балдела от них. И очень хотела есть их каждый день. Поэтому стала переманивать Глеба к себе. Но он отказывался до тех пор, пока не рассорился с владельцем и не был изгнан с поста шефа. Сыр-бор разгорелся из-за дочки хозяина. У Глеба с ней роман приключился, и это не понравилось папе. Для девушки повар, пусть и экстра-класса, не являлся достойной партией. Ко всему, он был вдвое старше.

– Чем закончилась эта история?

– Да ничем. Встречались тайно какое-то время. Но девушку отец отправил в Англию, там ее быстро замуж выдал. Глеб ждал возвращения возлюбленной, но ее все устроило: и муж, и ее новое положение, и заграница. А повар мой тогда впервые забухал. Но быстро себя в руки взял, бросил пить, причем сам. Однако в женщинах разочаровался на всю жизнь. От отношений бежал и, как мне кажется, даже сексом не занимался.

– С чего вы это решили?

– Глебушка симпатичным мужиком был. И стройным, что редкость для повара. К нему многие мои приятельницы подкатывали. Но он никому… скажем так, не дал сорвать свой цветочек.

– Может, не для них рос?

– Если вы намекаете на то, что Глеб, разочаровавшись в женщинах, сменил ориентацию, то нет. Голубые братья тоже к нему подкатывали.

Полицейская осмотрелась. Прикинула размер квартиры. Поняла, что она даже больше, чем на первый взгляд.

– С кем я еще могу поговорить о покойном? – Жанна пожала плечами. – Нынешняя супруга Антона Васильевича дома?

– Экзотическая игрушка, привезённая из Пакистана? – Хохотнула бывшая, чем разозлила Санти. Она так и полыхнула взглядом. – Где ж ей быть? Сидит в комнате у себя. Только вам с ней поговорить не удастся. Она по-русски не бельмеса.

– Я знаю английский.

– А она нет. Говорит на каком-то странном диалекте и немного понимает основной язык Пакистана урду. Поэтому общается лишь с мужем и горничной.

– Вы знаете урду? – подивилась капитан.

– Немного, – ответила Санти, вопрос арестовывался ей. – Мама научила. Она девочкой жила на территории современного Пакистана. После раздела Британской Индии ее семья, придерживающаяся индуизма, была вынуждена переехать. Мама освоила хинди и английский. Это помогло ей найти хорошее место.

– В общем, новоявленная госпожа Рыжова вам ничем не поможет, – прервала горничную Жанна. Ей не нравилось, когда кто-то переключал внимание на себя, а тем более прислуга. – Как и отец Антона. Он паралитик.

– Единственный, кто может что-то добавить к тому, что сказала Жанна, это Владимир, – встряла Санти.

– Кто он?

– Физиотерапевт Василия Ивановича. Он частенько обедает тут, но ест не в столовой, а в кухне. Мужчины болтали друг с другом, много смеялись. Они были на одной волне.

– Уж такой Вовчик человек, – хмыкнула Жанна. – Ловит любую. Серфингист, елки-палки.

Тот на самом деле находил подход к каждому человеку. С ним и Василий Иванович вел себя сносно, а ведь именно из-за действий Владимира он больше всего мучился, и Ярик его считал своим в доску, и жена Антона позволяла массировать себе ноги, тогда как остальных мужчин (за исключением мужа, естественно) к себе не подпускала, да и от женщин держалась подальше. Ей были неприятны самые невинные прикосновения.

– Где я могу найти этого Владимира?

– Он будет с минуты на минуту.

И тут раздался звонок. Мария поспешила открыть.

Это был действительно Владимир. Чуть выше среднего роста, коренастый, с жидкими, но покрывающими всю макушку волосами. Над ушами и на затылке они чуть вились. Как у тезки, маленького Володи Ульянова, Ленина. Мария была октябренком, видела его на звездочке. Мужчину можно было назвать невзрачным, если бы не его улыбка. Появляясь, она озаряла его лицо. Даже если Володя был в медицинской маске, все равно. Глаза лучились, их уголки поднимались вверх, и взгляд становился задорным, чуть лукавым.

Переступая через порог, Володя улыбался во весь рот. Видна была золотая коронка на шестерке. Единственная. У него были великолепные зубы, а этот он сломал в студенчестве, когда открывал ими бутылку пива.

– Доброе утро, драгоценная Мария. Как же я рад вас видеть!

– Это взаимно, Володя. Но у меня для вас скорбная новость. Умер Глеб.

– Кулик? – улыбка на губах осталась, а в глазах потухла. – Что с ним случилось? Пьяным за руль сел? Он такое пару раз проделывал.

– Его убили, и сейчас у нас полиция. Пойдемте скорее, с вами хотят поговорить.

Лицо Владимира стало серьезным и непривлекательным. Без улыбки его рот обмякал, и губы становились похожими на два переваренных вареника.

Мария проводила его в гостиную, познакомила с Утесовой, которую звали Варварой, она успела прочесть имя на документе.

– Мы не дружили, – ответил Владимир на ее первый вопрос: «В каких вы были отношениях с покойным?» – Но иногда пересекались за стенами этого дома. Не договариваясь, встречались в магазине виниловых проигрывателей и грампластинок «Мелодия». Вы не помните, слишком молоды, но когда-то так называлась всесоюзная фирма звукозаписи…

– Знаю. В доме родителей до сих пор хранятся пластинки Высоцкого. Папа его большой поклонник.

– У меня есть с автографом Владимира Семеновича.

– У Глеба тоже имелись редкие пластинки?

– Мою редкой не назовешь. Высоцкий жил и творил не так давно, активно записывался и выступал, так что у многих есть пластинки с его автографом. Глеб же гонялся за Вертинским. Но покупал и Утесова, и Русланову. Его коллекция была значительно ценнее моей.

– Вы видели ее? – Варвара сделала пометку в блокноте, который достала, едва зайдя в гостиную. То есть делала записи по старинке, хотя под рукой имелся и планшет, не говоря о телефоне.

– Дома у него я не был, так что только на фото.

– Могли Глеба из-за нее убить?

– Нет, что вы! Материальная ценность коллекции не велика. Тысяч двести от силы. У Глеба часы почти столько стоили. Ему их подарил какой-то французский политик. Не пропали, кстати?

– «Ролекс»?

– Да, с гравировкой.

– Были на руке покойного. Он в момент смерти вообще был при параде: выбрит, надушен, облачен в костюм.

– Вы же говорили, труп пролежал в квартире неделю, – напомнила Санти. – Откуда вы знаете, чем он пах в момент смерти?

– На одежде остался аромат одеколона «Живанши». На коже лица – мелкие порезы от бритвы. Глеб либо собирался куда-то, либо ждал гостей. Скорее, последнее.

– Его убили призовой статуэткой, да? – догадалась Жанна.

– На ней найдены следы крови и волос.

– Как иронично, – пробормотала она.

– Что, простите?

– Глеб часто говорил, что хотел бы забрать с собой на тот свет награды… А получилось, одна из них забрала туда его самого.

– Любите черный юмор?

– Им я маскирую печаль, – ответила на это Жанна. – Мне жаль Глеба. Может, он и не был душкой, но никому ничего плохого не делал. А уж как готовил…

– Кто его мог убить, как думаете?

– Собутыльник? Я не знаю, с кем он пил. Не один же, наверняка.

– Тогда это женщина, – предположил Владимир. – Раз Глеб был при параде.

– Нет, пил он один. Об этом говорят грязная посуда и содержимое мусорного ведра. Нет и посторонних отпечатков. Такое ощущение, что Кулик никого не пускал на порог своей квартиры.

– Тогда зачем вы спрашивали, не был ли кто у него в гостях? – насторожился Владимир. – Думали, кто-то скажет, что был, а вы тут его и поймаете? Отпечатков нет, значит затер или в перчатках действовал? И тут же вывод: злоумышленник.

– Убийца, судя по всему, на самом деле был в перчатках. Его впустили, так как замок не вскрыт. И квартиру он покинул через дверь. Она без защелки, так что убийца ее просто плотно закрыл.

– И в дом никто не вломился за пять дней? Надо же! Глеб говорил, что живет чуть ли не в трущобах.

– В обычном рабочем районе. Правда, дом стоит не в лучшем месте и выглядит печально. Основная масса жильцов – труженики фабрики или их наследники. Выпивают многие, иногда затевают драки, но конфликты обычно решают самостоятельно. Уровень криминала по району невысокий.

– Если воняло, почему соседи сразу не вломились? – задала резонный вопрос Жанна.