Текст книги "Каждый день как последний"

Глава 5

Дельфия заперла дверь магазина и повесила на нее табличку «Закрыто» сразу, как только Наташа зашла внутрь. Спустя десять минут они сидели на складе, взгромоздившись на коробки, и пили имбирный напиток. Он отличался от привычного тем, что в каждую чашку было добавлено по стопке белого рома.

Их было четверо. Наташа, Дельфия, Дарья и Николь. Последняя влилась в ряды мужененавистниц не так давно. Чуть раньше, чем Наташа.

Ее история была известна всем. Николь ее не скрывала.

В юности она занималась модельным бизнесом. О карьере Адрианы Лимы и Жизель Бундхен не мечтала, но имела постоянный доход, участвуя в фотосессиях и показах. Параллельно училась в мединституте. Собиралась стать косметологом. Именно там, в вузе, и познакомилась с будущим мужем. Это была любовь с первого взгляда. Взаимная!

И это при том, что Николь была невероятно хороша, а ее Андрюшка…

Посредственен, право слово. Ничем особенно не выделялся. Но бывает такое… Вроде обычный человек, без каких-то явных талантов и изюминки, а тебя к нему тянет!

Они стали встречаться, затем жить вместе. И вроде бы хорошо все было. И разговоры о свадьбе постоянно заходили. Только Андрюша сильно ревновал свою избранницу. Сцены устраивал такие, что Николь, не выдерживая их, уходила. Но всегда возвращалась. Потому что любила его и понимала. Не всякий мужчина потерпит рядом с собой женщину, пропадающую ночами. А Николь пропадала. Поздние презентации, показы в ночных клубах, затягивающиеся съемки. Кто поверит в то, что девушка, возвращающаяся домой под утро и зачастую в нетрезвом виде, ничего такого себе не позволяла…

Они сходились и расходились раз пять. Когда Николь устала от вечных скандалов, она дала Андрею слово уйти из модельного бизнеса. Тем более работа мешала не только личной жизни, но и учебе. Да, деньги она получала неплохие, но что они значат, если отношения рушатся? И Николь слово сдержала. Ушла, разорвав все контракты.

Вскоре они поженились. Оба уже работали. Андрей в хирургии, она в косметологии. Бывшая ее коллега-модель, ставшая женой очень богатого человека, открыла свой кабинет. И позвала туда Николь. Вроде удачно все складывалось…

Но не было спокойствия в семье. Андрей продолжал ревновать супругу. Теперь не только к мужчинам. У него дела не очень ладились. А у нее прекрасно. Николь вывела кабинет на новый уровень, превратив его в маленькую, но известную клинику. Она ездила на семинары, получала дипломы, а Андрей вскрывал людям фурункулы и удалял мозоли…

Николь опять приносила в дом больше денег, чем он. И жила интереснее…

А еще она оставалась такой же прекрасной, как раньше. Ах, если бы она хотя бы подурнела, Андрею стало бы легче. Но Николь не утратила своей модельной стройности и привлекательности и продолжала нравиться мужчинам. Однажды Андрей увидел, как ее подвозит к дому работодатель (бизнес был оформлен не на подругу, а на ее мужа), и напридумывал себе невесть чего. Обвинил жену в адюльтере и потребовал сменить место работы. Тут уж Николь не пошла на поводу у Андрея. Сказала: не нравится тебе, давай разводиться.

Но он не хотел расставаться. Он любил жену (так говорил, так думал… но чувствовал ли?), поэтому оставался с ней рядом, изводя себя и ее. Как-то Николь вернулась домой поздно. Ездила на конференцию в другой город. Там немного задержалась. И приехала не днем, как планировала, а вечером. Дома ее встретил пьяный и заведенный Андрей. С порога начал обвинять:

– Совсем обнаглела! Мало того, что к любовникам уезжаешь, так еще домой не спешишь!

Это было чудовищно несправедливо, и Николь не посчитала нужным оправдываться. Молча отправилась в ванную. Хотелось принять душ и упасть в кровать. Но Андрей был настроен на скандал. Он копил в себе злость целых полдня, а то и больше. Как он мог проглотить ее? Только выплеснуть.

Николь едва успела снять с себя несвежую одежду, как в ванную ворвался муж. Он требовал объяснений. Она попросила оставить ее в покое.

– Нет, я не уйду, пока ты не признаешься!

– В чем?

– В измене.

– Если для того, чтобы я осталась одна, требуется это, хорошо… Признаю!

Он вылетел за дверь с такой скоростью, будто за ним черти гнались.

Николь надеялась, что Андрей не только покинет квартиру, но уйдет от нее навсегда. У нее не было сил терпеть его.

Она потянулась к задвижке, чтобы запереть дверь, но не успела. Андрей ворвался в ванную с ножом в руке.

– Убью! – заорал он. – Чтобы никому не досталась! – И замахнулся…

Николь попыталась увернуться от ножа, но лезвие настигло ее. Оно врезалось в грудную клетку. От боли Николь едва не потеряла сознание, но чудовищным усилием заставила себя вцепиться в косяк и остаться на ногах. Падать без чувств нельзя. Андрей убьет ее!

Перед глазами плыл туман, но Николь рассмотрела алюминиевый таз, в котором стирала белье. Она схватила его и прикрылась им как щитом. А муж занес нож для второго удара…

Лезвие звякнуло по металлу. Но, увы, не сломалось. И нож не выпал из руки Андрея. Спустя несколько секунд он опять взмахнул им…

Николь не сразу поняла, что произошло. Почему перед глазами нет ничего, кроме красной пелены? А это кровь заливала ей лицо.

Силы покинули ее. Уронив таз, Николь сползла на пол.

Очнулась она уже в комнате на кровати. Над ней склонился заплаканный муж.

– Прости меня, девочка моя, – шептал он. – Прости, прости, прости…

Заметив, что Николь открыла глаза, он зарыдал еще горше. Его горячие слезы капали на ее лицо.

– Больно, милая? Потерпи чуточку, хорошо? – В руке Андрей держал шприц. – Я сейчас укольчик тебе… И все пройдет…

Он сделал жене инъекцию. Она уснула. Как потом выяснили следователи, он держал ее на обезболивающих и снотворном почти неделю. Пока Николь спала, он лечил ее. Наложил швы на раны, обрабатывал их. Неизвестно, сколько бы еще времени Николь провела в состоянии овоща, если бы Андрей не попал в небольшое ДТП. Пока ждал инспекторов ГИБДД, пока оформлял протокол, прошло несколько часов. Снотворное перестало действовать, и Николь проснулась. Шатаясь, прошла в ванную, глянула на себя в зеркало и заорала бы от ужаса, если б у нее не пропал голос…

Андрей зашил ее раны. Но как! Даже она… Да что там… Обычный человек, не имеющий медицинского образования, сделал бы лучше. А Андрей – хирург! Но он заштопал ее, как полуслепая бабка старый носок.

Рыдая, Николь подошла к телефону и вызвала полицию. Благо хрипеть она уже могла.

Андрея осудили на пять лет. На суде он плакал и просил у Николь прощения. Она подошла к решетке и плюнула ему в лицо. Что его слезы? Что его просьбы? Что в конце концов наказание в виде пяти лет заключения? Ничего этим не исправишь!

Возможно, в будущем, когда появятся новые технологии, ее лицо и станет прежним. Но в ближайшее время – нет. Кому, как не Николь, это знать…

Из клиники пришлось уволиться. В индустрии красоты людям с дефектами внешности не место. В городе оставаться Николь тоже не могла. Ее история так активно освещалась в прессе, что о покое и не мечталось. И она уехала к своей подруге Даше в маленький городок в области и стала работать продавцом в магазине…

– Как ты думаешь, – обратилась Николь к Дельфии, – тот тип, что пришел перед девушкой, засланный казачок?

– На сто процентов уверена.

– Из полиции?

– А есть еще варианты?

– Что за тип? – всполошилась Наташа.

– Да зашел тут один, никак выгнать не могли, – ответила Николь. – Я принюхалась, думаю, может, пьяный, но нет, трезвехонький.

– Полиция у нас утром была, – покачала головой Даша. – Зачем ей какого-то казачка засылать?

– «Жучки»! – воскликнула Наташа, вскочив. – Ордера не получили, а о чем мы тут говорим, узнать решили…

Женщины переглянулись.

– Может, она права? – нахмурилась Фи-фи. Затем, понизив голос до шепота, продолжила: – Под нас явно копают. Даша сегодня спрятала все архивы и инвентарь. Я обзвонила каждую из сестер… – Они называли друг друга сестрами. – Нам нужно залечь на дно, пока все не утрясется…

– Пойдемте поищем «жучок»? – предложила Николь так же тихо, как Дельфия. – Тип находился под моим визуальным контролем все время. Если он что-то прицепил, то к прилавку или витрине с фигурками.

Они поднялись и направились в торговый зал.

– Как «жучки» выглядят? – спросила Наташа, присев возле прилавка.

Ей не успели ответить. В дверь заколотили. Да так настойчиво и грубо!

Дельфия, нахмурившись, крикнула:

– Не видите, что ли, закрыто?

– Открывайте, полиция!

Даша выронила из рук толстую книгу, которую подняла, чтобы посмотреть, не засунули ли что-то под нее. Она упала с таким звуком, будто здание провалилось под землю…

Или это Наташе только показалось?

Побледневшая Дельфия шагнула к двери и повернула ключ.

В «Чашу» ввалилось трое мужчин. Все в гражданском. Но сомнений в том, чем они занимаются, у Наташи, встреть она их на улице, не возникло бы.

– Старший оперуполномоченный Казиев, – представился самый высокий из них, сверкнув черными очами и «ксивой». – Представьтесь, пожалуйста.

– Дельфия Дионисовна Сифакис, хозяйка магазина.

– Предъявите документы, пожалуйста. – Он обвел женщин взором. – Остальных я тоже попрошу достать паспорта или водительские удостоверения.

– Что происходит, господин Казиев?

– Обыск.

– Даже так? У вас и ордер есть?

– А как же, – хмыкнул он. Из планшета показался лист бумаги с печатями и подписями. – Убедились? Теперь прошу удовлетворить мою просьбу.

Дельфия сходила в свой кабинет и вернулась оттуда с сумочкой. В ней находились ее документы. Достав их, она протянула паспорт оперу.

– Дельфия Дионисовна Сифакис, – прочитал Казиев.

«Надо же, – подумала Наташа. – Она на самом деле Дельфия. Хотя, возможно, имя это она получила не при рождении. Его поменять можно легко. И стоит это недорого…»

– Так вы реально гречанка? – последовал вопрос опера, ответ на который интересовал и Наташу.

– По отцу. Мама у меня русская.

– У вас не наша прописка.

– Совершенно верно. Я зарегистрирована в другом городе.

– В каком?

– А вы разве не видите?

– Так в каком?

– В подмосковных Люберцах.

– Родились там?

– Родилась я в Салониках. И этот город как место рождения указан в паспорте. Из Люберец моя мама. Когда она ушла от отца, вернулась домой…

– Я ведь пробью ваш паспорт, – уж очень сурово проговорил Казиев. Он был молод и невероятно хорош собой. Эдакий душка, с бархатными глазами, картинными кудрями и румянцем во всю щеку. Наверняка, когда он бывал не при исполнении и ходил с друзьями в какие-нибудь заведения, девушки на него гроздями вешались. Сейчас же это был именно служитель закона, строгий, непримиримый, и от него хотелось держаться подальше.

– Что вам в моем паспорте не понравилось? – устало спросила Дельфия.

– Дата рождения. Судя по ней, вам тридцать один год.

Дельфия шумно выдохнула, закатив глаза, затем достала из сумки лист, сложенный вдвое, и протянула его оперу.

– Что это?

– Медицинское заключение. Читайте.

Казиев развернул его и пробежал глазами текст.

– Прогерия? – нахмурился он. – Что это?

– Синдром преждевременного старения. Редчайшее генетическое заболевание.

– Я что-то слышал о таком…

– Вы слышали, а я им страдаю.

– И давно у вас… это?

– С двух лет. Когда «это», как вы выразились, началось, отец бросил нас.

– Ненависть к мужчинам у вас из-за болезни?

– И из-за нее тоже, – спокойно ответила она.

– Значит, вы не отрицаете, что являетесь основательницей секты мужененавистниц?

Ни один мускул не дрогнул на морщинистом лице Дельфии.

– Ни разу о такой не слышала, – проговорила она тем же ровным голосом, каким вела весь диалог.

– Бросьте! Все вы, – он обвел взглядом лица женщин, задержав его на Наташином чуть дольше, – являетесь членами этой секты. А вы, Дельфия Дионисовна, ее верховная жрица.

– У вас есть доказательства?

– Найдем.

– Что ж… Ищите! – Она сделала приглашающий жест рукой. Будто дорогих гостей в дом звала.

– Я одного не пойму, – встряла Даша. – С какой стати вы тут шарить будете? Даже если мы мужиков и ненавидим. Что с того? Это противозаконно?

Дельфия метнула на свою помощницу грозный взгляд, и та сразу замолчала.

– Противозаконно все, что наносит моральный или физический вред человеку. А ваша секта наносит и тот, и другой. – Он подошел к Дельфии вплотную. Они чуть ли носами не стукнулись. – Если я найду хоть одну крохотную и незначительную улику, подтверждающую, что вы причастны к похищению людей, я тут же надену на вас наручники…

– Не надо меня пугать, – и, отойдя на шаг, Дельфия сказала: – Делайте свою работу.

– Позвольте ключи от вашего минивэна?

Даша, которая приехала на нем, кинула их на прилавок.

– Пока вы тут хозяйничаете, мы можем сходить покушать? – спросила Дельфия. – У нас перерыв на обед, между прочим.

– Нет, – отрезал он. – С вами у нас еще разговор будет. А вы, – обратился он к Наталье, – можете идти.

Она не поверила своим ушам:

– Правда?

– Вы же тут не работаете, так?

– Так.

– Значит, вы свободны. Но не забывайте, у вас завтра утром встреча со следователем…

Наташа метнулась к двери и вылетела за порог. Три ступеньки преодолела в один прыжок.

Бежать, бежать скорее отсюда…

Попасть домой, зарыться в одеяло и поплакать.

Это не избавит от проблем, наслаивающихся одна на другую, но принесет временное облегчение. Потом нужно будет подумать, что делать дальше, но сначала поплакать, зарывшись в одеяло.

Наташа так глубоко погрузилась в свои переживания и набрала такую крейсерскую скорость, что не заметила человека, возникшего у нее на пути, и едва его не снесла. Ноги точно отдавила!

– Простите, пожалуйста, – выпалила Наташа.

– Куда ты несешься? – услышала она знакомый голос и подняла глаза на прохожего. Им оказался Паша.

– Ой, привет. Прости еще раз. Я домой тороплюсь…

– Могу я тебя проводить?

– Нет, не стоит.

– Наташ, я поговорить с тобой хочу.

– Не сейчас!

– В этом разговоре больше ты заинтересована.

– И все равно… – Она начала раздражаться. Да что он привязался к ней?

– Полиции уже известно о твоих отношениях с Георгием. Завтра тебя так прижмут на допросе, что ты птахой запоешь. Я хочу тебе помочь, понимаешь?

Наташа покачнулась. Упала бы, но Паша поддержал ее под локоть.

– Давай присядем? – предложил он.

– Я хочу пить…

– Тут неподалеку бистро есть. Пошли туда, кофе попьем.

Он, как держал ее под руку, так и повел по тротуару в направлении памятника революционерам. Наташа послушно шла за ним. Ее мозг разрывался от роящихся в нем мыслей.

– Пришли, – сказал Паша, открыв перед ней дверь бистро. – Заходи.

Она переступила порог и опустилась на первый попавшийся стул.

– Что будешь? Кофе, чай? Поесть что-нибудь хочешь?

– Просто попить.

Что Паша сказал? В полиции знают о ее романе с Георгием? Будут прижимать ее…

Что ж, этого следовало ожидать. Хотя они не афишировали своих отношений. О том, что Георгий «нагнул» их склад, она сообщила. Это выплыло бы в любом случае. Но без полной картины его действия казались не столь отвратительными. Кинуть фирму – одно, кинуть женщину, с которой спишь, – другое.

– Вот вода! – Перед Наташей возникла бутылка «Аква-минерале». – А еще я взял чай на всякий случай. Ромашковый. Он успокаивает.

– Спасибо. – Она открутила крышку с бутылки и сделала несколько жадных глотков.

– Расскажи мне, – мягко попросил Паша. – Тебе легче станет. Ты и выговоришься, и совет получишь. Я не считаю себя каким-то невероятным мудрецом, но простой взгляд со стороны иногда может здорово помочь.

– Я не знаю, с чего начать. Да и стоит ли это делать…

– А если я поклянусь, что все, что ты скажешь, останется между нами?

– Я тебе не поверю, – кисло улыбнулась Наташа. И допила остатки воды.

– Ладно. Тогда, если меня спросят, считаю ли я тебя причастной к произошедшему с нами, я скажу – да. Потому что уверен: ты заодно с этими ненормальными сектантками. И ты ненавидела Георгия. Как и всех мужчин в целом, ты сама говорила…

Он, сделав глоток кофе, начал подниматься, но Наташа удержала его. Ей на самом деле хотелось выговориться.

– Я действительно состою в секте, – выпалила она. – И Георгия ненавидела. И посылала на его голову страшные проклятия. И, возможно, виновна в его смерти, но не напрямую…

– Давай с самого начала, – попросил Паша, опускаясь на стул и взяв в руки чашку.

– О том, как я попала в секту, тебе знать незачем. Попала и попала. Была потребность. Могу сказать, что мне было очень комфортно среди сестер…

– А чем вы занимались, встречаясь?

– Обычно просто болтали. Это напоминало клуб по интересам. Собирались, пили чай или еще что-то безалкогольное, например, имбирный напиток, который замечательно готовит Даша, выслушивали друг друга, поддерживали, давали советы, ругали мужиков. В общем, наши сборища мало чем отличались от обычным бабьих посиделок. Но раз в две-три недели мы выезжали на «шабаш».

– Даже так?

– Назывались эти мероприятия иначе – мессы, или «посвящения», если новая сестра вливалась в наши ряды. Или «единения», чтобы сплотиться еще больше. Или «прозрения», дабы наметить путь. А один раз Дельфия провела мессу под названием «мщение».

– То есть?

– В секте есть колдунья. Она называет себя Пустотой. Женщина, на мой взгляд, совершенно ненормальная. Ей лет сорок. Хотя выглядит на пятьдесят с хвостиком. Ее муж, как они считала, стал одержимым. То есть подвергся нападению каких-то демонов. Они поработили его разум и тело, и под их воздействием он убил своих детей. Пустота нашла их мертвыми, когда пришла с работы. А мужа – болтающимся в петле. Увидев, это, она тронулась умом. Напридумывала себе всякого. Хотя все соседи знали, что ее супруг если и одержим, то тягой к алкоголю. Бухал по-черному.

– И что Пустота?

– Конечно, она не колдунья, но какая-то сила в ней есть. Сумасшедшие вообще чувствительные, а она особенно. Боль чуяла, а кто из нас без нее? Никто. Да еще этот гипнотический взгляд… Дельфия на обычные посиделки Пустоту не пускала. Считала, та только помешает. Зато «шабаши» без нее не обходились.

– И что это такое?

– Наверное, для людей со стороны полная фигня. Но для нас это было очень значимо. Мы готовились… Прежде всего морально. Такое волнение посещало нас, что руки ходуном ходили. А еще плащи стирали и гладили. Эмблемы начищали…

– Плащи, эмблемы?

– Как без этого? Шелковые плащи с капюшоном и эмблемы из дешевого металла, они висели на цепочках у каждой на шее.

– Где все это сейчас?

– Что-то уничтожено, что-то надежно спрятано по требованию Дельфии.

– Извини, я увожу тебя от основной темы. Так что там с актом под названием «мщение»?

– Одна из сестер его потребовала. Ее зовут Манечка. Именно так. Не Мария, Маша, а именно Манечка. Так ее мама величала (отец не принимал участия в воспитании дочери). Не девушка, а нежный цветок. Едва двадцать два исполнилось, когда в наши ряды влилась. Жила прекрасно под крылом у матушки. Та бизнес имела. И сожителя молодого. Манечка на четвертом курсе института училась, когда мать ее умерла. Газом отравилась, бывает. Вот только почему завещание странное оставила? В нем половина движимого и недвижимого имущества сожителю отходит. Да и не очень ясно, зачем женщина, едва достигшая возраста «ягодки», его оформила. Манечка оспаривать ничего не стала. У нее и мыслей таких не возникло. Мало ли что матушке на ум пришло. Слышала она, что взрослые женщины порой голову от своих молодых любовников теряют и не то еще отчебучить могут. Бывало, что и детей обделяли. А тут – поровну. И на том спасибо. И все же что-то беспокоило ее. Начала следить за «отчимом», который всего на шесть лет ее старше был. И выяснила, что в любовницах у него давно дочка нотариуса ходит. Причем она у мамы секретарем работала.

– Это он ее… Да?

– Да.

– А как Манечка это узнала?

– Так он и ее убить пытался. Она просила его тормоза у машины проверить. Тот так проверил, что она чудом жива осталась.

– Он получил по заслугам?

– Вот именно что нет. Доказать ничего не получилось. Убийца Манечкиной матери жил припеваючи с молодой любовницей в квартире, купленной на деньги любовницы, которую он отравил.

– И Манечка захотела отомстить?

– Она захотела справедливости, – с нажимом проговорила Наташа. – Тогда-то Дельфия и устроила мессу мщения. На алтаре…

– О, даже так?

– Так называли обычный столик, на который ставили свечи и кое-какие предметы.

– Например?

– Когда что. Если месса посвящения проходила, то какую-то вещь женщины, вливающейся в наши ряды. В случае же, о котором я рассказываю, на алтаре стояла фотография Манечкиного «отчима» и лежал клок его волос. Над всем этим колдовала Пустота. А мы стоял кругом, пели и помогали энергетически…

Паша вопросительно поднял бровь.

– Сливали наше сознание воедино и направляли ненависть на мужчину, запечатленного на фото…

– Боже, какая чушь! – не смог сдержать эмоций Павел.

– Чушь, не чушь, а он умер вскоре.

– От чего?

– Упал с девятого этажа. Ни с того ни с сего у него закружилась голова, когда он курил на балконе. И… фьють! – Присвистнув, Наташа продемонстрировала жест, которым в Древнем Риме публика требовала добить гладиатора, – опустила большой палец вниз.

– Может, его молодая любовница столкнула?

– Нет. Все произошло на глазах у соседа. Мужчине, не достигшему тридцатилетия, стало плохо, он покачнулся и…

– Совпадение.

– Возможно. Но на меня это произвело огромное впечатление. Я хотела, чтобы провели еще одну мессу отмщения, но на сей раз на алтаре стояло бы фото Георгия.

– Ты настолько его ненавидела?

– Да. Потому что когда-то любила. А он меня предал.

– И?

– Пустоте нужны были его волосы. Или ногти. Обязательно. На крайний случай сгодилась бы ношеная одежда, пропахшая потом. В общем, требовался, как выразилась Пустота, природный материал объекта. Я не знала, где Георгий находится. Он скрывался. И я стала искать его…

– Нашла?

– Узнала о его местонахождении. Мне здорово в этом помогла Даша. Мы с ней целое расследование провели и вычислили-таки Жору. Потом на машине Дельфии поехали в деревню, где он обитал. Но его там не оказалось. Хотя вещи его остались. В том числе ноутбук и телефон. Сам Жора нам был не нужен. Я взяла его грязные носки. И мы уехали. Мессу назначили на послезавтра, а на следующий день меня похитили.

Сказав это, Наташа схватила чашку с ромашковым чаем и начала пить, потупив глаза. Взгляд ее при этом был опущен. Она не хотела смотреть в лицо Паше. Боялась выдать себя…

Но он и так понял, что она сказала ему не всю правду:

– Вы провели мессу, да? – спросил Паша, и Наталья едва не поперхнулась чаем.

– Нет, я же…

– Недоговариваешь. Я вижу.

– Это я виновата в его смерти! – вскричала она и, выпустив чашку, закрыла лицо руками. Рыдания сдавили горло. Нечем стало дышать.

– Тшшш… – Паша подсел к ней, обнял за плечи. – Успокойся, пожалуйста.

Наташа замотала головой. Она не могла успокоиться! Теплый чай из разбитой чашки стекал ей на колени, но она этого не замечала…

– Вы чего тут посуду бьете? – услышала Наташа злой женский голос. К столику подошла буфетчица.

– Я оплачу, – ответил Паша, – только уйдите, пожалуйста.

– Сначала доведут бабу, а потом успокаивают, – проворчала та. Но удалилась.

Наташа, справившись с рыданиями, вытерла глаза рукавом куртки.

– Взять тебе чаю? – участливо спросил Паша.

Она покачала головой.

– Меня похитили на следующий день после мессы, – заговорила она полушепотом. – Я возвращалась от родителей – отводила к ним дочку. Нервы мои были на пределе, и, чтобы не срываться на ребенка, я решила, что лучше ей побыть у бабушки с дедушкой, пока я не успокоюсь. Я почти дошла до дома (видела дверь своего подъезда), как мне на голову накинули мешок или что-то вроде. Я стала вырываться, но почувствовала укол. А потом мое сознание помутилось, и я провалилась в черноту. Когда я пришла в себя, то не поняла, где я. Кругом темно. Рот заклеен пластырем. Я ни видеть не могу, ни говорить. Это было так страшно… – Паша снова обнял ее, потрепал по плечу. – А когда зажегся свет, стало еще страшнее… Потому что я увидела Жору.

– И что ты подумала в тот момент?

– В голове был полный сумбур. Я решила, что попала в ад. Сначала Гошу туда отправила, а потом за грех свой сама там оказалась. В общем, у меня мозги немного поехали от стресса.

– А что ты почувствовала, когда Георгия убили?

– Так тебе и надо, тварь!

Пашины глаза округлились. Он не ожидал услышать такое.

– Да, – кивнула Наташа. – Первой мыслью была именно эта. Я испугалась саму себя…

– А что потом?

– Раскаяние, боль, ужас… И невероятное чувство вины! Это я… я… – Она стукнула себя в грудь кулаком. – Я его убила, пусть и не своими руками! Если бы мы не провели той мессы, Жора был бы жив! Он спасся бы, как и мы. – Паша хотел возразить, но Наталья не дала ему рта раскрыть. – Почему маньяк убил именно его? Да потому что на Георгии лежала печать смерти. И именно мы, сектантки, поставили ее на его ауру.

– А может, вы, сектантки, поставили ее не на ауру?

– Что ты имеешь в виду?

– Вы приговорили его к физической смерти и привели приговор в исполнение!

– Ты что такое говоришь? – в ужасе прошептала Наташа. – Ты думаешь, это мы?..

– Кто-то из ваших.

– Нет!

– А ты с ними заодно. Притворилась пленницей, чтобы не попасть под подозрение. – Она замотала головой. – Надоело вам порчу через фотографии нагонять, и вы решили действовать радикальнее. Мстить нам, мужикам, и мочить нас, тварей. А ведь каждого есть за что, наверняка. И остальные девушки-пленницы тоже из вашего братства – такие же, как ты, мнимые жертвы.

– Пожалуйста… – Ее губы задрожали. – Пожалуйста, прекрати… Это чудовищное обвинение. Мне больно слышать его.

– Скажешь, я не прав?

– Паша, я никогда не пошла бы на это. И ни одна из сестер. Да и возможностей у нас нет. И денег. Взносов хватает на насущные нужды, не более… – Она схватила его за руку. – Ты обещал мне, помнишь? Клялся, что разговор останется между нами. Так вот я требую этого.

– Полиция все равно раскопает.

– Нет! Ни одна из сестер меня не выдаст. А больше некому.

– Ты так в них уверена?

– Да, – твердо сказала Наташа. – И я могу поручиться, что никто из нас не причастен к похищению и физической смерти Георгия.

Наташа взяла бумажную салфетку и вытерла лицо.

– А вообще спасибо тебе. Вот я и выговорилась. Легче стало. – Она скомкала бумажку и кинула ее на стол. – Я ведь даже от сестер свои чувства скрывала.

– Почему?

– Сначала сама в них пыталась разбираться, потом… Потом проблемы у нас начались. Полиция сектой заинтересовалась. Сейчас вот обыск в «Чаше» провели…

Паша не сказал ей, что знает об этом. Он с Казиевым разговаривал.

– Кстати, почему «Чаша»? – поинтересовался Паша.

– Символ женского начала, – ответила она и встала из-за стола. – Пойду я. Домой хочу. Поплакать от души в одиночестве. И подумать, что завтра следователю говорить. Я не дам им до сути докопаться…

Она сдержанно улыбнулась Паше и сделала шаг к двери, но вдруг остановилась и обернулась:

– Да, забыла сказать! Я нашла тот знак, что был вырезан на шее Егора, в одной из своих книг.

– И что он означает?

– Если грубо – кровь за кровь.

– А если нежно? – усмехнулся Паша.

Наташа вернулась за стол. Села, сложила руки перед собой, как будто она школьница за партой.

– Это не оккультный символ.

– Нет?

– Нет. Он применялся в арабском мире на протяжении нескольких веков, но, если можно так сказать, на бытовом уровне. Кружочек в центре (вообще это жирная точка скорее) означает каплю крови. Сам круг – бесконечность. Квадрат – обрамление. Как рамка, в которую заключена картина мира. То есть, пролив чью-то кровь однажды, готовься к тому, что прольется и твоя.

– Вендетта?

– Нет, для нее есть другой символ. Смысл этого глубже. Не факт, что с тобой расплатится кто-то из родственников того, кому ты причинил горе, или тебя покарает за это служитель закона. Сама судьба сделает это. И необязательно с тобой. Коль в детях твоих или внуках течет та же кровь, что и в тебе, они, невинные, могут расплатиться по твоим долгам. Этот символ изображался на дверях тюрем, например. Но он мог появиться на окне или стене дома. Это значило, что его хозяин пролил чью-то кровь, и пусть все об этом знают. И наемных убийц, перед тем как казнить, клеймили этим знаком, показывая тем самым, что они получают по заслугам.

– Егора, выходит, заклеймили?

– Он урка, ведь так? А за что сидел?

– Не за убийство точно. Разбойное нападение или что-то вроде того.

– Разве они обходятся без крови?

– Да, ты права. Это тоже считается, да? – Паша нахмурился. Затем достал сотовый и набрал какой-то номер. – Опять абонент не абонент, – пробормотал он.

– У кого?

– У Егора. Весь день так.

– Тебя это беспокоит?

– Наташа, его заклеймили, как наемного убийцу перед казнью!

– И что это значит?

– Быть может, он следующий?