Текст книги "Каждый день как последний"

Глава 9

Дом был именно таким, каким его описала Лида. Увидев его издали, Паша сразу понял: пришли. Деревянный, на каменном фундаменте, окна, закрытые ставнями. Вот только сейчас все они были плотно закрыты, ни одна не висела.

– А я знаю этот дом, – сказала Дина.

– Да? – с подозрением покосилась на нее Лида. Она все время смотрела на нее с нехорошим чувством.

– Мы жили тут, когда я маленькой была. Но когда мне исполнилось четыре, мы переехали.

– Я тоже неподалеку жил. На соседней улице. В таком же ветхом фонде. У бабушки была половина дома. И я у нее обитал, – заявил Павел.

Они подошли к крыльцу, встали возле него.

– Какая у вас квартира? – спросила у Дины Лида.

– Я не помню точно. Тут их вроде восемь. Мы жили на втором этаже. Мне врезалась в память крутая лестница с подгнившими ступеньками, с которой я боялась свалиться. Дом уже тогда был в полуаварийном состоянии. Хорошо хоть сейчас жильцов расселили.

Паша поднялся на крыльцо, подошел к двери, толкнул ее. Конечно же, заперта.

– Как попадем внутрь? – спросила у него Лида.

– Взламывать придется, – пожал он плечами.

– Нет, не надо, – остановила его Дина. – Я покажу, как попасть внутрь. Пойдемте.

И повела их на задворки. Там стояли сараи, а вернее, то, что от них осталось, имелись две лавки и столбы, на которые когда-то были натянуты веревки для сушки белья.

– Кроме лестницы, меня очень пугал подвал, – сказала Дина, подведя своих спутников к окошку возле самой земли, «зашитому» фанерой. – Все дети туда лазили, а я боялась. Смелости хватало лишь на то, чтобы заглянуть в окно – тогда оно было без стекла и фанеры. И я видела основание лестницы, которая меня страшила. То есть между подвалом и подъездом нет двери. Если мы оторвем фанеру, что легче, чем выбить дверь, то попадем внутрь дома.

Паша присел на корточки и взялся за углы деревянного листа, закрывающего окно. Одно усилие, и фанерный квадрат с хрустом отошел. Еще одно, и он остался у него в руках.

– У меня телефон с фонариком, – сказала Дина. – Посветить?

– Давай, – ответил Паша, отбросив лист фанеры с торчащими из него ржавыми гвоздями.

Дина достала свой сотовый, нажала на нужную клавишу, и пространство осветилось.

Паша тут же протиснулся в окно. Он бы и в полной темноте сделал это без опаски. Он знал, что главное – дать глазам привыкнуть к мраку, потом предметы различать будет несложно.

Спрыгнув на пол, он выставил руку, чтобы помочь девушкам забраться в подвал.

Первой нырнула в окно Лида с грациозностью пантеры. Дина оказалась более неуклюжей. Однако и ей удалось забраться, не повредив себе ничего и не испортив одежду.

– Смотрите, свеча! – воскликнула Лида. И указала на ящик, где стояла высокая железная банка с изображением коровы, а в ней свеча.

– Только мы не курим никто. У нас ни зажигалки, ни спичек, – вздохнула Дина.

– Вечно ты паникуешь! Найдем что-нибудь…

Лида присела на корточки и стала шарить руками по полу.

– Ну вот же! – И подняла сломанную спичку с серным наконечником.

– И обо что ты ее зажжешь?

– Учись, пока жива! – С этими словами Лида чиркнула спичкой по каменной стене. Та тут же вспыхнула.

Она зажгла свечу и первой проследовала к лестничному проему.

– Будь осторожна, – предупредил Паша. – На полу много всякого хлама, можно споткнуться.

– Да я уж вижу, – проворчала Лида, перешагнув через сломанный табурет.

Они поднялись из подвала на первый этаж. Дина покосилась на крутую лестницу, ведущую наверх, и поежилась. Детские страхи все еще жили в ней. Вот Лида, казалось, ничего не боялась. Где-то в конце темного коридора раздалось шуршание, и она заметила спокойно: «Крысы!», чем привела Дину в ужас.

У двери под номером «3» Лида остановилась.

– Нам сюда, – сказала она. – Только тут заперто… – И с озорной улыбкой добавила: – Но Паша умеет сокрушать двери, нам не страшно…

Однако Павел на сей раз был не уверен в своих силах. Дверь оказалась добротной, толстой, пусть и деревянной, на крепком замке.

– Ногой не выбью, – покачал головой он. – Нужен лом или что-то подобное…

– Топор подойдет? – спросила Дина.

– Да. А что, есть?

– Надеюсь… – И бросилась к лестнице. Взявшись за нижнюю ступеньку, потянула горизонтально лежащую доску вверх. Та отошла. – Надо же, все еще лежит! – И вытащила топор.

– Ничего себе! Откуда он там?

– Тут семья пьющая жила. Муж как надирался, так хватался за топор. Я боялась, что зарубит кого-нибудь. Вот и спрятала его.

– Какая ты умница. Давай сюда.

Взяв в руки топор, Паша просунул его лезвие в щель между дверью и косяком, поднажал…

Раздался хруст. Затем скрип – это заскрежетали проржавевшие петли, когда дверь открылась.

Первое, что увидел Паша, когда вошел, это зеркало. А на нем тот самый символ.

Лида поставила свечу на подоконник, подошла к зеркалу. Лизнув палец, провела им по поверхности стекла.

– Точно, маркер.

А вот Дину больше заинтересовали коробки, что стояли вдоль стены. Она подошла к ним, открыла одну из них.

– Что там?

– Барахло какое-то. – И достала кусок темной ткани. Повертев его в руках, сообщила: – Это мантия или что-то вроде того.

– Покажи-ка! – Паша взял у нее «барахло», рассмотрел его и согласился. – Да, мантия. Для ритуалов.

– Каких?

– Месс, которые проводят мужененавистницы. Тут и амулеты где-то должны быть…

– Как они выглядят?

– Не знаю. Не спросил.

– У кого? – поинтересовалась Лида.

– У Наташи. Она является членом этой секты.

Лида удивленно свистнула.

– Нашла и амулеты! – воскликнула Дина, раскрыв другую коробку. Через секунду она вытащила толстую цепочку, на конце которой болтался массивный кулон.

Круг.

А в нем – перевернутая буква «Т».

– Вот, значит, как, – пробормотала Лида.

– Зато теперь все ясно, – сказал Паша.

– Что именно?

– Полицейские правы. Нас похитила секта. Георгия и Егора убили мужененавистницы под предводительством Дельфии.

– Стоп-стоп! – Лида замахала руками. – Не вяжется что-то! Если виной всему мужененавистницы, то почему среди жертв похищения оказались мы, женщины?

– Может, все это для отвода глаз? – предположила Дина. – Чтобы на них не подумали. Мы, девушки, все живы.

– Тогда объясни мне, зачем на теле жертвы оставлять эмблему секты? Как клеймо свое ставить! Нет, что-то тут не так…

Из коридора вновь раздался звук. На этот раз он был громче и… настойчивее, что ли? Как будто крысы желали привлечь внимание людей.

– Что в остальных коробках? – спросил Паша и начал рыться в одной из них. – Ага, тут диски. Кстати, Бах в том числе.

– Здесь книги, – сообщила Лида, присевшая возле соседней коробки. – «История ритуалов». «Секты». «Оккультные науки». И прочее, прочее…

– А тут смотрите что! – вскричала Дина. Паша и Лида подались к ней. – Ампулы. Но с чем, не написано.

И тут по дому разнесся грохот. Паша, вскочив на ноги, завертел головой. Найдя взглядом топор, он схватил его и бросился к двери.

– Это не крысы, – пробормотала Лида, снимая с подоконника банку со свечкой и кидаясь следом. – Откуда шел звук?

– Из дальнего коридора.

– Там тоже когда-то было жилое помещение? – спросил Паша у Дины.

– Да. Отдельная комнатушка, метров восемь квадратных. Ее из сеней переделали. Там дворник жил.

– Значит, так… – Он приостановился. – Девочки, остаетесь тут и вызываете полицию. А я пошел…

– Ну уж нет! – проявила несговорчивость Лида. – Я с тобой.

– Поперечная ты, как говорила моя бабушка.

И снова звук. Уже новый. Как будто постукивание. Глухое и ритмичное. Там-там-та-та-там!

Паша завернул за угол и увидел распахнутую дверь дворницкой.

– Посвети! – попросил он Лиду. Она вытянула руку со свечкой вперед.

Пламя уже угасало и света давало немного. Однако его хватило на то, чтобы увидеть человека, лежащего на полу. Он был привязан к стулу, который упал вместе с ним. Во рту у человека был кляп. Поэтому, увидев своих спасителей, он только замычал.

– Кен?

Пленник закивал.

Паша рухнул на колени, вытащил из его рта носовой платок.

– Слава богу, – выдохнул Кен. – Слава богу, вы меня услышали… Я уж думал, не найдете меня и она вернется…

– Дай я тебя освобожу. – Паша стал разматывать веревки. – Давно ты тут?

– Не знаю. А сколько сейчас времени?

– Десять вечера.

– Значит, часа три. Я домой ехал, решил срезать путь, чтоб без светофоров… И тут смотрю – женщина знакомая стоит.

– Что за женщина?

– Я не знаю, как ее зовут. Она хозяйка магазина «Чаша». Я туда захаживал несколько раз.

– Зачем?

– Их рекламу часто бросали в мой почтовый ящик. И когда мне понадобилось масло для аромалампы, я к ним заехал. Купил. И потом еще несколько раз какую-то мелочовку приобретал… – Паша тем временем справился с веревками. Отвязав ноги Кена, он помог ему встать, протащив его скованные руки через спинку стула. – И вот еду я и вижу ее. Притормозил, спросил, не подвезти ли. Она согласилась. Сказала, что у нее коробка тяжелая. Одна ее до машины не дотащит. Я зашел с ней в дом, она провела меня в эту каморку. И тут удар по шее. Я отключился, но ненадолго. Когда женщина застегивала на моих запястьях наручники, я очнулся.

– Что ей было нужно?

– Она не разговаривала со мной. Но я понял, что нужен для какого-то обряда. Она бормотала что-то про алтарь и свечи. А потом ей позвонили, и она, разговаривая, вышла. Я думал, вернется сейчас, но нет. Видно, покинула дом. Я, правда, не слышал этого. Только скрипы какие-то.

– Мы не видели твоей машины у дома.

– Да, она сказала, лучше ее оставить в соседнем дворе, не на виду. Тут шпаны много, не дай бог стекло разобьют или двери поцарапают. Я подумал, какая заботливая! – истерично рассмеялся Кен. – Какое же счастье, что вы меня освободили. Я, когда услышал ваши голоса, чуть с ума не сошел. Стал шаркать подошвами по полу, стараясь привлечь ваше внимание. Потом, когда веревки немного ослабли, топать начал. Но вы не шли! И я стал раскачиваться, чтобы упасть. Уж грохот вас точно должен был привлечь…

– Давай я расцеплю тебе руки, – предложила Лида.

– Как? Есть ключ?

– Есть топор. – Он уставился на нее с неподдельным ужасом. – Перерублю цепочку, и ты сможешь хотя бы руки развести.

– А ты попадешь?

– Да.

– Даже не поранив меня?

– Подумаешь, отрублю один пальчик. Что с того? У тебя еще девять останется…

– Шутишь?

– Конечно, шучу. Давай, клади руки на подоконник.

– Нет, я лучше подожду. Ведь вы наверняка вызвали полицию?

– Вызвали, – ответила Дина, зайдя в комнатушку. – Наряд прибудет в ближайшее время.

– Я умираю от жажды, – пожаловался Кен. – Ни у кого нет воды?

– Из-под крана не пойдет? – спросил Паша.

– В доме нет водопровода, – покачала головой Дина. – Как и туалета. Но неподалеку есть колонка. Давай схожу, наберу. Только емкость надо найти…

– В подвале валялись пустые бутылки, – припомнила Лида.

– Но они грязные! – возмутился Кен. – Нет, я лучше потерплю. – Но так шумно сглотнул, что всем стало ясно: он не преувеличивает и его жажда очень сильна.

– Я поищу что-нибудь… – выпалила Дина и покинула дворницкую.

* * *

Кухни в доме были общими. На первом этаже и на втором. Дина, включив фонарь на телефоне, двинулась по коридору в сторону кухни. Та оказалась просторной, но с очень низким потолком и без двери. На втором этаже была другая: узкая, длинная, зато рослому отцу Дины не приходилось съеживаться, заходя в нее. В нижней же потолок чуть ли не давил ему на макушку. Дом достраивался и перестраивался после революции, в него хотели заселить как можно больше людей, вот и получился совершенно невозможный проект.

Дина зашла в кухню, осветила ее фонариком. Две кошмарного вида старые газовые плиты, стол, на стене шкафчик без дверок. Вот и все, что осталось. Жильцы все вывезли, съезжая отсюда. В том числе и посуду.

Дина ушла из кухни ни с чем. Даже банки пустой не нашлось. Она собиралась вернуться в дворницкую, но остановилась возле лестницы. Сейчас та выглядела еще более зловеще. Облупившаяся краска, под которой скрывается потемневшее, похожее на запекшуюся кровь дерево, покореженные перила, крутые покосившиеся ступени, уходящие в темноту.

Б-р-р-р-р…

И все же Дина решила подняться по лестнице. Вдруг на их кухне найдется какая-нибудь посудина?

Перемахнув первую ступеньку, а заодно и вторую, она опустила ногу на третью. Та противно скрипнула под ее весом. Но не треснула, что уже хорошо.

Очень осторожно, с оглядкой, Дина стала подниматься.

Преодолев лестницу, облегченно выдохнула. Пусть моральных усилий было потрачено меньше, чем в детстве (порой она оставалась в комнате на весь день, лишь бы не спускаться, а потом не подниматься), а все равно хорошо, что все позади.

Кухня находилась в десяти детских шагах от лестницы. Маленькая Дина вбегала в нее и хватала что-нибудь вкусненькое, чтобы порадовать себя.

Взрослая Дина сделала всего четыре шага и оказалась у двери – в их кухне она имелась, потому что проем был стандартный. Она очень пригождалась, когда соседка запекала в духовке мойву. На вкус рыба была хороша, все ее ели, но воняла она преотвратно.

Дине на миг показалось, что этот дух не покинул дом, он по-прежнему витает в воздухе.

Она толкнула дверь и хотела уже войти, но отшатнулась. На полу лежал человек. Ногами к двери, головой к окну. Узкая и длинная, как кишка, кухня напоминала гигантский гроб, и человек лежал в нем, готовый к выносу.

Ногами вперед.

Дина, вытянув руку с фонариком, сделала шаг…

То, что перед ней женщина, было очевидным. Изящные ботинки на высоком каблуке не позволяли в этом сомневаться. Теперь Дина видела не только их, но и тело, и лицо…

Она узнала его.

Дельфия!

– Все сюда! – закричала Дина. – Наверх!

Послышались топот и крик:

– Что случилось?

– Здесь Дельфия! И она мертвая…

Скрип лестницы стал оглушительным, по ней поднимались сразу трое.

– Где ты? – услышала она голос Паши.

– Четыре шага направо. Открытая дверь.

Они подбежали к ней и столпились на пороге.

– Что с ней?

– Говорю же, мертва. – Дина успела прикоснуться к Дельфии, тело ее почти остыло.

– Вот почему я не слышал, как она покинула дом, – сказал Кен. Он не держал рук за спиной. Значит, он доверился Лиде, и она перерубила цепочку топором.

– От чего она умерла? – выглянула из-за мужских плеч Лида.

– Не знаю. – Дина внимательно осмотрела труп. – Никаких видимых повреждений. Ни ран, ни синяков, ни ссадин.

– Так просто взяла и умерла?

– С людьми ее возраста такое бывает, наверное… ей же лет семьдесят.

– Нет, ей тридцать один, – сказал Паша. – Я узнал об этом от Казиева. У нее редкое генетическое заболевание…

– Синдром Хатчинсона-Гилфорда, – пробормотала Лида. – Я смотрела документальный фильм про это отклонение.

– А я художественный. Там еще играет Робин Уильямс. «Джек», кажется.

– Такие люди обычно не доживают и до двадцать пяти. Умирают совсем юными. Уйти в тридцать один – это не так уж и плохо… Не мучаясь, опять же.

– Да, всего лишь помучив других, – хмуро проговорил Кен.

– А это что? – Лида указала на бутылочку, валяющуюся подле тела. Дина протянула к ней руку, но Паша остановил ее:

– Ничего не трогай!

Тогда она нагнулась и понюхала горлышко.

– Какой-то имбирный напиток. Но с долей алкоголя. Пахнет спиртным.

– О нем она говорила с тем человеком, что ей звонил при мне! – вспомнил Кен. – Тот что-то спросил, а она ответила: «Да выпью я твое пойло, не переживай… И еще знаю, что оно успокаивает. Да, да, прямо сейчас…»

– Пойло отравленное? – предположил Паша.

– Не стоит этого исключать.

– Сестры убрали свою «маму»?

– О чем ты? – не понял Кен.

– Она верховная жрица секты мужененавистниц, – разъяснил Паша.

– Ах вот оно как… И что за обряд они хотели провести со мной? – Кена передернуло. – Кастрации?

– Боюсь, что тебя собирались умертвить. Хотя не исключаю, что сначала тебя бы кастрировали.

Кен с ужасом уставился на Пашу.

– Эй! – раздался Лидин возглас. – Что там у Дельфии в кармане брюк светится?

– Телефон, – определила Дина. – Он на беззвучном.

– Достань аккуратно, посмотри, кто звонит, – скомандовал Паша.

Дина так и сделала.

– Дарья, – сообщила она, посмотрев на экран. – От нее двенадцать неотвеченных вызовов. И последний тоже от нее.

– Странно, что другие сестры не звонят, – протянул Паша задумчиво. – Если у них месса была назначена…

Он хотел сказать еще что-то, но тут за окном раздался вой сирены. Это приехала полиция.

Часть четвертая

Глава 1

Дина опустила голову на Пашино плечо и закрыла глаза. Она очень хотела спать. Так сильно, что кружилась голова.

Им здорово досталось во время допроса. Всыпали словесных плетей за самодеятельность.

– Что вы из себя тут строите? – бушевал старший оперуполномоченный Казиев, усталый и злой как черт. Он сутки не уходил со службы. И спал за это время часа три от силы на диванчике в кабинете. – Частных сыщиков? Так вот, знайте, за такую самодеятельность я вас под домашний арест посажу! Чтоб следствию не мешали, и сами целее будете!

– Но мы спасли Кена! – возмутилась Лида.

– Кого?

– Петра Козловского, – подсказал Паша.

– А почему он Кен?

– Сам представляется этим именем.

Казиев усмехнулся, но тут же вернул на лицо грозное выражение.

– Вы должны были звонить нам и ждать приезда. Кена мы бы и без вас спасли.

Потом последовал обыск дома. Дина, как эксперт, водила по нему следственную бригаду. В одной из комнат полицией были обнаружены важные улики: костюм химзащиты, противогаз, набор ножей с рукоятками в виде туловищ животных.

На этом работа полицейских не закончилась, а только началась. Следовало выяснить личности сектанток, вычислить, кто из них был в сговоре с верховной жрицей, вывести на чистую воду Дарью и Дельфию, бесспорных сообщниц сумасшедшей мужененавистницы Пустоты.

– Но вы можете выдохнуть свободно, – сказал им Казиев, перед тем как отпустить. – Для вас все закончилось. Без своей королевы-матери они не опасны.

Дина, услышав его слова, обрадовалась. Даже сомнение, явно читающееся на Пашином лице, не заставило ее помрачнеть.

Все позади! Она в это верила.

– Я опять умираю с голоду, – услышала она голос Паши.

– Я тоже, – полусонно ответила она.

– Давай заедем куда-нибудь? Хочу супа. Или пельменей с бульоном. – Он застонал. – Я только сейчас вспомнил, что не ел их чуть ли не год. – Паша обнял Дину, и ей стало очень уютно в его объятиях. – Я был вегетарианцем в детстве. Не любил мяса, и даже запах его меня раздражал. Бабушка варила похлебку картофельную, макароны с сыром подавала, гречу с грибами. А когда она умерла и я вернулся к родителям, мне пришлось учиться есть то, что и остальные члены семьи. Не хочешь котлеты, жуй пустой рис. – Он усмехнулся. – А пустой рис, скажу я тебе, хуже котлеты. И я стал есть. Только не домашнее, где было мясо. Столовское или магазинное любил, состоящее в основном из хлеба или сои. Котлеты, зразы, голубцы, пельмени, все это я уплетал с большим удовольствием. Когда женился, супруга нарадоваться не могла, какой мужик у нее нетребовательный. Так бы продолжалось до сих пор, если б меня обманом не заставили попробовать настоящие пельмени. Я ем и не пойму – что за вкус такой странный? Потом оказалось, что друг, у которого я гостил, сам их налепил из кабанятины с лосятиной (охотник он) и в фирменный пакет засунул. Это была вкусовая революция! Я начисто поменял свои пристрастия в еде. К огромному разочарованию супруги.

– У меня дома есть пельмени… – Дина встряхнулась. Поспать все равно не получится, скоро приедут. – Домашние. Правда, из покупной говядины и свинины, но все равно вкусные. Хочешь, покормлю?

– Хочу. Но удобно ли будет заваливаться в такой час?

– Родителей нет. Они дачный сезон закрывают. Итак?

– С удовольствием принимаю твое приглашение.

– Отлично, значит, меняем курс. – И она перегнулась через спинку сиденья, чтобы сказать водителю адрес.

К дому они подъехали совсем скоро. Таксист свернул с основной дороги во дворы и домчал их за считаные секунды. Его смена заканчивалась, и он торопился сдать машину.

Семья Дины жила на первом этаже. Маме с отцом это не нравилось, а дочери очень. От двери тебя отделяют всего пять ступенек, а не крутая бесконечная лестница. Пусть в панельных пятиэтажках она и не такая страшная, как в старом деревянном доме, и все же…

Дина провела Пашу в кухню, усадила за стол.

– Уютно у вас, – похвалил он. – Мне нравится деревенский стиль.

О, знал бы он, сколько мама билась с отцом, чтобы изменить облик кухни, осовременить его. Но тот ни в какую. Хочу, чтоб будто в бабушкином доме находишься, только вместо печки – плита. И старый сервант для посуды выбросить не дал. Хотя тот занимал чуть ли не половину шестиметровой кухни. Единственное, на что согласился, так это на его реставрацию. И мама пригласила художника, который его под гжель расписал. Получилось очень красиво.

– Пельмени с чем будешь? – спросила Дина. – С майонезом, кетчупом, уксусом, горчицей?

– А зелени нет?

– Полно. У нас же дача.

– Тогда с бульоном и зеленью.

Дина стала возиться у плиты. Паша, глядя на нее, ловил себя на мысли, что хотел бы вот так каждый вечер смотреть, как она готовит ужин, а потом сидеть с ней в уютной кухне, ужинать, болтать… и он, так и быть, помоет посуду, хотя ненавидит это занятие.

После ужина они усядутся возле телевизора. Он обнимает ее. Она заберется с ногами на диван, свернется калачиком. И они станут смотреть какую-нибудь легкую комедию.

Что это со мной? Ведь именно от этого я бежал в далекие края…

От скуки и рутины обывательской жизни.

И пусть к Дине у меня возникло какое-то новое, неведомое доселе чувство, все равно рано или поздно я почувствую себя героем фильма «День сурка». И захочу убежать от Дины. И сделаю ее несчастной!

Она повернулась к нему, чтобы узнать, с какими специями варить бульон, и увидела его хмурое лицо.

– Что случилось? – спросила Дина.

– Ничего, – заверил ее Паша, вернув на лицо улыбку. – Просто устал.

– Давай водочки под пельмени?

– Давай.

Дина достала из холодильника запотевшую бутылку. В ней оставалось граммов триста.

– Папа у меня сердечник. Поэтому не пьет. Но под пельмени всегда пропустит рюмку-другую.

Она достала из посудного шкафа хрустальные рюмки на тонких ножках, поставила их на стол. Затем из холодильника извлекла банку огурчиков и какую-то самодельную закуску.

– Что это? – поинтересовался Паша, облизнувшись. Вспомнил бабушкины заготовки.

– Бакат. Закуска из баклажанов, болгарского перца, моркови и лука.

– Да я в раю!

Дина выложила бакат и огурчики на тарелки. А тут и пельмени поспели.

Выпив по рюмке водки, они начали есть. Все оказалось необыкновенно вкусным.

– А ты готовишь так же хорошо, как мама? – спросил Паша, намазав на кусок хлеба бакат и приготовившись отправить его в рот.

– Как папа, – поправила его Дина. – Это он все приготовил: и пельменей налепил, и овощей наконсервировал. Он вообще готовит отменно. И считает, что женщине не место на кухне.

– Поэтому ты не умеешь готовить?

– Пришлось научиться, я же живу отдельно.

Они выпили еще по рюмке, доели пельмени и бакат. Дина собрала тарелки, поставила их в раковину.

– Давай я помою? – предложил Паша.

– Любишь это занятие?

– Ненавижу, – честно ответил Паша.

– Тогда поставь чайник, я сама помою. Мне нравится… – Она включила теплую воду и принялась натирать тарелки пропитанной «Фейри» губкой. – Коль у нас папа – повар, то мы с мамой – кухонные рабочие. Я научилась получать удовольствие от мытья посуды.

Паша, поставив чайник, встал за спиной Дины и стал дуть ей в затылок. Сытый и чуточку хмельной, он настроился на игривый лад.

– Не мешай! – отмахнулась от него Дина.

– Можно мне у тебя остаться до утра?

– Конечно.

– Ура! – И обнял ее, обхватив за талию.

– Иди пока в комнату, посмотри телевизор. Я закончу и приду. – Тут, щелкнув, отключился электрический чайник. – С кофе. Нам надо взбодриться.

Паша чмокнул ее в щеку и ушел.

Комната, где он оказался, была просторной. С большущим диваном у стены, над которым висели колонки домашнего кинотеатра. Пара других стояла по бокам телевизионной тумбочки, забитой дисками. Паша пробежал глазами по названиям фильмов. Сплошные боевики. Значит, любитель кино в семье отец.

Он включил телевизор и хотел опуститься на диван, но тут его внимание привлекли фотографии, выставленные в стенке. Их было штук пятнадцать. Паша подошел, чтобы рассмотреть их. Почти на всех Дина. Совсем крохотная, побольше, первоклассница, выпускница, взрослая. Где-то с родителями, где-то одна. Паша взял одну в руки. На ней Дине было года четыре. Белобрысая, худющая, в коротком цветастом сарафанчике. Она стояла у калитки. Позади – тот самый дом, где они были сегодня.

И тут он ее вспомнил, эту белобрысую девочку! Она торчала у этой калитки с утра до вечера. По крайней мере, Паше, частенько проезжающему мимо, она попадалась на глаза в любое время дня.

Он вернул фото на место и взял другое. Черно-белое, групповое. На нем компания взрослых. Все сидят за накрытым столом и что-то отмечают.

– Это родители проставляются за новую квартиру, – услышал Паша голос Дины.

– А снято где?

– Во дворе старого дома. Было начало октября. Но погода стояла изумительная, вот столы на улицу и вынесли.

– А это кто, не знаешь? – спросил Паша, ткнув в изображенного на снимке мужчину. Худощавый, черноволосый, с высоким лбом, он очень напоминал ему одного человека.

– Друг родителей, я не помню фамилии. С ним рядом его жена. Когда-то они тоже жили в Рабочем поселке. На другой улице только. Но им гораздо раньше квартиру дали, и они переехали.

– Копия Егора!

– А ведь точно…

– Может, это отец его? – спросил Паша.

– Узнать?

– Если не трудно.

– Я позвоню маме, спрошу.

– Нет, поздно уже, не надо. Не к спеху.

Какая-то мысль крутилась в голове, а он никак не мог за нее ухватиться.

А перед глазами почему-то стояла картинка, вырезанная на шее Егора. Квадрат, в который заключен…

Паша отогнал ее. Мешает думать!

– А что за девочка на фото? – спросил он между прочим. Сначала подумал, что это Дина. Но потом понял, не она. Старше гораздо. Дина говорила, что они переехали в новую квартиру, когда ей было четыре, а девочке на снимке все десять. Она стояла позади взрослых и хмуро смотрела в камеру.

– Это моя сестра.

– У тебя есть сестра?

– Была. Она умерла ребенком.

– От чего?

– Покончила с собой.

– Сколько же ей лет было?

– Не исполнилось и двенадцати. Она съела все таблетки, что нашла в доме.

– Что заставило ее так поступить?

– Не знаю… Она вообще была очень странной.

– Ее не Катей звали?

– Да. А откуда ты?..

– Она была тебя старше лет на пять?

– Шесть.

– Значит, моя ровесница. Я помню ее. Когда я жил у бабушки, мы с ней играли. Строили шалаши. А их постоянно разрушал тот хулиган… Как его звали, не помню. Кличку только – Бобер. У него зубы сильно выступали вперед… – Паша щелкнул по фото пальцами, нацелившись в брюнета с залысинам. – Это был наверняка Егор…

– Но у него были нормальные зубы!

– Свои он в тюрьме потерял, сам мне говорил.

И опять эта неуловимая мысль!

Паша закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на ней.

Почему он вспомнил о Кате только сейчас? Ведь они были дружны. Павел так плохо ладил со всеми, что должен был запомнить эту девочку…

А Егор-Бобер? Гроза всей детворы Рабочего поселка. Он не жил там, но постоянно ошивался. Говорил, что это его родина, мол, из роддома его привезли туда, и только через месяц семья переехала в другую квартиру. Как Паша мог не узнать в Егоре Бобра? С его-то памятью?

Как будто в мозгу какой-то блок стоял!

…И стоило только подумать об этом, как быстрая, мечущаяся, ускользающая мысль замедлилась и дала себя поймать.

– Неужели? – прошептал Паша.

– Что? – непонимающе заморгала Дина. – Что с тобой такое? Объясни?

– Я, кажется, понял! Не все, но главное…

– Что? Что ты понял?

– Придется нам потревожить твоих родителей!

– Да?

– Мы едем к ним!

– Зачем?

– Чтобы найти подтверждение моим догадкам. – Он вскочил с дивана. – Звони им, предупреди, что едем. Я вызываю такси!