Текст книги "Каждый день как последний"

Глава 2

Настроение было преотвратным. Лида ввалилась в квартиру и, не разуваясь, прошла в комнату. Там упала на кровать, зарылась лицом в подушку и разрыдалась. Она редко себе это позволяла. Уже не в том возрасте, чтобы плакать. Потом еще двенадцать часов глаза будут припухшими. Облегчение со слезами все равно не приходит. Разве опустошение, которое подгоняет сон. Но Лида намеревалась провести эту ночь в объятиях не Морфея, а…

Как там его?

Имя парня, с которым она кувыркалась последний раз, вспомнить так и не удалось. Но это и не важно. Номер телефона, главное, имеется.

Лида вытерла мокрое лицо о подушку. Перевернулась на спину. Опустив руку, нашарила на полу сумочку, открыла, достала мобильный. Пролистав список звонков, нашла нужный номер, набрала…

Ей никто не ответил. Малыш либо спал, либо находился там, где музыка заглушала звонок.

– Да и пошел ты! – рыкнула Лида, швырнув телефон. К счастью, упал он на ковер и не разбился. А то бы еще одна неприятность в общую копилку.

Лида вскочила. Она не знала, куда себя деть. Как выпустить пар. Чем себя успокоить…

Валяющийся на полу мобильный затренькал.

Козлик увидел пропущенный вызов от нее? Что ж… Пока она не передумала, пусть приезжает!

Подняв телефон, Лида поднесла его к уху:

– Слушаю.

Зазвучал голос, но не мужской.

– Это Лидия?

– Да.

– Я Нелли.

– Кто?

– Ну Нелли. Я жила у вашей тети. Мы с вами познакомились, когда вы к ней пришли…

Лида хорошо помнила тот день. После того как она явилась в нотариальную контору, вызов из которой получила, и узнала, что никакого завещания ей не оставлено, то сразу поехала к тетке. Решила, что это ее злая шутка. Сестра матери всегда была противной бабой, а уж с возрастом ее характер еще больше испортился.

Дверь ей открыла полная черноволосая девушка. Очень приятная, с добрым лицом Не та, которую Лида помнила. То есть тетка избавилась от предыдущей приживалки и завела новую. И теперь пила соки из нее.

Родственницы поцапались. Лида послал тетку по известному адресу и покинула квартиру, хлопнув дверью. Нелли выбежала за ней.

«Зачем вы так с ней? – с укором произнесла девушка. – Она же больной человек. Ей нельзя нервничать».

«Да она уже двадцать лет помирает, все помереть не может! – зло парировала Лида».

«А вам бы этого хотелось?»

«Мне все равно!»

«Ей жить осталось всего ничего…»

«Да она еще на моих похоронах простудится!»

Лида зашагала по ступенькам вниз.

«Оставьте телефон свой, пожалуйста», – крикнула ей вслед Нелли.

«Зачем?»

«Если что-то случится, я вам сообщу».

Она продиктовала свой номер, лишь бы Нелли отстала.

И вот она звонит ей.

– Я вспомнила вас, Нелли. Что вы хотите?

– Ваша тетя при смерти.

– Да ладно! Полежит пару часов, привлечет внимание, заставит попрыгать вокруг себя кучу народа и оживет.

– Нет, она правда умирает. Уж я-то знаю, пережила много ее постановочных приступов. Сейчас она в больнице, к ней пока пускают. Не желаете приехать, проститься?

– Нет.

– Пожалуйста… – В голосе девушки послышались слезы. Какая все-таки добрая… Бывают же такие! – У нее ведь близких в городе нет. А я не в счет. Я чужая…

Лида мысленно исторгла возмущенный рык, но вслух сказала:

– Ладно, приеду. На пять минут.

– Спасибо…

Нелли что-то еще лепетала, но Лида не стала слушать. Отключилась.

«И зачем я согласилась? – ругала она себя, переодеваясь. – Что заставило меня сделать это? На тетку мне плевать, на эту Нелли – вообще с высокой колокольни! И добренькой или правильной я казаться не хочу…»

Так и не найдя ответа, Лида покинула квартиру.

До единственной в городе больницы ехать надо минут двадцать. Лида быстро поймала машину, назвала адрес. Обычно она ездила даром. Просто любезничала с водителем, и он не брал с нее денег. Но сегодня она была не в том настроении. Когда добрались до места, она сухо спросила, сколько. Ей назвали цену. Конечно, завышенную. Но Лида не стала «бодаться», отдала деньги и вышла.

Тетку она нашла в отдельной палате (та любила болеть с комфортом, уж если лежала в больнице, то в числе ВИПов). У ее кровати дежурила Нелли. Увидев Лиду, она просияла.

– Ваша тетя спит сейчас. Слабая очень. Но вы посидите, она проснется скоро. Пить постоянно хочет. Вода вот… – Нелли указала на тумбочку, на которой стояла большая бутылка воды и стакан. – А я пока схожу перекушу. Тут круглосуточный буфет.

И она удалилась, оставив Лиду наедине с умирающей теткой.

О да, теперь она не сомневалась, что той осталось немного. Сестра матери всегда выглядела изможденной и больной, но не такой опустошенной. Может, она работала на топливе, именуемом «злость», и теперь оно израсходовалось. Ее «бак» опустел. В нем ничего не осталось, даже злости…

– Пить… – прохрипела тетка, разлепив потрескавшиеся губы.

Лида взяла бутылку и налила воды в стакан. Руки почему-то подрагивали.

Она напоила умирающую, та с облегчением выдохнула:

– Хорошо… – И улыбнулась. Да так довольно, как никогда. – Лидка, ты это? – спросила потом.

– Я.

– И чего приперлась?

– Нелли позвала.

– Хорошая она.

– Очень. Надеюсь, ты не кинешь ее с завещанием? – Она подозревала, что тетка может.

– Нет, квартира ее. – И, ткнув морщинистым пальцем в Лиду, припечатала: – А не твоя!

– Да не нужна мне она, – устало отмахнулась та.

– А что нужно?

– От тебя? – фыркнула Лида.

– Да вообще… От жизни.

– Тебе правда интересно?

– Да. Я тебя никогда не понимала. Да и не пыталась, признаю. Но другие сами открываются. А ты нет. Знаешь, я тут фильм смотрела по телевизору. С большим таким мужиком! Челюсть у него еще выдвинута… Негер какой-то.

– Чернокожий?

– Да нет. Фамилия такая. Негер. А зовут как-то на букву «Ш». Шарль. Или Шульц.

– Шварценеггер? – выдала бредовое предположение Лида.

– Точно. Шварц Негер. И вот он там, чтоб мысли его не читали, бошку чем-то обматывал. – Лида вспомнила фильм. Назывался он «Вспомнить все». Недавно его пересняли с новыми актерами. – У тебя башка будто постоянно обмотана, понимаешь? Вот и спрашиваю. Чего ты хочешь?

– Любви, наверное, – задумчиво протянула Лида. – Не видела я ее ни от кого… Все, что угодно, только не любовь…

Неожиданно она почувствовала прикосновение. Это тетка сжала ее кисть.

– Я тебя понимаю, – проговорила она. Затем жестом показала, что опять желает попить. Когда утолила жажду, продолжила: – Думаешь, я всегда была такой?.. Кикиморой? Нет, цветочком нежным была. Одуванчиком пушистым…

И такие глаза у тетки сделались, когда она говорила об этом, что Лида ей поверила.

– Я из деревни уехала в пятнадцать. Поступила в училище при заводе. Отучилась, диплом получила. На работу меня взяли, дали комнату в общежитии, бараке в старом рабочем поселке. Ничего особенного, но мне там нравилось. На танцы мы ходили с девочками, хохотали до упаду с парнями. Но я ничего не позволяла себе. Никаких вольностей. В отличие от матери твоей скромной была. А наших заводских такие недотроги не интересовали. К тому же я красотой не блистала. Ни лицом, ни фигурой не вышла. Поэтому, кроме хохотунчиков, ничего и не было у меня с ребятами. А хотелось любви. И вот однажды знакомлюсь на улице с одним. Не чета нашим, спокойный, интеллигентный, обходительный. Не то что мата, грубого слова не слышала от него. И красавец. Вот прямо красавец! Рост, лицо, руки изящные, с ногтями аккуратными. Ухаживать за мной начал. Но мы не целовались даже. За ручку только он меня брал иногда. И все. И я считала, что хорошо это. Значит, намерения у него серьезные.

– И долго вы встречались?

– Да. Полтора года. Меня и мать его знала. Сначала недовольна была мной. Считала, не пара я ее умнице-сыну. А потом приняла.

– Так что же вас разлучило?

– Извращенцем он оказался. Педофилом.

– Да ты что?

– Вот так вот… Детки его возбуждали маленькие. Пять, семь, девять лет. Любого возраста. Он подглядывал за ними на пруду. Касался, если проходил мимо. За конфетку просил трусики снять…

– Тварь какая.

– Да… Но эту тварь вскоре перестали удовлетворять невинные шалости. Он напал на девочку, чтобы изнасиловать.

– Не получилось? – с надеждой спросила Лида.

– Нет, ему помешали. Дети, которые стали свидетелями того, как он уводит ее, позвали взрослых. Те стащили его с ребенка. Потом избили сильно и привязали к стулу. Это все в заброшенном доме происходило. Там кое-что из мебели нашлось и веревки.

– Зачем привязали? – не поняла она.

– До приезда милиции. Чтоб не сбежал… – Тетка говорила все тише и тише, и Лиде пришлось склониться к ней, чтобы слышать.

– Но он сбежал?

– Нет, он умер.

– От побоев?

– Нет. Кое-кто перерезал ему глотку, когда все вышли на улицу, чтоб там ждать милиционеров.

– И кто же это сделал?

– Не догадываешься?

Лида отстранилась, с испугом посмотрела на тетку.

– Ты? – Это было скорее утверждение, чем вопрос.

И та кивнула.

– Я не могла простить его… – прошелестела тетка, прикрыв морщинистые веки.

– Но где ты взяла нож?

– Крики застали меня на кухне. Я шинковала капусту. Выбежала на улицу, держа нож в руке. Дом, куда этот урод, женишок мой, девочку затащил, неподалеку стоял. В нем тоже общага когда-то была. Я сначала не поняла ничего, а потом мальчишка соседский все мне объяснил. И про то, как дядя ко всем детям приставал, и про девочку… – Тетка закашлялась. Сухость в горле мешала ей говорить, и Лида вновь ее напоила. – Когда все высыпали на улицу, я пролезла в дом через разбитое окно. Встала напротив этого чудовища и посмотрела ему в глаза. И знаешь, что в них вспыхнуло при виде меня? Не боль или раскаяние, а надежда. Он решил, что я пришла, чтобы освободить его. Тогда я резанула ножом ему по горлу. После я выбралась на улицу, прошла в дом. Помыв и убрав нож, залила капусту готовым рассолом и вышла во двор встречать с соседями милицию.

– Что было дальше?

– Расследование. Но мы держались одной сплоченной группой. Друг за друга горой стояли. Все до единого говорили, что ни один из нас из поля зрения не выпадал. Доказать обратное у следователей не вышло. Как и то, что мы совершили групповое убийство. Оно так и осталось нераскрытым.

– Соседи покрывали тебя?

– Нет. Никто из них не видел в моих руках ножа, кроме того мальчика, что мне все рассказал. Но он молчал об этом на допросах. Не знаю уж, намеренно или чтобы защитить меня…

– А что за мальчик?

– Хороший такой пацан… С бабушкой жил. Не помню имени.

– А сколько вас было человек?

– Кроме меня и мальчика, еще один ребенок, но старше гораздо. Шпана местная. Плюс отец пострадавшей девочки. Еще две женщины соседские, у них у самих малые детки были, так что они как фурии на педофила налетели. А с ними один мужик. Но тому лишь бы кулаками помахать.

– В итоге вас было… – Лида начала загибать пыльцы. – Семь человек, так?

– Так.

– Как и нас…

– Кого вас? – не поняла тетка.

– Тех, кто должен ответить за ранее пролитую кровь, – пробормотала Лида и выхватила телефон.

Глава 3

Пошел дождь. Забарабанил по подоконнику. Да так яростно, что Наташа вздрогнула.

Она сидела на диване, завернувшись в плед, и смотрела на рыбок в аквариуме. Она завела их сразу после развода, чтобы успокаивать нервы. От многих слышала, что в качестве релаксанта аквариум особенно хорош. Смотришь, говорили Наташе, как неспешно плавают эти рыбки, и так спокойно становится.

Но ей он не помог. Только лишняя забота появилась: воду менять, рыб кормить, чистить стекло аквариума. Она бы отдала питомцев вместе с емкостью, в которой они обитали, кому-нибудь, да дочка к ним привязалась. Всем рыбкам имена дала. А когда кто-то из них умирал, так сильно плакала, что Наташе приходилось покупать взамен другую. Поэтому в аквариуме всегда плавало не меньше десятка рыб.

Сейчас за их передвижениями Наташа и следила. И, как ни странно, это ее умиротворяло. Она так расслабилась, что чуть не задремала, но по подоконнику забарабанил дождь, и сердце заколотилось сильно-сильно…

Наташа отбросила одеяло, встала. Подойдя к окну, выглянула на улицу. Зарядил! Теперь до утра.

И снова тра-та-та. Только на сей раз барабанили в дверь. Наташа не понимала, зачем стучать, если есть звонок.

Она сунула ноги в тапки – в прихожей ковров не было, а отопление еще не включили – и пошла открывать. Но тот, кто явился с визитом, оказался очень нетерпелив. Он колотил в дверь уже не костяшкой пальца, а кулаком.

– Да что ж это такое? – возмутилась Наташа, бросаясь к двери. Сразу открывать она не собиралась. Мало ли кто там, на лестничной клетке. Но, посмотрев в глазок, поспешно отперла.

На пороге стояла Даша, правая рука Дельфии. Ее короткие волосы были мокрыми. Лицо тоже. Одежда влажной. Когда успела так промокнуть, ведь сильный дождь пошел только что?

Или она давно бродит по улицам под моросью?

– Ты вся мокрая, Даша! – Наталья втащила ее в прихожую за руку. – Ты бы хоть капюшон накинула! – Она начала стаскивать с нее мокрый плащ. – Раздевайся немедленно!

– Ее больше нет, ты знаешь? – прохрипела Даша. Голос у нее почти пропал.

Она позволила себя раздеть. Наташа положила перед ней тапки, намекая на то, что той нужно разуться, и переспросила:

– Кого?

– Дельфии.

У Даши подкосились ноги, и она рухнула вниз. Будто не человек с мощным скелетом, а надувная игрушка, из которой резко выпустили воздух.

Наташа опустилась рядом с ней на колени, заглянула в лицо:

– Еще раз объясни, я не поняла.

– Дельфии больше нет. Она мертва.

– Что с ней случилось?

– На первый взгляд смерть естественная. Так сказали полицейские.

– Но ты в это не веришь?

Даша замотала головой. И мелкие брызги полетели с ее волос на лицо Наташи. Та вскочила, бросилась в кухню и накапала в стакан валерьянки. Разбавив настойку водой, вернулась в прихожую.

– Пей, – сказала она Даше. И сунула стакан ей в руку. Та послушно выпила. – А теперь объясняй.

– Да, она могла умереть в любой момент, – заговорила Даша. – Люди с прогерией, как правило, не перешагивают порог тридцатилетия. У них же не только кожа и волосы стареют. Но и органы. Поэтому Дельфия так торопилась жить. И хотела оставить память о себе в сердцах многих… – Она всхлипнула и закрыла рот ладонью. Да еще и нос зажала. Как будто заперла рыдания. – Ее нашли сегодня мертвой, – произнесла она после затянувшейся паузы. – В том заброшенном доме, куда я отвезла все имущество секты (она дала мне ключ от двери). Дельфия часто бывала в нем. Ее тянуло туда будто магнитом.

– Чувствовала, что умрет там? – предположила Наташа.

– Нет, дело не в этом. Теперь я понимаю, она там встречалась со своим мужиком!

Наташа ушам своим не поверила. Дельфия, основательница секты мужененавистниц, встречалась не с Дашей?

А с мужиком?

– У нее был любимый, – кивнула Даша, отвечая на ее мысли. – Я не видела его никогда. Но слышала о нем. Естественно, только хорошее. Все мужики – козлы, а он – ангел небесный. Единственный, кто, заглядывая за рано состарившуюся грубую оболочку, видит ее настоящую. Молодую, озорную, нежную и прекрасную. И ценит ее душу. Тело для него вторично. Но при этом и не безобразно. То есть он хочет и его.

– Может, он тоже старый?

– Как раз нет. Молод и невероятно хорош собой.

– Бывают же такие замечательные мужчины…

– И ты туда же? – вскричала Даша. – Веришь одному из этих козлов? Да не бывает исключений! Я пыталась втолковать это Фи-фи, но она превращалась в фурию, едва я начинала разговор. Грозилась перестать со мной дружить, если я буду продолжать в том же духе. И я замолкала. Но ненадолго. У меня все клокотало внутри при мысли о том, что какой-то смазливый хитрец использует мою подругу. А он манипулировал ею, как марионеткой! И она делала все, о чем он ее просил.

– А о чем он просил?

– Я не знаю точно. Но втянул ее во что-то нехорошее. А она, в свою очередь, меня.

– О чем ты?

– Об убийстве скульптора слышала? В новостях о нем много говорили.

Наташа кивнула. О том, что о гибели Егора она узнала не из новостей, а от полицейских, и при каких обстоятельствах с ним познакомилась, Дарье знать не полагалось.

– Я причастна к его смерти! – выпалила та.

Наташа отшатнулась.

– Нет, нет, не думай плохо… – Даша схватила ее за руку. – Я сейчас объясню. Понимаешь, Фи-фи попросила меня заманить этого скульптора в одно место. Я под видом проститутки подкатила к нему, предложила развлечься. Но он не согласился идти туда, куда я позвала его, только к себе. Я позвонила Дельфии, сообщила об этом. Она с кем-то минуту совещалась, а потом сказала: ладно, езжай с ним. Я приеду, сделай так, чтоб я смогла войти. Причем адреса не просила. Знала его, получается.

– И что было дальше?

– Мы приехали. Он чуть ли не сразу накинулся на меня. Зверь, а не мужик. Но я не могла позволить себя трахнуть. Тогда он угрожать мне стал. Ножом махать. А Дельфия все не ехала… – Даша откинулась и вытянула ноги. Наташа хотела предложить ей переместиться в комнату на диван, но Даша вновь заговорила, и она не стала ее перебивать. – Наконец дверь открылась. Я незаметно отперла замок. И вошла Фи-фи. Скульптор не слышал этого. Он врубил телевизор чуть ли не на полную. Она подошла к нему и рубанула по шее ребром ладони – владела кое-какими приемами. Когда он осел, она велела мне уйти. Я хотела остаться, но она не позволила.

– А как она вошла в подъезд? Там, наверное, домофон.

– У Дельфии имелся универсальный магнитный ключ. И много еще всяких штуковин из разряда шпионских штучек. Я не понимала никогда, зачем ей все это…

– Когда ты узнала, что скульптора убили, что ты сделала?

– Позвонила Дельфии. В магазине закончился обыск, с нас сняли показания и отпустили. Я предложила ей пойти в ресторан, пообедать и снять стресс коньячком. Николь меня поддержала, а Дельфия нет. Сказала, что у нее дела, и умчалась куда-то. Без нее мне в ресторан идти расхотелось, и я поехала домой. Через час увидела по телевизору новости. И сразу набрала Дельфию, но ее номер не отвечал. Я звонила и звонила… – Из глаз ее вновь покатились слезы. – Я как чувствовала беду и не могла усидеть на месте. Поэтому поехала к ней, но мне не открыли. Я в «Чашу», и там ее нет. Тогда я подумала, что она может быть в том старом доме.

– Но почему она встречалась с любовником там, а не в каком-то более пригодном для этого месте?

– Наверняка они встречались и в других. Но их местом был именно тот дом. Не знаю, почему.

– И что? Дельфия была там?

– Да. Когда я подъехала к дому, ее выносили. Мертвую, она лежала на носилках, накрытая чем-то. Но я знала, это она. Еще до того, как увидела руку, выскользнувшую из-под покрова, на которой был браслет, подаренный мной. Я просто почувствовала. А потом услышала, как полицейские говорят, что на теле Дельфии нет никаких следов насилия. И если она умерла не своей смертью, то только от отравления моим имбирным напитком. Но им она отравиться не могла. Я туда только рома добавила, но никак не яда. Я любила ее. Только я. По-настоящему…

– Я верю тебе, – Наташа сжала руку Даши.

– А он ее убил! – Даша вцепилась в нее. – Я должна узнать, кто это… Должна! – Она так сдавила ее запястье, что Наташе стало больно. – Но как? Подскажи мне…

Наташа с трудом высвободила руку из тисков Дашиных пальцев. Завтра выступят синяки.

– Как Дельфия его называла?

– Да никак. Я же говорю. Дурацким ласковым прозвищем.

– Типа, зайка или рыбка? – Она решительно не могла представить себе сюсюкающую Дельфию.

– Хуже – кукленок.

– Как-как?

– Я же говорю – дурацкое…

– Кукленок? – повысила голос Наташа.

– Ну да…

– Вот черт!

– Что?

– Если моя догадка верна, то я знаю этого кукленка. А сейчас разуйся и ступай в комнату. Мне надо подумать.

Даша без возражений стянула с ног ботинки и прошла в зал. Их секте нужна новая жрица, и она решила, что Наталья лучшая кандидатура на эту роль. А раз так, ее надо слушаться.

Глава 4

Деревня, где Динины родители имели дачу, находилась всего в пятнадцати километрах от города. По ночному шоссе добраться до нее за полчаса не составило труда. Когда таксист остановил машину у нужного дома, в его окнах горел свет.

– Ждут, – сказала Дина.

Паша помог ей выбраться из салона. Они оба смертельно устали. Но Дина держалась молодцом. Не ныла. Хотя вид имела замученный и постоянно прикрывала рот ладошкой, борясь с зевотой.

Дверь дома открылась еще до того, как Паша с Диной достигли крыльца.

– Доча? – послышался мужской голос, и через секунду дородный пожилой мужчина показался на пороге. Отец. Из-за его спины выглядывала ее мама. Такая же беленькая и худенькая, как и Дина.

– Как же ты нас напугала! – воскликнула она и, поднырнув под руку мужа, бросилась обниматься с дочкой.

– Мам, пап, знакомьтесь, это Паша, – представила она своего спутника.

– Тот самый? – со значением спросила мама. Дина зыркнула на нее, и та сразу затараторила: – Папа сегодня варенья наварил. Виноградного. Не поспела «Изабелла» у нас, кислая – ужас. И он где-то рецепт нашел. Вот опробовал. Сейчас мы чайку с ним…

Болтая без умолку, она вела гостей в дом. В кухне была затопленная печка. И такое приятное, мягкое тепло от нее исходило, что хотелось прижаться к ней спиной, закрыть глаза и задремать.

Вот только не за этим они приехали.

– Мама, пап, у нас к вам серьезный разговор, – начала Дина.

– Ну, понятно… – пробурчал отец, закурив папиросу. – Иначе не свалились бы как снег на голову среди ночи.

– Я не всю правду вам сказала.

Родители знали, что Дину похищали. Они забили тревогу в тот же день, как дочь пропала. Заявление от них приняли через сутки. Наташины родители тоже пришли в полицию. А остальных похищенных не хватились. Если б пятеро из семи пропали, не факт, что о них бы вспомнили.

Разве что Пашу жена недобрым словом. Козел, опять исчез! Теперь без предупреждения, и, главное, не подкинув денег!

– Паша, расскажи… – обратилась к нему Дина.

И он рассказал. Естественно, в двух словах и без пугающих подробностей. Смягчил, насколько возможно, свое повествование. Постарался из кровавого триллера сделать хотя бы классический детектив.

Его выслушали стойко. Без истерик. Особенно его поразила мать Дины, по виду женщина очень эмоциональная. Держалась она молодцом, ничем не выдав своих чувств. У отца пальцы тряслись, когда он подносил папиросу ко рту, а мать расставляла чашки, накладывала варенье, разливала чай, и руки ее не дрогнули ни разу.

Когда Паша закончил рассказ, отец спросил:

– Что вы хотите выяснить?

– Понимаете, в чем дело… – Паша отхлебнул из чашки глоток чая с можжевеловым листом. Причмокнул. Очень вкусно. – Я вспомнил вашу дочь и вас, и еще некоторых людей, что жили в старом рабочем поселке. Не знаю, почему лишь недавно. Вернее, знаю. Я много литературы по психологии в свое время читал, поэтому немного разбираюсь в подсознании. Своем и чужом. Так вот, у меня нечто вроде блока в мозгу стояло. Этот блок мою нервную систему оберегал. А вскоре я пережил новый шок, гораздо более сильный. И он запечатал воспоминания о первом…

– Давай опустим психологию, – поморщился Динин отец и прикурил вторую папиросу.

– Хорошо. Перейду к главному. Я знаю, что вашу дочь чуть не изнасиловал один урод. Его Валерой звали. Я очень хорошо его помню, потому что он и ко мне приставал. Ему дети любого пола нравились. Как-то мы с Катей решили в заброшенный дом забраться. Да я фонарик забыл, побежал за ним, а навстречу Валера. И к дочери вашей подходит. Я обернулся. И смотрю, он хватает девочку и в дом тащит. А я-то знаю, что это за тип. Конечно, я тогда понятия не имел, как взрослый мужчина (ему исполнился двадцать один год может ребенка использовать, мал был, но разозлило уже то, что он Катю лапает. И я бросился на поиски кого-нибудь, кто больше и сильнее меня. Наткнулся на Егора-Бобра. Я его боялся. Впрочем, как и все дети поселка. Но тут кинулся к нему, как к родному.

– Я помню, как вы прибежали в наш двор, – перебил его отец Дины. – Я на больничном был, вот вы меня и застали… – Он затушил папиросу и обхватил голову руками, запустив пальцы в седые волосы. – Успели мы. Не дали уроду дело до конца довести. Да только девочка наша все равно не смогла отойти после этого. Дина не помнит, какой она была до этого. А ты должен. Солнечный, открытый человечек с улыбкой до ушей…

– И таким заразительным смехом, что если веселилась она, то хохотали все вокруг, – подхватил Паша.

– Да… Такой она была, наша Катя. И потом ее как подменили.

– Влюблена она была в него, вот в чем дело, – вмешалась мама. – Прекрасным принцем Валерку считала. Он ведь красавец был. И от других парней, что в поселке проживали, отличался: и одет с иголочки, и манеры у него, как у аристократа. По улице вечно с книжечкой под мышкой ходил. И здоровается со всеми так приветливо… – Голос у нее сорвался, и она отвернулась, вытирая увлажнившиеся глаза.

Супруг ласково погладил ее по спине, успокаивая.

– Я рассказала Паше, что Катя покончила с собой, – вмешалась в разговор Дина. – Давайте не будем об этом, нам всем больно вспоминать, как она ушла… – Мертвой ее нашла маленькая Дина. Мама привела ее из садика, она вбежала в комнату к сестре, увидела ее спящей и начала тормошить. Катя была уже холодной.

– Что вы хотели узнать? – прокашлявшись, спросила мать Дины.

– Кто убил Валеру? – Она посмотрела на отца. – Ты, папа?

– Нет. И он, – мужчина указал на Пашу, – знает это…

– Дело в том, что не знаю. Я тот промежуток времени совсем не помню. Последнее – как вы стаскиваете Валеру с Кати и бьете его в морду… Потом – пустота.

– Я не убивал его. А кто это сделал – не знаю. А почему вы стали ворошить ту давнюю историю?

– У нас возникла мысль, что кто-то мстит за Валеру. Меня, Егора-Бобра и вашу дочь похитили. Кроме нас еще четверых. Возможно, они дети тех, кто участвовал в его избиении…

– У баб были детки, совсем малые, девочка и мальчик. А у деда никого. Когда он умер, его хоронить некому было. Тонька тоже вроде не родила никого.

– Тонька – это та девушка, что в общежитии жила?

– Она самая. Невеста Валерки…

– У него была невеста?

– Ну, считалась ею, по крайней мере. Так что не сходится что-то.

– И почему тогда не мстить напрямую тем, кто якобы виновен? – спросила мать. – Не детям их, а…

– Так в этом весь замысел, понимаете? Отнять детей у родителей, как когда-то они отняли его у матери. Я помню, он жил с ней. А были у него братья, сестры?

– Жил он с матерью в том же доме, что и мы. Только на первом этаже. Отец умер. А брат старший уехал из города сразу после школы.

– Мать его обожала, – сказал отец Дины, выбив из пачки папиросу. – Он был светом в ее окне. Иначе как Валерочкой его не называла. Считала его гением непризнанным. Он ведь писал рассказы, стихи. Можно сказать, только этому себя и посвящал. Он не учился и не работал. Вернее, числился ночным сторожем в садике, да только мать за него дежурила. А образование ни к чему ему, он и так умнее всех умных был. По мнению родительницы. Девушка, с которой Валера встречался, казалась матери его непроходимой дурой и уродиной…

– Та самая Тонька?

– Да. Наладчица с нашего завода. Она на самом деле красотой не блистала, но была очень славной. Все думали, Валерка с ней из-за секса только. Девчонки из общаги скромностью не отличались. А потом оказалось, что не было у них ничего. А мать, видимо, что-то за сыном замечала нехорошее, раз все же стала избранницу чада своего любимого, такую никчемную, принимать. Думала, пусть лучше с такой, но взрослой…

– Как она проклинала нас! – вздохнула мать Дины. – Кары небесные насылала. Чтоб вы сдохли, это самое мягкое, что мы слышали от нее. Считала нас убийцами. Требовала возмездия. А когда поняла, что нас так и не накажут, переехала. Не могла видеть нас на свободе.

– А какая фамилия у Валеры была?

– Козловский.

Дина с Пашей переглянулись.

Вот теперь все сошлось!