Текст книги "Лучшее, что может случиться с круассаном"

В конце его The First держал безвольно валявшегося на полу охранника.

– Уже? Черт подери, ну ты даешь!..

– Брось глупости и поторопись, надо связать его и сунуть ему кляп.

– Не надо на меня орать, у меня сразу же начинается стресс. Я уже по горло сыт твоим гнусным характером.

– Что ж, если тебе не нравится, как я действую, следующего охранника предлагаю убрать тебе, мешок с дерьмом.

– Вы только послушайте этого гуру… А кто тебя первый освободил, а? Не вмешайся этот мешок с дерьмом, из тебя бы живьем отбивную сделали.

– Тоже мне вмешался – камикадзе. Чудо, что у тебя еще зубы целы.

– Между прочим, даже без зубов я все равно буду симпатичнее, чем вы, дон Крутой.

Несмотря на перебранку, нам удалось намертво связать охранника, прежде чем он пришел в себя. На этот раз мы использовали его собственный ремень, чтобы связать руки, разодранную рубашку для ног, другую – для кляпа и добавили к нашей добыче дубинку и пистолет, не считая того, по чему я уже так давно тосковал: пару ботинок моего размера. Не очень приятно ходить в чужой обуви, но это лучше, чем шлепать в носках и скользить на каждом шагу.

– Так где Дюймовочка?

– Не знаю, в одной из комнат. Сходи поищи, а я пока спрячу этого и пороюсь в аптечке.

По всей видимости, здесь была аптечка, и, похоже, в первой же из комнат, потому что именно туда пошел The First. Я двинулся вдоль по коридору, заглядывая в глазки всех дверей. Вот комната, где сидел я, ширма все еще валялась на полу. Третью занимала Спящая Красавица, лицо которой было мне знакомо. На ней был белый халат, который придавал ей несколько похотливый вид, как девицам, переодетым медсестрами, которые рекламируют секс по телефону.

Я вошел в комнату, сел на кровать рядом с Дюймовочкой и осторожно потормошил ее.

– Дюймовочка, это я, Пабло, слышишь?

Ока улыбнулась сквозь сон.

– Приве-е-ет, как дела?… А ты что?… Что ты здесь?…

Впервые в жизни я отбросил все свои дурные буржуазные привычки и ударил женщину, влепив ей две хорошие пощечины. Она обиженно посмотрела на меня. «Я понесу тебя, – сказал я, – постарайся мне помочь». Я взвалил ее на плечо, как Тарзан, но Дюймовочка весит столько, сколько две Джейн и одна Чита вместе взятые, и мне стоило немалых трудов пронести ее по коридору с вышедшим из строя коленом, выполнявшим исключительно роль шарнира. Дойдя до стола охранника, я усадил на него Спящую Красавицу и прислонил к стене.

В этот момент появился The First. Мне очень не понравился взгляд, который он бросил на Дюймовочку.

– Я нашел спирт, вату, снотворное, обезболивающее, шприцы, ножницы, скальпель… Даже кетгут и стерилизованные иглы…

Я подумал, что мой Неподражаемый Брат тоже, наверное, видел фильмы с Роджером Уилко.

– Слушай, не знаю, как ты, но я собираюсь убраться отсюда поскорее и напиться по дороге к травматологу, так что я не понимаю, зачем нам все это.

– Убраться отсюда?

– Да, убраться, go out…

– Понятно.

– Что случилось, опять загадки? Но ведь как-то же отсюда можно выбраться? У нас три пистолета, дубинка и фарфоровая собачка. Если со всем этим мы не прорвемся…

– Куда прорвемся? С тех пор как ты удрал, по всей Цитадели рыщет маленькое войско, а когда они получат подкрепление, то узнают, что сбежали и я, и твоя девица.

– Цитадель? Ты сказал «Цитадель»?

– Да, именно. Надо спрятаться где-нибудь в надежном месте, чтобы разработать план побега. Ты почти не можешь идти, я не могу драться, а твоя девица вообще как колода.

– Это не моя девица, это приятельница stricto sensu,[56]56
  В строгом смысле слова (лат.).


[Закрыть] договорились? И не надо на меня пялиться. Ты не знаешь какого-нибудь китайского приема, чтобы разбудить человека?

The First снова исчез в аптечной комнате и вышел с белым пузырьком. От пузырька воняло нашатырным спиртом. The First поднес его к носу Дюймовочки.

– Пабло…

– Не волнуйся, это от снотворного. Все моментально пройдет, надо только немного постараться.

– Но ты?… Ты что здесь делаешь?

– Черт подери, Дюймовочка, разве не понятно? Я пришел тебя спасти.

– Разбивая стены коленями, – вставил мой Неподражаемый Брат, который, по всей видимости, пребывал в прекрасном настроении и хотел как можно скорее выплеснуть его излишки на нас.

До Дюймовочки наконец дошло, что мы заодно, и она прикрыла рот рукой, видя, как умело потрудились над лицом The First.

Только такому слюнтяю, как он, могло прийти в голову взять ее другую руку и поцеловать ее.

– Очень рад познакомиться. Меня зовут Себастьян, Себастьян Миральес. Брат Пабло.

– Правильнее сказать, сын тех же родителей, – уточнил я.

– Очень приятно. Хосефина. Я много про тебя слышала.

– Много? Кто это тебе про него рассказывал? Уж только не я…

– Слушай, на твое лицо прямо больно смотреть…

– Пустяки, всего лишь небольшие спецэффекты. Меня привязали к стулу и допрашивали.

– …не помню, чтобы я хоть раз тебе о нем говорил… слышишь?

– Тебе, наверное, очень больно?…

– Да нет, все дело в самоконтроле. Тренированный ум может даже боль воспринимать как нечто иное.

– Дюймовочка-а-а, эй, ты меня слышишь?

– Да-а-а, отстань, зануда, не видишь разве, что я говорю с твоим братом?… Конечно, я на тебя зла. Как ты мог бросить меня одну ночью? А потом из машины выскочили двое каких-то типов и заткнули мне рот платком…

– Так он тебя бросил?

– Сам слышал.

– Ладно, не обращай внимания, он ведь выпивает.

– Выпивает? Да я своими глазами видела, как он выхлестал бутылку водки за два часа.

– Но теперь все в порядке, верно? – пришлось вмешаться мне. – Не время заниматься семейными дрязгами.

The First сказал, что пойдет доупаковывать наши причиндалы, и я на минутку остался наедине со спасенной принцессой.

– Ты мне не говорил, что у тебя такой милый брат.

«Милый», она сказала «милый». Не «симпатяга», не «клевый», не «очаровашка». Она сказала «милый» – точь-в-точь как в телесериалах.

– Дюймовочка, умоляю, у него не лицо, а географическая карта.

– Да, но у него хорошая фигура, такой стройный. И потом, видно, что в нормальном состоянии он просто очаровашка. Теперь, когда у тебя есть компания… не бойся, дурашка, я все помню… И потом, у него такие голубые глаза, по-моему очень сексуальные.

– Выпитый я.

– Не придирайся. Потом, тебе не мешало бы сбросить килограммчиков сорок. – Вдруг она напустила на себя такой вид, какой напускают современные люди, когда им приходится затрагивать неприличные темы, и при этом они не хотят показать себя старомодными: – Слушай, мне нужна одна вещь… Тут нет каких-нибудь прокладок или тампонов?… Кажется, у меня начинаются месячные.

Ни у принцессы Органы, ни у леди Марион, ни у Прекрасной Елены никогда не начинались месячные в самый разгар операции по их спасению, а вот у Дюймовочки – да, у Дюймовочки месячные тут как тут.

– Лихо: тебе нравятся глаза мистера Секси, а прокладки ты просишь у толстяка…

Дюймовочка наградила меня быстрыми лукавыми поцелуями, и я отправился туда, где The First заканчивал укладывать наши пожитки. Я сразу понял, что в аптечке нет ничего похожего на прокладки или тампоны, но в одном из шкафов наткнулся на кучу наволочек и подумал, что в конечном счете и они сойдут. После чего вернулся к Дюймовочке.

– И что, по-твоему, можно сделать из наволочки? Ку-клукс-клановский капюшон?

– Черт возьми, не знаю… Обходились ведь женщины тряпками, когда не было никаких «тампаксов»? Сама придумай…

Короче, когда мы наконец приготовились выступить в поход, прошло, должно быть, уже немало времени. Нам не только пришлось дождаться, пока Дюймовочка приведет себя в «должный вид», как она сама выразилась, но и пока она – так ей, видите ли, захотелось – пройдет начальный курс обращения с оружием, – задача, которую я возложил на Неподражаемого Инструктора The First. Ученица, щеголяя способностью к абстрактному мышлению, не свойственному ее полу, казалось, прекрасно усвоила теорию (откуда вылетают пули и прочее), но, когда дело дошло до практики, она взяла пистолет так, будто держала в руках осиное гнездо. Это надо было видеть. Но так или иначе экстравагантный отряд, состоящий из статного и подтянутого герильеро с двумя наволочками вместо дорожных сум, Дорис Дей с пистолетом за поясом халата и Магилы Гориллы, прихрамывающей и нагруженной связкой запасных гигиенических салфеток, выступил наконец из решетчатых дверей навстречу потемкам нелепого сооружения.

– Куда направимся? – не утерпел я.

– Исследовать лабиринт, – ответил The First.

Славное приключение. Не хватало только Дарта Вейдера, который, впрочем, не замедлил объявиться.

Учитывая, что мы углубились не в настоящий лабиринт, достаточно было следовать вдоль участков, освещенных аварийными лампочками, чтобы выйти в нечто вроде подземного туннеля, как бы выполнявшего роль спинного хребта всего сооружения. Он, несомненно, куда-то вел, потому что сбоку стояли припаркованный грузовик и экскаватор. Иными словами, туннель был здоровенный.

– Ну и труба! – сказал я, давая предварительную оценку.

The First, как всегда в привычной для него роли героя, прямиком направился обследовать груду балок и других строительных материалов, сваленных за экскаватором и занимавших столько же места, сколько еще один грузовик. Когда он вернулся, у него был характерный вид «все под контролем», который особенно меня бесит.

– Лучше всего пойти по следам покрышек грузовика. Где-то же он должен выгружать землю.

– Ты что, думаешь, что кто-то мог вывезти всю землю на этом грузовичке?

– У них было время. Пошли, возможно, нам предстоит неблизкий путь.

Итак, Капитан Гром, не удовольствовавшись загадочными высказываниями, решил, что настало время отдавать приказы. В конце концов я в очередной раз предоставил ему право возглавлять наш кортеж, а сам поплелся в хвосте, позади Дюймовочки. Довольно долго мы шли по туннелю, держась стены без лампочек, почти в темноте, но не настолько, чтобы не видеть, куда ступаем. Мы словно шли на поиски Проклятого Храма, вот только приключение наше было малобюджетным – без боа-констрикторов и подземных водопадов. Чем дальше, тем больше нам приходилось ступать по лужам, скопившимся от стекавшей со стены воды, так что стало почти зябко и с тоской думалось о демисезонном пальто.

Вдруг, пройдя два или три подземных квартала, мы очутились в очередном участке туннеля, где он внезапно расширялся, нарушая монотонность маршрута. Сначала я не узнал места, и меня единственно удивил ряд приземистых арок, за которыми можно было различить аккуратную свалку человеческих отбросов. Банки из-под кока-колы (классика всех помоек), использованные презервативы, остовы зонтиков, журналы с выдранными страницами… Но когда я узнал на одной из вырванных страниц пару огромных титек, которые какая-то кубинка давала ласкать пареньку-мулату, то сообразил, где мы находимся. Это были развалины порнушной лавчонки, поверх которых в восьмидесятые годы разбили парк. Так что, вполне вероятно, мы находились под улицей Нумансия и, несомненно, на достаточной глубине.

Я сказал об этом The First. И хотя не думаю, чтобы мой Неподражаемый Брат когда-нибудь дрочил в старой порнушке, распаляя себя крадеными журналами, ему удалось определить место.

– Мы знаем, что в доме номер пятнадцать по улице Жауме Гильямет есть выход, а это в двух кварталах от того места, где мы находимся сейчас. Возможно, лучше будет свернуть в ближайший проход к зданиям и попытать счастья.

Но времени на то, чтобы обсудить такую возможность, нам не дали. Дюймовочка предупредила нас криком: «Там кто-то идет», – и, обернувшись к нам, указала в ту сторону, куда мы двигались. Тут я услышал, как кто-то издалека крикнул: «Стой!» The First заставил меня обнять себя за шею, чтобы мне было легче идти, и приказал Дюймовочке бежать, бежать как можно скорее и спрятаться в последнем выходе из туннеля, который мы уже давно прошли. Я немного отстранился от своего помощника, чтобы прыгать быстрее; Дюймовочка уже добралась до выхода и, высовываясь из-за угла, подбадривала нас. Мы тоже добрались до цели, прежде чем кто-либо из преследователей мог нас догнать, и оказались в подземном гараже такого же безумного вида, как и остальное, и я увидел, что Дюймовочка бежит к тому, что издали напоминало двери лифта, и отчаянно жмет на кнопку. The First высвободился из моих объятий и сказал, чтобы дальше я шел один. Когда я полуобернулся посмотреть, куда, черт возьми, он пошел, то увидел выбегавшего из туннеля охранника в синем комбинезоне, который приостановился, заметив, что один из беглецов изменил курс и направляется прямехонько к нему. Жестом метателя копья тип занес дубинку, собираясь обрушить ее на The First, но тут мой Неподражаемый Брат сделал нечто такое, что, к сожалению, я не мог записать на видео. Мгновенное движение, достойное фокусника, и охранник получил удар коленом в пах, после чего мой Неподражаемый Брат, целый и невредимый, перехватил у него дубинку левой рукой. Еще миг – и дубинка была уже в его правой, и он вполне мог раскроить череп своему противнику задолго до того, как бедняга протяжно выдохнул «у-у-у-у-х», тем самым выражая свое удивление от неожиданного удара. The First ограничился толчком, после которого тип, корчась, рухнул на пол, но тут на арену выбежал второй охранник. Этого и пальцем не пришлось тронуть: при виде судьбы, постигшей его напарника, и моего Неподражаемого Брата, вращавшего дубинку на манер жезла в руках предводителя праздничного шествия, он развернулся и исчез там, откуда возник.

Воспользовавшись передышкой, The First пружинистым шагом подбежал к лифту, где дожидались его мы с Дюймовочкой, готовые нажать на кнопку самого верхнего этажа.

– Извините, можно попросить у вас автограф? – спросил я, изображая комическое облегчение.

– Прекрати дурачиться. У второго была рация. Теперь проблем не оберешься.

Колымага на полной скорости несла нас вверх, на пульте одна за другой вспыхивали лампочки, продвигаясь к шестому этажу. Всего их было четырнадцать, но, начиная с шестого и выше, требовался ключ, чтобы снова включить подъемник. Похоже, мы попали в какое-то крутое здание.

– Не доставайте пистолеты. Если они увидят, что мы вооружены, то могут занервничать и изрешетить нас. Хосефина, спрячь пистолет в карман.

Изумленная Дюймовочка подчинилась. Тут вдруг раздалось нечто вроде сигнала тревоги на подводной лодке. Чертовски неприятная штука. Полуобезумев, мы добрались до шестого этажа. Дверцы разъехались автоматически, и на мгновение мы прижались к стенкам лифта. Тревога продолжалась. The First первым высунул башку, но я уже понял, что там кто-то есть: в глубине сквозь просвечивавшую застекленную дверь я увидел нечто, напоминавшее приемную изысканного кабинета, и девушку, которая встала со стула, пытаясь разглядеть, откуда такой переполох.

– Выходите из лифта! – скомандовал The First, обращаясь ко мне и к Дюймовочке.

Не успели мы выйти, как мой Неподражаемый Брат принялся рукоятью пистолета крушить пульт с кнопками. Он не успокоился, пока не показались разноцветные проводки, которые он вырвал один за другим. Потом оглянулся, ища непонятно что, пока не остановил свой выбор на безобидном горшке с гортензией. Вырвав растение с корнем, он грохнул горшок об пол и засунул один из осколков в дверцу другого лифта, стоявшего на том же этаже. Все это происходило в слишком быстром для меня темпе: любое решение, которое нельзя принять, одновременно потягивая пиво, кажется мне поспешным. Поэтому я предоставил The First, более привычному к стрессам, принять на себя сиюминутное командование, а сам сосредоточился на огромном окне, расположенном за стеклянными дверями, рядом с диваном и секретаршей и выходившем на задний фасад здания напротив. Смеркалось, и взрывы петард были ясно слышны сквозь сигналы боевой тревоги. Это только половина видимой и слышимой жизни, и мне хотелось лишь одного: выглянуть в это окно и убедиться, что мир по-прежнему таков, каким мы его оставили. Выведя из строя оба лифта, The First тоже подошел поближе. Девушка, придя в ужас при виде молодчика с лицом, разукрашенным, как альпийский луг, пятясь, пряталась за все, что попадалось ей на пути.

– Не бойся, мы не собираемся причинить тебе вред, – сказал ей The First, стараясь, впрочем безуспешно, убедить девицу отложить свой скрепкосшиватель. Гораздо более эффективным оказалось обращение Дюймовочки: «Да успокойся ты, мы друзья». Учитывая сложившиеся обстоятельства, фраза была нелепой, но уже одно то, что ее произнесла женщина, и само присутствие женщины в компании двух типчиков, выглядевших, как хотели бы выглядеть многие Ангелы Ада, внушало секретарше больше уверенности.

– Не беспокойся, – повторила Дюймовочка, – мы только хотим бежать. Нас преследуют.

The First подошел к окну, и я последовал за ним, пока не уткнулся носом в стекло. Внутренний дворик был еле различим, и на узкой полоске неба – праздничного неба в Иоаннову ночь – ярко вспыхнула пущенная в воздух ракета. Верещание сирены вдруг оборвалось, и мы услышали тяжелый топот шагов со стороны лифтов.

– Всем укрыться! – крикнул The First, никак не поясняя свои слова.

Никто никогда не отдавал мне подобных приказов, но в контексте вселенной, в которую мы угодили, я понял, что речь не о том, чтобы укрыться от летнего дождичка, а чтобы соорудить между нами и остальным миром какую-нибудь преграду от пуль. Я подумал, правильно ли истолковала его слова Дюймовочка или она станет искать непромокаемый плащ. Я попытался выяснить это, но в первый момент нигде ее не заметил. Только потом я увидел, что она крадется на четвереньках под стойкой, следуя за секретаршей, и что обе собираются скрыться за двойной дверью, по всему смахивавшей на вход в кабинет. Учитывая передвижение девушек, я решил, следуя примеру своего Неподражаемого Врата, спрятаться за диваном. Послужит ли диван достаточной преградой для пули? – задался я риторическим вопросом. Это был диван типа «честертон» с обивкой трудноопределимого оттенка, хотя не думаю, что оттенок обивки мог быть напрямую связан с эффективностью дивана как укрытия. Между тем The First, по всей видимости, думал в несколько ином направлении.

– Ни с места, мы вооружены! – крикнул он, снова хватаясь за пистолет, но уже не как за молоток для разбивания пультов, а по-боевому.

Чтобы подкрепить угрозу, он выстрелил в потолок. Выстрел прозвучал хлопком детского пистолета – ничего похожего на петарды праздника, начинавшегося за окном, – но полагаю, что кусок лепнины, упавший с потолка и разбившийся вдребезги, послужил достаточной рекомендацией.

– Разве ты сам не приказал нам спрятать пистолеты? – спросил я. С моим братом никогда не знаешь, чего ждать.

– Только не сейчас, идиот.

– Слушай, ты, дерьмо на палочке…

– Заткнись хоть на минутку, я пытаюсь предотвратить вооруженное нападение.

– Можешь не стараться, ты и так по природе достаточно отвратителен.

На всякий случай я пошарил в карманах, пока не наткнулся на пистолет, и вытащил его вместе с кучей десятитысячных банкнот, рассыпавшихся по полу. Если бы за мной оставили выбор оружия, то я предпочел бы сражаться с помощью фарфоровых болонок, но мне не хотелось, чтобы, когда начнется перестрелка, меня уложили с пистолетом в кармане. Я вспомнил основное предостережение: держать дуло направленным вперед – и попытался представить, что сделал бы в подобном случае Джон Уэйн. Но едва я успел выпалить, как нас оглушил громовой голос, раздавшийся откуда-то из вестибюля, рядом с лифтами. Было похоже, как будто включили машину для предвыборной пропаганды. Говорили в мегафон.

– Сдайте оружие. Повторяю, сдайте оружие и выходите с поднятыми руками, или мы приступим к применению газа.

По моему мнению, человека, который не только применяет газ, но хотя бы угрожает приступить к его применению, надо воспринимать вполне всерьез. Не знаю, каким именно типом газа нам угрожали, но уверен, что очень ядовитым.

– Что будем делать? У меня от газов синусит, я не переношу даже сосновых освежителей воздуха.

– А что еще делать? Сдаваться.

Так-то лучше, по крайней мере, люди из «Гринпис» нас бы одобрили. К счастью, The First занялся также формальностями, связанными с перемирием: для меня протоколы хуже смерти. Он попросил у меня пистолет и, держа в руках оба, крикнул, что ладно, мы согласны, сдаемся и вот оружие. Он швырнул пистолеты по полу под диваном и поднял руки над спинкой, толкнув меня локтем, чтобы я следовал его примеру. Мне было несколько труднее подняться, так как онемевшее колено затрудняло движения, но в конце концов мне это удалось.

– Где женщина? Повторяю: где женщина? – снова раздалось через мегафон.

– Внутри, – ответил я, – она тоже сдается. А если кто станет ее лапать, набью морду, так что полегче. Дюй-мо-воч-ка, ты меня слышишь?

– Да-а-а. Что мне делать?…

– Хосефина, выбрось пистолет по полу и выходи из комнаты с поднятыми руками, – вмешался мой Неподражаемый Брат.

По-видимому, типу с мегафоном не понравилось, что мы перехватываем инициативу.

– Соблюдайте молчание и держите руки поднятыми. Повторяю: соблюдайте молчание. Приказы здесь отдаем мы.

Как только тип замолк, Дюймовочка высунулась с поднятыми руками и перепуганным лицом. Вслед за ней показалась девушка со скрепкосшивателем.

– Мне тоже сдаваться? – спросила она, обращаясь не совсем понятно к кому – ко мне или к The First.

– Да, веди себя тихо, и ничего не случится.

– Отставить разговоры. Повторяю: отставить разговоры, – произнес тип с мегафоном, которому все больше докучало, что никто его ни во что не ставит.

Когда первый охранник в каске и противогазе подобрал с пола три пистолета, стали видны и другие, тоже в синих комбинезонах и противогазах, целившиеся в нас из винтовок (или автоматов, Бог его разберет). Как я и думал, они собрались надеть наручники на каждого из нас (кроме девушки со скрепкосшивателем, которую проверили, и она тут же поскорее смылась), но перед этим поставили нас к стене, как делают легавые, когда хотят тебя обшмонать. Тип с мегафоном, похоже, руководил облавой, потому что говорил без умолку через свой уоки-токи, отдавая приказы направо и налево. Какой-то недоумок попробовал пощупать Дюймовочку, но не успел он и глазом моргнуть, как оскорбленная влепила ему такую оплеуху, что с него слетел висевший на шее противогаз. Я стоял к ним спиной, но услышал звучное «плюх» и увидел, как противогаз мелькнул в воздухе. Таким образом ей удалось освободиться от наручников, и охранники ограничились тем, что поставили ее между The First и мной, выстроив из нас короткую цепочку. Нас загнали в лифт, вытащив из дверного механизма вставленный туда осколок горшка, а потом долго вели по все новым и новым коридорам между зданиями, некоторые из которых были жилыми. То тут, то там на нашем пути появлялись сидевшие за столами охранники, люди в черных комбинезонах, как тот, что был на девушке со скрепкосшивателем, включая парочку тех гиен, которые носят грязное белье под костюмами от «Корте Инглес». Самое скверное, что один из охранников подгонял меня ударами приклада в спину, и это меня все больше злило. После энного толчка я остановился как вкопанный, чтобы тип налетел на меня, и в ярости повернулся к нему.

– Слушай, как бы ты не заехал себе прикладом по яйцам. Ты что, не видишь, что у меня с ногой?

Все, чего я добился, был дополнительный удар по подбородку и еще один – в живот. Живот – ерунда, но удар по липу окончательно вывел меня из себя, и я попытался пнуть охранника хромой ногой. Это было глупо с моей стороны: со скованными руками я не удержал равновесия и неуклюже рухнул на пол, предоставив шедшим сзади охранникам возможность пинками поднять меня на ноги. Увидев происходящее, Дюймовочка кинулась на первого подвернувшегося ей под руку и дернула его за волосы, оставив даровую тонзуру. К счастью, вмешался The First, крича, чтобы мы успокоились. Так или иначе, моя выходка ничего не дала, и я по-прежнему чувствовал удары прикладом в спину, пока нас не привели в изысканно обставленный вестибюль и не посадили в лифт. Пока мы поднимались, я призадумался над тем, что будет, если меня станут допрашивать так же, как это делали с моим Неподражаемым Братом. И дал себе слово терпеть, пока мне не достанется по крайней мере чуть больше, чем ему. Я дорожу своей милой мордашкой, но раны, нанесенные чести, зарубцовываются хуже, чем телесные. Если даже на меня станут мочиться, то я привык, что от меня частенько попахивает, так что не особо тревожился.

Но этот этаж не был похож на камеру пыток, и кабинет, куда нас втолкнули, тоже.

И вот тут, сидя за столом в живописном кресле с высокой спинкой, перед нами предстал Дарт Вейдер.