Текст книги "Пламя любви"

Глава 13

Рассвет благоухал белым жасмином, когда группа всадников миновала северные ворота. Гранада уже проснулась. Самых ленивых поднимали с постелей муэдзины, сзывавшие с высокого минарета правоверных на молитву.

Придержав коня, Эль Моро обратил взор в сторону Мекки, моля Всевышнего простить ему прегрешения. Сегодня, когда они пересекут дружественные земли Андалузии, он сменит тюрбан и развевающиеся одежды на доспехи христианского рыцаря.

Прошло много дней, прежде чем они добрались до столицы Кастилии. По мере продвижения на север их облик постепенно менялся. Наконец в простых туниках и видавших виды доспехах, со шлемами на головах вместо тюрбанов, сменив кривые сабли на мечи из толедской стали, воины Эль Моро въехали в ворота Бургоса.

Их встретили дружескими приветствиями. Дона Родриго Диаса хорошо знали в Бургосе и свободно пропускали в город. Утро выдалось прохладное, недавний ливень напоил иссохшую землю, воздух благоухал ароматом цветов, скрытых за высокими стенами садов и двориков.

Дон Родриго и его люди не останавливаясь проехали через омытый дождем город, пока не оказались перед особняком дона Хайме Мартина. Дон Родриго соскочил с коня. По его приказу два воина, подхватив обитый медью сундук, последовали за ним к узорчатым воротам.

Вернувшись с мессы, Элинор обнаружила, что обычно тихий дом охвачен суетой. В конюшне стояли чужие лошади, а резкий запах лошадиного пота указывал на присутствие еще большего числа животных на узкой улочке за стенами двора. Хозяева не посвящали ее в свои дела, и девушка удалилась к себе в комнату, чтобы коротать время за шитьем, но, привлеченная звоном шпор, подошла к окну и выглянула во двор.

– Донья Элинор, спуститесь, пожалуйста, вниз. Элинор оглянулась.

– Что случилось, дон Хайме? – спросила она удивленно.

Он выдавил слабую улыбку.

– Дочка! – Он ласково коснулся ее щеки. – Ты покидаешь нас. Выкуп уплачен.

– Покидаю?! – Сердце Элинор взволнованно забилось. Уж не ослышалась ли она?

– Пойдем, твой эскорт прибыл.

Путаясь от нетерпения в юбках, Элинор поспешила за доном Хайме вниз по узкой лестнице, но, прежде чем выйти во двор, откуда доносился гул мужских голосов, ощутила беспокойство. При мысли, что придется вернуться к ненавистному мужу, сердце ее болезненно сжалось. Цена за свободу могла оказаться непомерно высокой.

Герб, украшавший воинские туники, не принадлежал ни лорду Гастингсу, ни Жану д'Акру. Тем не менее, изображенная на нем эмблема казалась знакомой.

– Донья Элинор, вас будет сопровождать кастильский посланник, его превосходительство дон Родриго Диас, – объявил дон Хайме.

Тут Элинор вспомнила, где видела этот герб. На вымпеле дона Родриго на Саттонском турнире! Худощавый мужчина среднего роста в строгом дублете из черного бархата с серебром шагнул ей навстречу.

– Приветствую вас, донья Элинор. За то время, что мы не виделись, вы стали еще красивее, если только это возможно, – галантно произнес кастильский посланник, склонившись над ее рукой.

– Благодарю вас, дон Родриго.

– Выкуп за вас уплачен, и вы можете покинуть.

Сияя от радости, Элинор схватила смуглую руку испанца:

– О, благодарю вас! Я думала, что останусь здесь навсегда.

– Ваша одежда упакована и погружена в фургон, – сообщил дон Родриго. – Нам лучше поторопиться, чтобы выехать, пока прохладно.

Попрощавшись со своими любезными хозяевами, Элинор подошла к Леоноре, которая плакала у фонтана, огорченная отъездом новой подруги. Обняв девушку, Элинор пообещала навестить ее, если представится такая возможность.

Слезы катились по ее бледным щекам, когда она взобралась на свою кобылу, ожидавшую у ворот. Леонора и ее родители, стоя у окна, махали руками. Из глубины комнаты доносилось тявканье щенков, возбужденных запахом лошадей.

Дон Родриго понимающе улыбнулся и, убедившись, что Элинор готова, дал команду выступать. Лошади зацокали копытами по узким булыжным улочкам, вытягиваясь в цепочку там, где белые стены домов, украшенные горшками с красной геранью, сходились слишком близко. Кое-где сквозь ажурные решетки проглядывала пышная зелень садов и внутренних двориков.

Этим вечером они разбили лагерь у ручья, заросшего ивняком. Поставив для Элинор палатку, люди дона Родриго деликатно удалились. Дон Хайме любезно предоставил в ее распоряжение горничную. Хотя Имельда почти не говорила по-английски, а запаса испанских слов, которым владела Элинор, едва хватало для общения, присутствие женщины в этой чисто мужской компании оказалось весьма кстати.

– Донья Элинор.

Обернувшись, девушка приветливо улыбнулась. Дон Родриго отлучался из лагеря и только недавно вернулся. У Элинор сложилось впечатление, что он сознательно избегает ее. Это огорчило молодую женщину, поскольку у нее накопилось немало вопросов.

– Дон Родриго, не выпьете со мной вина? Мне бы хотелось с вами поговорить.

Отказываться было неловко, и дон Родриго вздохнул.

– Хорошо, донья Элинор, но беседовать у воды будет гораздо приятнее. Если пожелаете, Имельда составит нам компанию.

– В этом нет необходимости. Я знаю, что вы человек чести.

Элинор не видела горькой улыбки, тронувшей губы испанца, когда он последовал за ней к берегу.

В небе среди пушистых облаков плыл бледный диск луны, в ветвях щебетали ночные птицы. Расстелив на траве плащ, Элинор села, подтянув колени к подбородку, и приготовилась слушать.

Лунный свет освещал ее прелестное лицо, фиалковые глаза таинственно сияли. Чтобы скрыть охватившее его возбуждение, дон Родриго налил в чашу вина и протянул ее Элинор.

– О чем вы хотели со мной поговорить?

– Я хотела спросить, почему меня сопровождаете вы? Куда мы едем? Кто заплатил выкуп? Почему…

– Хватит, хватит, Элинор. У меня уже голова пошла кругом, – со смехом прервал ее дон Родриго. – Кому же, как не мне, сопровождать вас, если я привез выкуп? А направляемся мы на юг.

– Вы привезли выкуп? А я думала, деньги прислал мой муж. Дон Родриго опустил взгляд, подыскивая слова. Вряд ли она будет опечалена известием, которое он собирается ей сообщить. Впрочем, кто знает.

– Ваш муж был ранен под Толедо и через некоторое время скончался от ран.

Элинор ахнула. Но в следующий момент почувствовала себя счастливой. Гастингс мертв! Она свободна!

– Вы не кажетесь особенно опечаленной. Я рад.

– Дон Родриго, – Элинор отпила из бокала терпкого вина, – честно говоря, у меня камень с души свалился. Между нами никогда не было ни малейшей привязанности.

Вздох облегчения слетел с губ испанца.

– Я узнал о его смерти, направляясь с дипломатической миссией в Севилью, и взял на себя смелость продать лошадь вашего мужа, доспехи и прочие ценности, чтобы собрать деньги для выкупа. – Он не стал упоминать о весьма солидной сумме, которую ему пришлось добавить из собственного кармана, чтобы удовлетворить аппетиты Жана д'Акра.

– Благодарю вас, дон Родриго. Не представляю, что бы я делала без вас, – сказала Элинор, повернувшись к ручью, озаренному лунным светом. Лорд Генри мертв, и у нее нет больше причин отказываться от Джордана. Теперь, богатый или бедный, он может просить ее руки. Сердце Элинор взволнованно забилось. А вдруг дон Родриго знает, где Джордан? Однако внутренний голос шепнул ей, что лучше попридержать язык. Вряд ли ее ждет большое наследство, но должно же его хватить хотя бы на восстановление Мелтона. С обязательствами ее семьи перед Гастингсом покончено!

Молчание затянулось, и Элинор повернулась к испанцу:

– А я думала, вы приехали но просьбе моего брата. Когда его раны зажили, он вернулся в Бордо.

– Нет, Элинор, я не видел вашего брата. В Кастилии неспокойно, зреют беспорядки. Дон Энрике снова собирает силы. Вам небезопасно оставаться здесь. Поживите на юге у моих родственников, пока я смогу организовать ваше возвращение в Бордо.

Радость, которую Элинор испытала, узнав о смерти Гастингса, постепенно таяла по мере их продвижения на юг. Леонора успела пересказать ей ходившие по городу слухи, будто дон Энрике с помощью французов намерен вернуть трон Кастилии. Дон Родриго сказал то же самое, и Элинор приняла это без возражений. Но не разумнее ли было бы направиться во Францию, а не в глубь Испании? Однако у Элинор не было оснований не доверять дону Родриго. Отказаться ехать с ним из-за смутных предчувствий было бы глупо.

Измученные дорогой, они наконец увидели легендарный Толедо, бывший столицей Кастилии до того, как двор переместился в Бургос. С высокой точки на склоне, где они остановились, открывался великолепный вид на золотисто-охряный город, мирно дремавший за укрепленными стенами. Прозрачный воздух искрился, небо казалось пронзительно-голубым. Расположенный на холме, омываемом рекой Тахо, Толедо казался зачарованным городом.

Заметив восхищенное выражение на лице Элинор, дон Родриго подъехал ближе.

– Мы остановимся в доме казначея дона Педро, – сказал он, когда они двинулись дальше.

Они пересекли Тахо по мосту Святого Мартина, который упирался в одну из городских башен. Стражи узнали дона Родриго и беспрепятственно пропустили его отряд. Свернув направо, они углубились в старинную часть города с узкими улочками, где в роскошном доме жил казначей дона Педро.

Дон Родриго объяснил ей, что они находятся в еврейском квартале. Элинор не удивилась, ибо ходили упорные слухи, будто дон Педро сам наполовину еврей, рожденный любовницей короля Кастилии, а не его законной супругой, дочерью португальского короля. Элинор подозревала, что сплетни распускали те, кому не нравилось, что дон Педро жалует своих еврейских подданных. В католической Испании подобное поведение считалось предосудительным.

Дом Самуила Леви был пышно убран яркими коврами и драгоценной посудой. К нему примыкала величественная синагога, существовавшая на щедрые пожертвования Леви. Впервые за долгие недели Элинор вымыла голову и легла в чистую постель.

К ее удивлению, дон Родриго был хорошо знаком с еврейскими обычаями. Элинор поневоле задумалась о его собственном происхождении.

Ее невысказанный вопрос получил ответ как-то вечером, когда они сидели во внутреннем дворике дома Самуила Леви, потягивая пряное вино и лакомясь сушеными финиками. Наутро они должны были двинуться дальше, и предстоящее путешествие, видимо, беспокоило дона Родриго.

– Вас, вероятно, удивляет, что я нахожусь в дружеских отношениях с евреем?

– Думаю, это потому, что вы посланник короля, а Леви – его казначей и вам надо кое-что обсудить, – осторожно заметила Элинор, ополаскивая пальцы в чаше с розовой водой.

– Отчасти вы правы. Дон Педро использует меня как посредника между испанцами, евреями и маврами. Я говорю на всех языках. – Пальцы его выбивали дробь по поверхности столика из кованого железа, пока он собирался с духом, прежде чем доверить ей свои тайны. – Признаться, я не в ладу с собственной совестью… Дело в том, что во мне мало испанской крови. Моя семья приняла христианство, однако мы связаны родственными узами с влиятельными семьями в Гранаде. Испанцы даже прозвали меня Эль Моро по причине моего происхождения.

– Нет нужды рассказывать мне все это, дон Родриго. Я не придаю значения подобным вещам.

– Не могли бы мы обращаться друг к другу по имени? – мягко спросил он, накрыв ее руку ладонью.

Элинор с улыбкой кивнула. В сумеречном свете он казался очень красивым. Луна серебрила его темные волосы, суровый профиль четко вырисовывался на фоне белой стены. До сих пор Элинор держалась настороже, опасаясь желания, мелькавшего порой в глазах испанца. Но сейчас, поддавшись очарованию лунной ночи, напоенной благоуханием цветов, она остро ощутила свое одиночество и потянулась к нему. Должно быть, он уловил ее настрой.

– Есть еще одна вещь, которая отягощает мою душу. Мне следовало сказать вам об этом еще в Бургосе.

Тон его был настолько серьезен, что сердце Элинор екнуло.

– Говорите, я слушаю.

– Надеюсь, вы простите меня, Элинор, если я ошибаюсь. При дворе ходили слухи, будто вы с Джорданом де Верой любовники. Это правда?

– Возможно.

– Тогда я должен сообщить вам печальную весть. Он был ранен в той же схватке с маврами, что и ваш муж. Элинор… де Вер мертв.

Элинор сжала его руку ледяными пальцами, не сразу осознав значение его слов. Затем с мучительным стоном уронила голову на стол и разрыдалась.

– О нет, – с трудом вымолвила она, захлебываясь рыданиями. – Пожалуйста, скажите, что это неправда! Только не сейчас! Бог не может быть настолько жесток.

Родриго, не ожидавший такого взрыва отчаяния, подавленно молчал. Он надеялся, что ее чувства к де Веру не больше чем обычный придворный флирт.

– Прошу вас, не надо так убиваться, – прошептал он, терзаясь, что причинил ей боль своей благонамеренной ложью.

Элинор была безутешна. Родриго обнял молодую женщину и, прижав ее залитое слезами лицо к своему бархатному дублету, утешал, пока она не выплакала свое горе. Придя в себя от потрясения, Элинор отпрянула от испанца в ужасе от того, что рыдала у него на плече.

Он вытащил небольшой пакет и положил его перед ней.

– Эти вещи принадлежали де Веру. Возьмите их.

Элинор развязала полотняный мешочек и высыпала содержимое на стол: золотой медальон, перстень с печаткой, несколько золотых монет. Дон Родриго снял со стены фонарь, и в его свете Элинор узнала кольцо Джордана. Боль пронзила сердце несчастной женщины, когда она представила себе крупный нефрит на его загорелой руке. Она снова разрыдалась.

Родриго взял себе могучего коня и доспехи де Вера. У раба Сауда не осталось ничего, кроме жалкой кучки камней под названием Авила. Даже если англичанину удастся бежать и вступить во владение крепостью, дарованной ему доном Педро, после нескольких лет пребывания в этом диком уголке Андалузии он наверняка вернется домой.

– Позвольте проводить вас в вашу комнату, – предложил Родриго после продолжительного молчания.

Рыдания Элинор стихли, она сидела оцепеневшая и опустошенная.

– Благодарю вас, дон Родриго, вы очень добры.

На следующее утро, двинувшись в путь, они практически не разговаривали. Родриго не представлял себе, что сказать убитой горем женщине, и решил дать ей время свыкнуться с потерей. Может, тогда она согласится принять его утешения.

Жизнь для Элинор потеряла всякий смысл, мечты испарились под солнечным небом Андалузии. И все же, несмотря на душевную боль и доводы рассудка, ее не покидала призрачная надежда. Джордан не мог умереть! Наступит день, и они встретятся вновь.

Путешествие казалось бесконечным. Дон Родриго раздобыл для Элинор крытые носилки со шторками. Теперь она могла откинуться на мягкие подушки, однако удобство было относительным, учитывая тряску на разбитых дорогах, петлявших вверх-вниз по горам. Душевная боль стала постоянным спутником Элинор, пока она ехала в неизвестность, вновь и вновь переживая драгоценные минуты, проведенные с Джорданом.

Дон Родриго по-прежнему уклонялся от ответа о конечной цели их путешествия. Лишь заметил, что ввиду нарастающей напряженности в отношениях между доном Педро и его сводным братом ей лучше отплыть из Кадиса. Элинор не возражала.

Несколько дней они провели в Кордове. На прямой вопрос Элинор, не в Севилью ли они держат путь, дон Родриго неопределенно ответил, что вначале необходимо выяснить, насколько безопасны дороги. Покинув Кордову, они пересекли полноводную реку Гвадалквивир, отделявшую Андалузию от остальной Испании. Солнце здесь жгло немилосердно, а земли, простиравшиеся за пределами плодородной речной долины, казались заброшенными и безлюдными. Ночью лагерь тщательно охранялся. Возросшая бдительность дона Родриго встревожила Элинор.

– Вы опасаетесь нападения? – спросила она однажды вечером, когда они поужинали тушеным кроликом у лагерного костра. Днем в предгорье стояла изнуряющая жара, а ночи были холодными, и огонь приятно согревал.

– В этих краях нужно быть начеку. Многие племена никому не подчиняются и промышляют тем, что грабят путешественников. Я не могу допустить, чтобы с вами что-нибудь случилось.

– Долго ли нам еще ехать? Такое впечатление, что Испания бесконечна. Мне кажется, мы уже несколько месяцев в пути. Дон Родриго рассмеялся и сочувственно похлопал женщину по руке:

– Сожалею, что вам приходится терпеть все эти неудобства. К счастью, мы уже близки к цели.

– А Севилья красивее, чем Бургос? – спросила Элинор спустя некоторое время, надеясь хитростью выпытать у него интересующие ее сведения.

– Пожалуй. Я, во всяком случае, предпочитаю Севилью, – с улыбкой отозвался дон Родриго и, собрав посуду, вручил ее повару. – Наденьте плащ. Не мешает размять ноги после дневной скачки.

Элинор охотно согласилась. После нескольких недель пути она чувствовала себя такой грязной, что провожала тоскливым взглядом каждый горный ручей, испытывая острое желание искупаться. Признайся она в этом дону Родриго, возможно, он организовал бы ей купание, но Элинор стеснялась затрагивать эту тему.

Они остановились на скалистом уступе, нависавшем над бурным потоком.

– Элинор, каковы ваши планы? – внезапно спросил дон Родриго.

– Вернусь в Англию. Там мой дом.

– Но вы теперь вдова. И де Вера тоже нет, – добавил он после некоторого колебания.

У Элинор перехватило дыхание. Сердечная рана заживала медленно, и она по-прежнему испытывала боль при мысли о Джордане.

– Элинор… выходите за меня замуж, – вырвалось у дона Родриго, но он тут же прикусил губу, кляня себя за несдержанность.

Элинор ушам своим не верила.

– Вы очень добры, дон Родриго, я польщена…

– Но не хотите, чтобы я стал вашим мужем.

– Мне не нужен муж.

Они стояли на узкой полоске травы, и хотя ни один из них не сделал ни шага, оба хотели бы оказаться за тысячу миль от этого места.

– Мне нелегко с этим смириться, – признался дон Родриго. – Вы так прекрасны и так недосягаемы. Элинор, дорогая, я преклоняюсь перед вами. Дайте мне хоть какую-нибудь надежду.

– Не могу.

– Неужели я вам настолько неприятен?

– О нет, дон Родриго. Просто мое сердце все еще принадлежит…

– Покойнику, – жестоко закончил он. – Когда вы перестанете жить прошлым? Не уйдете же вы в монастырь только потому, что он мертв?

– Может, и уйду, – уронила Элинор.

– Мужчина, которого вы не можете забыть, не собирался хранить вам верность.

– Откуда вы знаете?

– Поверьте, знаю. Он взял мавританку в любовницы.

– Это ложь!

– Вы слишком доверчивы. Уверяю вас, ни один мужчина не станет жить монахом, если у него есть выбор. Эта женщина спала в его палатке во время рейда на юг Испании. В его отряде все об этом знали. Возможно, были и другие красотки, но лично я могу поручиться только за мавританку.

– Если вы хотели причинить мне боль, вам это удалось.

– Я хочу, чтобы вы поняли, что ваш кумир – всего лишь мужчина, а не божество!

– И вы полагаете, что теперь я упаду в ваши объятия?

– Вовсе нет. Я надеялся, что это уменьшит вашу тоску по де Веру.

Он сердито зашагал прочь. Элинор медлила, не желая следовать за ним, но место было слишком уединенным и она не чувствовала себя в безопасности.

– Подождите! – крикнула она, бросившись следом за ним по неровной тропинке, сбегавшей вниз по крутому склону. Споткнувшись о камень, она упала прямо в объятия дона Родриго.

Элинор тяжело дышала, сердце бешено колотилось. Дон Родриго превратно истолковал ее испуг, подумав, что Элинор взволнована этой неожиданной близостью.

– Элинор, – пылко выдохнул он, склонившись к ее лицу, – я люблю вас больше жизни. – И прильнул к ее губам.

Элинор, как ни странно, не питала к дону Родриго отвращения.

– Скажите, что будете моей, – настойчиво произнес он.

– Прошу вас, не надо. – Она попыталась отстраниться, но ощутила за спиной каменную преграду.

Он выпустил ее из объятий и теперь опирался руками о скалу по обе стороны от девушки, так что она оказалась в ловушке.

Его смуглое лицо было совсем близко, темные глаза сверкали, но Элинор твердо встретила его обжигающий взгляд.

– Единственное, что мне остается, дон Родриго, – это полагаться на вашу честь.

Ее слова привели испанца в ярость. Сжав кулаки, он прорычал:

– Здесь не Кастилия и представления о чести совсем другие, донья!

– Вы обещали защищать меня. И я вам поверила.

– Проклятие! Я хочу вас, Элинор, и добьюсь своего – либо на ваших условиях, либо на моих.

– У меня нет никаких условий.

– Значит, на моих. Пойдемте, донья, становится холодно.

Он схватил ее за руку и быстро зашагал вниз по склону. Затем подозвал к себе стражей и сделал несколько коротких распоряжений.

Элинор испуганно наблюдала за ним. Ее подозрения подтвердились. Отдавая приказы, он говорил со своими людьми на каком-то неизвестном ей языке, и она не поняла ни слова.

Оказавшись в своей палатке, Элинор разделась, и Имельда приготовила ее ко сну. Ей не нужно было гадать, что приказал дон Родриго своим воинам, поскольку один страж занял пост у входа, а два других стояли снаружи. Она снова стала пленницей.

Лежа без сна, Элинор пыталась придумать, как перехитрить дона Родриго. Можно обратиться к королю Кастилии, когда они прибудут в Севилью. Едва ли дона Педро волнует ее судьба, но попытаться стоит. Кроме того, она наверняка найдет кого-нибудь, кто доставит послание в Бордо принцессе Уэльской. С этими мыслями Элинор наконец заснула.

– Да улыбнется тебе Аллах, прекрасная дева.

От этого приветствия, произнесенного мягким, слегка насмешливым тоном, Элинор похолодела. Ослепленная яркими лучами восходящего солнца, она не сразу узнала стоявшего перед ней мужчину. За ночь дон Родриго из друга превратился во врага. На голове его красовался тюрбан с красным камнем посередине, белый шелк подчеркивал темный цвет лица. Вместо привычного дублета он был одет в белые одежды, перехваченные в талии кожаным поясом, с которого свисала кривая сабля в украшенных самоцветами ножнах. Элинор часто заморгала, но видение не исчезло. Дон Родриго улыбался, положив смуглую руку на рукоятку сабли. К своему ужасу, она обнаружила, что окружена незнакомыми людьми в длинных белых одеяниях, ослепительно сверкавших на солнце. Испанские воины дона Родриго оказались маврами! Неудивительно, что она не поняла ни слова из его приказов. Он говорил по-арабски!

– Добро пожаловать в Андалузию. Наконец-то я могу назвать вам цель нашего путешествия. Мы направляемся в Гранаду. Прошлой ночью вы отвергли возможность стать моей добровольной спутницей. Так что можете считать себя моей пленницей.

Спрятанная в зашторенных носилках, Элинор въехала в Гранаду, последний бастион арабского владычества в Испании. Извилистые улочки привели их к высокому белому зданию на окраине города. Позади него, на возвышении, тянулись стены мощной крепости. В стрельчатых окнах мерцали огни, по длинному парапету расхаживали вооруженные стражи.

Войдя в комнату, Родриго застал Элинор у окна, из которого открывался вид на Алькасар, величественный дворец Мохаммеда, раскинувшийся на окрестных холмах.

– Разве это не великое творение? Ему нет равных в христианской Испании. Когда ты освоишься здесь, мы навестим моего дядю.

– Вашего дядю?

– Мохаммеда, правителя Гранады.

– Значит, все это ложь! Вы не посланник короля Педро.

– Одно другому не мешает. Мой дядя не слишком доверяет дону Педро, хотя и является его союзником. Он очень ценит мои доклады о его друзьях и врагах.

Элинор отпрянула, когда он приблизился к ней.

– Не прикасайтесь ко мне!

– О, ради Бога, Элинор, оставь этот вызывающий тон. Ты моя пленница. Я не лгал, когда говорил, что люблю тебя. Мое сердце принадлежит тебе с первой минуты. Ты отказалась стать моей женой, но я все равно получу тебя – так или иначе.

Повернувшись, он хлопнул в ладоши. Неведомо откуда появились четверо слуг в красных одеждах – двое мужчин и две женщины. Они низко, до земли, поклонились.

– Займитесь госпожой, – отрывисто приказал Родриго. – Постарайтесь уговорить ее не упрямиться.

Минуло две недели. Элинор держали взаперти. Она рыдала и барабанила кулаками в дверь, отказывалась от еды, но затем ослабла настолько, что попросила хлеба. Две женщины, прислуживавшие ей, которые немного знали испанский и английский, уговаривали ее вести себя разумно.

– Позволь нам вымыть тебя. Вода такая прохладная и душистая. А вот сладкий шербет и вино из гранатов. Мы умастим тебя благовониями и оденем в шелка. Не бойся, – увещевала ее одна из мавританок, Рашан, одетая в свободный костюм из оранжевого шелка, перехваченный на лодыжках и запястьях золотыми застежками.

Элинор подняла глаза. У Рашан была смуглая шелковистая кожа. Отделанный самоцветами лиф едва прикрывал высокую грудь, руки украшали золотые и серебряные браслеты.

– Зачем упорствовать? Ты будешь похожа на христианского ангела.

При мысли о еде воля Элинор ослабла. После утомительного путешествия волосы ее свалялись, одежда пропиталась потом. Что толку сопротивляться? Она должна есть, если не хочет умереть.

Смирившись, Элинор с трудом поднялась на ноги и покачнулась.

Вздох облегчения вырвался из груди Рашан.

– Слава Аллаху, – вымолвила она, поддерживая Элинор. Еще день бесплодных уговоров – и ей пришлось бы расплачиваться за упрямство пленницы. Эль Моро бывал жестоким и безжалостным, когда не мог добиться своего. А сейчас он больше всего хотел женщину с золотистыми волосами.

Элинор позволила отвести себя в выложенную голубыми изразцами комнату с небольшим бассейном. Погрузившись в теплую благоухающую воду, она почувствовала себя так, словно тело ее воспарило к небесам. После купания женщины уложили Элинор на мраморную скамью, сделали ей массаж и натерли тело ароматическими маслами. Затем расчесали ей волосы и надушили мускусом.

Тут же в ванной ей подали печенье, гранаты, инжир и апельсиновый шербет.

Элинор ожила, отдавшись на волю судьбы. Она не противилась, когда ее отвели в устланный шелковыми подушками, ярко освещенный альков. Мавританки расчесали ее густые брови и подровняли их пинцетом, глаза подвели тушью, а губы подкрасили, придав им оттенок розовых лепестков.

Из инкрустированного слоновой костью ларца извлекли усыпанные аметистами золотые и серебряные браслеты для запястий и лодыжек. Рашан надела на Элинор полупрозрачные шаровары и короткий лиф, расшитый аметистами и серебром.

– Эль Моро заказал все это специально для тебя, под цвет твоих глаз, – сообщила она.

Элинор улыбнулась, восхищаясь тончайшим шелком, затканным серебряными нитями. Вторая мавританка, Зухра, надела ей на ноги серебряные сандалии, тоже усыпанные аметистами, застегнув на лодыжках узкие ремешки.

Затем, смеясь и болтая, женщины проводили Элинор в просторную комнату. С украшенного орнаментом сводчатого потолка свисали шелковые драпировки, обрамляя широкое ложе с разбросанными по нему разноцветными подушками. При ближайшем рассмотрении постель оказалась застланным ковром возвышением, к которому вели две ступеньки. Атласные подушки с кистями и две лампы из голубого фарфора составляли всю меблировку комнаты.

Усадив Элинор на подушки, Рашан дала ей ручное зеркальце, чтобы та могла полюбоваться собой. Зухра и служанки между тем удалились.

– Ты настоящая красавица, – сказала Рашан, поцеловав Элинор в бледную щеку. – Хозяин останется доволен. Скажи ему, что это я постаралась. Может, тогда он станет милостивее ко мне.

Элинор издала изумленный возглас, увидев в зеркале свое лицо. Подведенные глаза казались огромными, их фиалковый цвет стал глубже, подкрашенные губы влажно блестели. Тяжелые украшения из оправленных в серебро и золото аметистов, обвивавшие шею, запястья и лодыжки, придавали ей экзотический вид. Переливающийся лиловый шелк был того же оттенка, что и ее глаза.

– Рашан, что теперь будет со мной?

Рашан, направившаяся было к выходу, поспешила назад и опустилась на колени рядом с Элинор.

– Не нужно бояться, – сказала она, положив руку на плечо Элинор. – Тебе оказана высокая честь. Господин забыл всех женщин ради тебя. – Ее темные глаза наполнились слезами. – Никто из нас больше не пользуется его благосклонностью. Тебе повезло. Сердце Элинор гулко забилось.

– Никто из вас… Сколько же здесь женщин? – Она не знала, любовницы это или жены дона Родриго Диаса.

– Всего четыре.

– Он… – Элинор запнулась, не решаясь задать вопрос, – он муж всех четырех?

Звонкий смех Рашан разнесся под высокими сводами комнаты.

– Да, и очень страстный при этом. Я единственная не родила ему сына. Боюсь, он меня отошлет.

Рашан жестами велела Элинор лечь на подушки и поспешила прочь.

Не успела Элинор опуститься на постель, как шорох за витой колонной привлек ее внимание. Обернувшись, она встретила горящий взгляд дона Родриго.

– Ты прекрасна, – хрипло произнес он, выступив из тени. – Как долго я ждал этого момента!

Элинор напряглась, вжавшись в подушку. Сердце ее гулко колотилось, к горлу подступила тошнота. На Родриго было свободное белое одеяние, перехваченное розовым кушаком. Яркий шелк подчеркивал его гибкий стан. Из-под длинного подола выглядывали носки красных башмаков из тисненной золотом кожи. На смуглых пальцах сверкали перстни.

– Я рад, что ты предпочла мирный путь, – мягко произнес он, опустившись на колени.

– У меня не было выбора. Дальнейшее сопротивление не имело смысла.

– Улыбнись, Элинор, – прошептал Родриго. Он провел пальцем по ее угрюмо сжатым губам, вызвав проблеск улыбки. – Ни одна женщина в Гранаде не может сравниться с тобой. Слухи о твоей красоте распространились по всему городу. Даже мой дядя заинтересовался тобой.

– Что вы собираетесь со мной делать?

Родриго улыбнулся:

– Думаю, ты догадываешься. Я люблю тебя и надеюсь на взаимность, хотя знаю, что твое сердце принадлежит другому.

Появился раб с медным подносом, на котором стояли графин, два серебряных кубка и блюдо с пловом. Поставив еду на верхнюю ступеньку, он поклонился и, пятясь, вышел.

Родриго предложил Элинор попробовать сдобренное пряностями кушанье и стал кормить ее с ложечки, словно ребенка. Элинор запивала еду вином. Несмотря на терпкий вкус, напиток нравился ей все больше и больше. У нее вдруг стало легко на душе. Все опасения рассеялись. К своему удивлению, она даже почувствовала себя счастливой, словно это была не она, а другая женщина, возлежавшая на атласных подушках рядом со смуглым мужчиной, не сводившим с нее горящего взгляда. Огонь, пылавший в его глазах, не оставлял сомнения, что он говорил правду, уверяя ее в своей любви.

Элинор отставила еду и откинулась на подушки. Когда Родриго склонился над ней, его красивое лицо в белом тюрбане поплыло у нее перед глазами.

– Я никогда не был так влюблен, – произнес он, лаская ее гладкую благоухающую кожу. – Ты похожа на золотую богиню.

– Это правда, что все эти женщины – ваши жены?

– У Рашан слишком длинный язык. – Он помрачнел. – Нет, не жены – всего лишь наложницы. Когда-то у меня была любимая жена… но она умерла. Я не хотел жениться, пока не встретил тебя. Мужчине разрешается иметь наложниц. Ты не должна ревновать к ним.