Текст книги "Навстречу счастью"

Часть третья

Люди вменяют в вину женщине слабость рассудка – якобы дьявол-искуситель подверг ее своим нападкам в первую очередь. Разве это не говорит о том, что она была духовным лидером, которого трудно одолеть, так как для женщины долг важнее всего? Дьявол знал, что если он сможет очернить ее, то добьется желаемого результата.

^{Журнал «Гоудиз ледиз бук»}

Глава 12

 
Так дуйте же, ветры, дуйте! Мы плывем в Калифорнию. Там полно золота На берегах Сакраменто. Так нам говорили.
 

Оуэн с интересом наблюдал и слушал, как два парня громко распевали, пробираясь сквозь толпу на набережной. Район нью-йоркского порта был буквально запружен будущими золотоискателями, пытающимися пробраться на корабли, отплывающие в Сан-Франциско. Люди прибывали каждый день, у всех в глазах светилась надежда.

Забавно и в то же время трагично. Обретет ли кто из них желанное богатство?

Оуэн задумчиво улыбнулся. Но, что бы ни нашли эти люди, драматизм происходящих событий заслуживает подробного описания. Хотя золото действительно было обнаружено вблизи Саттерс-Милл совсем недавно, мало кто верил тогда сообщениям, поступавшим на восточное побережье.

«Золотая лихорадка» началась, когда президент Джеймс Полк открыто обратился к конгрессу в начале Декабря этого года. В своем послании президент заявил:

Стало известно, что в Калифорнии на значительной территории обнаружены залежи ценных металлов. Недавние открытия показали, что эти залежи гораздо обширнее, чем предполагалось вначале. Приблизительные подсчеты говорят о таком невероятном количестве золота на этой территории, что трудно поверить в достоверность поступающих сообщений.

После этого выступления сведения о золоте приобрели официальный характер, и «золотая лихорадка» охватила всю страну. Однако даже слова президента не убедили Каррузерса в том, что надо послать в Калифорнию корреспондента. Вспомнив о своем главном редакторе, Оуэн усмехнулся. Каррузерс всегда считал «Леджер» достойным соперником «Нью-Йорк дейли трибюн» Хораса Грили, которая через четыре дня после выступления президента возвестила: «Мы на пороге золотого века! В течение следующих четырех лет в обращение поступит по меньшей мере тысяча миллионов долларов».

Это окончательно заставило Каррузерса пошевелить своим толстым задом, и он согласился послать Оуэна в Калифорнию. Тот с энтузиазмом взялся за дело.

Улыбка Оуэна сменилась хмурым выражением лица. Если бы Каррузерс оказался немного порасторопнее, Оуэн уже давно был бы на месте. Правда, в этом случае он, наверное, никогда бы не встретился с Джемайной… Но сейчас не время думать об этом.

Если бы Каррузерс разрешил отправиться на золотые прииски в начале лета, Оуэн смог бы быстрее добраться до Калифорнии по суше через весь континент. Это трудный, но зато самый короткий маршрут. Сейчас же, в середине зимы, горные районы закрыты до наступления весны.

Другой маршрут предполагал морское путешествие: сначала вдоль Атлантического побережья обеих Америк, затем вокруг мыса Горн и далее по Тихому океану до Сан-Франциско. Этот путь рассчитан на четыре месяца, а то и больше. К тому же зимой наиболее опасно огибать мыс Горн. Рассказывали, что многие корабли заканчивали там свой поход на дне океана.

Третий маршрут, который и выбрал Оуэн, пролегал как по суше, так и по морю: сначала вдоль Атлантического побережья, затем через Панамский перешеек к Тихому океану и далее вверх вдоль западного побережья до Сан-Франциско.

Это было дорогое путешествие – одна дорога стоила приблизительно две тысячи долларов. Оуэн по рассказам знал, что поездка будет проходить в весьма тяжелых условиях. Теперь, когда началась «золотая лихорадка», переполненные корабли отходили от причалов, оставляя на берегу толпы людей, днями и неделями ожидающих очередного судна. Поскольку Оуэн являлся корреспондентом газеты, он имел приоритетное право посадки на корабль.

Поправив шапку, Тэзди смахнул пыль с рукава плаща. Оуэна трудно было узнать с первого взгляда. Это был не тот прекрасно одетый молодой человек, каким он выглядел дома: в полевых условиях нет смысла хорошо и дорого одеваться – не только непрактично, но и опасно. Среди людей, с которыми ему предстояло общаться во время долгого пути и на приисках, щегольский вид мог вызвать всяческие насмешки и нежелательные выходки. На Оуэне были добротные сапоги, шерстяная шапка и плотный плащ. В саквояже лежали две смены белья, туалетные принадлежности, постельное белье в скатке и все необходимое для ведения записей – короче, ничего лишнего. При нем также находилась неизменная трость, из которой при нажатии кнопки на рукоятке выдвигалось стальное лезвие. Кроме того, в саквояже на всякий случай был припрятан маленький пистолет.

Наконец в верхней части трапа убрали барьер, и Оуэн присоединился к толпе, устремившейся на борт корабля. На первом этапе путешествия для него забронирована отдельная каюта, но он сомневался, что ему так же повезет в дальнейшем.

Оуэн и другие пассажиры высадились в Чагресе – деревушке из нескольких лачуг. Вокруг были сплошные болота, в которых легко подхватить лихорадку.

Расстояние до города Панамы через перешеек составляло около семидесяти пяти миль, и первые пятьдесят преодолевались на каноэ, которые местные жители называли бангос. Гребли и управляли парусом местные лодочники, испанцы или индейцы. Они часто останавливались – передохнуть и подбодрить себя ромом, который, на вкус Оуэна, был совершенно непригоден для употребления.

Большинство американцев, путешествующих на каноэ, представляло собой шумную компанию. Мужчины, вооруженные длинными охотничьими ножами и пистолетами, часто угрожали ими лодочникам, заставляя тех грести быстрее, но при этом никому не приходило в голову помочь. Лодочники сделались угрюмыми и в знак протеста гребли еще медленнее.

Оуэн держался в стороне от этих парней. Глядя на них, он размышлял: как быстро жажда золота меняет людей в худшую сторону! Когда не было дождя, который шел почти непрестанно, он спешил записать свои наблюдения. Жара стояла невыносимая, окутывая людей подобно влажному душному одеялу. Днем и ночью донимали москиты и прочие надоедливые насекомые. На деревьях пронзительно кричали попугаи, на камнях грелись игуаны.

Однако настоящая опасность скрывалась в мутной воде реки, кишащей крокодилами. Оуэн видел, как один парень, напившись бренди, ткнул палкой в крокодила. Тот зажал палку своими страшными челюстями и выдернул человека из каноэ. Прежде чем кто-либо успел помочь ему, крокодил схватил парня и исчез с ним под водой.

Некоторые умирали от холеры и малярии, и их хоронили на болотистых берегах реки. Оуэн был очень осторожен с питьем и едой, и когда они достигли деревушки Крузес, он находился в добром здравии. От этой деревушки до Панамы было двадцать с лишним миль, и их можно было преодолеть либо пешком, либо на мулах. Оуэн купил мула и остаток пути преодолел довольно легко. К тому же теперь он мог путешествовать один, без этого пьяного сброда.

Панама представляла собой массу лачуг и ветхих строений на улицах, заросших травой. Гостиниц не было. Город, основанный в XVII веке испанцами, долгое время являлся их форпостом в Новом Свете, правда, от былого величия ничего не осталось. Теперь его наводнили золотоискатели, стремящиеся добраться до Сан-Франциско. Все они тщетно пытались найти транспорт. Кораблей, курсирующих между Панамой и Калифорнией, было удручающе мало. Несмотря на то, что Оуэн являлся журналистом и готов был заплатить высокую цену, ему никак не удавалось заказать билет. Он наблюдал за мужчинами, сражающимися за спальные места на нескольких судах, – они пускали в ход кулаки, ножи и даже пистолеты. Некоторые поединки кончались смертью.

Наконец ему повезло.

Спустя две недели после прибытия в Панаму, 17 января 1849 года, Оуэн увидел в порту необычайное зрелище: пароход под американским флагом входил в залив, выпуская в небо клубы черного дыма. Оуэн смог прочитать название на борту – «Калифорния». Корабль шел с юга.

Тэзди знал, что конгресс по настоянию президента еще в прошлом году проголосовал за выделение более полумиллиона долларов частным компаниям на строительство кораблей, которые должны обеспечивать регулярное сообщение между Нью-Йорком и Чагресом, Панамой и Сан-Франциско, а также между другими городами западного побережья. Это был один из пароходов, который начал свои регулярные рейсы.

Оуэн был в восторге: теперь он сможет преодолеть последний этап пути!

Вскоре молодой человек понял, что сделать это не так-то просто: около полутора тысяч золотоискателей жаждали того же. А на борту уже было 70 перуанцев, также отправившихся на золотые прииски.

Когда об этом стало известно, дело дошло чуть ли не до бунта. Только после того как генерал Персифор Ф. Смит, направлявшийся в Калифорнию для наведения там порядка и также застрявший в Панаме, зачитал собравшимся американским золотоискателям письмо, напряжение несколько спало. Письмо, адресованное консулу Соединенных Штатов в Панаме, выражало требование: граждане Соединенных Штатов должны иметь приоритет в приобретении билетов на пароход.

После собрания Оуэн ухитрился поговорить с генералом Смитом.

– Генерал, меня зовут Оуэн Тэзди. Я корреспондент газеты «Филадельфия леджер» и призван освещать события на золотых приисках. Я нахожусь здесь с начала месяца, и мне крайне необходимо как можно скорее попасть в Калифорнию. Можете ли вы помочь мне?

– Думаю, ваш приоритет неоспорим, мистер Тэзди, – живо поддержал его генерал. – Ваше дело не терпит отлагательств в отличие от золотоискателей. – Он поморщился. – Грязный сброд. Я отдам распоряжение, чтобы капитан «Калифорнии» обеспечил вам место на своем корабле.

– Буду очень признателен, генерал. Благодарю вас.

«Калифорния» отошла от Панамы 1 февраля. Капитан внял пожеланиям генерала Смита и предоставил места на «Калифорнии» двумстам пятидесяти американцам. Таким образом, вместе с находившимися на нем перуанцами корабль принял почти вдвое больше пассажиров по сравнению с тем, на что был рассчитан.

Оуэн, вынужденный делить каюту с другими пассажирами, был счастлив: он находился на последнем этапе пути к цели своей командировки. Когда они отплыли, Тэзди сидел на палубе, размышляя над началом статьи, в которой намеревался описать путешествие до Сан-Франциско.

Он начал писать:

1 февраля в девять часов утра мы тронулись в путь с радостными криками, раздававшимися со всех сторон. Гвалт стоял невообразимый – к голосам людей присоединились крики петухов, кур, овец, коз, коров и поросят, которые тоже оказались на борту.

На палубе сооружены столовые, и капитан назначил норму питания. Это непростая задача – накормить всех нас, так как корабль не имеет достаточного запаса пищи…

«Калифорния» прибыла в Сан-Франциско 28 февраля, и Оуэн сделал новую запись:

Сегодня мы бросили якорь в заливе Сан-Франциско. Ваш корреспондент насчитал еще тридцать кораблей, уже пришедших туда. Многие из них, так и не разгруженные, уже начали гнить. Мне сказали: как только корабль прибывает в Сан-Франциско, все, включая команду, тотчас покидают судно и отправляются на золотые прииски.

Часто некого нанять разгрузить корабль: все устремились за золотом! В мыслях людей только золото. Это единственная тема всех разговоров. Некоторые капитаны, как только корабль встает на якорь, приковывают цепями своих матросов, дабы они не могли сбежать.

В беседе с капитаном «Калифорнии» Кливлендом Форбсом я узнал, что он обещал платить главному механику и повару пятьсот долларов в месяц, а обычным матросам – двести за то, чтобы они остались на корабле. Ежемесячный оклад самого капитана – всего двести долларов!

Что касается Сан-Франциско, численность его населения сильно увеличилась за последние два года. В 1847 году в городе проживало всего триста человек, сегодня жителей значительно больше. Строения представляют собой поспешно воздвигнутые палатки, в которых размещаются салуны, рестораны и бордели, единственная цель которых – ободрать прибывающих и уезжающих золотоискателей. Некоторые охотники за золотом бросают свое занятие, приезжают сюда. Затем те, которым посчастливилось добыть немного, пытаются отправиться домой, но спускают все свое золото, прежде чем успевают купить билет. Затем снова возвращаются на прииски в поисках богатства. Довольно мрачный замкнутый круг!

Перед тем как покинуть «Калифорнию», Оуэн передал капитану Форбсу свои заметки, чтобы тот доставил их в Панаму, на первый этап маршрута в Филадельфию. Оуэн знал, что пройдет много недель, прежде чем его репортажи попадут к Томасу Каррузерсу, но его согревала мысль, что он один из немногих корреспондентов, отважившихся отправиться в Калифорнию.

Оуэн задержался в Сан-Франциско всего на сутки, купил там лошадь, седло и прочее необходимое снаряжение, а также столько еды, сколько смог увезти. В Сан-Франциско продукты стоили дорого, но на золотых приисках, он знал, будут еще дороже.

Закончив сборы, он двинулся верхом на северо-восток вдоль реки Сакраменто. Молодой человек мог бы воспользоваться одной из лодок, постоянно курсировавших по реке, что гораздо удобнее, но необходимо было экономить средства, которые ему пригодятся на приисках.

Спешить было некуда, поэтому Оуэн двигался медленно, осматривая окрестности. Он не представлял, что климат в Калифорнии так резко отличается от филадельфийского. Хотя ночи довольно холодные, днем очень тепло. В это время года в Филадельфии уже лежит снег. Здесь же только в пасмурные дни от реки Сакраменто поднимается холодный туман, а в ясную погоду на голубом небе светит яркое солнце.

Достигнув места слияния Сакраменто с ее притоком, Оуэн взял курс на восток. После нескольких дней пути по равнине он добрался до ее края, где приток Сакраменто делал изгиб, и наконец достиг местечка Саттерс-Милл.

Оуэн спешился и подошел поближе к краю откоса, глядя вниз на реку. Вокруг лесопилки сгрудились деревянные лачуги и саманные хижины. Повсюду были раскинуты палатки.

– Можете ли вы поверить, что год назад здесь было меньше сотни людей? – раздался справа тягучий голос. – А сейчас Колома насчитывает около десяти тысяч душ.

Оуэн обернулся. Неподалеку, прислонившись спиной к стволу огромного дуба, сидел худощавый, долговязый человек с узким, костлявым лицом, обрамленным густыми рыжими волосами, ниспадающими на плечи.

– Колома? – удивился Оуэн. – А я думал, это Саттерс-Милл!

– Был когда-то, дружище. А теперь называется Колома, – поведал незнакомец. В тихом голосе мужчины чувствовался южный акцент.

Подойдя поближе, Оуэн заметил на коленях у незнакомца огромный альбом для эскизов, а в правой руке – карандаш. Рядом лежала открытая коробочка с красками и цветными карандашами.

Оуэн остановился перед сидящим мужчиной.

– Я Оуэн Тэзди.

– Джон Райли. Прошу прощения. – Бросив взгляд на долину, он сделал пару быстрых широких штрихов карандашом. Отойдя в сторону, Оуэн взглянул на эскиз. Райли рисовал янтарные и бурые холмы, возвышающиеся за рекой. Оуэн сразу понял, что этот человек – чертовски хороший художник!

Райли отложил альбом для эскизов, встал, вытянувшись во весь рост, и протянул руку.

– Добро пожаловать в Эльдорадо, Оуэн.

Оуэн ответил твердым рукопожатием.

– Почему вы рисуете здесь, наверху, вместо того чтобы добывать золото там, внизу, вместе с остальными?

– Потому что я зарабатываю себе на жизнь эскизами и картинами. Порой заработок весьма скуден, но мне нравится это дело. Что касается тех, внизу, это не по мне. Удачливых золотоискателей лишь единицы. Большинству же после длительного и мучительного труда удается добыть всего несколько унций. – Его серые глаза с любопытством изучали Оуэна. – Вы тоже приехали сюда поохотиться за желтым металлом, Оуэн?

Оуэн покачал головой и слегка улыбнулся:

– Я здесь для того, чтобы описать происходящие события. Я корреспондент газеты «Филадельфия леджер».

– А… тогда понятно! Вы выглядите слишком интеллигентно для охотника за золотом. – Райли лукаво подмигнул. – Вы узнаете здесь очень многое для вашей газеты. Но некоторые рассказы будут правдивые, а больше – чистый вымысел. Например, про одного золотоискателя, который долго ничего не мог найти. И вот однажды утром он сидел, расстроенный, на скале. Со злости парень пнул ногой камень и сломал два пальца на ноге. Но от его толчка камень сдвинулся, и под ним оказался семифунтовый самородок. Кто знает, правда это или выдумка? – Он немного помолчал, затем продолжил: – А вот другая история, она произошла на самом деле, я – свидетель. Это случилось у ручья Карсон. Умер один старатель, друзья решили устроить ему приличные похороны вместо обычных быстрых погребений. Вначале все немного выпили. Я знаю об этом, потому что находился в том же салуне. Когда они отправились на кладбище, неся мертвого товарища, я последовал за ними, чтобы запечатлеть это событие на эскизе. Один из старателей был священником. Он начал читать молитвы, в то время как остальные стояли на коленях перед открытой могилой. Отпевание длилось довольно долго, и старатели, протрезвев, начали нервничать. Некоторые из них, находясь у края могилы, брали землю горстями и пропускали ее между пальцев. Неожиданно один парень закричал: «Золото!» Он обнаружил в земле крупицы драгоценного металла. Священник крикнул: «Служба закончена!» – Райли рассмеялся. – Тело быстро отнесли в сторону от могилы и на время забыли о нем, так как все начали рыть землю. И знаете, они нашли там достаточно много золота. Как вы думаете, это может заинтересовать ваших читателей в Филадельфии?

Оуэн усмехнулся. Внезапно в голову ему пришла интересная мысль.

– Вы сказали, что были на похоронах, делая там зарисовки. Может быть, эскизы все еще у вас?

– Конечно. – Мужчина потянулся к рулону бумаг, прислоненному к дереву, и достал скрученный лист.

Оуэн взял его, развернул и начал внимательно изучать. Это был комический эскиз, почти карикатура. Умерший лежал по одну сторону могилы, мирно сложив руки на груди, в то время как золотоискатели, включая священника, одетого во все черное, отчаянно копали землю по другую сторону ямы. На их лицах застыла маска неуемной жадности.

– Очень хорошо, Райли. Может быть, покажете мне еще что-нибудь?

– Конечно. У меня мало шансов продать здесь хоть что-то.

Райли порылся в рулоне и дал Оуэну еще несколько свернутых в трубочку листов. Оуэн начал разворачивать их один за другим.

Большинство зарисовок сделано карандашом или углем, но несколько рисунков выполнено акварельными красками. На одном из них изображена река, извивающаяся серебряной нитью на фоне темного леса, на другом – дубовая роща и равнина, усеянная осенними цветами. На третьей акварели виднелось стадо оленей с черными хвостами и стадо антилоп, пасущихся на низких склонах гор, с белоснежной вершиной горы Шаста в отдалении на фоне ярко-голубого неба.

Оуэн вернул рисунки Райли.

– Вы отличный художник, Райли.

– Знаю, – ответил Райли просто, без ложной скромности и добавил с кривой усмешкой: – Однако это не приносит мне денег в этих краях. Надеюсь выгодно продать их, когда наконец вернусь на восток.

– Как долго вы намерены оставаться здесь?

– Пока не кончатся деньги, – сказал Райли, пожав плечами, – а это скоро произойдет. Я в этих краях с июля прошлого года и хотел бы прожить здесь целый год. Однако скоро мне придется есть дикие ягоды или заняться поисками золота, не знаю, что хуже.

– Могу предложить вам выход из положения, если вы согласитесь.

Райли посмотрел на Оуэна пронизывающим взглядом.

– Слушаю вас.

– Думаю, что смогу убедить своего редактора использовать многие из ваших эскизов. Например, тот, что изображает сцену у могилы, просто великолепен! Вы будете делать зарисовки к каждому сюжету, который я стану посылать в редакцию. В настоящий момент, конечно, много платить не смогу, но на еду хватит обоим, пока я не договорюсь с газетой относительно вас и нам не пришлют дополнительных денег. Однако, как вы знаете, почта на восток идет медленно, хотя я и посылаю сообщения фельдъегерской почтой.

– Предложение заманчивое, – осторожно произнес художник. – Значит, большую часть времени мы будем путешествовать вместе?

– Думаю, да. Во всяком случае, я надеюсь на ваш опыт, поскольку мне мало что известно о здешних местах. – Оуэн приподнял голову и улыбнулся. – Думаете, мы сможем терпеть друг друга?

– Я всегда предпочитал одиночество, однако вы кажетесь мне вполне покладистым парнем. Но должен предупредить: я люблю выпить при каждом удобном случае.

– Я тоже не питаю отвращения к выпивке. Так что же, ударим по рукам, Джон Райли?

– Думаю, мы заключили удачную сделку, приятель.

Райли протянул руку, и они скрепили договор торжественным рукопожатием.