Текст книги "Навстречу счастью"

Глава 8

Оуэн имел основания скрывать свое прошлое.

Он был незаконнорожденным и даже не знал имени отца. Впрочем, и мать тоже не знала имени своего любовника. Оуэн стал плодом ее короткой связи с человеком, о котором ей было известно только, что он либо моряк, либо лодочник, либо кто-то в этом роде.

Мать Оуэна долго не могла оправиться от родов и, будучи портнихой, трудиться полный рабочий день. Ему запомнилась ужасная бедность. Почти всегда не хватало еды, а одежду, которую он носил, мать шила сама или покупала поношенную. Его ранние воспоминания относились к тому времени, когда мать, больная туберкулезом, лежала в постели неподвижно, как мертвая, или из последних сил шла на работу, оставляя сына на попечение соседки по квартире – вдовы с тремя собственными детьми.

Мальчику исполнилось семь или восемь лет, когда он заинтересовался отцом. Как-то за ужином ребенок неожиданно спросил:

– Мама, мой папа умер?

Мать с грустью посмотрела на него.

– Нет, сынок, твой отец не умер. Однако я давно уже не видела его. Я могла бы соврать тебе и сказать, что он умер, но ты все равно когда-нибудь узнал бы правду.

– Значит, он плавает вокруг света на корабле? Ты говорила, что он моряк.

– Я говорила, мне так кажется, сынок. То ли моряк, то ли лодочник, я не уверена. Мы были знакомы всего неделю. Он – единственный мужчина в моей жизни. Налетел на меня, как шторм, и я поддалась его очарованию, к своему большому сожалению.

– А он когда-нибудь вернется? Когда кончится его путешествие? – спросил Оуэн, не представляя, как долго может длиться путешествие вокруг света.

– Нет, Оуэн, твой отец не вернется. Сначала я надеялась на это, но после твоего рождения поняла: он никогда не вернется, – с тоской сказала она. – Я помню, на его правом предплечье вытатуирован корабль. Когда твой отец сгибал и разгибал руку, казалось, что корабль плывет. Странно, но я запомнила это…

– Он должен вернуться! – отчаянно воскликнул Оуэн. – Он мой папа!

Мать посмотрела на него, лицо ее выражало неописуемую грусть.

– Он даже не знает о твоем существовании, сынок. Ты родился вне брака. Тебе еще не ведомо, что это значит, но скоро поймешь. Я надеялась скрыть от тебя правду, но поняла, что не могу. Многие в курсе этого и позаботятся, чтобы и ты узнал.

Через несколько лет болезнь совсем извела мать, превратив почти в скелет. Однако она продолжала упорно цепляться за жизнь, работая по мере сил. В десять лет Оуэн тоже начал подрабатывать: продавал газеты, мыл посуду, подметал полы, разносил кружки с пивом в салуне. Его небольшой заработок увеличил их семейный бюджет, теперь они могли платить за квартиру и имели достаточно еды. Оуэн сделался шустрым и довольно хитрым малым. Он научился воровать фрукты и овощи из палаток, а также уголь из фургонов.

Его спасло то, что он родился с ненасытной жаждой знаний, и мать, немного образованная, научила его читать и писать. На школу у них не было ни времени, ни денег, но он читал газеты, которыми торговал, а также в букинистических лавках за гроши покупал книги. Каждый сэкономленный цент он тратил на них. Оуэн читал все подряд: классическую, историческую литературу, а также недавно опубликованные романы, если мог позволить себе приобрести их.

Он занимался самообразованием в полном смысле этого слова. К двенадцати годам Оуэн понял, что одно только чтение никогда не научит его правильно говорить. Он начал торговать вразнос газетами около клубов, где собирались манхэттенские богачи, а также брал с собой ящик для чистки обуви и после того, как распродавал все газеты, располагался у входа в клуб, предлагая за цент почистить ботинки и прислушиваясь к разговорам образованных людей.

Позднее Оуэн часто думал, что из него мог бы получиться неплохой актер, – он обладал явными способностями к подражанию. Хороший слух позволял ему улавливать нюансы правильного произношения, и с годами Оуэн мог говорить не хуже, чем выпускник колледжа. Многое, что он узнал в те годы, пригодилось ему в дальнейшем, – например, как прилично одеваться.

В тринадцать лет Оуэн познал, что значит быть незаконнорожденным. Он редко находил время поиграть с ровесниками. Фактически у него было только два друга – Тод и Джордж Риардоны сыновья соседки, оба приблизительно его возраста.

Однажды в воскресенье у Оуэна выдалось полдня свободного времени. Он играл с Риардонами на пустынной, заросшей сорняками площадке неподалеку от дома. Мальчики боролись друг с другом. Благодаря той жизни, которую Оуэн вел последние несколько лет, он чувствовал некоторое превосходство над Риардонами, к своему явному удовольствию.

Тод Риардон был на год старше Оуэна, тяжелее на двадцать фунтов и немного выше, однако Оуэн отличался гибкостью и быстротой реакции, а долгие часы физического труда помогли ему развить мускулатуру. Через несколько минут борьбы он прижал плечи Тода к земле. Затем, смеясь, отпустил его и вскочил на ноги.

Оуэн хорошо знал, что Тод Риардон не любит проигрывать. И на этот раз он, нахмурившись, медленно поднялся на ноги.

– Ты победил нечестно. У тебя было преимущество.

– Какое преимущество? – Оуэн презрительно засмеялся. – Ты хотел бороться, мы и боролись, и я положил тебя на лопатки.

Тод отвернулся в сторону и поднял палку с острым концом. Он прочертил на земле линию, затем ехидно процедил:

– Попробуй только пересечь эту границу, Оуэн.

– Тод, ты что? – Оуэн снова засмеялся. – Мы слишком взрослые для таких забав.

– Ты испугался, вот и все.

– Хорошо, пусть я испугался. – Оуэн повернулся, чтобы уйти. – Я должен позаботиться о маме.

– Маменькин сыночек прячется за ее юбки! Может быть, залезешь под них? Я слышал, любой может это сделать.

Оуэн напрягся и повернулся к обидчику.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты – ублюдок, Оуэн Тэзди, вот что, – насмешливо проговорил Тод. – Все знают, что твоя мать не замужем и у тебя нет отца. Ублюдок, ублюдок!

Оуэн в ярости перешагнул линию, прочерченную Тодом, и набросился на него. Оба упали, так что Оуэн оказался сверху. Вся его злость сосредоточилась на ненавистном лице, находящемся в нескольких дюймах от него. Вцепившись в длинные прямые волосы парня, Оуэн приподнял его голову и с силой стукнул о землю.

Тод завопил и попытался перевернуться, но Оуэн уселся на него верхом, крепко держа за волосы. Затем снова приподнял голову бывшего приятеля и ударил о землю. Потом еще раз и еще…

Он смутно видел, как Джордж с криком мечется вокруг него.

– Ты делаешь ему больно! Отпусти Тода!

Оуэн, не обращая на него внимания, снова стукнул Тода головой о землю.

Тогда Джордж начал колотить Оуэна по голове и плечам палкой, которой его брат начертил линию на земле. Разозлившись, Оуэн развернулся в сторону Джорджа, пытаясь предупредить удар, но не успел – тот ткнул его острым концом палки прямо в левый глаз.

Боль была невыносимой, какой Оуэн не испытывал никогда в жизни. Он отпустил Тода и поднялся на ноги, прижимая ладонь к глазу. Вдруг почувствовал кровь и потерял сознание.

Если бы ему оказали надлежащую медицинскую помощь, вероятно, глаз сохранили бы, но денег хватило только на одно посещение врача, во время которого мальчику его удалили, оставив пустую глазницу.

Оуэн мучился целый месяц, пока рана не зажила, но горечь потери невозможно было исцелить. Со временем он научился скрывать ее за шутками, но внутренне продолжал переживать.

Незаконное рождение и потеря глаза очень угнетали его, и он твердо решил: никто никогда не узнает о его происхождении и о причинах увечья.

С тех пор как лишился глаза, Оуэн люто возненавидел обманувшего мать человека, благодаря которому он появился на свет, и поклялся отомстить ему за все.

После случившегося здоровье матери еще более ухудшилось. Она умерла спустя несколько месяцев, и сын несчастной еще сильнее возненавидел неизвестного ему родителя.

Оставшись один, Оуэн начал искать другие средства существования. Через месяц мальчик услышал, что требуется рассыльный в редакцию газеты «Нью-Йорк пост», которой он так долго торговал вразнос. К своей великой радости, он получил эту работу. Теперь у него было денег гораздо больше, чем раньше, а еще появилась возможность переехать из убогой квартирки, сняв небольшую, но чистую комнату недалеко от редакции.

Он давно мечтал здесь работать, ведь газеты стали для него своеобразным окном в мир, многому научили. Ему нравилось все: быстрота, с которой он должен выполнять поручения, ежедневное волнение из-за поставленных сроков – таков теперь ритм его жизни! Ему виделось неплохое будущее, которое давало надежду избавиться от нищеты, очаровывало его, манило и возбуждало…

Вскоре Оуэн понял, что газеты формируют общественное мнение, расширяют кругозор. Люди не только узнают из них последние новости, но и получают всевозможную информацию о театре, книгах, знаменитостях, о развитии современной моды. Их взгляды на происходящие в мире события зачастую находятся под влиянием газетных материалов.

С первого же дня Оуэн активно включился в работу, при этом старался узнать как можно больше о газете.

Он не представлял себе жизни вне редакции, домой приходил только поесть и поспать. Иногда сотрудники просили его сбегать за сигарами, купить для них еду или выполнить другие мелкие поручения. Вскоре юноша стал всеобщим любимцем.

Как-то Оуэн поведал о своих честолюбивых стремлениях Джеку Стивенсу, циничному ветерану журналистики с двадцатилетним стажем.

Стивенс откинулся назад в своем кресле, внимательно изучая его поблекшими голубыми глазами.

– Значит, ты хочешь стать репортером, правильно я понял?

– Больше всего на свете! – страстно подтвердил Оуэн.

– В который уже раз я слышу это от разносчиков! – Стивенс вздохнул. – Сколько тебе лет, паренек?

– Пятнадцать, сэр.

– Уже исполнилось? А на вид можно дать чуть меньше. Для того чтобы стать репортером, необходимо поработать разносчиком еще несколько лет. Долгое, томительное ожидание, как правило, расхолаживает большинство парней.

– Я буду ждать, сколько потребуется.

Стивенс искоса посмотрел на него:

– Уверен? Хорошо. Ты кажешься мне решительным и смышленым. Хотя большой ум едва ли тут нужен. Иначе кто выбрал бы работу репортера делом своей жизни?

– Вы же сделали это, мистер Стивенс.

– Верно, но подобный выбор еще ничего не говорит о моих умственных способностях. Впрочем, я совсем не хочу отговаривать такого чудесного парня, как ты. Однако будь готов к трудной дороге. Если ты останешься и тебя продвинут по службе, то начнешь учиться, присоединившись к похоронной бригаде.

– Похоронной бригаде, сэр?

– Так я называю отдел некрологов. Там пишут сообщения о смерти известных людей. Большинство из нас начинало с этого. Я тоже. Если справишься, тебе в конце концов доверят писать статьи о живых.

Пророчество Стивенса сбылось. В восемнадцать лет Оуэн начал вести колонку некрологов. Он выдержал три года – гораздо дольше, чем другие разносчики, – кроме того, постоянно приставал к главному редактору с просьбой доверить ему репортерскую работу и вполне заслуженно получил эту колонку, как только прежде занимавшийся ею коллега пошел на повышение.

Составление некрологов было скучным занятием, заключавшимся в изложении наиболее важных фактов из жизни умерших людей. Обычно Оуэн ограничивался двумя строчками. Если же покойный являлся важной персоной, то требовалось дать больше сведений, и некролог занимал тогда целый абзац и более.

Теперь Оуэн по крайней мере писал и видел свой текст напечатанным, пусть даже это были скупые строки и имя его не указывалось. Впрочем, подписи не ставились и под более значимыми статьями. В последнее время репортеры, правда, все чаще стали настаивать, чтобы их имена фигурировали под важными материалами.

Оуэн занимался колонкой некрологов свыше двух лет, но все время стремился к корреспондентской работе. Он изучал статьи признанных репортеров – слово за словом, строчку за строчкой – и пришел к выводу, что может писать не хуже, если не лучше. Однако ему постоянно отказывали в самостоятельной деятельности.

Наконец Оуэн принял решение, давно зревшее в его голове: он должен уехать из Нью-Йорка! Здесь ему никогда не добиться своей цели. Конечно, Нью-Йорк – солидный издательский город, но Филадельфия считалась крупнейшим издательским центром в стране. Там издавалось множество журналов и книг, печаталось огромное количество газет, большинство из которых пользовалось хорошей репутацией.

Оуэн выглядел гораздо старше своих двадцати лет и набрался, как считал, достаточно опыта газетной работы, так что мог спокойно заявить о себе как о видавшем виды репортере.

Итак, он оставил Нью-Йорк и уехал в Филадельфию, где познакомился с Томасом Каррузерсом. Двухцентовая «Филадельфия леджер» являлась наиболее популярной среди нескольких десятков газет, печатавшихся в городе. Ее тираж был сравним с тиражом «Лондон стандарт». Издательство располагалось недалеко от «Гоудиз ледиз бук».

Аккуратно одетый, Оуэн уверенно вошел в кабинет главного редактора. Ему стало известно: Томасу Кар-рузерсу требуется репортер.

– Меня зовут Оуэн Тэзди, – решительно заявил молодой человек. – Я репортер и хотел бы работать в вашей прекрасной газете. Мне сказали, вы лично должны познакомиться с кандидатом.

Каррузерс откинулся назад и нахмурился, пуская клубы сигарного дыма, что, как вскоре узнал Оуэн, было для него обычно.

– Значит, говоришь, прекрасная газета? Надеешься, что лесть поможет тебе?

– Думаю, не причинит и вреда, – улыбнулся Оуэн.

– Полагаю, у тебя прекрасный опыт?

– Самый лучший. Я несколько лет проработал в «Нью-Йорк пост».

Каррузерс скептически кивнул:

– Если бы я принимал на работу каждого, кто приходит сюда и заявляет, что он хороший репортер, то вскоре был бы по горло в репортерах.

Однако Каррузерс не выставил Оуэна. Он начал дотошно расспрашивать его о том, как юноша представляет себе работу журналиста, и Оуэн не колеблясь отвечал на все его вопросы.

Наконец Каррузерс снова кивнул:

– Хорошо, вы приняты. Условно. Все зависит от качества вашей работы. – Он передвинул какие-то бумаги на своем письменном столе. – У меня есть задание для вас. «Леджер» печатает серию статей о выдающихся гражданах Филадельфии. Вы слышали о Саре Хейл? Или о Луисе Гоуди?

– Редактор и издатель «Гоудиз ледиз бук»?

Каррузерс слегка улыбнулся.

– По крайней мере вам кое-что известно. Возьмите интервью у миссис Хейл и мистера Гоуди, затем напишите статью, а там посмотрим.

Так Оуэн впервые встретился с Сарой Хейл. Ему сразу понравилась эта женщина с независимым мышлением, а ее в нем привлекла дерзость начинающего репортера.

Тэзди очень быстро написал статью и принес ее Каррузерсу с таким расчетом, что редактор прочтет ее и оценит, прежде чем получит сведения о нем из «Нью-Йорк пост».

Два дня спустя Каррузерс вызвал Оуэна в свой кабинет.

– У меня здесь интересное сообщение из «Нью-Йорк пост». – Он взял в руки письмо. – Оказывается, некто Оуэн Тэзди действительно работал там. – Он бросил на юношу недоброжелательный взгляд. – В качестве разносчика и автора некрологов!

Проклятье! А он-то надеялся выиграть немного времени.

Оуэн пожал плечами:

– Ну да, полагаю, это ценный опыт. И я не соврал вам, только не сказал, чем занимался в «Пост».

Каррузерс пристально посмотрел на него тяжелым взглядом, затем бросил письмо на стол. Он закурил сигару, отогнал рукой дым от лица и снова посмотрел на Оуэна.

– По поводу твоей статьи о Гоуди и миссис Хейл. Она пойдет в завтрашний номер.

Оуэн затаил дыхание.

– Значит, она понравилась вам?

– Скажем, да, – неохотно произнес Каррузерс.

Сердце Оуэна бешено колотилось. Он уже знал, что эти слова – единственная похвала, на которую способен Каррузерс.

– Значит, вы не увольняете меня?

– Я позволю тебе остаться на некоторое время. И опять условно – все зависит от тебя. Только не лги мне снова. Я знаю, – он поднял руку, – ты не обманул меня, однако умолчание – разновидность лжи. А сейчас послушай вот что, Тэзди. Обычно я не беру на работу людей без тщательной проверки их прошлого. Но в тот день, когда ты появился здесь, я уволил двух человек, и мне нужна замена. Так что считай, тебе чертовски повезло, парень!

Через некоторое время между редактором и репортером возникла крепкая дружба. По мере того, как оттачивалось репортерское мастерство Оуэна, Каррузерс давал ему все более ответственные задания. Наконец молодой человек стал видным журналистом и самым известным репортером «Леджер». В свою очередь, росло и его уважение к старшему товарищу, особенно после того, как он понял, что за внешней жесткостью Каррузерса скрывается доброе сердце. Их отношения смахивали на отношения между грубоватым отцом и дерзким сыном.

«Леджер» являлась относительно новой газетой – она была основана в 1836 году – и никогда не имела полевых корреспондентов, описывающих важные военные и политические события, происходящие в стране и за ее пределами. После долгих уговоров Каррузерс наконец послал Оуэна освещать президентскую кампанию Д. Полка в качестве собственного корреспондента. Но Тэзди вряд ли удалось бы закрепиться на этой должности, если бы не одно обстоятельство.

В апреле 1841 года Хорас Грили начал выпускать «Нью-Йорк дейли трибюн», которая тотчас завоевала популярность. Грили явился новатором в газетном деле. «Трибюн» выходила два раза в день, утром и вечером, шесть дней в неделю. Он ввел должности полевых, или собственных, корреспондентов, а также распорядился ставить подписи под статьями ведущих репортеров.

Оуэн воспользовался этим аргументом при давлении на Каррузерса. В результате он стал первым полевым корреспондентом в «Леджер», а затем добился, чтобы его имя ставили под статьями. В конце концов он пригрозил уволиться и перейти на работу в «Трибюн», хотя и не совсем серьезно. Каррузерс ворчал и ругался, но все же Оуэн получил, что хотел, отправившись с экспедицией Керни в Мексику.

Таким образом, к 1848 году многие честолюбивые стремления Оуэна осуществились. Одно продолжало мучить его: он часто просыпался по ночам от кошмара, в котором преследовал безликое существо с татуировкой корабля на руке. Оуэн Тэзди был все еще уверен, что так или иначе найдет человека, который так безответственно породил его, и отомстит ему за все.

Глава 9

Джемайна была озадачена последним поручением редакции. Она выросла в городе и видела сельскую местность только из окна экипажа или поезда. О сельском хозяйстве вообще ничего не знала.

Когда девушка сказала об этом Саре, та отмахнулась от ее возражений, заметив:

– Это не имеет значения. Ты должна открыть новые перспективы для нашего журнала. Понимаешь, Джемайна, очень многие наши подписчики – сельские жители, а мы частенько игнорируем их проблемы в «Ледиз бук», адресуя большинство наших материалов горожанам. Думаю, статья о сельской жизни будет своевременной и встретит одобрение среди женщин сельских общин. В обозрении, полученном в начале декады, говорится, что всего в Соединенных Штатах имеется пять с половиной миллионов наемных рабочих и из них свыше трех с половиной заняты в сельском хозяйстве. Письмо одной из подписчиц заставило меня задуматься над этим.

Сара взяла распечатанное письмо со своего стола.

– Оно от миссис Эллен Монро. Она давно выписывает «Ледиз бук» и обожает наш журнал, но не может понять, почему мы печатаем так мало статей о семьях фермеров. Я написала ей и заверила, что буду рада опубликовать подобные статьи, если смогу послать одного из наших авторов к ней на ферму. Миссис Монро прислала ответ: она будет счастлива принять в своем доме корреспондента, и тот может пожить у нее сколько потребуется. Ее семья с радостью окажет необходимую помощь. Я пообещала ей, что один из наших сотрудников скоро посетит ее.

– А где находится эта ферма?

– Недалеко от Аллентауна. Тебя кто-нибудь встретит на станции.

– Помню, я где-то читала, что в тех местах много квакеров. Семейство Монро – не исключение?

Сара посмотрела на Джемайну тяжелым взглядом.

– Понятия не имею, но думаю, это не имеет значения. Религия – одна из тем, которых мы избегаем в «Бук», кроме общих фраз. Луис говорит – религиозный вопрос весьма спорный, и я согласна с ним.

– Так о чем в основном я должна писать?

– О том, что миссис Монро хочет увидеть в «Бук». Полагаю, и другие читательницы должны заинтересоваться этим.

Выходя на указанной станции в нескольких милях южнее Аллентауна, Джемайна не представляла, кого ей ждать.

Ее встретил Картер Монро, рослый, застенчивый юноша двадцати с небольшим лет, на сверкающем черном кабриолете, запряженном серой лошадью. Картер представился и уложил в коляску дорожную сумку Джемайны, затем помог ей сесть.

Когда они тронулись, девушка спросила:

– Как велика ваша семья, мистер Монро?

– Нас семеро, мэм, – сообщил он, робко улыбаясь. – Пятеро детей: три мальчика и две девочки. Я – старший.

– Довольно большая семья, – заметила Джемайна.

– Да, мэм. Отец говорит, мы должны сами управляться с хозяйством и никого не нанимать. – Затем он густо покраснел и больше не смотрел в ее сторону.

Экипаж быстро ехал по дороге, поднимая за собой пыль. Дома, мимо которых они проезжали, выглядели очень опрятными, поля по обеим сторонам были заботливо обработаны. Кукуруза длинными рядами возвышалась по плечо. Джемайна ощутила приятный аромат.

– Чем так хорошо пахнет?

Картер наконец взглянул на нее.

– Это свежескошенная люцерна, мэм.

– Ваш основной продукт?

– Не только. Люцерну, а также картофель и другие овощи мы продаем горожанам в Аллентауне.

Он свернул с главной дороги на узкую дорожку, ведущую к двухэтажному белому дому. Позади дома виднелся большой сарай.

Через несколько минут Джемайне помогли выйти из кабриолета, и она была представлена Эллен Монро и ее дочерям – двум пышущим здоровьем, хихикающим девушкам.

Миссис Монро, полная сияющая женщина лет сорока, радостно приветствовала ее.

– Мой муж Дэвид и двое других сыновей работают в поле. Вы увидите их за ужином.

– Вы очень любезны и гостеприимны, миссис Монро.

– Для нас большая честь принять гостью из вашей редакции. «Гоудиз ледиз бук» – мой любимый журнал. Признаться, я не ожидала, что миссис Хейл ответит на мое послание.

– Сара по возможности старается лично отвечать на письма.

Джемайну провели наверх в уютную спальню. Слабый ветерок шевелил шторы, создавая в комнате приятную атмосферу, несмотря на жару ранней осени.

Распаковав вещи, девушка немного расслабилась. Как можно было чувствовать себя неловко среди этих гостеприимных людей!

Устав от путешествия, она вытянулась на удобной кровати с балдахином и задремала. Ее разбудил приятный аромат готовящейся еды, когда уже наступили вечерние сумерки. Джемайна быстро переоделась и спустилась вниз, где встретилась с Дэвидом Монро и сыновьями. Покончив с делами, они расположились на открытой террасе, ожидая ужин. Дэвид Монро был довольно молчаливым, замкнутым человеком. Он вынул изо рта трубку и смущенно приветствовал гостью.

Девушка заметила, что дочери очень похожи на мать, а сыновья – на отца, высокие, худощавые, застенчивые и спокойные.

– Чем помочь вам? – спросила Джемайна миссис Монро.

Пожилая женщина всплеснула руками:

– О боже, детка, ты же наша гостья! Я и не думаю о твоей помощи.

– Нет, я настаиваю, – твердо заявила Джемайна. – Должна признаться, я никогда не была на ферме и не смогу написать о вашей жизни, если не буду принимать участия в делах.

– Это тяжелая работа, мисс Бенедикт, – серьезно сказал мистер Монро. – Доение коров, сбор яиц, кормление поросят. Думаете, справитесь с этим?

– Нет, Дэвид! – Миссис Монро замахала руками на мужа. – Ты совсем запугаешь бедную девочку.

– Если вы и ваши дочери делаете это, смогу и я, – решительно проговорила Джемайна. – По крайней мере, попытаюсь.

– Хорошо, – согласилась миссис Монро, – в таком случае, пожалуйста, помогите накрыть на стол. Мы будем ужинать через несколько минут.

Меню ужина было разнообразным: сладкая кукуруза в початках, белоснежное картофельное пюре, огромные куски жареной говядины, цыплята, зеленый горошек, караваи свежеиспеченного хлеба и еще с полдюжины блюд и приправ. Джемайна никогда не видела такого обилия еды на столе.

Миссис Монро не переставала говорить, хлопоча на кухне:

– Ты приехала как раз вовремя, Джемайна. Моя старшая дочь Марта через два дня выходит замуж. – Сияя, она указала на высокую девушку с длинными светлыми волосами. Густо покраснев, та опустила голову.

– О, извините, миссис Монро, – встревожилась Джемайна. – Меньше всего вам нужны посторонние в доме во время приготовления к свадьбе.

– Ерунда, детка, – живо ответила миссис Монро. – У нас будет так много гостей, что еще один человек вовсе не помешает. Мы очень рады, что ты будешь с нами. – Затем робко добавила: – Может быть, напишешь строчку или две об этом.

Перед ужином все склонили головы, в то время как Дэвид Монро своим низким голосом произнес молитву. Затем по его жесту тарелки с кушаньями двинулись по кругу. Джемайна поняла, зачем потребовалось так много еды. Все ели с большим аппетитом, особенно юноши и глава семьи. Даже Джемайна ела больше обычного – свежий воздух способствовал хорошему аппетиту, а пища была здоровой и вкусной.

На следующее утро Джемайна пожалела о своем решении заняться работой сельской женщины. Задолго до восхода солнца ее разбудили звуки, доносившиеся с первого этажа. Быстро одевшись, она поспешила вниз. Семья сидела за столом, заканчивая завтрак. Миссис Монро огорченно воскликнула:

– О, я надеялась, что мы не побеспокоим тебя, Джемайна! Хоть ты и говорила, что хочешь помогать нам, но по крайней мере в первое утро нам следовало бы дать тебе выспаться.

Джемайна глубоко вздохнула и улыбнулась:

– Поскольку я пробуду у вас всего несколько дней, хочу немедленно приступить к работе.

Миссис Монро выглядела очень довольной.

– Ну, если ты действительно хочешь этого…

К тому времени как Джемайна закончила завтрак, мужчины уже ушли в поле, а миссис Монро и ее дочери занимались приготовлением к дойке. Джемайна отправилась с ними в хлев.

– У нас дюжина молочных коров, – пояснила миссис Монро. – Гораздо больше, чем необходимо для семьи, поэтому мы продаем молоко и масло в городе, а также несколько дюжин яиц в неделю, так как у нас почти сотня несущихся кур.

Миссис Монро и девушки расположились около коров на маленьких трехногих табуретках, зажав между ног молочные ведра. Затем они ухватились руками за коровьи соски, и в ведра полились струйки молока. Джемайна с интересом наблюдала за женщинами.

– Покажите, как это делается, и дайте мне попробовать, – попросила она миссис Монро через некоторое время.

Эллен уступила ей место и стала смотреть, как девушка, присев на табуретку, сжимает и отпускает соски. Однако попытки Джемайны не увенчались успехом – ей удалось выжать лишь несколько капель молока. Подошедшие дочери миссис Монро захихикали, и даже мать не удержалась от улыбки.

– У меня ничего не получается! – разочарованно воскликнула Джемайна. – Что я делаю не так?

– Ничего, детка, – успокоила миссис Монро. – Нужна практика. Я знала многих людей, которые поначалу никак не могли приноровиться.

После дойки Джемайна помогла девушкам покормить поросят – их было не меньше дюжины. Потом они собрали яйца. Хоть здесь, иронически подумала Джемайна, ее помощь пригодилась, так как в этом не требовалось особого умения.

Следующий этап – уборка дома, затем приготовление обеда для мужчин. После обеда женщины занялись штопаньем и шитьем, а Джемайне предложили немного подремать, и та с радостью согласилась.

Через час она проснулась, чувствуя себя виноватой: без сомнения, во время ее сна миссис Монро с дочерьми продолжали работать.

Джемайна поспешно поправила одежду и прическу, а затем спустилась вниз. По пути на кухню, откуда раздавались голоса женщин, она заглянула в гостиную и увидела там много книг и журналов.

В это время миссис Монро и девушки готовили ужин. Джемайна спросила пожилую женщину:

– Я заметила, что у вас в доме полно книг и журналов. Ваша семья много читает?

– Да, я читаю, девочки тоже. – Миссис Монро решительно кивнула: – Впрочем, мальчики… не так часто берут в руки книгу. Мы с Дэвидом настояли, чтобы все дети научились читать и писать, хотя они мало посещали школу. Я же всегда очень любила читать.

– Мне кажется, вы так заняты, что на чтение у вас не должно оставаться времени.

Миссис Монро засмеялась:

– Это только сейчас, детка. Весенние посадки, летние работы и осенний сбор урожая действительно занимают много времени. Но в зимние месяцы мы имеем возможность проводить вечера у огня и читать.

– Другие женщины на фермах тоже много читают?

– Не могу сказать обо всех, но из тех, кого я знаю, некоторые читают мало, другие больше, однако… очень многие подписываются на «Гоудиз ледиз бук»!

Из разговора с миссис Монро и ее дочерьми Джемайна выяснила, что они на удивление хорошо информированы о многих вещах, не только о рецептах приготовления пищи и моде. Например, женщины прекрасно разбирались в текущих событиях.

Джемайну удивило еще одно обстоятельство. Последовав на следующее утро за миссис Монро по обычным делам, она пошутила:

– Глядя на ваш тяжелый физический труд, я, кажется, начинаю понимать, почему на Юге продолжают отстаивать рабство.

– Не говори так, детка, – возмутилась пожилая женщина. – Я ненавижу рабство. Это грех в глазах Бога. Ни один человек не вправе порабощать другого!

По правде говоря, Джемайна никогда раньше не задумывалась над этим вопросом, но сейчас она испытала неловкость.

– Согласна с вами, миссис Монро. Это неосторожное и неумное замечание с моей стороны.

Смягчившись, миссис Монро кивнула:

– А мне не следовало бы так обижаться. Дело в том, что мои близкие очень расстраиваются, когда речь заходит о рабстве. По словам Дэвида, эта проблема разрывает страну на части. – Она понизила голос: – Я скажу тебе кое-что, хотя, может быть, не стоит – ты ведь работаешь в журнале.

– Можете не бояться, «Ледиз бук» не печатает статей на подобные темы.

– А ты – северянка и против сохранения рабства? – спросила миссис Монро, посмотрев на Джемайну.

Девушка кивнула.

– Да, я из Бостона, и моя семья против рабства, хотя об этом редко говорят в доме.

– Ясно. Люди в Квакертауне, что неподалеку отсюда, начали кампанию под названием «Подпольная железная дорога». Они тайно перевозят рабов с Юга к новой свободной жизни и получают широкую поддержку жителей окрестных мест.

В этот вечер после ужина, сидя в своей комнате и напевая про себя, Джемайна начала писать.

Сельское хозяйство является краеугольным камнем в кономическом фундаменте нашей страны. Оно не только снабжает людей продуктами питания в больших и малых городах, но и помогает утверждать моральные принципы жизни.