Текст книги "Навстречу счастью"

Теплая волна прокатилась по всему телу Джемайны.

– А разве в Калифорнии у тебя не было женщин? – поинтересовалась она с насмешливой улыбкой.

Он не отвел взгляда.

– Не стану врать, была одна.

– Хорошенькая? – спросила Джемайна.

– Да, ничего, но до тебя ей далеко. – От волнения голос его сделался хриплым.

Он обнял ее, и она не сопротивлялась, когда его губы приникли к ее губам. Джемайна позабыла обо всем на свете, не заметив, как они очутились в спальне, срывая с себя одежду.

Молодые люди упали на кровать, сжимая друг друга в объятиях, и Джемайна вновь познала сладостный экстаз.

Буря утихла, а они лежали, довольные и счастливые. Голова Джемайны покоилась на плече Оуэна, в то время как он нежно гладил ее волосы.

– Путешествуя по стране, – тихо говорил он, – я пришел к решению, Джемайна, что хочу жениться на тебе.

У нее перехватило дыхание. Она лежала спокойно, хотя мысли бешено крутились в голове.

– Джемайна? Ты слышишь меня?

– Да, Оуэн, слышу. – Голос ее звучал приглушенно. – Это так неожиданно…

– Разве? Насколько я помню, мы говорили об этом перед моим отъездом в Калифорнию.

– Да, но я не уверена, что готова к замужеству.

– Ты же говорила…

– Я никогда не говорила, что хочу выйти замуж прямо сейчас. Речь шла о будущем, да и ты разве не был против брака?

– Проклятье! – Он привстал, опустив ее голову со своего плеча. – Ужасная женщина!

Она тихо засмеялась:

– Нет, ты и в самом деле ничуть не изменился, не так ли, любовь моя? Внезапно решаешь жениться и думаешь, что я должна безоговорочно согласиться.

– Ты даже не представляешь, сколько я передумал, прежде чем пришел к такой мысли! – В голосе его звучал гнев.

– Давай не будем ссориться из-за этого, Оуэн. Есть много проблем, которые надо решить.

– Знаю, но я хочу иметь возможность решать их.

– Даже если наш сын однажды узнает, что его отец незаконнорожденный?

– Я много думал об этом и в конце концов пришел к выводу, что если я мог жить с этим, то и наш ребенок сможет.

Джемайна немного помолчала, затем предложила:

– Давай не будем принимать решение сию минуту, хорошо?

– Согласен, – угрюмо ответил он.

– Оуэн, ты любишь меня?

– Конечно, черт побери, люблю!

– Ты никогда не говорил мне об этом.

– Не думал, что об этом надо говорить.

Неожиданно Джемайна вспомнила Уоррена Баррикона. Она живо представила тот вечер в Париже и его сердечное признание в любви.

Рано утром Оуэн направился в кабинет Томаса Каррузерса, неся под мышкой несколько страниц рукописи.

Услышав звуки его шагов по твердому полу, Каррузерс поднял голову, глядя сквозь густые клубы сигарного дыма. Он откинулся назад.

– Тэзди! Ради всех святых, что ты делаешь здесь? Ты должен быть в Калифорнии.

Оуэн присел на угол письменного стола.

– Я решил, что пора вернуться домой.

– Ты решил! Сколько раз говорить тебе, что только я определяю, когда следует закончить работу?

– Она закончилась, Томас, поверь мне. Я описал все стороны жизни на золотых приисках. Здесь еще четыре статьи, которые я привез с собой, так как знал, что прибуду сюда раньше почты. – Он положил рукописи на стол.

Каррузерс нахмурился и потрогал их своим толстым указательным пальцем.

– Возможно, все это так, но порой ты заходишь слишком далеко, Тэзди. Твое счастье, что я в хорошем настроении, иначе уволил бы тебя.

– В хорошем настроении? Ты? – Оуэн всплеснул руками. – Когда наступит такой день, на снежных сугробах вырастет трава.

Каррузерс проигнорировал последнее замечание, пыхтя сигарой.

– Однако хорошо, что ты вернулся.

Оуэн подозрительно посмотрел на него:

– К чему это?

– Вероятно, ты прав, наши читатели, должно быть, уже насытились рассказами о лагерях золотоискателей. Теперь ты нужен мне здесь.

– Здесь? В Филадельфии?

– Не совсем здесь, но в этой части страны. Не думаю, чтобы ты слышал о совещании шестидесяти девяти членов конгресса в декабре прошлого года, вскоре после твоего отъезда?

– Новости медленно доходят до Калифорнии, и я не помню, чтобы читал об этом в присланных мне номерах «Леджер».

– Скорее всего эти номера я и не посылал.

– И какова же цель совещания?

– На нем был предложен новый закон, запрещающий рабство в федеральном округе Колумбия. Доклад делал сенатор Джон С. Колхаун, который способствовал многим, как он называет, агрессивным действиям Севера против законов Юга, например, таких, как отмена рабства на многих территориях, а также воспрепятствование возвращению беглых рабов их хозяевам и тому подобное.

– И каков же был результат совещания?

– Не очень значительный. Они собирались еще два раза в январе этого года, но в конце концов протест против существующих законов, разрешающих рабство, подписали только сорок членов конгресса.

Оуэн пожал плечами:

– Обычная пустая болтовня политиканов.

Каррузерс покачал головой:

– Не согласен с тобой. На этот раз было не только сотрясание воздуха, но и, я думаю, возможен нежелательный резонанс в стране.

– Почему ты так думаешь?

Каррузерс откинулся назад с важным видом.

– Закон о рабстве становится серьезной проблемой, Тэзди. По-моему, дело идет к расколу страны и войне между Севером и Югом.

– Ты уверен в этом, Томас?

– Да, и многие согласны со мной. Ты долго отсутствовал и не знаешь, что здесь происходит.

– Это верно, – медленно сказал Оуэн. – Неужели гражданская война? В это трудно поверить.

– Ты прав, но я убежден, что она надвигается, – мрачно заявил Каррузерс. – Может быть, война разразится через пять, десять лет, но рано или поздно она начнется, так как некоторые горячие головы решительно ведут к ней. И когда это произойдет, для страны наступят печальные дни. Мы же здесь, в Пенсильвании, окажемся в гуще событий. Тебе известно, что мы граничим с Мэрилендом и находимся недалеко от Виргинии? Оба эти штата рабовладельческие. Таким образом, война затронет и нас.

Оуэн помрачнел от слов Каррузерса. Он часто не соглашался с редактором, но научился уважать его мнение о текущих событиях.

– Допустим, ты прав, чего ты хочешь от меня?

– Две вещи, Тэзди. Во-первых, материал о подпольной железной дороге, по которой тайно переправляют рабов с Юга на Север и даже в Канаду. Эта система активно действует и в Пенсильвании. Я хочу, чтобы ты занялся ею.

Оуэн вопросительно приподнял бровь.

– Но если мы опубликуем сведения о подпольной железной дороге, разве это не повредит людям, действующим в этой системе?

– О, я не имел в виду публиковать имена и конкретные данные. Я хочу рассказать о ней в общем.

Оуэн усмехнулся:

– Зачем, Томас? Не думаю, что угрызения совести заставят тебя отказаться от публикации интересных сведений. К тому же я не уверен, есть ли у тебя совесть.

– Я против рабства, как любой северянин, Тэзди, – проворчал Каррузерс. – Просто хочу поместить в газете статью об истории подпольной железной дороги как основу для другого материала.

– Какого именно?

– Это второе дело. Я хочу иметь представление, о чем думают на Юге. Возьми несколько недель или сколько потребуется и отправляйся в путешествие по Югу. Поговори с рабовладельцами, плантаторами и рабами. Разузнай, насколько глубока враждебность южан по отношению к сторонникам отмены рабства. Однако советую не раскрывать, что ты корреспондент газеты. Представься кем-нибудь другим. Если станет известно, что ты журналист с Севера, твоя жизнь окажется в опасности.

– О нет, думаю, ты преувеличиваешь, Томас! Я бывал на Юге и знаю там многих. Не такие уж они злодеи. Ко мне относились очень доброжелательно, дружественно и гостеприимно.

– В основном так. Но есть и горячие головы. Мне кажется, ты не совсем понимаешь, как рабовладельцы относятся к проекту нового закона.

– Хорошо, можешь не беспокоиться. – Оуэн встал. – Я знаю, как защитить себя. Не раз бывал в опасных местах.

Джемайна весело напевала себе под нос в квартире Оуэна, работая над статьей о мадам Роланд. К своему удивлению, она обнаружила новый материал об этой женщине в двух книгах Оуэна. После прошлой ночи у нее была причина чувствовать себя счастливой. Оуэн любит ее! Девушка не могла поверить, что он предложил ей выйти за него замуж.

Услышав шаги на лестнице, Джемайна перестала писать. Оуэн! Выйдя из-за письменного стола, она быстро осмотрела себя в зеркале над камином. Поправила несколько прядей на голове, одернула одежду тут и там и улыбнулась, когда он вошел. Тэзди держал за горлышко бутылку вина и широко улыбался.

– Итак! – сказала Джемайна. – По твоему виду можно сказать, что тебя не уволили.

– Не только не уволили, но и дали новое задание. Она ощутила легкий испуг.

– О нет! Ты не уедешь опять!

– На этот раз я буду недалеко от дома, любовь моя. И всего несколько недель. – Он поднял бутылку. – Я принес вино, чтобы отпраздновать это событие. Пока мы будем пить, расскажу тебе все по порядку.

Оуэн пошел на кухню и вернулся с двумя бокалами, затем разлил вино, они сели рядышком на диван, и он рассказал ей о новом задании.

Джемайна поведала ему:

– Ты знаешь, когда я была вблизи Аллентауна, занимаясь исследованиями для моей статьи о сельских женщинах, в одной семье я кое-что слышала о подпольной железной дороге. Неподалеку от этого места находится город Квакертаун, входящий в систему переправки рабов.

Оуэн кивнул:

– Да, знаю. Это одно из тех мест, куда я собираюсь поехать.

– Думаю, люди там не станут разговаривать на эту тему, опасаясь повредить налаженному делу.

– Наверное, будет нелегко, но других заданий пока нет. Придется действовать крайне осторожно. Никаких имен не будет опубликовано. Каррузерс дал мне слово. Он хочет, чтобы в нескольких статьях проблема рабства была освещена с двух сторон: со стороны рабовладельцев и со стороны противников рабства.

– Все это звучит очень интересно, – вздохнула Джемайна с некоторой грустью. – Гораздо интереснее, чем писать о давно умерших людях…

Она замолчала, так как Оуэн встал, чтобы зажечь лампу на камине. Пока они разговаривали, уже стемнело.

– Боже милостивый! – воскликнула Джемайна. – Я и не заметила, что уже так поздно. Тетя Хестер ждет меня. Если я опять задержусь, то не знаю, что она подумает.

Оуэн быстро подошел к ней, когда она встала.

– Думаю, твоя тетя обо всем догадывается. Еще рано уходить.

Он обнял Джемайну, и при первом же прикосновении его губ к ее она перестала сопротивляться. Оуэн повел ее в темную спальню, и вскоре они слились в единое целое: грудь к груди, бедра к бедрам.

А потом они долго лежали рядом в темноте, не произнося ни слова.

Первой заговорила Джемайна:

– Твое новое задание, касающееся закона о рабстве, напоминает мне проект, о котором я давно думаю. Помнишь Лестера Гилроя, владельца фабрик по производству одежды?

– Конечно, помню! – усмехнулся Оуэн. – И горжусь тем, что моя статья способствовала бегству его из Филадельфии.

– А знаешь, я встретила его в Нью-Йорке, пока ожидала отплытия корабля во Францию.

Джемайна почувствовала, как Оуэн напрягся.

– В самом деле? Надеюсь, он не узнал тебя. Мне кажется, он может быть очень опасным.

– О, я не встречалась с ним лицом к лицу, однако видела его.

Девушка рассказала о своем приключении в Нью-Йорке и о работнице, с которой удалось поговорить.

– Знаешь, Оуэн, то, что она поведала мне, ужасно. Несчастные женщины и дети работают в невероятных условиях.

– Да, Гилрой настоящий негодяй.

– Однако надо что-то делать с такими людьми, как он. Со слов Мэриголд я поняла, что и на других фабриках работницы так же страдают.

– Вероятно, это правда. – В его голосе прозвучала насмешливая нотка. – Кажется, Джемайна Бенедикт начинает новый поход за справедливость?

– Думаю, пора открыть людям глаза на то, как производится дешевая одежда. Я намерена написать серию статей об этом! – Джемайна встала, увидев улыбку на его лице. – Эти несчастные работницы страдают от своеобразной формы рабства! Они попадают в ловушку, из которой не могут выбраться.

– Не буду спорить с тобой. Но что ты собираешься делать со статьями, которые намерена написать?

– Конечно, опубликовать их.

– Где?

– В «Ледиз бук».

Оуэн засмеялся:

– Джемайна, ты грезишь! «Бук» не касается этой темы.

– Но ведь «Леджер» публикует статьи о рабстве, а это гораздо более спорная тема.

– «Леджер» – газета, а «Гоудиз ледиз бук» – журнал для женщин, и ты прекрасно знаешь, что Луис Гоуди избегает полемики. Можешь ли ты сказать, какую позицию занимает журнал в вопросе о рабстве: за или против? Нет, и Гоуди никогда не выскажет ее, даже если начнется гражданская война, которую предрекает Томас Каррузерс. «Ледиз бук» читают как рабовладельцы, так и сторонники отмены рабства, и если принять чью-то сторону, то другие обидятся.

– Я знаю из напечатанного, что Сара боролась с фабрикантами в Бостоне, когда была там редактором журнала «Ледиз мэгэзин». Уверена, она сочувствует работницам.

– Она, может, и сочувствует, но никогда не пойдет против Луиса Гоуди.

– Тем не менее я хочу попытаться.

– Не сомневаюсь, – сказал он смеясь. – Если ты что-то задумала, ничто не может разубедить тебя. Знаешь, кто ты, дорогая Джемайна? – Он притянул ее к себе. – Ты Дон Кихот в женском обличье, борец с ветряными мельницами.

– Разве это плохо?

– В некотором отношении, возможно, нет. Но с другой стороны, это дело грозит тебе неприятностями и может обернуться даже опасностью. Особенно если ты свяжешься с таким человеком, как Гилрой. Я чувствую, он опасен, как ядовитая змея, когда наступаешь ей на хвост.

– Он не причинит вреда женщине, Оуэн!

– Не уверен в этом. Ты говорила, он лично выставил работницу на улицу, а ведь она – женщина.

Джемайна задумалась, затем рассеянно ответила:

– Но он все-таки не причинил ей вреда.

– Однако мог, если бы сильно разозлился.

– Твое новое задание, Оуэн… когда ты уезжаешь?

– Я уезжаю в Квакертаун рано утром.

– Могу я в твое отсутствие пользоваться этой квартирой?

– Конечно. Мне будет даже спокойнее, если ты поработаешь здесь. А так как я буду отсутствовать дней десять или более, мы должны сейчас наверстать упущенное.

Он притянул ее к себе. Она смеясь запротестовала:

– Оуэн, я должна идти домой.

Но ее протесты скоро заглушили его поцелуи.

* * *

В течение всей следующей недели Джемайна напряженно работала. Она хотела поскорее закончить статьи о мадам Роланд и об Абигейл Адамс, о которой, к счастью, в библиотеке Оуэна оказался обширный материал.

Статью, посвященную мадам Роланд, девушка закончила за три дня и начала писать об Адамс:

Абигейл Адамс была замечательной, леди, которая как нельзя лучше подходила в качестве жены знаменитому президенту Джону Адамсу. Читателям известно, что он являлся одним из авторов Декларации о независимости и был среди тех, кто подписал этот документ…

В пятницу рано утром Джемайна с готовой рукописью подошла к кабинету Сары и постучала в дверь. Услышав приглашение, девушка вошла и остановилась – Сара была не одна, напротив нее сидела женщина. Она повернулась, и Джемайна, узнав ее, радостно воскликнула:

– Мисс Блэквел!

– Теперь уже доктор Блэквел, – с гордостью поправила Сара. – Первая женщина в Соединенных Штатах, получившая медицинскую степень, к тому же высшую.

Джемайна подошла поближе.

– Поздравляю, доктор Блэквел.

– Благодарю, мисс Бенедикт. – Доктор Блэквел любезно поклонилась и посмотрела на Сару. – Без огромной помощи Сары я вряд ли добилась бы успеха. Буду вечно благодарна вам. – Она снова взглянула на Джемайну. – Хочу также поблагодарить вас, мисс Бенедикт, за прекрасную статью, которая к тому же оказалась очень своевременной.

Джемайна слегка покраснела.

– Я рада, что статья вам понравилась. Вы собираетесь практиковать здесь, в Филадельфии?

Лицо мисс Блэквел помрачнело.

– Боюсь, что нет. Мне необходимо сначала поработать два или три года в больнице, но ни в одной больнице здесь, у нас, меня не принимают. Поэтому я вынуждена уехать в Париж, где женщина может работать врачом. Отплываю на следующей неделе, но сначала решила заехать сюда – попрощаться со знакомыми, особенно с Сарой.

Внезапно Джемайна подумала, что может быть…

– Я знаю женщину здесь, в Филадельфии, которая была бы счастлива, если бы вы осмотрели ее – сказала она взволнованно.

Доктор Блэквел покачала головой:

– Боюсь, не получится, мисс Бенедикт. У меня нет практики, и я не имею права лечить больных.

– Но это женщина, а вы говорили, что одной из причин, по которой вы выбрали специальность врача, явилось желание вашей умершей подруги, которой очень хотелось, чтобы ее лечила женщина-врач. – Джемайна посмотрела на Сару, в глазах которой читался вопрос. – Я имею в виду жену Уоррена. Другие врачи не способны помочь ей. Они даже не могут установить диагноз.

Сара посмотрела на Джемайну, затем медленно кивнула:

– Пожалуй, ваше вмешательство не причинит ей вреда, Элизабет. Я знаю, эта женщина находится в очень плохом состоянии. – Она слегка улыбнулась. – Вы могли бы посоветовать что-нибудь новенькое.

– Хорошо, думаю, мой визит действительно не повредит ей, – предположила доктор Блэквел. – Но вы должны понять, что я не могу обнадеживать ее.

– Пойдемте со мной, – предложила Джемайна. – Ее муж работает у нас. Я представлю вас ему.

Она вышла вместе с доктором Блэквел из кабинета Сары и только в холле вспомнила, что так и не обсудила с редактором принесенные рукописи. Но это потом. Сейчас важнее решить вопрос о жене Баррикона.

Уоррен был один в своем кабинете. Она постучалась в открытую дверь.

– Уоррен, я хотела бы познакомить тебя с Элизабет Блэквел. Доктором Блэквел, – многозначительно добавила Джемайна. – Она готова осмотреть твою жену, если ты не возражаешь.

Глава 20

Уговорить Уоррена, чтобы тот позволил доктору Блэквел осмотреть его жену, труда не составляло.

– Я готов воспользоваться любым шансом, – обрадовался он.

– Но вы должны знать, что, возможно, я ничем не смогу помочь, – заметила доктор Блэквел.

– Понимаю. – Уоррен взглянул на Джемайну. – Пожалуйста, пойдем с нами, Джемайна. Уверен, Сара не будет возражать. Элис очень хотела бы познакомиться с тобой.

Джемайна заколебалась. Она опасалась получить замечание от Сары, однако Элис Баррикон вызывала у нее любопытство.

Получив разрешение Сары, Уоррен, доктор Блэквел и Джемайна взяли экипаж и отправились к Барриконам. По дороге мисс Блэквел подробно расспрашивала Уоррена о болезни его жены, и он рассказал ей все, что мог.

Элизабет попросила кучера заехать в отель, где она остановилась. Вскоре она вышла оттуда с небольшой черной сумкой.

– Это мои инструменты. Сегодня они впервые могут понадобиться мне, – сообщила мисс Блэквел, усаживаясь в экипаж.

Когда Уоррен ввел Джемайну и доктора Блэквел в свой дом, из задней комнаты появилась женщина средних лет.

– Мистер Баррикон, почему вы вернулись домой в середине дня? Что-нибудь случилось?

– Нет, миссис Райт. Это Джемайна Бенедикт и доктор Блэквел. Мисс Блэквел собирается осмотреть Элис.

Густые брови женщины удивленно приподнялись.

– Женщина-врач? Никогда бы не подумала!

Уоррен провел Джемайну и Элизабет в спальню.

Худощавая, довольно хорошенькая женщина читала, сидя в кровати. Джемайна с удовольствием отметила: в руках жена Уоррена держала журнал «Гоудиз ледиз бук». Волосы ее были тускло-коричневого цвета, на худом лице выделялись большие карие глаза.

– Элис, – позвал Уоррен, – рад познакомить тебя с Джемайной Бенедикт. Я рассказывал тебе о ней.

– О да, – согласилась Элис Баррикон с приятной улыбкой. – Я читала ваши материалы в «Ледиз бук», мисс Бенедикт. Вы прекрасно пишете.

– Благодарю, миссис Баррикон.

– А это доктор Элизабет Блэквел, – представил Уоррен врача. – Она пришла осмотреть тебя и по возможности помочь.

Элис нахмурилась.

– Уоррен, кажется, мы договорились, что больше никаких врачей? – Затем она удивленно заморгала. – Женщина-врач? Не знала, что такое бывает.

Доктор Блэквел улыбнулась:

– Я первая, миссис Баррикон.

Элис хотела что-то сказать, но неожиданно закашляла. Она отвернулась в сторону и приложила к губам белый платок, пока кашель не стих. Элис хотела спрятать платок, но Элизабет быстро подошла и взяла его.

В то время как врач изучала кусочек белой ткани, Джемайна увидела ярко-красное пятно на нем и поняла, что это кровь.

Доктор Блэквел, ничего не сказав, открыла свою сумку и достала несколько предметов. Один из них Джемайна узнала: деревянный стетоскоп – инструмент, который появился недавно и позволял врачам прослушивать сердце и легкие.

Элизабет начала расстегивать блузку Элис, затем задержалась и оглянулась.

– Пожалуйста, оставьте нас. Я предпочитаю остаться с пациентом наедине.

Выйдя из комнаты вместе с Уорреном, Джемайна услышала голос Элис:

– Меня никогда прежде не осматривала женщина. Я гораздо меньше смущаюсь…

В холле Уоррен заметил:

– Время ланча, Джемайна. Ты голодна? Миссис Райт приготовит нам что-нибудь.

Некоторое время спустя они сидели напротив друг друга за маленьким обеденным столом, на котором стояли бокалы холодного лимонада и тарелки с толстыми ломтиками ветчины и картофельным салатом.

Не поднимая глаз от тарелки с салатом, Уоррен сказал:

– Хочу поблагодарить тебя за заботу, Джемайна. Не знаю, сможет ли доктор Блэквел помочь Элис, но по крайней мере появился какой-то шанс.

Джемайна нерешительно улыбнулась:

– Да, Уоррен, думаю, стоит попробовать. Ты говорил, другие доктора мало что смогли сделать.

– Я рад, что наши отношения, завязавшиеся в Париже, не имели продолжения. – Он поднял голову, глаза его были печальными. – Иначе не знал бы, как теперь жить. Но ты не забывай: я по-прежнему люблю тебя…

– Уоррен, пожалуйста! – испуганно воскликнула Джемайна. – Не говори так!

Он продолжал:

– Когда я вернулся и рассказал Элис о том, что ты была со мной в Париже, и о том, какая ты талантливая, она заставила меня кое-что ей пообещать. Знаю, сейчас не время и не место, но должен сказать тебе: я пообещал Элис, что если с ней что-нибудь случится, то снова женюсь, и на такой женщине, как ты.

– Уоррен, это мучительный разговор! – Джемайна опасалась, что миссис Райт может услышать их.

– Ты, конечно, права. – Он снова уставился в тарелку. – Но я должен был сказать тебе это.

Теперь они сидели в напряженной тишине. Джемайна испытывала желание встать и уйти. Она не помнила, чтобы когда-либо чувствовала себя так неловко, но ей не хотелось обижать Уоррена. Ее спасло появление Элизабет. Она была чрезвычайно серьезной.

– Ну что, доктор? – нетерпеливо спросил Уоррен.

– Ваша жена очень больна, мистер Баррикон. – Мисс Блэквел со вздохом села за стол. – Как давно она кашляет с кровью?

– Насколько я знаю, недавно. Примерно две недели. Если, конечно, она не скрывала от меня раньше, что вполне возможно.

– Да, она то же сказала и мне: две недели. – Доктор Блэквел покачала головой и снова вздохнула. – Плохо то, что медицине почти неизвестны подобные болезни. Ее легкие переполнены мокротой, а наличие крови – плохой симптом. Сейчас ведутся исследования в этой области, но пока мы знаем очень мало… Известно, что шахтеры, долгое время работающие в сырых шахтах, часто заболевают подобной болезнью легких. Влажный климат также способствует такому заболеванию.

Уоррен выглядел подавленным.

– Значит, вы ничего не можете сделать?

– В медицине пока нет средства, которое могло бы помочь вашей жене, так как природа ее болезни неизвестна.

Уоррен сидел опустив голову, плечи его уныло поникли.

– Есть одно средство, мистер Баррикон. Я прочитала в медицинской литературе, что некоторые врачи в подобных случаях рекомендовали сменить климат и результаты были обнадеживающими. По крайней мере развитие болезни замедлялось. В восточной части Соединенных Штатов зимой и летом очень сыро, здешний климат затрудняет работу легких. Пациентам, о которых я читала, рекомендовали жить в тех местах, где воздух сухой. Например, на территориях Нью-Мексико и Аризоны, то есть в местностях, где преобладают пустыни.

– Но это на другом конце страны! – воскликнула Джемайна.

– Это означает, что я должен расстаться с «Ледиз бук», нашим домом и всем прочим, – уныло проговорил Уоррен. – Я же не могу отправить Элис туда одну.

Доктор Блэквел склонила голову:

– Понимаю, мистер Баррикон. Все это потребует от вас значительных жертв. Но с другой стороны, если ваша жена останется здесь, нет никакой надежды. Она долго не проживет.

– Не знаю, что делать. Все это так неожиданно. – Уоррен быстро взглянул на Джемайну. – Надо подумать.

Доктор Блэквел встала.

– Сожалею, мистер Баррикон, но я предупредила, что, возможно, ничем не смогу помочь. Очень сочувствую вам. А сейчас вы должны извинить меня. Утром я уезжаю из Филадельфии, и у меня еще много дел.

Джемайна тоже встала.

– Я поеду с вами, доктор. – Повернувшись к Уоррену, она сказала: – Почему бы тебе не остаться дома до конца дня? Думаю, Сара поймет.

Уоррен кивнул, не глядя на нее. Однако, когда они вышли из столовой, он вдруг вспомнил:

– Прошу прощения, доктор Блэквел. Я совсем потерял голову. Мне следует отблагодарить вас за визит. Сколько я должен?

– Нисколько, мистер Баррикон. – Мисс Блэквел махнула рукой. – Я еще не практикую официально.

В экипаже, который они наконец остановили, Элизабет с грустью проговорила:

– Чувствую себя такой беспомощной. Мне кажется, я обманула надежды этой несчастной женщины и ее мужа.

Джемайна коснулась ее руки.

– Не стоит так огорчаться. Думаю, гораздо хуже, когда врачи обманывают самих пациентов, а не их надежды, которых нет.

– Возможно, но я являюсь представительницей медицины, а люди смотрят на врачей, как на чудотворцев. Мои наставники в Дженивском колледже часто повторяли, что мы на пороге значительных открытий в медицине и рано или поздно научимся лечить большинство нынешних болезней. Я ничем не могу помочь сейчас и с горечью думаю: сколько людей безвременно умрет, прежде чем наступят эти дни! Как-то я поинтересовалась у одного из преподавателей, когда, по его мнению, придет это долгожданное время. Он ответил – может быть, через сто лет. – Она печально рассмеялась. – Через сто лет! О боже!

– Но по крайней мере сейчас, когда вы стали врачом, у вас есть возможность сделать доброе дело.

– Надеюсь, что так. Поэтому я должна получить практику в больнице и ради этого еду в Париж.

– Вы бывали там раньше?

– Нет, только в Англии. Я родилась там, вы знаете.

– А я только недавно вернулась из Парижа.

Пока они добирались до отеля, где остановилась доктор Блэквел, Джемайна рассказывала ей о достопримечательностях Парижа.

Выйдя из кареты перед отелем, Элизабет сказала:

– Благодарю вас, Джемайна, за поддержку.

– Напишите мне подробно о вашей работе в Париже, когда будет время. Я хочу собрать материал для статьи, которая, надеюсь, поможет открыть дорогу другим женщинам для медицинской практики в нашей стране.

– Обязательно напишу.

На следующее утро Джемайна, полная решимости, снова вошла в кабинет Сары. Прежде чем она начала говорить, Сара перевела разговор на другую тему, будто чувствовала, что задумала Джемайна:

– Что произошло вчера, когда Элизабет посетила жену Уоррена? Надеюсь, Уоррен пришел сегодня утром на работу, хотя я его еще не видела, так как была очень занята.

Джемайна подробно рассказала обо всем.

Сара выглядела расстроенной.

– Бедный Уоррен! И его жена. Так не хотелось бы терять его, он очень ценный работник. Но думаю, он должен поступить, как сочтет нужным.

– Не знаю, что решил Уоррен. Он сказал, ему надо подумать.

– Печально, печально! – Сара покачала головой. – Ты принесла мне рукопись, Джемайна?

– Целых две. О мадам Роланд и об Абигейл Адамс. – Джемайна положила листы бумаги на стол.

– Быстро ты управилась с ними, должна сказать.

– У меня была на это причина. Я много работала, чтобы поскорее закончить их. – Джемайна села напротив, внимательно глядя на Сару. – Сара, помнишь письмо, которое я послала тебе перед отъездом из Нью-Йорка в Париж? Ты получила его?

Сара вздохнула, сложив руки на столе.

– Да, дорогая, я получила твое письмо.

– Ты ни разу не упомянула о нем после моего возвращения, поэтому я не была уверена.

– Не упоминала, потому что надеялась, ты передумаешь и твой пыл охладеет. Впрочем, я знала, что это маловероятно.

– Сара, необходимо разоблачить это зло. Я могу наняться на одну из фабрик Гилроя и собрать материал для серии статей.

– Полностью согласна, что это зло, которое должно быть публично осуждено. Но не в «Ледиз бук», Джемайна.

– Почему нет?

Сара покачала головой, весь вид ее говорил о крайнем раздражении.

– Джемайна, мы не касаемся подобных проблем. «Ледиз бук» – семейный журнал. Более того, он для женщин. Статьи, которые ты собираешься предложить, имеют социальную направленность и вызовут скандал. Мы не публикуем подобных материалов. Я уже не раз говорила тебе об этом! Тысячи наших читателей могут аннулировать подписку.

– Разве ты не говорила и то, что, публикуя острый материал вместо легких рассказов, мы можем расширить круг читателей?

Сара нахмурилась.

– Раньше я делала скидку на твою молодость и неопытность, Джемайна, – сурово предупредила она. – Но мое терпение истощается. Луис Гоуди и я уже много лет занимаемся издательским делом, и нам лучше известно, какие материалы нужны нашим читателям.

– Ты говорила, что надеешься на реализм в нашем журнале – правдивое отражение действительности! – воскликнула Джемайна.

– Я имела в виду всестороннюю объективность наших авторов в отражении действительности, а не критику с их стороны. Нам не нужны скандальные статьи, которые ты предлагаешь.

– Вернувшись из Парижа, я выяснила, что «Леджер», газета Оуэна, публиковала статьи о фабриках по пошиву одежды еще в 1836 году. Я могу дословно процитировать один из абзацев: «Одежда массового пошива, материал которой стоит двадцать пять центов, а изготовление чуть больше, продается по три доллара». Это означает, что хозяева получают около пятисот процентов прибыли. В статье говорится, что те, кто эксплуатирует женский труд, наживают огромные состояния.

– «Леджер» – газета, а мы издаем журнал, – заметила Сара. – Читатели «Леджер» не наши читатели, Джемайна.

– Я также узнала, что ты, будучи редактором «Ледиз мэгэзин» в Бостоне, боролась с недобросовестными изготовителями дешевой одежды. И победила в этой борьбе!

– Вижу, ты преуспела в своих исследованиях, – сказала Сара с холодной улыбкой. – То, что ты говоришь, правда. Но правда и то, что я не использовала «Ледиз мэгэзин» для дискуссий. Свою борьбу я вела вне журнала.

Джемайна бессильно откинулась назад на своем стуле.

– Как же мне переубедить тебя?

– Не удастся, дорогая Джемайна. Мне нравится, что ты испытываешь сострадание к угнетенным, твой пыл и рвение, однако должна предупредить тебя: оставь эту тему для мужчин. Они преуспели в подобной журналистике. Это не для женщин, по крайней мере сейчас. Да я не сомневаюсь, что так же останется и в будущем.