Текст книги "Шестое чувство"

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

С этого момента и дальше последовательность событий приобретает первостепенное значение.

Жиль захлопнул за собой двери без пяти семь, примерно в это же самое время миссис Уиллард, вся в слезах, стояла перед своим мужем с двумя написанными карандашом записками. Первая из записок, уже знакомая, содержала такой текст:

«Хорошо, Уилли, дорогой, обед, как обычно, в час.

Карола».

Вторую она нашла сегодня днем после тщательных поисков следов неверности мистера Уилларда. Она была очень краткой, но ее содержание вынудило миссис Уиллард перейти к открытым обвинениям.

«Хорошо, завтра вечером, как насчет этого?

К.Р.»

Самым ужасным в этой записке было отсутствие даты. Завтра вечером означало все что угодно:

это могло уже произойти, но также это могло случиться сегодня в среду вечером и с такой же вероятностью завтра. Терпение миссис Уиллард лопнуло. Вот какова награда за то, что она двадцать лет была мягкой и послушной женой. Когда она протянула мужу записку, внешне она очень походила на осмелевшую овечку, загнанную в угол.

Мистер Уиллард очутился в крайне неприятном для себя положение. За всю их совместную супружескую жизнь он установил в своем доме строгий и совершенный порядок. Его слово было законом, авторитет непререкаем. Теперь же ему приходилось оправдываться. Вера в него поколебалась, надо было как-то поддержать свой авторитет. Он слегка откашлялся и произнес:

– Амелия, ну, в самом деле.

Миссис Уиллард разрыдалась и топнула ногой.

– Не называй меня Амелия, Альфред, я не выдержу этого! Увлечься какой-то девчонкой, да еще в твоем возрасте!

– В самом деле…

– Да, в твоем возрасте, Альфред! Тебе пятьдесят лет, и ты выглядишь ровно настолько же, ничуть не моложе! И как ты думаешь, зачем ты нужен такой девчонке, как она, лишь для того, чтобы немного развлечься, потому что ей скучно, и потратить твои деньги и… заставить меня страдать…

Голос миссис Уиллард оборвался. Она упала на кушетку, грузная, растрепанная, с красными глазами и распухшим от слез лицом.

Мистер Уиллард снял очки и протер их.

– Амелия, я настаиваю, – привычным внушительным тоном начал он, но и тон не возымел никакого действия на жену.

Миссис Уиллард сразу прервала его. Кушетка придала ей больше уверенности, не надо было больше стоять на слабых трясущихся ногах.

– Разве я не была тебе хорошей женой? Разве я не делала все, что было в моих силах?

– Это не относится к делу, – он снова откашлялся. – Насчет этих записок…

– Да, Альфред, как насчет них? Приятное лицо мистера Уилларда покраснело, что вовсе не шло ему.

– Ничего в них нет, – сказал он. – Ты меня удивляешь, Амелия, более, чем удивляешь. Вот что я скажу тебе, я никогда бы не поверил, что ты способна на такое – рыться в моих карманах.

Так было немного лучше. Хоть и очень избито, и очень литературно, тем не менее это позволяло поставить Амелию на свое место. Теперь, по всей видимости, придется оправдываться ей.

Однако живость, с которой она возразила ему, удивила и обеспокоила его.

– А если бы я оставила твои таблетки из сахарина в кармане синей куртки, которую ты велел мне отдать в химчистку, что бы ты сказал тогда, хотела бы я знать! В ней-то и находилась первая записка. Из нее видно, как эта девчонка вскружила тебе голову и заставила тебя забыть о всякой осторожности, иначе ты никогда бы не оставил записку там, где я могла бы ее найти. Если ты покажешь мне женщину, которая не прочитает такого рода записку, если уж она попала к ней в руки, то я заявляю тебе прямо в лицо, что она вообще не женщина, что у нее нет никаких чувств к мужу, которые должна испытывать жена!

Мистер Уиллард был снова обескуражен. Несколько раз он сказал «в самом деле», причем произносил их на самый разный лад – и протестующе, и раздраженно. Наконец, когда миссис Уиллард снова зашлась от очередного всплеска рыданий, промокая глаза мокрым от слез платком, он сказал:

– В самом деле, Амелия! Можно подумать, что это преступление, пригласить кого-то из соседей пообедать!

– Ах, из соседей!

– А разве она нам не соседка? Да будет тебе известно, она хотела обсудить со мной один деловой вопрос.

– Деловой! – фыркнула миссис Уиллард.

– А почему нет, Амелия? Если хочешь знать, то речь шла о подоходном налоге.

– Подоходном налоге, вот как?

– Да, о подоходном налоге.

– Я не верю ни единому твоему слову! – бросила миссис Уиллард. – Мне стыдно за тебя, Альфред, как ты смеешь так откровенно лгать мне в лицо, – ты просто морочишь мне голову всякой ерундой и думаешь, что я тебе поверю, никогда и ни за что на свете! Ладно, пусть она обедала с тобой, чтобы поговорить насчет подоходного налога, но о чем вы тогда собирались говорить «завтра вечером» и в какой вечер этому суждено было произойти? Не в ту ли субботу, когда ты заверил меня, что тебе надо повидаться с мистером Корнером? Или это произошло бы сегодня, когда ты под каким-то выдуманным благовидным предлогом поднялся бы к ней наверх? Что ты скажешь мне теперь?

Мистеру Уилларду нечего было сказать. Он никак не подозревал, что у Амелии откроется такой досадный талант – выставлять его поступки в дурном свете. В конце концов, что такого он сделал? Поднялся наверх поболтать по-соседски, поменял электрическую лампочку, пока они дружески подшучивали друг над другом, и наврал насчет мистера Корнера. Она даже не разрешила поцеловать ее, только ласково обозвала «смешной человечек» и спровадила. Он даже раскаивался в этом. И тут еще Амелия, которая вела себя так, как будто он дал серьезный повод для развода. Такая подозрительность. Полное отсутствие выдержки.

Он снова заговорил веско и внушительно, как муж.

– Я отказываюсь дальше выслушивать эти беспочвенные обвинения. Они абсолютно несправедливы. Я удивляюсь тебе, Амелия. Однако надеюсь и считаю, что и тебе еще долго будет над чем удивляться. Ты совершенно утратила выдержку и всякое чувство меры. Я оставляю тебя одну в надежде, что так ты быстрее придешь в себя. Этим мне хотелось бы дать тебе понять, как я недоволен.

На этот раз все произошло, как положено. Его голос обрел былую уверенность. Нужные слова сами ложились ему на язык. Он повернулся к дверям и вышел с напыщенным самодовольством маленького петуха.

Миссис Уиллард сразу утратила свой запал. Она окликнула его жалобным плачущим голосом:

– Куда ты, Альфред? Неужели ты идешь к ней?

Мистер Уиллард ощутил себя снова самим собой. Пусть Амелия поплачет, это пойдет ей на пользу. Когда он вернется, он найдет ее полной раскаяния и покорной. Он вышел из квартиры, стукнув за собой дверью.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

За десять минут до того, как мистер Уиллард покинул свою квартиру, другими словами, ровно в семь, молодая женщина в жакете под каракуль, вошла в вестибюль дома Ванделера и поднялась в лифте на верхний этаж. Она очень походила на Каролу Роланд, но так, как походит бледная, не до конца проявленная фотография на свой оригинал: те же самые черты, но землистая кожа, глаза серого цвета и волосы такого же оттенка. Одета она была безукоризненно, хотя ее наряд вряд ли отличался особой изысканностью – сероватый жакет, коричневые туфли и чулки, темно-коричневая шляпка, украшенная коричневой и зеленой лентами.

Когда она проходила через холл, с ней поздоровался Белл в присущей ему дружелюбной манере. Это была сестра мисс Роланд, которая вышла замуж за ювелира мистера Джексона, она иногда заходила навестить сестру вечером после окончания работы. У них был небольшой, но с давними традициями, очень солидный магазин. Белл знал о них все. Бизнес принадлежал отцу миссис Джексон, который был также отцом мисс Роланд. Элла вышла замуж за своего кузена, они и продолжили семейное дело, тогда как Кэрри ушла из дома, чтобы выступать на сцене. Когда Кэрри поселилась в этом доме под новым именем, с новой прической и сильно накрашенным лицом, ей ни к чему было знать, что старина Белл узнал ее. Он знал очень хорошо, кто она и считал, что ей захотелось жить поближе к своей сестре, а то, как она называла себя, или что она сделала со своей внешностью и волосами, было не его ума дело. Узнай миссис Смоллетт об этом, она, несомненно, разнесла бы своим языком эту новость по всей округе, но от него она не услышит ни единого словечка о сестрах Джексон. Он будет держать свой рот на замке. Ведь сорок лет тому назад он купил обручальное кольцо именно в магазине мистера Джексона. Да, уже десять лет как мистера Джексона не было в живых, а его Мэри ушла еще раньше, тридцать пять лет тому назад. Белл умел держать язык за зубами.

Элла Джексон оставалась у сестры минут двадцать. Затем они вышли, обе, Карола без головного убора, в меховом жакете, надетом на белое платье.

Пока лифт ехал вниз, мисс Гарсайд стояла возле своих чуть приоткрытых дверей и следила за происходящим. Она дошла до последней черты, когда вы способны совершать поступки, уже не отдавая себя отчета. Ее мучил голод, поэтому ее сознание, подобно некоему существу, беспокойно мечущемуся в клетке, пыталось найти выход из положения. Она ничего не ела весь день, у нее не было денег, чтобы купить себе продукты. Она сама не знала почему приоткрыла свою дверь, ею овладело какое-то безотчетное стремление постучаться в квартиру к Андервудам и спросить, не одолжат ли они ей немного молока и хлеба, еще она могла сказать, что она вышла…

Но едва она открыла дверь, как поняла, что не в силах так поступить. Миссис Андервуд, грубоватая и такая вульгарная, нет, она не могла. Она должна дождаться завтрашнего дня и отнести на аукционные торги кое-что из своих вещей. Хотя, все хорошие вещи уже ушли, а за то, что у нее осталось, она выручит крайне мало денег, этого даже не хватит на оплату квартиры, но, по крайней мере, она купит себе еды.

Мисс Гарсайд стояла, держась за дверную ручку, и наблюдала за тем, как лифт спускается на первый этаж. Вот от света на лестничной площадке блеснули волосы Каролы, мех на ее жакете, промелькнуло белое платье. Она с горечью подумала: «Она куда-то пошла. Теперь ее не будет весь вечер, наверное, у нее встреча с мужчиной. Они сходят в ресторан и заплатят за еду столько денег, сколько ей хватило бы на целую неделю».

Она проводила спускавшийся лифт отсутствующим взглядом, затем медленно вернулась в свою холодную пустую квартиру. Вероятно, Каролы не будет весь вечер, никого не будет в ее квартире. Мисс Гарсайд казалось, что она видит перед собой оставшуюся пустой квартиру, где-то в одной из этих пустых комнат находилось кольцо, так походившее на ее собственное. У нее мелькнула мысль, что Карола могла надеть кольцо, но она тут же отвергла ее. Кольцо Карола носила не постоянно. На самом деле вчера в лифте мисс Гарсайд впервые увидела это кольцо на ее руке. Они довольно часто встречались в лифте, и всегда на белых холеных руках Каролы сверкали какие-нибудь кольца. Всякий раз, когда девушка выходила, она держала перчатки в руках, пока не оказывалась на улице. Если Карала поднималась к себе, то она снимала перчатки прямо в лифте. Длинные нежные пальцы, красные ногти, изумруд на одной руке, рубин и брильянт на другой. Но не тот крупный брильянт, который как две капли воды походил на ее камень и который она увидела лишь вчера. Вовсе не обязательно, что она наденет его сегодня вечером.

Мисс Гарсайд остановилась на мысли, что сегодня Карола не надела кольцо. Итак, оно лежало там, в пустой квартире, скорее всего, бережно хранимое в туалетном столике.

– Если бы у меня был ключ от квартиры, то можно было бы легко и просто поменять кольца…

Мисс Гарсайд явственно услышала свой собственный внутренний голос. Он вымолвил: «Она никогда не заметит подмену, никогда. Для меня это вопрос жизни и смерти, а для нее это, в сущности, ничего. Мой камень сияет так же ярко. Он будет также хорошо смотреться на ее руке, как и на моей. Вообще в этом для нее нет никакой разницы. Почему я должна так страдать, когда она вполне может обойтись чем-нибудь таким, что для нее не имеет никакого значения? Если бы у меня был ключ, я бы поменяла кольца…»

Ключи у Белла. Миссис Смоллет заходила в подвальную кухню каждое утро в восемь часов взять ключи от квартиры № 8. Затем она поднималась наверх, заходила, заваривала мисс Роланд утреннюю чашку чая, а потом убирала квартиру.

Всякий, кто был хоть мало-мальски знаком с миссис Смоллетт, не избежал участи услышать от нее все о мисс Роланд и ее квартире.

– Какие чудесные гардины, мисс Гарсайд. Во сколько они, должно быть, ей обошлись! У меня сестра работает в обивочном магазине, знаете, сколько стоит эта парча, с ума сойти можно.

Вы могли отвернуться от миссис Смоллетт и не обращать на нее внимания, но это никак не могло остановить язык миссис Смоллетт.

Ключ № 8, как обычно, висел на своем крючке на стенке старого буфета. Лишь приблизительно через двенадцать часов миссис Смоллет возьмет этот ключ, чтобы затем подняться наверх.

Сейчас его мог взять любой желающий.

Нет, не сейчас, потому что Белл заметил бы. Но чуть погодя, между полдевятого и полдесятого, когда он «расслаблялся» – отходил выпить пива и сыграть в дарт в пабе «Рука и перчатка». Итак, в половине девятого, в любую погоду, какая бы она ни была, Белл уходил «расслабиться». Обычно он возвращался где-то между полдесятого и десятью часами. Значит, у нее целый час, в течение которого можно было, не опасаясь, взять ключ, а пока стоило посидеть и все хорошенько взвесить.

Итак, между половиной девятого и половиной десятого.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В семь часов двадцать семь минут Меада отворила двери испуганной Айви.

– Айви, ты так опоздала! Твое счастье, что миссис Андервуд еще не нет дома.

Скуластое остренькое личико Айви приняло изумленно-озадаченное выражение.

– Но, мисс Меада, она прошла прямо передо мной, я видела, как она садилась в лифт. О, боже, надо торопиться! Вы включили газ под пароваркой, мисс?

Айви засуетилась. Но вышло так, что времени у нее оказалось достаточно. Миссис Андервуд вошла в квартиру лишь без двадцати восемь. Она прямиком прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Айви приблизилась к Меаде.

– Мисс Меада, чудно все. Я же видела ее все время впереди себя, прямо от угла. Если бы на улице было чуть темнее, я попробовала бы проскользнуть мимо нее, но я побоялась. – И почти без паузы она продолжила: – Я подумала, раз она ушла в свою комнату, может, я выскользну на секундочку, не одеваясь, на улицу.

Но Меада лишь покачала головой.

– Нет, Айви, право, не стоит!

Айви состроила гримаску.

– Ладно, ладно, мой друг опоздал, мы и были вместе всего-то пять минут. Он такой красивый, девчонки так за ним и бегают. Ладно, ладно подожду. Но когда я заметила впереди себя миссис Андервуд, и мисс Роланд…

– Ты имеешь в виду, что они шли вместе?

Айви ухмыльнулась.

– Вовсе нет! Мисс Роланд шла далеко впереди, я видела ее белое платье. Она зашла в дом прежде, чем я подошла, а миссис Андервуд стояла в холле, поджидая лифт, поэтому мне пришлось тоже ждать, понимаете? Я ждала за углом, на крыльце, пока не спустился лифт, и миссис Андервуд поехала наверх. Интересно, где она была все это время.

Меада лукаво улыбнулась.

– Возможно, ты сама ее спросишь, Айви.

***

Ровно полдевятого, минута в минуту, Белл отправился «развлекаться» с сознанием честно отработанного дня. Едва он поднялся по лестнице из подвала в холл, как хлопнула входная дверь, кто-то только что вышел. Однако Белл не видел этого человека, так как они уже находились по разные стороны парадных дверей. Но когда он вышел на крыльцо, то успел заметить мужскую фигуру, удалявшуюся в сторону правых ворот. По обе стороны от дома было двое ворот, одни вели направо, другие налево. Дорожки к ним были посыпаны гравием, а между ними рос кустарник.

Мужчина вышел в правые ворота, тогда как Белл в левые, этот путь в город был короче. Едва Белл миновал ворота, как услышал звук работающего мотора, а затем увидел, как мимо него по дороге, ведущей вниз, промчался автомобиль. Краткое появление мужчины в темноте сильно поразило воображение Белла; и позже, когда его спросили об этом, он признался, что принял человека, уехавшего на машине, за мужчину, которого он видел вышедшим из двора сквозь правые ворота, и на вопрос, сумеет ли он опознать его, единственное, что он мог сказать по этому поводу: «Ну, вы и озадачили меня!»

Белл направился в паб «Рука и Перчатка», где, как обычно, встретил своего шурина мистера Уильяма Баркера, чтобы сыграть по-приятельски партию в дарт. До того, как Белл купил обручальное кольцо в магазине старого мистера Джексона, Мэри Белл носила имя Мэри Баркер. Овдовевший, как и Белл, мистер Баркер жил вместе со своей дочерью Адой и ее мужем, который был мясником и очень радушным человеком. В глубине своего сердца Белл жалел бедного Уильяма. «Душевное спокойствие Уильям обретает лишь по вечерам, когда приходит в «Руку и Перчатку», а его своенравная дочь, пожалуй, могла бы запретить ему ходить сюда». Белл не очень жаловал свою племянницу Аду. Про себя он считал ее чересчур возомнившей о себе, «зазнавшаяся женщина со спесивыми замашками».

Во время игры они обсудили Аду и ее капризы. Для мистера Баркера эти разговоры были настоящей отдушиной, в беседе с другом он черпал новые силы для своего обеспеченного, но подневольного существования, выражавшегося хотя бы в том, что дочь заставляла его каждый день носить накрахмаленный белый воротник. «Если бы было возможно по воскресеньям надевать два, то она заставляла бы меня делать это», – поговаривал он.

– Дай им палец, они норовят оторвать руку целиком, таковы все женщины, – поддерживал его Белл.

Мистер Баркер нахмурился.

– Нет, ее мать была совсем иной. Ани была хорошей женой. Меня удручала только одна ее черта – любила хвастаться вещами перед родственниками. Эту черту унаследовала и Ада. Помню, как Ани подарила мне две синие вазы на мой день рождения, купленные на сэкономленные деньги от домашнего хозяйства. Они смотрелись очень впечатляюще на каминной доске, с позолоченными ручками и нарисованными букетами цветов. Но когда я взял, да брякнул, что скорее предпочел, чтобы она приготовила что-нибудь вкусное, чем покупала синие вазы в гостиную, она вскинулась и возразила, дескать, это мне подарок, и мне должно быть стыдно за то, что я не чувствую благодарности.

Мистер Баркер отпил глоток пива и продолжил.

– Да, – протянул он, – вот откуда эта черта у Ады. Мы поругались из-за этих ваз, но она всегда брала верх надо мной.

– Таковы женщины, – промолвил Белл с усмешкой в глазах.

Мистер Баркер тяжко вздохнул от таких воспоминаний.

– Ада вся в нее, – заметил он.

Полдесятого Белл отправился назад к дому Ванделера. Ровно в десять он закрыл входные двери и спустился в подвал, где все проверил перед тем, как идти спать. Везде был порядок, все находилось на своих местах. Восемь ключей висели в один ряд на стенке старого буфета, каждый на своем латунном крючке. Все ключи были на месте. Мисс Андервуд вернула ключ от квартиры миссис Спунер. Должно быть, она зашла сюда, пока он отлучался. Белл пошел спать, он проспал до половины седьмого утра – до момента, когда зазвонил будильник. Наступил четверг.

В положенное время все обитатели дома Ванделера отправились в свои постели и спокойно уснули, за исключением трех человек. Это были мисс Карола Роланд, миссис Уиллард и мисс Гарсайд. Мистер Уиллард вряд ли тоже лег спать, по крайней мере, не в своей собственной квартире и не в собственной кровати. Впоследствии выяснилось, что его вообще не было в доме Ванделера тем вечером, именно поэтому миссис Уиллард не смыкала глаз всю ночь.

Меада Андервуд тоже легла. Ей хотелось побыть одной, к тому же она очень устала. Но спала она плохо и тревожно, ей досаждали какие-то видения, которые окутывали ее рассудок, но о чем они говорили, понять было невозможно.

Внезапно ее разбудил телефонный звонок. Он звучал еще и еще раз, до тех пор пока она не сняла трубку. Раздался резкий голос Жиля.

– Меада, Меада, это ты?

– Да, я, – ответила она, – в этот миг розовые эмалевые часы на камине начали отбивать полночь.

– Что за звуки? – спросил Жиль.

– Это бьют часы, – пояснила она.

– Бог с ними с часами. Все хорошо, дорогая. Сейчас я не могу сказать тебе, но все в порядке. Больше она не будет нас беспокоить. По телефону я не могу тебе ничего рассказать. Но больше не будет никаких неприятностей. Я зайду к тебе завтра утром.

Связь прервалась, в трубке повисла гнетущая тишина. Часы как раз кончили отбивать полночь. Меада еще долго лежала с открытыми глазами, но ее рассеянные мысли были гораздо приятнее кошмаров, досаждавших ей во сне.

«Карола Роланд лежит мертвая в своей квартире», – это было первое, что она услышала на следующее утро.