Текст книги "Пять президентов"

Глава 18
Чья возьмет?

Осторожный стук в дверь заставил Миллера и Чвиза переглянуться. Миллер стоял у окна, Чвиз сидел в кресле. Оба они не пошевелились.

Стук повторился.

– Это не Таратура, – стараясь говорить спокойно, произнес Миллер.

– Что будем делать? – спросил Чвиз.

Миллер ничего не ответил, лишь нервно закурил сигарету. В дверь снова постучали, и теперь в стуке определенно чувствовалось нетерпение.

– Он мог потерять ключ, – сказал Чвиз.

Миллер пожал плечами:

– Спросите.

Приблизившись к двери, Чвиз строго спросил:

– Кто там?

– Полиция! – мгновенно ответил жесткий мужской голос.

Чвиз оглянулся на Миллера.

– Открывайте! – шепнул Миллер. – В противном случае они просто выломают дверь. Я буду за шкафом.

Чвиз повернул замок. Дверь распахнулась. На пороге стояли Честер и Гард, держа руки в карманах.

– Комиссар полиции Гард, – сказал Дэвид. – Мне нужно осмотреть квартиру.

Честер остался в дверях, а Гард решительно шагнул в комнату мимо Чвиза. И тут же увидел Миллера. Мгновенно побледневшее лицо профессора не выражало, однако, никакого страха.

– Я знал, Гард, что, если нас обнаружат, это будете вы, – сказал Миллер. – Прикажите своему человеку закрыть дверь. Терпеть не могу сквозняков.

– Там Честер, – сказал Гард. – Вы с ним знакомы. Простите, я очень устал. – И Гард с явным удовольствием опустился в кресло.

Честер, слышавший этот разговор, закрыл дверь и вместе с Чвизом вошел в комнату.

– Позвольте представить вам, господа, профессора Чвиза, – сказал Миллер.

При этих словах Гард, несмотря на всю свою выдержку, не усидел на месте. Честер с изумлением смотрел на Чвиза. Зло улыбнувшись, Миллер сказал:

– Коллега, это тот самый Гард, о котором я вам говорил. – Затем, повернувшись к Гарду, он спокойно спросил: – Что вы намерены с нами делать, комиссар?

– Еще не знаю, – ответил Гард.

Наступила долгая и томительная пауза. Каждый лихорадочно продумывал линию дальнейшего поведения. Но слишком много неизвестностей, возникших в эти первые минуты странной встречи, мешали выработать четкий план. Предстояло, вероятно, произнести еще несколько прощупывающих фраз, прежде чем хвататься за пистолеты или, как говорится, броситься друг к другу в объятия.

– Я видел вас, профессор, лишь на фотографиях, – сказал Гард, нарушив молчание. – И никак не ожидал встретить вас здесь.

– Я очень изменился? – ехидно заметил Чвиз.

– За минувший год я тоже не помолодел, – жестко сказал Гард. – Хотя и не жил в заточении.

– Вы легки на помине, – обернувшись к Честеру, произнес Миллер. – Не ранее как вчера мы о вас вспоминали.

– Благодарю, – без тени иронии ответил Честер. – Очень жалею, что Таратура не пришел в «Указующий перст». Я долго его ждал, и, приди он, все бы сложилось иначе…

– Увы, ему пришлось уехать по срочному делу, – осторожно сказал Миллер. – Но он вернется и встретится с вами, поскольку считает вас порядочным человеком.

– Он не вернется, – сказал Гард.

– Как вас понимать? – насторожился Миллер.

– Таратура принял нас за своих преследователей, пытался увести от этой квартиры и… сорвался с крыши, – грустно сказал комиссар.

Чвиз тут же схватился за сердце и начал тихо массировать грудь.

– Вам плохо? – спросил Честер, но старик не удостоил его ответом.

– Когда это случилось? – прошептал Миллер.

– Полтора часа назад, – ответил Гард.

Они вновь умолкли. Миллер стоял посреди комнаты, понурив голову и тупо глядя перед собой.

Наконец он встряхнулся:

– Где… где он сейчас?

– Его увезли, по всей вероятности. Мы были в толпе, но очень недолго, так как понимали, что рядом могут оказаться люди, которые интересуются вами. И не хотели рисковать.

– Чем?

– Скорее кем, – сказал Гард. – Вами. Они могли обнаружить квартиру прежде, чем это сделали бы мы.

– За кого же вас принимать? – нахмурившись, спросил Миллер.

– Такой же вопрос вертится у меня на языке, профессор, – сказал Гард. – Но я задам его в иной форме. Скажите, три года назад у вас была золотая коронка?

– Глупо, – устало произнес Миллер. – Поверьте, мне сейчас не до шуток и тем более не до загадок. Если хотите, спрашивайте в открытую.

Гард отрицательно покачал головой:

– В открытую не могу, Миллер. Особенно теперь, когда я понял, что вы обманули меня в деле профессора Чвиза. В открытую я вам пока не верю.

– Предположим, – ответил Миллер. – Но какое отношение ко мне имеет золотая коронка?

– Вы хотите знать правду? Обещаю сказать ее, как только получу ответ на свой вопрос. Итак, была ли у вас три года назад золотая коронка? Я имею в виду время до того, как случилось дублирование.

Честер обратил внимание на то, что Чвиз тоже с нетерпением ждет ответа Миллера.

– Коронки никогда не было, – нехотя ответил Миллер. – У меня, я помню, когда-то болел зуб, и пришлось его впоследствии удалить. Если вам достаточно этих стоматологических данных, я жду вашей правды.

Гард широко и добро улыбнулся.

– Отлично! – Он еще сдерживал радость, которая была готова вот-вот хлынуть наружу. – Вы не представляете, профессор, сколько пудов сомнений вы сняли с меня своим ответом! Так вот: вы – и я узнал об этом только сейчас – настоящий Миллер! Вы – не двойник! И потому можете располагать мною и Честером как своими друзьями!

– Ничего не понимаю! – искренне сказал Миллер. – В своей истинности я никогда не сомневался.

– Да что тут понимать! – не выдержав, вскочил на ноги Гард. – Несколько часов назад мы с Честером были на кладбище у Бирка и видели труп двойника!

– Это ложь! – вдруг яростно сказал Чвиз. – Никакого трупа видеть вы не могли!

– Совершенно верно, – спокойно подтвердил Гард. – В гробу было пусто. Но в нем лежала золотая коронка!

Чвиз подошел к Гарду, остановился перед ним и долго, долго смотрел на него. Потом повернулся к Миллеру и сказал:

– Коллега, он умный человек. И честный человек. Ему можно и нужно верить.

– Ничего не понимаю! – с досадой воскликнул Миллер. – Но чувствую, Чвиз, что у вас есть какая-то тайна, которую вы опять скрываете от меня…

– И которая только что блестяще подтвердилась! – с жаром сказал Чвиз.

– Господа, – спокойно сказал Гард, – прежде всего нам следует немедленно покинуть эту квартиру. В более надежном убежище мы попытаемся разгадать все наши тайны. А пока – в путь!

Казалось, внезапное появление Гарда повергло Миллера в какое-то оцепенение. Он больше не задал ни одного вопроса, не расспрашивал, куда и зачем ведет их комиссар, и послушно сел в машину, которую Гард предусмотрительно оставил неподалеку от дома в одном из тупичков. Его движения были скорее машинальными, чем осознанными.

Молчал и Чвиз, думая о чем-то своем.

Они не замечали, что творилось на улицах, по которым они ехали. Зато Гард замечал все.

Может быть, впервые за всю многовековую историю столицы ее жители в будний день остались без работы. Не было тока – стояли заводы. Замерла связь, остановились троллейбусы, метро и трамваи, погасли экраны телевизоров. Миллионы людей вдруг были вышвырнуты из привычного распорядка.

Многие из них пережили кошмарную ночь, наполненную тревогой, неизвестностью, страшными и фантастическими слухами о надвигающейся войне, диверсиях на электростанциях, антиправительственном заговоре, высадке марсиан… Не было такой глупости, которая бы не распустилась махровым цветом в эту ночь паники.

День не принес облегчения. Официальное сообщение о крупных поломках в энергосистеме, переданное правительственной радиостанцией, которой на это время рискнули дать ток, не столько успокоило, сколько вызвало гнев. Для тех, кто ему не поверил, это стало доказательством, что в стране происходят какие-то тревожные и таинственные события. Поверившие (их было меньшинство) задали себе один и тот же вопрос: чего же стоят власти, если они допустили такое?

На магистральных улицах машин всегда было больше, чем людей. Так по крайней мере казалось. Сейчас было наоборот. Те сотни тысяч людей, которые днем сидели в конторах, работали в цехах, а вечером смотрели телевизор, сегодня очутились на улице. Не только потому, что в толпе они чувствовали себя лучше. Каждый искал правду о происходящих событиях, и потому любая информация – достоверная или недостоверная – разносилась по городу как на крыльях. Домыслы о начале войны, высадке марсиан очень скоро испарились, не получая абсолютно никакого подтверждения. Зато все более крепли слухи об остром неблагополучии в правительстве, о том, что кто-то с помощью двойников президента хочет захватить власть и установить диктатуру. Наконец, пополз слух, которому сначала не поверили ввиду его абсолютной фантастичности, но который тем не менее креп и обрастал реальными подробностями: кто-то сделал несколько искусственных президентов. (Если бы Гард и Честер появились в «Указующем персте» на три часа позднее, они бы обнаружили у дверей толпу, жаждущую лично удостовериться у Сэма Крайза и его прислуги, что президент действительно был в его кабачке вчера днем.)

Увеличившиеся наряды полиции еще более накалили обстановку, вместо того чтобы ее успокоить. И к тому времени, когда Гард вывел ученых из убежища, в настроении людей произошел перелом.

– Что это? – вышел из оцепенения Миллер при виде возбужденной толпы на площади, куда они въехали.

Люди размахивали руками, что-то кричали. Их было так много, что Гарду пришлось притормозить.

– По-моему, это пузырьки пара, – спокойно заметил комиссар, пытаясь развернуть автомобиль.

– Как, как? – не понял Миллер.

– Ну, вы, физики, должны знать это лучше. Кипение воды всегда начинается с появления пузырьков.

– А недовольство – с демонстраций, – догадался Честер.

– Недовольство? – Гард пожал плечами и до упора нажал на тормоз. Его машина, как и соседние, уже была в плотном кольце людей. – Недовольство – это постоянное состояние нашего общества, или я, комиссар полиции, ничего не понимаю в своем деле. Вы даже не представляете, до чего у нас непрочно в стране. Люди озлоблены, потому что впереди нет ясной и обнадеживающей перспективы, потому что жить трудно, потому что в промышленности постоянно возникают временные затруднения, потому что доверия к правительству нет, потому что кругом лицемерие и обман, потому что над всеми висит угроза войны… А вы, Миллер, поставили этот котел недовольства на жаркий огонь. Мне непонятно ваше удивление.

– Позвольте! – воскликнул Миллер. – Еще вчера…

– А кто сказал, что вода закипает мгновенно? Нужно время и температура. Лучше послушайте, что они кричат.

– Это напоминает мне дни моей молодости.

Все посмотрели на дотоле молчавшего Чвиза.

– И это бодрит, – продолжал, не смущаясь, Чвиз. – Когда-то я тоже орал на площадях, да, да, когда-то я был молод… Что смотрите на меня так? Потом я убедился, что люди в глубине души обыватели и никаких перемен к лучшему у нас не будет. Тогда я кинулся к науке, как жаждущий к источнику. И все было опять хорошо, вернее, я убеждал себя, что все хорошо, пока не появилась эта проклятая установка и пока Дорон не наложил на меня свою лапу. Он отнял у меня науку, а с наукой и смысл жизни. С тех пор мне все равно, жив я или умер. Но все-таки перед концом приятно видеть начало цепной реакции и сознавать, что ее вызвали мы. И чем бы теперь это ни кончилось, мир уже не останется прежним.

– Чушь, – сказал Миллер. – Революции у нас никогда не будет.

– Тогда почему же вы, коллега, своими действиями подталкиваете – и не без успеха – к ней народ?

Миллер помолчал.

– Просто об этой возможности я как-то не думал, – наконец сознался он.

– А чего же вы тогда хотели? – сказал Гард.

– Я хотел их обжечь! – с яростью сказал Миллер. – Я хотел, чтобы они на своей шкуре почувствовали, как больно жжется научное открытие. Чтобы они поняли, с каким огнем играют!

– Они – это президент? – тихо спросил Честер.

– Да.

Честер разочарованно присвистнул.

– Знаете что, – вдруг сказал он, – я выйду сейчас на одну из этих площадей и расскажу людям все. Вот тогда начнется!

– Никуда ты не выйдешь, – отрезал Гард. – Ты можешь рисковать своей головой, но не нашими. Тем более, мы приехали.

– Но это же твоя квартира, Гард!

– Вот именно, – сказал комиссар. – Прятаться нужно там, где искать заведомо не будут. Идемте…

Обойдя все три комнаты, Гард опустил шторы на окнах и лишь после этого разрешил спутникам покинуть прихожую. Нераспакованный чемодан все еще стоял у двери, и Гард, показав на него, сказал:

– Повторяю: вы будете здесь пока в полной безопасности. С одной стороны – я в отпуске, с другой – «человек Дорона».

– Вот как? – сказал Миллер.

– Не беспокойтесь, последняя должность у меня чисто символическая.

– Кроме того, – добавил Честер, – я обещаю вам в случае чего просто свернуть ему шею.

Миллер натянуто улыбнулся. Он все еще не мог избавиться от подозрительности, хотя прекрасно понимал, что теперь в ней нет никакого смысла. Словно чувствуя состояние ученых. Гард поторопился рассказать им о своей встрече с Дороном. При этом он дал понять, что, вмешавшись в дело, был готов и к роли гостеприимного хозяина, и к роли человека, способного подвергнуть их принуждению.

– Я бесконечно рад тому, – сказал Гард, – что случилось первое.

– Простите, господа, – добавил Честер, – но, как мы ни гадали, мы не могли заранее предположить, что у вас благородные цели.

На что Чвиз мрачно заметил:

– Ни у кого на лбу не написаны достоинства. Особенно у людей, занимающих пост комиссара полиции.

Гард рассмеялся:

– Признаться, я уже принял решение подать в отставку, как только «вернусь» из отпуска. Особенно если в стране произойдет что-нибудь серьезное. Мы с Честером откроем частную сыскную контору. Не возражаешь, Фред?

– Побойся Бога! Ведь только тогда у меня появится реальный шанс сыскать себе приличную работу!

– Но мы отвлеклись, господа, – сказал Гард. – Я хотел бы знать, какие шаги вы уже предприняли и что намерены делать в будущем.

Миллер пожал плечами и поправил воротничок рубашки своим характерным движением шеи.

– К несчастью, – сказал он, – мы лишены какой бы то ни было информации. Мы знаем лишь, что в городе вырублено электричество и что там происходят… м-м… волнения. Вмешаться в события мы сейчас не можем. Единственное, что мы сделали, это отправили Дорону ультиматум, как только почувствовали признаки хаоса. Но нам неизвестно даже, удалось ли Таратуре…

– Удалось, – сказал Честер. – Уорнер и Норрис звонили нам. Это наши люди, они видели Таратуру входящим в особняк Дорона, а затем выходящим в парке из колодца, причем Норрис еще долго будет помнить этот выход.

– А что за ультиматум? – спросил Гард.

– Копии нет, – ответил Миллер. – Могу вспомнить основной смысл. В письме было написано, что я – о профессоре Чвизе, разумеется, там нет ни слова – пойду на крайние меры, если Дорон не примет моих условий. Условия такие: полная независимость в работе и дальнейшем усовершенствовании установки, использование ее только в благородных целях и абсолютная гарантия свободы, которую я требую от лица всей науки. На размышления я дал Дорону десять часов.

Честер снова разочарованно присвистнул, а Гард покачал головой.

– Сколько прошло времени? – спросил он.

– В девять утра Таратура вышел из дома. Думаю, часов в одиннадцать он был у Дорона…

– Ваш срок истекает, – заметил Гард.

– А сколько времени прошло с тех пор, как были созданы президенты? – вдруг спросил Чвиз.

– Первый был создан в воскресенье утром, – сказал Миллер. – Второй – спустя час, а третий – где-то около полудня. Вот и считайте, коллега. А что?

– Так, – сказал Чвиз. – Первому, выходит, уже около сорока часов жизни.

– Простите, – вмешался Гард. – Как я понял из ваших слов, вы сделали трех новых президентов?

Он подчеркнул слово «трех».

– Да, – сказал Миллер. – Хотели сублимировать четырех, но с последним почему-то получилась осечка. Я даже не знаю почему. Матрицы, с которых осуществлялось печатание, были в порядке, Таратура заранее доставил их в кабинет президента…

– Каким образом? – поинтересовался Честер.

– Увы, он не сказал нам, и теперь это останется тайной… И, поскольку мы готовили матрицы в разное время, делая снимки с президента в разных местах – когда он молился, когда был на матче регбистов, на банкете и, наконец, один снимок, который сорвался, во время предвыборного митинга, – у нас должны были получиться четыре президента с гипертрофированием определенных человеческих качеств. Нам казалось, что именно это обстоятельство приведет к полному разнобою в управлении государством и, следовательно, к хаосу.

– А что потом? – спросил Честер.

– Вас интересует наш план? Или то, что случилось в действительности?

– План, план, – нетерпеливо сказал Гард.

– Я же говорил. Они должны были понять, что обращаются с нашим открытием, как дети со спичками. Надо было научить их благоразумию.

– И это все? – сказал Честер.

– Разве этого мало!

– Ах Боже мой! – воскликнул бывший репортер. – Эти детки должны обжечься, а потом дуть на свои бедные пальчики и плакать крупными слезами?! Простите, господа, но это счастье, что они не знают вашего плана. Как вы наивны, если ведите в благоразумие акул! Убежден, что всем этим доронам и гангстерам из Совета Богов мерещится страшный заговор, чуть ли не революция, но никак не ваши пасторальные надежды!

– А что сделали бы вы на нашем месте? – спросил Чвиз. – Дело в том, что даже эту идею Миллера я считал авантюрой.

– Я бы? Я бы… Я бы напечатал несколько тысяч Уорнеров, и Норрисов, и даже Честеров, которые к чертовой матери разнесли бы…

– Стоп, стоп! – сказал молчавший до сих пор Гард. – Все это наивно, но что сделано, то сделано. А потому постараемся извлечь максимум пользы из сделанного. Итак, господа, прежде всего должен сообщить вам, что из разговора с Дороном я понял, что в стране сейчас не четыре, а пять президентов.

– То есть? – сказал Миллер. – Мы зафиксировали четырех!

– Дорон сначала тоже. И когда ваша лаборатория была обесточена, он заверил Совет Богов, что дальнейшее дублирование невозможно. Тогда-то и явился пятый президент, который перепутал им карты.

Миллер задумался.

– Вероятно, – сказал он после паузы, – произошла какая-то случайность…

– Гадать нет смысла, – сказал Чвиз. – Что бы там ни произошло. Гард прав. Надо думать, как использовать это обстоятельство.

– Вы действительно не можете продолжать дублирование? – спросил Гард.

– Сейчас нет, – ответил Миллер. – Установка в чужих руках.

– Но они думают, что можете! – воскликнул Честер.

– И это наш козырь, – добавил Гард.

– Второй наш козырь тот, – продолжал Честер, – что они уверены в заговоре и дрожат за себя. Следовательно…

– И главный наш козырь, – вставил слово Гард, – волнения в стране.

Миллер посмотрел на него с недоверием:

– Простите, но как вы, комиссар полиции, один из оплотов власти, можете радоваться волнениям?

– А как вы, профессор Миллер, один из научных оплотов власти, могли планировать потрясение основ этой власти? По-моему, Чвиз уже задавал вам этот вопрос.

– Обстоятельства… – буркнул Миллер.

– Я тоже исхожу из обстоятельств. А они подсказывают мне, что в сложившейся обстановке мы заинтересованы… – Гард запнулся, – в революции. Это наш единственный козырь.

– Не надо считать козыри, – сказал вдруг Чвиз. – Через несколько часов все равно не будет ни одного.

Он сказал эти слова так спокойно и убежденно, с такой жуткой размеренностью, что по спинам у каждого пробежали мурашки.

– Чвиз, – тихо сказал Миллер, – прошу объясниться.

– Скажите, Гард, – вместо ответа спросил Чвиз, – каким образом по золотой коронке вы угадали происхождение профессора Миллера?

– Извольте, – начал Гард. – Я прежде всего предположил, что синтетический труп должен разложиться как-то иначе, нежели естественный… Простите, Миллер, что я столь циничен в вашем присутствии. Но, обнаружив пустой гроб, а в гробу золотую коронку, я понял, что при всех случаях коронка была естественной. Или профессор поставил ее до сублимации – и тогда я подумал бы о странных ворах, которые украли полуразложившийся труп, нарочно выбросив золотую коронку. Или Двойник поставил ее в период после сублимации до своей смерти – и тогда естественно, что от него осталась лишь коронка. Логично?

– С одной поправкой, – медленно сказал Чвиз. – Тело Двойника не поддается гниению. Оно просто исчезает. Десублимируется. Превращается в ничто.

– Так я был прав! – воскликнул Гард.

– Постойте, постойте, – сказал Миллер. – Для меня это новость. В какие же сроки, коллега?

– В том-то все и дело, – сказал Чвиз. – Теоретические расчеты, которые я провел здесь, показывают, что, в отличие от кроликов, сублимированные люди должны существовать в среднем около пятидесяти часов!

Сначала все ошалело посмотрели на Чвиза, а потом, как по команде, перевели глаза на часы.

Первым пришел в себя Гард.

– В таком случае, – сказал он, – для успешной организации вашего побега мне нужно, чтобы правительству на несколько часов стало не до нас. Миллер, снимите, пожалуйста, телефонную трубку.