Текст книги "Пять президентов"

Глава 11
Ночной визит

Через двадцать минут Гард уже мчался к месту происшествия на своем «Гепарде-108» с желтым мигающим огоньком на крыше.

Он прибыл минут за десять до того, как появилась «санитарная молния» и еще три машины, переполненные сотрудниками полицейского управления.

– Кербер? – бросил Гард Таратуре. – Никогда бы не подумал, что Кербер.

Пока он внимательно разглядывал лицо трупа, Честер торопливо рассказывал ему о событиях минувшей ночи.

– Ты сам придумал трюк с телеграммами? – спросил Гард.

– Нет, я посоветовался с Линдой, – съехидничал Честер.

– Ну и ну!.. – произнес инспектор и как-то странно посмотрел на журналиста.

К ним подошел Таратура:

– Я уже осмотрел «опель». Никаких следов столкновения с другой машиной. Видимо, Кербер развил слишком большую скорость и не справился с управлением. Счастливая случайность, Гард, а то бы нам его не догнать.

– Случайность? – В голосе Гарда звучало сомнение.

Он отлично знал, что в жизни бывают поразительные совпадения, но опыт сыщика давно приучил его относиться к любой случайности если не с предубеждением, то, по крайней мере, с осторожностью.

«Случайность должна происходить только случайно», – частенько говаривал своим ученикам покойный Альфред-дав-Купер. Из этого замысловатого афоризма Гард научился делать практические выводы. Разумеется, думал он, в этой ночной катастрофе случайность и могла сыграть свою роль. Кербер знал, что его преследуют, он стремился не открывать себя, и не исключено, что при таких обстоятельствах он действительно развил скорость до опасного предела. Но была ли у него необходимость рисковать жизнью? Ведь он не мог не видеть, что у преследователей всего лишь старенькая и слабенькая микролитражка, от которой даже на хорошей лошади можно удрать…

– Дэвид, ты не одобряешь мои действия? – сказал Честер, прервав ход мыслей инспектора. – Пойми, я сделал то, что должны были сделать вы…

– Потом, Фред, потом, если нам вообще придется говорить на эту тему, – ответил Гард и повернулся к медицинскому эксперту, который уже закончил свою работу. – Что скажете, доктор?

– Смерть наступила мгновенно. Перелом шейного позвонка.

– Вы исключаете убийство?

– Трудно сказать, инспектор. Прямых следов насилия нет.

– Ну что ж, – сказал Гард, – посмотрим.

Он приказал полицейским машинам осветить дорогу. Вспыхнули три пары автомобильных фар. Гард присел на корточки и прямо так, на корточках, стал медленно двигаться, тщательно изучая следы на асфальте. С другой стороны ему навстречу двигался Таратура. Когда они сошлись, к ним присоединился Честер и кое-кто из полицейских.

– «Мерседес», – сказал Гард.

Таратура утвердительно кивнул.

Две характерные темные полосы начинались на левой стороне дороги, потом поворачивали направо и упирались в обочину.

– Они перекрыли ему дорогу, – сказал Гард. – Старый прием.

– Ты видел «мерседес», который нас обогнал? – спросил Таратуру Честер.

– Откровенно говоря, меня интересовал в основном похититель. Но что-то было, это точно. Черная тень, проскользнувшая слева.

– Подфарники, конечно, были погашены? – спросил Гард.

Честер неуверенно пожал плечами:

– Похоже, что так. Если бы он не разбился насмерть, его, вероятно, прикончили бы. Но расчет у них был точный.

– Это очень опасно, – заметил Таратура. – Я бы не рискнул ставить свою машину поперек дороги. Могло произойти столкновение, при котором жизнью рисковали все.

– Я думал об этом, – подтвердил Гард.

– Не проще ли им было обстрелять его на ходу? – сказал Честер.

Гард впервые улыбнулся:

– Зря они с тобой не посоветовались, старина. Но мне кажется, они предпочли рискнуть и обойтись без выстрелов. Даже место на дороге выбрано удачно, как раз у бетонного столба. Авария и авария – не придерешься. Машину Кербера осмотрели внимательно?

– Да, инспектор, – отозвался кто-то из полицейских. – В ней ничего нет. Только в кармане обнаружили вот это.

В протянутую руку Гарда были положены два зеленых прямоугольника.

– Билеты на самолет? – сказал Гард. – Ну-ка, посветите фонариком. Да, два билета. В Канберру. Он собирался бежать. Самолет улетает сегодня утром, через два с половиной часа.

– Второй билет, вероятно, предназначался Луизе? – предположил Таратура.

– Все! – решительно произнес Гард. – Всем по машинам. Майкл, возьмите трех человек и гоните на аэродром. Луиза Муллен, двадцать восемь лет, блондинка, среднего роста. Вам ясно? Труп заберет к себе в машину Джеймс. Доктор может быть свободным. Билл Харри сядет за руль «бьюика». Честер и Таратура – со мной.

Минуты через полторы на шоссе уже было пусто, если не считать вдребезги разбитого «опеля».

Когда, даже не скрипнув тормозами, «гепард» остановился у подъезда шестиэтажного серого дома, в котором жила Луиза, было около четырех часов утра. Подъезд был заперт, и прошло немало времени, пока консьержка отозвалась наконец на яростные звонки Таратуры. Лифт не работал, и пришлось подниматься пешком до самого верха. Опередивший всех Таратура осторожно постучал в дверь.

Луиза открыла сразу, как будто она стояла за дверью и дожидалась стука. Увидев Гарда и его спутников, она непроизвольно сделала шаг назад, и по ее лицу разлилась мертвенная бледность. Вошедшие обратили внимание на то, что Луиза была одета и даже причесана: в эту ночь она, вероятно, еще не ложилась спать.

– Вы нас не ждали, – сказал Гард, – но мы не всегда приходим в гости по приглашению.

Луиза молча стояла посреди неприбранной комнаты, безвольно опустив руки.

Гард все еще тяжело дышал, отдуваясь после быстрого марша по лестнице. Несколько минут никто не проронил ни слова, и наконец Гард спросил то, что уже готово было сорваться с уст Таратуры:

– Луиза Муллен, ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: вы только что приехали домой или как раз собирались уехать?

С трудом взяв себя в руки, Луиза сделала неуклюжую попытку улыбнуться.

– Простите, инспектор, но джентльмены не должны задавать…

– Я повторяю, – сухо прервал ее Гард, – вы приехали или собираетесь уезжать?

– Но по какому праву, – возразила Луиза, – вы врываетесь в мой дом и позволяете себе…

– Хорошо, – спокойно сказал Гард, – в таком случае вам придется поехать с нами.

Глава 12
Куда ведут дороги?

– Вы ждали Бэри, Луиза?

Луиза сидела в кресле. Честер – на подоконнике. Таратура стоял, прислонившись к стене, а Гард медленно ходил по своему кабинету. Это был первый вопрос, который он задал с того момента, как они приехали в управление.

Женщина вздрогнула. Ее глаза расширились от удивления.

– Вас удивляет, откуда мы знаем это имя? – сказал Гард. – Теперь мы знаем все, Луиза. Итак, вы ждали Бэри.

В последней реплике инспектора уже не было вопроса, она звучала утвердительно.

– Вам нет смысла отпираться, – продолжал Гард. – Расскажите, что было после того, как профессор Чвиз отпустил вас домой.

– Все, что я могла вам сказать, я сказала еще там, в лаборатории, – упрямо ответила женщина.

– Меня интересует, при каких обстоятельствах Бэри похитил папку с документами.

– Я сказала все. Остальное, если вам угодно, можете спросить у самого Бэри.

– К сожалению, Луиза, это невозможно.

– Как вас понять? – спросила женщина.

– Соберитесь с силами, – ответил Гард, – сейчас вы все поймете.

Честер слез с подоконника и подошел к Гарду.

– Дэвид, – сказал он тихо, – не слишком ли это жестоко?

– У нас нет другого выхода, – так же тихо сказал Гард.

Луиза уже не сидела в кресле, она стояла, испуганно глядя на Гарда и Честера. Левой рукой она сжимала горло, словно удерживая рыдания, готовые вот-вот вырваться наружу. Глаза ее помутнели от тяжкого предчувствия.

– Что случилось? – еле выдавила она из себя.

– Бэри нет в живых, Луиза, – жестко сказал Гард. – Этой ночью он…

– Ложь! – крикнула Луиза. – Ложь!

– Этой ночью он погиб в автомобильной катастрофе.

– Я вам не верю!

– Вы можете увидеть его. У нас это называется «опознать». Таратура, проводите ее в соседнюю комнату.

– Не надо, – сказала Луиза. – Я сама. Куда мне идти?

Гард показал на дверь, ведущую прямо из его кабинета. Как сомнамбула, Луиза двинулась вперед, не глядя себе под ноги. Все трое с напряженным ожиданием смотрели ей вслед. Через мгновение из соседней комнаты донесся исступленный крик.

– Таратура, – сказал Гард, – помогите ей.

– Она справится и без моей помощи.

Честер вскочил с подоконника и, бросив на ходу Таратуре: «Удивительно, как в тебе рядом с сентиментальностью может уживаться жестокость», – пошел к двери. Но не успел он дойти до нее, как на пороге появилась Луиза.

Она была бледна, но выглядела совершенно спокойной. Только плотно сжатые губы и голубая жилка, бившаяся на виске, дали возможность присутствующим догадаться, каких усилий ей это стоит. В глазах Гарда мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Как… это… случилось? – произнесла она очень медленно, с какой-то жуткой расстановкой.

– Его убили, Луиза, – тихо сказал Гард. – Мы будем искать убийцу.

– Я знала, что так случится, – прошептала Луиза, опустив низко голову и ни к кому не обращаясь. – Я говорила ему… – Потом снова выпрямилась и в упор посмотрела на Гарда. – Что вы теперь от меня хотите?

– Ничего, – сказал он мягко. – Прошу вас, присядьте. Таратура, дайте воды… Я понимаю, Луиза, что вам сейчас нелегко. Терять близких всегда трудно, и горе остается горем, с кем бы оно ни случилось. Вы любили его?

– Да.

– Иначе вы не позволили бы ему на ваших глазах взять документы… По всей вероятности, после того как Чвиз отпустил вас, вы вернулись в лабораторию за какой-то забытой вещью, за пудреницей, например, или…

– За сумочкой, – тихо сказала Луиза.

– И увидели на столе записку профессора, – продолжал Гард. – Я бы на вашем месте тоже решил, что Чвиз покончил с собой, и, наверное, тоже бы испугался. А в это время зашел Кербер, ведь вы собирались куда-то с ним ехать, у вас были планы на вечер.

– Нет, я позвонила ему.

– И он пришел. Тотчас. Буквально через три-четыре минуты. Он прочитал записку и, как и вы, поверил в то, что Чвиз распрощался с жизнью. Тогда он подошел к сейфу и открыл его. Сделать это было несложно, так как ключ торчал в замке…

– Он лежал на записке, – сказала тихо Луиза.

– Хорошо, на записке, – мягко согласился Гард. – А когда папка с документами уже была у Кербера, вы неожиданно увидели Чвиза…

– Нет, – сказала Луиза. – Мы его не видели.

– Да, вы не знали, что он сидит в это время у Миллера, живой и здоровый, и ведет с ним беседу. Не знали? И что он вернется потом в лабораторию, чтобы передвинуть стрелки контрольных часов, тоже не знали. И вдруг увидели, как дверь открывается…

– Нет, – повторила Луиза. – Мы услышали скрип в соседней комнате. Просто скрип.

– Вы замерли, прислушиваясь, но все было спокойно? И только в понедельник утром, когда вы приехали в лабораторию, Кербер понял, что означал этот скрип?

– Да, – сказала Луиза. – Он понял, что Чвиз вернулся, чтобы передвинуть стрелки.

– И что он мог вас видеть?

– И что он мог нас видеть, – подтвердила Луиза.

– А в тот вечер, успокоившись, Кербер запер сейф, а потом взял что-то тяжелое и ударил по колпаку установки. Так?

– Я спросила его: «Отто, зачем ты это делаешь?» Он сказал: «Так надо, дорогая, я потом тебе все объясню».

– Ремонт занял бы не менее полугода, и этого времени достаточно, чтобы осуществить свои планы, – сказал Гард. – Он велел вам молчать о записке до понедельника?

– Он не велел, – сказала Луиза. – Он прижал папку к груди и сказал мне: «Лиза! (Он звал меня Лизой.) Лиза, в этой папке наше с тобой будущее!» И больше ничего не сказал, я поняла все сама.

– Ну а что было после понедельника, я уже знаю. Вы еще виделись с Кербером после того вечера?

– Да. Один раз. После того, как Чвиз прислал нам телеграмму. Мне и ему.

– Вы уверены, что это сделал профессор Чвиз?

– А как же, – сказала Луиза. – Еще раньше, как только Отто понял, что Чвиз жив и что он мог нас видеть, мы не исключали такой возможности.

– Но на всякий случай Кербер «вспомнил» о том, что институт был обесточен, и направил следствие по ложному пути, взвалив подозрения на Миллера. Это понятно, – сказал Гард. – Он хотел выиграть время. А что он сделал, получив телеграмму?

– Он вызвал меня на свидание, хотя мы договорились до отъезда не видеться. Мы встретились…

Луиза умолкла. Наступила долгая пауза.

… Если бы Луизу спросили, почему она любит Отто Кербера, она вряд ли смогла бы ответить. Но она его любила! Она знала, что у него нет друзей, что сослуживцы сторонятся Отто, а некоторые откровенно его ненавидят. Но если они не умели понять, за что она любила этого человека, она искренне не понимала, за что они его ненавидели. Разве он эгоист? Разве Отто – холодный и расчетливый человек, как говорили о нем некоторые? Разве он думает только о себе? Кто, как не Луиза, мог лучше других судить обо всем этом? Вот уже два года, как они виделись почти ежедневно, и Луиза была уверена: ни до Кербера, ни после него у нее никогда не было и не будет такого внимательного, доброго и заботливого друга.

Чвиз и Миллер – Луиза это знала – считали Кербера никудышным физиком. А ведь он талантлив. Она понимала это лучше других. Он мог быть ничуть не хуже самого Чвиза. Но разве он виноват в том, что всю жизнь его преследовали сплошные несчастья и угнетающие неудачи, которые могли бы свалить с ног любого?

В детстве у него обнаружились незаурядные математические способности, ему прочили большое будущее, но когда он, блестяще окончив колледж, собрался было поступать на математический факультет, его призвали в армию и отправили в тропики. Три года он воевал с туземцами. Луизе страшно было подумать о том времени, когда ее Отто могли убить! Но нет, он был всего лишь ранен, но на самом исходе войны. И еще два года он провалялся в госпиталях, хотя его товарищи благополучно устраивали свою жизнь. Его еле выходили, потому что тогда с ним рядом не было Луизы…

Неважный физик? Но разве его вина в том, что самые лучшие годы ушли так бездарно? А потом – потом он почувствовал, что стал не тем, чем был раньше. Он прямо сказал об этом Луизе: «Луиза, я потерял свой мозг. Пропала ясность мысли, сообразительность, способность взглянуть на задачу с неожиданной стороны. Осталась разве что только память…»

Она знала, что Отто стал «человеком Дорона». Он признался ей даже в этом. Но Луиза готова была понять Кербера. У него не было иного выхода. Иначе ему никак не удавалось возвыситься над другими людьми, между тем он стремился получить от жизни то, что соответствовало его истинным способностям.

В тот последний раз, когда они встретились, Отто не был мрачным или грустным. Наоборот, он выглядел как человек, воспрявший от неприятностей. Телеграмма Чвиза? Ну и что – телеграмма?! Она лишь поможет ему ускорить события. Так он собирался некоторое время подождать, пока все утихнет, пока улягутся страсти, а потом спокойно уехать вместе с Луизой в такую даль, где никакой Дорон их не достанет. А тут придется действовать решительней. Он не трус, он пойдет на свидание к Чвизу, и если старик заупрямится… Нет-нет, Луизе не надо волноваться, пусть ее не беспокоит, что он предпримет тогда.

Но если его план почему-то сорвется, она должна быть готова. Он заедет за ней ночью, они очень скоро будут в безопасном месте…

– Отто, но что мы будем делать с этими чертежами? – спросила Луиза. – Брось их, мы обойдемся и так.

– Установка Чвиза, дорогая моя, – серьезно ответил Кербер, – важнее сейчас, чем атомная бомба.

В его голосе ей почудились незнакомые нотки.

– Но к чему тебе атомная бомба, милый? – спросила Луиза, как мудрые родители спрашивают своих капризных детишек, требующих слишком дорогую игрушку.

Они сидели в его «опеле», был вечер, машина стояла на обочине загородного шоссе. Кербер внимательно посмотрел на Луизу и совершенно серьезно сказал:

– Атомная бомба мне действительно не нужна. Я говорил тебе однажды: после того как Миллер создал свою установку, тормозящую взрыв атомной бомбы, это оружие стало не более опасным, чем лук и стрелы. Теперь все снова будет зависеть от людей – ты понимаешь? – от людей! Я смогу производить солдат. Сколько угодно солдат. Сильных, не знающих колебаний, готовых на все… Сверхлюдей.

– Что нам с тобой до этого! – воскликнула тогда Луиза. – Пусть заботится об этом Дорон.

– Дорон? – сказал Кербер. – Этот слюнтяй? Человек, который способен только комбинировать, согласовывать и считаться с общественным мнением? Нет, действовать нужно решительно и твердо!

– Ты шутишь, милый?

Кербер тогда странно посмотрел на Луизу и отвел глаза в сторону.

– Да, я, разумеется, шучу.

И они вернулись в город…

– Он был моим последним и единственным шансом в жизни, – тихо сказала Луиза Гарду.

В кабинете наступила тишина. Никто не двинулся с места. Гард закурил:

– Луиза, где папка с документами?

– Он всегда держал ее при себе. Скажите, – спросила вдруг Луиза, – его убил Чвиз? Во время свидания? Я хочу это знать.

– Нет, – ответил за Гарда Таратура. – Чвиз не был на свидании.

– Но вы нашли Чвиза?

– Вам надо отдохнуть, Луиза, – сказал Гард. – Вас проводят сейчас…

Ни с кем не прощаясь, Луиза медленно вышла из комнаты. Как только за нею и Таратурой закрылась дверь, Фред Честер наклонился к Гарду:

– Невероятная история! Ты понял, Дэвид, что никто из них, за исключением, пожалуй, Чвиза, не действовал предумышленно? Ведь ничего бы не случилось, если бы старик не вздумал «исчезнуть». Но стоило ему сделать свой первый шаг к исчезновению, как все вокруг оказались удивительно подготовленными к этому шагу! У меня такое впечатление, что они даже не выбирают дорог, по которым идут. Стоят на перекрестке и ожидают, какая дорога освободится, и стоит ей стать свободной, как они бросаются вперед, забыв обо всем на свете, кроме самих себя!

Не исчезни старик – произошло бы что-нибудь другое, но обязательно произошло бы! Страшный мир, в котором люди живут, держа руки на спусковых крючках пистолетов… Но, Дэвид, как в старой сказке: направо пойдешь – голову потеряешь, налево пойдешь – жизнь отдашь…

– Ты процитировал, старина, кусок из своей новой газетной статьи, – перебил Гард. – Только не вздумай ее публиковать. Тогда в конце твоей дороги тоже не будет рая.

В комнату вошел Таратура.

– Однако, – сказал Гард, – кто же все-таки убил Кербера?

– И у кого теперь папка с документами? – вставил Таратура.

– Надо искать среди тех, кто знал о мнимом свидании с Чвизом, – сказал Честер.

– Логично, старина, – подтвердил Гард. – Я вообще думаю, не пора ли тебе бросить журналистское перо и целиком перейти на службу в наше управление.

– Скорее ты станешь журналистом, – заявил Честер.

– Итак, о телеграмме знаешь ты, – Гард показал пальцем на Честера, – ты, – он ткнул рукой в Таратуру, – Луиза, затем я, – он приставил указательный палец к собственной груди, словно ствол пистолета, – и еще…

– Профессор Миллер? – чуть слышно сказал Таратура.

Глава 13
Миллер, опять этот Миллер!

Дорон умел молчать так, что людей, от него зависимых, прошибал пот. Редко кто мог спокойно выдержать его давящий, холодный взгляд.

Генерал слушал инспектора полиции молча.

Гард формально не подчинялся Дорону, и был он достаточно опытен, чтобы подавить волнение. Все же у него мелькнула тоскливая мыслишка, что именно так, в такие часы, люди и укорачивают себе жизнь. «А ведь я уже стар…» – вдруг ужаснулся он.

Впрочем, это никак не отразилось на речи инспектора.

– Таким образом, генерал, серьезное подозрение падает на Миллера. Катастрофа на шоссе вызвана «мерседесом», и хотя машин такой марки в городе много, машина Миллера входит в их число. Кроме того, он был единственным, кто еще знал о встрече с мнимым Чвизом. И если верно, что у него были веские мотивы завладеть документами, тогда его странные, противоречивые поступки получают четкое объяснение, как и убийство Кербера, которое дало ему в руки ускользнувшие материалы. Сколь ни огорчителен этот вариант и как бы неожиданным он ни казался, иного пока не видно, и я счел своим долгом доложить вам о нем.

Напрасно Гард ждал ответа. Молчание сгущалось, и Гард почти физически ощущал удушье. Он даже пошевелил шеей, чтобы избавиться от этого чувства.

– Так какие будут указания? – Гард наконец не выдержал гнетущего взгляда Дорона. – Слежку «вплотную» мы установили за Миллером еще вчера ночью, поэтому маловероятно, чтобы документы…

Инспектор осекся, заметив улыбку на лице Дорона. И вправду, это было жутковато. Вероятно, так могла улыбаться гранитная скала.

– Так вы говорите, что за Миллером установлена слежка? Забавно…

Еще продолжая улыбаться, Дорон надавил кнопку.

– Профессора Миллера ко мне! – бросил он в микрофон селектора.

У Гарда от этих слов сделалось на душе довольно кисло. Он поспешно перебирал в памяти: где и какую ошибку он допустил? Дорон с высоты своего роста и кресла, на котором он восседал, бесстрастно следил за инспектором.

Недоумение Гарда возросло, когда буквально через несколько секунд бесшумно отворилась дверь и в кабинет вошел подтянутый, свежевыбритый Миллер. Профессор суховато поздоровался с инспектором, поклонился Дорону и сел, повинуясь кивку генерала.

Дорон встал, неторопливо отпер стенной сейф, вынул оттуда пухлый портфель, любовно взвесил его и протянул Миллеру:

– Берите, профессор. Это документы.

Миллер вскочил на ноги, пораженный.

– Значит… – начал было он, но генерал прервал его на полуслове:

– Надеюсь, профессор, теперь работа двинется быстро?

Миллер уткнулся в папки и ничего не-ответил.

– Кстати, профессор, инспектор жаждет услышать, с какой целью вам вчера вечером потребовался ваш черный «мерседес».

– Но мы же вчера вместе с вами, генерал, были на приеме у президента…

– Я не смею вас более задерживать, профессор, – сказал Дорон, но, когда Миллер уже направился к двери, остановил его еще одним вопросом: – Между прочим, вы не заметили за собой какой-нибудь слежки?

Миллер пожал плечами:

– Сегодня утром, генерал, моя жена обратила внимание на какого-то субъекта, который с газетой в руках торчал у нашего подъезда. Я подумал еще, что читать под дождем даже «Вечерний звон» не очень-то приятно.

– Узнаю ваше ведомство, Гард, – ехидно сказал Дорон и жестом отпустил Миллера. Когда за ним закрылась дверь, он многозначительно добавил: – Мои люди работают чище. Они следят изнутри, а не снаружи, и я хотел бы, чтобы вы об этом не забывали.

Гард на мгновение прикрыл глаза. У него возникло искушение совершенно не по назначению использовать тяжелую пепельницу из оптического стекла, стоящую на столе Дорона.

– Надеюсь, Гард, – сказал Дорон, – мне не придется тратить время на разъяснения?

В другом состоянии Гард после такого провала немедленно поспешил бы сказать «нет». Но сейчас он был отнюдь не уверен, что сможет встать и, не пошатываясь, выйти.

– Прикажете ли продолжать розыск Чвиза? – тусклым голосом спросил он.

Дорон сделал брезгливое движение рукой:

– Мы никого не принуждаем работать насильно. Тем более таких… блаженных. Но между тем розыском профессора Чвиза («Или его трупа», – подумал про себя Гард) займусь я, вам это дело не по зубам. Полагаю, расследование автомобильной аварии, приведшей к смерти Кербера, уже закончено?

– Еще нет, – сказал Гард и, подумав, добавил: – Но уже ясно, что авария произошла из-за тормозов. Или чего-то в этом роде, не помню подробностей.

– Тормоза, руль или баллоны – это неважно, – тихо сказал Дорон.

Он опустился в кресло, как-то весь обмякнув, отяжелев. Крахмальная рубашка пузырем вздулась на его груди. Теперь он выглядел утомленным, под глазами набрякли мешки, и Гард с удивлением подумал, что ведь и Дорон – человек, что и ему эта история стоила нервов. Каких еще, наверное…

– Да, – продолжал Дорон задумчиво, как бы отвечая своим мыслям. – Если взвесить, то эта глупая авария даже к лучшему. Кербер… – Глаза Дорона на мгновение затуманили какие-то воспоминания. – Кербер… Прямолинейный дурак, вырвавшийся из-под контроля. На таких примерах я все более убеждаюсь, сколь нужна людям мораль. Не эта дряблая, ветхозаветная, а наша, новая, разумная. Сегодня ночью я думал, что было бы, если бы установка попала в руки керберов. Людей без принципов и здравого смысла. Они способны разрушать, только разрушать.

Гард успел полностью прийти в себя, и в нем теперь боролись два желания. Уйти побыстрей – первое, и узнать, какова же мораль и каковы принципы самого генерала, – второе. Но внезапно он поймал себя на контрвопросе: «А каковы же мои собственные принципы?» И у него осталось только одно желание – уйти.

– Разрешите идти? – сказал Гард.

Дорон с недоумением посмотрел на инспектора, словно не понимая, кто же это осмелился перебить ход его мыслей.

– Да, – резко сказал он.

Дорон снова был самим собой. Жестким, непроницаемым – каменной глыбой мускулов и бесстрастных нервов.

– И вот что, – услышал инспектор, уже стоя в дверях. – Слишком много людей оказались посвященными в секрет существования установки. Если вы в ком-нибудь сомневаетесь, скажите это сейчас.

Гард с трудом заставил себя обернуться.

– Нет, генерал, я ни в ком не сомневаюсь.

– Посмотрим, – многозначительно сказал Дорон.

«Надо немедленно предупредить Честера», – решил Гард. После такого заявления Дорона любое слово, ненароком оброненное журналистом, могло дорого обойтись им обоим.

Он не рискнул позвонить Фреду домой: линию уже могли прослушивать. Оставалось побывать в тех кафе, где в это время дня мог оказаться Честер.

Улицы были полны машин, все кипело и торопилось, словно люди только и заботились о том, чтобы поспеть куда-то вовремя, обогнать кого-то на доли секунды или на доли дюйма. Распахнутые двери универсальных магазинов жадно заглатывали прохожих: близился День Свободы, и каждый спешил купить подарки своим близким, своим любимым, кого считал единственными и неповторимыми, но с кого, как с книжных матриц, можно было печатать, оказывается, бесчисленные копии.

Радиаторы автомобилей сверкали на солнце лучезарными металлическими улыбками, пучки света, отброшенные ветровыми стеклами, перемигивались с окнами, хлопали полотнища уже вывешенных флагов. Машины катились ряд к ряду – поток слева, поток справа, и пешеходы на тротуарах тоже двигались строем: поток у стен – направо, поток у бровки – налево, и все замирало, повинуясь жезлу регулировщика, словно вдруг стопорился механизм огромной машины, чтобы минуту спустя снова прийти в движение, в перемалывающий бег, нескончаемый и шумный. И тщетно песчинка – автомобиль Гарда – пыталась вырваться, уйти вперед; ее затирали, на нее шипели тормозами. И никому не было дела, куда спешит этот человек за рулем, почему он хватается за сердце, отчего он бормочет проклятия.

Но Гарду повезло. В третьем по счету кафе еще с улицы он увидел за зеркальным окном голову репортера.

В кафе оказалось пусто и прохладно, в углу за столиком – наметанный взгляд Гарда определил это сразу – не было хмурого соглядатая с развернутой газетой. Фред допивал молоко.

– А! – обрадовался он, завидя Гарда. – Я начинаю верить, что в один прекрасный день ко мне постучится английская королева. Что-нибудь сенсационное?

– Забудь, старина, что у тебя есть голосовые связки, и перейди на чревовещание, – сказал Гард и как ни в чем не бывало кивнул бармену: – Четыре двойных виски.

– Ого! Такого за тобой давно не замечалось, Дэвид.

– Мне с некоторых пор кажется, что только пьяный может быть счастлив в этом мире.

Честер даже поперхнулся молоком. Машинально он потянулся за сигаретой.

– Что стряслось?

– Ничего особенного, если все эти дни ты держал язык приклеенным.

– Ну знаешь! – Честер искренне обиделся. – Я хоть раз…

– А теперь и полраза нельзя. – Гард наклонился к Честеру. – Кербера убрали люди Дорона.

Легко скользя по паркету, подскочил бармен с двумя стаканами виски. Лицо Честера медленно бледнело.

– Ну? – сказал он, когда бармен исчез. Он пытался закурить, но кончик сигареты никак не желал попасть в язычок пламени зажигалки.

Пока Гард пересказывал содержание разговора с Дороном, Честер – и это обеспокоило инспектора – все более успокаивался. Скоро он стал совершенно спокойным, слишком спокойным, будто зритель на чужих похоронах.

– Ты все понял? – счел нужным переспросить Гард.

– Нет. – Честер упер локти в стол, и это движение открыло Гарду, что именно придавало Фреду торжественно-спокойный вид: полная неподвижность лица. – Нет, я многого не понял, – продолжал Честер, в упор глядя на инспектора. – Как Дорон догадался, что Кербер его предал, и откуда он узнал о моих телеграммах?

– Зачем это тебе знать?

– Затем, что, когда тебе или всем нам грозит удав, не мешает получше узнать его повадки.

– Осторожней, Фред. – Гард украдкой массировал плечо: не переставая, ныло сердце. – Как Дорон узнал о Кербере и телеграммах? Это же ясно. Или мой доклад о связи Кербера с Луизой заронил в Дороне подозрение, или он сомневался в нем уже и раньше. Так или иначе, к Керберу был на всякий случай прицеплен «хвост». Не исключено также, что у него на квартире поставили парочку электронных «ушей» и «глаз»… Наконец, доложить Дорону о телеграммах мог Таратура, – не исключено, что он перекуплен Дороном, ведь ты не хуже меня знаешь, что в этом мире все продается и покупается… Вот так и появился на вашем свидании черный «мерседес» из ведомства Дорона. А генерал ничем не рисковал, он отлично понимал, что если документы украл Кербер, то он не смоется сию же минуту. Кербер же был уверен, что улик против него нет. Бежать немедленно – значит выдать себя, а это верная смерть. Дорон достанет его на другом конце земли. Проще выждать, пока все утрясется, уехать в отпуск за границу, тайно встретиться с кем нужно. А потом… Потом ему уже ничего не было бы страшно, так как он оказался бы под защитой какого-нибудь другого Дорона. Расчет точный. Но тут, как выстрел, твоя телеграмма, которая спутала Керберу планы и помешала спокойно добраться до безопасного места. Затем «встреча», странный побег… Дорону надо было быть круглым идиотом, чтобы не догадаться об истинных намерениях Кербера. И все. Пустынное шоссе, дорога внезапно загорожена, удар о столб, дверцы настежь, папка с документами выхвачена из рук мертвеца. Чистая работа.

– И все-таки он помиловал Чвиза… – прошептал Честер.

– Пустое, Фред. Дорону жалость неведома, но он рационалист. Чем ему опасен перепуганный, выжатый как лимон старик, забившийся куда-то в щель, добряк, бежавший от самого себя? Дорон и тебя не тронет, если не будешь глупить, как он не тронул Луизу, распорядившись отпустить ее на все четыре стороны, если она, разумеется, будет молчать. Он либо презирает, либо уничтожает, но, поверь мне, до старика Чвиза он еще доберется! Я это понял. Мне кажется, сейчас появилась новая порода людей, с умом строгим, как формула, и с душой робота. Дороны. А может, они всегда были… – Гард махнул рукой. – Только сейчас они нашли в жизни что-то такое, чего им не хватало для всесилия.