Текст книги "Пять президентов"

Глава 6
Министр изобретает заговор

Обе машины, стрельнув по фасаду бликами ветровых стекол, въехали во двор президентской усадьбы почти одновременно. Дорон, ковыряя носком трещину в асфальте, ждал, пока вылезет министр. Из распахнутой дверцы второй машины наконец показались ноги, обутые в дешевые сандалии. Дрыгнув, сандалии утвердились на пыльной земле; следом вылез и сам министр внутренних дел Эрик Воннел. Он отчаянно щурился. Круглые очки на крючковатом носу, перышки седых волос, торчащие в разные стороны, делали его похожим на вспугнутого филина. К груди министр прижимал пухлый портфель.

– Э… э… дорогой генерал…

Переваливаясь, Воннел подошел к Дорону и, взяв его под локоть, увлек в тень от дома.

– Уф! – Он вытер платком пот. – Я все еще не могу прийти в себя после вашего звонка. Рассказывайте.

Дорон покосился на министерскую машину. Из окна вились струйки сигаретного дыма. Четверо дюжих молодцов на заднем сиденье, уперев локти в колени, затягивались, как по команде, разом вспыхивая четырьмя огненными точками. Раскаленный двор был пуст. Только на крыльце стоял, широко расставив ноги, охранник и выжидающе глядел на министра и генерала.

– Все, что мне известно, я доложил вам по телефону.

Воннел хмуро кивнул:

– Согласитесь, однако, что это похоже на бред.

– Буду рад, если это окажется бредом.

– Невероятно! Все так спокойно… Мы можем попасть в дурацкое положение.

– Вы скажете, Эрик, что приехали с экстренной проверкой состояния охраны.

– И прихватил вас, Артур, чтобы потом вместе отправиться на рыбалку? Блестящий вариант.

Он поманил охранника. Тот приблизился с достоинством каменной статуи и металлическим голосом, четко, по-уставному меняя тональности, произнес:

– Господин – министр – прикажете – доложить – о – вашем – приезде – господину – секретарю – господина – президента?

Секунду министр разглядывал охранника.

– Галстук! – зловеще прошептал он. (Охранник вздрогнул и живо подтянул узел галстука.) – Вижу, вижу, как вы тут распустились! Собрать всех. Быстро и тихо.

– Осмелюсь – заметить – ночная – смена – спит!

– Разбудить. Общего сигнала не надо. Поодиночке. В Мраморную комнату. Президент у себя?

– Так точно!

– Не беспокоить. Где Джекобс?

– В приемной!

– Вызвать его первым. Веж-ли-во! На время разговора подменить. Служба государства! Все ясно?

– Так – точно!

– Исполнять. Что ж, генерал. – Воннел повернулся к Дорону. – Идемте. Там хоть прохладно. Ох, что будет, если вы… Что будет!

– Ничего не будет, – мрачно сказал Дорон. – Просто вы заявите, Эрик, что я сошел с ума.

– А что, я так и сделаю… – сказал министр.

Воннел пошел к ранчо, на ходу подняв руку и щелкнув пальцами. Сигареты в автомобиле разом потухли. Дверцы бесшумно распахнулись, и четыре фигуры безмолвно двинулись вслед за министром.

Опустившись в кресло-качалку, Воннел поставил рядом с собой портфель, снял очки и слегка помассировал веки кончиками пальцев. В мятых брюках, сандалиях, рубашке с короткими рукавами, он походил теперь на заурядного дачника, невесть как попавшего в эту комнату с высоким лепным потолком, гладкими стенами «под мрамор» и бронзовыми подсвечниками на каменной полке, двоящимися в старинном тусклом зеркале.

– У вас, генерал, – тихо сказал Воннел, – еще осталось несколько секунд, чтобы подумать, не померещилась ли вам эта сказка с дублированием.

– Это не сказка, Воннел. Это наука.

– Тем хуже. Входите, входите, Джекобс! Как ваше здоровье, старина?

– А ваше, господин Воннел? И господин генерал тут? Вы один?

Министр посмотрел на Дорона, Дорон – на министра. Джекобс с безоблачной улыбкой смотрел на обоих. Из кармашка его жилета торчал окурок сигары.

– Один ли я? – переспросил Дорон. – Разве я могу быть сам-два?

– Почему бы и нет? (Дорон вздрогнул.) «Я», как известно, есть «я» материальное и духовное, а потому…

– Да вы присядьте, сядьте, Джекобс! – Министр вскочил с кресла-качалки. – Вот сюда, отличное кресло. Ах, как жарко на улице! Президент, надеюсь, чувствует себя хорошо?

– Прекрасно, Воннел, даже слишком! – Джекобс кивнул. – Они будут рады вас видеть.

– Они… что?

– Разве я сказал «они»?

– Да, сказали.

– Ах, это все лекарства Креера. «Мы, Божьей милостью»… Туманят голову.

– Какие лекарства?

– Президентские, я тоже их выпил.

– А почему их пил президент? – спросил Воннел. – Ведь вы сказали, что он прекрасно себя чувствует?

– Смотря кто, – загадочно произнес Джекобс.

Разговор явно зашел в тупик.

– Скажите, Джек, – мягко начал Дорон, – президент куда-нибудь сегодня уезжал?

– Конечно. Они уехали на благотворительное собрание, выступать на радио и с сыном в зоопарк. В трех машинах. А сейчас президент сидят у себя в кабинете.

– Нет, нет, Джекобс! – Воннел прижал к груди портфель, словно ища защиты. – О Боже мой! Он всякий раз уезжал отсюда?

– Ну да, господин министр. Уехать можно только оттуда, откуда можно уехать. И он был бы рад вас видеть, если бы с утра, как он мне сам сказал, не был занят чтением бумаг.

– С самого утра?

– Разве я могу не верить своему президенту?

Министр и Дорон переглянулись.

– Джекобс, – осторожно сказал министр, – как может президент с утра быть в кабинете, если он уехал?

– Может. Если философы говорят «может», значит, так оно и есть.

– Какие философы?

Джекобс скромно промолчал.

– К черту! – воскликнул Дорон. – Расскажите все по порядку, когда и куда уезжал президент.

Джекобс стал добросовестно называть время каждого отъезда. Воннел поспешно застегнул верхнюю пуговицу рубашки, щелкнул портфелем. «Магнитофон, – тотчас понял Дорон. – Предусмотрителен, бестия!» Не было больше дачника. Не было больше человека с лицом вспугнутого филина. Перед Джекобсом стоял министр внутренних дел при исполнении служебных обязанностей. Но старик будто не замечал перемены. Он светло и ласково смотрел на Воннела, как дед смотрит на внука, целящегося в него из игрушечного автомата. И министр смутился:

– Благодарю вас, Джекобс. Пожалуйста, пройдите в соседнюю комнату и подождите.

– Я могу потребоваться президенту.

– Не можете.

– Блажен тот, кто думает, будто он думает за других…

– Государственная служба, Джекобс! – строго произнес министр.

– Ах служба! В воскресный день! Сочувствую. Такая жара… Может, хотите освежительного?

Воннел чуть не вытолкал Джекобса за дверь.

– Вы правы, Дорон, – сказал он почему-то шепотом. – Типичный заговор! Ну погодите!.. – И он потряс в воздухе кулаком. Потом нажал кнопку селектора, соединяющего с комнатой охраны. – Командира ночной смены – ко мне!

У командира ночной смены О'Шари было заспанное, отекшее лицо. Но достаточно было одного взгляда министра, чтобы оно разгладилось, как под утюгом.

– О'Шари! – В голосе министра звенел металл. – Куда президент отбыл во время вашего дежурства?

– На собрание благотворительного общества! – бодро отчеканил О'Шари.

– Кто с ним в охране?

– Пэл и Андерсон.

– Вернулись?

– Никак нет.

– Были другие вызовы?

– Не могу знать. Я сменился в десять ноль-ноль, и с тех пор…

– Вы отметили выезд в журнале?

– Так точно.

– Кто заступил смену?

– Грег.

– Ко мне!

– Слушаюсь.

Грег, полный человек добродушного вида, сразу смекнул, что сейчас потребуется вся его находчивость. Но внешне это никак не отразилось на его лице: он казался олицетворением спокойствия.

– Грег! Куда отбыл президент во время вашего дежурства?

– На радио, господин министр.

– А еще?

– В зоопарк, господин министр.

– Охранники вернулись?

– Нет.

– Вы знали о том, что до вашего дежурства президент отбыл еще на благотворительное собрание?

– Конечно. По книге регистрации.

– Вас не удивил короткий промежуток времени между вызовами?

– Я исполняю приказания, господин министр.

– Но вы думали об этом?

– Я обязан думать об охране президента.

– Где же сейчас президент?

– В своем кабинете.

– А ваши люди, которых послали с ним на собрание, на радио и в зоопарк?

– В городе.

– С президентом?

– Совершенно верно.

– Вы в этом убеждены?

– С ними поддерживается радиосвязь. По инструкции.

– Значит, президент находится сейчас сразу в трех местах?

– В четырех. Вы забыли, что он у себя в кабинете.

– Грег! Как может президент быть одновременно в четырех местах?!

– В связи с этим у меня имеется жалоба сенату.

– Жалоба?! Сенату?! На кого?

– На вас, господин министр.

Министр подпрыгнул.

– Так точно. Не мое дело знать государственную необходимость, которая заставила президента поступать таким образом, как он поступает. Но, поскольку его планы затрагивают вопросы охраны, ваш секретариат обязан был информировать нас заранее. А он не информировал. Налицо явное нарушение сенатской инструкции.

Дорон едва удержался от смеха: так забавно выглядел потерявший дар речи Воннел.

– Да, вы правы, – судорожно глотнув воздух, сказал министр. – Я разберусь. Идите.

– Слушаюсь.

Грег круто повернулся.

«Хорошая все-таки вещь бюрократия», – подумал он.

– Не сказка! Не сон! – Воннел забегал из угла в угол, снова прижимая к себе портфель. – Один президент в кабинете. Второй смотрит кенгуру. Третий где-то на радио. Четвертый пьет на благотворительном банкете антиалкоголиков. Четыре президента! О Бог мой, что же делать?

– Убрать лишних, пока об этой истории никто не узнал.

– Как вы сказали? Убрать? – Министр остановил свой бег и подозрительно посмотрел на Дорона. – Вот что, генерал. Я не знаю, как появились лишние президенты. Я не знаю, кто их создал. Я не знаю, зачем. Я знаю одно: в этом деле замешаны вы!

– Я? Но позвольте, Воннел…

– Профессор – ваш. Не так ли? Установка – ваша. Не так ли?

– Но ведь я…

– Сообщили об этом. Разберемся. Я далек от подозрений, но, сами понимаете, государственная служба!

– Что вы собираетесь делать?

– Сейчас узнаете.

Воннел коснулся одной из пуговиц своей рубашки, и четверо приехавших с ним людей разом вошли в комнату. Сразу стало тесно.

– Вот! – Министр покопался в портфеле и вынул оттуда какую-то бумажку. – Срочно пригласите всех по этому списку. Сюда. Инструкции, как это сделать, там есть. Далее: немедленно вызвать в усадьбу команду «АС». Президентской охране передать приказ: исполнять обязанности как обычно. Охрану шоссе, Дома Власти, радио, телеграфа, всех аэродромов и банков возложите на своих людей. Группе «АС» взять на себя правое крыло здания, вашим людям – левое. Дополнительные распоряжения я дам, когда потребуется. Супругу президента пригласить ко мне. Полк «Моргинг» привести в состояние боевой готовности. И еще… – Министр понизил голос так, чтобы Дорон не смог расслышать ни слова. – Ясно? Действуйте!

Четверо вышли так же безмолвно, как и вошли.

– Воннел, можно задать вам один вопрос? – сказал Дорон.

– Догадываюсь какой и потому сразу на него отвечу: арестовывать вас я не собираюсь.

– Я хотел спросить не это, поскольку знаю, что нет закона, по которому вы могли бы меня арестовать.

– Вы правы, генерал. Формально я не могу задержать ни вас, ни даже вашего Миллера, пока не будет установлен факт заговора. Но к чему нам с вами эти формальности?

– Вам, может быть, и ни к чему, – обескураженно начал Дорон, но Воннел его бесцеремонно перебил:

– Вы что-то хотели спросить?

– Да. Как вы решили поступить с президентом?

– Решать буду не я. Решать будут… – И министр ткнул пальцем куда-то вверх.

– Совет?

– Совет.

– Ну что ж…

Дорон снял трубку телефона.

– Алло! Мне… Что? Вот как… Поздравляю, – буркнул генерал, кладя трубку, – у вас расторопные ребята. Но мне нужно связаться с городом.

– После решения Совета.

– А если я не…

– Не советую.

– Воннел! Вы забыли, что я – Дорон!

– Генерал! Не забывайте, что я – министр.

В дверь постучали. Просунулась коротко стриженная голова одного из людей Воннела.

– Госпожа президентша, шеф, по свидетельству ее горничной, с утра отбыла в город.

– В город? Передайте Джекобсу: когда она вернется, пусть он ей скажет, что неотложные дела помешают президенту быть с ней сегодня ночью.

Голова исчезла.

– Я отправляюсь к президенту, генерал, – сказал Воннел. – К тому, что здесь, в кабинете. Можете не сопровождать меня.

Шаг министра был тверд, а в мыслях была решительность.

Но, когда он вошел в кабинет, и президент поднял голову, и Воннел увидел знакомое до мельчайших черт лицо, его взяла оторопь. Несмотря на объяснения Дорона, он никак не мог поверить, что копии тождественны оригиналу: он ожидал встречи с чем-то поддельным, фальшивым, с двойником, которого нетрудно будет взять за шиворот. Но на него – Воннел был готов поклясться – выжидающе и зло смотрел настоящий президент.

– Однако… – сказал президент, постукивая костяшками пальцев по столу. – Чем вызвано ваше появление, Воннел, да еще без сопровождения Джекобса?

– Простите. – Воннел зачем-то снял очки, повертел их, надел обратно. – Я хотел только сказать…

– Разве вам не сказали, что я занят?

Воннел сжал ручку портфеля, будто портфель у него уже отбирали, и принялся лихорадочно искать в чертах президента чего-то необычного, чего-то такого… Он и сам не знал чего. Наверное, чего-то, что позволило бы ему выйти из-под гипноза привычного подчинения, что помогло бы ему низвести президента с престола власти и превратить его в двойника, в копию, в человека, стоящего вне закона.

– Поистине сегодня день чудес! – не дождавшись ответа, сказал президент и откинулся на спинку кресла. – Ну, уж раз пришли – докладывайте, а не молчите.

– Как вы сказали, господин президент? День чудес? – Невидимая броня вокруг президента треснула, и Воннел почувствовал некоторую твердость в ногах. – Господин президент, – выпалил он, – раскрыт заговор против вас!

– Заговор? – Президент удивленно поднял брови. – Раскрыт? Это что еще за веселые картинки?

– Прошу отнестись к факту серьезно, – нервно сказал Воннел, поглядывая на часы. – Вам придется перейти в правое крыло здания. Тут небезопасно.

– Прежде доложите, в чем дело. И позовите сюда Джекобса. Я уже пять минут нажимаю кнопку, но он оглох, старый индюк!

Этой минуты Воннел боялся больше всего. Кем бы ни был человек, сидящий перед ним, – копией, двойником или даже авантюристом, но он сидел в кресле президента, он был президентом, главой государства. Воннел замахивался на святая святых любого чиновника – на власть! Поэтому на мгновение им вдруг овладела трусливая мыслишка – сбежать, предоставив событиям течь своим чередом. Но умом он понимал, что это уже невозможно.

– Пока не имею права, – глухо сказал Воннел. По его спине щекотно побежали струйки пота. – В силу обстоятельств сейчас вступил в силу (Воннел в отчаянии уже не следил за речью) пункт инструкции о мерах по вашей безопасности, господин президент, которому вы, как и я, должны подчиняться и который на несколько часов потребует принятия чрезвычайных мер…

– Ничего не понимаю! – раздраженно замахал руками президент. – Пункт «в», что ли?

– Именно он, господин президент!

– Но я не хуже вас знаю эти пункты. Там не сказано, что министр внутренних дел не должен информировать президента.

Путей к отступлению у министра уже не было. Или – или. Воннел, внутренне похолодев, пошел ва-банк:

– Господин президент! Мы теряем драгоценное время! Я все потом вам объясню, но у меня нет сейчас ни секунды, все зависит от срочности мер!

И он, решительно вцепившись в рукав президента, чуть ли не потащил его за собой.

– Не сходите с ума, Воннел! – Президент брезгливо высвободил руку. – Будь я президентом какой-нибудь банановой республики, я бы решил, что мой министр задумал осуществить государственный переворот, снюхавшись с каким-нибудь Бобом Ярборо.

– Как вы могли подумать?!

– А я и не думаю так. Но согласитесь, ваше поведение выглядит странно. Я полагаю, независимо от каких бы то ни было заговоров, вы представите мне прошение об отставке. А сейчас исполните свой последний долг, как гражданин моей страны, и покиньте кабинет президента. Я никуда отсюда не уйду!

– И я тоже, – неожиданно твердо произнес Воннел.

– Что же будет? – спросил президент, кисло улыбнувшись и подумав о том, что в минуты мрачных предчувствий он совсем не так представлял свое свержение.

… Когда через десять минут Воннел спустился в Мраморную комнату, он был уже не министр, а тень министра. Его рубашку можно было выжимать.

– Разрешите доложить! – Воннел бессмысленно уставился на коротко остриженного молодого человека с холодным, энергичным лицом. – Машина президента подъезжает к усадьбе.

Воннел закрыл глаза и тихо застонал.

– Разрешите доложить! – раздалось ровно через секунду. – Члены Совета вылетели сюда!

Министр встрепенулся, как лягушка от удара электрическим током:

– Срочно ко мне домой за костюмом!

… Спустя сорок минут, затянутый в черную пару, министр внутренних дел Воннел переступил порог президентского конференц-зала. Едва держась на ослабевших ногах, он все же стал навытяжку, как до этого стояли перед ним охранники.

– Господа члены Совета, – осевшим, но твердым голосом сказал он, – должен сообщить вам экстренную новость. Здесь, в этом доме, сейчас находятся четыре президента нашей страны…

Глава 7
Начинается!

Огромные старинные часы с причудливым маятником, которые весь последний год служили обыкновенной бутафорией, вдруг замысловато пробили три раза.

Чвиз вздрогнул, выронив карты, а Миллер недоуменно оглянулся на угол комнаты, где стоял оживший механизм.

– Я знаю, – сказал он, – что ружье само стреляет, но чтобы били испорченные часы…

Профессор Чвиз, ничего не ответив, вновь углубился в пасьянс, который он раскладывал на красно-буром столе.

– Однако, – сказал Миллер, – время действительно не стоит на месте.

– А наш выстрел, похоже, произведен вхолостую, – добавил Чвиз.

Миллер принялся ходить по комнате из угла в угол.

– Целых полдня страной управляют четыре президента, – продолжал Чвиз, – и никто не обращает на это внимания, никто ничего не замечает! Не странно ли это?

– Весьма, – отозвался Миллер. – Я тоже отказываюсь что-либо понимать.

– Люди всегда были для меня самой большой загадкой, – философски заметил Чвиз, отложив в сторону карты, к которым он, как видно, уже потерял интерес. – В их поведении есть что-то иррациональное.

– Все в мире имеет свои причины, коллега, – энергично возразил Миллер. – В том числе и поступки людей. Но мы не всегда их знаем. Вот и сейчас. Эти причины ускользают от нас, хотя нам, казалось бы, все ясно: еще утром президент в одной речи говорил одно, а спустя час – совершенно другое. Между тем народ…

– Наивный вы человек, Миллер, – покачал головой старый Чвиз. – Неужели вы думаете, что кто-нибудь всерьез обращает внимание на слова президента, да еще во время предвыборной кампании?

– Но такие противоречия! Они сами бросаются в глаза!

– Ну и что? – спокойно сказал Чвиз. – Все давным-давно привыкли к тому, что сегодня говорится одно, завтра – другое, а делается совсем третье. И если уж стоит серьезно относиться к чему-то, так лишь к тому, что делается. Вы-то сами, коллега, каждый день читаете газеты?

– Как вам сказать… – замялся Миллер.

– А радио регулярно слушаете?

– Только музыку.

– Так что вы хотите от других?

Миллер в несколько раз сложил газету, аккуратно проглаживая каждый сгиб двумя пальцами.

– Вы знаете, в тот вечер, когда я разыскал вас в подвале вашего дома…

– Кстати, – перебил Чвиз, – только вам могла прийти шальная мысль, что я там.

– А вам – шальная мысль прятаться от Дорона на самом виду! Не в какой-нибудь гостинице, не на вокзалах, не в катакомбах, а в собственном доме!

– Я просто учитывал их психологию, коллега, – улыбнулся Чвиз. – Но не учел вашу.

– Жалеете?

– Откровенно? Да. Потому что вы опять втравили меня в авантюру.

В этот момент отворилась дверь, и в комнату бесшумно вошел Таратура. Он был спокоен, но выглядел несколько обескураженно. Миллер и Чвиз вопросительно посмотрели на него.

– Все тихо, – сообщил Таратура, подходя к столу и присаживаясь на край стула. – В городе и, судя по всему, по всей стране – все как обычно.

– Ну хорошо, – сказал Миллер. – Предположим, большинство действительно ничего не видит. Но есть же в стране умные люди!

– Не знаю, не знаю, – проворчал Чвиз.

– Вы с кем-нибудь говорили, Таратура? Кого-нибудь расспрашивали?

– Да, – сказал Таратура, – прощупывал. Разумеется, очень осторожно. Ведь теперь, после нашего звонка Дорону, и мне надо быть предельно внимательным. Уж Дорон, я это точно знаю, раскрутит всю свою машину!

– Так с кем же вы говорили?

– С буфетчиком, шеф, в баре. С шофером такси. Старался навести их на эту тему. Намекал. Результат – ноль.

– Буфетчик, шофер… – протянул Миллер. – А к кому-нибудь рангом повыше?

– Скажите, шеф, – неожиданно спросил Таратура, – Честер, по-вашему, умный человек?

– Да, – после некоторой паузы твердо сказал Миллер.

– Кто этот Честер? – живо поинтересовался Чвиз.

– Бывший журналист, – сказал Таратура. – Замечательный парень! Уж этот-то все знает и все понимает. Я могу позвонить ему, шеф.

– Ну что ж, это идея, – сказал Миллер. – Она мне нравится еще и потому, что нам сейчас важно столкнуть хотя бы один камень, чтоб начался обвал. И ваш Честер – вполне подходящая фигура. Звоните, Таратура!

– Отсюда?! – воскликнул Таратура.

– Ничего, звоните. При всем своем могуществе прослушивать сразу восемь миллионов телефонных аппаратов Дорон не может. А брать на особую заметку этот… С какой стати?

И он протянул телефонную трубку Таратуре. На том конце провода трубку подняла Линда. Таратура сразу узнал голос супруги Честера.

– Добрый день, Линда, – сказал он. – Мне нужен Фред.

– Мне он тоже нужен, – ответила Линда. – А с кем я говорю?

– Со старым его другом, поэтому я вас знаю, но мое имя вам ничего не скажет.

– Если вы действительно его старый друг, – сказала жена Честера, – вы можете найти Фреда по количеству денег, с которыми он вышел на улицу.

– Сколько же миллионов он взял с собой? – спросил Таратура.

– Все мое состояние, – ответила Линда. – Пять леммов. Будьте здоровы.

И в трубке раздался щелчок.

– Ну? – спросил Миллер.

– Будем искать, – ответил Таратура. – Однако где же его искать? Он вышел из дому, имея пять леммов в кармане, это значит, на одну кружку пива. Следовательно, ни в «Титанус», ни в «Скарабей-палас» он пойти не мог. Нужно звонить в «Золотой зуб».

Таратура извлек из кармана записную книжку, пролистал две-три странички и вновь поднял телефонную трубку. На этот раз ему пришлось изменить свой голос.

– «Золотой зуб»? У вас нет Фреда Честера? Не заходил? Благодарю вас. Не позвонить ли мне в «Указующий перст»? – сказал Таратура, безрезультатно набрав номера еще двух или трех заштатных кабачков. – Алло! «Перст»? Если вы хотите доставить мне крохотную радость, поищите под столиками Фреда Честера.

И ровно через три секунды Честер взял трубку:

– Слушаю.

– Здорово, Фред! – воскликнул Таратура. – Я очень рад тебя слышать, старина!

– Таратура? – удивился Честер. – Как тебе удалось меня разыскать?

– Я звонил сначала Линде.

– Что она тебе сказала?

– Она сказала, что у тебя пять леммов в кармане.

– Преувеличила ровно вдвое.

– А потом мне пришлось покрутить телефонный диск, – сказал Таратура.

– Что-нибудь случилось? – спросил Честер.

– Как тебе сказать? У меня – ничего, но я хотел спросить, не знаешь ли ты каких новостей.

– Ты что же, решил отбивать у меня хлеб и поступил в репортеры?

– Мне не до шуток, Фред. Я потом тебе все объясню.

– Ну что ж, если хочешь серьезно, так вот тебе потрясающая новость: за два лемма я наливаюсь пивом по самое горло.

– Ну, у тебя же в «Персте» кредит, Фред, я серьезно…

– Ах, как ты недогадлив, Таратура! При чем тут кредит! Знаешь, кто за меня платит?

– Знаю, – сострил Таратура. – Президент.

– Ты что, с ума сошел? – потрясенным голосом ответил Честер. – Ты тоже был в «Персте»?

– Почему – с ума? – возразил Таратура. – Сейчас президентов как нерезаных собак.

– А я-то обрадовался! – перебил Честер. – Понимаешь, увидел президента с его Кларой и думаю…

– Подожди, Фред, – ничего не понял Таратура, – какого президента? Где?

– Здравствуйте, – сказал Фред. – Начнем все сначала. Я сижу в «Указующем персте» и наливаюсь пивом за президентский счет. А президент со своей очаровательной супругой – рядом. Ты понял?

– Не может быть! – воскликнул Таратура и, зажав трубку рукой, быстро сообщил Миллеру и Чвизу невероятный факт. – Старина, ты не ошибаешься?

– Как и в том, что говорю именно с Таратурой, а не с Линдой.

– Спросите его, что сейчас делает президент! – возбужденно произнес Миллер. – И как выглядит!

– Кто это у тебя там путается в разговор? – сказал Честер.

– Я звоню от приятеля, – ответил Таратура, энергично показывая знаками Миллеру, чтобы тот говорил тише. – А что делает президент?

– Боюсь, пока мы тут болтаем, он смотает удочки, тем более что я уже успел сказать ему, что он кретин.

– Да ну?!

– Он выдает себя за какого-то коммерсанта Бума, и это дает мне некоторые возможности. Но его Клара, скажу тебе, – это женщина!

– Послушай, старина, я хотел бы взглянуть на них собственными глазами.

– Не успеешь. Они собираются уходить. Ты на машине?

– Задержи их, Фред, ровно на полторы минуты. Я в двух шагах от тебя, мне ходу секунд сто.

– Ну, если так, валяй, я что-нибудь изобрету.

Таратура бросил трубку на рычаг и стремительно поднялся. Но Чвиз сказал:

– Если вы собираетесь туда идти, я посоветовал бы вам обдумать это.

Таратура и сам понимал, что предприятие было рискованным. В охране президента могли быть люди Дорона, знающие Таратуру, и скрыться потом от них будет невероятно сложно. Открывать же место, где прячутся Миллер и Чвиз, равносильно самоубийству.

– Кроме того, какой вообще смысл туда идти? – сказал Чвиз. – Проверять вашего приятеля? Я не думаю, чтобы он обманывал… Но президент – и сидит в каком-то захудалом кабаке, да еще за одним столом с отставным репортером!..

– Да, да, господа, – торжествующе произнес Миллер, – в обычных нормальных условиях такое решительно невозможно. А если это все же произошло, значит, что-то уже нарушилось. Начинается, господа, начинается!