Текст книги "Классическая и неклассическая антропология: сравнительный анализ"

Глава 7
Личность

В XVIII–XIX веках не только русская, но и европейская философия искала приемлемое слово для описания реальности, которая казалась достаточно очевидной. Однако этот духовный феномен не был поименован. Многие авторы испытывали обостренный интерес к этой теме. Не хватало только наречения. Суть исканий состояла в том, как обозначить человека высокой меры, достойного среди других людей. Гамлет говорит о своем отце: «Он человек был в полном смысле слова». Но в чем этот «полный смысл»? В героизме, подвижничестве, святости, преданности вдохновляющей идее? К уже бытующим словам индивид и индивидуальность напрашивалось еще одно понятие, которое пока не обрело широкого признания.

Основательно обдумывал эту тему Джон Локк. Вполне очевидно, что не все люди равны. Различен их вклад в историю. Не совпадает масштаб их деяний. А главное, что позволяет конкретному человеку сохранять свою особость, не утрачивать ее в течение жизни и служить своего рода определенным тождеством с самим собой? Локку очевидно, что нельзя поставить знак равенства между людьми, когда речь идет о тождественности человека, о его чертах, неизменных во времени. Английский философ обращается к латинскому слову «персона» и вводит понятие «персональная тождественность». Это слово таит в себе некую сокровенность, содержательность, значимость. Переводя это словосочетание на русский язык, исследователи пользовались словом «личность» как синонимом «персональной тождественности».

И. Кант, как и Дж. Локк, связывает представление о значимом человеке с идеей свободы и разумности. Но понятие личности не отражает у Канта отдельной исключительности. Каждый человек, обоснованно или нет, может считать себя личностью. Прежде всего Кант указывает на волевые качества человека. Затем немецкий философ отмечает, в какой мере тот или иной человек наделяет себя внутренней ценностью. Кант не проводит радикального различения между словами «человек» и «личность». Критерием для обозначения личности по сути дела оказывается собственная самооценка.

Такое слово, которого взыскует Локк, для русской речи находит Николай Михайлович Карамзин. Он вдохновляется божественным словом «лик» и использует неологизм «личность». Изобретение нового слова в XVIII–XIX веках не было исключительным событием. Этим занимались Тредиаковский, Ломоносов, Шишков, Пушкин. Но Карамзин не только предложил новое слово. Он дал ему разностороннее толкование. Понятие «личность» стало ключевым для русской философии. Все любомудры – от Соловьёва до Бердяева и Гершензона – предлагали все новые и новые трактовки этой темы.

К тому времени, когда русская философия стала осваивать накопленный ею и западной мыслью опыт постижения человека, в отечественной культуре как раз недоставало данного слова. В общественном сознании постепенно складывалось представление о том, что среди людского массива можно выделить таких индивидов, которые обладают более высокой мерой человеческого. Однако индивид – это категория натуралистическая, биологическая и лишь отчасти социологическая. Между тем человек – не только индивид. В качестве индивида человек не универсален, он лишен универсального содержания. Сравнивая двух разных индивидов, мы вряд ли можем указать на их безупречную особость, которая выделяет их среди других. Так, в общественном сознании закрепилось слово «индивидуальность»… Оно как раз и выражало идею примечательных характеристик конкретного человека.

Однако для просветительского века, времени общественных борений и зрелого гражданского сознания этих слов было явно недостаточно. Как назвать человека, который служит примером социальной мудрости или отваги, демонстрирует образцы тщательно выверенного поведения? Когда в древности хотели сказать о ком-то, что это социально и духовно развитый человек, использовали латинское слово «персона». Человека называли персоной, чтобы подчеркнуть, что тот не является лишь природным организмом, а обнаруживает сугубо человеческие свойства. (Напомним, что именно поэтому внимание к человеку в европейской культуре называется персоналистской традицией.)

Слово «person» в английском языке несло ту же смысловую нагрузку. Однако уже Д. Юм задумывается над тем, как обозначить некий «объединяющий принцип», который мог бы относить это слово к определенным представителям человеческого рода. В соответствии с господствующей когнитивной установкой классической философской мысли он искал признаки, которые могли бы соотноситься с устойчивой и тождественной характеристикой людей такого типа. Иными словами, следовало предъявить обществу некую субстанцию, которая представляла бы собой надежную ориентацию для выражения идеи «персоны»[174]174
  См.: Юм Д. Трактат о человеческой природе // Юм Д. Соч.: В 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1966. С. 299.


[Закрыть].

Философы той поры были убеждены в том, что мышление соответствует реальности, задача исследователей состоит в том, чтобы выразить идею самотождественности человека. Между тем в английском языке появилось слово «personality». Однако между словами «persona» и «personality» не усматривалось тождества. Теоретический вопрос можно выразить следующим образом: в каких случаях можно считать, что данный индивид не только неповторим, оригинален, но обладает еще и неким единством, целостностью. Ведь только в случае своей законченности он может соответствовать слову «personality». В другом варианте этот индивид может предъявить самые насущные в данный момент социально и культурно востребованные маски, т. е. различные «персоны», которые слабо соотносятся одна с другой. «Personality» – это не набор масок, число которых по определению может быть бесконечным. Не случайно Т. Гоббс проводил различение между «естественным» и «искусственным» «personality». Первым качеством обладает человек, чьи слова и действия принадлежат ему самому. Вторая особенность характеризует человека, который словами и действиями «репрезентирует» другого[175]175
  См.: Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского // Гоббс Т. Соч.: В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 124.


[Закрыть]. И в том и в другом случае мы толкуем о масках или социальных ролях. Но «естественная» personality является автором своей роли, а искусственная – проживает чужие роли. Но в конкретном человеке сразу углядеть эти противоречия удается не сразу. Носитель той или иной социальной роли обладает разными типами поведения. Народ и общество передают право выступать от их имени одному актеру, т. е. суверену. Это состояние закреплено договором. Но эти маски меняются: суверен оказывается автором.

Что же касается членов общества, то они вынуждены взять на себя роль актеров, исполняющих волю суверена.

Однако на самом деле не все так просто. Чтобы быть автором своей роли, индивид должен обладать этим качеством хотя бы потенциально. Он также призван осознать эту способность как нечто реализуемое и даже неизбежное. По сути дела ему, такому индивиду, придется играть роль автора. Но коль скоро речь идет о масках, то они обе не органичны, а искусственны. По сути дела мы говорим о таком феномене, как «persona». Но дело в том, что субъект в качестве «personality» просто обязан владеть этими двумя масками. В одном случае индивид раскрывает собственное Я, в другом, напротив, обозначает себя Другим. Так, в философской литературе закрепляется одно из значимых качеств «personality» – степень социализированности того или иного человека. Внутри социальных отношений он не может быть только самим собой, ему необходима известная лабильность или способность отвечать на общественные запросы. Так, на локковский вопрос о тождественности «personality» Юм отвечает в духе парадокса: «Я» не равно самому себе, потому что этого «самого-по-себе-Я» просто нет. Это в равной степени относится и к «естественной», и к «искусственной персоне».

Итак, слово «personality» появилось в Западной Европе не ранее ХVII века. Заслуга Н.М. Карамзина заключалась не только в том, что он ввел слово «личность». Этимологически в русском языке оно связано с «ликом», «обликом». Но вряд ли можно характеризовать эту замену как простой поиск синонима. Утвердив термин «личность», Н.М. Карамзин соединил в смысловом единстве разные ипостаси социального человека. Карамзин полагал, что индивид способен к общению, интеллектуальному и нравственному совершенствованию. «Индивид» – слово, которое изначально определяет одного человека через его несамостоятельность, через его удел, производность. Существование корпускул человечества создавало проблему для сознания людей, чья жизнь была неотделима от рода, общины, конфессии, корпорации и чья духовность нуждалась в абсолютной точке отсчета. Индивидность существования была очевидностью, но очевидностью пугающей! От мнимой психической атомарности, от поверхности вещей мысль упорно сворачивала к тому, что отдельный человек подлинен лишь постольку, поскольку поставлен в общий ряд и даже в конечном счете сливается с мировым субстанциональным началом. В этом плане истинно и единственно индивиден лишь живой Космос или Бог.

Личность – это хозяин собственной судьбы, собственной жизни. Человек может стать личностью, если поставит перед собой такую цель. Кого можно назвать личностью? Такого человека, который весьма своеобразен, социализирован, духовно развит, обладает чувством ответственности за свои поступки. По этой логике среди человеческого сообщества есть личности и не-личности, т. е. люди, которые не соответствуют этому понятию. Многие авторы считают, что каждого человека можно назвать личностью. Нет безликих людей. Но в таком случае сопоставление понятий «индивид», «индивидуальность», «личность» теряет смысл. У американского фантаста Роберта Шекли есть словосочетание «минимум человека», т. е. набор элементарных качеств, позволяющих какому-то индивиду называть себя человеком. Можно, видимо, говорить и о «максимуме человека».

Итак, личностью, согласно Карамзину, можно назвать человека, который духовно богаче, чем индивид или индивидуальность. Индивид, даже если он неповторим и обладает особыми душевными качествами, далеко не всегда способен именоваться личностью. Он становится ею, если обретает духовность и социализированность. Но у исследователей есть и другая позиция. Личностью в этом случае называется не сам человек, а лишь присущая ему психическая инстанция. Точнее сказать, конкретная индивидуальность может иметь определенные личностные качества, но не быть личностью в полном смысле слова. Разглядев в индивиде оригинальные черты, философы стали называть такого человека индивидуальностью. Н.М. Карамзин, вводя самостоятельное слово «личность», утвердил высшую инстанцию в человеке, его возможность быть человеком высшей меры.

Новое карамзинское слово нужно было освоить, оно требовало огранки и концептуальной содержательности. Прежде всего, понятие, взятое на вооружение, помогло Н.М. Карамзину овладеть огромной массой исторических сведений. А.Д. Сухов пишет: «Для написания “Истории государства российского” привлечен фактический материал, почерпнутый из летописей, грамот, судебников, сочинений иностранцев, в разное время посещавших страну. Интересовавшие его свидетельства Карамзин находил в архивах и библиотеках, отечественных и зарубежных, в монастырях и частных хранилищах»[176]176
  Сухов А.Д. Русские философствующие историки. М.: Канон+, 2016. С. 63.


[Закрыть]. Эта информация, понятное дело, не была деперсонализированной. Речь шла о людях, о масштабе их деяний и о присущих им качествах. Чтобы распорядиться этим материалом, нужно располагать ориентирами. За скупым документом историку было важно разглядеть человека, простого и знатного, безликого и самобытного, разрушителя или созидателя.

Историческая концепция Н.М. Карамзина неразрывно связана с его концепцией личности. Его позиция была близка к той, которую позже выразил Н.А. Бердяев: историю творят личности. В этом контексте сама последовательность эпох, по Карамзину, есть не что иное, как борьба разума с неразумием, просвещения с невежеством, мракобесия с истиной. Историософская осмысленность истории у него сводилась к убеждению, что великие личности обеспечивают прорывы в бытийной непрерывности событий. Н.М. Карамзин сетовал, что в России до сих пор нет хорошей Российской истории, которая была бы написана с философским умом.

История, которую мечтал воссоздать Н.М. Карамзин, могла располагать двойственной трактовкой. Можно было выстроить ее как развитие государственности, как деперсонализированную летопись событий. Другой подход предполагал акцентирование личности как культа великой истории. Люди минувших эпох живы для нас благодаря особого рода общественной практике – мемориальной. Если сгорел муравейник, память об этом сообществе исчезает бесследно. Однако в человеческом обществе жизнь прошедших поколений не утрачивается. Прошлое продолжает присутствовать в актуальном сознании. Н.М. Карамзин, готовясь к реализации своего замысла, затратил много усилий, изучая исторические труды европейских авторов. Принцип историзма в постпросветительскую эпоху имел огромную популярность. Историзм выступил как закономерный результат всего идейного развития Запада, начиная с Античности, как высшее выражение человеческого духа.

Историзм нередко был сугубо прагматичным[177]177
  См.: Мейнике Ф. Возникновение историзма. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2013. 480 с.


[Закрыть]. Пользуясь отдельными историческими формами и приемами, писатели стали выражать актуальное содержание, но одевали свои произведения в «исторические костюмы», отсюда ощущение игры, карнавальности. Историзм классического искусства идеален, романтичен, а историзм XIX века спекулятивен. Историзм – принцип рассмотрения мира, природных и социально-культурных явлений в динамике их изменения, становления во времени, закономерном историческом развитии, предполагающий анализ объектов исследования в связи с конкретно-историческими условиями их существования.

Воссоздание государственности Н.М. Карамзин не считал своей главной задачей. В соответствии с ментальной установкой эпохи он верил в прогресс, который для него был неразрывен с гуманностью, просвещением и развитием личности. Вместе с тем Николай Михайлович считал, что труд историка связан с вопрошанием, с мучительной разгадкой смысла протекших времен и деяний. Недаром он положительно отозвался о трагедии Пушкина «Борис Годунов». Не случайно его размышления об истории перекликаются с пушкинскими словами: «Безумны мы, когда народный плеск иль ярый вопль тревожит сердце наше». Правитель обязан обуздывать мятежные страсти, но не ради «самовластья», а для достижения счастья всех людей.

Н.М. Карамзин особенно подчеркивал, что людям важно знать жизнь простолюдинов. «История», написанная под влиянием великих заветов Просвещения, не могла быть безымянной. Карамзина увлекала идея истории в лицах. Но ведь и к историческому персонажу можно подойти по-разному. Кого-то интересует обличье человека, а кого-то внутренняя самотождественность исторического деятеля. Властители интересовали Н.М. Карамзина не как исполнители социальной роли. Историку хотелось передать процесс возмужания исторической личности. Это, в частности, подчеркивает Ю.М. Лотман, который, касаясь личного достоинства Николая Михайловича, отметил его постоянное самовоспитание. Это можно вслед за П. Чаадаевым обозначить как «сотворение себя». Главное в человеке не его формальные качества, а именно личностный рост. Он отмечал, что «творец всегда изображается в творении, и часто против своей воли».

«Идеал человека-художника, – писал Ю.М. Лотман, – имел для Карамзина глубокое значение. Понятие прогресса – оно неизменно, во все периоды жизни, связывал с представлением о свободе, о ее росте и расширении. Однако содержание понятия “свобода” менялось. Либерально-просветительское наполнение его, представление о свободе как отсутствии насилия, о праве личности на неотъемлемые, вытекающие из Природы права было прочно усвоено Карамзиным и никогда не покидало его, воспринимаясь как самоочевидная и даже тривиальная истина. Однако в определенные периоды творчества внимание переносилось на внутреннюю свободу духа, стоящего выше неизбежных материальных стеснений, накладываемых на него жизнью. Иногда обострялся мучительный вопрос о соотношении свободы человека и воли Провидения. Законы истории, общее благо, необходимость… Право на свободу и высшее право на самоограничение свободы – таков был круг размышлений Карамзина – современника Французской революции и Отечественной войны 1812 года, собеседника Канта и Пушкина, Жильбера Ромма и Александра I»[178]178
  Лотман Ю.М. Сотворение Карамзина. URL: http://www.litmir.co/ br/?b=157092&p=6 (дата обращения – 18.08.2016).


[Закрыть].

На формирование персоналистической позиции Н.М. Карамзина оказало влияние и учение о человеке И. Канта. Именно этот мыслитель является основоположником философской антропологии как направления философского знания. Толкуя о личности, Н.М. Карамзин прежде всего имел в виду и великих государственных деятелей. Из размышлений о Канте возникла и известная формула Карамзина: «История народа принадлежит царю». Не исключено, что это суждение покажется сторонникам либеральной мысли апологией монархизма. Но историк и был приверженцем срединной позиции. Для него были в равной степени чужды и апофеоз самодержавия, и бунташные настроения будущих декабристов.

Личность для Карамзина всегда ассоциировалась с богатой субъективностью. Именно в этом смысле он не является простым описателем исторической реальности. Личность немыслима без ценностей и оценок. Поэтому далеко не всегда можно проследить приоритетность личностного фактора в описаниях и анализах Н.М. Карамзина. Когда он описывает становление государственности в ранний ее период, то о личностях деятелей той поры сказано немногое. Иное дело, когда речь идет о воссоздании истории Московской Руси. Здесь у Н.М. Карамзина можно выявить даже латентно представленную психоисторичность. Автор пытается описать особенности того или иного характера. Разумеется, эти оценки не предполагают выделение типологических черт. Чаще всего речь идет о выявлении свойств индивидуальности.

А вот что касается Петра I, то здесь Н.М. Карамзин не мог ограничиться отдельными, частными характеристиками. Историк считал этого царя идеалом. Ведь именно этот правитель открыл европейскую культуру для Руси. Теперь предстояло решить иную задачу – представить просвещенную Европу как источник богатейшей культуры для Руси. Для решения этой миссии требовалось провести реформу литературного языка. Заслуги Н.М. Карамзина в этом процессе известны.

Н.М. Карамзин в качестве особого дара личности выделил степень его социализированности. В самом деле, индивид, который не вписан в общественный миропорядок, не уважает право и традиции, не может называться личностью. Когда рождается ребенок, он призван войти в тот мир, который его окружает. Ему предстоит принять существующие в данной культуре нормы, законы, традиции, правила, общественные представления. Процесс освоения этого наследия называется социализацией. Он начинается в раннем детстве и продолжается всю человеческую жизнь. Ведь наличная реальность постоянно меняется. Нарождаются новые святыни, принимаются новые законы, складываются новые традиции. Человек все время пытается примерить к себе все богатство социальности. Здесь снова возникает проблема: чему отдать предпочтение – личности или обществу?

Казалось бы, совершенно очевидно, что в рамках персоналистской традиции начинать надо с личности. Она самодостаточна, а присутствие других людей представляет собой только «произвольное стеснение» для личности. Однако человек реализует себя не в пустом социальном пространстве. Это означает, что личность, не вобравшая в себя социальные задатки, не может быть полноценной.

От имени человека мы можем предъявить человеческому сообществу некие требования. Но неужели человек – само совершенство? Теперь мы можем говорить о подсудности человека, т. е. о том, что личность – это фигура ответственная. Да, она пытается развить себя, развернуть свой потенциал. Но ведь не в ущерб же сообществу людей…

«Гипнотики коллективизма» (так В.С. Соловьёв называет людей, отвергавших идею личности) видят в жизни человечества только общественные массы. Но что это за общество, состоящее из бесправных и безличных нулей? Будет ли это во всяком случае общество человеческое? По мнению В.С. Соловьёва, если отобрать у личности ее общественное достояние, то останется животная особь. Социальность, следовательно, есть одно из определений личности.

Как могло родиться общество, если бы одаренные, выдающиеся личности пренебрегали социальными формами существования? Именно благодаря крупным политикам, мыслителям, военачальникам, законодателям формируются новые типы человеческого общежития. Однако дело не в личных намерениях выдающихся людей, а в рождении самой социальной формы жизни и деятельности человека.

Итак, личность – социальна, внедрена в общество и привязана к общественной жизни. Внесоциального естественного состояния человека никогда не было, это абстракция, выдуманная в XVIII веке. И вместе с тем, личность сталкивается с обществом, ведет вековечную тяжбу с ним. Общество, по словам Н.А. Бердяева, защищает личность от природы, от других личностей и даже от нее самое, питает ее, обогащает ее многообразным содержанием, но и угнетает ее, ограничивает и порабощает.

Личность и общество взаимодействуют и сталкиваются в одном плане, но они принадлежат разным планам бытия и в этом смысле несоизмеримы. Общество же налагает на личность свой образ и подобие и превращает ее в своего слугу и раба. Проблема личности и общества может ставиться с общественной и духовной точки зрения, с точки зрения философии общества и философии духа. И в зависимости от постановки проблемы мы будем вращаться в совершенно разных кругах. И никогда в одном из этих планов, в плане общественном, проблема эта не может быть разрешена. Не может быть отграничено то, что принадлежит личности, от того, что принадлежит обществу.

Всякая защита личности с точки зрения общества, с точки зрения социального миросозерцания есть уже признание примата общества и ведет к рабству личности. Предполагается, что от общества личность может получить свободу, свое внутреннее право, свое достоинство, свой дух. Замечательно, что социальное по своему принципу миросозерцание (все равно, теократическое, консервативное, либеральное, демократическое, социалистическое или анархическое) обычно оказывается тираническим по отношению к человеческому духу.

Ошибочно было бы думать, что проблема личности и общества верно ставится на почве индивидуализма, отвергающего реальность общества. Общество нельзя рассматривать как простое взаимодействие и сумму индивидов. Атомистическое понимание общества не только ложно, оно извращает само понятие личности. Личность есть менее всего атом, равный всякому другому атому. Общество есть особого рода реальность, оно есть не только в мышлении, но и в бытии, есть ступень бытия. И только потому существует конфликт личности и общества.

Совершенно иным представляется соотношение личности и общества в зависимости от того, станем ли мы на социальную или на духовную точку зрения. В плане социальном личность есть часть общества, общество всегда больше личности, личность есть малый круг, включенный в большой круг общества. С этой точки зрения личность не может противопоставлять себя обществу, ибо общество представляется источником ее жизни, ее питательным лоном, общество определяет ее сознание и мышление, ее верования и нравственные оценки. Если личность все-таки может противопоставлять себя обществу, может бороться против его безраздельной и неограниченной власти над собой, то исключительно потому, что личность принадлежит другому порядку, не социальному. Не в нем укоренено ее бытие. Личность входит в социальный план, но выходит она из плана духовного и из него черпает свою силу и свои оценки.

Философская проблема личности совсем не есть проблема той или иной организации общества, при которой личность получает больше свободы и независимости. Проблема личности, ее достоинства и независимости, ее свободы и права во всей глубине может быть поставлена лишь в том случае, если личность принадлежит не только социальному, но и духовному миру.

Все психологи согласны с тем, что личностью не рождаются, а становятся, и для этого человек должен предпринять немалые усилия: вначале овладеть речью, а затем с ее помощью многими моторными, интеллектуальными и социокультурными навыками. Личность рассматривается как результат социализации индивида, который усваивает традиции и систему ценностных ориентаций, выработанных человечеством. Чем больше человек смог воспринять и усвоить в процессе социализации, тем более развитую личность он собой представляет[179]179
  См.: Социальная психология личности в вопросах и ответах / Под ред. В.А. Лабунской. М.: Гардарики, 1999. С. 15.


[Закрыть].

Слово «личность», вошедшее в обиход благодаря Н.М. Карамзину, требовало тщательного концептуального анализа. Каковы же черты личности? М.О. Гершензон обращает внимание прежде всего на такой признак, как душевная цельность. Это высший идеал стремлений человека. Но как достичь такого внутреннего единства? Совокупно учение о личности, по мнению М.О. Гершензона, представляет собой строго последовательное развитие трех положений, а именно:

1. Что в человеке есть некоторое чувственное ядро, сфера над-сознательного, которое и является верховным и единовластным органом управления личностью.

2. Что это чувственное ядро, объемлющее всю душевную жизнь человека от элементарного чувствования до убеждения веры, и есть в человеке единственно-существенное, единство космическое или Божественное.

3. Что вся работа человека над самим собой должна заключаться в правильном устроении этой своей внутренней личности, приведении ее к единству воли так, чтобы исчезло раздвоение между чувствами и сознанием и чтобы ни одно частное чувство не брало верх над центральной, всегда верной себе волей[180]180
  См.: Гершензон М.О. Исторические записки (О русском обществе). Главы IXVII. Учение о личности (И.В. Киреевский) // Гершензон М.О. Избранное. Исторические записки / Сост. С.Я. Левит. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. С. 18–19.


[Закрыть].

Концептуальное осмысление проблемы личности – выдающееся достижение русской философии. Стремление выявить насущные черты человека особой меры – личности пронизывает многие сочинения отечественных мыслителей. Исследователи указывали на такие черты личности, как социализированность, духовность, ответственность. Придание статусу личности такого качества, как цельность, заслуживает признания. Конечно, личность не может определяться через любые статические признаки. Дело в том, что личность не может объявить достигнутый ею идеал окончательным. Такое признание означало бы, что такой индивид, безусловно, не личность, поскольку ориентируется на собственный уровень духовности. Динамизм – главное качество личности. Поэтому ее цельность как неоспоримое свойство требует корректировки. Достижение личностью единства всегда условно. Поэтому тезис о безоговорочной цельности лишает личность ее развития. Вместе с тем М.О. Гершензон, безусловно, прав, подчеркивая мысль И.В. Киреевского о чувственно-волевом, космическом ядре человеческой личности.