Текст книги "Классическая и неклассическая антропология: сравнительный анализ"

Как доказать и обосновать само существование духовного опыта? Слишком многие отрицают своеобразную качественность духовного опыта и сводят его целиком к опыту душевному, к предмету психологии. Но возражения против возможности и существования духовного опыта всегда бывают основаны на том, что его нет у тех, которые его отрицают. Из того, что кому-то, хотя то было большинство человечества, недоступны качества духовного опыта, никак не следует, что этого опыта нет и он невозможен.

Ошибочно предположение, что личность есть непременно субстанция и должна быть ограничена, раздельна и что отрицание субстанции есть отрицание личности. В действительности верно, что живая, конкретная личность нимало не похожа на субстанцию. Природа личности – динамическая. Личность есть прежде всего качественно своеобразная духовная энергия и духовная активность – центр творческой энергии. Бытие личности совсем не предполагает принципиальной отдаленности от Бога и мира. Сверхличное в личности не отрицает личности, а конструирует и утверждает ее. Бытие личности в подлинном смысле слова только и возможно при раскрытии в ней духовных начал, выводящих ее из замкнутого состояния и соединяющих ее с божественным миром.

Согласно Бердяеву, в духовном опыте судьба человека перестает быть раздельной и замкнутой судьбой. А это значит, что духовная жизнь есть в высшей степени конкретная, сращенная жизнь. Природная же действительность есть действительность абстрактная и раздельная. В ней никогда не дано цельности и полноты, совершенной соединенности. В духовной жизни дана цельность и полнота бытия, в нее претворенно и преображенно входят все ступени бытия, преодолеваются рознь и чуждость, побеждается вещность.

Духовный опыт возможен лишь при предположении, что человек есть микрокосм, что в нем раскрывается целая вселенная, что нет трансцендентных границ, отделяющих человека от Бога и от мира. Духовная жизнь, как отмечает Бердяев, познается совсем не в психологическом исследовании душевных процессов. Психология есть наука о природе, естественная наука, а не наука о духе. Духовная жизнь как особенное обычно ускользает от психологической науки. Большая часть психологических процессов должна быть отнесена к явлениям природного мира; эти процессы связаны с телом и материальным миром, происходят во времени, так или иначе относятся к пространству, они протекают в замкнутости, раздельности и внешней связанности. Психология исследует абстрактно духовную жизнь и имеет дело с абстрактной, а не с конкретной действительностью.

Духовная же жизнь конкретна и требует конкретного изучения. Духовная жизнь раскрывается в познании конкретной духовной культуры, а не абстрактных элементов души. Знание духовной жизни есть наука историческая, наука о культуре, а не естественная наука. Материалом философии духовной жизни является историческая духовная жизнь человечества, всегда конкретная, религиозная, мистическая, познавательная – философская и научная, нравственная, творчески-художественная жизнь человечества, великие памятники духа, великие творения в духовной жизни.

Личность не может познавать духовную жизнь в состоянии изоляции и оторванности, не может начинать с себя. Исходная точка Декарта не благоприятна для познания духовной жизни. Признание подлинной реальности духовной жизни прошлого человечества есть необходимая предпосылка философии духовной жизни. Платон для нас не только предмет исследования. Мы живем одной общей жизнью с Платоном, одним духовным опытом, мы встречаемся с ним внутри духовной жизни, в ее глубине. Биографии святых и гениев, творения религиозных учителей, великих мыслителей, великих художников, памятники духовной жизни человечества имеют несоизмеримо большее значение, чем дедукции отвлеченной мысли. Духовная жизнь была подлинно конкретно явлена в духовном опыте человечества и оставила память о себе – творения и памятники.

Человек, погруженный в свою собственную природу, был бы лишен духовной жизни. Индивидуализация, раскрытие личности совершается самим духом, в недрах духовной жизни, она есть качествование духовной жизни. В духовной жизни действуют и раскрывают свои энергии существа, личности. Существа, человеческие личности со своей вечной судьбой непосредственно даны в духовном опыте. Тайна человеческой личности выразима лишь на языке духовного опыта, а не на языке отвлеченной метафизики. По мнению Н.А. Бердяева, плюралистическая метафизика так же абстрактна, так же рационалистична и так же не соответствует самой жизни духа, как и метафизика монистическая; спиритуализм в своем роде не менее дефектен, чем материализм. Средневековый схоластик Дунс Скот основательно возражал против схоластического учения Фомы Аквината об индивидуальности и бессмертии души и доказывал, что учение это ведет к отрицанию бессмертия души и самого бытия человеческой индивидуальности. Но схоластическое учение самого Дунса Скота, по словам Н.А. Бердяева, в некоторых отношениях более тонкое, чем учение Фомы Аквината, и защищающее индивидуальность, подлежит столь же основательным возражениям.

Карамзинская традиции трактовки личности, несомненно, обладает определенной ограниченностью. Русские философы в соответствии с просветительской традицией воспринимали признаки и характеристики личности как рядоположенные. Однако мыслители более позднего времени обнаружили, что такие качества личности, как социализированность, духовность, ответственность, не выстраиваются в одну линейку. Скажем, всегда ли духовен предельно социализированный индивид? Не исключено, что приверженность социальности может обернуться откровенным конформизмом. С другой стороны, всегда ли духовный человек достаточно социализирован? Отшельник или аскет, обладающий несомненным духовным опытом, сознательно обрывает социальные связи, которые мешают ему раствориться в духовности. Трудно обвинить убежденного буддиста в том, что он не духовен. Но в соответствии со своей этической установкой приверженец данного учения, оказавшись в Европе, не понимает, отчего жители этих стран живут суетной жизнью.

Некоторые философы, например Артур Шопенгауэр, полагали, что именно в уединении, в отречении от социальных предрассудков можно развить в себе личность. Здесь рождается уже новая проблема. Можно ли рассматривать личность как нечто замкнутое в себе самой или она предполагает предельную открытость, восприимчивость? И даже еще шире: как возникли общество и присущая ему социальность?

Проблема человека, по мнению Н.А. Бердяева, является центральной для сознания нашей эпохи. Он определяет человека как существо противоречивое и парадоксальное, ибо оно принадлежит двум мирам – природному и сверхприродному. В нем пересекаются все круги бытия. Духовная основа человека не зависит от природы и общества и не определяется ими. Частные науки могут исследовать лишь отдельные стороны человека как природного существа, но не его целостность.

Человек, по словам Н.А. Бердяева, есть загадка не в качестве организма или социального существа, а именно как личность. Личность – важнейшее понятие персонализма русского философа. Это понятие он отличает от понятия «индивид» (индивидуум). Индивид, мы помним, категория натуралистическая. Это часть рода, общества, космоса, т. е. он связан с материальным миром. Личность же означает независимость от природы и общества, которые дают лишь материю для активной формы жизни. Личность, согласно Н.А. Бердяеву, нельзя отождествлять с душой, это не биологическая или психологическая категория, а этическая и духовная.

Личность не есть часть общества или универсума, напротив, общество есть часть личности, ее социальная сторона (качество), равно как и космос есть часть личности, ее космическая сторона. Этим объясняется, что в каждой личности есть и нечто общее, принадлежащее всему человеческому роду, тому или иному профессиональному типу людей. Но не в этом ее суть. Иными словами, личность – это микрокосм, универсум в индивидуально-неповторимой форме, соединение универального и индивидуального. Тайна существования личности – в ее абсолютной незаменимости, в ее однократности и несравнимости. Личность призвана совершать самобытные, оригинальные, творческие акты.

Личность более индивидуальна, чем индивид. Индивидуальность – это неповторимый, самобытный способ бытия конкретной личности, единство уникальных и универсальных свойств человека. В бердяевском определении индивидуальности скрыто содержится определение личности, и тем самым подготовлена почва для вычленения его в качестве отдельного понятия.

Бердяев подчеркивает, что личность не есть застывшее понятие, готовая данность. Она есть неизменное в изменении, единство в многообразии. Она есть самосозидание. Личность формируется в борьбе со злом как внутри себя, так и вовне. Она призвана вести борьбу против рабства, за освобождение.

По словам Н.А. Бердяева, опыт жизни, борения духа создают образ человека. Человек не есть окончательно готовое и законченное существо, он образуется и творится в опыте жизни, в испытаниях своей судьбы. Человек связан со своей судьбой и не властен уйти от нее. Моя судьба есть всегда особенная, неповторимая, единственная и единая судьба. В опыте моей жизни, в ее испытаниях и исканиях образуется формация моего духа.

Душа человека стала иной, чем была тогда, когда впервые принимала христианство, когда учили великие учителя церкви и догматизировали вселенские соборы, когда создавали монашество, когда господствовало средневековое теократическое государство и выковывался средневековый и византийский тип религиозности. Это изменение и уточнение психеи совершалось прежде всего под влиянием таинственного и часто незримого, глубинного действия самого христианства. Христианство изнутри побеждало варварство и грубость души, образовывало человека[181]181
  См.: Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М.: Республика, 1994. С. 15.


[Закрыть].

Личность есть неизменное в изменении, единство в многообразии. Нас одинаково неприятно поражает, если есть неизменное в человеке и нет изменения, если есть изменение и нет неизменного, если есть единство и нет многообразия, если есть многообразие, но нет единства. И в том и в другом случае нарушается существенное качествование личности. Личность не есть застывшее состояние, она разворачивается, развивается, обогащается, но она есть развитие одного и того же пребывающего субъекта. Самое изменение происходит для сохранения этого неизменного, пребывающего. Личность ни в коем случае не есть готовая данность, она есть задание, идеал человека. Совершенное единство, целостность личности есть идеал человека. Личность самосозидается. Ни один человек не может сказать про себя, что он вполне личность.

Бердяев рассматривает основной парадокс существования личности. Личность должна себя созидать, обогащать, наполнять универсальным содержанием, достигать единства и цельности на протяжении всей жизни. Но для этого она должна уже быть. Должен изначально быть тот субъект, который призван себя созидать. Личность в начале пути, и она лишь в конце пути. Личность не составляется из частей, не есть агрегат, не есть слагаемое, она есть первичная целость. Возрастание личности, реализация личности вовсе не означает образования целого из частей, но означает творческие акты личности как целого, ни из чего не выводимого и ни из чего не слагаемого. Образ личности целостный, он целостно присутствует во всех актах личности.

Мы уже рассматривали предпринятое Н.А. Бердяевым последовательное различение понятий индивида и личности. Индивид, по мысли философа, рождается и умирает. Личность же не рождается. Ее творит Бог или сам человек. Мы рассуждаем о двух индивидах. Но при этом об одном из них, к примеру, мы можем сказать, что он обладает личностью. Это оценочный подход. Нередко биологически и психологически яркий индивид не имеет личности. «Личность есть целостность и единство, обладающее безусловной и вечной ценностью… Личность и есть образ и подобие Божие в человеке, и потому она возвышается над природной жизнью. Личность не есть часть чего-то, функции рода или общества, она есть целое, сопоставимое с целым мира, она есть продукт биологического процесса и общественной организации»[182]182
  Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993. С. 62.


[Закрыть].

Что означает целостность применительно к личности? Скажем, кто-то стал крупным математиком, но при этом равнодушен к искусству. Другой оказался политиком. Он достиг социальных высот, но при этом превратился в делягу, в циника. Третий достиг огромных успехов в бизнесе. У него безмерное богатство, но он малообразован, беден духовно. Понятие личности предполагает гармоничное, универсальное развитие всех человеческих задатков. Но разве человек не может максимально реализовать себя в какой-то одной сфере жизни? Тот же прекрасный математик, который плохо разбирается в искусстве. Можем ли мы назвать его личностью? В известном смысле, несомненно. Но, согласитесь, в этом случае человеческий идеал, который философы называли личностью, будет реализован не полностью.

Н.А. Бердяев рассматривал проблему личности как основную для философии. Когда человек рождается, он осознает себя индивидом. Он может сказать о себе: «Я». Но означает ли это, что сформировалась личность? Нет, Я – это изначальная данность. Личность же, по мнению Н.А. Бердяева, не есть данность, она складывается, развивается, обогащается, становится собою. В этом существенное отличие индивида от личности.

Интересное учение о личности принадлежит немецкому философу Максу Шелеру. Он построил персоналистическую этику. Шелер определил человека как существо, которое возвышается над собой и над всей жизнью. Он считал, что определить человека через чисто природные предпосылки не представляется возможным. Основным для Шелера оказывается противоположение не человека и животного, а личности и организма. Конечно, человек бесконечно выше животного, но человек, по мысли Шелера, это не только организм. Каждый человек стремится к знаниям, к нравственному совершенству, к освоению всего специфически человеческого. Так рождается личность.

Итак, термин «личность» употребляется в различных значениях. «Личность» может обозначать то же, что «индивид», т. е. отдельно взятый человек. Иногда под личностью понимается часть внутреннего мира или особенности психической структуры. Это и совокупность общественных отношений, и недостижимый идеал, и нечто, данное от рождения. Каждое направление психологии, философии, социологии стремится дать свое определение. Но если мы говорим о личностном росте, то предполагаем, что личность нуждается в развитии и становлении. Юнг определял личность как «способную к сопротивлению и обладающую силой душевную целостность».

Это кажется странным и трудновоспринимаемым, но человек по своей природе противоречив, разнонаправлен. У него есть душа и тело, сознание и бессознательное, он отдельное существо, но при этом включен в систему социальных отношений, наконец, он рождается мужчиной или женщиной. И именно поэтому стремление к целостности оказывается извечным устремлением, вектором движения, волей к невозможному. Вот в метро по эскалатору спускаются люди. Какие они? Чем живут? Что выбрали для себя в качестве смысла жизни? Кто-то ограничил свое существование телесными потребностями и инстинктами, кто-то ушел в сферу духа, живет исключительно ради себя самого или растворился в социальной роли чиновника, матери, проводника какой-нибудь идеи. Можно, оказывается, жить, оставаясь фрагментарным, одномерным. Простое перечисление свойств и качеств не дает представления о целостности. Последняя не является ни набором, ни комплексом. Целостность – сцепление противоположностей, которые, будучи частями, не могут существовать отдельно, но создают не просто сумму, а дополняют друг друга до чего-то принципиально иного, большего.

Найдя русский эквивалент для английского слова «personality», Н.М. Карамзин выполнил не только лингвистическое задание. Новое понятие вызвало огромный интерес и поставило на повестку дня проблему личностного измерения культуры. Русские философы не только стали разрабатывать тему «человека особой меры». Они создали почву для персоналистической направленности всей русской философии.

Традиционная антропология содержит в себе огромный пласт идей, связанных с философским постижением человека. Ее родоначальником явился Аристотель. Это вовсе не означает, что в античной философии не было других мыслителей, которые обращались к теме человека. Однако именно Аристотель заложил основы традиционной антропологии, поставив ряд вопросов, которые затем получили освещение в трудах Дж. Локка, Д. Юма, Г.Ф.В. Гегеля, Н.М. Карамзина.

С современной точки зрения традиционная философско-антропологическая мысль имела врожденные недостатки. Прежде всего, она страдала эссенциализмом, разносторонним навыком описания человеческих реальностей. В ней отсутствовала радикальная постановка вопроса о человеке как особом роде сущего. В классификаторских усилиях Аристотеля человек условно отождествлялся с другими особями и вещами. Традиционная антропология выражала также, говоря словами М. Хайдеггера, «забвение бытия». По его мнению, единственная связь с бытием возможна через существование человека, понятое как бытие-присутствие, Dasein. Наконец, традиционная философская антропология по существу не обнаруживала глубинного интереса к внутреннему миру человека.

Собственно антропологическая тема начинается не с упоминания этого слова, а с углубления во внутренний мир человека. Она возникает в момент раскрытия эмоциональной, аффективной жизни, а не через мотивированность субъекта извне. Эмоциональный опыт человека отличается не только разнообразием психических состояний. Ему присущ динамизм и способность к преображению.

Этот феномен, когда притягательность и отвращение могут существовать в парадоксальном единстве, был подмечен прежде всего поэтами. Римский поэт Катулл писал:

 
Любовь и ненависть кипят в душе моей,
Быть может, почему ты спросишь, я не знаю,
Но силу этих двух страстей в себе я чувствую
И сердцем всем страдаю.
 

Столь же красноречива реплика из Шекспира: «О гнев любви, о ненависти нежность». Эту тему в XX веке развил французский феноменолог Мишель Анри. Вот как реконструирует его идеи исследовательница А.В. Ямпольская: «Когда живое ощущает свою жизнь в ее конкретности – в страдании, в радости, в боли, – жизнь является, “испытывается”, говорит Анри, и в этот момент ощущения жизни и есть источник нашей способности обнаруживать явления как таковые. Жизнь открывается только живущему, в той мере, в какой он живет и ощущает сам себя»[183]183
  Ямпольская А.В. М. Анри // Западная философия XX – начала XXI вв. Интеллектуальные биографии. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. С. 33.


[Закрыть].

Раздел II
Экзистенциально-феноменологический проект человека

Глава 1
Экзистенция и социальное

В наши дни интерес к экзистенциализму заметно снизился. Ушло время, когда отечественные философы выступали в качестве трансляторов экзистенциальной культуры, ее приверженцев и комментаторов. Собственных экзистенциально мыслящих исследователей было немного. Было и особое оправдание: Россия еще не созрела для экзистенциализма. Вечно на дистанции следуя за Западом, наша страна непременно окажется в такой жизненной ситуации, когда экзистенциализм будет востребован. Но пока этого не случилось. Более того, выходящие публикации, толкующие об экзистенции и жизненном проекте, подозрительно конформны по отношению к наличной реальности.

После трагических событий Второй мировой войны интеллектуалы дружно клялись в том, что злодеяния века не позволяют мыслить так же, как после Дахау и Бухенвальда. Столетие явило немыслимую трагичность, бесчеловечность и жестокость. Чтобы «выпрямить» векторы истории, нужно было максимально дистанцироваться от диктатуры и насилия, бездумности и морока разрушительности. Следовало повысить и планку личной человеческой ответственности за все, что происходит в мире. Однако экзистенциальная тема звучит редко и в основном касается критических расчетов с прошлым. По-прежнему можно услышать обращенный к себе экзистенциальный вопрос: «принадлежу ли я себе, насколько я автономен и суверенен?»[184]184
  Подорога В. KAIROS, ИЛИ КРИТИЧЕСКИЙ МОМЕНТ. Актуальное произведение искусства на марше. М.: GRUNDRISSE, 2013. С. 13.


[Закрыть]. Звучит и напоминание о значении индивидуальной экзистенциальной позиции: «Личность, включенная во множество отношений взаимодействия (горизонтальных), теряет автономию и этическую позицию, она обесценивается именно с точки зрения своей конечности, экзистенциальной неполноценности. Этическое содержание смерти утрачено, как утрачено отношение личности к самой себе – ауторефлексивная позиция»[185]185
  Там же. С. 94.


[Закрыть].

В одном серьезном и перспективном исследовании я прочитал следующее рассуждение: «…экзистенциальный опыт выступает как личная история существования, в ходе которой человек проясняет для себя смысложизненные ценности, а также является способом примирения с существованием, непрерывного прислушивания к жизни, достижения духовной пробужденности, преодоления тревоги»[186]186
  Касавина Н.А. Экзистенциальный опыт в философии и социально-гуманитарных науках. М.: ИФ РАН, 2015. С. 3.


[Закрыть].

В такой формулировке тезис о примирении экзистенциального опыта с существованием слегка озадачивает. Экзистенциализм как философское направление и возник как живой, трепетный протест против наличного существования. Экзистенциальный человек тяготеет к бытию, к тому мыслимому горизонту, который отдаляет личность от житейской реальности. Подлинное мужество, согласно экзистенциализму, заключается не в бегстве от жизни и не в пораженческом суициде, но и не в примирении с действительностью. Нужно, по словам А. Камю, схватиться с миром, бороться, бунтовать.

Н.А. Касавина подчеркивает, что экзистенциалистов объединяет либо выбор общих тем исследования (человек, свобода, иррациональный аспект бытия), либо общее мироощущение, выражающееся в отрицательном отношении к традиционной рационалистической философии, либо общие социальные предпосылки их деятельности (возникновение экзистенциализма тесно связано с эпохой социальных катаклизмов). Кроме указанных общих моментов экзистенциализм обладает и оригинальной философской концепцией, с основными положениями которой согласны все представители этого направления.

Экзистенциальная философия буквально выстрадала специфику человеческого бытия. Н.А. Касавина подчеркивает, что современная философия подняла на новую высоту человеческую экзистенцию. Она характеризует эту тенденцию как движение к пониманию природы персонального опыта личности в ее отношении к себе и к миру, к конкретности ее существования; принятие во внимание личностной соотнесенности со смысложизненными ценностями; решение фундаментальных проблем существования в социокультурном контексте.

Однако поднять экзистенцию на небывалую высоту в условиях наличного социально-культурного контекста невозможно. В том и состоит суть проблемы, что разрастание социальности, особенно в современных условиях, утесняет экзистенцию, не признает ее правомочности. Вот свежий пример из газеты. Педагоги возмущаются, что их заставляют писать многочисленные отчеты, а образование вообще называют «услугой». С одной стороны, труд педагога можно назвать «образовательной услугой». Но в этом случае он сразу оценивается по критериям потребительского общества. Однако такой тип социума и есть антипод экзистенции.

И не случайно профессор Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого выразил неудовольствие мнением педагогов. Нет сомнений в том, что любая деятельность может оцениваться по конкретным критериям: результативность, эффективность, мастерство, ответственность, качество труда. По социальным меркам это справедливо. Но экзистенция сразу утрачивает свой смысл, если она получает готовые стандарты. Однако профессор настаивает именно на них. Не стоит напоминать, чем заканчивается такая упорядоченность. Муссолини в свое время, идя во власть, тоже обещал, что при нем все поезда будут ходить по расписанию. Разумеется, никто не против графика движения поездов. Опасна и известна по своим последствиям всеобщая регуляция любой человеческой деятельности. Мнится, будто это и есть вполне разумная форма преодоления хаоса. Но с этого жупела начинали все диктаторы.

Профессор цитирует Н.П. Бехтереву, которая вполне научно разделяет творческую и стереотипную деятельность человека. Ученый торжествует: «Настоящим Мастером может стать только тот, кто в течение долгого времени учился и научился решать стандартные задачи, учил таблицу умножения и таблицу Менделеева, отрабатывал удары по мячу, писал диктанты»[187]187
  Шадрин А. Не слово красит педагога. Почему же они так обижаются на термин «услуга»? // Литературная газета. 2017. № 25. С. 14.


[Закрыть].

Любой вид деятельности опирается на готовый опыт, но не исчерпывается им. А вот выражение профессора «стандарт личности» явно воскресло в его голове под влиянием утопического романа (или чтения служебной инструкции). Личность по определению не может быть стандартной. Тогда это не личность. Этому учили нас все – от Н.М. Карамзина до Н.А. Бердяева, от А.С. Макаренко до Д.С. Лихачёва.

Складывается впечатление, что экзистенциализм как грандиозное событие XX века, возникший как протест против обыденности, конформистской реальности, адаптирован, «усыновлен» современной философией. Экзистенциальный человек теперь прислушивается к жизни, испытывает тревогу исключительно потому, что не понимает смысла жизни, боится смерти. Растворились мысли Хайдеггера о том, что экзистенциальный человек не околевает как животное, а принимает ее неодолимость. Действительно ли решение фундаментальных экзистенциальных проблем заложено в культуре, а не в автономном уникальном опыте человека?

Сохранность и крепость социальной организации – особая забота человечества. Ее изобретение Конфуций считал самым выдающимся достижением человечества. Однако именно предельный диктат социальности, обуживающий и вытесняющий экзистенцию, как раз и подрывает основы коллективной жизни людей. Как избавить общество от систематического беспорядка (Ф.М. Достоевский)? Всемерным укреплением социальных опор и тотальной дисциплиной людей. Такое решение вопроса неизбежно ведет к тоталитаризму. Но такой строй обречен. Он обрушивает сам себя, что и было показано в свое время К. Ясперсом. В этом главные уроки экзистенциализма.

Цивилизации рождаются, живут и умирают. История человечества – это чередование культур, каждая из которых расцветает, проживает свою неповторимую судьбу и уступает место другим, порождая гигантские цивилизационные сбросы и исторические разломы.

А. Тойнби в книге «Постижение истории» пишет о надломах цивилизаций и даже об ответственности социальных лидеров, но его в большей степени пленяет величественный ход истории, процесс исторического всплытия новых цивилизаций. Вопрос, поставленный Освальдом Шпенглером, «существует ли логика истории?», неотвратимо порождает и другой – «как и почему прерывается провиденческий ход социальных событий?». Не случайно Николаем Бердяевым в книге «Смысл истории» отмечено, что учение о бесконечном прогрессе ведет к отрицанию смысла истории, к дроблению исторического бытия, к краху, в конце концов, самого положительного гуманистического идеала, обнаруживая тем самым ложь и несостоятельность своих предпосылок.

В то же время стабильная социальная организация сама способна загнать себя в тупик. Известный французский социолог Ж. Эллюль убедительно показал в свое время, что «сумма технологии» лишает человечество альтернативных сценариев социального развития. Создав систему, люди не знают, насколько она надежна. Были остережения насчет того, что частный сбой в системе может оказаться роковым для всего человечества. Но разве политики и технократы посчитались с этим диагнозом?

Эксперты отмечают, что социальная философия не поспевает за развитием исторических событий, которые обрушились на человечество в конце минувшего и начале нынешнего столетия. Перечитывая классиков социальной мысли – О. Конта, К. Маркса, А. де Токвиля, В. Парето, М. Вебера, мы неожиданно для себя осознаем, что они описывают иную общественную реальность, нежели ту, с которой мы имеем дело сегодня. В самом деле, Конт, к примеру, уверен в том, что общественные феномены подчинены строгому детерминизму, принимающему форму неминуемого изменения обществ под давлением прогресса человеческого разума. Но как это совместить с современным ощущением иррационального, не подвластного человеку хода событий? Сегодня нет необходимости заглядывать в Википедию, чтобы обнаружить принципиально иные взгляды.

Мы с пиететом относимся к классической социальной философии. Философы и социологи всегда вынашивали идеал стабильного общества. Они дотошно описывали факторы, без которых невозможна общественная устойчивость, предостерегали от революционных потрясений, учили искать способы договоренности и консенсуса. Макс Вебер связывал стабильность индийского общества с тем, что каждый индивид рождался в этом социуме в определенной касте и тем самым был привязан к определенному роду профессий. Он отмечал, что сама стабильность кастового общества была бы немыслима без метафизики, которая толкует о переселении душ. Согласно этому представлению, предназначение человека в одной жизни обесценивалось. Но зато оставалась возможность надеяться на вознаграждение в другой жизни. За каждую несправедливость можно было получить награду в другой жизни. Но насколько прочен этот фактор в современной Индии, которая не избавлена от социальных потрясений в условиях глобализации мира?

В. Парето, к примеру, стоит у истоков социологической традиции, которая изучает стабильность социальной системы. Речь идет о механизмах контроля и принятия решений, которые обеспечивают эту устойчивость. Но кому могла прийти в голову мысль о том, что в наши дни именно кризис, революционные катастрофы могут стать постоянными факторами наведения порядка? Политики стали пугать массы неизбежными последствиями их революционных выступлений, «кошмарить» образ врага и таким путем добиваться относительной стабильности. На самом деле общество переходит от одной стадии нестабильности к другой, но сохраняет уверенность в том, что оно стоит прочно и на века.

Власть, как сказал бы Маркс, стремится удержать воодушевление на уровне великой исторической трагедии и судьбы, обозначая злодейские происки врагов. Но одновременно с этим она не только перестает думать о надеждах и мечтах народа, но готовит программы, которые обрекают людей на скудное существование, разочарование в своих чаяниях, безмолвных холопов. Как никогда в истории, становится очевидной похоть власти, не сопряженной с ответственностью, с «божьим судом», недоступным звону злата, с приговором потомков. Маркс отвергал пошлое суждение о том, что в истории обнаруживают себя только одни недоумки и тупицы. Каждый лидер действует в определенной исторической ситуации. Но он обязан соответствовать вызовам истории.