Текст книги "Записки следователя"

Мое обращение в нарсуд ничего не дало. Этого и следовало ожидать. В избавлении от меня заинтересовано было не только шахтное, но и районное руководство, от которого зависимы и судебные органы. Вести судебную тяжбу, обращаясь в вышестоящее инстанции, не было смысла. Это могло длиться месяцами, а мне надо было работать, чтобы содержать семью. У Раи зарплата небольшая. У отца и матери колхозная пенсия по двадцать рублей в месяц. В определенной мере нас выручала корова. По желанию родителей мы купили ее сразу, как только построили сарай. Ухаживала за коровой в основном мать. Наша семья была полностью обеспечена молоком, сметаной и творогом. Остальное молоко мать продавала шахтерам.

Участковый уполномоченный милиции Степан Карайкоза, обслуживавший нашу шахту, учился в юридическом вузе (не помню, в каком), посоветовал мне пойти работать в милицию участковым на его место, потому что его переводили на оперативную работу. Я согласился с его предложением. Так был закончен шахтный трудовой период. Кто знает, возможно, и лучше для моего дальнейшего жизненного пути то, что Хаменко уволил меня из шахты. Для здоровья это однозначно лучше.

Глава 11
Работаю участковым уполномоченным милиции на спаренном участке села Рассыпное. Новый период моего трудового и жизненного пути. Борьба с преступностью и другими правонарушениями

Начальник Шахтерского РОВД согласился принять меня на работу участковым уполномоченным милиции и направил в УВД Сталинского облисполкома для прохождения медицинской комиссии и оформления. Пока проверяли меня и моих родителей и родственников, о моем оформлении на работу в милицию узнали руководители шахты и районных партийных и советских органов. Они воздействовали на руководство РОВД и сделали все, чтобы я не работал в милиции района. Будучи в подчинении райкома партии и райисполкома, начальник милиции не мог противостоять их указанию. Властные чиновники в очередной раз показали свое подлинное лицо. Они принимают все меры, чтобы защитить себя от разоблачения. И всё же их одолевает страх, жить под которым очень неприятно и неуютно. Мне пришлось обратиться к начальнику соседнего Чистяковского ГОВД майору милиции (в то время) Анатолию Петровичу Алексееву. О нем у меня навсегда остались в памяти самые добрые воспоминания как о честном, порядочном, культурном и требовательном руководителе-профессионале. Он меня внимательно выслушал, по телефону переговорил с начальником Шахтерского РОВД, с отделом кадров УВД области, сказал, что все документы на меня уже готовы, в полном порядке, и я могу приступать к работе участковым уполномоченным милиции на спаренном участке села Рассыпное в трех километрах от шахты № 4–9, то есть от нашего дома. Мне было сравнительно близко ходить на работу ежедневно.

В ноябре (приказ от 12 ноября) 1960 года приступил к работе. Начался новый период моего трудового и жизненного пути, почти тридцатилетний период борьбы с отвратительным явлением в человеческом обществе – преступностью и другими правонарушениями, с одновременной, не менее важной, кропотливой работой по их предупреждению и профилактике.

Первый мой наставник в милицейской работе – участковый уполномоченный младший лейтенант милиции Станислав Козик. За ним был закреплен участок села Рассыпное, где проживали и работали сельские труженики и рабочие железнодорожной станции. Второй участок села, где проживали и работали шахтеры Рассыпнянского шахтоуправления (из двух шахт) треста «Чистяковантрацит», закрепили за мной. Моего предшественника, участкового милиции, до моего назначения уволили из органов внутренних дел за злоупотребление спиртными напитками и компрометацию милиции.

Мой участок более бойкий, сложный и неблагополучный по правонарушениям. Тут находился дом культуры и стадион со спортивными сооружениями, магазины и пивные ларьки. Возле них часто возникали драки между подвыпившими рабочими шахты. Поэтому днем и до поздней ночи мы ежедневно вдвоем находились на моем участке. На работу уходило по двенадцать – четырнадцать часов в сутки. И всё это время снова, как и в шахте, в основном без еды. Малая зарплата участкового – восемьсот пятьдесят рублей в месяц не позволяла обедать в столовой.

Чаще всего приходилось заниматься пресечением драк и самогоноварения. Уговоры на пьяную публику не действовали. Приходилось на дебоширов оформлять материалы за мелкое хулиганство и через суд подвергать аресту до пятнадцати суток.

Самогонщиков часто выдавали женщины, мужья которых покупали у них самогон, напивались и устраивали дома дебоши. Некоторые получали отравление от самогона, изготовленного из разной гадости, гробили свое здоровье. Вред от самогоноварения очевиден, поэтому необходима бескомпромиссная борьба с ним, что мы и делали.

В торговле, как всегда, много нарушений: завышение цен на товары, обсчет покупателей, укрытие дефицитных товаров. Это вызывало обоснованное недовольство населения, требовало выявления и пресечения таких фактов. Долго ждать не пришлось. Один из покупателей сообщил мне, что в продмаге продают горилку перцовую по завышенной цене. При проверке это подтвердилось. С понятыми составлены необходимые документы. На их основании дознавателем милиции возбуждено уголовное дело; заведующий магазина привечен к уголовной ответственности и осужден.

Постоянные наступательные мероприятия против правонарушителей были замечены и приветствовались большинством жителей Рассыпного. К нарушителям меры принимались в соответствии с законом, невзирая на занимаемую должность. Для меня это норма в работе, а для многих – непривычное явление. Вероятно, поэтому быстро узнали все жители села примечательный факт: днем на дороге центральной улицы села, огражденной дорожными знаками, запрещающими движение автотранспорта, остановлен автомобиль начальника шахтоуправления. В присутствии пешеходов мною водитель строго предупрежден, что в следующий раз будет наказан за нарушение правил дорожного движения, а находившемуся в салоне автомобиля начальнику шахтоуправления дан совет подавать личный пример в соблюдении правопорядка. Потом мне сказали, что раньше к ним никто не предъявлял таких требований, наоборот, все считались с мнением начальника шахтоуправления и не перечили ему. Для меня всегда было чуждо преклоняться перед чиновниками-руководителями, какой бы пост они ни занимали, тем более если они – нарушители закона. В этом случае начальник шахтоуправления проявил уважение к справедливому замечанию и не допускал нарушений правил дорожного движения. Только справедливые и законные требования ко всем без исключения поднимают авторитет милиции и других правоохранительных органов и вызывают уважение к их сотрудникам со стороны простого народа.

Весной 1961 года для меня наступило очередное серьезное испытание. Еще зимой, после первой успешно сданной экзаменационной сессии учебы в университете, у меня появилась слабость и сильная потливость по ночам во время сна. При проверке врач-рентгенолог сказала: «Что же, молодой человек, вы так себя запустили, так поздно обратились. У вас в верхней части левого легкого каверна размером три на четыре сантиметра. Это открытая форма туберкулеза. Надо немедленно сдавать анализы мокроты, крови, мочи для лабораторного исследования и ложиться на стационарное лечение». От такого неожиданного известия у меня выступил пот, лицо стало очень бледным. В полной растерянности я не знал, что делать дальше. Первое время чувствовал себя обреченным. С детских лет в моем сознании осталось понятие, что туберкулез неизлечим и больные долго не живут. С этими мыслями проходил несколько дней. Но с жизнью не хотелось расставаться в таком возрасте, и родителей жалко было оставлять без помощи. На Раю надежды не было; взаимоотношения наши не улучшались. Да и на свою зарплату она с трудом могла содержать только двоих наших детей.

Спасительным камушком для меня стало желание самому детально изучить коварную болезнь и при малейшей возможности победить ее. Надо побороть упадническое настроение, мобилизовать силу воли, вселить в себя веру в лучшее и действовать. Справедливы слова: «Самая большая победа – это победа над самим собой!» Если победишь себя, победишь и болезнь. Вера и надежда не должны покидать человека. Такие вера и надежда постоянно жили во мне. Благодаря этому удалось навсегда победить и туберкулез, и другие болезни и жизненные неприятности.

Изучив приобретенную медицинскую литературу и книги о народных средствах лечения, я понял саму болезнь, ее возникновение, развитие и методы лечения: терапевтические, хирургические и народные. Стало понятно: «Не так страшен черт, как его малюют». Кропотливым, настойчивым трудом от болезни можно избавиться. Такую мою веру твердо поддержал и главный врач районной туберкулезной больницы Лазарь Сидорович Караберов – спокойный человек и хороший профессионал. Больные о нем говорили только добрые слова. В больницу возле лиственного леса села Пойбута, недалеко от Чистяковского горного техникума, меня положили на стационарное лечение. В то время в качестве лечебных препаратов, подавляющих туберкулезную палочку Коха, применялись паск, фтивазид, этиономид. У некоторых больных от больших доз паска выходили из строя почки, и люди умирали. Обычно это происходило у больных, употреблявших спиртные напитки, несовместимые с назначаемыми лекарствами. Врачи категорически запрещали спиртное при лечении туберкулеза.

Помимо паска и фтивазида, мне на левом легком провели искусственный пневмоторакс, то есть закачали воздух между стенками плевры легкого до определенного давления. Этот воздушный пузырь сжимал легкое и сокращал размеры каверны, которая постепенно кальцинировалась и зарубцовывалась. Давление в пузыре поддерживалось подкачкой воздуха через иглу медицинского шприца, вводимую между ребрами два раза в месяц. Эта процедура длилась лет пять, но точной продолжительности теперь не помню. Благодаря советским законам лечение везде проводилось бесплатно до полного выздоровления. При поездке на экзаменационные сессии с выпиской врача из истории болезни я в Ростове-на-Дону заходил в тубдиспансер поликлиники, где мне без каких-либо проблем делали подкачку воздушного пузыря, а при необходимости давали в нужном количестве лекарства. О какой-то плате ни у кого и мысли не было. Теперь же за любое лечение (даже обследование) надо платить. Если у человека нет денег, он обречен, лечить его не будут. Созданная после развала СССР звериная капиталистическая система вытравила вместе с духовностью и святую для каждого медицинского работника клятву Гиппократа. Львиная доля вины в этом не медработников, а государственной системы здравоохранения, оставляющей их месяцами без зарплаты и средств существования, вынуждающая брать деньги с больных за лечение и уход.

Дополнительно я принимал и состав из свежих яиц со скорлупой, залитых для ее растворения лимонным соком, с последующим добавлением в трехлитровую бутыль пол-литра коньяка и килограмма меда. Этот состав принимал перед едой по столовой ложке три раза в день. Врачи не возражали.

В советский период очень серьезно относились к лечению всех болезней, а туберкулеза – особенно. Таких больных год лечили в стационаре с усиленным хорошим питанием. На производстве в этот период за ним сохранялся средний заработок. Ежегодно один-два месяца проводилось санаторное лечение. Путевки выдавались бесплатно. Военнослужащим и работникам милиции на больничном листе разрешалось находиться до четырех месяцев, а потом переходить на группу инвалидности с уходом на пенсию или же продолжать работать. После четырех месяцев в больнице начальник 2-го отделения милиции Деревянко напомнил мне об этом. Посоветовавшись с главным врачом больницы Л. С. Караберовым, я решил продолжать работать в милиции, самостоятельно лечиться, а дважды в месяц в тубдиспансере «поддуваться» и получать лечебные препараты. На мой вопрос, как быть с учебой (кроме работы, это дополнительная большая умственная нагрузка), Лазарь Сидорович ответил: «Продолжай учиться, особо себя не перегружай. Заочнику отличные оценки, чтобы получать стипендию, не нужны, а при своем здоровом образе жизни ты справишься с болезнью и доживешь до глубокой старости». Эти слова очень доброго врача остались в моей памяти навсегда, стали для меня своего рода путеводной звездой, еще больше вселили веру в себя. (В отличие от слов врача-рентгенолога). В слове великая сила. Оно может убить, а может и исцелить человека. Всё зависит от его смысла, кем, когда и как оно сказано. Прежде чем произнести, надо хорошо подумать о последствиях.

Весенний период пребывания в больнице, когда оживает вся природа, способствовал накоплению жизненной силы и оптимистическому настроению. Этому способствовала и спокойная обстановка в больнице. Больных постоянно навещали их родные и родственники, поддерживая их морально. Меня периодически проведывала Рая в свои выходные дни и сообщала домашнюю обстановку.

С радостным восторгом и большой гордостью за нашу Советскую страну восприняли все сообщение 12 апреля 1961 года о полете в космос первого в мире советского человека Юрия Алексеевича Гагарина. Это свидетельствовало о высоком уровне развития науки и техники в СССР. Теперь полеты людей в космос – обычное явление, а в то время это было чудом.

После возвращения из больницы домой успокоил родителей, убедив их, что туберкулез излечим и для меня уже не опасен. Мать и отец мне сказали, что разговаривали обо мне с Раей. Она грубо сказала: «Что вы носитесь со своим Пашей, кому он теперь нужен». Обидно слышать такие слова. Запомнились они мне навсегда и всегда всплывали в памяти при конфликтах в семье. Но о них никогда не говорил Рае, чтобы не осложнять еще больше наши отношения.

Немного поработав, получил вызов на летнюю экзаменационную сессию за первый курс учебы и автобусом выехал в Ростов-на-Дону. Экзамены сдал нормально и переведен на второй курс. Первые два курса оказались самыми трудными в учебе. Не все студенты справлялись с учебной программой и поэтому оставляли учебу. Некоторые студенты брали у старшекурсников контрольные и курсовые работы, переписывали их и отсылали в университет под своей фамилией. У меня не было желания так поступать. Интересно было хорошо изучить заданную тему и самому написать работу по каждому предмету. Знания оставались навсегда. Двое студентов из нашей группы никогда с группой не сдавали экзамены и зачеты. Делали это всегда окольными путями – платили за оценки, а никаких знаний у них не было. В конечном счете из них получились не профессиональные юристы, а дипломированные дураки. С одним из них мне впоследствии довелось работать в следственном отделении Торезского ГОВД. Из-за отсутствия знаний уголовного и уголовно-процессуального кодексов и других законодательных актов он по каждому пустяку с вопросами обращался к другим следователям. Пришлось напомнить ему, как он сдавал экзамены, не имея знаний. Вскоре он понял, что работа следователя ему не под силу, и уволился из органов внутренних дел. Правильно сделал. Таким не место в органах правопорядка.

После года работы мне присвоили первое офицерское звание – младший лейтенант милиции. Мой напарник, участковый Козик, имел такое же звание. После окончания второго курса университета, руководство горотдела милиции в июле 1962 года предложило мне перейти на следственную работу – оперативным уполномоченным дознания второго отделения милиции на территории поселка шахты «Красная звезда». Я согласился. В то время в органах внутренних дел еще не было следственных подразделений (они образованы год спустя – в июле 1963 года), а органы дознания расследовали кражи, грабежи, разбои; мошенничества против личного, государственного и общественного имущества; хищения государственного и общественного имущества; спекуляцию; обманы покупателей, подделки документов; хулиганства, причинение средней тяжести (менее тяжких) и тяжких телесных повреждений; содержание притонов разврата и сводничества, распространение порнографии; уклонение от уплаты алиментов; самогоноварение; дорожно-транспортные происшествия и другие, составлявшие подавляющее большинство совершаемых преступлений в стране. Другие виды преступлений в зависимости от подследственности, установленной уголовно-процессуальным законодательством, расследовались следователями прокуратуры, КГБ и военной прокуратуры. Впоследствии следователям органов внутренних дел передали для расследования дела о преступлениях, совершенных несовершеннолетними, и о должностных преступлениях, связанных с хищениями социалистической собственности. Прокуратура имела право принять к своему производству и расследовать любое уголовное дело, но она этим себя не утруждала. У следователей ОВД одновременно в производстве было по двадцать-тридцать и больше уголовных дел. Некоторые следователи (особенно молодые) не выдерживали такой огромной нагрузки и ежедневной работы по десять-пятнадцать часов и переходили в другую службу или увольнялись.

Глава 12
Лето 1962 года – начало следственной работы в ОВД. Завершаю заочную учебу в университете. Взаимная любовь с первого взгляда

Итак, с лета 1962 года началась моя следственная работа, которая длилась до конца службы в ОВД и выхода на пенсию в апреле 1990 года. Были предложения перейти работать в ОБХСС, заместителем начальника РОВД, но я от них отказывался. Оперативная работа мне нравилась. Но не хотелось работать с агентурой, где находился далеко не порядочный контингент, способный ради личной выгоды на нечестные и противозаконные поступки. Кроме того, оперативный работник подчинен руководству отдела и зависим от него при принятии решений. А руководители ГОРОВД подчинялись вышестоящему начальству, партийным и советским органам на местах, не всегда действовавшим в соответствии с законом в интересах государства и общества. Начальникам ГОРОВД в таких случаях приходилось лавировать между законом и мнением (устными указаниями) секретарей горкомов, райкомов компартии и председателей горрайисполкомов или же уходить с работы. Такая зависимость милиции и других правоохранительных органов действовала снизу доверху. Подобное положение противоречиво моим идеалам, поэтому должность руководителя РОВД меня никогда не прельщала.

Следователь и начальник следственного подразделения при расследовании уголовных дел и принятии решений по ним обязаны руководствоваться только законом и своим правосознанием. Поэтому любой следователь, хорошо знающий закон, постановления высших партийных органов о строгом соблюдении социалистической законности в соответствии с ленинскими принципами и ничем не запятнавший себя, мог не считаться с незаконными мнениями партийных и советских органов и самостоятельно принимать решения. Такое правовое положение следователя меня вполне устраивало, а в отношении компромата был спокоен. Никогда я не использовал служебное положение в своих личных целях, как и подавляющее большинство следователей, с которыми приходилось общаться и работать. Конечно, в семье не без урода, но от таких избавлялись. По сравнению с другими службами ОВД, образовательный уровень следователей был высоким. Все имели высшее юридическое образование или же заочно заканчивали учебу в вузах. Находиться и общаться в таком коллективе легко, возникающие вопросы решались быстро, в спокойной обстановке, высокомерия никто не проявлял.

Моего предшественника, дознавателя второго отделения милиции Игоря Гнеушева перевели дознавателем горотдела милиции с предоставлением ему квартиры в центре города. Мне предоставили его двухкомнатную квартиру с удобствами в многоквартирном доме на квартале «Б» (потом назвали кварталом Победы) между шахтами «Красная звезда» и № 3-бис. В эту квартиру мы с детьми переселились, а отец с матерью остались в нашем доме на шахте № 4–9. Уголь и дрова для отопления дома зимой, сено для коровы заготовлены. В выходные дни я их навещал и оказывал необходимую помощь. Рая устроилась работать горным мастером по вентиляции на шахте 3-бис. Петя и Вова устроены в детский сад вблизи нашего дома, а потом стали учиться в средней школе шахты «Красная звезда».

Гнеушев ознакомил меня с практической работой дознавателя при расследовании уголовных дел, оставил образцы и бланки процессуальных документов и передал неоконченные дела. Началась моя самостоятельная, в рамках закона, работа по уголовным делам.

Раскрытие и расследование преступлений начиналось с момента выезда вместе с оперативными работниками уголовного розыска и участковым милиции на места происшествий, их осмотра и процессуального оформления. Эта работа проводилась в тесном взаимодействии с замначальника второго отделения милиции капитаном (в то время) милиции Петром Григорьевичем Богатыревым и молодым работником уголовного розыска Яковом Серебряником. Богатырев – участник войны, а потом в Западной Украине в составе оперативной группы МВД вел борьбу с бандами бендеровцев до прекращения их кровавых злодеяний. Его рассказы о зверствах этих подонков над мирными учителями, врачами, работниками сельских советов и другими представителями советской власти ничего, кроме гнева и отвращения к ним, не вызывали. Эти фашистские прихвостни тогда предали Родину. А нынешний президент, предавший Украину не менее зверствующим США, без зазрения совести в очередной раз, перед праздником Победы, пытается приравнять их к участникам войны и примирить их с теми, кого они уничтожали. Не кощунство ли это? Но этого ему и его окружению не понять, предатели – они всегда остаются предателями. О какой-либо порядочности, человечности, святости ветеранских символов с ними говорить бесполезно.

Нашим поколением бендеровцы и фашисты всегда воспринимались и теперь воспринимаются как мерзость и негатив, как бы ни пытались украинские продажные националисты через средства массовой информации, в состряпанных учебниках истории и в своих лженаучных трудах сделать их героями. Важнейшая задача всех ветеранов войны и труда – постоянно разъяснять молодому поколению лживость такой пропаганды и показывать истинное лицо этих «героев». Приобретенный П. Г. Богатыревым опыт борьбы с бендеровцами очень помогал бороться с преступностью. Этот опыт он передавал и молодым сотрудникам милиции.

Яков Серебряник, тогда еще молодой, но довольно цепкий и знающий свое дело оперативник уголовного розыска, иногда не выдерживал бесед или допросов молодых девиц легкого поведения. Он заходил ко мне в кабинет и говорил: «Паша, тут у меня в кабинете одна „легкая“ девушка по делу. Не могу я с ней разговаривать по существу: на ней очень короткая юбочка, а своими глазами она меня просто гипнотизирует. Допроси ее. Перед твоей серьезностью и строгостью она будет скромнее себя вести, ты можешь таких ставить в рамки приличия». Приходилось выручать. Думаю, с возрастом он самостоятельно преодолевал такой «гипноз». Яков хорошо играл в шахматы, что еще больше меня связывало с ним. Он тогда имел первый разряд по шахматам и всегда возглавлял команду шахматистов Торезского ГОВД (в которую включали и меня) на областных соревнованиях в Донецке по спортобществу «Динамо». На одном из таких соревнований мне на первой доске удалось выполнить норму первого разряда по шахматам. Яков играл на уровне кандидата в мастера спорта по шахматам. Поэтому мне с ним всегда было интересно играть, я старался поучиться. В дальнейшем мы работали в горотделе милиции. Яков поступил в Киевскую Высшую школу МВД УССР (теперь это Академия МВД Украины), думаю, успешно ее окончил.

Однажды пришлось выручать Якова. В то время я уже работал в Крыму и по личным делам приехал в Торез. Сойдя с автобуса, на территории автостанции я увидел Якова и вырывающегося от него мужчину средних лет, гораздо выше и плотнее Якова. Поэтому он никак не мог справиться с ним, а из прохожих никто не шел на помощь (как оперативный работник, Яков обычно ходил в гражданской одежде). Сразу же прибежал на помощь. Вдвоем мужчине заломили руки и связали его. Это был находившийся в розыске преступник. Яков не ожидал ни встретить меня тут, ни своевременной помощи и очень обрадовался такому стечению обстоятельств.

Иногда нам приходилось над раскрытием преступления работать без отдыха сутки-двое. Если были зацепки, то не переставали работать до тех пор, пока всё не проверим. Это называлось раскрытием преступления по горячим, или свежим следам. Чтобы не терять времени, домой в таких случаях не ходили, а понемногу пересыпали, склонившись над рабочими столами в своих кабинетах. Для еды что-либо (обычно хлеб и овощные или рыбные консервы) покупали в магазине. Так работать нас никто не заставлял. Просто в то время среди оперативных и следственных сотрудников в большинстве своем были энтузиасты своего дела. Но были и случайные работники, пришедшие в ОВД ради своих личных, корыстных интересов.

Однажды летом рано утром в дежурную часть нашего отделения милиции поступило сообщение о краже из магазина в лесу, возле дома отдыха и большого ставка, в который во время учебы в техникуме мы часто ходили купаться. Магазин в ночное время не охранялся. По вызову дежурного милиции прибыли на работу, взяли всё необходимое и выехали на место происшествия. Перед следственно-оперативной группой предстала картина дерзкой кражи. Воры сначала пытались ломом взломать на двери магазина прочные амбарные замки, но не смогли это сделать. Зарешеченные толстой арматурой окна тоже не поддавались им. Тогда они пятиметровой металлической трубой диаметром двести миллиметров, как тараном, пробили каменную заднюю стену магазина, разворотили угол здания и через образовавшееся отверстие в половину человеческого роста проникли внутрь. Из магазина взяли водку, коньяк, марочные вина, шоколад, колбасы, сыры, папиросы. Следы вели через лес в сторону поселка шахты «Красная звезда». На их пути обнаружили две их остановки. Воры пили спиртное и закусывали колбасой и конфетами.

Осмотр места кражи и пути ухода преступников длился почти весь световой день. Выявили, зафиксировали их следы, изъяли орудия преступления и другие вещественные доказательства. На выпитых и брошенных в лесу бутылках из-под спиртного были оставлены следы пальцев рук, пригодные для установления по ним личности. По результатам осмотра сделали вывод: в краже участвовало не менее трех лиц, имеющих пристанище в поселке шахты. Весь этот день и ночь, следующий день и полночи проводили следственные действия и оперативные мероприятия, направленные на раскрытие этой кражи и задержание виновных лиц. Проверяли прежде всего лиц, ранее судимых за аналогичные кражи и отбывавших наказание. Под наблюдение попали все известные милиции точки, где постоянно распивались спиртные напитки, все притоны и пристанища преступного мира. Были подключены сотрудники милиции, активные общественные помощники и подсобный аппарат милиции. Работу над раскрытием кражи по горячим следам организовали на профессиональном уровне. Результатом ее стало установление и задержание на следующую ночь трех воров в нетрезвом состоянии (двое из них ранее были судимы за кражи) на квартире подруги одного из них и изъятие остатков спиртного и продуктов, украденных из магазина. Их арестовали с санкции прокурора города: по приговору суда воры получили от трех до пяти лет лишения свободы.

Это один из многих примеров повседневной работы следователей и оперативных сотрудников с привлечением к ней при необходимости других служб советской милиции.

С образованием с 1 июля 1963 года следственного аппарата в органах внутренних дел всех оперуполномоченных дознания перевели следователями. В каждом горрайоргане созданы следственные подразделения ОВД. Первым начальником следственного отделения Чистяковского, а после переименования с 15 июля 1964 года – Торезского ГОВД стал старший лейтенант милиции (в то время) Валентин Георгиевич Чернов, имевший высшее юридическое образование, очень грамотный профессионал, спокойный, культурный, рассудительный, простой человек. Любой вопрос (в пределах его возможности) и в любое время с ним можно было обсудить и решить каждому сотруднику милиции и простому гражданину. После моего перевода в Крым В. Г. Чернова в звании майора милиции назначили заместителем начальника ГОВД по оперативной работе. Думаю, оперативная служба от этого выиграла, а следствие – потеряло. Дальнейшего служебного и жизненного пути Валентина Георгиевича не знаю. По его настоянию и рекомендации в 1963 году меня приняли кандидатом в члены компартии, а через год, в декабре 1964 года, в члены КПСС. В то время у меня не было мысли вступать в партию. На мое возражение, что еще не созрел быть членом компартии, Чернов ответил: «Дозреешь при прохождении кандидатского стажа». А дело в том, что следователи, как и руководящие работники, включены в номенклатуру партийных органов. О членстве в компартии не жалею. Ее идеология мне близка по духу, а с искажениями ее отдельными руководителями надо вести непримиримую борьбу, что я всегда и делал в партийной и служебной работе, невзирая на лица. Однажды В. Г. Чернов мне сказал: «Ты уже созрел», а потом добавил: «С твоей прямотой, Павел Павлович, трудно будет тебе в жизни и работе». На это ответил ему: «По-другому не могу, не буду идти против закона и совести, даже если не всем нравится».

Рабочие места всех следователей нашего отделения размещались в кабинете ГОВД, куда мне было сложнее и дольше добираться ежедневно, особенно утром, когда все рейсовые автобусы переполнены. На дорогу уходило около часа. Вечером – меньше, и автобусы не переполнены. Обедал всё время в столовой ОРСа или в буфете. Мои вегетарианские блюда стоили тогда дешево.

До перехода в горотдел мне во втором отделении милиции передали для возбуждения уголовного дела материалы в отношении женщины, совершившей кражу продукции предприятия, где она работала. На предварительной беседе с этой женщиной (до возбуждения дела) выяснилось, что кражу она совершила впервые ввиду затруднительного материального положения; зарплата малая, а на ее иждивении двое малолетних детей. Для документального подтверждения предложил ей принести справку о составе семьи и производственную характеристику, пообещал переговорить с прокурором и передать ее дело на рассмотрение товарищеского суда. Выслушав мое мнение, прокурор города Николай Егорович Сафронов (младший советник юстиции в то время), грамотный юрист с гуманистическим сознанием, спокойный и рассудительный человек с очень громким голосом (он мог говорить без микрофона в любой по численности аудитории и в любом по размерам зале) согласился с ним. Когда женщина принесла справку и положительную характеристику, я сообщил, что уголовного дела возбуждать не будем, а передадим на рассмотрение товарищеского суда. Она искренне поблагодарила меня и положила на стол конверт. На мой вопрос, что это, она ответила: «Это вам деньги». Как кипятком этот поступок ошпарил меня. Приказал немедленно забрать и никогда так не поступать, но она быстро вышла из моего кабинета и ушла из милиции. По моей просьбе помощник дежурного милиции возвратил женщину ко мне в кабинет. Пришлось серьезнее и вразумительнее объяснить ее поступок и сообщить о своем желании отправить на скамью подсудимых не только за кражу, но и за попытку дать взятку. Она не ожидала такого поворота дела, начала плакать и просить прощения за свой поступок. Выяснилось, что она сделала это по совету своих знакомых, убедивших ее, что милиции за «закрытие дела» надо платить. Обидно, что у многих людей сложилось такое плохое мнение о милиции. Видимо, не без оснований. И в среде советской милиции были отдельные паршивые овцы, порочившие всё стадо. В независимой Украине сейчас таких «овец» в милиции, как показывает практика, стало гораздо больше. Так, весной 2006 года за преступный наркобизнес арестованы все сотрудники подразделения по борьбе с наркотиками Керченского ГОВД во главе с начальником. Многие сотрудники на Украине арестованы за взятки, убийства (дело Гонгадзе и другие) и прочие преступления. Как ветерану МВД мне всё это крайне неприятно. Что же касается женщины, она поняла смысл нашего разговора, добровольно со стола взяла конверт с деньгами (сумму не уточнял), чтобы расходовать их по моему совету на своих детей, нуждающихся в этом. Ее дело передали на рассмотрение товарищеского суда по месту работы, и больше в поле зрения милиции она не попадала.