Текст книги "Записки следователя"

Подобный же труд затрачивается и на многих других работах при производстве сельскохозяйственных продуктов на фермах, на сенокосе, на пастбищах и т. д.

И вот за колхозным добром по ночам стали приходить воры. Отец, Никифор и Кирилл Романенко по ночам начали делать засады на ферме. В одну из ночей за очередной живностью снова пришли двое мужчин. Как потом оказалось, жители села Гута. При себе имели ружейный обрез, которым пытались воспользоваться, но не успели. Отец с двумя Романенко бросились на них. Завязалась драка. Оба грабителя получили смертельные травмы… При расследовании и рассмотрении этого дела в суде отца и обоих Романенко признали виновными в убийстве двух лиц при превышении пределов необходимой обороны и при превышении власти. Отец как председатель колхоза и организатор получил четыре года лишения свободы, Никифор и Кирилл Романенко – по два года лишения свободы каждый. Отец не рассказывал о произошедшем, вероятно, ему не хотелось вспоминать об этом, а я старался не расспрашивать его. Этот вопрос всплыл только через сорок лет, когда я в 1960 году оформился на работу в органы МВД. При советской власти судимых и детей судимых родителей в правоохранительные органы не брали. Проводились тщательные проверки каждого поступающего на службу и его родственников по месту жительства, по месту работы и по информационным центрам МВД СССР и МВД союзных республик. В своей подробной автобиографии я сообщил о судимости отца, но на работу в милицию меня приняли. В сведениях, поступивших в ходе спецпроверок, указывалось, что отец, как и другие мои родственники, не судимы. То ли он впоследствии был реабилитирован (как и многие другие), то ли его судимость не указана потому, что в соответствии с уголовным законодательством судимость погашена по истечению срока давности. Этого я не узнавал. Неудобно было, работая в органах, заниматься своими личными делами. Знаю только, что отец отбывал наказание в каком-то лагере в Сибири, работал каменщиком на какой-то стройке; из-за простуды получил воспаление седалищного нерва. Одна нога всё время постепенно усыхала и укорачивалась, поэтому он хромал и ходил с палочкой с изогнутым для удобства верхом, чтобы опираться рукой. Инвалидность для себя отец никогда не оформлял, хотя тяжелым трудом в колхозе и дома он уже заниматься не мог, к армейской службе оказался не годен.

Пока отец отбывал наказание, мать продолжала трудиться в колхозе на разных работах и вести домашнее хозяйство. Меня по причине слабого здоровья брала с собой в поле, так как боялась оставлять одного дома. Помню, однажды мать с колхозником по имени Нестор вспахивала поле возле нашего поселка. Там же находился и я, а на пахоте стая ворон искала для себя пропитание. Как только мать и мужчина удалились метров на сто, несколько ворон этой стаи с криками набросились на меня сверху, они садились мне на голову и клевали ее. Очень испугавшись от неожиданного нападения серо-черных птиц, я с плачем и криками отбивался от них руками, но не смог с вороньем справиться. Мать и Нестор оставили лошадей с плугами, прибежали ко мне и кнутами отгоняли воронов. Но как только, успокоив меня, они ушли, вороны снова с агрессией напали на меня. Мне снова пришлось звать их на помощь. Тут я услышал слова Нестора, обращенные к моей матери: «Не жилец он у тебя, Варка если вороны его клюют». Тогда мне было три-четыре года, но эти слова запомнились навсегда. Потом я узнал, что вороны набрасываются на мертвых животных и людей, если чувствуют их близкую смерть. Но предсказание Нестора не сбылось. В жизни неоднократно приходилось сталкиваться и с серьезными болезнями, и с попытками заклевать меня, только не со стороны птиц, а людей. Но об этом дальше. А пока мать завела меня в находившееся рядом колхозное гумно, недоступное для воронья. Больше такого со мной не случалось.

Почему сбываются или не сбываются всевозможные предсказания, пророчества, в полной мере ни один человек знать не может. Это во власти Высшей силы, Высшего разума Вселенной. Но мы – частица этой Вселенной. Многое зависит от нас самих, от нашей воли, поступков и действий, веры в самих себя, от нашего духовного здоровья, от доброго отношения ко всему живому в этом мире, ко всей Природе. Делая зло другим, причиняя вред окружающей природе, мы тем самым вредим себе, своему здоровью, укорачиваем жизнь себе и другим. Возможно, в этом причина, что не сбылось предсказание Нестора. Никому я не делал зла; всё время в меру своих сил и возможностей боролся со злом, с несправедливостью, с хамством, высокомерием и другими пороками, от кого бы они ни исходили. В этом духе воспитывались мои дети и внуки. Эту цель преследовали все мои многочисленные лекции и выступления перед молодежью в школах, перед взрослыми на местах их работы, на комсомольских, профсоюзных и партийных собраниях; публикации на страницах газет; дружеские беседы, дискуссии. Забегая наперед, скажу, что все лица, пытавшиеся незаслуженно причинить мне зло, покараны. Кто-то из них расстался со своей руководящей должностью, кто-то оказался в местах лишения свободы, кто-то спился, а некоторые преждевременно ушли из жизни в мир иной. Но никому из них я не желал зла. Как после этого не поверить в неподвластную нам Высшую силу, охраняющую всё доброе и карающую негодяев, причиняющих зло другим. Такое же подтверждение я слышал при разговоре с другими знакомыми мне людьми.

Коллективный труд крестьянам присущ не только в колхозных работах, но и в повседневной их жизни. Приусадебные участки они обрабатывали сообща, объединяясь по несколько дворов. Своих коров и овец пасли в общих стадах и отарах по очереди или нанимали пастухов. На строительство или перестройку дома собирались взрослые жители всего поселка, обычно в выходные дни. Заранее заготовлялся, ошкуривался и высушивался на солнце сосновый лес. Во время кладки домов между бревен в выбранные канавки для утепления закладывался высушенный лесной мох, им же утеплялся и чердак. Внутри дома на дранкованные стены и потолок набрасывалась замешанная ногами на воде глина с мелкой соломой. Когда она высыхала, потолок и стены штукатурили глиной с речным песком и белили мелом. Так же штукатурились и белились выложенные из выжженного кирпича печь и труба. Полы стелились из сухих деревянных досок толщиной пять сантиметров. Крышу покрывали ржаной соломой в обмолоченных снопах. Ее толщина (примерно двадцать – двадцать пять сантиметров) хорошо сохраняла зимой тепло, а летом прохладу. Но она небезопасна в пожарном отношении.

За такие работы никто никакой платы не брал. Но после их завершения хозяева дома всегда накрывали стол с обильной крестьянской едой (хлебом, картофелем, салом, мясом, домашними колбасами, речной рыбой, куриными яйцами, домашним маслом, огурцами, помидорами, луком, чесноком, борщом или супом) и в достаточном количестве самогоном, приготовленном заранее из проросшего и перебродившего зерна ржи или ячменя. Пили, ели – каждый по потребности. Разговаривали о разном, пели задушевные народные песни. Подобные коллективные гуляния всегда устраивали на свадьбах, сопровождавшихся танцами под гармошку, на крестинах; на советские праздники: 1–2 мая – День солидарности трудящихся, 7–8 ноября – в годовщину Великой Октябрьской социалистической революции, с 1945 года – 9 мая – День победы над фашистской Германией, Новый год; в религиозные праздники: Рождество Христово, Крещение, Пасху, Троицу, Спас, Старый Новый год – 14 января. Эти и другие всевозможные веселья всегда были жизнерадостные. В обществе преобладал дух оптимизма, духовного здоровья, хотя большого материального богатства у людей в то время не было.

В селе велось натуральное хозяйство, которое обеспечивало достаточный уровень жизни колхозников. Зимой соседи по нескольку семей собирались друг к другу на вечеринки, где при свете свечей, фитилей, в лучшем случае – керосиновых ламп женщины на прялках с заранее приготовленными льняными или конопляными куделями пряли нитки. Из них потом ткали полотно на ручных ткацких станках, а из полотна шили рубашки, брюки, простыни, полотенца, рушники, скатерти. Свою работу женщины сопровождали негромкими народными песнями. Мужчины обычно беседовали, играли в карты или что-то мастерили. Снаружи метели, морозы до сорока градусов, а внутри дома в печи с треском горели заранее заготовленные дрова, было тепло и уютно. Детишки обычно забирались на печь или лежанку и занимались своими играми. Молодежь постарше собиралась в колхозном клубе, где танцевали под гармошку или балалайку, устраивали разные игры, а потом парами свиданничали и расходились по домам. Днем в свободное время парни и девушки катались с горок и больших сугробов на салазках и самодельных лыжах, а по льду замерзшей реки – на коньках, с азартом и задором играли в снежки. На их лицах всегда играл здоровый, свежий румянец.

Вошедшая в нормальную колею после коллективизации крестьянская жизнь шла своим обычным чередом.

Глава 2
Великая Отечественна война. Немцы и полицаи в нашем поселке. Партизанская война. Лето 1943 года. Восстановление разрушенного хозяйства. Жизнь налаживается

Но как гром среди ясного неба эту жизнь сельских тружеников и всего советского народа омрачила, исковеркала война – самое страшное, самое мерзкое и отвратительное явление в человеческом обществе. 22 июня 1941 года фашистско-гитлеровская Германия без объявления войны напала на Советский Союз, прервала мирный созидательный труд многонационального советского народа. Об этом сообщил по радио своим тревожным, но твердым, проникающим в душу и сердце голосом диктор советского радио Левитан. Потом он постоянно передавал сообщения «Информбюро» ходе военных действий на фронтах.

Великая Отечественная война нашего народа с нацистско-фашистской нечистью в очередной раз подтвердила историческую прочность русского народа и народов других национальностей могучего государства, их патриотизм, мужество, храбрость и героизм в отстаивании своего единства, своей независимости, как и во времена Александра Невского, Дмитрия Донского, Минина и Пожарского, Петра Великого, Суворова и Кутузова, многих героев Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны. Были и предатели нашей Родины, перешедшие на сторону фашистов, служившие у них старостами, полицаями, шпионами-доносчиками и провокаторами. В карательных формированиях СС они совершали свои грязные, кровавые дела против советских людей, подвергая их жестоким пыткам и издевательствам; расстреливали, вешали, сжигали их заживо. Таким подонкам нет прощения ни во время войны, ни после нее. Не должно быть прощения и в наше время. Как очевидцу злодеяний предателей мне понятны возмущение и негодование оставшихся в живых воинов Советской Армии в ответ на попытки третьего полупрезидента Украины и созданного им правительства примирить их с бендеровцами, с вояками ОУН – УПА и другими союзниками и пособниками гитлеровцев и уравнять их в правах, придав статус участников боевых действий. Нельзя издеваться над памятью наших отцов и дедов, нагло извращать историю и врать молодому поколению. Прощения этому не будет.

По заданию руководства страны во главе с лидером компартии И. В. Сталиным жизнь в СССР перевели на военный лад. Многие заводы и фабрики из западных областей эвакуировали вглубь страны, за Урал, для производства оружия и военной техники, а что не успевали размонтировать и погрузить на железнодорожные платформы, взрывали на месте, чтобы не воспользовался враг. Необходимая продовольственная база и лошади колхозов и совхозов передавались войскам, а остатки распределялись между крестьянами.

Все годное к воинской службе мужское и часть женского населения из медработников были мобилизованы на фронт. Квалифицированных рабочих эвакуировали в тыл на заводы и фабрики.

На оккупированных фашистами территориях в срочном порядке создавались партийные подполья, партизанские соединения, отряды и группы. Их возглавляли руководящие работники ВКП(б), обкомов и райкомов коммунистической партии и советских органов С. А. Ковпак, А. К. Сабуров, С. В. Руднев, А. Ф. Федоров, Д. С. Коратченко, Т. А. Строкач, П. П. Вершигора, А. Н. Ленкин, А. Н. Колесников, В. А. Войцекович, М. В. Андросов и тысячи других. Ядро трети партизанских отрядов составляли коммунисты и комсомольцы. Формировались отряды строго на добровольной, патриотической основе из мужчин, по возрасту или по состоянию здоровья не призванных в Красную Армию и Военно-Морской флот, из женщин, юношей и девушек. Места дислокации партизанских формирований – густые леса и болота – постоянно менялись, чтобы не попасть в поле зрения немцев или полицаев. Партизаны совершали внезапные смелые нападения и громили штабы и гарнизоны врага, взрывали их базы и склады, поезда и автомобили, мосты и железные дороги, средства связи, захватывали в плен немецких офицеров и предателей. От них потом получали нужные сведения. Эти мероприятия – серьезная боевая помощь Красной Армии. Гитлеровцы не могли вовремя и в нужном количестве доставить в зону боевых действий боеприпасы, военную технику и солдат, отвлекали много сил на борьбу с партизанами и подпольщиками.

В нашей местности действовали партизанские группы и отряды, входившие в объединение, возглавляемое Алексеем Федоровичем Федоровым. Оно охватывало Брянскую, Черниговскую и Гомельскую области, то есть области трех братских союзных республик. Боевые мероприятия проводились самостоятельно и во взаимодействии с партизанскими отрядами С. А. Ковпака, А. Н. Сабурова.

Из наших близких родственников в партизанский отряд ушли: брат матери – Александр Емельянович Грецкий с сыном Александром; племянница матери – Вера Григорьевна Притычская; жена племянника Ивана Григорьевича – учительница Александра Антоновна Притыченко. Они находились в группе разведки. Остались в домах и всё время поддерживали тесную связь с партизанами мои отец, мать и я, как и другие родственники: Парфен Елисеевич Кравченко (брат отца) с женой Марфой и сыном Филиппом – в нашем поселке; Роман Емельянович Грецкий (брат матери) с женой (имени не знаю) и приемным сыном, дочерью Александрой; жена А. Е. Грецкого с дочерью Марией и двумя сыновьями Григорием и Михаилом в селе Шумиловке; Акулина Емельяновна Притыченко с мужем Григорием и дочерьми Галиной и Марией – в селе Березовка.

По заданию партизан, при поддержке жителей села Шумиловки мой дядя Роман Грецкий стал старостой. В его обязанности перед немецким командованием входило организовывать регулярные сборы продовольствия от населения и на подводах доставлять его в районный центр Чуровичи. О количестве собранных продуктов и времени оправки всегда своевременно сообщалось партизанам через цепочку связных из числа оставленных в селах несовершеннолетних парней и девушек или стариков и женщин. В нужный момент на пути доставки продуктов партизаны делали засады, забирали их и увозили для себя на базу в лес. Но обозы из Шумиловки партизаны обычно пропускали, чтобы не вызвать подозрений у немцев и полицаев в отношении старосты Романа Грецкого. Они чаще нападали на продовольственные обозы из других сел, где старосты сотрудничали с полицаями и немцами. В нашем поселке старостой был немецкий ставленник по имени Мина, ранее раскулаченный.

Впервые немцы с полицаями в нашем поселке появились весной (в апреле или мае) 1942 года, через неделю после Пасхи, во вторник, в поминальный день, когда все односельчане поминали умерших родных и близких. Собирались сначала возле могил на кладбищах, а потом – в домах по нескольку семей. Поминки сопровождались употреблением самогона и хорошей закуской. В нашем доме тоже собиралось несколько соседних семей. Примерно в середине дня к нам в дом внезапно ворвались вооруженные немцы, полицаи и сразу же арестовали моего отца, его брата Парфена. Из других домов к ним на улице вывели еще несколько человек. Их поставили в ряд и, зачитывая список, начали расстреливать. Трое уже лежали на земле мертвыми. Следующими в ряду оказались дядя Парфен и мой отец… Но произошло невероятное. Переводчиком у немцев оказался хороший знакомый дяди Парфена, ранее работавший с ним на сплаве леса. И он в последний перед расстрелом момент узнал дядю, подал рукой сигнал о приостановлении расстрела и спросил:

– Парфен, а ты чего тут?

– Видишь чего, – ответил дядя.

Переводчик сразу же обратился к немецкому офицеру, руководившему расстрелом, и дядю по его указанию отвели в сторону. Но тут же переводчик снова спросил у дяди:

– А это кто?

– А это мой родной брат, – ответил он.

Переводчик снова обратился к офицеру. Отца отвели в сторону. Переводчик убедил офицера, что они попали в список по ошибке, что они не были советскими активистами и не связаны с партизанами. Офицер распорядился отпустить отца и дядю Парфена. Что это: случайность или же Высшая сила, невидимые ангелы-хранители спасли тогда отца и дядю Парфена от смерти?

Предал же их, как и других советских активистов, тот самый Нестор, предрекавший мне короткую жизнь. Выдал он сам себя. На улице в присутствии односельчан Нестор в нетрезвом состоянии, чтобы отвести от себя подозрения, начал громко ругать немцев и полицаев, утверждать, что о них скоро узнают партизаны и им несдобровать. Такое его поведение не понравилось немецкому офицеру, и он из пистолета расстрелял его. Когда же возле убитого проводили отца и дядю Парфена, полицай, показывая на Нестора, сказал другому полицаю: «Этого мужика напрасно убили. Он был наш человек». Из каких социальных слоев Нестор и почему он оказался холуем фашистов, я не знаю. Он сделал зло другим, за что и поплатился, причем от руки того, кому он так усердно служил.

Не дожидаясь наступления темноты, опасаясь нападения партизан, немцы и полицаи заблаговременно уехали на мотоциклах и подводах в районный центр, прихватив с собой несколько свиней, не один десяток кур, яиц, и, конечно же, самогон.

На следующий день троих убитых патриотов односельчане похоронили в братской могиле на кладбище в сосновом лесу. Пусть вечно будет им земля пухом. Вечная им слава!

Таким печальным оказался день первого посещения фашистами нашего небольшого поселка.

Еще более бесчеловечный и кровавый след оставили каратели СС и полицаи в селе Кирилловка, где произошло вооруженное столкновение с партизанами. Фашисты, чтобы отомстить и запугать население, арестовали несколько десятков мужчин, женщин, парней и девушек, поместили их в сельский клуб и круподерню, забили досками окна и двери, облили бензином и заживо сожгли. Одновременно были сожжены многие дома советских активистов и подозреваемых в связях с партизанами.

В селе Папаха по доносу предателя эсэсовцы схватили и прилюдно повесили двух комсомольцев – связных партизан. Разные карательные операции с уничтожением населения и их домов фашисты и полицаи проводили во многих селах Белоруссии, России и Украины. Особенно там, где на них нападали партизаны. Поняв это, партизаны делали засады подальше от сел, на лесных дорогах, внезапно нападая и уничтожая нелюдей. Немцы очень боялись передвижений по таким дорогам, ночью вообще не заходили на них.

Второй раз в наш поселок зашел обозный отряд мадьяр и с ними несколько немцев и полицаев. Это было летом 1942 года. Тогда донесли только на нашу семью. Как потом выяснилось, донос сделал староста Мина. В наш дом зашли мадьяры и полицай, сразу же всё обыскали, повязали веревками отца и мать, начали бить нагайками и палками, спрашивая о партизанах. Провели их по улице через всё село, сопровождая побоями. Меня в нашем дворе мадьяр сильно ударил нагайкой. С испугом я выбежал со двора и убежал. В первые два дома меня не пустили, боялись, что из-за меня могут расстрелять и их семьи. Только в третьем дворе меня взяла к себе старенькая бабушка Мигда, сказав своим невестке и сыну:

– Откуда они узнают, чей это ребенок. Скажем, что наш сын.

Она отвела меня в дом и уложила в постель. Я быстро крепко уснул. Разбудила меня бабушка перед вечером и сказала: «Твои мама и батько живы и уже дома. Можешь идти к ним». Возвратившись домой, я увидел лежавших на кроватях сильно избитых, окровавленных отца и мать. Их охранял немец всю ночь и следующие полдня, до отъезда отряда из нашего поселка. На вопрос матери, почему их охраняют, ведь они никуда не убегут, немец-часовой на плохом русском языке объяснил, что боятся, чтобы они не убежали в лес и не привели партизан.

Потом от родителей я узнал, что на окраине поселка их должны были расстрелять за связь с партизанами. Но когда односельчане узнали, что после их расстрела сожгут весь поселок, начали убедительно доказывать, что они не партизаны, ничего общего с партизанами у них нет, что их оговорили. Просили не расстреливать невинных и не сжигать их дома. Немцы и мадьяры поверили им. Будучи у черты смерти, отец, мать и я остались живы. Божественные силы снова защитили нашу семью. А о предателе-старосте Мине вскоре стало известно партизанам, и они его расстреляли в лесу. За причиненное зло другим он, в соответствии с Высшим законом Вселенной, получил по заслугам.

После произошедшего родители заранее уходили в лес, когда видели немцев и полицаев на проселочной дороге. Осенью 1942 года немцы снова появились. Отец со мной в это время был в поле. Заметив их, мы быстро пошли в сторону леса. Но немцы и полицаи, зайдя уже в поселок, увидели нас на расстоянии примерно одного километра и из винтовок начали стрелять по нам. Пули рядом с нами уходили в землю. Мы легли в небольшую ложбину. Минут через пять стрельба прекратилась. До леса оставалось метров сто – сто пятьдесят. Мы ползком добрались до него и спрятались в зарослях болота. Устроившись на кочке, немного возвышавшейся над водой, мы просидели там часов пять. Отец при помощи перочинного ножа из веток смастерил для меня небольшой (до тридцати сантиметров) православный крест, покрасил его химическим карандашом. Я очень обрадовался этому подарку. Еще засветло отец сказал, чтобы я осторожно вышел на окраину поселка и посмотрел, есть ли там немцы. Между болотом и лесом я добежал до поселка и поднялся на возвышенность. На окраине поселка в двухстах метрах от себя увидел немцев. Испугавшись, я сразу же развернулся, что было силы побежал обратно к отцу. Убедившись, что погони нет, мы просидели на том же месте до наступления темноты. В сумерках вышли из болота и по лесу осторожно приблизились к поселку. В крайней хате жил брат отца Парфен с женой и сыном. Зайдя к ним, узнали, что немцы и полицаи ушли из поселка, прихватив с собой отобранную у людей живность и продовольствие. Дядя Парфен сказал, что нас снова спасли люди, которые убедили полицаев, что в поле дети играют в прятки, и они перестали стрелять по нам. А потом, когда я появился на окраине поселка, сказали им, что ребенок испугался и побежал. Немцы, немного пробежав, остановились. Благодаря этому мы живыми и невредимыми возвратились домой, где с тревогой нас ждала мать.

Однажды в осенний день мы услышали интенсивную стрельбу из автоматов и винтовок, доносившуюся из леса. Она непрерывно длилась более часа. Впечатление было такое, что идет жаркий бой. Потом через окно своей хаты мы увидели окровавленного партизана с винтовкой в руках. Тяжелой походкой он вошел во двор дяди Кондрата, но тут же появился немецко-полицейский отряд. Двор дяди Кондрата окружили. Последовала стрельба по надворному туалету, куда спрятался тяжело раненный партизан. Уже убитым его полицаи вытащили на улицу. Это был мужчина средних лет, незнакомый нашим жителям. Фашисты положили его на подводу и увезли в райцентр предъявить вышестоящему начальству.

Через несколько дней к нам домой зашли несколько партизан и с ними дядя Александр Грецкий. Родители сообщили им о произошедшем бое. В тот день немцы и полицаи делали облаву на партизанский отряд в лесу вблизи нашего поселка. Кто-то сообщил о месте нахождения партизан. Часовые вовремя заметили немцев, и отряд быстро ушел в другое место, но два партизана, приняв бой на себя, отвлекая и уводя немцев и полицаев в другую сторону, погибли. Такой ценой эти два герои спасли партизанский отряд. Тело одного из них партизаны потом нашли в зарослях леса и похоронили; о втором узнали от моих родителей.

Во время специальных операций, при внезапных нападениях на врага группы партизан иногда переодевались в немецкую воинскую форму, чтобы вплотную приблизиться к объекту, уничтожить его вместе с охраной и быстро скрыться. Но иногда случались курьезы. Один из них произошел в нашем поселке. В конце лета перед вечером к нам домой верхом на лошадях и одной повозке прибыли дядя Александр с группой партизан, сильно уставших после длительной дороги. Мать быстро приготовила ужин. Подкрепившись, партизаны попросили родителей покараулить ночью, а сами на полу в доме, не раздеваясь, легли спать, предупредив, чтобы разбудили их до рассвета, в два часа. Отец и мать по очереди караулили всю ночь. В два часа ночи они с трудом разбудили партизан, но они сказали, что поспят еще часок. Через час их снова разбудили, но последовал упрек: «Какие вы старики надоедливые, не даете выспаться». Они длительное время не спали и выбились из сил. Родители оставили их в покое. На рассвете они разбудили меня и отправили покараулить на улице с наказом внимательно смотреть в обе стороны поселка и сразу сообщить о посторонних. Сами же начали заниматься хозяйством. К поручению я отнесся со всей ответственностью и был очень доволен, что мне доверили быть часовым по охране партизан. Но когда рассвело, на северной окраине поселка, примерно в пятистах метрах от нашего дома, появились две подводы с группой лиц в немецкой форме. Я забежал во двор и сообщил родителям о немцах. Они сразу же разбудили партизан. Все моментально вскочили, схватили автоматы и винтовки, выбежали из дома и за сараем приготовились к встрече с противником. Их лошади и подвода находились в нашем дворе возле скирды сена. Я с родителями остался в доме, мы с тревогой ждали печального конца. С автоматом в руках дядя Александр через щели дощатого забора наблюдал со двора за двумя приближающимся подводами. Когда они поравнялись с нашим двором, он услышал русскую речь и узнал на подводах партизан разведгруппы из их отряда, переодетых в немецкую форму. С радостным возгласом он вышел к ним и сообщил о случившемся. Благодаря выдержке партизан всё закончилось благополучно. Партизан родители накормили, после чего обе группы уехали из поселка.

Поселок Шевченко небольшой, находился в стороне от основных дорог, поэтому к нам нечасто заезжали немцы и полицаи. Это было выгодно партизанам, и они частенько посещали наш поселок пополнить продовольственные запасы и обогреться зимой в домах крестьян. К нам они наведывались всегда. Родство способствовало этому. Чтобы наш поселок и его жителей сохранить от уничтожения, партизаны никогда не нападали на немцев и полицаев, когда бывали у нас. Крестьяне продолжали заниматься сельским хозяйством, помогая друг другу в обработке земли, сборе урожая и других работах. Советский коллективизм помогал им выжить в период немецкой оккупации. Выращенным хлебом, картофелем и другой продукцией они обеспечивали себя, делились с партизанами. Но многое у них забирали немцы и полицаи. Поэтому они старались спрятать, закапывая в землю, всё возможное, а животных укрывали в лесу. Детей тоже приобщали к этому делу. Каждый раз при виде появившихся на дороге фашистов мы быстро вскакивали на лошадей и рысью или галопом скрывались в лесу или на лугу среди кустарников. Лошади у крестьян – постоянная рабочая сила. Коров и овец весь день мы сами или с взрослыми пасли в лесу, в поле и на лугу. Поэтому основной добычей для немцев и полицаев оказывались оставшиеся дома свиньи, куры, хлеб, картофель.

Зимой для детей работы по хозяйству почти не было. Мы занимались интересными для нас играми в прятки и разведчиков, катались на самодельных лыжах и санях с горок и больших сугробов, а на коньках – по льду замерзшей реки. Однажды с большим желанием пробежать по тонкому и прогибающемуся под нашей тяжестью льду реки мы гурьбой заскочили на него. Наш вес оказался больше допустимого. Лед начал сильно прогибаться и возле меня проломился. Ребята успели выскочить на берег, а я оказался по шею в воде. Лед был гибкий и очень скользкий; мне никак не удавалось выбраться из реки. Силы покидали меня, руки костенели от мороза, а течение тянуло под лед. Ребята быстро сломали большую ветку ольхи и с ее помощью вытянули меня на берег. Мокрая одежда от мороза превратилась в несгибаемый панцирь. С трудом, весь замерзший, пришел домой. Родители от моего вида были не в восторге, но обошлось только строгим словесным нравоучением, без наказания ремнем. С меня сняли мокрую одежду и голым отправили на теплую печь, где я отогрелся. В дальнейшем мы осторожно бегали по тонкому льду. Этот печальный опыт в моей памяти отложился навсегда.

Не менее поучительным стал и весенний случай 1943 года. От быстрого таяния снега реки Сновь и Стовпня вышли из берегов и затопили весь луг. Лед, поднятый водой, взломался. Льдины разной величины течением и ветром перемещались по рекам и лугу. Ребятам было интересно плавать на льдинах с шестами в руках возле берега, перепрыгивая с одной на другую. На одной из таких льдин я задержался и не заметил, как она уплыла от берега на глубину реки, где мой шест не доставал дна. Ветром меня унесло на луг, льдина зацепилась за кустарник. Я схватился на него руками и удерживал льдину, чтобы ее не унесло дальше. О случившемся ребята сообщили односельчанам. Мужчины быстро принесли к реке лодку с веслами. На ней приплыли и сняли меня с льдины, доставив на берег. Там меня в числе других жителей поселка ждал отец с ремнем в руке. Как только я выскочил из лодки, он успел раз стегануть меня ремнем. Я сразу убежал. Отец хромал, поэтому бежать за мной не мог. Забежав в кусты, я увидел толстую крупную зайчиху, которая по виду вскоре должна была принести зайчат и не смогла убежать от меня. С нею я пошел домой, надеясь, что зайчиха смягчит гнев моих родителей. Но надежда моя не оправдалась. Мне сполна досталось и за плавание на льдине, и за беременную зайчиху. По их приказу я быстро отнес ее в лес и с миром отпустил на все четыре стороны.

Наступило лето 1943 года. Фашистские войска под натиском Красной Армии терпели одно поражение за другим и отступили в западном направлении. Канонады сражений стали слышны и в нашем поселке. Людьми воспринималось это с радостью и с тревогой. С радостью потому, что враги будут изгнаны с нашей земли; с тревогой – потому что при отступлении каратели еще больше зверели, забирали с собой всё возможное, а остальное уничтожали, сжигая дома, расстреливая людей.