Текст книги "Записки следователя"

Не той дорогой…

На столе лежит стопка писем и жалоб трудящихся. Без волнения и гнева читать их нельзя, невозможно, потому что в каждой написанной строке, в каждом телефонном звонке в милицию, прокуратуру, в народный суд слышится, чувствуется крик души человеческой. Почта, устные заявления взывают к помощи, немедленной и решительной.

Приведем несколько выдержек из жалоб и протоколов, которые характеризуют пагубное влияние на человека злоупотребления алкоголем. Пьянство ведет к потере воли, и тогда человек не умеет управлять собой, перестает быть полезным семье, обществу.

«Член колхоза „Путь Ленина“ Сидор Петрович Порошенко приехал в Черноморское, напился, выражался нецензурно на автостанции…».

«Афанасий Викторович Васильев, житель села Медведево, из-за пьянства несколько дней не выходил на работу, совершил мелкое хулиганство…».

«Чабан колхоза „Большевик“ Павел Григорьевич Семиков и его жена решили „торжественно“ отметить первомайские праздники. Перепились, и супруг нанес грубое оскорбление своей подруге жизни, на улице поносил мать своих детей…».

«Захар Петрович Жуков из села Новосельского вместе со всей семьей пришел отдыхать на черноморский пляж. Для поднятия настроения прихватил „зеленого змия“. Выпил, разогрелся на солнце и учинил позорный скандал в общественном месте…».

Эти выдержки мы привели из протоколов. Разумеется, нарушители общественного порядка, совершившие мелкое хулиганство, понесли заслуженную кару.

Теперь кратко процитируем некоторые жалобы трудящихся о возмутительном поведении отдельных граждан, пристрастившихся к пьянкам, наносящих большую физическую и моральную травму своим женам, детям, коллективам, в которых они трудятся.

«Мой муж всё время пьет. И ни мне, ни детям нет покоя. Своим поведением он создает условия, невозможные для совместного проживания…», – это обида жены в адрес жителя райцентра Черка.

«Муж мой пьянствует систематически, в присутствии взрослого сына унижает мое человеческое достоинство. Я вынуждена была расторгнуть с ним брак, но он из квартиры не уходит, оскорбляет и избивает меня… Мы с сыном были вынуждены оставить ему квартиру…», – это об учителе музыки И. Гурьянове. Не пи́сьма, а крик души. И совершенно непонятно, почему коллективы, в которых работает Черк, учительствует Иван Гурьянов, не услышали этот крик души человеческой, почему пьяницы бесчинствуют в семьях, издеваются над нашей коммунистической моралью.

Еще факт. Житель села Кузнецкого Анатолий Черкеский допился до того, что потерял семью, дважды лечился в психиатрической больнице, сменил много мест работы, но продолжает пить, употребляет различные аптечные микстуры, приготовленные на спирте, совершил несколько краж.

Лечилась от алкоголя мать троих несовершеннолетних детей Анна Николайчишина из села Далекого, но проку оказалось мало, она продолжала пить, дошла до того, что совершила в Заряновском магазине кражу вина и водки. Пьянка привела на скамью подсудимых Евгения Ветеркова и Анатолия Демидова, похитивших из склада колхоза «Путь Ленина» два рулона металлической сетки и сбывших ее, чтобы купить выпивку.

Все эти лица и им подобные на вопрос «Почему совершили преступление?» отвечают одинаково: «Водка довела до этого, в трезвом виде такого бы не сделал». На самом же деле они сами довели себя до того, что стали алкоголиками и нарушителями закона, сами шли по дурному пути в омут.

Советское государство делает всё для того, чтобы постоянно росло материальное благосостояние трудящихся. Одновременно оно сурово карает нарушителей правил социалистического общежития, пьяниц и разгильдяев. Об этом и говорит Указ Президиума Верховного Совета УССР «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма».

Большую работу в этом направлении проводят работники суда, милиции, прокуратуры и адвокатуры. Стали чаще практиковаться лекции, беседы на эту тему на предприятиях, в колхозах и совхозах. Наиболее актуальные дела суд рассматривает непосредственно в хозяйствах. Всё это помогает в борьбе с пьянством. Но самая решающая сила – коллектив. Коллектив может заставить пьяницу бросить пить, вспомнить свои обязанности перед детьми, семьей, обществом.

Необходимая оборона

Следователю Федору Петровичу Зубову поступил очередной материал для решения вопроса о возбуждении уголовного дела. Изучив его, Ф. П. Зубов задумался, достал Уголовный кодекс, который он досконально знал, но всё же еще раз просмотрел несколько страниц с прежними своими отметками. Вынести постановление о возбуждении уголовного дела несложно, на это надо лишь несколько минут. Но прийти к такому выводу не всегда так просто, как кажется на первый взгляд лицам, не знающим тонкостей закона.

Возбуждение уголовного дела – очень ответственный момент для следователя, который должен решать этот вопрос только в соответствии с законом. Но ведь и личное убеждение тоже немаловажно. А убеждение у Зубова по только что прочитанному материалу было не в пользу пострадавшего заявителя – Георгия Тунеева, которому пятью днями раньше пятидесятишестилетний Родион Иванович Петров в столовой выбил зуб.

В своем заявлении Тунеев настоятельно требовал привлечь за это Петрова к уголовной ответственности. Трое дружков Тунеева, очевидцы, в своих объяснениях тоже недоброжелательно высказались о поступке Петрова. Следователь же, четко представив себе происшедшее, не только умом, но и сердцем одобрил поступок Петрова. Про себя он даже подумал: «И правильно Петров сделал!». А потом, словно опомнившись, стал размышлять дальше: ведь он, Зубов, должен во всех случаях быть только объективным, должен беспристрастно разрешать все жизненные ситуации, отдавая предпочтение лишь закону и только закону.

Чтобы не ошибиться, Зубов решил побеседовать с двумя сторонами – и с Петровым, и с Тунеевым, тем более что никого из них он еще не видел в глаза.

…В кабинет следователя вошел худощавый мужчина среднего роста, с седыми, поредевшими волосами, глубокими морщинами на лице. Одет скромно, но аккуратно. Он поздоровался и остановился у двери.

– Садитесь, пожалуйста, Родион Иванович, – сказал Зубов, – и расскажите, что произошло между вами и Тунеевым в столовой. И хотя бы коротко – о себе.

Петров медленно сел на предложенный стул, внимательно посмотрел на следователя и, полагаясь на свой жизненный опыт, про себя отметил, что характер у следователя спокойный, а значит, с ним можно говорить откровенно. Потом начал:

– Родился я в крестьянской семье, до войны работал в колхозе, пас скот, пахал, сеял, убирал хлеб. Окончил семь классов, зимой учился, а летом, как и все наши школьники, работал в колхозе. Всю войну был на фронте, несколько раз ранен, после войны снова в колхоз вернулся. А за случай в прошлое воскресенье в столовой извините, не выдержал я, не мог смотреть спокойно, когда тот молодой парень так безбожно с хлебом обращался.

Был я тогда в районном центре по своим делам и зашел пообедать в столовую. Когда стоял в очереди, то приметил за столом троих молодых парней. Они были уже выпивши, на столе – две пустые бутылки из-под вина. Вели они себя очень вольно, громко разговаривали, не обращая внимания на посетителей. И вдруг я увидел, как Тунеев – теперь-то я его уже знаю, бросил небольшой кусок хлеба в сидевшего напротив дружка. Тот отшвырнул кусок обратно. После этого Тунеев схватил со стола целую краюху хлеба и, смеясь, во второй раз бросил в того же парня. Хлеб упал на пол…

Я не мог спокойно смотреть на это. Вспомнилось мне, как мы дорожили каждой крошкой хлеба во время войны, в послевоенные голодные годы. А ведь сколько труда надо затратить людям, прежде чем хлеб попадет на стол! Я подошел к парням и сделал замечание, что с хлебом так обращаться нельзя. Но им, вероятно, никто раньше о святости хлеба не говорил. Тунеев с издевкой сказал мне: «Папаша, тебе не на что хлеба купить? На тебе вот этот кусок и валяй от нас, не лезь не в свое дело». Он взял со стола кусок хлеба и начал совать его мне в карман. Я отстранил его руку. Потом Тунеев взял стакан с недопитым вином и протянул его мне с наглым видом. Я с силой ударил наотмашь по протянутому стакану. Удар пришелся по челюсти Тунеева. Вино из стакана пролилось на его костюм, а изо рта у него пошла кровь.

Я сразу же ушел из столовой, не стал обедать и уехал домой. Возможно, я в чём-то тут неправ, но иначе тогда я поступить не мог. У меня тоже есть дети, но так с хлебом они не обращаются. За выбитый зуб наказывайте меня как угодно, но я вас буду просить, чтобы этим парням к хлебу была любовь привита.

Петров замолчал. Он ждал, что ему скажет следователь. Но Зубов ему так ничего и не сказал, попросил подождать еще немного в приемной или на улице, а сам пригласил к себе Тунеева. Тунеев вразвалку зашел в кабинет к Зубову и, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул. Был этот восемнадцатилетний парень высок, с упитанным круглым лицом и пышной шевелюрой. Следователь предложил ему вести себя поприличнее и попросил рассказать о случившемся в столовой. Тунеев с ухмылкой переменил позу на стуле и ответил так:

– Я ж всё уже написал в бумаге и раньше рассказывал вашим людям. Что еще непонятно? А если вы не видели, что мне выбили зуб, то вот, посмотрите.

Тунеев оскалил свои прокуренные зубы. Вместо одного верхнего переднего зияла дыра.

– Так за что всё же вам Петров выбил зуб? – спокойно спросил следователь.

– А ни за что. Мы сидели в столовой, его не трогали. Он подошел к нам, начал воспитывать. Мы его к себе не просили, между собой разговаривали, шутили. А он вдруг подошел, за хлеб начал говорить. Я думал, что он хочет хлеба и хотел положить ему в карман кусок. Он оттолкнул мою руку. Потом я протянул ему стакан с вином, а он ударил рукой по стакану, и стакан по лицу моему шмякнул. И вот результат – я остался без зуба. Что тут еще не ясно? За выбитый зуб его должны судить.

– Вы пили вино в столовой?

– Пили, ну и что. Вы скажете, что общественное место, нельзя пить. Ладно, мы заплатим штраф, а он пусть отвечает за выбитый зуб.

– Вы бросались в столовой хлебом?

– Я ни у кого хлеб не отнимал, мы за него деньги заплатили. И кому какое дело, что я буду делать со своим хлебом?

Зубов с трудом сдержал внутреннее возмущение и задал еще один вопрос Тунееву:

– Вы когда-либо работали?

– Нет, у меня папа достаточно получает и в состоянии прокормить. Я еще подрасту немного, а потом буду работать.

– Рост у вас и так достаточный, а вот скромности и уважения к труду других совершенно нет. Вы самый настоящий тунеядец, паразит нашего общества, никогда не знали труда, а питаетесь, пожалуй, лучше некоторых из тех, кто работает. Вы не знаете, каким трудом людям хлеб достается, а разбрасываете его и куражитесь перед теми, кто его вырастил. Жаль мне и вас, и вашего отца, что он так воспитал вас.

– Вы не знаете, где отец работает. Я всё ему расскажу.

– Положением своего отца можете меня не пугать. Для меня высший авторитет – закон. Хотелось бы, чтобы и вы, и ваш папа уважали этот закон и строго его выполняли. И в соответствии с ним я вам говорю, что Родион Иванович Петров за ваш выбитый зуб никакой ответственности нести не будет.

– Как это так? – Тунеев даже вскочил со стула.

– А вот так. Он выбил вам зуб в состоянии необходимой обороны.

– Кого ж это он оборонял? На него ведь и не нападал никто!

– Прежде всего он оборонял наш хлеб – народное добро, значит, оборонял не свои, личные, а общественные интересы. Если бы вам пришлось в жизни испытать нужду, как ее испытали Родион Иванович и многие другие в те годы, когда вас еще и на свете не было, то теперь бы вы так не обращались с хлебом, так бы не рассуждали и поняли бы поступок Петрова. Но вы этого не понимаете, вот в чём беда. Так пусть хоть выбитый зуб будет напоминать вам, что нельзя хлебом бросаться. А теперь, если вы не согласны со мной, можете жаловаться на принятое решение. Имейте также в виду, что за случай в столовой будет поставлен еще вопрос о вашей ответственности по указу за мелкое хулиганство. Если судья определит вам пятнадцать суток ареста, то это для вас будет хорошая наука. Все, вы свободны.

После ухода Тунеева Зубов снова пригласил к себе Петрова и сказал ему:

– Родион Иванович, вы не виновны. Народное добро всегда надо защищать от негодяев. Это долг каждого порядочного человека. Глумиться над хлебом у нас не дозволено никому.

Неоправданные традиции

Оконченное дело было достаточно запутанным, и от следователя Федора Петровича Зубова потребовало особой щепетильности, нервного напряжения и затрат времени. Размышления, анализы, сопоставления и на работе, и дома заполняли его голову. Усталость чувствовалась во всем организме. Вот почему Зубов, окончив дело, с облегчением вздохнул, потом вспомнил о завтрашнем воскресном дне и решил рано утром пойти на рыбалку. Федор Петрович знал, что на рыбалке отвлекаешься от всех «мирских» дел, а это ему и нужно было, чтобы хоть немного укрепить свою нервную систему.

С работы Зубов зашел прямо к своему знакомому рыбаку-любителю Илье Михайловичу Неверову, который встретил его приветливо.

– Заходи, Федор Петрович. Давненько не встречались. Чего пожаловал?

– Да вот, решил завтра на рыбалку сходить. Возьмешь с собой?

– Чего спрашиваешь, вдвоем веселей будет молча сидеть. А я решил, что ты совсем забросил рыбалку.

– Всё некогда, Илья Михайлович, времени не было свободного. А теперь вот немного разгрузился и прямо к тебе.

– Вообще-то теперь у тебя и без рыбалки рыба есть. У рыбаков путина, говорят, хорошо ловят, в любое время можешь поехать к ним и набрать рыбы.

– Что ты, Илья Михайлович, не езжу я к рыбакам, не побираюсь. Только по работе могу к ним поехать, но не за рыбой, как ты говоришь.

– Ну и зря. Работать следователем у нас и не иметь рыбы! Да тут все к рыбакам ездят: когда они ловят, во многих семьях рыба есть. Одним продают, другим так дают. Да тебе и не поверит никто, что ты за рыбой к ним не ездишь. Это я тебе точно, без иронии говорю, ведь эти традиции тут десятилетиями складывались.

– Неправ ты, Илья Михайлович. Традиции традициями, а закон законом. Если традиция идет вразрез с законом, то она должна немедленно пресекаться, чтобы не стала выше закона, иначе от него пустой звук будет. Знаешь, в свое время Владимир Ильич писал, что законность не должна быть калужской или рязанской, а должна быть единой, всероссийской. Это положение заложено и теперь в нашей законности, поэтому наши подобные «традиции» не могут быть оправданы. То, что разбазаривают у нас рыбу – это преступление, по уголовному праву называется хищением социалистического имущества, а ответственность должны нести не только те, кто дает или продает рыбу, но и те, кто берёт или покупает ее. Кроме того, если и я буду брать таким способом рыбу, то от этого пострадает авторитет наших государственных органов, я не буду иметь морального права вести борьбу с расхитителями и как коммунист запятнаю партию. Вот это какая «традиция». Ну, достаточно, а то получается, что я пришел к тебе лекцию читать, воспитывать тебя. Пусть лучше у нас будет поменьше расхитителей, тогда и я смогу чаще с тобой на рыбалку ходить.

– Ладно, согласен, убедил. Завтра встреча за полчаса до рассвета.

Зубов, попрощавшись с Неверовым, шел домой. И теперь он уже думал не об оконченном деле, не о предстоящей рыбалке, а о состоявшемся разговоре и, возможно, о новом, еще более щекотливом деле…

Ночные крокодилы

Извините маленького, зелененького крокодильчика за вторжение, он уходит.

Эти слова не придуманы и не изменены, они дословно приведены, а прозвучали из уст одного черноморского жителя, поэтому не будем его и ему подобных обижать, оставим такое название за ними.

Позвольте, скажете вы, откуда в Черноморском крокодилы, ведь они распространены в тропических местах и обитают в реках, озерах, прибрежных частях морей?

Согласны с вами и добавим, что всего имеется двадцать один вид этих животных: болотные, материковые, кубинские, нильские, африканские, острорылые, тупорылые и другие. Но что поделаешь, коль слесарь хлебоприемного пункта Василий Георгиевич Накидень и тракторист дорожного участка Николай Александрович Демченко пожелали отнести себя к отряду водных пресмыкающихся, поэтому причислим их к двадцать второму виду. И не ошибемся в этом.

Если вести речь о семействе крокодилов, то у них есть общие черты. Все они активны и охотятся преимущественно ночью. Накидень и Демченко тоже были чрезмерно активны в полночь 20 апреля 1976 года. У отдельных видов отмечен каннибализм (пожирание более крупными особями более мелких), а некоторые нападают даже на человека. Накидень и Демченко в общежитии по улице Агафонова выломали дверь и тоже напали на слабый пол – прикомандированных девушек-строителей.

Водные пресмыкающиеся всегда сопротивляются людям, когда их вытаскивают из болота. Накидень тоже оказал сопротивление гражданам, когда его уводили из общежития.

Есть между ними и отличительные особенности; двадцать вид пьет только воду, а Накидень и Демченко больше предпочитают пить вино и водку. Если у крокодилов двадцати одного вида мясистый язык по всей длине приращен ко дну ротовой полости, то у Накиденя вообще язык во рту был свободен: посыпа́л девушек такой нецензурной бранью, от которой у них «уши вяли». У животных острый слух – а Накидень вообще был глух к просьбам девушек.

«Маленький зелененький крокодильчик» Демченко, как он представился, особого зла в ту ночь не сделал, вовремя ушел из общежития, но коллективу по месту работы должен объяснить, почему выбрал парк для распития спиртных напитков, почему в пьяном виде ночью пришел в общежитие.

Что же касается «большого ночного крокодила» – ранее трижды судимого Накиденя, то его действия резко осуждены на собрании коллектива хлебоприемного пункта, за злостное хулиганство в общежитии он арестован, привлечен к уголовной ответственности по статье 206 часть 2 УК УССР и в настоящее время приговорен к трем годам лишения свободы.

Оленевские ныряльщики

Мне, старику, часто вспоминается, как в детстве упрашивал я соседа разрешить покататься на его жеребце. Долго упрашивал, да ничего не добился. А сосед часто говаривал: «Всякая лошадка догляд любит да хозяйские руки. Встречному-поперечному не след ее доверять…»

Завел же я этот разговор потому, что иногда мне приходится слышать, а то и читать в газетах, как безобразно порою относятся к технике – автомашинам да тракторам. Мало того что техника эта дорогая, за нее большие деньги плачены. Она ведь и поопаснее во много крат жеребца, на котором мне так и не довелось мальчонкой прокатиться. В том смысле опаснее, что в нетвердых руках ох какие беды большие наделать может. Особенно если за техникой той практически никакого догляда нет.

Впрочем, почитайте-ка – как раз об этом письмо, поступившее мне недавно.

Приятно освежающая морская прохлада всякого тянет в свои объятия в жаркую пору. А молодых парней – особенно. Они всегда горят желанием часть своей энергии и тепла отдать морской волне. Оленевские двадцатилетние парни Григорий Шашков и Александр Алпатов – не исключение. Правда, в полночь 1 сентября этого года жары не было, даже прохладой веяло. Тогда зачем же нырять? У шофера колхоза «Маяк» Шашкова и колхозника Алпатова для этого были свои основания. Из нутра их так и веяло жаром от только что залитого туда «божественного» напитка – крепленого винца. По какому поводу пить ночью? Найти его всегда можно, было бы желание. Ведь еще шотландский поэт XVIII века Роберт Бернс писал:

 
Для пьянства есть такие поводы:
Поминки, праздник, встреча, проводы,
Крестины, свадьба и развод,
Мороз, охота, новый год,
Выздоровленье, новоселье,
Печаль, раскаянье, веселье,
Успех, награда, новый чин
И просто пьянство без причин…
 

Что побудило оленевских «героев» устраивать выпивку, сказать теперь трудно, они и сами толком объяснить этого не могли: то ли поминки по односельчанину, то ли желание набраться храбрости перед двумя особами прекрасного пола – почти незнакомыми юными студентками Татьяной Панферовой и Татьяной Миляевой, которых они на колхозной грузовой автомашине ГАЗ-52, словно на такси, раскатывали в тот день в окрестностях своего приморского села с раннего вечера до поздней ночи.

Когда выпиваешь больше того, что душа может принять, мозговые процессы тормозятся. В полном согласии с наукой они у шофера Шашкова и затормозились, а вот колеса управляемой им автомашины совсем не успели тормознуть. И… с двадцатипятиметрового обрыва нырнул грузовик с шофером и пассажирами вниз, но не в объятия морских волн, а на голые камни красивейшего местечка Джангуль. Понятно, что этот полёт подействовал отрезвляюще на молодых оленевцев и их спутниц. Но результат не из приятных: разбита колхозная автомашина, студентка Панферова получила тяжкие телесные повреждения и надолго прикована к больничной койке. Хотя остальные трое при падении отделались, к счастью, легким испугом, Григорию Шашкову не миновать скамьи подсудимых. Даем справку: за подобные ныряния статья 215 части 2 Уголовного кодекса УССР предусматривает наказание до десяти лет лишения свободы.

О виновниках этого события уже сказано. Остается сказать о руководстве автогаража и колхоза «Маяк», ибо налицо отсутствие контроля за работой водителей и использованием колхозного транспорта. 3 ноября прошлого года один из оленевских трактористов – тоже в пьяном состоянии, тоже ночью и тоже на колхозном тракторе из своего села добрался аж до села Морского и там так нырнул с обрыва, что навсегда расстался с жизнью. Казалось бы, этот печальный случай должен был серьезно насторожить руководителей колхоза и его транспортной службы, но ничего такого не произошло. Всю ночь отсутствуют то трактор, то автомашина, и никому об этом неизвестно, никто не бьет тревогу, все спокойно спят. Не проспать бы кое-кому своих должностей в колхозе.

* * *

Ну вот, почитали. Теперь посудите: если машину либо трактор можно взять ночью любому в Оленевке, даже пьяному, то что уж о трезвых говорить, а? Трезвому, выходит, и завсегда пожалуйста? От таких мыслей, бр-р-р, спина у меня холодеть стала. «Нет, – твердо решил я, – больше не буду ездить по праздникам к старому своему другу в Оленевку. Береженого бог бережет…»

Спиридон СТЕПНЯК