Текст книги "Беларусь в современном социально-культурном пространстве: проблемы, вызовы, перспективы"

Анатолий Игнатьевич Левко
Беларусь в современном социально-культурном пространстве: проблемы, вызовы, перспективы

© Институт философии НАН Беларуси, 2023

© Оформление. РУП «Издательский дом «Беларуская навука», 2023

Предисловие

Представляемая вниманию читателей коллективная монография «Беларусь в современном социально-культурном пространстве: проблемы, вызовы, перспективы» является своеобразным продолжением философской теоретико-методологической дискуссии, начатой в монографических исследованиях А. А. Лазаревича «Беларусь: культурно-цивилизационный выбор» [1] и «Становление информационного общества: коммуникационно-эпистемологические и культурно-цивилизационные основания» [2].

В центре внимания находятся следующие вопросы: является ли цивилизационная прививка, унаследованная Беларусью от Запада, исходной и достаточной основой для ее современной национальной консолидации и дальнейшего успешного развития, или для этого еще требуются некие духовно-культурные и образовательно-воспитательные основы, проявляемые лишь в рамках определенного социально-культурного и этнического пространства, имеющего особый духовно-символический характер? Чем отличается современная Беларусь от Беларуси ХVIII – ХХ столетий? Благодаря чему она может сегодня успешно отвечать на вызовы и угрозы как извне, так и изнутри самого белорусского общества?

Данная коллективная монографическая работа под редакцией доктора социологических наук, профессора А. И. Левко является одним из итогов республиканского исследования «Духовно-культурные и образовательно-воспитательные основы консолидации и развития Беларуси в условиях современных вызовов и угроз». Исследование проведено с 2016 по 2020 г. Центром историко-философских и компаративных исследований Института философии НАН Беларуси под научным руководством А. И. Левко. По результатам данного исследования были ранее подготовлены и опубликованы монографии (Левко А. И., Мартысюк П. Г. Актуальные вопросы правовой этики: Социально-культурный анализ [3], Левко А. И. Социально-культурные предпосылки инновационного развития общества: философско-методологический анализ [4], Максімовіч В. А. Нацыянальная мастацкая традыцыя ў кантэксце гуманітарнай бяспекі Беларусі [5], Никонович Н. А. Теоретический анализ философии мифа М. Элиаде: основные идеи и когнитивный потенциал [6], Павловская О. А. Мораль в транзитивном обществе: социально-философский подход [7], Национальная культура в контексте социокультурных трансформаций [8]).

В центре внимания этих монографических исследований находятся проблемы культуры и их выражение в философском и научном познании, общественном социально-культурном и цивилизационном развитии. Все эти проблемы на постсоветском пространстве до недавнего времени решались исключительно через призму основного вопроса философии и методологии диалектического и исторического материализма, культура в которых рассматривалась лишь как идеологическая надстройка над экономическим базисом общества, а мифология и религия как формы выражения иллюзорного сознания. После распада СССР в научной среде республики широкое распространение получили идеи модернизма и постмодернизма, позволяющие представлять общественное развитие как процесс социальных трансформаций, а само общество как транзитивное или переходное от стадии аграрного развития к индустриальному и далее к информационному.

По существу, данное исследование, как все названные выше монографии, представляет собой своеобразный диалог по проблемам общественного развития, каждая из которых имеет свою специфическую точку зрения. В одних из них подчеркиваются достоинства модернизма и необходимость заимствовать его основные положения, в других, наоборот, подчеркивается его методологическая несостоятельность. Модернизм, унаследованный философией от искусства, позволил, по сравнению с диалектическим и историческим материализмом, связать общественное развитие с культурой и рассмотреть его через призму проектно-преобразовательной, конструктивной и технологической естественно-научной трансформации.

Эта трансформация, по мнению сторонников философии модернизма, и отличает современное общество, развитие которого происходит в условиях глобальной социодинамики, от традиционного, ориентированного на национальные интересы, национальную политику и национальный менталитет. Современное общество, считают они, – это, прежде всего инновационное общество, ломающее всякие традиции и родовые связи, отвергающее религию и мифологию и заменяющее их проектами и моделями современных социальных и антропологических эволюционных процессов, выступающих своеобразным механизмом переформатирования экономической сферы общества и его социума.

Это переформатирование представляется как основной показатель цивилизационного развития, в основе которого лежит интеллектуальная культура и прежде всего философско-антропологический анализ, т. е. основой социального развития объявляется мышление и мыследеятельность человека, которые уже на уровне гносеологии предполагают диалектику анализа и синтеза, своеобразную гармонию знания и опыта, ориентацию на практику как основной источник социально-культурной проблематики.

Однако эта диалектика в философии модернизма фактически игнорируется, что знаменуется возвратом к метафизике и субъектологии, уже во многом преодоленных в методологии марксизма. Оторвав духовное от родового и природного начал, представив общество как техногенную цивилизацию, модернизм оказался не в состоянии постичь диалектику материального и духовного и в этом плане является своеобразным возвратом к философской метафизике.

Пространство и время рассматриваются им как своеобразные физические, механические и органические системы, подверженные деформации, трансформации и стагнации. Разновидностью этих систем выступают здесь как само общество (социум), так и личность. Они предстают в модернизме как некие самостоятельные социальные и антропологические реальности глобальной социодинамики. Эти реальности, по мнению сторонников данной методологии, постигаются лишь через призму философско-антропологического анализа социума на основе когнитивного потенциала социально-философского знания. Это знание в виде предлагаемых рациональных моделей и позволяет, по их мнению, выстраивать экономические сферы белорусского государства.

Духовное начало воспринимается модернизмом по аналогии с философским позитивизмом лишь через призму интеллектуального развития, связанного только с материальными основами жизни общества, создаваемыми на уровне государственной политики. Все, что выходит за рамки данной проблемы, рассматривается лишь как альтернативные методологические модели постижения социальности. Сама социальная реальность разделяется при этом на историческую, культурную и духовную, существующие автономно по отношению друг к другу. Социальная структура и социальный процесс в данном случае предстают как основные формы и содержание концептуальных представлений о социальной и культурной реальности.

При этом модернистское и постмодернистское представление о социокультурной реальности как информационном пространстве трансформации значений и смыслов литературного и научного текста по существу вытесняют и историческое, и этническое, и духовное ее содержание, заменяя их клиповым мышлением. Человек объявляется творцом не только своей жизни, но и жизни общества. Сама же социальность как способ жизнедеятельности человека отрывается от природных и культурных начал жизни общества и противопоставляется им как инновационный тренд экономической сферы, игнорируя тем самым связь между этнической и национальной культурами и, соответственно, те вызовы и угрозы, которые в связи с этим возникают.

Культура рассматривается здесь через призму пространства и времени, имеющих определенную структуру, протяженность и динамику развития, поэтому общественный прогресс в данном случае предстает не как единство духовно-символического и интеллектуального начал культуры, а как преодоление духовно-символической культуры. Это преодоление представляется в виде постепенного вытеснения духовного начала и замены его интеллектуальной культурой (от теологии к метафизике и от нее к науке, согласно позитивизму). И, соответственно, от общества, социальный статус личности в котором определяется наследственной принадлежностью к тому или иному сакральному роду графа, дворянина или простолюдина, к свободе выбора соответствующей роли и функции в социальной структуре общества.

Сама культура в отличие от цивилизации в модернизме предстает как свобода личностной самореализации. Аксиомой стало убеждение, что происходит это в силу индустриализации общества и обусловленного ею разделения труда, обеспечивающего свободу самореализации человека и глобальную коммуникацию на основе научных технологий. Человек определенного социального сообщества (народа, нации, региона), согласно методологии модернизма, уступает место человеку мира, а духовно-символическая культура – интеллектуальной культуре и ее конструктивно-проектным возможностям радикального изменения этого мира.

Само же мировое сообщество представляется при этом как глобальная социально-культурная система, изменение каждого элемента в которой влечет изменение целостности самой ее структуры, т. е. общественное развитие представляется как результат адаптации человека к обществу. Диалектический материализм по существу вытесняется трансформационной механикой и метафизикой философского мышления.

Однако общество, как и отдельно взятая личность, – это не просто набор биологических и социальных качеств или социально-культурная система, а особый мир органической культуры, ценности и нормы которой, духовные традиции и предпочтения определяются уже самим местом рождения и этнической его принадлежностью. Мир детства, мир юности, мир отрочества – это не просто стадии биологического и физиологического развития, а особый духовный мир или социально-культурная реальность, становление и развитие которой не определяются лишь трансформацией тела и духа человека в отрыве от самой культуры общества.

Формирование и развитие человека и органических культур, как полагал еще Освальд Шпенглер, взаимообусловленный процесс, который происходит, по мнению философа, на собственно-этнической основе, т. е. протекает по-разному в индийской, китайской, западноевропейской и других культурах. И это обстоятельство совершенно не учитывается в философии модернизма и его белорусских представителей, так как категория «трансформация» трактуется здесь исключительно в технократическом смысле как радикальные структурные перемены в направлении к качественно новому состоянию общественной организации и исторической динамики. Это позволяло представить развитие общества как линейный процесс поступательной трансформации социальных систем в виде их структурных преобразований, независимо от ценностей и норм культуры и их духовного содержания, а саму культуру лишь как итог социальной организации и самоорганизации, осуществляемых лишь на институциональном уровне государственного регулирования социально-политических процессов. При этом не учитывалось то, что социокультурные перемены в обществе, в отличие от трансформации механических, биологических, кибернетических и других систем, невозможны без социальной деятельности самих людей и их взаимодействия или коммуникации, имеющих «человекомерный», в том числе и духовно-нравственный характер.

Духовно-символические и интеллектуальные основания культуры познавательной деятельности и проблемы ее этнического, исторического и национального социокультурного осуществления взаимообусловлены. Cоциокультурная реальность одновременно предстает как предмет философского познания, методологической рефлексии и духовно-нравственной практики. Социокультурные представления имеют свое особое преломление и современную интерпретацию как в методологическом анализе и синтезе, так и в образе жизни различных народов.

Основой познания выступают как социальная теория в виде проблемы сущего, так и практика, придающая познанию функцию должного. Практика – это не столько критерий истинности или ложности тех или иных теоретических предположений, сколько уже существующая и изменяющаяся историко-культурная реальность, с которой вынужден считаться интеллектуальный проект. Она одновременно предстает как объективная физическая и биологическая реальность, имеющая закономерный характер, и социально-культурная сфера жизнедеятельности человека и общества, заключающая в своей основе духовные источники своего развития не только на уровне милосердия и сострадания, но и самой экономической деятельности и экономических отношений.

Именно благодаря деятельности и коммуникации людей, а не естественным закономерностям трансформации самой общественно-политической системы, происходит консолидация и развитие различных типов общества. Только на этой основе, с одной стороны, оно предстает как социальная организация, выраженная совокупностью социальных институтов во главе с государством, а с другой – как культивируемая, выращиваемая социальная и духовная общность. Поэтому национальная культура органично воплощает в себе оба эти начала. Иное дело, что в исторической практике между рациональными и духовными основами общественного развития далеко не всегда имеет место гармоническое единство. Соотношение между ними носит противоречивый характер, определяемый во многом самой спецификой рациональной и духовной культур.

С одной стороны, существующий социальный порядок и его стабильность или организационная институциализация невозможны без соответствующего моделирования и прогнозирования социальной деятельности, выраженной, прежде всего, в процессе управления. С другой – его концепции, модели, образы далеко не тождественны образам самой исторической социокультурной реальности и не могут оцениваться как истинные или достоверные, как это имеет место в механике и других областях естествознания. К тому же сама эта реальность оказывает определяющее влияние на характер социального действия.

Социальные действия, как справедливо полагал Макс Вебер, могут быть как целерациональными, так и ценностно-рациональными, аффективными и традиционными. Социальная же общность выступает исключительно в виде социальной целостности, связанной не только узами религиозной и хозяйственной этики, но и ценностями семейно-родственных или родовых отношений, в основе которых лежит соответствующий духовный культ, не контролируемый лишь логикой рационального мышления. Этот духовный алгоритм социального действия и коммуникации как бы задан извне самой природой трансцендентальной социальной реальности, выходящей за рамки понятия сущего.

Социальный статус графа, барона, герцога, шляхтича и т. д. задается не просто принадлежностью к тому или иному роду, династии, а культивируемой его символической сакральной значимостью. «Культ, по Флоренскому, от colere, вращать – «круговорот, хоровод, обращение вокруг святой реальности» – поклонение святыням, каковыми становятся коллективно значимые и принятые данной общностью идеальные ценности, трансцендентный смысл которых символически выражен в зримой форме литургического хорового строя, ритуальных жестов, обрядов, магических формул и разного рода вещественных фетишей, от тотема-животного в архаических родовых группах до икон и абстрактных сакральных знаков развитых мировых религий. Многочисленными этно-антропологическими исследованиями установлено, что именно культ составлял суть первичных элементов первобытного мышления» [9, с. 338].

Без учета символической природы этого мышления и ориентируясь исключительно на философскую антропологию Иммануила Канта, как полагают многие исследователи, выявить истоки становления как человеческого мышления, так и общественной морали в принципе невозможно. Они не исчерпываются лишь существующим характером разделения труда и той степенью личной свободы, которая при этом возникает в виде появления возможности перемещения из одной социальной страты в другую. Тем более они не вытекают из самой государственной идеологии. И вместе с тем именно культ выступает основой этнического развития, как бы придающего конкретные формы социального развития национальных, региональных, поселенческих и других социальных общностей. Культ является основой духовно-символической культуры, существующей наряду с интеллектуальной культурой, источники развития которой заключены не в теоретическом мышлении, а в социокультурной практике. Поэтому, наряду с теоретической, существует практико-ориентированная социология [10].

Без учета этих особенностей невозможно определить социально-культурное пространство и направление возможного развития конкретной страны, которой является Беларусь, и особенности ее органической культуры, выраженной в виде народного фольклора, обрядов и верований, имеющих свою этническую основу. И это дает нам основание предположить, что общественное развитие имеет не линейный, а циклический этнографический характер, зависимый от территориальной природно-климатической и другой специфики расселения населения, протекающих демографических, хозяйственных и других процессов и форм социальной кооперации и коммуникации. Цель работы – рассмотреть Беларусь не с позиции условий глобальной социодинамики, а с позиции того социально-культурного пространства, которое определяет сами возможности этой динамики и в отличие от философских прожектов делает их реальностью.

Стоящие перед страной проблемы, вызовы и перспективы рассматриваются в данном случае через призму внутреннего духовного потенциала белорусского народа и его способности реагировать на эти вызовы адекватно складывающейся геополитической и национальной ситуации. Отсюда и название работы «Беларусь в современном социально-культурном пространстве: проблемы, вызовы, перспективы», т. е. перспективы социального развития коллективом авторов данного монографического исследования связываются не с рациональными идеями и моделями, создаваемыми лишь в лоне интеллектуальной культуры, а с духовно-символическими источниками этой культуры.

При рассмотрении Беларуси через призму того социально-культурного пространства, в котором она находится, отчетливо проявляется ограниченность и методологии модернизма. При таком методологическом подходе сразу же возникает вопрос, о каком транзите или переходе идет речь: от аграрного или традиционного общества к информационному, или от социалистического к капиталистическому и на какой капитал нам предстоит в основном полагаться в ближайшем будущем. Ведь Беларусь, как и большинство других постсоветских стран сегодня, стоит перед выбором, каким должно стать белорусское государство: либерально-демократическим по образцу США и ведущих стран Западной Европы или социально ориентированным, сочетающим преемственность и традиции своего недавнего советского прошлого, достигнутые в нем экономические успехи и потенциал национальной культуры. И уже по этому поводу взгляды исследователей принципиально расходятся. Дают о себе знать и сложившиеся в прошлом традиции позитивистского философского мышления, рассматривающие его как процесс целерационального познания, лишенный всякого духовно-культурного содержания. В эпицентре внимания оказываются понимаемые по-разному духовно-культурные основы общества, включая мифологию, религию, искусство, национальные и другие традиции и социальную логику, а также философская гносеология или теория познания, философская антропология или учение о человеке и философская онтология или учение о бытии.

Консолидация и развитие современного белорусского общества – это две стороны единого процесса, также неотъемлемые друг от друга, как и материя, сознание и бессознательное начало, здравый смысл в культуре. Точно также права человека не ограничиваются лишь естественным правом и свободой выбора, так как свобода эта всегда ограничена ценностями и нормами культуры, духовно-нравственным и нравственно-психологическим климатом в обществе и далеко не всегда, как утверждают основоположники философского экзистенциализма Мартин Хайдеггер и Карл Ясперс, является психологически мотивированной. Социальные чувства в виде социальной ностальгии или тоски по Родине, патриотизма, консерватизма социальной и религиозной традиции, чувства хозяина и т. д., согласно им, оказываются, как правило, сильнее индивидуальной мотивации и проявляют себя по-разному в англо-саксонской, германо-романской и славянской культурах. Мало того, они, как свидетельствуют психиатрические исследования К. Ясперса, во многом определяют здоровье, мышление и поведение человека. Человек, оторванный от своих родных корней и менталитета своего народа, по его мнению, страдает не только чувством ностальгии, но и многими физическими недугами, а также неадекватным, в том числе и преступным, поведением.

Нечто подобное происходит и в результате ломки устоявшихся социально-культурных традиций и сложившегося образа жизни людей. Системная картина ценностных и идеологических трансформаций белорусского государства в условиях инновационного развития, по мнению авторов данного монографического исследования, определяется не столько динамикой происходящих изменений социума, сколько самими духовно-культурными основами общества, объективными и субъективными предпосылками его развития. Говорить, считают они, следует не о динамике и статике развития социальной системы или социума, а о динамике и статике самой культуры, которая одновременно предстает как «живой организм» и «духовный символ», по-разному проявляемый в самом образе жизни различных народов.

В связи с этим общественное развитие одновременно имеет как открытый динамичный, так и закрытый характер, т. е. наряду с общеисторическим цивилизационным развитием в рамках и масштабах открытого общества, каждая страна имеет духовно-культурное пространство своего национального развития, ограниченного замкнутым пространством региональных, поселенческих, профессиональных, поло-возрастных и иных культур, воспринимаемое извне лишь как статистический социальный факт ее экономических и других успехов. Об этом писал еще основоположник социологической науки Огюст Конт и многочисленные его французские последователи. Иное дело, что общество он рассматривал лишь как живой организм, в своем развитии лишенный всяких духовных начал, о которых впервые заговорили экзистенциалисты. С их точки зрения, общественное развитие не основывается лишь на позитивистской версии мыследеятельности в виде науки и динамике развития общественной системы.

Нет ни одной страны, развитие которой определялось бы исключительно только с помощью упорядочения социальной структуры общества на основе проектов и идеалов, разрабатываемых специально созданными для этого социальными институтами, к числу которых, наряду с государством, относится и семья, образование и сама культура. И семья, и государство, и образование есть, прежде всего, социальная и духовная, этническая, поселенческая и региональная общность, формируемая в ходе исторического развития самим образом жизни различных народов в зависимости от географических, климатических и других ее условий. И этот процесс происходит задолго до формирования наций и национальных государств. Если советское государство в своем развитии опиралось на новую историческую общность – «советский народ», то белорусское государство – на белорусский народ и особенности его духовного и естественного бытия в форме социально-культурной реальности, не сводимой ни к объекту, ни к субъекту познания.

Понятие «белорусский народ» охватывает всех граждан Беларуси, проживающих на ее территории, в том числе и граждан других национальностей. Однако в отличие от исторической общности «советский народ», в основе которой лежит философская идея глобального процесса смены капиталистической общественно-экономической формации социалистической, источники общности белорусского народа неразрывно связаны не с национальной идеей и концептуальным видением настоящего и будущего страны. Белорусский народ как общность определяется его исторической самобытностью, неразрывно связывающей современность с прошлым и достигнутым уровнем духовно-нравственного и интеллектуального становления различных этносов. Эта самобытность имеет под собой специфическую этно-социальную основу, не сводимую лишь к специально упорядочиваемому социуму и гражданскому образованию [11].

Белорусы, если следовать логике научных исследований Института этнографии НАН Беларуси, – это своеобразная интеграционная общность населения как минимум шести этно-социальных регионов: Центральной Беларуси, Поозерья, Поднепровья, Понемонья, Восточного и Западного Полесья, имеющих принципиальные социально-культурные различия, включая и саму мыследеятельность, мораль и даже специфику говора и речи. В связи с этим есть все основания предположить, что образ жизни диктует и образ мышления, а не наоборот, как это следует из философских концепций мыследеятельности и социальной философии западноевропейских и отечественных исследователей. Сам по себе этот образ не есть лишь выражение потребностей и интересов адаптирующегося к среде обитания человека и следствие разделения труда в обществе. Он первоначально задается духовно-символической культурой, культами и обрядами, начиная со слова, речи, фольклора, мифологии, религиозной веры и т. д., которыми первоначально выражали духовную сущность того или иного явления, отдельных земель, лесов, лугов и других территорий.

Позже духовное становление человека, начиная с раннего детства, стало основой целенаправленного воспитания и образования со стороны семьи и школы, а сами школы превратились в своеобразные центры культуры различных поселений. И то, что современная семья и школа, как и все общество в целом, из социальной и духовной общности постепенно вновь превращаются в социальный институт, в социум, основной ценностью в котором становятся права человека, не есть выражение каких-либо объективных закономерностей развития техногенного общества. Как само это общество, так и его право не есть лишь политический или юридический проект, заменяющий естественное право правовым законом. Они выступают своеобразным атрибутом современной социально-культурной реальности.

К таким выводам побуждают нас проведенные ранее социологические исследования и их философское осмысление. Эти исследования изначально были ориентированы на социально-культурные различия основных регионов Беларуси, впервые вскрытые и проанализированные сотрудниками Института этнографии и фольклора НАН Беларуси. Они и послужили в свое время основанием для расчета многоуровневой республиканской квотной выборки для сравнительного социологического исследования проблем жизненного самоопределения учащейся молодежи, проведенного в два этапа в 1991–1992 и 1996–1997 гг. отделом социологии Национального института образования Беларуси под научным руководством А. И. Левко.

Логическая программа данного исследования была изначально ориентирована на феноменологию жизненного мира и выяснения его многообразия в Беларуси. Однако выявилось, что жизненное самоопределение молодежи и ценностные ориентации, на которых оно основывается, не связаны лишь с пирамидой потребностей личности, в основе которой лежат естественные стимулы, а на вершине стремление к творческой самореализации. Они определяются самим образом жизни людей, характером их взаимодействия с природой и обществом и принципиально различаются, прежде всего, в направленности на коллективную духовную идентификацию и личностную самореализацию. При этом выявилось, что личностная самореализация и общественная мораль не вырастают из структуры самих потребностей. Например, в регионе «Понемонье», совпадающем в основном с Гродненской областью, либерально-демократическая ориентация, характерная для Западной Европы, и хозяйственная этика «хутора» оказались доминирующими. В регионах же Восточного и Западного Полесья, наоборот, они становятся неприемлемыми и даже противоположными своей направленностью не на личность и пирамиду ее потребностей, а на социальную общность, соборность, духовность и коллективизм. В центральной же Беларуси, ее столице и областных городах основополагающим фактором жизненного самоопределения является сама экономика или экономическая жизнь региона. При этом формы данной самореализации принципиально различаются в различных типах поселений, например, в деревне и городе, больших и малых городах.

История распорядилась так, что восточную часть Беларуси постоянно сопровождало сильное влияние соседней России. Гродненскую, Вилен-скую и Минскую области еще в середине ХIХ в. сами же россияне называли Литвой или ее историческим названием. Регион же белорусского Полесья всегда был относительно самостоятельным и в одно время имел даже политическую и экономическую автономию. К тому же восточная часть республики с 1922 по 1939 г. входила в состав Советского Союза, а западная – в состав буржуазной Польши. Понятно, что социалистические преобразования были значительно более глубокими на востоке, чем на западе. Регион же белорусского Полесья, в силу своих природных особенностей, оказался меньше всего подверженным политическим и экономическим преобразованиям. Он сохранил исторические социально-культурные особенности, которые своими корнями восходят к старославянской и ятвяжской культурам.

В результате в этих регионах сложился свой особый менталитет населения. В восточной и центральной Беларуси этот менталитет в большей мере основывается на внешней экономической зависимости, в то время как в белорусском Полесье – на общинных социально-культурных традициях, а в западных регионах – на традициях автономного (хуторского) образа жизни и индивидуально-ориентированной западной культуры. Региональный менталитет является как бы связующим звеном между традициями национальной культуры проживающих здесь представителей других народов (русских, поляков, евреев и т. д.) и коренным населением, или, вернее сказать, превращающих их в представителей коренного населения. Например, евреи, численность которых в белорусских городах по переписи конца ХIХ в. достигала 70 % проживающего здесь населения, сохраняли ментальную региональную и поселенческую специфику, наряду с языком, ценностями и нормами своей национальной культуры. При этом белорусский язык они осваивали раньше идиш или своего родного языка. В связи с этим среди классиков белорусской литературы есть и представители данного народа. Различна оказалась и социальная структура этих регионов, плотность проживания здесь населения и уровень экономического развития.