Текст книги "Рассказы о сержанте Берковиче"

Дело четырнадцатое. БАНКА С КРАСКОЙ

Если честно, – сказал сержант Беркович, – я не получил удовольствия. К тому же я знаю кое-какие обстоятельства, и потому личность режиссера мне несимпатична.

– При чем здесь личность режиссера? – рассердилась Наташа. – Ты можешь смотреть спектакль, не думая о своих полицейских штучках?

– Могу, – вздохнул Беркович и взял Наташу под руку. Они возвращались из театра, Наташа давно хотела посмотреть «Служанок» в постановке Виктюка, но лишь сейчас, во время очередных гастролей театра в Израиле, ей удалось не только выкроить время самой, но еще и уговорить Бориса – у сержанта изначально было предубеждение против этого режиссера.

– Могу, – повторил Беркович, – но мне, как мужчине, не может нравиться, когда бьют по лицу женщину.

– Почему ты веришь слухам? – возмутилась Наташа. – Мало ли что говорят о талантливом человеке!

– Инспектор Бирман, – сказал Беркович, – третий день разбирается с жалобой импрессарио Бевдецкой.

– Какой ты все-таки… – обиженно сказала Наташа. – Я говорю о новом театральном стиле, о потрясающих средствах выразительности, а ты – ударил он ее, не ударил…

– Не будем ссориться, – примирительно сказал Борис, – а то накликаем.

– Что накликаем? – не поняла Наташа.

– Вот позвонит сейчас мой шеф…

– У тебя свободный вечер! – возмутилась Наташа.

– Ну… Пока же никто нам не мешает. Именно в этот момент и зазвонил висевший в футляре на поясе Берковича мобильный телефон.

– Если это твой Хутиэли… – грозно сказала Наташа. Разумеется, это оказался именно инспектор. Похоже, что и его оторвали от какого-то занятия, более приятного, чем расследование преступлений.

– Борис, – сказал Хугиэли скрипучим голосом. – Извини, что мешаю наслаждаться пьесой…

– Пьеса уже закончилась, – сказал Беркович, – мы с Наташей гуляем и ведем театроведческий спор.

– Далеко от театра? – поинтересовался инспектор.

– Нет, – с недоумением ответил Беркович. – Мы только вышли… А какое это имеет значение?

– В квартале от театра, – объяснил Хутиэли, – произошло убийство. Я могу, конечно, послать сержанта Финкеля, он сейчас дежурит, но пока Финкель прибудет на место, и к тому же…

– Да, я понимаю, – сказал Беркович. О том, как Хутиэли не любит поручать Финкелю сложные дела, Берковичу было хорошо известно. – Бригада на месте?

– Да, эксперт с фотографом выехали. Я сказал Хану, что ты присоединишься чуть позже.

«Он был уверен, что я не откажусь, – подумал Беркович. – Черт побери, но ведь сейчас действительно не мое время! Пусть посылает Финкеля…»

– Хорошо, инспектор, – сказал Беркович, – говорите адрес.

– Боря, – возмущенно заявила Наташа, когда сержант закончил разговор, – твой начальник считает, что ты у него раб?

– Наташенька, – вздохнул Беркович, – такая у меня работа. Я выбрал ее, ты выбрала меня, так что…

– Ах, ты выбрал ее? Я-то думала, что ты выбрал меня, как я тебя!

– Будем ссориться? – примирительно сказал Беркович. – Если хочешь, я вызову тебе такси, а если не хочешь ехать домой, то можешь присоединиться ко мне и поглядеть, как работает полиция.

– А… можно? – растерянно спросила Наташа. – И вообще… там кровь…

– Мне, – объяснил Беркович, – шеф поручил работу со свидетелем и первоначальные следственные действия. Пока мы дойдем до места, тело уже увезут.

– Пошли, – решительно сказала Наташа и взяла Бориса под руку.

В переулке, куда молодые люди свернули с улицы Иерушалаим, было темно, как на северном полюсе в полярную ночь. Фонари горели только в дальних палисадниках, окружавших небольшие домики, которые только при большой игре фантазии можно было назвать виллами. Это были всего лишь одноэтажные строения времен, пожалуй, еще британского мандата. У одного из домиков стояла полицейская машина.

– Это вы, сержант? – окликнул Берковича знакомый голос, и на свет выступила грузная фигура патрульного Моди Ялона. – Инспектор предупредил, чтобы я… А это кто с вами?

– Мы возвращались из театра, – объяснил Беркович, – не мог же я отправить девушку домой без сопровождения… Инспектор сказал, что есть свидетель. Где он?

– Свидетель, – вздохнул патрульный. – Когда мы подъехали…

– Кстати, кто вызвал полицию? – поинтересовался сержант.

– Вернулась домой жена убитого и наткнулась на тело мужа. Рон Каспи лежал у распахнутой входной двери головой наружу, ногами в прихожей. Убит ударом ножа в сердце. Женщина в шоке…

– Понимаю. С ней пока разговаривать бессмысленно. Так что свидетель?

– Это мы думаем, что он все видел. Не мог не видеть, поскольку весь вечер красил забор возле своего дома. Краска в одном месте чуть подсохла, а в другом еще совершенно мокрая. Хан утверждает, что этот человек работал кистью примерно с пяти до восьми. А с того места, где он стоял, отлично видна входная дверь домика Каспи. Убили беднягу, когда было еще светло – если верить времени смерти, установленному экспертом…

– Не помню, чтобы Хан ошибался в определениях, – вставил Беркович.

– Значит, – резюмировал Ялон, – Бени Бармин должен был видеть убийцу.

– Так в чем проблема?

– Он утверждает, что ничего не видел, ничего не знает, на дом Каспи не смотрел и вообще занимался только своим делом – красил забор.

Беркович вздохнул и посмотрел в сторону Наташи, слушавшей разговор, затаив дыхание. Взгляд ее выражал полную уверенность в том, что сейчас ее любимый Боренька покажет всем этим остолопам, как находить преступника по горячим следам.

– Не вижу зацепки, – сказал Беркович. – Если человек утверждает, что ничего не видел, то как заставить его изменить показания? Нужны улики, доказательства…

– По-моему, – заметил Ялон, – этот Бармин перепугался, потому что знает убийцу. Он ведь живет рядом с Каспи тридцать лет, видел всех, кто ходил к соседу, а Каспи этот – личность темная, я узнавал: он есть в картотеке, пять лет назад вышел из тюрьмы, сидел за сутенерство.

– Допустим, ты прав, – согласился Беркович. – Но не вижу, как твое мнение может помочь делу.

– Боря, – тихо сказала Наташа. – Ты хочешь сказать, что если человек видел убийцу, нет способа заставить его сказать правду?

– Интересно, какой? Пытать его, что ли? – спросил сержант. – Способ только один: доказать, что человек лжет. Тогда его можно привлечь за лжесвидетельство.

– Ну так докажи! – воскликнула Наташа. Беркович и Ялон одновременно хмыкнули и пожали плечами.

– Наташенька, – сказал сержант, – посиди несколько минут в машине, я осмотрюсь немного. Поговори с Моди, он знает массу историй…

– Хорошо, – кивнула Наташа, поняв, что жених вовсе не собирается складывать руки, как ей сначала показалось. Ялон раскрыл дверцу машины, и Наташа села на переднее сидение.

Беркович подошел к двери дома Каспи, но тело уже убрали, а прибывшие медики и полицейские натоптали так, что обнаружить чьи-нибудь следы было затруднительно. Да и смысла не имело; сержант понимал, что единственная возможность сдвинуть следствие с мертвой точки – это добиться, чтобы Бени Бармин назвал имя убийцы. Если, конечно, Ялон прав, и все обстояло именно так, как описал эксперт.

Беркович пересек узкую нейтральную полосу и подошел к забору, отделявшему участок Каспи от такого же точно участка, принадлежавшего Бармину. Попробовал пальцем краску – действительно, забор недавно покрасили, прошло не больше двух-трех часов. Однако ни у забора, ни в пределах видимости Беркович не обнаружил ни ведерка с краской, ни кисти. Видимо, Бармин закончил красить еще до прибытия полиции, и поспешил убрать инструмент. Куда?

Сержант опустился на колени и увидел на песчаной дорожке следы краски – кто-то шел здесь с ведерком, из которого капало. Следов было несколько; судя по всему, Бармину пришлось по меньшей мере три раза наполнять ведерко. Беркович пошел вдоль следа и пришел к небольшому сарайчику, дверь которого была распахнута. Внутри стоял старый мотоцикл и лежали на полках инструменты. Пятилитровая емкость с краской стояла у входа, а рядом валялось небольшое, меньше литра, ведерко. Малярная кисть была аккуратно опущена в емкость с растворителем. Можно было сделать вывод, что Бармин спокойно закончил красить, вернулся с пустым ведерком в сарай, помыл кисть и опустил ее в растворитель, а потом отправился домой. Человек действовал так, будто ничего не произошло, и это говорило против версии Ялона.

Беркович вышел из сарая и пошел по следам обратно. Пройдя почти две трети пути, он остановился, вгляделся в след и пошел обратно, вглядываясь в расположение капель краски. Он вернулся к сараю и минуты две постоял в задумчивости. Потом кивнул сам себе и решительно направился к дому Каспи.

Бени Бармин, мужчина лет пятидесяти, лысый как колено, мрачно сидел на кухне и смотрел, как эксперт Хан заполняет бланки протоколов.

– А, сержант! – встретил Хан Берковича. – Поговорите с этим господином, а то его придется отпустить, он утверждает, что ничего не видел.

– Сержант! – воскликнул возмущенный Бармин. – Я действительно ничего не видел! На каком основании меня тут держат? Я буду жаловаться!

Беркович уселся на стул и минуту смотрел на Бармина, не отрываясь. Тот забеспокоился.

– Послушайте, сержант… – начал он тоном ниже.

– Нет, это вы послушайте, – резко сказал Беркович. – Вы знаете имя убийцы, а он, не исключено, тоже вас видел, и потому ваша жизнь в опасности…

– Чушь, – буркнул Бармин. – Не давите мне на психику, сержант.

– Давить вам на психику будет суд, – пожал плечами Беркович, когда будет судить вас по обвинению в лжесвидетельстве.

– Чушь! – повторил Бармин.

– Видите ли, – сказал сержант, – я докажу на суде, что вы сегодня солгали. Хотите, скажу – как? Вижу, что хотите. Так вот, вы несколько раз наполняли ведерко, когда красили забор. Точнее – три раза. Два раза вы шли от забора к сараю и обратно медленным и равномерным шагом – это легко видно по следам. На третий раз вы тоже направились к сараю медленно, расстояние между каплями было небольшим. Но на половине пути вы вдруг перепугались и побежали к сараю, делая огромные прыжки. Расстояние между каплями, падавшими из ведерка, увеличилось втрое! Любой эксперт посчитает это доказательством. Что же вас так напугало? Если бы вы просто увидели, как некто убил соседа, вы бы спрятались за ближайшее дерево, переждали и потом вызвали полцию. Но вы пустились наутек – значит, убийца увидел вас, и вы подумали, что он захочет убрать свидетеля. Вы и сейчас так думаете. Вот почему вы не сообщили в полицию. И вот потому я говорю, что ваша жизнь в опасности.

– Можно подумать, что полиция сможет меня защитить, – опустил голову Бармин.

– Сможет, – твердо сказал Беркович, – если вы скажете правду. Мы возьмем убийцу, и вы будете в безопасности. Итак9

– Менахем, – буркнул Бармин. – Фамилию его я никогда не знал, а кличка у него Кролик, потому что у него длинные оттопыренные уши…

Полчаса спустя Беркович прощался с Наташей на пороге ее дома. Довез их Моди Ялон, предложил подбросить и сержанта, но Беркович, поблагодарив, отказался.

– Ну как вечер? – спросил он. – Жалеешь, что отвлеклась от спектакля?

– Что спектакль? – улыбнулась Наташа. – Ты сыграл лучше, чем все эти актеры, что дрыгались на сцене.

– Ах, так все-таки дрыгались! – картинно возмутился Беркович. – А ты говорила…

– Могу я изменить свои показания? Или ты и меня привлечешь к суду за лжесвидетельство? – сказала Наташа, оставив за собой последнее слово.

Дело шестнадцатое. СТРЕЛОК ИЗ ЛУКА

Раввин пришел вовремя, да и гости начали собираться раньше назначенного срока. В результате уже в половине седьмого Борис Беркович и Наталия Вайнштейн оказались соединены узами законного брака, «ктуба» подписана, стакан разбит, и довольные торжественной церемонией гости начали рассаживаться за столы.

– Наташа, – сказал Беркович жене, – посмотри вокруг, здесь сейчас собрался весь цвет криминального отдела управления полиции. Помяни мое слово: кому-нибудь из наших гостей придется вставать из-за стола, не доев куриной ножки, и отправляться снимать отпечатки пальцев.

– Надеюсь, что это будешь не ты, – заметила Наташа, занимая почетное место по главе стола.

– Не думаю, чтобы это был я, – продолжал Беркович, усаживаясь рядом с женой. – Инспектор этого не допустит. Ведь тогда и ему придется уходить из ресторана, а он специально сегодня не ел полдня, можешь мне поверить.

Тостов было немного, гости больше налегали на еду – можно было подумать, что все они приехали из российской глубинки или голодающего района Уганды. Разошлись в полночь, и, прощаясь с молодыми, инспектор Хутиэли сказал Берковичу так, чтобы не слышала Наташа:

– Если станет скучно, выходи на работу.

– На работе веселее? – тихо отозвался Беркович. – Нет, лично я надеюсь, что преступный мир, зная о моей свадьбе, трое суток будет отдыхать.

– Хорошо бы, – вздохнул инспектор и ушел, поцеловав Наташе руку.

– Неужели мы целых три дня будем вдвоем? – сказала Наташа на следующее утро. Впрочем, скорее можно было сказать – днем, потому что, когда молодые проснулись, часы показывали полдень.

– Не говори об этом, накликаешь, – пробормотал Борис, потягиваясь.

Три дня пролетели, как один, и в четверг, провожая мужа на работу, Наташа сказала:

– Даже отдохнуть не успели. Возвращайся сегодня пораньше, пойдем к моим родителям, мы обещали.

– Непременно, – отозвался Беркович, подумав о том, как было бы хорошо, если бы какое-нибудь невзначай подвернувшееся расследование помешало исполниться этому обещанию. Он ничего не имел против наташиных родителей, просто сейчас ему не хотелось общаться с родственниками – своими в том числе.

– Наконец-то! – воскликнул инспектор Хутиэли, когда сержант вошел в кабинет. – Совершены восемь изощренных убийств, и непонятно, кто все это сделал – все ждут тебя, чтобы начать расследование!

– Вы серьезно? – нахмурился Беркович.

– Нет, к счастью, – хмыкнул Хутиэли. – Но одно убийство действительно произошло. В собственном доме убит Ариэль Гидон, адвокат. Произошло это, как утверждает эксперт, вчера от пяти до семи вечера. Тело, однако, обнаружили только сегодня утром, поскольку Гидон живет… жил… один, жена с детьми в Европе. Им, конечно, сообщили.

– Ограбление? Месть? Какая причина?

– Может, и месть… Во всяком случае, так кажется на первый взгляд. Однако, насколько я понимаю, это чистой воды подставка, так что нужно разбираться. Поезжай на место, а я допрошу задержанного.

– А что, уже есть задержанный?

– Да, Авигдор Навон, спортсмен, он уже давно грозился отомстить адвокату – дело в том, что Гидон как-то проиграл процесс, в котором Навона обвиняли в изнасиловании. Спортсмен до самого конца отрицал вину, получил три года, отсидел и с тех пор грозит расправиться с Гидоном.

– Вы считаете, что он действительно…

– Если верить уликам, – пожал плечами инспектор, – то да. Но лично я таким уликам не верю.

– Что за улики?

– Садись, я тебя введу в курс дела, а потом ты поедешь, – сказал Хутиэли.

– Итак, Гидон имеет двухэтажный коттедж в Раанане. Сегодня утром адвоката нашли в салоне на первом этаже – он лежал у открытого окна и был мертв не меньше десяти-двенадцати часов, в горле у него торчала стрела. Мы выезжали вместе с экспертом Ханом – он утверждает, что это был очень меткий выстрел с близкого расстояния, судя по направлению движения стрелы и силе удара. Я сразу подумал о Навоне, поскольку помнил ту историю…

– Почему? – поинтересовался Беркович.

– Я не сказал? Навон занимается стрельбой из лука и даже участвовал в европейском первенстве… пока не сел в тюрьму. Он и сейчас продолжает тренироваться, но в соревнованиях не участвует.

– И вы, конечно, подумали, что он должен быть полным идиотом, чтобы убивать адвоката таким экстравагантным способом.

– Естественно! Однако, видишь ли, когда стали осматривать участок вокруг коттеджа, то за оградой обнаружили что бы ты думал?

– Лук Навона, – буркнул Беркович, – это очевидно.

– Вот именно? Лук, который, без сомнения, принадлежал Навону. Тот это сам подтвердил, когда его задержали, да он и не мог отпираться: на древке его монограмма.

– Тогда он дважды идиот, – заявил сержант. – Застрелил из лука, а орудие преступления оставил на видном месте.

– Вот именно! – повторил Хутиэли. – Очевидно, что кто-то хотел свалить на спортсмена это убийство. К тому же, ты не забыл, что я сказал? Выстрел был сделан с близкого расстояния. Если бы стреляли действительно из-за забора, то стрела была бы уже на излете, сила удара минимальна. К тому же, очень меткий выстрел – даже с близкого расстояния, если убийца стрелял, стоя у окна снаружи, нужно было иметь меткость Навона, чтобы попасть точно в шею. Понимаешь?

– Конечно, – кивнул Беркович. – Кто-то хотел свалить убийство на Навона, но вряд ли обладал его меткостью. Даже стреляя с близкого расстояния, он, скорее всего, промахнулся бы. Отсюда следует, что вся история с луком – чепуха, никто из лука не стрелял. Некто взял в руку стрелу, вошел в салон… Комната ведь не была закрыта изнутри?

– Нет, двери в коттедже оставались не запертыми всю ночь.

– Ну вот… Кто-то вошел, тот, кого адвокат знал и впустил… Подошел к Гидону и воткнул ему в шею стрелу, будто нож. Это ведь классический случай, он описан у Честертона в рассказе «Небесная стрела».

– Вот именно! – воскликнул Хутиэли. – Я тоже вспомнил этот рассказ, правда, не помнил названия, но это неважно… Навона пришлось задержать – все-таки против него много улик, и лук принадлежит ему, но он мне нужен, скорее, как свидетель. Наверняка ведь ему известно, кто мог взять у него лук – кто-то из общих знакомых, знающий и Навона, и адвоката. В момент задержания я, правда, уже спрашивал его об этом, но он твердил только, что понятия не имеет, кто мог стащить у него лук. По его словам, это мог сделать каждый, кому взбрело бы в голову проникнуть на территорию спортклуба, где он тренируется. Шкаф, где Навон хранит луки и стрелы, не запирается – по его словам, ему и в голову не приходило, что кому-то может все это понадобиться…

– Довольно опрометчиво, – пробормотал Беркович. – Спортивный лук, насколько мне известно, – дорогая игрушка, могли ведь украсть просто ради денег.

– На луках Навона стоят его монограммы, их легко опознать, – пожал плечами Хутиэли.. – В общем, о том, чтобы запирать шкаф, он не подумал, и вот результат.

– Вы полагаете, что кто-то мог видеть, как этот неизвестный входил к адвокату? – спросил Беркович.

– Вполне возможно. Опроси соседей для начала. И держи со мной связь. Может быть, Навон вспомнит какую-нибудь деталь, которая поможет выйти на преступника.

– Понял, – сказал Беркович и пошел из кабинета. Около коттеджа адвоката Гидона толпились люди. Тело недавно увезли, за углом стояла патрульная машина, и младший сержант Рихман отбивался от зевак, желавших знать, кого убили, за что, как, когда и почему. Беркович поздоровался с коллегой и прошел на территорию небольшого участка, принадлежавшего адвокату. Окно в салоне было открыто, Беркович заглянул внутрь, для этого даже не пришлось подниматься на цыпочки. В салоне все еще работал эксперт Хан со своими помощниками.

– А, сержант! – воскликнул Хан, увидев в окне Берковича. – К вашему сведению: в салоне нет ничьих отпечатков пальцев, кроме хозяина и его жены.

– Она уже прилетела? – спросил Беркович.

– Нет, она в Париже с детьми. Но ее отпечатки есть в спальне, я их сравнил с теми, что нашел здесь – они совпадают. А других отпечатков нет.

– Понятно, – кивнул Беркович. – Убийца даже к дверям не прикасался?

– А зачем? Когда он пришел, дверь открыл сам адвокат, а потом, уходя, убийца мог толкнуть дверь и ногой, она открывается наружу…

– Глупо было с его стороны оставлять лук за забором, – заметил Беркович. – Это ведь уменьшает подозрения в адрес Навона, верно?

– Да, – отозвался эксперт, – но убийца вряд ли разбирается в баллистике. Он решил, что, оставив лук, наведет полицию на ложный след.

– Наверное, – пробормотал Беркович и, отойдя от окна, начал внимательно осматривать участок между домом и забором. Солнце поднялось уже довольно высоко, начало припекать, и через полчаса Беркович поспешил укрыться в тени коттеджа. Эксперт тоже закончил работу И подошел к сержанту.

– Только что звонил ваш шеф, – сказал он. – Говорит, что Навон так и не смог предположить, кто взял лук. Назвал несколько фамилий, но, скорее всего, это пустой номер. Никто из названных никогда не имел дел с адвокатом Гидоном.

– Естественно, – пробормотал Беркович. – С чего это он должен помогать следствию?

– Но ведь в его интересах, чтобы убийцу быстрее нашли? – воскликнул Хан.

– Да, и при этом он надеется, что его никогда не найдут, – сказал Беркович. – Вы возвращаетесь в управление? Я остаюсь, мне нужно опросить соседей. Уверен, что они никого не видели, но все же…

Когда сержант вошел в кабинет инспектора, допрос Навона еще не закончился. Беркович тихо прошел к своему столу и знаком попросил у Хутиэли разрешения задать вопрос.

– Скажите, господин Навон, – спросил сержант, – вы уверены, что не оставили следов?

Спортсмен, сидевший напротив инспектора, резко повернулся на стуле.

– Что? – спросил он. – О чем вы?

– Вы прекрасно поняли, – улыбнулся Беркович. – Когда вы стояли у окна Гидона – снаружи, естественно, – и натягивали лук, вы могли наступить на мокрую землю… оставить след… а на ветке масличного дерева, которое растет около дорожки, могли остаться нитки с вашего свитера…

– С какого сви… свитера?.. – спросил Навон, и лоб его покрылся каплями пота.

– Ну, вы же были в свитере, – пожал плечами Беркович. – Вчера в пять вечера было очень прохладно. А вы волновались. Конечно, вы придумали неплохой ход. Направить подозрения на себя, так, чтобы полиция решила, что улики подстроены, и на самом деле вы невиновны. Однако кое-какие следы скрыть не сумели, экспертиза докажет, что…

– Я не убивал! – вскочил на ноги Навон. – Я не…

– Уведите задержанного, – сказал инспектор вошедшему в кабинет полицейскому. – А вы, Навон, – обратился Хугиэли к спортсмену, – подумайте о линии защиты. Если у вас есть адвокат, пусть он обратится ко мне.

– Ты слишком тороплив, Борис, – недовольно сказал Хутиэли Берковичу, когда за Навоном закрылась дверь. – Я понял ход твоей мысли, но зачем ты решил дожать его сразу? А если бы он стал отпираться? Ведь на самом деле ты не нашел следов у окна, верно?

– Не нашел, – согласился Беркович, – но вы ведь видели его реакцию!

– Видел. Конечно, он убийца, но доказать это будет довольно трудно.

– Почему же? Достаточно легко: нужно провести следственный эксперимент и баллистическую экспертизу. Добавьте показания соседей, не видевших, чтобы кто-то входил в дом адвоката… Отсутствие улик ведь тоже может быть уликой.

– Согласен, – подумав, сказал Хутиэли. – Вот ты этим и займешься. В свободное от прогулок с Наташей время, конечно. Ведь ты у нас молодожен…