Текст книги "Главная роль – 3"

Я вам не Николай и даже не Александр – сидеть и обтекать не стану. Задели? Получили асимметричный ответ – англичане тоже формулу «Этот «икс» уважает только силу» любят, сиречь – мерят по себе.

О голоде в Центральных губерниях говорить пока не стал – сначала нужно накупить «фьючерсов» у латифундистов, потому что они неминуемо начнут задирать цены, если узнают о масштабе проблемы. Все равно узнают, но чем позже, тем лучше.

Напоследок я подкинул пищи для размышления китайцам и прочим азиатам посредством рассуждений о Монголо-Татарском Иге, познакомив народ с термином «ориентализация» – это когда русский витязь из латника с копьем по чисто объективным, экономическим причинам и под влиянием азиатских соседей пересаживался на степную лошадку и вооружался луком. Это только яркий пример, а суть монолога сводилась к государственным институтам, которые взяли у монголов многое. Монголы, в свою очередь, черпали у Китая, и в Запретном городе этот посыл обязательно считают. Еще один маленький шажок на пути в «тысячу ли». Дабы англофилы, славянофилы, франкофилы и прочие идеологически озабоченные граждане не обиделись, я подстраховался, заметив, что удачное географическое положение позволяет нам черпать как с Запада, так и Востока. Признав, что не всегда это происходит удачно, пообещал плотно работать над вычленением и интеграцией в тело Империи лучших наработок с обеих сторон. Не забыл упомянуть и Японию – в блоке про просвещение: если маленький остров так задницу рвет на ниве модернизации и образования, то нам надо и подавно, особенно если учесть, что от Европы мы в этом плане отстали, несмотря на «множественные усилия Его Императорского Величества, без заложенного которым базиса дальнейшие перемены были бы невозможны». Мы же не демократия и даже не СССР, где на предыдущего правителя можно любые проблемы списать, выставляя его кровавым упырем и дебилом, а самодержавие, в котором любой камень в моего батюшку или даже дедушку подрывает мою собственную легитимность. Романовы – это преимущество, а не тянущееся из тьмы средневековья ярмо!

Глава 23

После обеда, сидя за столом с чашкой кофе, перед пестрой картой поделенной на колонии и зоны влияния Африки, я предавался самому тяжелому на свете делу – борьбе с собственной жабой. Английские, французские и прочие не принадлежащие Германии колонии сейчас неактуальны – некоторые планы на них у меня есть, но как минимум до октября и долгих, задушевных разговоров с Вилли они потерпят. И не к спеху, и согласовать действия с союзничком надо, и возможностей у меня на данный момент очень мало – изнутри государственного аппарата, через тот самый государственный аппарат, в котором непонятно кто и у кого взятки берет, с мутными делишками нужно быть очень аккуратным. Особенно с англичанами – перекроют мне Суэц, и наши купцы да переводчики загнутся из-за чудовищных издержек. С французами… С французами немного поиграть можно – в том числе привлекая англичан.

Вздохнув, я сделал глоток и поморщился на лежащее справа от карты письмо, подписанное долбаной королевой Викторией. Письмо пространное, но суть его проста – приезжай, дорогой родственник, погостить после помолвки. Дипломатически это настоящая подстава.

Поморщившись на письмо справа от карты, вздохнул еще горше. Президент Франции Мари Франсуа Сади Карно в гости зазывает. Тоже после помолвки – все равно, мол, рядом будешь, так чего бы не посетить документально заверенных союзников? Император – с утра к нему сходить успел, пожаловаться – велел не отказываться от обоих приглашений. Дипломатическая картина от этого еще круче: сначала я поговорю с Вилли, потом – поржу с французами над тем, как много вранья удалось влить в уши доверчивого тестя, а вишенкой на торте выступает отчет на ковре у Ее Величества. Что должен при таком регламенте подумать кайзер?

Отпив еще кофейку, я усилием воли вернул внимание на карту Африки. Так-то Вильгельм не мальчик, а военная пропаганда в ходе больших войн и не таких превращала в безмозглых кретинов, на которых очень удобно повесить общую ответственность за многолетнюю мясорубку. Должен понять – дипломатия штука сложная, и подставы типа такой в ней не исключение, а правило.

Следующий глоток даровал мне несколько авантюрную, но вполне осуществимую идею, которая нехитрую англо-французскую комбинацию сломает к чертовой бабушке. Надеюсь, Вилли оценит и подмахнет – тогда, помимо дипломатической пользы, я получу от круиза по Европе еще и личное удовольствие.

Хитрая «жаба»! Отвлекаешь меня как можешь, да? Не выйдет – все равно эти куски земли как минимум в ближайшие двадцать лет мне не светят, а деньги очень нужны. На данный момент Вилли, как и подавляющее большинство европейцев, пользует Африку в качестве сельхоз придатка. Понять можно – население растет, промышленность отжирает драгоценные земли, урбанизация сокращает деревенское население. Чем-то надо рабочих кормить. Кайзер еще и в колено себе стрельнул, задрав пошлины на наше зерно. Немцы и в мое время такой подход уважали. С другой стороны двояко – чем-то на протекционистские меры по защите родной промышленности ответить надо было, и тут есть повод погрустить – кроме зерна нам предложить особо нечего. Но! Какая страна на планете обеспечивает свои потребности во всех сферах на 100 %? Правильно – ни одна. С глобализацией не поспоришь – странам волей-неволей приходится занимать определенную нишу, закупая из-за рубежа недостающее. Однако краник прикрутить можно всегда, поэтому критически важные производства и ресурсы надлежит иметь свои.

Фу, «жаба», хватит отвлекать от дела! Несмотря на сельскохозяйственную ориентацию львиной доли колоний, ежели европейцы находят полезный ресурс, они его конечно же добывают. Африка в этом плане удобна – немало ценного находится близко к поверхности, и для доступа к тому же никелю не нужно в пятидесятиградусный мороз вгрызаться в вечную мерзлоту. А еще там есть рабский труд – прогрессивная Европа его сильно уважает, потому что загнать в шахту полуголодного, «одноразового» негра гораздо выгоднее, чем нормального рудокопа с хорошей зарплатой и соцпакетом. Мерзко.

Во сколько оценит Вилли карту с месторождениями ресурсов Германской Восточной Африки? Тысяч на пять отправленных учиться на его заводы рабочих, ряд технологий – в том числе тротил – и некоторые предприятия группы «А» – производство средств производства – сторговаться же смогу? Еще мне кровь из носу нужна оптика – она пойдет в дальномеры, бинокли, перископы, оптические прицелы для снайперов, которых мне еще предстоит завести. Каким бы капитализм ни был, товарищ Ленин в своей формуле «капиталисты сами продадут нам веревку, на которой мы их повесим» был не совсем прав: если Вильгельм попросит Карла Цейса не строить мне завод по производству дальномеров, тот его и не построит – он же себе не враг. Кроме того, торговать продукцией гораздо выгоднее, чем технологиями ее производства. До смешного доходит – в Ютландском сражении немцы с англичанами самозабвенно лупили друг по дружке, а херр Крупп получал патентные отчисления за свою замечательную броню от тех и от этих. И всем, кроме отправляющихся на дно морячков, которых не спрашивают, было нормально – в том числе кайзеру. А что такого? Просто бизнес.

Я – не коммунист и не турбопатриот, поэтому осуждать никого не собираюсь: одним нужна броня, другим – пополнение государственной казны. Но я из будущего, и видел, насколько сильно народам такое положение дел не нравится и к чему оно приводит. «Мы подыхаем, а эти наживаются». Мужиков понять можно. Нам в этом плане, как ни странно, проще – на данный момент у нас тупо нет ничего такого, что будет лететь в моих подданных параллельно с патентными отчислениями. Ладно, не совсем – вон под окошком ящик стоит. Англичанам не продам, а с Вилли поделиться можно – авось в этой реальности немцы наконец-то поймут, в какую сторону им воевать выгодно, а в какую – самоубийственно.

Железной рукой придавив жалобно пискнувшую «жабу», свободной я написал Кирилу распоряжение выделить пятьдесят миллионов рублей из «китайского неприкосновенного запаса» в распоряжение Менделееву, который распределит деньги по грантам и составит список потребных производств, позаботившись об организации тендеров на их строительство. С доверием, но под строгую отчетность – сколько, кому и зачем. Дело не в расхищении средств пожилым светочем мировой науки – он несоизмеримо выше этого – а в том, что мне необходимо знать, что мои «Кулибины» уже наизобретали или собираются. Транши одобрять буду лично – Дмитрий Иванович нереально крут, но все-таки продукт своего времени, а значит может проинвестировать в кажущуюся перспективной, но по факту бесполезную или тупиковую технологию. Последние даже опаснее бесполезных – в тупик можно упереться не сразу, а, например, лет десять и сотни миллионов рублей спустя.

Отдав записку Остапу, я упаковал карту в тубус – без отметок, они в голове, и им там нормально – и засунул его на специальную полку шкафа. Попросив у лакея Карла еще кофе, пересел в кресло у окошка, удобно положив ноги на привезенный вчера великим ученым ящик, погрузившись в воспоминания о сегодняшнем утре, которое благодаря Дмитрию Ивановичу перестало быть томным.

* * *

Менделеев за прошедшие с нашей встречи дни работал в три смены – об этом говорили могучие мешки под глазами, впалые щеки и несколько обвисший костюм – похудел гений, перегнал массу в научное рвение.

– Сюда ставь, Гриша, – указал ученый пришедшему с ним молодому ассистенту.

Тот поставил небольшой деревянный ящик прямо на мой стол, и я был не против. Усевшись в кресло напротив меня, Менделеев жестом выслал помощника и без нужды заверил:

– Не рванет, Георгий Александрович.

Хорош Дмитрий Иванович – с истинной верою в законы физики и химии поставил перед Высочайшим носом пару килограммов взрывчатого вещества. Но оно же и вправду «не рванет».

– Быстро, – оценил я и открыл крышку, узрев белые кристаллики. – Благодарю вас за великолепно проделанную работу, Дмитрий Иванович, – закрыл крышку и переставил ящик на пол, чтобы не мозолил глаза. – Однако вынужден попросить вас спать и кушать как следует – вы очень нужны Империи и лично мне.

– Успею, – отмахнулся Дмитрий Иванович.

Открыв блокнот, я вооружился пером и спросил:

– Какие сложности у вас возникли и как я могу вам помочь?

– С гексогеном, – он кивнул на ящик. – Сложностей не так чтобы много: выход мал да прессовать сложно. Вторую почти забороли, но ацетону не хватает. Також за взрыватели еще не брались.

Я записал «нужда в ацетоне» и признался:

– Увы, более эффективный способ производства мне практически не известен – все, что знал, я вам уже передал.

В универе меня взрывчатку промышленным способом производить не учили – незачем, но даже огрызки инфы из википедии способны помочь, и я все что помнил описал. Примененный Менделеевым способ «с малым выходом» – самый простой.

– Понимаю, Георгий Александрович, – не без грусти вздохнул Дмитрий Иванович.

– Сам не рад, – развел я руками.

Опомнившись, Менделеев встрепенулся:

– Виноват, Георгий Александрович! Ежели вы всю работу за нас делать будете, зачем мы такие нужны?

– Не извиняйтесь, Дмитрий Иванович, – с улыбкой покачал я головой. – Нашему миру нужны все. Свое призвание применимо к отечественной науке я вижу в указании примерного направления – и я бы очень хотел указывать его более четко – и обеспечении вам и вашим коллегам спокойных и достойных условий работы.

– Об условиях не забыл, – покивал Менделеев и обернулся к двери. – Гришка!

Помощник вошел, с поклоном водрузил на стол толстую папочку и ушел. Вышколенный!

– Благодарю за то, что успели и это, – поблагодарил я ученого.

– Капля в море, – признался он. – Работы непочатый край. Будет ли мне дозволено говорить откровенно, Георгий Александрович?

– Только так и нужно, Дмитрий Иванович.

Менделеев сел поудобнее и разразился почти часовой речью о том, как тяжело отечественной науке. Не хватает всего – кадров всех уровней, материальной базы, стройной системы научно-исследовательских институтов, лабораторий и сырья. В плюсах – огромное количество энтузиастов, которые все свои доходы (которые, увы, как правило невелики) пускают на изыскания. А еще бюрократия – Костович же не один такой, кто пытался получить отечественную «привилегию», а потом махал рукой и оформлял ее за рубежом. Присоединение к Парижской конвенции (Император вчера вечером с французским посланником об этом конструктивно поговорил – процесс идет, и через пару месяцев нужные бумаги будут подписаны) эту проблему решит лишь частично – в профильной структуре работать будут те же люди, что и сейчас.

Не обошлось без иностранного влияния – конкуренты тупо дают нашим (хотя какие они к черту «наши»?!) чинушам взятки за то, что они «потеряют» запрос или будут долго проворачивать его через аппарат. Год-два – более чем достаточно, чтобы перспективную технологию освоили конкуренты.

Верхи и «средне-верхи» Академии наук живут неплохо, но, добившись личного успеха, уважаемые люди начинают класть на прямые должностные обязанности, подсиживать друг дружку, вставлять палки в колеса протеже коллег и – правильно! – брать те же взятки, даром что жалование позволяет им не думать о хлебе насущном совсем. Словом – то же самое, что и в других государственных структурах. Бошки поснимаю! Но это медленно, аккуратно и потом, а работать нужно уже сейчас. Да какой там «сейчас» – и десятилетие назад было бы поздно! Вдох-выдох и повтор любимой мантры: «Товарищу Сталину было намного тяжелее». Почти помогает.

– Сибирий, к примеру, – воспользовался моим любимым (на данный момент) детищем Менделеев. – Препарат великолепнейший, да сырьё для него за два месяца вышло!

– Не знал, – признался я.

Весь краситель перевели уже?! Его что, так мало?! И что там с текстильным рынком? Воют поди бедолаги – анилин задумывался дешевым заменителем «природных» красителей, а теперь, получается, придется обратно к природным переходить. Да у меня мещане разорятся! Вдох-выдох – да, серенькая одежда это не очень красиво, но за неимением гербовой… Да фиг там! Это же товар-заменитель, который тоже неминуемо подорожает!

– От этого недостаток кислот появился – серной, азотной да солярной, – неумолимо продолжал вгонять меня в тоску Менделеев. – Аптекари воют, текстильщики воют, купцы руками разводят – как анилину привезешь, ежели по всему миру так?

Немного отлегло – «мировая практика» это не оправдание, но почему-то неплохо успокаивает. Тот же принцип, что и у заваленного экзамена – не один я такой дурак, эвон нас сколько, а значит не так уж и обидно!

– Самое прискорбное, Георгий Александрович, что ежели бы Сибирий по уму применяли, как вы да доктора ваши стократ повторяли, его бы с избытком хватило! – возмущенно развел руками Менделеев.

Перекладывать ответственность на народ очень плохо, но не спросить я не смог:

– А как его применяют?

Моя слабая информированность Дмитрия Ивановича не удивила – привык к такому, и авторитета я в его глазах не потерял: подразумевается, что я очень занят, и я действительно стараюсь таким быть. Газеты просматриваю добросовестно, да только увидев в заголовке или тексте слово «Сибирий» автоматически этот материал пропускаю – привык за первые недели слышать о нем исключительно хвалебные отзывы и решил, что так будет всегда. Будет мне уроком.

– Полоскания – это понятно и правильно, ежели не здоровый человек этим промышляет. Но промышляют-то и здоровые! Купальни специальные отрывают – для людей с достатком целые ванны с сибирием, для тех кто победнее – умывальники, лицо да руки споласкивать. Кто поглупее – порошок ложками жрут. Корчатся, воют, а жрут!

Горький он очень.

– В зубной порошок сибирий добавляют, еду посыпают – очень модная услуга в ресторанах ныне. Аптекари карманы набивают – здесь польза некоторая есть: студенты-химики лаборантами в аптеки идут да прямо на дому заказчикам сибирий смешивают. Все полегче жить да учёбу оплачивать. Поначалу-то неплохо было, покуда все не распробовали, а потом сибирия стало не достать – начали аптекари пес пойми что намешивать – каждый день люд травился, помирал. Медицинский департамент да полиция работают исправно – отравителей да мошенников таких под суд да на каторгу пускают, и ныне смертей почти нет: охолонули мошенники, догадались безвредную бурду мешать.

– Твари, – охарактеризовал я любителей намешать ядов.

Это же не жадность даже – ладно если мошенник подпольно «шмурдяк» в грязном переулке толкает, это конечно чудовищно, но от преступника иного ждать и не приходится. Аптекарь-то человек грамотный, и прекрасно отдает себе отчет в том, что от его подделки человек умрет.

– Хуже тварей, – поправил Менделеев. – Твари-то зла не имут – их Господь такими создал, и убивают они только прокорма ради. Это – чудовища в человеческом обличье, и их в кипящем масле прилюдно варить надо!

Согласен, но в Империи много инфраструктурных проектов, на которых пригодятся сильно провинившиеся рабочие руки – с папенькой о переносе каторги с Сахалина я говорил, и он, пусть и неохотно, согласился спустить команду проработать создание исправительно-трудовых колоний там, где от них экономике будет польза.

Повздыхали – грустно это все – и Менделеев продолжил:

– И, извините за такие подробности, Георгий Александрович, особо радеющие за свое здоровье господа клизмы с сибирием ставят – по утрам и вечерам, с гордостью рекомендуя сию процедуру всем знакомым.

Эта деталь словно пробила остатки брони, заставив меня погрузиться в уныние:

– Ужасно. Черным по белому же написано, как и в каких случаях применять. Лично мной, извините за нескромность, проговорено не один десяток раз! Соответствующим циркуляром Медицинского департамента с подписью министра закреплено. А больные-то мрут! Сколько тысяч жизней оборвалось из-за кретина, который себе в задницу сибирий сует?

– Совершенно ужасно, Георгий Александрович, – ничуть не радостнее меня вздохнул Менделеев. – А самое ужасное – сделать с этим ничего нельзя. Покуда производства кислот да другого нарастим, кретины, как вы совершенно справедливо эту братию окрестили, уже наиграются и заведут себе новую моду. Однако ж кислот у нас и без сибирия нехватка, – кивнул на папку.

– Тщательнейшим образом изучу, – честно пообещал я. – Кого надо нагружу, финансирование найду. В Германию в октябре поеду, договорюсь с тамошними химиками.

– От всей души поздравляю вас со счастливой помолвкой, – улыбнулся Менделеев.

– Спасибо, Дмитрий Иванович, – на автомате поблагодарил я, думая совсем о другом. – Давайте так поступим – послезавтра я в Петербург прибуду, на неделю. К прибытию плоды трудов ваших изучу, и мы с вами поговорим более предметно.

– Так точно, Георгий Александрович, – с одобрением на лице огладил бороду ученый и заметил. – Не один я работал. На последних листочках позволил себе поименно указать.

– Спасибо, Дмитрий Иванович.

Награда обязательно должна отыскать своего героя, иначе зачем такое государство?

– Ежели вы в Петербург нагрянуть решили, я бы хотел попросить вас о возможности представить вам одного очень толкового коллегу, – добавил Менделеев.

– Я надеюсь, что одним таковым вы не ограничитесь, – улыбнулся я.

– Не ограничусь, – улыбнулся в ответ ученый. – Однако Семён Васильевич Панпушко заслуживает быть представленным вам отдельно. Энтузиаст, все свободные от преподавания силы тратит на изыскания приемлемого способа снаряжения снарядов мелинитом. Вот его я бы вам в кабинет не притащил – рвануть легко может.

Пикриновая кислота. Очень нестабильное и очень мощное взрывчатое вещество, от работы над которым нужно навсегда отвадить всех обладающих ценными мозгами людей – подорвутся без всякой пользы. И имя знакомое. Поднявшись с кресла, я пробежался пальцами по корешкам стоящих в шкафу книг и вынул оттуда труд с названием «Заводское приготовление пироксилина и нитроглицерина», показав его Дмитрию Ивановичу.

– Его! – подтвердил Менделеев.

Значит это судьба.

Глава 24

Утро началось привычно – с почты. Главной ее компонентой стало длиннючее (а как иначе) письмо от Толстого, которое мне зачитал Остап – он, в отличие от меня и «левых» секретарей, почерк гения русской словесности разбирать умеет. Содержание повергло меня в задумчивость и некоторую грусть. Когда граф спросил «может ли бес в бабе сидеть?» мне и в голову не пришло, что он имел ввиду свою жену, Софью Андреевну. Что ж, некоторая логика, пусть на мой взгляд и неправильная, здесь имеется – не все люди обладают способностью винить в собственных проблемах себя. То злое государство виновато, то непонимающий высоких позывов социум, то невидимая и неосязаемая сущность, именуемая «судьбой». Лев Николаевич в своем «грехопадении да гордыне» винил жену, которая, мол, служила орудием засевшего в ней беса, сбивающего графа с пути истинного. Девичья ее фамилия – Берс – самая что ни на есть намекающая! Более того, Софью Андреевну угораздило обладать деятельным характером и в свое время сдать экзамен в Московском университете на звание домашней учительницы. Что это, как не дьявол во плоти? «Как мог я быть столь слеп, Георгий Александрович?» – горестно вопили в небеса передающие боль графа буквы.

Короче – развод неминуем, и Лев Николаевич попросил меня поспособствовать одобрению процедуры Синодом. Софью Андреевну чисто по-человечески жалко, но мне «по-человечески» думать в этой ситуации непозволительно, поэтому написал записку Синоду и велел Семену отнести ее куда следует.

Второй важный пункт – Толстой пакует чемоданы и собирается на Валаам, в тамошний монастырь, очищать душу от налипшего на нее за годы совместной жизни влияния «беса». Задумчиво пошевелив усами на висящую на стене здоровенную карту Империи, я задал самому себе важный вопрос: насколько обидятся и на что пойдут финны, если передать принадлежащий их княжеству кусочек Валаамской территории РПЦ в качестве монастыря-заповедника? Так-то это не совсем урезание финских территорий, а просто кусок землицы с нюансами, но они же там частично лютеране, а еще – очень говнистые.

Решать проблему национальных анклавов мне так или иначе придется. Что это за подход, когда покоренные народы обладают в рамках Империи большими правами, чем коренные ее жители, включая государствообразующий русский народ? Все нормальные завоеватели переваривают народы в единый имперский субстрат, заставляют жить как все, давят бунты в зародыше любыми средствами, а мы, словно стыдясь геополитического могущества, давим виноватые улыбочки и выдаем кучу привилегий, нередко – во вред коренному населению, который некоторые из этих привилегий прямо или опосредованно оплачивает из своего кармана. Буквально платим и каемся! Какое к имперскому центру после такого будет отношение? Правильно – если платит и кается, значит реально не прав. Долой проклятых оккупантов!

Записав в блокнотик напоминалку для себя поговорить на эту тему с Императором, я велел принести карту поменьше и очертил на ней кусочек предполагаемой территории для РПЦ. С ней тоже к Императору – Синод любые «подарки» примет с благодарностью и любовью. Сии территории надлежит превратить в главную точку духовного интереса православных людей, в которую будут стекаться толпы паломников – наших и зарубежных.

Отдав секретарю Коле распоряжение поузнавать, и, если графу нужна помощь, оказать ее, я добавил от себя пять тысяч рублей – Толстой богатый, но на старости лет впал в аскезу. Пусть имеющиеся на Валааме монахи позаботятся о том, чтобы полезный и, что уж греха таить, вызывающий у меня трепет старик в религиозном рвении не подорвал здоровье и не помер раньше времени.

От дальнейшего разбора почты меня отвлекла Ксюша. Ввалившись в кабинет, она поздоровалась, уселась на диван, поправив подол бирюзового платья и заявила:

– Братец, я помогла тебе уговорить маменьку благословить твой брак, а значит теперь ты должен помочь мне выйти замуж за моего Сандро!

Пробивной у сестренки характер. И как ловко примазалась! Ишь ты, «помогла»! Ладно, некоторая доля истины в ее словах есть – она и вправду долгие месяцы окучивала Дагмару, рискуя навлечь на себя материнский гнев.

– Завтра я уезжаю в Петербург, – ответил я ей. – Потом – в Москву. Сандро будет при мне. За это время я составлю о нем мнение. Почти уверен, что оно будет хорошим. Когда мы вернемся, я поговорю с мамой и папой о вашем с ним браке. Но тебе все равно придется немного подрасти.

Сестренка изобразила скучающее лицо – «глупый братец ничего не понимает в высоких чувствах!».

– Разница в возрасте – это ерунда, ты у нас умная и образованная леди, а значит в разговорах ни ты, ни он скучать не будете, – сгладил я «удар». – Однако, прости за прямоту, в нынешнем возрасте рожать Сандро наследника очень рискованно – как для будущего малыша, так и для тебя.

Великая княжна порозовела щечками от смущения.

– Ты – храбрая и решительная, – продолжил я. – И смерть родами тебя не пугает, но прошу тебя подумать о чувствах Сандро. Каково ему будет, если ты погибнешь на его руках? Особенно – погибнешь вместе с малышом, ничего не оставив любимому на память о себе?

По лицу сестренки прошла показывающая бурный мыслительный процесс волна, гормоны проиграли голосу рассудка, и она грустно вздохнула:

– Я согласна подождать ради будущего нашей с Сандро семьи.

Может и выветрится первая любовь. Главное, чтобы она не переросла в маниакальное упорство – оно не выветрится уже никогда. С улыбкой покивав, я встал из-за стола, подошел к княжне и подставил ей руку:

– Идем?

– Идем! – с улыбкой кивнула она, и мы под ручку отправились на завтрак.

Вареные яички, кофе – в том числе для младших, в эти времена их даже лауданумом во время простуды пичкают, никто о вреде кофеина на растущий организм не догадывается – бутерброды с маслом. Надоело балансировать вынужденные периоды вегетарианства подпольным поеданием притаскиваемого верным Андреичем мяса, но что уж тут поделаешь. Маленький Миша похвастался, что выписал себе настоящего инженера, и будет под его руководством мастерить механизмы, потому что игрушка с драконом произвела на него неизгладимое впечатление. Новость меня порадовала – Романовых военного толка этим самым жуй, а производственниками-инженерами гражданского толка им быть видите ли «невместно».

Позавтракав, мы прошлись по коридорам дворца, затем – под порадовавшим солнышком небом – и добрались до крытого и отапливаемого загона, в котором последний день квартирует подаренный Николаю слон Евпатий. К отъезду животины в зоопарк – передаривать Вильгельму подарок некрасиво, поэтому для него выписал у Рамы нового, как раз к октябрю морем в Берлин прибудет – все уже было готово: около загона стояла телега с клеткой и запряженными тяжеловозами, погонщик слона – сиамец – наводил на ценную зверушку лоск, натирая морщинистую кожу щеткой, а живущие при дворце дети сбежались к загону, чтобы посмотреть на погрузку и отъезд слона.

Запасы провианта в клетке ввергли меня в размышления о тотальной оторванности Августейшей семьи и их приближенных от народа. Слон – не аристократ, и на диете из капусты, морковки и прочем произрастающем в наших краях добре посидит спокойно, нисколько не чувствуя себя ущемленным. По пути Евпатию доведется полакомиться сахарным тростником – импорт – и бананами, выращенными в дворцовых теплицах. Примерно так же выглядит его рацион в другие дни. За день слон таким образом проедает годовой ВВП не самой захудалой деревни. В зоопарке такой лафы не будет – я уже распорядился.

Пока младшие выдавали дружелюбной зверушке бананы, я занялся просвещением:

– Азиатский слон, в отличие от своего африканского собрата, животное работящее, умное и полезное. Африканские плохо дрессируются и приручаются, а вот азиатские много тысяч лет помогают жителям Индии, Сиама и прочих стран на тяжелых работах. Погонщики вроде нашего доброго друга Нирана хорошо знают об одной особенности – даже самый трудолюбивый слон, ежели его плохо кормить и заставлять работать дольше, чем отдыхать, конечно, какое-то время в силу доброго нрава потерпит, но однажды чаша его терпения переполнится.

– И что будет? – поежилась Оля, опасливо глядя на зверушку.

– Слон схватит злого и жадного погонщика хоботом и как следует треснет о землю, – улыбнулся я ей и многозначительно посмотрел на маму. – Бесконечным терпением не обладает никто.

Поняв намек, Дагмара поморщилась – надоел, мол, своими угрозами.

– Не бойся, – успокоил Миша младшую сестру. – Наш Евпатий вообще на работает – смотри какой он довольный! – повернулся ко мне и пошутил почти как я. – Настоящий уездный дворянин!

Я хохотнул, а Ксюша хихикнула и поделилась придуманным сравнением:

– «Доволен как слон»!

Проводив Евпатия, мы немного задержались раздать конфет и монеток маленьким простолюдинам и вернулись домой, разбежавшись по своим делам – для меня это второе заседание Государственного Совета, к которому пришлось переодеться. «Милитари-кежуал» я решил надевать только туда, где это необходимо – на встречу с военными. Внутри дворца, по административно-управленческим делам и в свободное от них время буду ходить в нормальном, гражданском костюме с необходимым минимумом орденов – неудобно, гремят, цепляются, нужно постепенно вводить моду на отказ от их ношения в повседневной жизни. На парадах и по праздникам звенеть да блестеть нужно. Посмотрим, приживется ли эта мода. Дополнительная цель – выбить из-под дяди Лёшиной фронды одну из опор. «Племянник не умеет воевать». «Именно так, дядя, я же и не претендую – нормальный администратор, а воевать должен уметь Генштаб». Сам Генштаб создать еще предстоит, но это сейчас неважно.

На второе заседание Алексей Александрович прийти соблаговолил. Рожа помятая, как говорят классики – «со следами порока». Перегаром разит изрядно – «подлечился» с утра. Мундирчик, вопреки вышеперечисленному, сидит безукоризненно. Поздоровались нормально – не то у великого князя настроение, чтобы нагнетать, действует на чистом автопилоте. Ну и обострять лишний раз, дискредитируя меня в глазах верхушки государственного аппарата ума хватает – это же не прием, который, конечно, мероприятие официальное и регламентированное, но допускающее некоторые «семейные шуточки». Воспитание пропить можно, но так низко дядя Леша еще не пал, и даже добавил вялое, не терпящее никакой критики, но положенное по регламенту оправдание:

– Балтийский третьего дня инспектировал, простудился – вчера лихорадка проклятая донимала.

Я сочувственно покивал – верю! – а стоящий рядом Михаил Николаевич Романов – младший сын Николая I и председатель Госсовета – воспользовался моментом и с предельным дружелюбием на лице расписался в выборе стороны конфликта между мной и дядей: