Текст книги "Крестовые походы"

Часть четвертая
К завоеванию

1
Сирия Нуреддина

Нуреддин был смуглым, статным человеком выдающегося роста, он носил бороду под самым подбородком. Его царство было весьма обширно, и в честь него в двух святых городах в Йемене и Египте возносилась Хутба; родился он в 511 г. (1117–1118). Слава о его похвальных деяниях и его справедливости распространилась по всей земле; в набожности и укрощении страстей он достиг таких высот, что проводил в молитвах даже добрую часть ночи.

Он был сведущ в каноническом праве, которому обучил его имам Абу Ханифа, но не проявлял к нему чрезмерного пристрастия. Именно он отстроил стены Дамаска, Эдессы, Хамы, Алеппо, Баальбека и других городов Сирии, когда они рухнули при землетрясении. Он основал большое число школ для изучения ханефитского и шафеитского права, но в таком кратком произведении, как это, не хватило бы места, чтобы перечислить все его заслуги.

Абу'л Феда

От Мосула и Эдессы до Хачрана, заняв всю Центральную Сирию, простиралось централизованное мусульманское государство, способное превратить поход против крестоносцев в общенациональное движение. Со своей стороны, франки закончили завоевание Сахеля, овладев Аскалоном. Отныне существовало два сирийских государства: они представляли собой длинные параллельные полосы. Вопрос состоял в том, оттеснят ли турки франков к морю или, наоборот, сумеют ли христианские поселенцы изгнать турок в пустыню.

Королевский авторитет среди франков заметно слабел, уступая дорогу личным интересам феодалов; в это же время мусульманская страна, до этого времени терявшая силы из-за царившей анархии и междоусобиц независимых эмиров, наконец-то была объединена и находилась под властью Нуреддина, сына Зенги. Франкские государи Антиохии, Триполи и Иерусалима не желали, чтобы один из них троих возглавлял военные кампании, хуже того, каждое государство было раздираемо личными амбициями мелких баронов. К этому, следует прибавить все растущее влияние латинских военно-монашеских орденов, которые следовали своей собственной политической линии. Пирамида феодализма сохраняла свою эффективность, только если ею управляла твердая рука. Как только верховная власть стала слабеть, каждый кинулся защищать свои личные интересы. В мусульманской Сирии, напротив, процесс объединения был необратим, ибо верховная власть осуществляла такой строгий контроль, что там не могло возникнуть и развиться даже ничего похожего на феодальное устройство. Государство Нуреддина представляло собой совокупность округов разной степени значимости. Распределение бенефициев (акта) между эмирами, чиновниками и регулярными войсками закончилось бесконечным дроблением, которое усугублялось частыми сменами их владельцев (удобный способ не дать икте стать наследственным владением).

Если верить пропаганде, Нуреддин присоединил государство Дамаска лишь для того, чтобы придать священной войне, джихаду, больший размах! Как только был завоеван этот город, началось развитие «пиетизма», что говорило о приостановке военных действий, а агитаторы поднимали тему священной войны только чтобы соответствовать ставшему привычным образу: и сам же Нуреддин желал мира с франками, чтобы завершить процесс объединения и перегруппировать некоторые части своего государства. Основной целью правителя стало избежание любой военной конфронтации; поэтому он дошел до того, что выплатил своему сопернику и личному врагу из Иерусалима дань, которую были обязаны присылать франкскому королю предшественники, слабые правители Дамаска. Так, в 1156 г. он заплатил дань в 8000 тирских динаров. Острая необходимость заключить мир также объяснялась тем, что правитель стремился достичь религиозного единства всего сирийского ислама. Его действия были направлены на то, чтобы приостановить развитие движения шиитов и изгнать, наконец, из столицы последователей этой ереси. Что касается приверженцев учения исмаилитов, грозных ассасинов, то некоторое время назад они были перебиты во всех крупных городах Сирии. Во время своего правления Нуреддин методически восстанавливал ортодоксальный ислам, поощряя деятельность фукахи и суфиев. Он сделал все возможное, чтобы устранить любой повод для возникновения разногласий между мусульманами, и, дабы бороться с шиитами, увеличил количество медресе (духовных школ, изучающих Коран и проповедующих Сунну, т. е. ортодоксальную доктрину).

Мир между франками и мусульманами нарушался всего лишь несколькими небольшими столкновениями, не имевшими каких-либо серьезных последствий. Мусульманский монарх боялся отнюдь не единичных нападений, он опасался заключения военного союза, впрочем, маловероятного, между франками и анатолийскими турками. Этот период, благоприятный для обоих сирийских государств, желавших приготовиться к дальнейшей конфронтации, был прерван актом бандитизма, учиненным королем Иерусалимским. Хронисты назвали этот разбойничий налет «битвой при Баниясе». Вот не очень поучительный рассказ об этом событии: «Балдуин после завоевания Аскалона был обременен крупными долгами. Ему подвернулась легкая добыча, и он не смог устоять. На северо-востоке от Банияса благодаря перемирию и выплачиваемой им дани, которая представляла половину доходов этой области, туркмены разводили большие табуны лошадей и стада других животных, принадлежавших жителям Дамаска. Это место у подножия горы Гермон, изобиловавшее источниками и укрывшееся под сенью ив и тополей, являлось превосходным пастбищем. Мусульманские стражники и пастухи считали себя в безопасности и, полагаясь на перемирие, ослабили бдительность. Балдуин перешел Иордан, прошел по равнине с запада Кунайтры и послал войска чинить грабеж. Они забрали стада и захватили туркменских стражников. Пленников и добычу доставили в Палестину (в феврале 1157 г.), где лошади пришлись особенно к месту, поскольку армия испытывала в них острый недостаток. Этот налет послужил прекрасным поводом для наступления Нуреддина, который желал овладеть Баниясом, крепостью, контролировавшей дорогу на Дамаск. Нарушение перемирия, взятые в плен мусульмане – этого было достаточно, чтобы снова начать военное вторжение» (Я. Елисеев). Для мусульманского монарха речь шла не о карательной экспедиции, целью которой было восстановление мира и поддержание «status quo», но о возобновлении священной войны. Для того, чтобы придать наступлению надлежащую значимость, Нуреддин призвал в Дамаск большое число полководцев. Дабы создать благоприятную психологическую обстановку, правитель использовал метод, который применяется и до сих пор: он «организовал» неделю вооружения. На городских площадях и в цитадели Дамаска, где находился арсенал и склады оружия, было выставлено напоказ все боевое оружие и трофеи. Горожане и крестьяне смогли увидеть также все разнообразие орудий для метания копий, арбалетов и камнеметов. Зеваки могли рассуждать об эффективности таранов для разбивания стен или передвижных башен-укрытий, предназначенных для штурма укреплений. Также можно было обсудить достоинства различных ловушек, в особенности муталлаты, аналога западных капканов. Нет никаких сомнений, что жителей Дамаска пригласили сделать «добровольный взнос», чтобы пополнить военное снаряжение.

Эта военная суматоха не ускользнула от внимания франкских «наблюдателей». Всем казалось очевидным, что следующей жертвой вендетты станет Банияс. Правитель этого латинского форпоста, коннетабль королевства Онфруа Торонтский, не считал себя достаточно сильным, чтобы выдержать натиск мусульманских войск; поэтому он прибегнул к помощи ордена госпитальеров, которому уступил половину Банияса и замок, расположенный на горе (Субейбе или Калат Нимруд). Орден поспешил направить туда большую колонну войск, чтобы занять отданные ему крепости. К несчастью, это мощное подкрепление попало в засаду, устроенную авангардом армии Дамаска; оно потерпело сокрушительное поражение и было уничтожено. Узнав об этом несчастье, орденские власти поспешили отказаться от «коварного подарка». Онфруа Торонтский отныне мог рассчитывать только на собственные силы. Нуреддин, которого сразу же известили о произошедшем, решил воспользоваться подвернувшимся случаем. Операция была проведена в рекордные сроки: после нескольких дней осады нижний город был взят штурмом, предан огню, а большая часть жителей была убита. Коннетаблю и его рыцарям удалось укрыться в верхнем замке Субейбе; самые выносливые мусульманские войска бросились за ними в погоню и окружили крепость. Положение было отчаянным, поэтому Онфруа попросил пощады в обмен на сдачу крепостей, находящихся в его округе. Нуреддин даже не ответил ему и приказал разрушить нижний город вместе с цитаделью. Решив противостоять злой судьбе, окруженные франки мужественно сопротивлялись, дав время подоспеть подкреплению королевской армии. Предупрежденный о приближении короля Иерусалима, сын Зенги отдал приказ отступить. Королевской армии без боя достались еще дымящиеся руины города и разрушенные стены, но осажденные в Субейбе рыцари были освобождены. Убежденный, что мусульманская армия не отважится на новые действия, пока не доберется до Дамаска, Балдуин III решил восстановить Банияс: «Король пришел в город и освободил осажденных. От тотчас же послал гонцов во все соседние поселения за плотниками и каменщиками; он приказал выстроить стены, очистить и углубить рвы… Жители кое-как восстановили свои дома. Балдуин приказал привезти в верхний замок свежее мясо и поставил туда новый гарнизон из самых опытных воинов. Затем он снялся с лагеря, но оставил на месте пехоту, чтобы она оказывала вооруженную поддержку, пока велись работы. Забрав конницу, он направился к Тивериаде» (Гильом Тирский). Король Иерусалимский ошибся: войска Дамаска не стали возвращаться в Дамаск, они издалека наблюдали за передвижениями христиан. Когда королевская конница покинула Банияс, турки устроили серию засад, разумно выбирая при этом места нападения: было практически невозможно не застать франков врасплох. Основная часть войск Нуреддина ожидала их в месте, называемом «бродом Иакова» (Жиср Бенат Якуб), одной из немногих удобных переправ через Иордан, расположенной между озерами Хуле и Тивериадским. Мусульмане укрылись в густых зарослях олеандра, тростника и папируса. Они появились лишь тогда, когда иерусалимские рыцари спешились. Разумеется, христиане отчаянно защищались; им даже удалось атаковать четырьмя отрядами, но в данных обстоятельствах совершить подвиг было невозможно. Их остановила туча стрел, затем на них налетел отряд дамасской конницы. После долгого сражения уцелевшим рыцарям не оставалось ничего иного, кроме как бесславно сдаться. Победу мусульман могло омрачить только бегство короля, живого символа латинской силы, сумевшего скрыться, как только исход сражения стал очевиден. Ибн аль-Каланиси описывает нам возвращение победителей, окруженных ликующей толпой жителей Дамаска: «Пленники и отрубленные головы были доставлены в город в понедельник 24 июня. Каждый верблюд вез двоих воинов из их числа и развернутое знамя, оскверненное снятыми с головы кожей и волосами. Каждый схваченный сеньор, правитель крепости или земли, ехал верхом на лошади в своей кольчуге, со шлемом на голове и знаменем в руке. Что же до пехотинцев, то их связали веревками по трое или четверо. Жители города, старики, юноши, женщины и дети вышли толпой на улицы, чтобы насладиться зрелищем, которое Аллах ниспослал мусульманскому миру».

Засада у брода Иакова, где Нуреддин разбил королевскую конницу, была, по сути, местью за ловушку, устроенную у Гермона, когда солдаты короля напали на туркменов и их стада. Суждение, высказанное по сему поводу прелатом Гильомом Тирским, исполнено достоинства: «На этот раз Наш Господь воздал королю и его людям за то зло, которое они ранее причинили туркменам и арабам, когда предательски ограбили их и лишили имущества, нарушив слово, данное согласно договору».

После триумфа Нуреддин выступил на Банияс и снова осадил его. Балдуин Иерусалимский поднял ополчение королевства и призвал на помощь войска Триполи и Антиохии. Эти разные армии собрались вместе и направились к Гермону. Количество латинских войск произвело должное впечатление на захватчиков, и Нуреддин без промедления приказал своим воинам начать отступление. Христианам не удалось настигнуть врагов, между тем Сирию потрясли два землетрясения чрезвычайной силы. Пострадали земли, занятые франками (Триполи и прибрежные районы Антиохии), но основной ущерб был нанесен мусульманским провинциям, расположенным на среднем Оронте: были разрушены укрепления Хамы, Шейзара, Апамеи, Маарат ан-Нумана и Куфр Таба. Воспользовавшись выпавшим шансом, франкская армия, усиленная фламандцами графа Тьерри (решительно настроенного заполучить какое-нибудь владение на Востоке), начала наступление на разрушенную землю. Таким образом, христиане стремились снова обосноваться на восточном берегу Оронта чтобы иметь возможность нападать с тыла на атакующие мусульманские войска. Армия попытала счастья у небольших крепостей, но затем, когда их слишком сильно стали теснить войска Алеппо, которыми командовал сам Нуреддин, отступила к прибрежной полосе. Несколько дней спустя мусульманский правитель тяжело заболел; тотчас же его приближенные и крупные эмиры стали подыскивать себе подходящие места в случае его смерти. Из-за многочисленных интриг власть пошатнулась, и франки быстро были оповещены об этом. Они тотчас же привели в исполнение свой прежний план по захвату земель на среднем Оронте и осадили Шейзар. Союзники, к которым присоединился армянский князь Киликии Торос, сначала добились успеха, захватив нижний город. Цитадель, поврежденная землетрясением, не могла оказывать долгое сопротивление; но тут между нападающими вспыхнула ссора: конечно же, все бароны были согласны отдать крепость графу Фландрскому, но князь Антиохии потребовал, чтобы Тьерри принес оммаж за это владение, находившееся ранее в зависимости от его государства. Необходимо знать, что граф Фландрский был одним из самых высокородных баронов Запада, могущественным и уважаемым своими соратниками человеком, тогда как князь Антиохии, Рено де Шатийон, был всего лишь выскочкой, чье отсутствие политического чутья и мелочные претензии опорочили его в глазах феодалов Леванта.

В случае с Шейзаром невозможно было согласиться с притязаниями князя Антиохийского. Разгорелась такая ссора, что Балдуину не оставалось никакого иного выхода из сложившейся ситуации, как оставить нижний город; итак, осада была снята, и каждый забрал захваченную добычу. Франки окончательно упустили возможность вновь обосноваться в Центральной Сирии; им удалось одержать несколько отдельных побед в Антиохии, но наступление этим и ограничилось, тем более что здоровье монарха, объединившего мусульманскую Сирию, между тем пошло на поправку. Вполне логично предположить, что франкские действия в Северной Сирии вызвали ответное наступление мусульман, ополчившихся на королевство Иерусалимское.

Мощь сирийского государства Нуреддина росла с каждым днем, поэтому франкские феодалы не могли вести длительных наступательных действий, не навлекая при этом на себя яростную ответную реакцию: не ограничиваясь одним лишь отражением франкских атак, мусульмане пользовались любым отсутствием латинских воинов, чтобы грабить и разорять земли поселенцев. Таким образом, два сирийских государства находились в состоянии шаткого стратегического равновесия, а военные операции сократились до сбора войск, обхода дозором территорий и молниеносных налетов, за которыми следовал поспешный отход. Чтобы нарушить это равновесие с пользой для себя, франки попытались заручиться поддержкой влиятельного союзника, который мгновенно дал бы им стратегическое превосходство, необходимое для победы над мусульманской армией. В то же время начался долгий процесс, во время которого оба сирийских королевства пытались заманить противника на какое-нибудь удаленное поле боя, чтобы разбить его и, если представится такая возможность, полностью уничтожить.

Византийская империя Комнинов обладала значительной военной силой, способной противостоять захватнической политике мусульманского государства Сирии. Прелюдией к союзу с ней стал брак короля Балдуина III с племянницей императора Мануила Комнина. Чтобы заручиться поддержкой Византии, латинский король был готов просить у греков что-то вроде протектората над странами Северной Сирии (хотя все государства уже были вассалами Иерусалима) в надежде на то, что страна будет лучше защищена от мусульманского нашествия. В 1159 г. Мануил отправился в Киликию, где снова подчинил себе города, расположенные на равнине. Тогда Балдуин III послал к нему князя Антиохийского, Рено де Шатийона, чтобы тот примирился с императором (в частности, он должен был извиниться за разбойное нападение на византийские владения на Кипре), принести ему клятву верности, пообещать освободить цитадель Антиохии, а также являться к нему по первому требованию для несения военной службы и вернуть греческого патриарха в Антиохию. Василеве Мануил торжественно въехал в этот город в апреле 1159 г. Таким образом, прекрасное нормандское княжество, продолжая оставаться вассалом Иерусалима, также стало ленником Византийской империи; вот любопытный пример совместного правления в одной стране: в нем Балдуин III видел единственный шанс на успех.

И в очередной раз союз с Византией обернулся для франков разочарованием. Общее наступление внезапно остановилось в сорока километрах от Алеппо, поскольку Мануил, удовлетворившись обменом пленниками, предпочел поддерживать мирные отношения с Нуреддином. Сведения, содержащиеся в мусульманских хрониках, позволяют нам с уверенностью утверждать, что еще перед началом вторжения в Сирию (в марте 1159 г.) василевс отправил к Нуреддину посольство с богатыми подарками (100000 динаров, жемчуг, 100 шелковых одежд) и посланием, свидетельствующим о дружеских чувствах. Мусульманский правитель тоже передал ему в ответ роскошный подарок. Не странная ли подготовка к началу ведения военных действий? Византия вела двойную политику: она стремилась поддержать равновесие между франками и мусульманами в Северной Сирии и сдержать продвижение Нуреддина, но никоим образом не оттеснять его к Мосулу и Джазире. Действительно, византийский протекторат распространялся только на ослабленную франкскую Сирию. Подавить сирийских мусульман означало бы усилить княжество Антиохийское и, следовательно, дать ему шанс вернуть свою независимость. Разумеется, это была недальновидная политика, но при поддержке нескольких византийских гарнизонов она должна была, по меньшей мере, дать возможность населению княжества вздохнуть чуть свободнее.

После внезапного отъезда василевса в столицу (его беспокоили слухи о готовящемся заговоре) латинские колонии остались лицом к лицу с государством Нуреддина. В Палестине и Центральной Сирии (на территории графства Триполи) христиане еще могли отражать мусульманское наступление и иногда даже одерживать победы; но в Северной Сирии, несмотря не протекторат Византии, дела обстояли далеко не так хорошо. По вполне понятным причинам самым жестоким и самым страшным нападениям подверглось княжество Антиохийское. Рено де Шатийон, ставший благодаря женитьбе наследником Боэмунда Тарентского, был всего лишь рыцарем-разбойником: его склонность к грабежам могла сравниться только с его политической безграмотностью. Осенью 1160 г. он снова предался своей страсти к разорению: в это время года стада Джазиры, Евфрата и северных районов Сирии спускались с гор Антитавра, чтобы вернуться в долину Евфрата к зимним пастбищам; по большей части стада принадлежали местным христианам, выходцам из бывшего графства Эдесского; но это нисколько не заботило Рено де Шатийона, который устроил небывалый доныне грабеж. Обремененные целым океаном рогатого скота, рыцари Антиохии не смогли отразить контратаку правителя Алеппо, действовавшего по поручению Нуреддина. Отказавшись поступиться своей добычей, князь Антиохийский повел себя так, что его схватили. Ему придется провести шестнадцать лет в тюрьмах Алеппо (до 1176 г.). Конечно же, никто не стал сожалеть о его исчезновении, но в критический момент своего существования княжество осталось без правителя. Триполи и Иерусалиму пришлось постоянно помогать осиротевшему городу. Эта исключительно оборонительная позиция, навязанная франкам, предоставляла правителю мусульманской Сирии возможность продолжать происламскую деятельность. Чтобы создать себе в «общине правоверных» бесспорную репутацию поборника священной войны с франками, он заботился о том, чтобы всем стало известно о его набожности. В ноябре 1161 г. в сопровождении своего полководца Ширкуха Нуреддин отправился в паломничество в Мекку. Он много сделал в Хиджазе: приказал обустроить колодцы, привел в надлежащее состояние оборонительные сооружения, отреставрировал памятники Медины, снабдил деньгами и обильным продовольствием правителя двух святых городов (Мекки и Медины).

Совершив паломничество, Нуреддин вновь начал набеги на Антиохию, бывшую, безусловно, самым слабым звеном во франкских колониях Леванта. Балдуин III растрачивал силы королевских войск, сдерживая натиск мусульман в Северной Сирии. Из-за трудностей, создаваемых расстоянием, большинство кампаний заканчивались территориальными уступками в пользу зенгидского государства. Принцип франко-византийского союза пережил себя, не будучи даже реально примененным на практике. Король Иерусалима задумывался о новом политическом курсе иной политики; он уже начал проводить его в жизнь, когда в тридцать три года его настигла смерть (10 февраля 1163 г.). На трон тотчас же взошел его младший брат, Амори. Новый король со своими баронами обратит взоры на берега Нила. Новая тактика христианского королевства произведет крутые изменения на политической арене Ближнего Востока.