Текст книги "Крестовые походы"

2
Помощь анатолийских эмиров

Похвальное слово колониализму

Мы, приехавшие с Запада, вот мы превратились в жителей Востока! Вчерашний итальянец или француз стал галилеянином или палестинцем. Тот, кто пришел из Реймса или Шартра, стал жителем Тира или Антиохии. Мы забыли места, откуда мы родом, кто еще их помнит? О них больше не говорят. Кто-то здесь владеет домом и слугами с такой уверенностью, словно они принадлежат ему в этой стране по исконному праву. Другой взял в жены не соотечественницу, а сирийку, армянку или даже крещеную сарацинку, и вот он уже живет в семье местных жителей. Мы говорим по очереди на всех языках этой страны, и местные жители, и поселенцы стали полиглотами, а доверие сближает самые удаленные народы. Как сказано в Писании, лев и вол будут есть из одних яслей (Исайя). Поселенец стал местным жителем, переселившийся уподобился старожилу. Каждый день родственники и друзья приезжают к нам на Восток. Они, не колеблясь, оставляют все, чем владели. В действительности, тот, кто там был беден, по милости Божьей здесь живет в роскоши. Тот, у кого было всего лишь несколько денье, наживает здесь состояние. У кого не было даже одной деревни, на Востоке становится сеньором целого города. Зачем нам возвращаться на Запад, если на Востоке исполняются все наши желания?

Фульхерий Шартрский

Войска джихада

Необходимо знать, что Ильгази Ибн Артук никогда не вел долгих кампаний против франков; туркменов под его знамена влекла лишь алчность. Они приходили один за другим с мешками, в которых была мука и нарезанная полосками вяленая баранина. Все время, пока шла кампания, Ильгази был вынужден буквально считать часы до ее окончания и как можно скорее возвращался обратно. Действительно, если кампания затягивалась, туркмены разбегались, ибо у него не было денег, чтобы платить им.

Ибн аль-Асир

Победа Рожера Антиохийского над турками, выступившими против крестоносцев в 1115 г., ознаменовала некое отделение Сирии от исламского сообщества. Для сирийских феодалов, оставшихся безо всякой защиты перед неистовством франков, последствия «дня Данифа» были самыми пагубными; но последнее не ограничивалось Сиро-Палестинской географической единицей. Стратегическое превосходство толкало франков к завоеванию других стран мусульманского мира. Сиро-Иранская пустыня хорошо защищала Месопотамию от их посягательств, но полуостров Синай, через который традиционно проходили все армии, являлся для латинян возможностью попасть в богатую долину Нила: феномен крестового похода возник с новой силой.

Мусульманские хроники не ошибались, когда посчитали поражение турок крахом всех своих надежд: «Необыкновенный ужас охватил мусульман; душа у них ушла в пятки, и они думали, что франки вот-вот овладеют всей Сирией, так как у них самих не было воинов, которые встали бы на защиту страны и желали бы изгнать врага из своих пределов» (Ибн аль-Асир).

Поначалу король Иерусалимский пошел войной на Дамасский эмират. Основной целью был не столько сам город, сколько расположенные непосредственно рядом с ним богатые поля пшеницы: долина Бекаа (Боке), плоскогорье Хоррана и долина Гхор (к востоку от Иордана). Затем король Балдуин упрочил свою власть в Идумее, к северу от Мертвого моря, построив Шаубак, великолепный замок, известный хронистам под именем Монреаля (1115 г.).

На следующий год король продолжил движение в Вади Араба и дошел до Айлы, расположенной на самом севере залива Акаба. Через этот небольшой город проходили все караваны, направляющиеся из Египта на арабский полуостров и в Сирию. Балдуин приказал укрепить его и недалеко от берега, на небольшом острове Грей (Джазире Фир'Авун) поместил небольшой сторожевой отряд.

Однако самым смелым походом следует считать тот, который был совершен в 1118 г. С малочисленным, но закаленным войском король выступил в поход еще до сезона, когда обычно велись боевые действия; он обошел стороной гарнизон Аскалона_ч достиг Синайского побережья Средиземного моря и занял Аль-Ариш. 21 марта небольшая франкская армия дошла до Эль-Фарамы, первого египетского города, который, впрочем, сдался без боя. Балдуин продолжил движение к восточному рукаву дельты и долго созерцал мир, столь новый для него. Именно тогда он почувствовал первые признаки болезни и умер на обратном пути в Аль-Ариш (2 апреля). Франки проложили путь в Египет. Вот как повествует об этом летопись Абу'ль-Феда: «В тот год, говорил Ибн Халликан, Балдуин Франкский выступил на Египет! Придя в Эль-Фараму он захватил город, в котором поджег главную мечеть и другие почитаемые места. Там его настигла болезнь, и он умер, не успев вернуться в Аль-Ариш. Его соратники вскрыли ему живот и выбросили все внутренности туда, куда до сего дня мы продолжали выбрасывать камни. Они увезли его тело и похоронили его в Комаме. Себха Бардуила (соляные копи), что находится посреди песков на дороге в Сирию, получила свое название от его имени. Простолюдины говорят, что брошенные камни указывают на могилу Балдуина, но они ошибаются, ибо Юм находятся только его внутренности. Балдуин был повелителем Иерусалима, Акры, Яффы и множества других городов Сирийского побережья; именно он отнял их у мусульман».

Чтобы оградить себя от нового дележа земель, неизбежного в случае победы войск султана над крестоносцами, мусульманские феодалы Сирии, как мы уже видели, включили союзы с франкскими соседями. Военное поражение султанской армии, положившее конец походу, нарушило равновесие на Ближнем Востоке. Победа франков была столь полной, что ставила под вопрос даже само сохранение мусульманских государств. Не имея больше возможности призвать на помощь султана, чтобы тот выслал войска, турецкий правитель Дамаска и атабек Тугтекин обратились к Аль-Афдалу, великому визирю Египта.

После похода Балдуина к дельте Нила египетские власти поспешили вступить в тесные отношения с князем Дамаска. Аль-Афдал предоставил ему необходимые средства и людей, чтобы вести священную войну и доверил ему оборону Тира, последнего из больших фатимидских портов Сахеля, куда приходила военная помощь из Египта. Этот союз не мог не волновать правителя Иерусалима, опасения которого возрастали особенно тогда, когда необходимость защищать северные владения – Антиохию и Эдессу – вынуждала его покинуть город.

Победивший в день Данифа князь Рожер Антиохийский захватил львиную долю территорий, доставшихся франкам после поражения сельджуков. Последние клочки эмирата Алеппо поделили между собой нормандцы. Правитель Бадр аль-Дин Лулу, имевший неосторожность стать на пути похода против крестоносцев, был всего лишь авантюристом, которого ненавидело население Алеппо; его временный союз с Тугтекином не принес ему большой пользы – он не мог реально противостоять Рожеру. Правитель, являясь к тому же слабым политиком, был не способен привлечь население на свою сторону: мамлюки из его собственной охраны убили его из отвращения, когда им нечего было делать. Один армянин, принявший мусульманство, евнух Ярукташ попытался захватить власть, но ему пришлось успокаивать соседей эмирата Алеппо, которые уже бросились в борьбу за лакомый кусок: пока мусульманские князья Джазиры захватывали земли Алеппо, расположенные за Евфратом, князь Антиохийский (в мусульманских летописях он назван Зиродьяр) грабил предместья столицы; не удовлетворившись захваченными городами и крепостями, он приказал предоставить всем франкам право проводить караваны мусульманских паломников из Алеппо в Мекку и, вследствие этого, право взимать пошлину за проезд по христианским землям. Но ему было мало и этого унижения мусульманского мира. Жители Алеппо должны были формально заключить союз с франками, дабы избежать возможного вмешательства мусульман в дела эмирата, ставшего вассальным государством. Войска Алеппо были вынуждены помогать нормандцам отражать нападения как атабека Тугтекина из Дамаска, так и князя Мардинского Ильгази ибн Артука.

Наглое поведение и предъявляемые нормандцами требования вскоре стали невыносимо тяготить простое население Алеппо, требовавшее военных действий вместо все более распространявшегося закабаления. В мае 1117 г. Алеппо отдался во власть Ильгази ибн Артука (называемого мусульманами Наджм ад-Дин иль-Гази). Город, наконец, обрел политического лидера, и произошло это именно тогда, когда франки решили перейти в общее наступление:

В тот год со стороны франкских владений стали доходить падения и слухи, будто франки намеревались овладеть многими городами и крепостями, будто они решили чинить там разорение и наносить всяческий вред, пользуясь и'м, что Ислам не вел против них ни походов, ни священной войны, и будто они уже начали соответствующие приготовления». Тотчас же Ильгази «отправил гонцов в туркменские племена, чтобы призвать их исполнить свой долг и начать священную войну и чтобы побудить их Просить клич во все концы и объединить свои силы».

В апреле 1119 г. Ильгази собрал в Мардине внушительное войско туркменов, пообещав им богатую добычу п приказав уничтожить приверженцев «многобожия» и заблуждающихся. Он вторгся в графство Эдесское, перешел Евфрат и направился к Алеппо. В середине мая туркмены собрались вокруг столицы северной Сирии. Их было очень много, сила их была очевидна; они были похожи на львов, выслеживающих добычу, или на соколов, кружащих над своей жертвой. Стало известно, что Рожер, правитель Антиохии, ушел из города, взяв с собой кого только мог собрать из своих провинций и областей и создав франкские и армянские полки: более двадцати тысяч всадников и пехоты, не считая слуг. Это войско Пило прекрасно снабжено и вооружено с головы до ног. Они стали лагерем в месте, называемом Шармада или Дамит аль-Баках между Антиохией и Алеппо. Как только мусульмане узнали об этом, они кинулись на них, словно соколы, защищающие свое гнездо. Так же быстро, как встречаются два взгляда, встретились и противники. Мусульмане атаковали и окружили франков со всех сторон, рубя их саблями и пуская стрелы; Всевышний – да будет благословенно Его имя – даровал победу над восставшим сбродом Исламу; 7 Раби 1513 (18 июня 1119 г.) меньше чем за час франки были повержены и лежали на земле вперемешку, рыцари и пехотинцы с лошадьми и оружием, так что никто из них не ускользнул, чтобы донести до своих это известие, и их правитель Рожер тоже был среди трупов. Множество очевидцев этого рассказывают, что они сами прошлись по полю битвы, чтобы посмотреть на неопровержимый знак, данный Всевышним, что они видели трупы людей и лошадей, ставших похожих на ежей, так они были утыканы стрелами. Эта победа была одной из самых блестящих; никогда еще Ислам не покрывал себя такой славой. Антиохия, лишенная войска, осталась беззащитной… став легкой добычей для того, кто захотел бы напасть на нее, удачным случаем для того, кто ждал его. Но никто не обратил на это внимания, потому что туркмены ринулись в бой безо всяких приготовлений – так было угодно Аллаху, и. еще и потому, что воины были заняты сбором добычи, которая оттягивала руки, ожесточала сердца и удовлетворяла разум, познавший столько красоты. И вот – это разрушенные дома их (Коран, XXVII, 53). Хвала Аллаху, Господу миров (Коран I, 1)» (Ибн Аль-Каланиси).

Вот рассказ, разительно отличающийся от традиционных эпических повествований, которым слепо следуют некоторые западные писатели и историки. Последние, не долго думая, выставляют военное поражение князя Рожера и уничтожение нормандской армии как новое проявление страстей Христовых. Стоило бы приберечь слезы и причитания для оплакивания убитых горожан и завоеванных крестьян, ограбленных и обращенных в рабство, чем проливать их над воинами, которые, разумеется, добросовестно исполняли свое ремесло, а для них смерть на поле брани была в порядке вещей.

Победа, одержанная мусульманами при Дарб Сармаде (для латинских хронистов это место называлось Ager Sanguinus: Кровавое поле), имела огромное значение. Ислам признал Ильгази «борцом за веру». Его слава была воспета в многочисленных поэмах.

Итак, Антиохию можно было захватить, но туркмены, опьяненные убийствами, резней и отягощенные добычей, посчитали, что кампания окончена, и, ликуя, разошлись. Нормандская столица оставалась легкой добычей, но первым в нее прибыл новый король Иерусалима Балдуин дю Бург. Его армию пополнили отряды Понса Триполийского. Горожане устроили в честь него праздник и признали его своим байлем (бальи), т. е. регентом Антиохии, до того времени пока на Восток не прибудет Боэмунд II, сын Боэмунда Великого. Балдуин укрепил город, чтобы он мог выдерживать атаки, женил вдов, восстановил феодальную иерархию и, набрав войско из тех, кого мог собрать, выступил в поход. Волей судьбы, в которую он более или менее верил, он стал лагерем в окрестностях Телл Данифа (где ранее Рожер разбил наголову сельджукский поход против крестоносцев). Там произошло большое сражение между королевской армией, туркменами, сохранившими верность знаменам Ильгази, и турками Дамаска. Латинские хроники намекают на победу христиан, но следует отметить, что мусульманские войска отступили в боевом порядке. Также не стоит забывать и то, что туркменам эмира Мардина не терпелось вернуться в свои земли (август 1119 г.).

Турецкий полководец оставил племянника Балака в крепости, расположенной неподалеку от Антиохии, дав приказ вести беспощадную войну с ослабевшим княжеством. Балак повел наступление с конца февраля 1120 г., в то время, пока его дядя снова собирал туркменские племена и нападал на земли Эдессы, которые в очередной раз подверглись разграблению.

Тогда же Ильгази направил отряд авангарда к Антиохии, пробыл день в ее окрестностях, однако отошел, как только узнал о приближении Балдуина II. Затем он попытался взять штурмом несколько крепостей, но они были хорошо укреплены и в них хватало провизии; поэтому туркмены начали роптать: «Его войска постигло горькое разочарование, ибо они не могли занять ни одной крепости и не сумели захватить такую же богатую добычу, как и в прошлом году». Чтобы восстановить порядок, грозный эмир приказал побрить и оскопить некоторых воинов; многие племена озлобились, покинули армию и вернулись в Джазиру. Время было выбрано самое неподходящее, так как христианское войско как раз подходило к землям Алеппо. Франки шли плотной массой, не попадаясь в западни, тщательно приготовленные для них турками. Осыпаемые градом стрел и окруженные со всех сторон бесчисленными мусульманскими отрядами, они, тем не менее, продвигались к городам, потерянным за год до этого, после поражения при Дарб Сармаде.

На Ильгази, которому все труднее и труднее было управлять своим ненадежным недавно набранным воинством, произвела впечатление сплоченность христианской армии, и он отступил. Так король Балдуин II, не начиная сражения, одержал вверх над противником и смог вернуть большую часть земель, отобранных у нормандского княжества. Не стоит заблуждаться: никто из противников не изменил соотношение сил в свою пользу; королевская армия, закованная в броню и тщательно построенная, действовала в соответствии с правилами западной стратегии, а туркмены сражались по правилам, типичным для Центральной Азии, атакуя, окружая и изнуряя противника бесчисленным количеством мелких ударов, при этом старательно ускользая от прямой лобовой атаки, столь выгодной для тяжело вооруженных рыцарей.

Поскольку людские ресурсы туркменов были неисчерпаемы, их поражение носило лишь временный характер; что же касается королевской армии, она не могла позволить себе допустить стратегическую ошибку, которая привела бы к военному краху – он бы «ipso facto» поставил под удар саму колонизацию.

Отступление Ильгази ни в коей мере не бросало тень на его репутацию: напротив, его первенство в ведении священной войны было теперь неоспоримо; поэтому именно его призвали на помощь, чтобы изгнать нового христианского врага, появившегося на Кавказе: грузин. Этот далекий поход истощил его силы, и он вернулся в Мардин в весьма печальном состоянии. Тот, чью роль западные историки сводят до предводителя удачливой банды, на самом деле был настоящим турецким атабеком, грозным воином и рассудительным правителем. Вот один пример: разумно принятые им меры вернули разрушенному Алеппо былое процветание. «В том году мы узнали, что эмир Ильгази отменил рыночные пошлины, которые налагались на жителей Алеппо, так же как и оброк продовольствием и повинности, он также упразднил все тиранические нововведения и все ненавистные налоги; эти меры были приняты с признательностью, благодарностью и благорасположением, и мы молили Бога за эмира» (Ибн аль-Каланиси).

Артукидское государство простиралось на северо-восток от франкских государств. От высокого анатолийского плато до плодородной долины Джазиры, от Мардина до Алеппо оно, словно в тисках, сковывало северные владения христиан. Опасность была столь велика, что со смерти князя Рожера король Иерусалимский ежегодно покидал Палестину, чтобы отправиться из Святого града в дальний путь защищать владения от нападений Ильгази.

Поход 1122 г. (уже четвертый, возглавляемый Балдуином II) закончился в конце августа. Когда король вернулся в Иерусалим, а больной Ильгази – в Мардин, Балак, племянник последнего, по-прежнему находившийся в Алеппо, решил возвратиться в свое владение Харпут в восточной Анатолии: для этого он выбрал кратчайший путь через Эдессу. Будучи предупрежден заранее, Жослен де Куртене, уже некоторое время управлявший княжеством, бросился за ним в погоню. Действительно, какой это был бы подвиг – схватить уже известного Балака ибн Бахрама ибн Артука, племянника Ильгази! Однако в яму попал тот, кто ее копал: «Балак с восемью сотнями всадников ожидал его в месте, где текла река, окруженная со всех сторон болотами; он занял укрепленную позицию. Словно одержимые, франки бросились на турок, но не смогли преодолеть глубокие овраги, защищавшие их. Неверные ранили стрелами лошадей, которые рухнули оземь. Они взяли в плен Жослена и Валерана (Галерана) и разбили остальных христиан. Оба графа, закованные в цепи, были уведены в Харпут и брошены в темницу» (Матвей Эдесский).

Балак предложил своим пленникам свободу в обмен на землю Эдессы. Кемаль ад-Дин в хронике Алеппо передает нам их ответ: «Мы словно верблюды, нагруженные поклажей; когда одно из этих животных гибнет, его груз перекладывают на другого; так и сейчас, то, чем мы владеем, перешло в другие руки».

Помимо регентства в Антиохии Иерусалимскому королевству пришлось взять на себя еще и правление Эдессой. Однако 3 ноября 1122 г. смерть Ильгази несколько ослабила давление на франкские колонии. Артукидское княжество было поделено на три части, что немедленно привело к раздроблению его военной мощи. Балдуин II снова направился на восток и начал жесточайшую войну с Алеппо: «Все торговые пути караванов были перерезаны, и город был обречен на голодную смерть». Доведенный до отчаяния, он снова признал себя вассалом франков. Добившись этого признания, король пересек Эдесское государство – свое старинное владение – и отправился сражаться с Балаком на его земле.

От Турбесселя король поднялся по западному берегу Евфрата до Самосаты; он остановился на восточном берегу Сании (напротив римского порта Синге). Именно там он приказал разбить лагерь, не догадываясь, что Балак с большим войском уже устроил для него засаду: «Когда палатка короля была поставлена, он захотел развлечься соколиной охотой. Внезапно Балак со своими воинами напал на христиан, устроил ужасную резню и захватил в плен короля Балдуина» (18 апреля 1123 г.). Он привел его в Харпут, где тот и встретился в темнице с Жосленом и его двоюродным братом Валераном.

Латинский феодализм лишился вождей: князь Антиохии умер, граф Эдессы, король Иерусалима и регент Антиохии были в тюрьме; оставался лишь Понс Триполийский: возможность покончить с ним представлялась весьма заманчивой, но прежде чем напасть на земли франков, ощетинившиеся крепостями, анатолийский эмир, имевший все шансы победить, должен был объединить государство своего дяди Ильгази. Балак остановил выбор на Алеппо, князю которого пришлось согласиться на тяжкий франкский «протекторат»: «Эмир Балак ибн Артук… сжег посевы и осаждал город до тех пор, пока не получил в обмен на сохранение жизни обещание сдать город его двоюродному брату Бадр ад-Дуле ибн абд аль-Джаббуру». Немного погодя он напал на территории франков. Он был уже перед Кафр Табом, когда до него дошла ошеломляющая новость: Балдуин и Жослен бежали из Харпута! Михаил Сириец так рассказывает об этом событии: «В Хесна-Зиаде (Харпуте) поднялась волна мятежа. В крепости находились работавшие там армяне. Увидев, что крепость надежно укреплена и что ее охраняют несколько солдат, они собрались возле ворот, сетуя на свое жалованье. Затем они внезапно бросились вперед, схватили спрятанные сабли и убили трех человек, охранявших ворота; после чего кинулись освобождать короля, Жослена и остальных. Они убили мусульман и овладели крепостью. Горожане собрались вместе и принялись атаковать их. Тогда Жослен пошел на хитрость. Ночью он вышел из крепости в сопровождении одного армянина, поклявшись королю привести армию и вернуться, чтобы охранять крепость, если это им удастся, или же забрать короля и уйти».

В это время «Балак, вернувшийся в Алеппо, узнал во всех подробностях о восстании, сделавшем христиан хозяевами Харпута; он кинулся туда быстрее орла; через 15 дней он был уже у города и осадил его крепость. Установив баллисты и подкопав крепостную стену, он обрушил башню Великого Эмира и навел ужас на христиан. Граф Валеран сдал ему Харпут. Он приказал убить пленников числом шестьдесят пять человек, а с ними восемьдесят красивых женщин (должно быть, наложниц из его гарема – они, безусловно, примирились с новыми правителями), повелев сбросить их с крепостных стен» (Матвей Эдесский). «Тогда Балак, взяв с собой закованных в цепи короля, Валерана и сына его сестры, поспешил уехать, потому что ему не терпелось разграбить христианскую землю» (Михаил Сириец).

Франки, уязвленные местью эмира, начали неслыханные по жестокости репрессии. Столкновения оканчивались победами или поражениями по воле случая. Что касается Балака, то он решил захватить владения Артукидов, в Джазире, где он набирал туркменских воинов; и именно в этот момент против него подняли восстание жители города Менбидж, находившегося на пути между Алеппо и Мардином! Предводитель мятежа призвал на помощь франков из Эдессы, появившихся там почти одновременно с войсками правителя Анатолии. Битва длилась долго и закончилась поражением христиан, так что разбитая конница Эдессы должна была обратиться в бегство (5 мая 1123 г.). Окрыленный успехом, Балак провел ночь в молитвах. Утром он приказал убить всех франкских пленников, затем «подошел к городу и дал войскам приказ атаковать его. От радости, которую внушила ему победа, он снял железную кольчугу. И тут какой-то солнцепоклонник из крепости пустил стрелу, которая пронзила ему пах и смертельно ранила. Призвав к себе Тимур Шаха, сына Ильгази, он передал ему свое государство» (6 мая 1124 г.). «Его смерть вызвала всеобщее ликование среди франков, но в землях, принадлежащих ему, воцарились великая скорбь и глубокая печаль, ибо он всегда проявлял благосклонность к подчинявшимся ему армянам» (Матвей Эдесский).

Говорят, что Балак, выдернув стрелу, нанесшую ему смертельную рану, якобы воскликнул: «Этот удар несет смерть всем мусульманам». Быть может, данная фраза является всего лишь литературным восклицанием, придуманным каким-нибудь придворным летописцем; тем не менее, она ясно передает политические события, а именно крах мусульманской «реконкисты». Не дожидаясь, пока новая династия займет место Артукидов, франки, не подвергая себя никакой опасности, смогут укрепить влияние и попытаются расширить владения, захватив всю Сирию. Мусульманское поражение было столь очевидным, что 7 июля 1124 г. франко-венецианская армада справилась с неприступным Тиром даже в отсутствие короля, который по-прежнему томился в темнице артукидской крепости. Правда, его заключение подходило к концу, ибо слабовольный преемник Балака согласился отдать царственного заложника в обмен на некие политические привилегии и фантастический выкуп в восемьдесят тысяч динаров. Деньги были выплачены, и король обрел свободу в августе 1124 г., однако его духовенство тут же освободило его от политических обязательств, «данных по принуждению». Такое поведение говорит о весьма своеобразном понимании рыцарской чести; но были события и получше этого: дабы вернуть издержки, возникшие в связи с его огромным выкупом, Балдуин II начал масштабную операцию, чтобы завершить завоевание бывшего эмирата Алеппо. 19 октября 1124 г. он осадил столицу: войскам Антиохии и Эдессы помогали арабы – кочевники эмира Дюбаиша (последний вместе с преданными ему бедуинами уже много раз отказывался подчиняться приказам султана и отвергал главенство халифа: чтобы завоевать себе место под солнцем Сирии, он не нашел ничего другого, как заключить союз с франками, которые в случае победы их союза пообещали ему отдать лучшую часть наследия Артукидов – эмират Алеппо; из-за близости его земель к христианским территориям он бы признал протекторат франков, отдал бы им некоторые владения и предоставил бы им льготы при торговле).

План цитадели Алеппо

Осаждавшим также помогал один из сыновей Мелика Ридвана, которого Ильгази изгнал из города. Ситуация стала еще интереснее, когда к нападавшим присоединился представитель боковой ветви Артукидов. Все три мусульманских претендента надеялись получить власть над городом: королю оставалось лишь выбрать самого покорного, чтобы он успешно правил от его имени! Кемаль ад-Дин описал нам несколько наиболее жестоких сцен осады Алеппо: «В начале осады они срубили деревья, разрушили множество гробниц, вскрыли могилы мусульман и вытащили гробы, которые употребили как сундуки для своей провизии. Они сняли с мертвых саваны, затем откопали еще сохранившиеся тела, привязали веревки к их ногам и волочили их по земле на глазах у мусульман, одни при этом кричали: „Вот ваш пророк Магомет!" другие: „Вот ваш Али!" Они также забрали Коран из одной гробницы, расположенной за стенами Алеппо: „Мусульмане, видите, что мы сделаем с вашей книгой?" – восклицали они. Один из них проткнул ее с двух сторон, продел в отверстия веревку и прикрепил ее как наспинный ремень под хвост своего коня. Каждый раз, когда конский навоз падал на Священную книгу, слышались аплодисменты, смех, крики оскорбительной радости. Если им попадался мусульманин, они отрубали ему кисти рук и кастрировали его, а затем отпускали. Мусульмане так же обращались с франкскими пленниками или же просто душили их».

Алеппо был доведен до последнего предела: пропитания не было, население начало поедать собак и трупы, свирепствовала дизентерия, увеличивавшая и так уже длинный список жертв. Нескольким священнослужителям удалось выскользнуть за городские стены, пересечь линии франков и добраться до Мардина, где предусмотрительно укрывался жалкий наследник Ильгази. Вместо того, чтобы оказать помощь посланникам осажденного города, этот представитель вырождающегося рода Артукидов приказал бросить их в темницу. Они сумели скрыться и добрались до Мосула, где их сетования были внимательно выслушаны. Должность правителя города с недавнего времени занимал наш старый знакомый Ак Сонкор Бурзуки, тот самый, что некогда потерпел поражение в джихаде. Старый атабек собрал войско и форсированным маршем подошел к Алеппо. Его появление было полной неожиданностью для осаждавших: «Когда он пришел им на помощь в месяц зу-л-хиджа (январь 1125 г.) и когда франки узнали, что он находится рядом с ними и какой силой и наступательной мощью он обладает, то спешно отступили и обратились в беспорядочное бегство, преследуемые легкой конницей, которая хватала в их рядах тех, кто сдавался на ее милость; ни один из убегающих не остановился, пока не добрался до Антиохии. Франки построили в лагере дома и хижины, чтобы укрываться от зноя и холода, они решили остаться там. Но Всевышний – да будет благословенно Его имя! – сжалился над жителями Алеппо, избавил их от бедствий и несчастий. Этим прекрасным поступком Ак Сонкор Бурзуки заслужил общую признательность и похвалу; он вступил в Алеппо и, поведя себя достойно, установил хорошие отношения с жителями города и приложил все усилия, чтобы защищать и охранять его, так что город вернул себе былое процветание, земля вновь стала богатой, дороги – безопасными, и туда стали стекаться караваны, привозящие товары для продажи и обмена» (Ибн аль-Каланиси).

Отныне судьбу отношений мусульман и франков решал атабек Алеппо и Мосула. Он придал реальное содержание обычаю султана поручать ведение священной войны в Сирии именно правителю Мосула. Отныне джихад перестанет быть походом, ведущимся издалека и неотвратимо разбивающимся о стены Эдессы: теперь у атабека был Алеппо, город, расположенный в непосредственной близости от двух франкских государств Северной Сирии. Бурзуки взял под свою защиту всех мусульманских князей, которым угрожали франки. Разумеется, они еще не были готовы довериться ему, чтобы создать общий фронт сопротивления, но, столкнувшись с врагами, которых объединял монархический принцип, они тоже начали действовать заодно. У атабека Мосула не хватило времени и дальше заниматься делом объединения народов, поскольку, едва вернувшись из летнего похода 1126 г., – он вел затяжную войну с Балдуином II, – он пал под ударами исмаилитов (известными в западной исторической литературе под именем «гашишинов» или ассасинов). Эта еретическая секта, настоящая анархическая организация мусульман, беспрестанно наносила удары по самым высоким кругам ислама. Фактически, используя террористические методы, они действовали заодно с властью франков. Убийство атабека Алеппо и Мосула разом остановило реорганизацию мусульманской Сирии. Его сын беспрепятственно взошел на престол, но не стал следовать политической линии, намеченной отцом, попытавшись под предлогом улучшения организации походов против франков объединить под своим началом все мусульманские владения Сирии: «Когда его власть стала прочной, его сила возросла, а влияние усилилось, он возгордился, грудь его распирало от юношеского пыла, и он задумал напасть на сирийские территории, овладеть мусульманскими крепостями, а затем начать священную войну против отрядов франков». Тогда восстали князья и феодалы. Анархия, едва притормозив в связи со случайной смертью претендента, набирала обороты.